— Ой, прошу прощения! — обеспокоенно звенит девичий голос, и на улицу, к моему удивлению, выходит Луиза, чьи глаза сияют слабым светом в темноте. — А, это ты, капитан, — увидев, кто принял весь удар распахнутых дверей, стражница мигом меняет тон с виноватого на безразличный и ленивый. — Чего припёрся?
— Вот так ты встречаешь любимого капитана… — начинает было Александр, как его перебивает знакомый свистящий акцент:
— Аня!
С Ру мы не виделись около недели, но всё равно мне кажется, что при первой нашей встречи он не был таким высоким. Страж, одетый в обычную косоворотку с порванным воротом, широко улыбается и уже хочет заключить меня в объятия, но вовремя останавливается под мрачным взглядом Александра. Ру протягивает руку в знак приветствия, и его улыбка становится виноватой.
— Рада тебя видеть, — с удовольствием пожимаю я его руку.
— А я-то как рад! Мы с Луизой поспорили, в чей отряд ты попадёшь, и теперь, похоже, она должна мне два медяка! — восторженно, совсем как ребёнок, объявляет Ру, чуть не подпрыгнув от радости. Луиза закатывает глаза, с едким удовольствием замечая:
— Ага, можешь вычеркнуть эти медяки из своего долга мне.
— Что?! Ну Луиза! — измученно протягивает Ру, тяжко вздохнув.
— Могли бы и мне спор предложить, — между тем вставляет Александр. — И почему вы двое тут прохлаждаетесь? Дел что ли нет?
— Дела были! — заверяет Ру, кивая несколько раз. — Мы только вернулись с задания, Саша, — меня удивляет, как страж произносит имя Александра. Во-первых, использует сокращённый вариант. А во-вторых, даже ударение ставит неверное, а капитан никак не поправляет друга. — Вот и зашли к Данияру, давно его не видели. Точнее, Луиза попросила… — на этих словах Луиза пихает его локтем, веля немедленно заткнуться. Но Ру, не понимая ясного, как белый день, намёка, только шипит от боли и недоумённо уставляется на Луизу, лицо которой принимает самый невозмутимый вид.
— Не будем вам мешать, — произносит она, хватая Ру за рукав косоворотки и уводя его подальше, пока он ещё чего-то не наговорил. — Доброй ночи и прочей хрени. Не умрите там.
— Удачи! — салютует Ру.
Стоит парочке удалиться в темноту ночи, как Александр хлопает себя по лбу. Видимо, подобное ему приходится терпеть чуть ли не каждый день.
Кто бы мог подумать, что Ру и Луиза, знакомство с которыми случилось благодаря моей несостоявшейся смерти, будут со мной в одном отряде! А Александр — этот хренов капитан — даже не удосужился сказать, что я уже знакома с некоторыми товарищами по службе.
— Так тебя можно называть Сашей? — ехидно улыбаясь, интересуюсь я, сложив руки на груди.
— Нет. Ни Шурой, а уж тем более ни Саней. Ру искажает моё полное имя так, что получается ругательство на его языке. Для тебя и всех остальных, у кого проблем с произношением не наблюдается, я Александр.
Киваю, прижимая сжатый кулак к губам и пряча в него тихий смех.
Вхожу в конюшню следом за Александром, ожидая увидеть максимум двух людей: конюха Ярика и Данияра, с которым мне предстоит выполнить задание. Внутри действительно только двое, но юного конюха на месте нет.
Первым, кто бросается мне в глаза, вызывая не столько интерес, сколько странную бдительность, оказывается юноша моего возраста, если не младше. Кожа у него бледная, вид болезненный. Волосы светлые, чуть ли не белые, и лохматые, точно он только-только встал с кровати. Но тёмные круги под глазами говорят лишь о том, что юноша не спал минимум три ночи. Пальцы у него длинные и тонкие, да и сам незнакомец настолько худ, что кажется, будто на него достаточно дунуть, и он развалится. Его руки сложены на груди, а глаза — бледно-голубые — уставлены в одну точку на стене. Кажется, точно он не от мира всего. Стоит в дальнем углу, в стороне.
К моему удивлению, Александр ни слова не говорит об этом юноше, точно его и вовсе здесь нет, а подходит к другому.
— Аня, знакомься, это Данияр Дымов.
