За Александром стоит девушка-стражница с золотистыми волосами, сплетёнными в косу, а её пальцы покоятся на плече капитана и сжимаются всякий раз, когда незнакомка осмеливается выглянуть из-за спины стража. Мне знакомы эти движения. И мне известен этот страх, что поглотил девушку с головы до ног.
Осторожно подхожу ближе, слыша тихие, но полные злобы и ярости слова Александра:
— Ещё раз тронешь её или другую стражницу и попробуешь на вкус собственные пальцы, которые я тебе отрежу и затолкаю в глотку, — каждое слово он смакует в яде презрения и отвращения. Подойдя ближе, я наконец вижу того, кому угрозы и предназначаются: молодой страж, сидящий на коленях и прижимающий ладони к сломанному кровоточащему носу, смотрит на капитана с ужасом, застывшем в изумлённых глазах. — А теперь назови фамилию своего капитана и можешь быть свободен.
— З-зачем фа-фами-фамилия?! — дрогнувшим голосом вопрошает страж, всё ещё пытаясь справиться с кровью, идущей из носа. — Я-я всё-всё понял, о-осознал. Б-б-больше так не б-буду! Обещаю!
— Правда обещаешь? — губы Александра изгибаются в лукавой усмешке.
— Правда-правда!
— Ну, раз «правда-правда», то иди, конечно же, — сладким и любезным тоном произносит капитан. Я уже хочу вмешаться, да и девушка за спиной Александра сжимается от страха, что с новой силой стискивает её.
Страж чуть ноги Александру не целует, заходясь в неразборчивых благодарностях, встаёт с колен, ещё раз кланяется, благодаря капитана за его милосердие, и медленными шагами идёт к лестничному пролёту, не переставая выказывать своё уважение. Александр же, всё ещё улыбаясь так, что у меня от его ухмылки всё внутри холодеет, ласково хлопает девушку по ладони, веля ей отпустить его. После чего догоняет стража, хватает его за грудки и бросает прямо в стену.
— Не люблю пачкать руки без надобности, но и человеческим языком не всегда можно обойтись, — говорит Александр, поднимая стража с пола и впечатывая его в стену, на что юноша отвечает жалостливым поскуливанием. — Если я велю назвать фамилию своего капитана, то это ты и делаешь, недоносок! Если бы я верил всем обещаниям, что только слышал, я бы бесспорно получил звание не капитана, а доверчивого идиота. А теперь говори, пока в крепости не появилась дыра в форме стража!
Юноша же весь сжимается, но всё же едва слышно выдавливает:
— Е-емельянов.
— Так бы сразу, — Александр тут же отпускает стража.
Александр оставляет юношу валяться у стены, а сам подходит к нам.
— Ты в порядке? — интересуется он у девушки, нервно теребящей кончик косы. — Если он или другой ублюдок хоть пальцем тебя тронет, сразу ко мне. Ну, или к любому стражу из моего отряда.
— С-спасибо, капитан, — лепечет та.
— Спасибо будешь говорить, когда он наказание получит, — Александр кивает в сторону стража, что так и не поднялся с пола. — Я бы его из Ордена выпер, но это уже решать Емельянову. А нос ты ему здорово сломала.
Девушка краснеет и ещё раз благодарит капитана за оказанную помощь. Тот лишь отвечает, что для него это обычное дело, и советует быть осторожной, так как в Ордене много стражей, не понимающих отказ. На этих словах я вздрагиваю, что не скрывается от внимания Александра, но он ничего не говорит и предлагает стражнице проводить её до комнаты, но та вежливо отказывается.
Юноша же быстро уходит, поняв, что больше никакого интереса он не представляет.
— Что произошло? — интересуюсь я, когда мы с капитаном остаёмся наедине. О случившемся я догадываюсь, но почему-то мне хочется, чтобы моё предположение не подтвердилось. В конце концов я глупо и наивно лелеяла надежду, что в Ордене с таким не столкнусь.
— Он домогался до неё, — всё-таки мои опасения оказываются верными. — Любава сломала ему нос, но даже такие отказы некоторые мужчины не понимают и считают знаком проявления симпатии, — Александр раздражённо закатывает глаза. — Я просто оказался рядом.
— И помог?
— Что?
— Ты помог девушке? Встал на её сторону? — хлопаю глазами, глядя на Александра так, будто передо мной не страж с острым языком, а как минимум двуглавая лошадь с телом собаки и рогами козла. — Не говорил, что это она виновата, что это она его совратила своим видом? Ты винил его, а не её? Не говорил, что это естественно у мужчин?
