Голос блокадного Ленинграда - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Каменная дудка
Я каменная утка,Я каменная дудка,Я песни простые пою.Ко рту прислони,Тихонько дыхни —И песню услышишь мою.Лежала я у речкиПростою землею,Бродили по мне журавли,А люди с лопатойПриехали за мною,В телегах меня увезли.Мяли меня, мялиРуками и ногами,Сделали птицу из меня.Поставили в печку,В самое пламя,Горела я там три дня.Стала я тонкой,Стала я звонкой,Точно огонь, я красна.Я каменная утка,Я каменная дудка,Пою потому, что весна.1930
Осень
Мне осень озерного края,как милая ноша, легка.Уж яблочным соком играя,веселая плоть налита.Мы взяли наш сад на поруки,мы зрелостью окружены,мы слышим плодов перестуки,сорвавшихся с вышины.Ты скажешь, что падает время,как яблоко ночью в саду,как изморозь пала на темяв каком неизвестно году…Но круглое и золотое,как будто одна из планет,но яблоко молодоетебе протяну я в ответ.Оно запотело немногоот теплой руки и огня…Прими его как тревогу,как первый упрек от меня.1929
ОХОТНИКУ
Слезам моим не веришь,тоски моей не знаешь,чужой тропинкой зверьейидешь, не вспоминая.Ты близко ли, далеко ли,ты под каким же небом?То кажется — ты около…То чудится — ты не был…Ты — ястребом, ты — волком,ты — щукою на днепо Вырице, по Волхову,по Северной Двине.Ты песням не поверишь,тоски моей не знаешь,чужой тропинкой зверьейидешь — не вспоминаешь…1929
ПИСЬМО ИЗЛЕНИНГРАДА
…А у нас на Неве — ледостав.Длинный ветер с залива пришел.Переходим на зимний устав,снаряжаем в путь ледокол.Он стоит, широкий в груди,песни разные на борту.Три субботника как одинотработали мы в порту…Год кончается. Непременногород сдержит слово свое.Все бессонней ночная смена,смена первая в ночь встает.Рождество допотопной громадойнадвигается — ждет к себе.Не одна молодая бригадав самый звездный ушла пробег.Я вот тоже — готовлю лыжи,выбираем маршрут, поем…Ты все дальше. А мне все ближеимя радостное твое.Ты ведь помнишь гранитную зерньтех прямых приневских камней,тот октябрьский сутулый вечернийсумрак города, сеть огней?..Как шатались, не замечая,что, негаданная, самапервым снегом своим помечаланаш маршрут морская зима…1931
ЛУЧШИЙ ГОРОД
Мы с тобой договорились,повторив сто раз подряд:самый лучший город в мире —это город Ленинград!Отработаем, а к вечерувсе шагаем да бубнимпод нос песенку, и плечи намкроет белый невский дым…Отлюбили — отгулялии, не чуя ног, земли,—на Расстанной мы расстались,на Разъезжей разошлись…И не раз я до утрадумала — что станется?Как же город Ленинградбез тебя останется?..Ленинград стоит на месте,белый, строгий ночью,только ходим мы не вместе,ходим — в одиночку…1932
" Будет весело тебе со мною, "
Будет весело тебе со мною,если ты со мной захочешь жить:и спою и расскажу смешное,руки протяну тебе — держи.Приведу к товарищам, к подругам(как я долго этого ждала!).— Вот, — скажу, — еще нашла вам друга,самого хорошего нашла.Жалуйте, любите, не робейте.Он упрямый, ласковый, простой.Но прошу, подруги, не отбейте:я сама отбила у другой.Вот что я товарищам сказала б,вот как жили б весело с тобой —без обиды, горечи и жалоб,без прощаний в полночь на вокзалах…1932
Песня(«Слышала — приедешь к нам не скоро ты…»)
Слышала — приедешь к нам не скоро ты.Говорят товарищи: не ждем.Брошу все. Пойду бродить по городу,по дорогам, пройденным вдвоем.До Невы дойду, спущусь по лесенке.Рядом ходит черная вода.На унылой, безголосой песенкевымещу обиду навсегда.Все следы размоет дождик начисто.Все мосты за мною разведут.А приедешь, пожалеешь, схватишься —не найдешь, и справок не дадут.Декабрь 1933
Воспоминание(«И вот в лицо пахнуло земляникой…»)
И вот в лицо пахнуло земляникой,смолистым детством, новгородским днем…В сырой канавке, полной лунных бликов,светляк мигнул таинственным огнем…И вновь брожу, колдуя над ромашкой,и радуюсь, когда, услыша зов,появятся сердитые букашкииз дебрей пестиков и лепестков.И на ладони, от букетов липкой,нарочно обещая пирога,ношу большую старую улитку,прошу улитку выставить рога…Ты все еще меня не покидаешь,повадка, слух и зрение детей!Ты радуешь, печалишь, и взываешь,и удивляешься, пьянея от затей.Но мне не страшно близкого соседства,усмешек перестарков не боюсь,и время героическое детстваспокойно входит в молодость мою.Рассвет сознания. Открытые миры.Разоблаченье старших до конца:разгадано рождение сестрыи появленье птицы из яйца.Все рушится.Все ширится и рвется.А в это время — в голоде, в огне —Республика блокаде не сдаетсяи открывает отрочество мне.Сплошные игры держатся недолго,недолго тлеет сказка, светлячок:мы ездим на субботники за Волгу,и взрослый труд ложится на плечо.Джон Рид прочитан.Месяцы каникулпроводим в пионерских лагерях.Весь мир щебечет, залит земляникой,а у костров о танках говорят.Республика! Но ты не отнималани смеха, ни фантазий, ни затей.Ты только, многодетная, немалоучила нас суровости твоей.И этих дней прекрасное наследствоя берегу как дружеский союз,и слух, и зрение, и память детствапо праву входят в молодость мою.1933
СЕМЬЯ
И. Гринбергу
Недосыпали.В семь часов кормленье.Ребенок розовый и мокрый просыпался,и шло ночное чмоканье, сопенье,и теплым миром пахли одеяльца.Топорщилась и тлела на постелибеззубая улыбка.А покастучал январь. Светало еле-еле.Недолго оставалось до гудка.Рассвет, рыжее утреннего чая,антенн худую рощу озарял.Мы расходились, даже не прощаясь,шли на работу, проще говоря…А вечером, как поезд, мчался чайник,на всех парах кипел среди зимы.Друг заходил, желанный и случайный,его тащили — маленькую мыть.Друг — весельчак, испытанный работник,в душе закоренелый холостяк —завидовал пеленкам и заботами уверял, что это не пустяк.Потом маршруты вместе составляли(уже весна прорезывалась с силой),и вдруг, стремглав, окачивали дали,крик поезда сквозь город доносило.И все, чем жил любимый не на шуткубольшой Союз,и все, что на землеслучалося на протяженье суток,—переживалось наново в семье.Так дочь росла, и так версталась повесть,копилась песенка про дальние края,и так жила, сработана на совесть,в ту зиму комсомольская семья.1933
Ребенок
Ю.Г.
1
Среди друзей зеленых насажденийя самый первый, самый верный друг.Листвы, детей и городов рожденьясмыкаются в непобедимый круг.Привозят сад, снимают с полутонки,несут в руках дубы и тополя;насквозь прозрачный, отрочески тонкий,стоит он, угловато шевелясь.Стоит, привязан к палкам невысоким,еще без тени тополь каждый, дуб,и стройный дом, составленный из окон,возносится в приземистом саду.Тебе, сырой и нежный как рассада,родившийся в закладочные дни,тебе, ровеснику мужающего сада,его расцвет, и зелень, и зенит…2
Так родился ребенок. Няняего берет умелыми руками,пошлепывая, держит вверх ногами,потом в сияющей купает ванне.И шелковистый, свернутый что кокон,с лиловым номером на кожице спины,он важно спит.А ветка возле оконцарапается, полная весны.И город весь за окнами толпится —Нева, заливы, корабельный дым.Он хвастает, заранее гордитсяневиданным работником своим.И ветка бьется в заспанную залу…Ты слышишь, спящий шелковистый сын?Дымят, шумят приветственные залпывосторженных черемух и рябин.Тебя приветствует рожок автомобиля,и на знаменах колосистый герб,и маленькая радуга, над пыльютрясущаяся в водяной дуге…3
Свободная от мысли, от привычек,в простой корзине, пахнущей теплом,ворочается, радуется, кличеттрехдневная беспомощная плоть.Еще и воздух груб для этих пальцеви до улыбки первой — как до звезд,но родничок стучит под одеяльцеми мозг упрямо двигается в рост…Ты будешь петь, расти и торопиться,в очаг вприпрыжку бегать поутру.Ты прочитаешь первую страницу,когда у нас построят Ангару!1933
Порука
У нас еще с три короба разлуки,ночных перронов, дальних поездов.Но, как друзья, берут нас на поруки Республика, работа и любовь.У нас еще — не перемерить — горя…И все-таки не пропадет любой:ручаются, с тоской и горем споря, Республика, работа и любовь.Прекрасна жизнь, и мир ничуть не страшен,и если надо только — вновь и вновьмы отдадим всю молодость — за нашуРеспублику, работу и любовь.1933
Майя
Как маленькие дети умирают…Чистейшие, веселые глазаим влажной ваткой сразу прикрывают.. .Четыре дня — бессонница и жалость.Четыре дня Республика сражаласьза девочку в удушье и жару,вливала кровь свою и камфару…Я с кладбища зеленого иду,оглядываясь часто и упорнона маленькую красную звездунад грядкою сырого дерна…Но я — живу и буду жить, работать,еще упрямей буду я и злей,чтобы скорей свести с природой счетыза боль, и смерть, и горе на земле.1933
" Путешествие. Путевка. "
Путешествие. Путевка.Изучение пути.И на каждой остановкетак и хочется сойти!В полдень еду, в полночь еду,одинешенька-одна.Только дым летит по следу,только легкая весна.И висит в окне вагонабезбилетная звезда.Сквозь пустынные перроныпробегают поезда.Поезда меридианыперешли наискосок,бьются ложечки в стаканах,точно кровь звенит в висок.И бормочут вслух колеса,и поют в любом купе,и от самого откосазолотая кружит степь.Если просят — запеваю,не попросят — помолчу.Никого не вспоминаюи открыток не строчу.Не гуди ты, сердце злое,ты свободно, ты одно.Перестукнется с тобоювстречный поезд за окном.Только поезд, — мы не встретимни зазнобы, ни тоски.Только марево да ветер,зеленые огоньки…1933
Встреча
На углу случилась остановка,поглядела я в окно мельком:в желтой куртке, молодой и ловкий,проходил товарищ военком.Я не знаю — может быть, ошибка,может быть, напротив, — повезло:самой замечательной улыбкойобменялись мы через стекло.А потом вперед пошел автобус,закачался город у окна…Я не знаю — может быть, мы обапожалели, может — я одна.Я простая. Не люблю таиться.Слушайте, товарищ военком:вот мой адрес. Может, пригодится?Может, забежите вечерком?Если ж снова я вас повстречаюв Доме Красной Армии, в садуили на проспекте — не смущайтесь,—я к вам непременно подойду.Очень страшно, что, случайно встретив,только из-за странного стыда,может быть, вернейшего на светедруга потеряешь навсегда…1934
Память
О девочка, все связано с тобою:морской весны первоначальный цвет,окраина в дыму, трамваи с бою,холодный чай, нетронутый обед…Вся белизна, сравнимая с палатой,вся тишина и грохот за окном.Все, чем перед тобою виновата,—работа, спешка, неуютный дом.И все слова, которые ты зналаи, как скворец, могла произносить,и все, что на земле зовется «жалость»,и все, что хочет зеленеть и жить…И странно знать и невозможно верить,что эту память называем смертью.1934
КИРОВУ
Мы с мертвыми прощаемся не сразу:все не смириться сердцу, не понять…К зиянью смерти не привыкнуть глазу,устам не разомкнуться, не сказать.И в миг прощанья с гордым и любимым,когда сквозь город двигался лафет,«Да!» — грозно говорил рассудок, «Нет!» —ответила душа неукротимо.Декабрь 1934
Город
1
Как уходила по утрами как старалась быть веселой!Калитки пели по дворам,и школьники спешили в школы…Тихонько, ощупью, впотьмах,в ознобе утро проступает.Окошки теплились в домах,обледенев, брели трамваи.Как будто с полюса онибрели, в молочном блеске стекол,зеленоватые огнисияли на дуге высокой…Особый свет у фонарей —тревожный, желтый и непрочный..Шли на работу. У дверейкрестьянский говорок молочниц.Морозит, брезжит. Все нежнейи трепетней огни. Светает.Но знаю, в комнате твоейтемно и дым табачный тает.Бессонный папиросный чади чаепитья беспорядок,и только часики стучатс холодной пепельницей рядом…2
А ночь шумит еще в ушахс неутихающею силой,и осторожная душанарочно сонной притворилась.Она пока утоленабеседой милого свиданья,не обращается онани к слову, ни к воспоминанью…3
И утренний шумит вокзал.Здесь рубежи просторов, странствий.Он все такой же, как сказал,—вне времени и вне пространства.Он все такой же, старый друг,свидетель всех моих скитаний,неубывающих разлук,неубывающих свиданий…1935
" Я люблю сигнал зеленый, "
Я люблю сигнал зеленый,знак свободного пути.Нелюбимой, невлюбленной,хорошо одной брести.Снег легчайший осторожновертится у самых губ…О, я знаю — все возможно,все сумею, все смогу.Разве так уж ты устала,беспокойная душа,разве молодости маломира, круглого как шар?И твердят во всей природезеленые огоньки:проходите, путь свободенот любви и от тоски…1935
" А помнишь дорогу "
