Он послушно поднимается на ноги, слегка покачиваясь, и уже заносит клинок, готовясь напасть, как я хватаю его за руку, выкручивая её, и валю Милена с ног.
— Убит.
— Это не по правилам!
— Не по правилам тренировочного поединка. А в настоящем бою правил не существует. Каждый использует то, что только может. Вставай. И меч подними, — добавляю я, заметив, как оружие выпало из рук Милена.
Тот встаёт на колени и уже поворачивается за мечом, как я хватаю его за волосы, поднимая голову Милена и обнажая его горло, и подставляю к нему клинок.
— Убит.
— Но…
— Никогда не поворачивайся к врагу спиной, — говорю я, убирая меч от его глотки. — Он всегда должен быть у тебя на виду, ты должен следить за каждым его действием, не пропуская ни малейшей детали. Иначе рискуешь оказаться бренным трупом. Вставай.
Теперь Милен не медлит: о нет, злость дарит ему скорость. Но гнев — самый неверный союзник в сражении. Он дурманит, затуманивает мысли, окутывает непроглядной пеленой, где здравые мысли попросту исчезают из головы, сменяясь беспорядочным хаосом.
Его выпады стремительные и яростные, но я с лёгкостью парирую, уводя удары в стороны. Наши клинки скрещиваются, и так же быстро разводятся. Милен уже начинает выдыхаться, тяжело и часто дыша, но он в жизни этого не признает. С глухим рыком, он бросается на меня, занеся деревянный меч, и я вновь отражаю его удар. В воздухе витает пыль, но жарче становится лишь тогда, когда приходит моя очередь нападать.
За короткими взмахами следуют тяжёлые выпады. Милен едва поспевает за моими движениями, его глаза мечутся из стороны в стороны, не зная, куда смотреть: то ли на собственный клинок, то ли на мой. Держится он уже не так уверенно, как в самом начале поединка, но не сдаётся, хотя сдерживать мой напор ему становится всё труднее с каждым мигом. Один лишь ложный выпад заставляет его потеряться во всей ситуации, а я без стеснения пользуюсь этим, сбивая его с ног.
— Убит, — произношу я, приставляя остриё к груди Милена. — А теперь вставай. И брось меч.
— Это ещё зачем?
— Затем, что я уже понял, как обстоят твои дела с фехтованием. Меч ты заносишь слишком высоко, так твои руки быстро устанут, — принимаюсь объяснять я, заметив вопросительный взгляд Милена. — Руководствуешься гневом, тебя легко вывести из себя. И не спорь, а слушай! — повышаю я голос, увидев, как кадет раскрывает рот, дабы опровергнуть мои слова. — Слушай, что тебе говорят, а не считай, что знаешь всё лучше других. И встань уже наконец, — отбрасываю меч в сторону, и Милен следует ему примеру, оставляя оружие на земле.
И снова Милен не ждёт: он быстро понимает, что мне от него нужно, и заносит кулак в ударе. Останавливаю его в полёте, но руку Милен не опускает, а наоборот, прикладывает больше усилий, лишь бы всё-таки вмазать мне от души. Его рука трясётся, он сжимает зубы до скрежета, когда я остаюсь полностью невозмутимым. Во взгляде, направленным на меня, пылает ярость, которую Милен не затушил по моему совету, а только позволил ей разгореться ярче. Он уже выдыхается, что заметно по его красному лицу, и резко бросает руку вниз, но не сдаётся: следующий удар не заставляет себя ждать, но и его я блокирую.
Он колотит кулаками так, точно хочет своими взмахами сотрясти воздух. Или же как минимум выместить весь гнев, что пожирает его изнутри, на мне. Костяшки пальцев Милена ударяются об мои руки, пылая алым. Но Милен не останавливается даже для того, чтобы сделать новый глоток воздуха. Его дыхание давно сбилось, рот открыт, а язык подвешен.
— Достаточно, — останавливаю его я, и Милен уже хочет возразить, да не может из-за учащённого дыхания. Я поднимаю ближайшее целое чучело, вставляя палку в землю и поворачиваюсь к кадету, чьё лицо красное от усердия и липкое от пота. — Отрабатывай удары на нём.
Бьёт Милен сильно и резко, орудуя своими руками так, точно те верёвки, которыми можно крутить в разные стороны. Наблюдая за ним и его ударами, я не сразу замечаю пришедшую на полигон Аню.
— Александр, нужно поговорить.
— Я тебя слушаю.
— Личный разговор, — уточняет она, едва заметно взглянув на Милена, активно орудующего кулаками.
— Тогда я тем более тебя слушаю, — уверяю я, неотрывно глядя на кадета и его импульсивные удары.
— Мне нужно поговорить с тобой наедине.
— Да я сегодня нарасхват, — усмехаюсь и поворачиваюсь к стражнице, чьё лицо мрачнее всякой тучи. — Ладно, пойдём, раз так всё важно.
— Но Александр! — Милен, услышав, что я оставляю его, прекращает свои беспорядочные удары, тяжело дыша и вперев серо-голубые глаза прямо в меня. Лицо у него красное, вспотевшее и усталое. — Ты обещал! Обещал провести со мной занятие!
— Считай, что провёл, — мой тон становится ледяным и непоколебимым. — Бьёшь ты слишком сильно, быстро и часто. Рассчитывай удар и место, куда бьёшь. Будешь тупо размахивать кулаками — окажешься под землёй быстрей, чем занесёшь руку, которую вряд ли сможешь поднять после череды таких ударов, для новой атаки. Ноги держи на ширине плеч и стой твёрдо, а то постоянно дрожишь. Дыши через нос. И думай, — стучу я по виску пальцем, подкрепляя свои слова. — Думай, а не только бей.
— Я и думаю! — в сердцах выкрикивает Милен, топнув ногой. — И я не устаю! Я могу так хоть весь день!
— Нет, не можешь, Милен, — отрезаю я и вновь обращаюсь к Ане. — Пойдём. Прости, Милен, но сам понимаешь, дела Ордена не требует отлагательств.
От этих слов Милен злится пуще прежнего.
— Я тоже могу стать стражем! — вскипает он. — Уже давно, и ты знаешь об этом! Я знаю каждую нечисть, каждого духа, знаю, как их одолеть!..
— Знаний недостаточно, идиот ты этакий, — прерываю его. — Думаешь, Орден не владеет этими знаниями? Тут каждый, кого не спроси, в курсе, как одолеть мавку25 и что из себя представляет любой из духов. Тогда почему, милости ради, тварей тьма тьмущая, а на убийство одного духа нужен чуть ли не весь Орден, раз их слабости известны любому стражу?
Милен не отвечает, потупив взгляд.
— Вот именно, Милен. Знания для победы над кем-то — это основа. Без них ты, безусловно, быстро превратишься в холодный и бледный труп, как и без навыков сражения и молитв.
— Но я всё это умею! Ты же сам знаешь, ты сам меня учил!
— Хватит, — произношу я, чётко выговаривая каждую букву, будто так смысл слова дойдёт до Милена быстрей. — Я тебя учил, а значит, знаю, на что ты способен. И пока ты самоуверенный глупец, который только бахвалится тем, чего у него нет. Ты ещё слаб, Милен, чтобы стать настоящим стражем. Пройди сначала обучение в училище, а уже потом доказывай мне, чего ты стоишь.
Милен сжимает кулаки так сильно, что даже белеют костяшки. В его глазах блестят крупинки слёз, которые он изо всех сдерживает.
— Ты ещё ребёнок, — продолжаю я, и на этот раз меня пресекает Аня:
— Прекрати. Ты перегибаешь палку.
— Я лишь говорю правду. Думаю, тебе это более чем известно.
Больше я ничего не говорю, а только разворачиваюсь, идя в крепость. Аня идёт за мной, а Милен так и остаётся на полигоне в полном одиночестве со своими мыслями. Стражница молчит, поэтому я перехожу к делу первым:
— Жду тебя у конюшен через десять минут.
— Что?! Но… Вообще-то у меня есть разговор.
— Вот и поговорим, пока до задания будем добираться, — кидаю я и ускоряю шаг, оставляя её позади.
Глава одиннадцатая. Гуси и русалки
Аня
— Её зовут Рада, — сообщает капитан, пока я пытаюсь управиться со строптивой кобылой, которая постоянно уходит в сторону.
— Мило.
Александр сказал, что задание связано с водяной нечистью, и сообщил о нём так резко и неожиданно, что я едва успела собраться, взяв всё необходимое на мой взгляд: сумку с тремя флягами воды, короткий меч, крест и нити, перекус для лошадей, два запасных клубка нитей, деньги и немного еды.
Едем мы четвёртый час, уже стемнело, а до нужного места, по словам Александра, нам ещё идти и идти. Капитан предложил всю ночь провести в пути, а уже по приезде отдохнуть в постоялом дворе и к темноте отправиться к водоёму искать нечисть. На моё утверждение, что отныне твари активны в любое время суток, Александр лишь фыркнул и сказал, что ночью работать привычней и приятней. Тем более сейчас мы вряд ли найдём даже самый затхлый постоялый двор, в котором можно переночевать.