Возможно, впервые в своей жизни Виталий Борисович устал — ощутил на себе давление в семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. Кроме того, что столб оказался чудовищных размеров, он был еще и влажным. Хлестало месяц, превратив город в одну большую лужу. Вспомнилась древняя сказка о старике Ное, и пришло опасение, что это и вовсе не сказка, а если осадки не прекратятся в ближайшее время, действительно наступит конец света. Однако, похоже, никто не замечал приближающейся трагедии и не собирался разделять опасения Виталия Борисовича — жили как прежде: ходили на работу, в магазин, а по вечерам смотрели телевизор. И он смотрел — пялился в экран, смутно отдавая себе отчет, что там происходит.
— Хандра, — говорил он, — обыкновенная осенняя хандра, смена времени года и ничего более. Как только прекратится этот ужасный ливень и выглянет солнце, все образумится. Существуют люди, зависимые от погоды, и те, для которых нет никакой разницы. Они настолько совершенны, настолько бесчувственны и холодны, что происходящие вокруг их изменения — не более чем смена верхней одежды. Пошел дождь — взял зонт, выглянуло солнце — плащ снял. Вот и все! Все остальное — вымысел и глубочайшее заблуждение тех, кто действительно в нем нуждается. Скучно им, или книжек начитались.
Поднялся, прошел на кухню и глянул в окно. Льет, сволочь! Решил всех нас утопить, а может, как раз наоборот…
Он где-то читал или слышал или это еще одна бредовая идея? Ерунда, обыкновенные атмосферные осадки, последствия климата, в котором приходится жить. А идея, пусть она и глупа, все же интересна. Сколько нас? Много, и за каждым небольшой грех — совсем крохотный, несущественный, а если сложить вместе — уже кое-что, а если вспомнить, о чем забыли, и туда же — в общую кучу? Нужен душ, а тут ливень, который идет уже третью неделю!
Ливень и вовсе не ливень, баня это небесная, где видней и понятней, сколько и кому причитается. А они спрятались! Укрылись в своих норках и ничего не замечают — башмаки и сапоги сушат — воды-то и по колено не будет.
Как он устал! А вроде ничего и не делал — на службу сходит, чего-то там сделает, бумагу напишет или наоборот бумагу уничтожит. Вверх по лестнице поднимется, вниз спустится, поговорит или помолчит — день прошел. Сводку почитает, начальника послушает, в город съездит, зарегистрирует происшествие, в окно посмотрит, в сейф заглянет — еще один день. За ним другой, третий, неделя проскочила, и устал. А они не устали — воровать, обманывать, грешить и убивать. И дождь им всем нипочем, дождь им помощник и товарищ! Прошел и никаких следов. Так все же, лечит он или калечит? И лечит — смывает наши грехи, и калечит — покрывает мраком содеянное.
Улыбнулась ведущая, то ли в попытке взбодрить зрителя, что прилип к экрану телевизора, то ли от собственной значимости и доступности каждому. А может, и то и другое и третье — слишком мрачно и тревожно кругом.
Виталий Борисович глянул в книгу и понял: ничего и никогда он не узнает и не поймет. Прошлое — еще большая тайна, непостижимая и бездонная, и сколько в эту яму не кричи, как глубоко не опускайся, пределы ее безграничны, а темнота — вечная.
История — красивое слово, сродни сказке, где все персонажи надуманы, а действия вымышлены. Для каждого история своя, личная, как и огорчения, как счастье, как люди — близкие и дорогие сердцу, кого невозможно забыть и похоронить, кто является нам и говорит на непонятном языке. Является без приглашения, в день и час ему известный и понятный. К перемене погоды, говорят старики, хотя и без гостей знают, пойдет дождь или взойдет солнце.
Пришла ночь, и небо расчистилось. Высыпали звезды — места хватило всем. Он спал — лежал на кушетке — еще не старый мужчина, задающий себе слишком много вопросов, на которые не существует ответов. Он спал и не знал, кто пожалует к нему в гости на этот раз — уже знакомая Клавдия Степановна, либо Ефим Пафнутьевич — заблудившийся перед входом в преисподнюю. Спали и другие — Сережа Кулебяка, мечтающий получить новую квартиру, Алексей Митрофанович Горелик — этот сумасшедший математик, Володя Пастушный, наконец, добравшийся до деревни, Дарья Никитична — постаревшая Дашенька, дочь Зоя с неожиданно разбогатевшим мужем Сашей и нашкодившим сыном Павликом. Из всей компании бодрствовал только сторож — Кирилл Гаврилович сидел за столом в одном из залов библиотеки и внимательно разглядывал снимки времен Великой Отечественной войны — там они все еще были живые, стояли у развернутого боевого знамени и смотрели в будущее — на нас смотрели.