А помнишь дорогуи песни того пассажира?Едва запоем —и от горя, от счастья невмочь.Как мчался составпо овальной поверхности мира!Какими снегамивстречала казахская ночь!Едва запоем —и привстанем, и глянем с тревогойдруг другу в глаза,и молчим, ничего не тая…Все те же ли мы,и готовы ли вместе в дорогу,и так ли, как раньше,далекие манят края?Как пел пассажирпятилетье назад, пятилетье!Геолог он был и разведчик —скитался везде потому.Он пел о любви и разлуке:«Меня дорогая не встретит».А больше всего — о разлуке…И все подпевали ему.Я слышала —к этим годам и желанья становятся реже,и жадность и легкость уходят,зови не зови…Но песня за нас отвечает —вы те же, что были, вы те же!..И верю я песне,как верю тебе и любви.1935
Севастополь
Белый город, синие заливы,на высоких мачтах — огоньки…Нет, я буду все-таки счастливой,многим неудачам вопреки.Ни потери, ни тоска, ни горес милою землей не разлучат,где такое трепетное морекропотливо трудится, ворча,где орлы и планеры летают,где любому камешку — сиять,где ничто-ничто не исчезаети не возвращается опять.1935
Сиделка
Ночная, горькая больница,палаты, горе, полутьма…В сиделках — Жизнь, и ей не спитсяи с каждым нянчится сама.Косынкой повязалась гладко,и рыжевата, как всегда.А на груди, поверх халата,знак Обороны и Труда.И все, кому она подушкипоправит, в бред и забытьеуносят нежные веснушкии руки жесткие ее.И все, кому она прилежнопрохладное подаст питье,запоминают говор нежныйи руки жесткие ее.И каждый, костенея, труся,о смерти зная наперед,зовет ее к себе: — Маруся,Марусенька…— И Жизнь идет.1935
Карадаг
Колеблет зной холмов простор,земля чадит вечерней мятой.Орел распластанный, крылатыйвисит, качаясь между гор.И камни, видные едвасо дна прибрежного селенья,здесь принимают форму льва,монгола, женщины, оленя…Бывает — другу укажина то, что неприметно даже,—сама собой заблещет жизньи о себе сама расскажет.Но пусть любимым будет друг,пусть выбран будет не случайно,чтоб для него открытой тайнойи сам ты изумился вдруг:ведь все, что творчеством зовут,любовь или стихосложенье,берет начало только тут —в понятном другу удивленье……Вот так и шла я и вела,указывала на обрывы,на мыс, как ржавая стрелалетящий в полукруг залива,на берег в розовых огнях,на дальний остов теплохода…И благодарная природавсе рассказала за меня.1935
" Должно быть, молодости хватает, "
Должно быть, молодости хватает,душа, наверно, еще легка —если внезапная наступаетна жажду похожая тоска,когда становится небо чище,и тонкая зелень мерцает везде,и ты пристанища не отыщешьв любимом городе, полном людей,—тоска о любви, еще не бывшей,о не свершенных еще делах,о друзьях неизвестных, неприходивших,которых задумала и ждала…1935
Песня дочери
Рыженькую и смешнуюдочь баюкая свою,я дремливую, ночнуюколыбельную спою.С парашютной ближней вышкиопустился наземь сон,под окошками колышетголубой небесный зонт.Разгорелись в небе звезды,лучики во все концы;соколята бредят в гнездах,а в скворечниках скворцы.Звездной ночью, птичьей ночьюпотихоньку брежу я:— Кем ты будешь, дочка, дочка,рыженькая ты моя?Будешь ты парашютисткой,соколенком пролетать:небо — низко, звезды — близко,до зари рукой подать.Над зеленым круглым миромраспахнется белый шелк,скажет маршал Ворошилов:— Вот спасибо, хорошо!Старый маршал Ворошиловскажет: — Ладно, будем знать:в главный бой тебя решил ястаршим соколом послать.И придешь ты очень гордой,крикнешь: — Мама, погляди!Золотой красивый орден,точно солнце, на груди…Сокол мой, парашютистка,спи… не хнычь… время спать…Небо низко,звезды близко,до зари рукой подать…Март 1936
Детское Село
Два стихотворениядочери
1
Сама я тебя отпустила,сама угадала конец,мой ласковый, рыженький, милый,мой первый, мой лучший птенец…Как дико пустует жилище,как стынут объятья мои:разжатые руки не сыщутвеселых ручонок твоих.Они ль хлопотали, они ли,теплом озарив бытие,играли, и в ладушки били,и сердце держали мое?Зачем я тебя отпустила,зачем угадала конец,мой ласковый, рыженький, милый,мой первый, мой лучший птенец?2
На Сиверской, на станции сосновой,какой мы страшный месяц провели,не вспоминая, не обмолвясь словомо холмике из дерна и земли.Мы обживались, будто новоселы,всему учились заново подрядна Сиверской, на станции веселой,в краю пилотов, дюн и октябрят.А по кустам играли в прятки дети,парашютисты прыгали с небес,фанфары ликовали на рассвете,грибным дождем затягивало лес,и кто-то маленький, не уставая,кричал в соседнем молодом садубаском, в ладошки: — Майя, Майя! Майя!..—И отзывалась девочка: — Иду…1936
Предчувствие
Нет, я не знаю, как придетсятебя на битву провожать,как вдруг дыханье оборвется,как за конем твоим бежать…И где придется нам проститься,где мы расстанемся с тобой:на перепутье в поле чистомиль у заставы городской?Сигнал ли огненный взовьется,иль просто скажет командир:— Пора, пускай жена вернется.Пора, простись и уходи…—Но в ту минуту сердце станетпростым и чистым, как стекло.И в очи Родина заглянетспокойно, строго и светло.И в ней, готовой к муке боя,как никогда, почуем вновьнас окрылявшую обоихединую свою любовь.И снова станет сердце чистым,разлука страшная легка…И разгласит труба горнистапобеду твоего полка.1936
" Ты у жизни мною добыт, "
Ты у жизни мною добыт,словно искра из кремня,чтобы не расстаться, чтобыты всегда любил меня.Ты прости, что я такая,что который год подрядто влюбляюсь, то скитаюсь,только люди говорят…Друг мой верный, в час тревоги,в час раздумья о судьбевсе пути мои дорогиприведут меня к тебе, все пути мои дороги на твоем сошлись пороге…Я ж сильней всего скучаю,коль в глазах твоих порой,ласковый, не замечаюискры темно-золотой,дорогой усмешки той —искры темно-золотой.Не ее ли я искала,в очи каждому взглянув,не ее ли высекалав ту холодную весну…1936
Обещание
Вот я выбирала для разлукисамые печальные слова.На прощанье многим жала руки,с горя ни мертва и ни жива.Только о тебе еще не спела,об единственном в моей судьбе:я словам глухим и неумелымне доверю песню о тебе.Потому что всю большую дружбу,всю любовь прекрасную твоюв верности, любви и дружбе мужа,Родина, все время узнаю.Все твои упреки и тревоги,всю заботу сердца твоего…Даже облик твой, родной и строгий,неразлучен с обликом его.Осеняет шлем литые брови,Млечный Путь струится по штыку…Кто еще любимей и суровей,чем красноармеец начеку?Для кого ж еще вернее словои прекрасней песня — для кого?Сорок раз спою для прочих сноваи единожды — для одного.Но с такою гордостью и силой,чтобы каждый вздрогнул: красота!Чтоб дыханье мне перехватилавещая, как счастье, немота…1936
" Синеглазый мальчик, синеглазый, "
Синеглазый мальчик, синеглазый,ни о чем не спрашивай пока.У меня угрюмые рассказы,песенка — чернее уголька.А душа — как свечка восковая:пламенея, тает — не помочь.Ведь ее, ничем не прикрывая,я несу сквозь ледяную ночь.Свищет ветер, хлопьями разлукимой бездомный путь оледенив.Мечется и обжигает рукималенький огонь свечи-души.Сколько лет друзья корят за это,свой убогий светик обложивмалыми кульками из газеты,матовыми стеклышками лжи.Синеглазый, ты меня не слушай,ты один совет запомни мой:ты неси сквозь мрак и ветер душу,не прикрыв ни песней, ни рукой.1936
" Все пою чужие песни "
Все пою чужие песнио чужой любви-разлуке.О своей — неинтересно,только больше станет скуки.Все прислушиваюсь к этимпесням, сложенным другими,значит, не одна на светея с печалями своими?Милые мои, хорошие,неизвестные друзья,значит, все вы были брошеныиль не найдены, как я?Значит, минет? Значит, сбудется!Значит, песня обо мненикогда не позабудетсяв нашей дружной стороне?1936
" Я уеду, я уеду "
Я уеду, я уедупо открытию воды!..Не ищи меня по следу —смоет беглые следы.А за мною для началавсе мосты поразведути на пристанях-вокзалахдаже справок не дадут.…Вспоминай мой легкий голосголос песенки простой,мой послушный мягкий волосмасти светло-золотой…Но не спрашивай прохожихо приметах — не поймут:новой стану, непохожей,не известной никому.И когда вернусь иная,возмужалой и простой.поклонюсь — и не узнаешь,кто здоровался с тобой.Но внезапно затоскуешь,спросишь, руку не отняв:— Ты не знаешь ли такую,разлюбившую меня?— Да, — отвечу, — я встречалаэту женщину в пути.Как она тогда скучала —места не могла найти…Не давала мне покою,что-то путала, плела…Чуждой власти над собоюэта женщина ждала.Я давно рассталась с нею,я жила совсем одна,я судить ее не смеюи не знаю, где она.1936
Послесловие
О, сколько раз меня смущали,друзей тревожили моихслова разлуки и печали,невнятно сложенные в стих.Ну что в них? Дальняя дорога,зеленые огни земли,усмешка, грустная немного,рука, махнувшая вдали…Но я дышу одним дыханьемс людьми любимейшей страны.Все помыслы, дела, желаньятобою, Родина, сильны…И, может быть, потомок дальнийуслышит явственней всегобиенье сердца твоегов невнятной песенке прощальной.1937
Романс
Брожу по городу и ноюбезвестной песенки напев…Вот здесь простились мы с тобою,здесь оглянулись, не стерпев.Здесь оглянулись, оступились,почуяв веянье беды.А город полн цветочной пыли,и нежных листьев, и воды.Я все отдам — пускай смеются,пускай расплата нелегка —за то, чтоб снова оглянутьсяна уходящего дружка!1937
Приятелям
Мы прощаемся, мы наготове,мы разъедемся кто куда.Нет, не вспомнит на добром словеобо мне никто, никогда.Сколько раз посмеетесь, сколькооклевещете, не ценя,за веселую скороговорку,за упрямство мое меня?Не потрафила, — что ж, простите,обращаюсь сразу ко всем.Что ж, попробуйте разлюбите,позабудьте меня совсем.Я исхода не предрекаю,я не жалуюсь, не горжусь…Я ведь знаю, что я — такая,одному в подруги гожусь.Он один меня не осудит,как любой и лучший из вас,на мгновение не забудет,под угрозами не предаст.…И когда зарастут дорожки,где ходила с вами вдвоем,я-то вспомню вас на хорошем,на певучем слове своем.Я-то знаю, кто вы такие,—бережете сердца свои…Дорогие мои, дорогие,ненадежные вы мои…1937
Стихи обиспанских детях
СЕСТРЕ
Ночь, и смерть, и духота…И к морюты бежишь с ребенком на руках.Торопись, сестра моя по горю,пристань долгожданная близка.Там стоит корабль моей отчизны,он тебя нетерпеливо ждет,он пришел сюда во имя жизни,он детей испанских увезет.Рев сирен…Проклятый, чернокрылыйсамолет опять кружит, опять…Дымной шалью запахнула, скрыла,жадно сына обнимает мать.О сестра, спеши скорее к молу!Как мне памятна такая ж ночь.До зари со смертью я бороласьи не унесла от смерти дочь…Дорогая, не страшись разлуки.Слышишь ли, из дома своегоя к тебе протягиваю руки,чтоб принять ребенка твоего.Как и ты, согреть его сумею,никакому горю не отдам,бережно в душе его взлелеюненависть великую к врагам.ВСТРЕЧА
Не стыдясь ни счастья, ни печали,не скрывая радости своей —так детей испанских мы встречали,неродных, обиженных детей.Вот они — смуглы, разноголосы,на иной рожденные земле,черноглазы и черноволосы,—точно ласточки на корабле…И звезда, звезда вела навстречук кораблям, над городом блестя,и казалось всем, что в этот вечерв каждом доме родилось дитя.КОЛЫБЕЛЬНАЯ ИСПАНСКОМУ СЫНУ
Новый сын мой, отдыхай,—за окошком тихий вечер.К новой маме привыкай,к незнакомой русской речи.Если слышишь ты полет,не пугайся звуков грозных:это мирный самолет,наш, хороший, краснозвездный.Новый сын мой, привыкайрадоваться вместе с нами,но смотри не забывайо своей испанской маме.Мама с сестрами в боюв этот вечер наступает.Мама родину твоюдля тебя освобождает.А когда к своей роднеты вернешься, к победившей,не забудь и обо мне,горестно тебя любившей.Перелетный птенчик мой,ты своей советской мамедлинное пришли письмос полурусскими словами.1937
Воспоминание
Точно детство вернулось и — в школу.Завтрак, валенки, воробьи…Это первый снег. Это первый холодгубы стягивает мои.Ты — как вестник, как гость издалека,из долин, где не помнят меня.Чье там детство?Чьи парты, снежки, уроки,окна в елочках и огнях?А застава? Баюканье ночью?Петухи и луна на дворе?Точно первый снег — первый шаг у дочки,удивительный, в октябре.Точно кто-то окликнул знакомымтайным прозвищем. Точно друг,проходя, торопясь, мимоходом припомнили в окно мое стукнул вдруг.Точно кто-то взглянул с укоризной,и безродный чистый родникстукнул в сердце, возжаждал жизни,ждет, чтоб песней к нему приник…Что же, друг мой, перезимуем,перетерпим, перегорим…1937
