Чай пили с ватрушками. Не спеша наливали и пили. Александр Николаевич из стакана, Зоя Константиновна из чашки. Сидели за столом, не на кухне, а в гостиной — событие неслыханное. Так как в гостиной собирались только в исключительных случаях, к которым можно было отнести Новый год, дни рождения членов семьи и приезд близкого товарища из дальней заграницы. Ни в один из перечисленных праздников сегодняшний день не входил. Кроме пузатого чайника, сервиза на шесть персон, краковской колбасы и банки красной икры — початая бутылка дорогого коньяка. Настоящего, французского и не из супермаркета, а из Парижа.
— Ммммммм-да, — произнес Александр Николаевич и налил настоящего французского коньяка из города Парижа в рюмку.
— Что будем делать? — поинтересовалась Зоя Константиновна.
— С деньгами? Ничего не будем, для начала проверим, вдруг они фальшивые?
— Саша! Ты меня не пугай! Перенесенных переживаний мне вполне достаточно. Ты бы видел себя со стороны — глаза бешеные, волосы взъерошенные. А как проверить?
— Нужно подумать. Лучше в каком-нибудь отдаленном пункте обмена, чтобы не привлекать излишнего внимания. Достаточно одной банкноты.
— Проверили, деньги настоящие.
— Ты увольняешься с работы, — Александр Николаевич продолжал согревать своим теплом голубой хрусталь бокала, предвкушая, как он отправит внутрь себя дары Франции.
— Почему я, а не ты?
— Мужчин — домохозяек не бывает, скажешь, что заболела.
— Чем?
— Неважно. Если деньги настоящие, для нас многое теряет привычное значение.
— А если фальшивые?
— Вряд ли, думаю, доллары настоящие. Если бы они были фальшивыми, их выбросили бы на помойку, но никак не из окна! Кто будет выбрасывать из окна фальшивые доллары! Это же опасно!
— А выбрасывать настоящие — не опасно?
Достойно ответить или возразить Александру Николаевичу было не суждено — зазвонил телефон.
— Ответь.
— И что сказать?
Александр Николаевич и тут не спешил, глотнул из бокала и блаженно поморщился.
— Что хочешь — то и скажи. Зося, мы теперь можем говорить, все что угодно. Хочешь — скажи, я заболел или ушел или меня нет дома, и никогда больше не будет — мы купим новый дом.
— Новый дом?
— Да, — и глянув на бутылку, продолжил свою мысль, — во Франции.
— Почему во Франции, а не в Англии?
— В Англии сыро и постоянные туманы и движение там левостороннее.
— Я английского не знаю.
— И я не знаю, — не моргнув глазом, признался Александр Николаевич. — Сейчас это не важно. По-английски у нас будет говорить горничная.
— А как мы будем говорить с ней?
— По-русски. И о чем можно говорить с горничной? Завтра же схожу в библиотеку, если хочешь — пойдем вместе. Выберем себе для проживания подходящую страну.
Зоя Константиновна икнула.
— Ты хочешь дом?
— Ну не квартиру же! А эту, — Александр Николаевич обвел ленивым взглядом помещение, которое неожиданно стало тесным и явно неуютным, — сдадим в аренду или продадим. Хотя лучше продать — на карманные расходы.
Телефон продолжал звонить.
— Что за люди! Я уже давно заметил: нашим людям явно не хватает хорошего воспитания. Да и откуда ему взяться? Учат, черт знает, чему — математике, химии, физике, но не приличным манерам. Четыре звонка — не более! Более — это уже развязанность, близкая к хамству. Ты знаешь, дорогая, почему они плохо живут?
— Они?
— Да — они, наш народ, почему он так плохо живет и постоянно жалуется на свою судьбу? — Отсутствие воспитания. В семье одни требования, в школе другие, а в жизни — третьи. Вот и все! Вот вам и ответ на поставленный вопрос. Я, наверно, напишу книгу и назову ее,…-Александр Николаевич сделал еще один глоток, — назову ее «Особенности русского характера — за и против».
— А почему «за и против»?
— Подсказывает дискуссионную направленность работы. Фактов у меня достаточно, я сам русский, а опубликую книгу обязательно на Западе, может, в Германии, может, во Франции. Хотя во Франции вряд ли, там нашего сброда еще с прошлого века хватает.
— Саша.
Телефон наконец умолк.
— К чему тебе книга?
— Деньги у нас теперь имеются в избытке, мы даже не знаем, сколько. Напомни, кстати, чтобы я завтра купил машинку считать эти проклятые доллары. Тебе тоже придется основательно подумать. Домохозяйка — не профессия и не увлечение, а жить-то дальше нужно.
— Мы будем путешествовать, — вспыхнув от счастья, произнесла Зоя Константиновна.
Александр Николаевич улыбнулся.
— Опасно.
— Мы купим самолет.