Данияр — парень крепкий. Вид у него серьёзный, лицо суровое и мрачное, точно он в последний раз чему-то радовался несколько лет назад, а такое слово, как праздники, никогда не слышал. Глаза серые, холодные и немного колючие. Его лицо рассекает широкий шрам, тянущийся от левого уголка лба до правого края подбородка, и эта рваная полоса явно служит знаком, что боевого опыта у Данияра достаточно.
Он молча протягивает мне ладонь, и рукопожатие у него сухое, но сильное: рука после него немного ноет.
— Задание простое: избавить Нечистый лес хотя бы от нескольких тварей, — ровным баритоном произносит Данияр, быстро вводя меня в курс дела.
— Разве стражи занимаются таким? — удивляюсь я. — Нечисти в лесу настолько много, что от парочки убитых ничего не изменится.
— Да, но изменится, если они останутся живы, — подключается Александр. — Они продолжат убивать людей, и жертв будет больше. А если избавиться хотя бы от малого числа, то это уже хоть что-то. Хоть какая-то победа.
Данияр соглашается с капитаном.
— Есений, — Александр окликает юношу, стоящего в углу, и подходит к нему, пока Данияр вручает мне припасённый короткий меч. Признаться, я предпочитаю нити, а оружием пользуюсь редко, только в крайних случаях.
— Тяжёлый? — интересуется страж, наблюдая, как я оцениваю вес оружия.
— Достаточно. — Рассекаю лезвием воздух, держа клинок в одной руке. Затем обхватываю рукоять второй ладонью и вновь взмахиваю. — Пойдёт.
Данияр даёт мне ножны, и пока я привязываю их к поясу, обращаю внимание на Александра, что тихо переговаривается с Есением — бледным юношей, чьи руки теперь не обхватывают собственные плечи. Нет, теперь Есений сжимает волосы так сильно, что вот-вот вырвет приличные клоки. Его тонкие бесцветные губы едва заметно шевелятся, что-то шепча.
— Всё хорошо? — интересуюсь, подойдя ближе.
— Нет, — честно отвечает капитан, мотая головой. — Объясню потом, — добавляет он, заметив мой вопросительный взгляд. — Это Есений Ладов. И…
В печальных и смиренных глазах Есения стоят слёзы. Завидев меня, он замирает, хлопая глазами.
— Река сожжёт опору, — шёпотом произносит он, едва открывая рот. — Всё уйдёт под пятном крови.
Голос у него отстранённый. Слабый. Чрезвычайно тихий, точно Есений выдавливает из себя слова, которые царапают, сжигают, дерут его горло, принося невыносимую боль. Говорит он с придыханием. Есений убирает дрожащие руки с головы, Александр мягко кладёт ладонь ему на плечо, пытаясь успокоить.
— Он говорит мало. А если и говорит, никто не может понять, что именно. Точнее, слова-то понятны, но вот смысл…
— Он теряется, — договариваю я.
— Можно сказать и так.
Есений резко хватает меня за рукав кафтана, я вздрагиваю, пытаясь отскочить, но страж вцепился крепко.
— Есений! — Александр дёргает его за плечи, пытаясь отцепить от меня, но хватка у болезненного на вид стража оказывается, на удивление, сильной.
Его бледно-голубые глаза смотрят на меня с мольбой. Он открывает рот и тут же закрывает, либо не решаясь сказать, что хотел, либо подбирая подходящие слова. Хотя в его случае слова всегда будут неподходящими. Я даже перестаю самостоятельно вырываться, ощутив к Есению… Понимание? Сочувствие? Или мне просто хочется узнать, что такого он скажет?
— Кукушка знает, когда падёт последний лепесток, — наконец произносит Есений отрешённым тоном, опустив взгляд. По левой бледной щеке стекает одинокая слеза. Он отпускает меня.
Внутри бешено колотится сердце. Не от того, что Есений резко схватил меня. Не от его слов. Нет. От его голоса. Он не просто отчуждённый.
Он мёртвый.
— Александр…
— Я пытаюсь выяснить, что с ним, — отвечает тот на незаданный вопрос. — Не бойся, он тебя не обидит.
Это я уже и сама поняла.
Дав несколько наставлений о том, что не стоит лезть на тварей, не имея в голове чёткого плана действия, Александр уходит вместе с Есением, чьи глаза покраснели от слёз.