" Так еще ни разу — не забыла — "
Так еще ни разу — не забыла —не клонилась книзу голова…Где же вы, которые любили,говорили разные слова?Что? Теперь невесело со мною?Я не успокою, не спою…Я сама гляжу, кто б успокоилнепомерную тоску мою…Разве я вымаливала клятвы,разве вам подсказывала их?Где же вы? Должно быть, на попятномверные товарищи мои…Вспоминаете ль по крайней меревсе, что обещали мне тогда,все, чему меня просили верить,умоляли помнить навсегда?1937
Память
Всей земною горечью и больюнавсегда во мне останься жить;не забуду, не скажу — довольно,не устану бережно любить.В мире, счастьем, как росой, омытом,буду щедрой, любящей, простой —если ты не будешь позабыта,если ты останешься со мной.1937
" Любовные песни, разлучные "
Любовные песни, разлучныеотпела, поди, сполна.Девчоночки их заучивали,многие, не одна.Девчоночки наши русские,радуясь и любя,моими песнями грустнымивыплакивали себя.Услышав счастливый голос их,не выдержу — улыбнусь.На милую, милую молодостьне выдержу — оглянусь.Ау, дорогая, лучшая,румянец, июнь, весна!И песней моей разлучноюоткликнется мне она…1937
Али Алмазову
1ПИСЬМО
…Где ты, друг мой? Прошло семилетиес той разлуки, с последней той…Ты живешь ли на белом свете?Ты лежишь ли в земле сырой?Пусть хоть это стихотворение,словно голубь, к тебе дойдет,в запылившемся оперениипрямо в руки твои упадет.Пусть о сердце крылом ударитсяодному понятная речь…Время дни считать,время стариться,время близких своих беречь…1937
2ПЕСНЯ
Была на родине твоей —и не нашла тебя.— Здесь друга нет, — сказал ручей,волнуясь и скорбя.— Здесь друга нет,— твердили мнетропинки и луга.— Здесь друга нет,— сверкнули мненагорные снега.На самый край вершин пришлаи, стоя на краю,Я громко друга позвала,как молодость мою.И эхо голосом чужиммне крикнуло в ответ,усталым голосом моим:— Увы! Здесь друга нет.И я вернулася назад,молчал безлюдный путь.Не озарила глаз слеза,и не могу вздохнуть.И не пойму я много дней,тоскуя и любя:зачем на родине твоейя не нашла тебя?1938
" Ты в пустыню меня послала, — "
Ты в пустыню меня послала,—никаких путей впереди.Ты оставила и сказала:— Проверяю тебя. Иди.Что ж, — я шла… Я шла как умела.Было страшно и горько, — прости!Оборвалась и обгорела,истомилась к концу пути.Я не знала, зачем Ты этоиспытание мне дала.Я не спрашивала ответа:задыхалась, мужала, шла.Вот стою пред Тобою снова,—прямо в сердце мое гляди.Повтори дорогое слово:— Доверяю тебе. Иди.Июнь 1938
Испытание
…И снова хватит силувидеть и узнать,как все, что ты любил,начнет тебя терзать.И оборотнем вдругпредстанет пред тобойи оклевещет друг,и оттолкнет другой.И станут искушать,прикажут: «Отрекись!» —и скорчится душаот страха и тоски.И снова хватит силодно твердить в ответ:— Ото всего, чем жил,не отрекаюсь, нет! —И снова хватит сил,запомнив эти дни,всему, что ты любил,кричать: — Вернись! Верни…Декабрь 1938
Листопад
Осенью в Москве на бульварах
вывешивают дощечки с надписью:
«Осторожно, листопад!»
В.Л.
Осень, осень! Над Москвоюжуравли, туман и дым.Златосумрачной листвоюзагораются сады,и дощечки на бульварахвсем прохожим говорят,одиночкам или парам:«Осторожно, листопад!»О, как сердцу одиноков переулочке чужом!Вечер бродит мимо окон,вздрагивая под дождем.Для кого же здесь одна я,кто мне дорог, кто мне рад?Почему припоминаю:«Осторожно, листопад!»?Ничего не нужно было,—значит, нечего терять:даже близким, даже милым,даже другом не назвать.Почему же мне тоскливо,что прощаемся навек,невеселый, несчастливый,одинокий человек?Что усмешки, что небрежность?Перетерпишь, переждешь…Нет, всего страшнее нежностьна прощание, как дождь.Темный ливень, теплый ливень,весь — сверкание и дрожь!Будь веселым, будь счастливымна прощание, как дождь.…Я одна пойду к вокзалу,провожатым откажу.Я не все тебе сказала,но теперь уж не скажу.Переулок полон ночью,а дощечки говорятпроходящим одиночкам:«Осторожно, листопад!»…1938
Тост
Летит новогодняя вьюга,сверкая, колдуя, трубя.Прибор запоздавшему другупоставим на стол у себя.И рядом, наполнив до края,веселую чашу вина,чтоб, в искрах и звездах играя,была наготове она.Быть может, в промерзшие дверинаш друг постучится сейчаси скажет: — За ваше доверье! —и чашу осушит за нас.Так выше бокал новогодний!Наш первый поднимем смелейза всех, кто не с нами сегодня,за всех запоздавших друзей.1939
" Мне старое снилось жилище, "
Сестре
Мне старое снилось жилище,где раннее детство прошло,где сердце, как прежде, отыщетприют, и любовь, и тепло.Мне снилось, что святки, что елка,что громко смеется сестра,что искрятся нежно и колкорумяные окна с утра.А вечером дарят подарки,и сказками пахнет хвоя,и звезд золотые огаркинад самою крышей стоят.…Я знаю — убогим и ветхимстановится старый наш дом;нагие унылые веткистучат за померкшим окном.А в комнате с мебелью старой,в обиде и тесноте,живет одинокий, усталый,покинутый нами отец…Зачем же, зачем же мне снитсястрана отгоревшей любви?Мария, подруга, сестрица,окликни меня, позови…Март 1939
" На асфальт расплавленный похожа "
На асфальт расплавленный похожапамять ненасытная моя:я запоминаю всех прохожих,каждое движенье бытия…След колес, железных и зубчатых,—ржавый след обиды и тоски.Рядом птичий милый отпечаток —дочери погибшей башмачки.Здесь друзья чредою проходили.Всех запоминала — для чего?Ведь они меня давно забыли,больше не увижу никого.Вот один прошел совсем по краю.Укоризны след его темней.Где-то он теперь живет? Не знаю.Может, только в памяти моей.В наказание такую памятьмне судьба-насмешница дала,чтоб томило долгими годамито, что сердцем выжжено дотла.Лучше б мне беспамятство, чем память,как асфальт расплавленный, как путь,—вечный путь под самыми стопами:не сойти с него, не повернуть…Октябрь 1939
" Перешагнув порог высокий, "
Перешагнув порог высокий,остановилась у ворот.Июльский вечер светлоокийспускался медленно с высот.И невский ветер, милый, зримый,летел с мостов гремя, смеясь……Но столько раз мне это снилось,что не обрадовалась я.Я не упала тут же рядомв слезах отважных и живых,—лишь обвела усталым взглядомунылый камень мостовых.О, грозный вечер возвращенья,когда, спаленная дотла,душа моя не принялани мира, ни освобожденья…1939
Родине
1
Все, что пошлешь: нежданную беду,свирепый искус, пламенное счастье,—все вынесу и через все пройду.Но не лишай доверья и участья.Как будто вновь забьют тогда окнощитом железным, сумрачным и ржавым…Вдруг в этом отчуждении неправомнаступит смерть — вдруг станет в с е р а в н о.Октябрь 1939
2
Не искушай доверья моего.Я сквозь темницу пронесла его.Сквозь жалкое предательство друзей.Сквозь смерть моих возлюбленных детей.Ни помыслом, ни делом не солгу.Не искушай, — я больше не могу…1939
3
Изранила и душу опалила,лишила сна, почти свела с ума…Не отнимай хоть песенную силу,не отнимай, — раскаешься сама!Не отнимай, чтоб горестный и славныйтвой путь воспеть. Чтоб хоть в немой строкемне говорить с тобой, как равной с равной,—на вольном и жестоком языке!Осень 1939
" Пахнет соснами, гарью, тленьем. "
Пахнет соснами, гарью, тленьем.Рядом бьется родник — лови!Это запах освобожденья,облик вечной нашей любви.Не считаем ни дней, ни сроков.Не гадаем, что впереди…Трезвый, яростный и жестокийполдень жизни — не отходи!1939
Маргарите Коршуновой
Когда испытание злоесомкнулось на жизни кольцом,мне встретилась женщина-воинс упрямым и скорбным лицом.Не слава ее овевала,но гнев, клевета и печаль.И снят был ремень, и отнялиее боевую медаль.Была в ней такая суровость,и нежность, и простота,что сердце согрела мне сновабессмертная наша мечта.Никто никогда не узнает,о чем говорили мы с ней.Но видеть хочу, умирая,ее у постели моей.Пусть в очи померкшие глянет,сурова, нежна и проста.Пусть Ангелом Смерти предстанетбессмертная наша Мечта.1939
" Придешь, как приходят слепые: "
Придешь, как приходят слепые:на ощупь стукнешь, слегка.Лицо потемнело от пыли,впадины на висках.Сама я открою дверии крикну, смиряя дрожь:— Я верю тебе, я верю!Я знала, что ты придешь!1939
Наш дом
…Сквозь дикий рай
твоей земли родной
А. ПушкинI
О, бесприютные рассветыв степных колхозах незнакомых!Проснешься утром — кто ты? где ты?Как будто дома — и не дома……Блуждали полночью в пустыне,тропинку щупая огнями.Нас было четверо в машине,и караван столкнулся с нами.Он в темноте возник внезапно.Вожак в коротком разговоресказал, что путь — на юго-запад,везут поклажу — новый город.Он не рожден еще. Но имяего известно. Он далеко.Путями жгучими, глухимиони идут к нему с востока.И в плоских ящиках с соломойстекло поблескивало, гвозди…Мы будем в городе как дома,его хозяева и гости.В том самом городе, которыйеще в мечте, еще в дороге,и мы узнаем этот городпо сердца радостной тревоге.Мы вспомним ночь, пески, круженьепод небом грозным и весомыми утреннее пробужденьев степном колхозе незнакомом.II
О, сонное мычанье стада,акаций лепет, шум потока!О, неги полная прохлада,младенческий огонь востока!Поет арба, картавит гравий,топочет мирно гурт овечий,ковыль, росой повит, играетна плоскогорьях Семиречья.…Да, бытие совсем иное!Да, ты влечешь меня всегданеобозримой новизноюлюдей, обычаев, труда.Так я бездомница? Бродяга?Листка дубового бедней?Нет, к неизведанному тягавсего правдивей и сильней.Нет, жажда вновь и вновь сначаламучительную жизнь начать —мое бесстрашье означает.Оно — бессмертия печать…III
И вновь дорога нежилаядымит и вьется предо мной.Шофер, уныло напевая,качает буйной головой.Ну что ж, споем, товарищ, вместе.Печаль друзей поет во мне.А ты тоскуешь о невесте,живущей в дальней стороне.За восемь тысяч километров,в России, в тихом городке,она стоит под вешним ветромв цветном платочке, налегке.Она стоит, глотая слезы,ромашку щиплет наугад.Над нею русские березыв сережках розовых шумят…Ну, пой еще. Еще страшнеетерзайся приступом тоски…Давно ведь меж тобой и еюлегли разлучные пески.Пески горючие, а горыстоячие, а рек не счесть,и самолет домчит не скоротвою — загаданную — весть.Ну, пой, ну, плачь. Мы песню этуосушим вместе до концаза то, о чем еще не спето,—за наши горькие сердца.IV
И снова ночь…Молчит пустыня,библейский мрак плывет кругом.Нависло небо. Воздух стынет.Тушканчики стоят торчком.Стоят, как столпнички. Пороюблеснут звериные глазазеленой искоркой суровой,и робко вздрогнут тормоза.Кто тихо гонится за нами?Чья тень мелькнула вдалеке?Кто пролетел, свистя крылами,и крикнул в страхе и тоске?И вдруг негаданно-нежданновозникло здание… Вошли.Прими под крылья, кров желанный,усталых путников земли.Но где же мы? В дощатой залемерцает лампы свет убогий…Друзья мои, мы на вокзалееще неведомой дороги.Уже бобыль, джерши-начальник,без удивленья встретил нас,нам жестяной выносит чайники начинает плавный сказ.И вот уже родной, знакомыйлегенды воздух нас объял.Мы у себя. Мы дома, дома.Мы произносим: «Наш вокзал».Дрема томит… Колдует повесть…Шуршит на станции ковыль…Мы спим… А утром встретим поезд,неописуемый как быль.Он мчит с оранжевым султаном,в пару, в росе, неукротим,и разноцветные барханылетят, как всадники, за ним.V
Какой сентябрь! Туман и трепет,багрец и бронза — Ленинград!А те пути, рассветы, степи —семь лет, семь лет тому назад.Как, только семь? Увы, как много!Не удержать, не возвратитьту ночь, ту юность, ту дорогу,а только в памяти хранить,где караван, звездой ведомый,к младенцу городу идети в плоских ящиках с соломойстекло прозрачное несет.Где не было границ доверьюсебе, природе и друзьям,где ты легендою, поверьемневольно становился сам.…Так есть уже воспоминаньяу поколенья моего?Свои обычаи, преданья,особый облик у него?Строители и пилигримы,мы не забудем ни о чем:по всем путям, трудясь, прошли мы,везде отыскивали дом.Он был необжитой, просторный…Вот отеплили мы еговсей молодостью, всем упорнымгореньем сердца своего.А мы — как прежде, мы бродяги!Мы сердцем поняли с тех дней,что к неизведанному тягавсего правдивей и сильней.И в возмужалом постоянстве,одной мечте верны всегда,мы, как и прежде, жаждем странствий,дорог, открытых для труда.О, бесприютные рассветы!Все ново, дико, незнакомо…Проснешься утром — кто ты? где ты?Ты — на земле. Ты дома. Дома.1939
Ласточкинад обрывом
…О, домовитая ласточка,
О, милосизая птичка!
Г. Державин1
Пришла к тому обрыву,судьбе взглянуть в глаза.Вот здесь была счастливойя много лет назад…Морская даль синела,и бронзов был закат.Трава чуть-чуть свистела,как много лет назад.И так же пахло мятой,и плакали стрижи…Но чем свои утраты,чем выкуплю — скажи?Не выкупить, не вымолитьи снова не начать.Проклятия не вымолвить.Припомнить и — молчать.Так тихо я сидела,закрыв лицо платком,что ласточка заделаплечо мое крылом…2
Стремясь с безумной высоты,задела ласточка плечо мне.А я подумала, что тырукой коснулся, что-то вспомнив.И обернулась я к тебе,забыв обиды и смятенье,прощая все своей судьбеза легкое прикосновенье.3
Как обрадовалась ятвоему прикосновенью,ласточка, судьба моя,трепет, дерзость, искушенье!Точно встала я с земли,снова миру улыбнулась.Точно крылья пророслитам, где ты крылом коснулась.1940
Ирэне Гурской
Им снится лес — я знаю, знаю!Мне тоже снилась год подряддорога дальняя лесная,лесной узорчатый закат.Мне снилось — я иду на в о л е,в живой и мудрой тишине.Ольха колдует, никнут ели,струится солнце по сосне…А всех милей — листва березы.И вот — не властны над душойни гнев, ни счастие, ни слезы,но только в о л я и п о к о й.Им снится лес — зеленый, мудрый,березовый и молодой,родник безродный, мостик узкий,замшелый камень над водой…Им снится лес — я знаю, знаю!Вот почему, считая дни,я так же по ночам стенаюи так же плачу, как они.Весна 1940
Песня
Знаю, чем меня пленилажизнь моя, красавица,—одарила страшной силой,что самой не справиться.Не скупилась на неени в любви, ни в бедах я,—сердце щедрое моеосуждали, бедные.Где ж им счастье разгадатьни за что, без жалостивсе, что было, вдруг отдатьдо последней малости.Я себя не берегла,я друзей не мучила…Разлетелись сокола…Что же, может, к лучшему?Елка, елка, елочка,вершинка — что иголочка,после милого осталасьтолько поговорочка.Знаю, знаю, чем пленилажизнь моя, красавица,—силой, силой, страшной силой.Ей самой не справиться.1940
" Что я делаю?! Отпускаю "
Что я делаю?! Отпускаюзавоеванного, одного,от самой себя отрекаюсь,от дыхания своего…Не тебя ль своею судьбоюназывала сама, любя?Настигала быстрой ходьбою,песней вымолила тебя?Краем света, каменной кромкойподнебесных горных хребтов,пограничных ночей потемкаминас завязывала любовь…Так работали, так скиталисьнеразлучные — ты да я,что завистники любовалисьи завидовали друзья…1940
" Это все неправда. Ты любим. "
Это все неправда. Ты любим.Ты навек останешься моим.Ничего тебе я не прощу.Милых рук твоих не отпущу.А тебе меня не оттолкнуть,даже негодуя и скорбя.Как я вижу твой тернистый путь,скрытый, неизвестный для тебя.Только мне под силу, чтоб идти —мне — с тобой по твоему пути…1940
«Не может быть,чтоб жилимы напрасно!..»
..Врубелевский Демон год от
года тускнеет, погасает, так
как он написан бронзовыми
красками, которые трудно
удержать…
Не может быть, чтоб жили мы напрасно!Вот, обернувшись к юности, кричу:— Ты с нами! Ты безумна! Ты прекрасна!Ты, горнему подобная лучу!. . .Так — далеко, в картинной галерее,—тускнеет Демон, сброшенный с высот.И лишь зари обломок, не тускнея,в его венце поверженном цветет.И чем темнее бронзовые перья,тем ярче свет невидимой зарикак знак Мечты, Возмездья и Доверьянад взором несмирившимся горит…1940
Молодость
…Вот когда я тебя воспою,назову дорогою подругою,юность канувшую мою,быстроногую, тонкорукую.О, заставских черемух плен,комсомольский райком в палисаде,звон гитар у кладбищенских стен,по кустарникам звезды в засаде!Не уйти, не раздать, не избытьэтот гнет молодого томленья,это грозное чувство судьбы,так похожее на вдохновенье.Ты мерещилась всюду, судьба:в порыжелом военном плакате,в бурном, взрывчатом слове «борьба»,в одиночестве на закате.Как пушисты весной тополя,как бессонницы неодолимы,как близка на рассвете земля,а друзья далеки и любимы.А любовь? Как воздух и свет,как дыхание — всюду с тобою,нет конца ей, выхода нет,—о, крыло ее голубое!Вот когда я тебя воспою,назову дорогою подругою,юность канувшую мою,быстроногую, тонкорукую…1940
Борису Корнилову
…И все не так, и ты теперь иная,
поешь другое, плачешь о другом…
Б. КорниловО да, я иная, совсем уж иная!Как быстро кончается жизнь…Я так постарела, что ты не узнаешь.А может, узнаешь? Скажи!Не стану прощенья просить я, ни клятвы —напрасной — не стану давать.Но если — я верю — вернешься обратно,но если сумеешь узнать,—давай о взаимных обидах забудем,побродим, как раньше, вдвоем,—и плакать, и плакать, и плакать мы будем,мы знаем с тобою — о чем.1939
2
Перебирая в памяти былое,я вспомню песни первые свои:«Звезда горит над розовой Невою,заставские бормочут соловьи…»…Но годы шли все горестней и слаще,земля необозримая кругом.Теперь — ты прав, мой первый и пропащий,пою другое, плачу о другом…А юные девчонки и мальчишки,они — о том же: сумерки, Нева…И та же нега в этих песнях дышит,и молодость по-прежнему права.1940
Дальним друзьям
С этой мной развернутой страницыя хочу сегодня обратитьсяк вам, живущим в дальней стороне.Я хочу сказать, что не забыла,никого из вас не разлюбила,может быть, забывших обо мне.Верю, милые, что все вы живы,что горды, упрямы и красивы.Если ж кто угрюм и одинок,вот мой адрес — может, пригодится?—Троицкая семь, квартира тридцать.Постучать. Не действует звонок.Вы не бойтесь, я беру не многона себя: я встречу у порога,в красный угол сразу посажу.Расспрошу о ваших неудачах,нету слез у вас — за вас поплачу,нет улыбки — сердцем разбужу.Может быть, на все хватает силы,что, заветы юности храня,никого из вас не разлюбила,никого из вас не позабыла,вас, не позабывших про меня.Осень 1940
