После чего берёт меня за руку.
И мы оба знаем, что сказал я чистую правду.
Камни оказываются скользкими, и Аня чуть не падает в воду, но я вовремя подхватываю её. Сердце бьётся настолько бешено, что вот-вот выпрыгнет из груди, разорвав рёбра. Я даже краснею, надеясь, что темнота ночи скрывает проступивший румянец на моих щеках.
Теперь мы идём аккуратно, мелкими шажками, всё ещё держа друг друга за руки. Ладонь Ани горячая, мягкая и хрупкая, словно нежный бутон ещё не распустившего цветка. Биение внутри окончательно превращается в сумасшедший ритм, что не желает стихать, он хочет только усиливаться и наслаждаться самим собой. Тишина уходит, её насильно сменяют тысячи звуков, оказывающиеся одним: стуком сердца. Холод умолкает, и его побеждает тепло, проходящее по мне волной горячих мурашек. Пустота исчезает, и вместо неё во мне проносится целый ураган чувств, не стихающий ни на мгновение.
Мы доходим до середины моста, и опускаемся на мокрые, холодные и скользкие камни. Аня устремляет взгляд на водопад, струящийся величием и красотой. Я же смотрю на стражницу, думая лишь о том, что она прекраснее любого водопада. Её волосы практически высохли и теперь смешно пушатся, а глаза горят детским восторгом. Рука сжимает мою так крепко и сильно, что моё сердце заходится в счастливом танце, а на губах самовольно выступает улыбка.
Рядом с ней мне поистине хорошо. И я ощущаю себя живым. Чувствую жизнь.
Эта девушка спасла меня. Спасла мёртвого. Аня не знает мою тайну и, очень надеюсь, не узнает никогда, потому что мне хочется, чтобы она считала меня живым: таким же, как она; чтобы хоть немного, но чувствовать себя ближе с ней. И Аня видит ценность в моей жизни. Видит то, чего не могу узреть я.
— Он хотел избавиться от меня, — говорю я настолько тихо, что шум воды полностью перекрывает мои слова, но Аня всё же поворачивается в мою сторону, когда я немигающим взглядом смотрю на водную гладь.
— Что?
— Он хотел избавиться от меня, — повторяю я жёстче и громче. — Ты спрашивала, зачем я вступил в Орден. Моей воли здесь не было.
Молчу несколько секунд, после чего продолжаю:
— Он не любил меня. Ненавидел, презирал, желал смерти. Участвовал в моей жизни лишь тем, что только портил её.
— Кто — он?
— Он является для меня тем, кем никогда не станет. Я же в свою очередь никогда не назову его отцом.
Аня вздрагивает от услышанного.
— Александр, прости, я не знала.
— Вот и узнаешь как раз, — грустно улыбаюсь. — У меня нет отца, Аня. Я рос с мамой — с той, благодаря которой и стал тем, кем стал. Не стражем какого-то Ордена. Человеком. И очень надеюсь, что таким, каким она могла бы гордиться, — к горлу подступает ком, а в голове чередой вплывают воспоминания, как я отчаянно кричу, разгребая завалы больницы, как обессиленно падаю перед трупом матери, как безнадёжно пытаюсь вытащить её тело. — Я был нежеланным ребёнком для него. Мальчиком, появившимся не вовремя. Он говорил, что меня не должно было быть. Назвал ошибкой. Оплошностью. Лишним в этом мире. Он хотел убить меня собственными руками, после чего придумал способ получше.
— Отправить в Орден, — догадывается Аня.
— Да. Сделал из ненавистного ребёнка стража, чтобы тот рисковал собой каждый грёбаный день. А такой риск быстро выливается в смерть. Только не в моём случае, — чуть тише добавляю я, и на этот раз гром воды действительно заглушает мой голос. — Знаешь, он показал мне, что моя жизнь ничего не стоит. Дал понять, что она не важна этому миру, да и в принципе никому. И вообще, не будь меня, этот мир был бы лучше.
— Но не это не так! — горячо говорит Аня. — Александр, твой… — она осекается, но быстро берёт себя в руки: — Этот человек не прав! Твоя жизнь имеет ценность, и в первую очередь она должна быть важна тебе! — Аня дотрагивается до моей груди — до того места, где бьётся сердце. — Не смей думать так, как тебе внушил он! Жизнь на то и даётся, чтобы мы осознали её важность и начали ценить её. А этот человек… Он и пальца ырки не стоит! Он бесчестный, подлый, гадкий мерзавец. Твоя жизнь важна многим людям. Мне, например, — в этот же миг она отводит глаза, пытаясь скрыть смущение. — Он…
— Мне никто, — мягко останавливаю я её. — Поверь, я подписываюсь под каждым твоим словом, но он всегда был для меня никем. И таким останется. Нас объединяет лишь кровь, ничего не значащая для меня.
Аня согласно кивает и вновь смотрит в сторону шумящей воды. Неожиданно она прижимается ко мне ближе, заставляя сердце пуститься в такой пляс, что я запросто могу потерять сознание и упасть головой назад в воду. Аня кладёт голову мне на плечо, заставляя окончательно впасть в странное и тягучее, но приятное чувство, похожее на пожар. Только не разрушительный и сокрушительный, а горячий и согревающий.
— Ну, а ты? — интересуюсь я. — Почему вступила в Орден?
— Видела, как умирают люди, — немного помедлив, отвечает она. — И мне не хочется, чтобы это повторялось вновь и вновь. Если я могу что-то сделать с этим, могу хоть как-то предотвратить это или же попытаться, то это мой долг.
— Думаешь, один страж способен остановить такое?
— Нет. Один может попытаться. А если один не попробует, то разве другие станут? К тому же стражи постоянно сражаются. И я когда-то вела бесконечную бойню. Но в отличие от меня, стражники были сильными. Они могли защитить себя. Тогда-то я и поняла одну важную вещь, — говорит Аня. — Защитниками людей могут быть только сами люди. Вот и получается, что я хотела защитить себя в первую очередь. Научиться это делать, потому что бессилие душило. И душит до сих пор.
Она отстраняется от меня и даже убирает руку. