Сруб этого колодца мне показался чуть меньше по ширине, чем основной. Бултыхая ногами, я облапал его скользкие стенки в поисках скоб или верёвки. Скобы нашлись и вскоре я благополучно выбрался наверх. Было очень темно. Со стенок колодца и меня капала вода и звуки капели отражались от стен эхом замкнутого пространства. Осторожно сел на колодезный сруб. Казалось, что сижу на очень большой высоте. Плюнул скопившуюся во рту воду, но её падения на пол не расслышал. Лёг на живот и, держась левой рукой за скобу, попытался правой рукой достать пол. Достал и облегчённо выдохнул. Пол, судя по поверхности — каменный, находился совсем рядом. Наверное в метре от края сруба.
Встав на пол, я пошёл, придерживаясь за колодец правой рукой, вокруг и тут же наткнулся на какой-то предмет, не сильно ударившись о него босой ногой. Это оказался окованный металлическими полосами сундук. Замка на его душках не было, я поднял его крышку и с опаской опустил в него сначала левую, а потом и правую руки. Мне сразу же представился разделённый на много отсеков сундук с сокровищами, стоящий в спальне Ивана Васильевича. В этом сундуке тоже имелось несколько, разделённых перегородками отделений, но драгоценностей в них я не нащупал.
Зато нащупал какие-то тряпки, которым обрадовался больше чем золоту, ибо я сильно продрог и трясся, как мокрый щенок. Тряпки на самом деле оказались какой-то верхней одеждой и я с удовольствием накинул это нечто на себя. Сразу стало намного комфортнее и спокойнее. Тело почти сразу перестало трястись, потеплело и на душе.
Мои руки, пошарив в сундуке, нашли в одном из отделений то, чего я жаждал здесь найти больше всего. Огниво, лампада и металлическая, на ощупь коробочка с фитилём, лежали вместе, заботливо прикрытые деревянной крышкой. Этот набор для добывания огня имелся в любом доме и был знаком мне с младенчества. Несколько раз шаркнув кремнем по кресалу, чтобы разогнать темноту, я увидел что помещение было довольно таки объёмным. Снопы искр не смогли дать мне полного представления о нём, но и от того, что я увидел, сердце затрепетало. Поболтав медную масляную лампу, чтобы масло смочило сухой фитиль, я, не боясь замочить трут, ибо руки были уже сухими, достал его из коробочки и с одного удара кремня запалил. Загорелась, дымя и коптя, лампа. Подняв её за ручку над собой, я осмотрел и обошёл помещение.
Четыре деревянных, судя по структуре — дубовых, столба подпирали две такие же дубовые, потрескавшиеся от старости, балки, держащие потолочные деревянные перекрытия в виде досок. Стены, выложенные тёсаным, на вид очень древним, камнем, на удивление были сухими. Дышалось легко, но дыхание спирало волнение. У стен стояли сундуки. Замков на сундуках не имелось и это ещё больше вызывало волнение.
Мне показалось, что пламя лампы дрогнуло от ветра. Глянув в противоположную движению пламени сторону, мне показалось, что в стене чуть выше уровня пола имеется совсем небольшое оконце. Так и было. И в оконце виднелся некий проблеск. Сопоставив направление, я догадался, что там может находиться «главный» колодец на котором продолжали гореть масляные лампы. Именно их свет и пробивался сквозь отверстие вместе с прохладным ветерком. Из отверстия дуло прилично, и я почему-то развеселился, вспомнив анекдот про «Штирлица».
Отверстие словно связало меня с реальным миром и миром будущего, где я был взрослым, много знал и ничего не боялся. У меня вырисовалась объёмная картина помещений «моего» дома и мне сразу стало легче дышать. А до этого момента мне казалось, что на меня давили и стены, и потолок, и даже каменный пол.
Весело насвистывая «тореадор смелее в бой», я обошёл сундуки, насчитав их двадцать три, и наконец-то один вскрыл, подняв крышку и со странным спокойствием убедившись в своих предположениях. Да, там было золото и серебро в монетах и слитках, драгоценные украшения, одежда и оружие. Два больших сундука хранили в себе кинжалы и мечи, четыре сундука — кольчуги, шлемы и другие доспехи. В подземелье хранился полный набор казённой рухляди. И, причём, очень солидный набор. Мне было с чем сравнить!
Я сидел на срубе колодца, и смотрел на раскрытые сундуки, скептически оценивая свои возможности по реализации этих богатств и использовании вещей в них хранящихся. Но мне совсем не хотелось эти богатства кому-то отдавать. Даже царю. Мне сильно не понравилось, как Иван Васильевич распорядился найденным мной кладом. По мне, так равное по объёму золота количество серебра было бы соразмерным вознаграждением. Что мне эти десять рублей. Тем более, что никто не мерил, сколько в котелок вошло бы копеек. Может и больше?
— Вот так и зарождается личная неприязнь, — пробубнил я и подумал, что хорошо, что я клад нашёл, а то бы «кушать не мог» из-за обиды.
Я подошёл к сундуку с копейками, встал на колени, и проник в кучу ладонями.
— Моя прелесть, — проговорил я, позванивая скатывающимися с пальцев кругляшами. — Моя прелесть…
И таких сундуков с серебряными монетами, выпущенными ещё Еленой Глинской, в этом хранилище было пять. Два сундука были наполнены золотыми монетами, восемь — золотыми и серебряными слитками.
— В принципе, — подумал я, — мне бы на жизнь хватило. Но как хотя бы часть отсюда вынести? Плыть с мешком золота по туннелю? Ха-ха! Два раза. Можно, конечно верёвкой вытащить, но… Как сюда эти сундуки втащили?
Озадачившись вопросом, я взял лампу и стал по новой обходить помещение. В периметре я насчитал шестьдесят шагов, то есть тридцать метров. Обход ничего не дал. Вспомнив созданную моим «демоном» объёмную схему сооружения, я вдруг подумал, что левая ближайшая к колодцу стена, может соприкасаться с камерами подвала. При более внимательном ощупывании стыка пола и стены мне удалось найти неглубокие бороздки, по которым катались медные колёса, и два бронзовых костыля, держащие дверь.
Теперь я понял, как в кладовую попадала Елена Глинская. Представить её, проплывающую под водой туннель было не реально. Я даже рассмеялся от такой мысли.
— Конечно, — подумал я. — она просто входила. А кто-то другой нырял. Как «Косой» в прорубь за шлемом.
Осмотрев стену-дверь, я увидел в ней два бронзовых кольца, которые раньше отнёс к тюремно-пыточным функциям помещения и, предварительно вынув костыли, потянул за них. Кусок стены толщиной с полметра, шириной и высотой в мой рост, выехал вперёд и остановился почти посередине помещения, освободим достаточный проход, чтобы не только пройти государственной особе, но и внести-вынести сундуки. Со стороны подвала проём открывшегося мне прохода сужался выступами, на которые опиралась «дверь» при закрытии.
— Кого же Елена Глинская заставляла нырять в колодец? — подумал я, усмехаясь и.
У меня родилась мысль сделать какой-нибудь затвор снаружи, а потом я одёрнул себя:
— Зачем суетиться?
Ведь выносить клад из дома я пока не собирался. И тех денег, что есть у меня уже и тех, что получу ещё из казны, при нормальной жизни и питании за царский счёт, мне хватит на долго.
— И что мне с ним делать? — задал я себе вопрос и сразу же ответил. — А ничего! Пусть всё идёт так, как как шло. Забудь про сокровища!
«Дверь» затворилась легко, но не без усилий. На открывание, вероятно, колёса скатывались под уклон. Однако дверь встала плотно и ровно. Клинья тоже вошли в конические бронзовые втулки плотно.
Активно задышав, накачиваясь кислородом, я спустился в колодец и прикинув направление, чтобы не попасть в тупик, нырнул и быстро выплыл в другом колодце. Меня больше чем всё остальное заботил вход в подводный туннель. Что же он так виден-то, — подумал я. Это не правильно. А колодцы чистить кто возьмётся? Хотя… Кому тут чистить? Вода, кстати, очень чистая в колодце и не сильно зацвёвшая. Может из-за серебра? Может и серебро там лежит не корысти ради, а обеззараживания воды для? Ага!
Однако вход в туннель надо как-то и чем-то закрыть. Чем-то органичным.
Я посмотрел в глубину взбаламученной мной воды, и глубину не увидел. Ну и хрен с ней. Простоял открытым туннель тридцать лет, простоит и дольше, думалось мне во время вылезания из колодца.
За восточным окном розовела заря. Досыпать было поздно, зарядку в виде ногодрыжества делать не хотелось. Выйдя из подвала и делая вид, что зеваю и потягиваюсь, я пожелал стрельцам доброго дня и вошёл домой через парадное крыльцо.
В центре моего спортивного зала между четырёх колонн лежал огромный персидский ковёр, на котором я выполнял «нижние формы» разминки и тренировки. В центре ковра лежала небольшая подушка для положения «дзен» при медитации. Вот на неё моя голова и прилегла, распрямляя измученную нырянием спину в позе «шавасана»[20]… Тут же пропели петухи и начали бить утренние, сначала деревянные била, а потом и бронзовые благовесты.
Тело ломило. Вставать не просто не хотелось, а не моглось, но пришлось. Кое как омыл себя водой и направил ноги в храм, хотя глаза ещё, честно говоря, не раскрыл.
— Царь-государь сказал, чтобы серу тебе и угля отмерил для тысячи пушечных зарядов, — тихо сказал воевода Данила Романович после первого же «аминь». — Это много.
В храме, примыкающему к царскому дворцу, во время службы по утрам проходили «производственные» совещания. Редко кто, даже государь, спокойно стоял и молился. Все переговаривались и даже перемещались по храму, переходя от группы к группе. Мне раньше не было никакого до них дела, так я и молился, а сегодня и меня царедворцы втянули в обсуждение производственного процесса.
— Не для пушечных зарядов, а для бомб стеклянных, — сказал я устало и осеняя себя крестным знаменем. — Бомбы сначала перенеси ко мне к дверям «лаборатории», Данила Романович. А угля и серы немного пока. Бомб на двадцать. И фитиля сажени три. Мне поколдовать надо немного с запальными фитилями для бомб.
Меня тошнило от бессонной ночи и от мысли, что зря вызвался снарядить бомбы. Но с другой стороны, взятие Полоцка и для меня было важной исторической вехой. А вдруг не возьмут без бомб? «Демон» пока я спал успел рассказать, что при взятии Полоцка в шестьдесят третьем году использовались именно стеклянные бомбы. Тогда история может пойти по другому пути. А может и лучше бы было если бы не взяли? Тогда может быть и не пошли бы дальше в Литву? Ведь потеряли же кучу народа в этой войне! Да и средств… А в итоге потеряли и Литву, и Полоцк, и Нарву с Ивангородом и Усть-Лугой.
Сегодня утром, когда меня на пару часов выключила усталость, демон рассказал мне про события, предшествующие походу на Полоцк и триумфальном возвращении царя в Москву после победы. Боязнь к «демону» прошла и мне даже было приятно ощущать поддержку «старшего» товарища, посоветовавшего успокоиться и делать то, на что «подписался». Умение собирать бомбы и возможность оставить у себя с десяток, может ведь и пригодиться в будущем, сказал он.
А тысяча, не тысяча… Главное — наделать правильной пороховой смеси и замедлительных шнуров для огнепроводных трубок.
— Поколдовать с фитилями? — удивился воевода и оглянулся вокруг. — Ты бы осторожнее с колдовством.
— Да, это я так, — я скривился. — Селитрой пропитывать буду. Состав надо подобрать. Чем не колдовство?
— А-а-а…
Данила Романович перекрестился.
— Ну так не болтай боталом. А то про тебя уже ходят слухи, как ты тиной болотной и икрой лягушачьей царицу кормишь.
Я махнул рукой и, услышав очередной «аминь», перекрестился и поклонился. Служба закончилась каким-то гимном, в исполнении которого принимал и Иван Васильевич. Странно! Не знал, что наш царь ещё и поёт.
Поздоровавшись с Иваном Васильевичем, подошедшим ко мне и поинтересовавшимся, моим сном, я предупредил его, что с сего дня начинаю заниматься ручными гранатами. После этого мы с воеводой прошлись до пушечного ряда, состоящего их нескольких селитряных амбаров и складов, куда меня раньше не пропускала стража. Да мне не особо-то и хотелось туда прорываться, честно говоря.
— Послушай, Данила Романович, а чем тогда занимался ямчужный мастер, когда порох делают здесь.
— У него особый порох получался. Крупчатый. А секрет его изготовления он не выдавал. Наши мастера бились над его секретом, да так и не добились.
— Что, крупчатый сильнее рвётся? — хмыкнул я.
— Гораздо сильнее, — вздохнул воевода.
— А если я скажу тебе секрет, наделаете мне пороха для гранат?
— Гранат? Это ты так бомбы называешь?
— Ага! Звучит красиво. Гранаты! Как «грохот».
— Ну, да… Гремучее слово! Наделаем, ежели и вправду знаешь секрет.
— В готовый порох вино надо добавить, размешать хорошенько и пропустить через сито да высушить. Вот тебе и крупчатый порох.
— Вино, говоришь. А ведь и вправду. Мастера через сито пропускали, но порох потом рассыпался и слипался. А с вином… Хэ! Может быть ты и прав! Проверим! Ежели так, то будет тебе порох.
Мы как раз дошли до склада, где стояли ящики со стеклом. Стеклянные шары для бомб были небольшими, всего сантиметров восьми в диаметре и имели примерно двух сантиметровое отверстие для пороховой трубки. Взяв один шар мы с воеводой отправились в токарно-столярную мастерскую, где я потребовал изготовить сто деревянных конических трубок нужного мне диаметра. Глава плотницкой артели видел меня впервые, но видя молчаливо одобряющего меня воеводу, заказ у принял.
— Зачем тебе какие-то трубки? — спросил воевода.
— А вы не знаете, как работает граната?
— Фрязин показывал, как она рвётся, но не объяснял. Он из глины бомбы лепил.
— Точно, — подумал я. — Облепить стекло глиной, обжечь, а потом снарядить порохом. То-то у меня в подвале куча глины в сундуке лежит. Но ведь тяжёлая и неудобная мандыба получится для бросания… Рукоятку бы приделать…
— Потом покажу и расскажу, — сказал я воеводе. — Ничего не утаю. Дядька потрепал по волосам.
— Приду, конечно, Фёдюня. Делай, токма смотри, не взорви тут всё. Не знаю, как тебе государь такое дело доверил?
— Пошли фитиля дашь, — прервал я воеводу.
— Фитили на стрелецких складах. Пошли. Значит серу и уголь тебе не нести?
— По мешку пусть принесут. Сам немного с порохом поколдую.
— Поколдую, поколдую… Болтаешь боталом чего не попадя…
Шавасана — «шава» — труп, «асана» — поза (в хатха-йоге).