С каждым моим словом взгляд Александра меняется, и теперь он смотрит на меня так же, как и я на него: с удивлением и непониманием.
— Уж не знаю, у каких мужчин естественно бросаться на девушек и даже не слышать их, когда они говорят твёрдое нет, — наконец отвечает он. — Лично я отношу таких людей к… К не людям уж точно. Они мне отвратительны. И что за бред ты несёшь?! Как я могу обвинить девушку в том, что это он не может сдержать себя и не слышит простое и человеческое нет! Конечно, я ей помог! Что за вопросы, Аня? Или ты думаешь… О, — Александр внезапно замолкает, поняв для себя одну вещь, которую я хотела скрыть, но снова не справилась. Опускаю глаза, не желая, чтобы в моём взгляде Александр отыскал всё то, что копилось внутри меня годами.
Страх. Мольба. Желание спрятаться.
Ничего из этого у меня не получается утаить. Снова.
— Мне жаль, — зачем-то говорит капитан, запуская руку в волосы. — Если тебе что-то нужно или…
— Не стоит, — быстро произношу я, не желая ставить его в неловкое положение. — Всё в порядке. Я вообще-то по делу.
Точно очнувшись ото сна, Александр тут же живо спрашивает:
— Что за дело?
— Я бы хотела немедленно приступить к заданию! — отчеканиваю я, выпрямив спину и подняв голову, чтобы мои слова звучали как можно более уверенно.
Александр с облегчением выдыхает и даже выдавливает улыбку:
— Пошли, будет тебе задание.
Признаться, я всё ещё не отошла от увиденного, но как следует стараюсь не показывать это и иду за капитаном, который ничего не говорит: ни о произошедшем, ни о моей реакции на его действия. Впервые встречаю мужчину, вступившегося за женщину, а не обвиняющего её. Наверное, поэтому я так и удивилась, не в силах поверить, что Александр поступил не так, как сделал бы мужчина с иными принципами.
Мы выходим на полигон, идя к конюшням. Уже стемнело, стражей действительно практически не осталось. Неудивительно — основная работа Ордена начинается именно ночью, когда вся нечисть вылезает из своих тёмных укромных мест, дабы поохотиться за свежей человечиной. Хотя сейчас тварям ничто не мешает делать это и при свете дня.
— Поедешь с Данияром, — объявляет Александр.
Я замираю на месте, точно мои ноги прирастают к земле.
— С Д-данияром? — переспрашиваю я севшим голосом. — С-с мужчиной?
Александр останавливается вместе со мной. Синие глаза находят мои, взгляд капитана изучающе скользит по мне, точно Александр изо всех пытается найти нить, за которую можно зацепиться и вытащить меня из гущи страха. Но все эти нити давно разорваны. Мною лично.
— Прости. Я не подумал. Видишь ли, с Данияром легко сработаться. А мне нужно знать, как ты действуешь в команде, поэтому лучше напарника, чем Данияр, и представить сложно. Он мой друг, и я доверяю ему как себе. Поверь, он не обидит тебя.
Я не обижу тебя…
Доверься мне…
Я твой друг или всё-таки больше?..
— Я… Не уверена.
— Аня, — серьёзный тон капитана заставляет меня посмотреть в его синие глаза, тёмные и глубокие. — Данияр тебя не тронет. Клянусь памятью своей матери. Ты мне веришь?
Киваю нерешительно и робко, боясь лишним движением вызвать непрошенные слёзы, что уже стоят в глазах.
— Тогда пойдём. Обещаю, в моей команде ты в абсолютной безопасности. И если кто-то причинит тебе хоть малейший вред, только скажи, и я оторву этим ублюдкам всё, что только можно, и засуну туда, куда только можно.
Сглатываю ком в горле и иду за Александром, подходя к конюшням, из окон которых горит свет. Меня всё ещё трясёт, хотя на улице тепло и безветренно. Александр, если и видит, что я ни капли не успокоилась, ничего не говорит, а лишь одаривает понимающим взглядом, точно пытается донести, что мне нечего боятся. Вероятней всего, он прав. Но такие слова редко помогают. Они не прогоняют страх, он только начинает ныть где-то под сердцем щемящим и ненавистным чувством под названием слабость, что начинает пульсировать при подобных словах. Нечего бояться, значит, и страха быть не должно. А если он есть, то я слаба. Слаба, раз трясусь от того, что не должно внушать ужас.