— Боюсь, не хватит денег. Чтобы купить самолет потребуется значительно большая сумма. Нет, ни в коем случае! К чему рисковать? На яхту, боюсь, тоже не потянем. Эти яхты такие дорогие, ты даже представить себе не можешь. Что в ней особенного? Лодка как лодка, а стоит миллионы! А страховка? Экипаж? Налоги, наконец! Мечтать нужно тоже осторожно, я бы сказал, не торопясь. Начнем с дома.
— А может, никуда не поедем? Павлик школу не кончил, новый коллектив, новая обстановка — еще один стресс.
— Ты дверь закрыла? Он когда из школы приходит?
— Как обычно после трех.
— Уже без пяти! Деньги нужно срочно убрать — ни к чему его травмировать.
— А что мы ему скажем? — Зоя Константиновна выглядела взволнованной.
— Как что? Ничего! — Александр Николаевич бросился закрывать бутылку, — простудились.
— Оба?
— Сначала ты, а потом уже я или нет. Я простудился, а ты прибежала с работы.
Сына Александра Николаевича и Зои Константиновны звали Павлик. Не Павел или Павлуша, а именно Павлик. Павликом он стал задолго до своего появления на свет. Каким-то сверхъестественным чувством будущая мать понимала, что должен родиться мальчик и назвала его, отбросив в сторону разного рода предрассудки. Мальчик получился удачный и внешностью, и характером, хотя все же, наверно, больше характером — совсем безпроблемный. В младенчестве позволял родителям спать, не капризничал по ночам и был на удивление послушным. Достаточно было сказать раз, и Павлик все тут же понимал. Говорить не умел, а понимал! Моргнет глазками, словно подсказывая, мол, все понятно, можно не повторять. Скажете, не бывает, вздор и полная ерунда. А вот бывает! Нужно, предположим, Павлику сходить по малой нужде. А как сходить, если он и ходить не умеет? Другой малыш справит дело под себя и давай орать благим матом, а Павлик пискнет три раза — знак подаст и дожидается. По большой нужде — четыре раза. Зоя Константиновна вначале не поняла, почему три раза а не два? А уж потом догадалась, два раза можно и не услышать, а вот три — шансов значительно больше. А еще поняла Зоя Константиновна, что сын ее к себе приучает, не она Павлика, а именно Павлик! Чрезвычайно смышленый малыш, даже как-то не по себе, чтобы в таком возрасте, когда действует только безусловные инстинкты, на лицо явные признаки интеллекта. А заговорил как? Не мама или папа — первые слова, от которых едва не сходят с ума родители. Первое предложение, которое выдал Павлик, оказалось сложноподчиненным! И так во всем, что касалось вхождения малыша в жизнь. Мать сказку прочитает, на следующий вечер Павлик требует новую: не интересно, говорит, финал уже знаю, интриги никакой. Как вам! Интриги! Зоя Константиновна с ног сбилась — переносила из библиотеки все детские книжки, на свои собственные уже денег не хватало. Разоришься окончательно, если каждый день будешь новые покупать. А как иначе? Как расширять кругозор ребенка? В четыре года Павлик уже постиг грамоту и самостоятельно читал все, где был хоть какой-либо текст. Газеты проглатывал за завтраком, так что для родителей не было никакой необходимости знакомиться с новостями — рассказывал Павлик. Отправили в школу, а он заявляет: скучно мне, делать нечего, все знакомо и уже давно пройдено. Пришлось поговорить отцу — провести профилактическую беседу. Александр Николаевич даже несколько расстроился: чрезвычайно умный ребенок такая же головная боль, как и тот, что отстает в своем развитии от сверстников. Ни у Зои Константиновны, ни у Александра Николаевича в роду гениев не было, поэтому папаша так и сказал Павлику.
— Павлик, — сказал Александр Николаевич, — у меня к тебе большая просьба — не расстраивай родителей.
— То есть? — уточнил Павлик.
— Расти и развивайся как самый обыкновенный ребенок, а как достигнешь совершеннолетия, делай что хочешь. Слова тебе не скажем, не возразим, а сейчас… думаю, ты понял.
— Никаких проблем, — заверил Павлик, — краснеть за меня не придется. Я тогда пойду, на футбол ребята приглашали.
— Замечательно! — обрадовался Александр Николаевич, — сходи, погоняй мяч, побегай от души, а матери я скажу, что мы с тобой переговорили. Хорошо?
— Хорошо.
И Павлик пошел на футбол, но не гонять, как выразился отец, мяч, а делать ставки на тотализаторе. В прошлый свой поход он неплохо заработал, однако чтобы не расстраивать родителей, данный факт от них скрыл. Что в действительности творилось в голове у Павлика, знал только сам Павлик, хотя, вероятно, мыслил он куда более здраво, чем предполагали родители. На момент описываемых событий юное дарование, а мы в этом нисколько не сомневаемся, занимался тем, что пополнял свой «карманный бюджет» — проводил еще одну финансовую операцию — менял рубли на доллары. Менял, когда многие как раз от американской валюты избавлялись — российская экономика, как утверждали маститые специалисты, была на подъеме. Правда, через некоторое время этот подъем закончится в глубокой яме, однако не будем торопить события и тем более совать нос в государственные дела. Газеты Павлик не только почитывал, но и анализировал, поэтому пришел к одному простому и в то же время важному заключению. Если наверху обещали полный штиль и дальнейшее укрепление национальной валюты, следовала ждать как раз обратного, чем Павлик и занимался — скупал доллары, на которые неожиданно упал спрос.
Домой он добрался, явно не рассчитывая встретить семейство в полном составе. Отец чем-то довольный сидел за столом в гостиной, неплохо выглядела и мамаша. Общую картину завершало нечто, витающее в атмосфере — что именно Павлик не понял, хотя и почувствовал.
— Простудился, — сказал Александр Николаевич, — вероятно, надуло, пришлось взять больничный.
— Ты всегда относишься к своему здоровью с вызывающей небрежностью, — с укором в голосе произнесла Зоя Константиновна, — схожу в аптеку и куплю общеукрепляющих препаратов.
Павлик еще раз бросил внимательный взгляд на отца. Больной выглядел вполне здоровым, даже счастливым. Если бы не легкая отстраненность или рассеянность, исходящие от Александр Николаевича, впору сказать: отобедал человек и пребывает в состоянии близком к блаженству. Рассеянность и в самом деле имела место — Кузнецов уже давно оседлал фантазию и наблюдал за происходящим с высоты птичьего полета. Какие бы советы он не давал жене, каким бы взвешенным и продуманным не было его жизненное кредо, Александр Николаевич не мог удержаться, чтобы не помечтать, как говорится, по полной программе.
Купить новый дом — это здорово. Это великолепно, но куда большее возбуждение вызывала возможная реакция всех тех, кто был с ним знаком. Александр Николаевич перебирал в памяти имена близких ему людей и каждого мысленно ставил в известность о неожиданно свалившемся на него счастье. К большому удивлению, не многие восприняли с радостью данное событие. Нашлись знакомые, кто не только отказался его поздравить, но затаил на Александра Николаевичу обиду! А один очень хороший и проверенный временем товарищ сказал: дуракам везет! Кузнецов мог бы свалить сказанное на разыгравшуюся фантазию, но слова, что прозвучали в его голове, принадлежали без всякой ошибки товарищу. В ином свете предстала перед Кузнецовым еще парочка друзей, планировавшая взять у Александра Николаевича в долг некую сумму и не вернуть. Они так и решили — взять и не вернуть! Поэтому уже через пять минут ни о каком блаженстве на лице Александра Николаевича не могло быть и речи. Напротив, он нахмурился и полез в шкафчик.
— Для профилактики, — подсказал Кузнецов сыну, наливая коньяк в рюмку. Павлик с любопытством наблюдал — видеть отца за употреблением даже легких алкогольных напитков ему не приходилось.
Зоя Константиновна произнесла из прихожей что-то похожее «я скоро вернусь» или «я скоро приду». Хлопнула дверь, Александр Николаевич налил еще грамм пятьдесят. Как ни странно, но определенная часть обиды пропала — он продолжал размышлять дальше. Если все они — мои, так называемые, товарищи и друзья, прониклись мерзким и отвратительным чувством зависти, узнав, что ему выпало счастье, что произойдет, если им станет известно, какое именно счастье обрушилось на Александра Николаевича! Половину из них отвезут с приступом стенокардии, другая половина, продолжая заискивать и улыбаться, его возненавидит. Сделанное открытие неприятно поразило Кузнецова, и он вновь нахмурился. Потерять близких тебе людей всегда неприятно, а товарищей — тем более. Однако не столь легкомысленным был Александр Николаевич, чтобы принимать близко к сердцу досадные огорчения. Не было у него друзей! Никогда. По одной и вполне разумной причине — Кузнецов умел дружить, при этом не нуждаясь в товарищах. Да, люди к нему тянулись — одни очарованные приятным характером Александра Николаевича, другие вниманием, которое он щедро дарил каждому, как и совет — часто толковый и полезный. Хотя, что есть совет и внимание? Категории, не требующие материальных вложений, пусть и приносящие неплохие дивиденды. Порой не меньше, чем проценты от банально ссуженной суммы в денежных знаках. На всех, кого Александр Иванович встречал на своем жизненном пути, он смотрел как на потенциально-выгодное приобретение, от которого в дальнейшем можно что-либо получить. Пусть не сегодня, не сейчас, но получить — завтра, через месяц или два. Он твердо знал, момент обязательно наступит, и поддерживал отношения, как заботливая хозяйка поливает в горшочке хрупкий стебелек, уверенная, что вскоре появятся и цветочки. Сорвав цветочек, Александр Николаевич горшочек не выбрасывал, вновь поливал — оказывал внимание и щедро делился мудрыми советами. И продолжал, не спеша, ждать. Спешку Кузнецов не любил.