Аленушка
1
Когда весна зеленаязатеплится опять —пойду, пойду Аленушкойнад омутом рыдать.Кругом березы кроткиесклоняются, горя.Узорною решеткоюподернута заря.А в омуте прозрачнаявода весной стоит.А в омуте-то братец мойна самом дне лежит.На грудь положен камушекграненый, не простой…Иванушка, Иванушка,что сделали с тобой?!Иванушка, возлюбленный,светлей и краше дня,—потопленный, погубленный,ты слышишь ли меня?Оболганный, обманутый,ни в чем не виноват,—Иванушка, Иванушка,воротишься ль назад?Молчат березы кроткие,над омутом горя.И тоненькой решеткоюподернута заря…2
Голосом звериным, исступленная,я кричу над омутом с утра:— Совесть светлая моя, Аленушка!Отзовись мне, старшая сестра.На дворе костры разложат вечером,смертные отточат лезвия.Возврати мне облик человеческий,светлая Аленушка моя.Я боюсь не гибели, не пламени:оборотнем страшно умирать.О, прости, прости за ослушание!Помоги заклятье снять, сестра.О, прости меня за то, что, жаждая,ночью из звериного следанапилась водой ночной однажды я…Страшной оказалась та вода…Мне сестра ответила: — Родимая!Не поправить нам людское зло.Камень, камень, камень на груди моей.Черной тиной очи занесло……Но опять кричу я, исступленная,страх звериный в сердце не тая…Вдруг спасет меня моя Аленушка,совесть отчужденная моя?1940
Колыбельная другу
Сосны чуть качаются —мачты корабельные.Бродит, озираетсяпесня колыбельная.Во белых снежках,в вяленых сапожках,шубка пестрая,ушки вострые:слышит снега шепоток,слышит сердца ропоток.Бродит песенка в лесу,держит лапки на весу.В мягких варежках она,в теплых, гарусных,и шумит над ней сосначерным парусом.Вот подкралась песня к дому,смотрит в комнату мою…Хочешь, я тебе, большому,хочешь, я тебе, чужому,колыбельную спою?Колыбельную…Корабельную…Тихо песенка войдет,ласковая, строгая,ушками поведет,варежкой потрогает,чтоб с отрадой ты вздохнул,на руке моей уснул,чтоб ни страшных снов,чтоб не стало слов,только снега шепоток,только сердца бормоток…1940
Европа. Война 1940 года
Илье Эренбургу
1
Забыли о свете вечерних окон,задули теплый рыжий очаг,как крысы, уходят глубоко-глубоков недра земли и там молчат.А над землею голодный скрежетжелезных крыл, железных зубови визг пилы: не смолкая, режетдоски железные для гробов.Но все слышнее, как плачут дети,ширится ночь, растут пустыри,и только вдали на востоке светитузенькая полоска зари.И силуэтом на той полоскекруглая, выгнутая земля,хата, и тоненькая березка,и меченосные стены Кремля.1940
2
Я не видала высоких крыш,черных от черных дождей.Но знаю по смертной тоске своей,как ты умирал, Париж.Железный лязг и немая тишь,и день похож на тюрьму.Я знаю, как ты сдавался, Париж,по бессилию моему.Тоску не избудешь, не заговоришь,но все верней и вернейя знаю по ненависти своей,как ты восстанешь, Париж!1940
3
Быть может, близко сроки эти:не рев сирен, не посвист бомб,а т и ш и н у услышат детив бомбоубежище глухом.И ночью, тихо, вереницейиз-под развалин выходя,они сперва подставят лицапод струи щедрого дождя.И, точно в первый день творенья,горячим будет дождь ночной,и восклубятся испареньянад взрытою корой земной.И будет ветер, ветер, ветер,как дух, носиться над водой……Все перебиты. Только детиспаслись под выжженной землей.Они совсем не помнят года,не знают — кто они и где.Они, как птицы, ждут восходаи, греясь, плещутся в воде.А ночь тиха, тепло и сыро,поток несет гряду костей…Вот так настанет детство мираи царство мудрое детей.1940
4
Будет страшный миг —будет тишина.Шепот, а не крик:«Кончилась война…»Темно-красных рекропот в тишине.И ряды калекв розовой волне…1940
5
Его найдут в долине плодородной,где бурных трав прекрасно естество,и удивятся силе благороднойи многослойной ржавчине его.Его осмотрят с трепетным вниманьем,поищут след — и не найдут следа,потом по смутным песням и преданьямопределят: он создан для труда.И вот отмоют ржавчины узоры,бессмертной крови сгустки на броне,прицепят плуги, заведут моторыи двинут по цветущей целине.И древний танк, забыв о нашей ночи,победным ревом сотрясая твердь,потащит плуги, точно скот рабочий,по тем полям, где нес огонь и смерть.1940
6
Мечи острим и готовим латызатем, чтоб миру предстала Тынеоборимой, разящей, крылатой,в сиянье Возмездия и Мечты.К тебе взывают сестры и жены,толпа обезумевших матерей,и дети, бродя в городах сожженных,взывают к тебе: — Скорей, скорей!—Они обугленные ручонкитянут к тебе во тьме, в ночи…Во имя счастливейшего ребенкалаты готовим, острим мечи.Все шире ползут кровавые пятна,в железном прахе земля, в пыли…Так будь же готова на подвиг ратныйосвобожденье всея земли!1940
«Не знаю, не знаю,живу — и не знаю…»
Не знаю, не знаю, живу — и не знаю,когда же успею, когда запоюв средине лазурную, черную с краязаветную, лучшую песню мою.Такую желанную всеми, такуюеще неизвестную спела бы я,чтоб люди на землю упали, тоскуя,а встали с земли — хорошея, смеясь.О чем она будет? Не знаю, не знаю,а знает об этом июньский прибой,да чаек бездомных отважная стая,да сердце, которое только с тобой.Март 1941
«Я так боюсь,что всех,кого люблю…»
Я так боюсь, что всех, кого люблю, утрачу вновь…Я так теперь лелею и коплю людей любовь.И если кто смеется — не боюсь: настанут дни,когда тревогу вещую мою поймут они.Май 1941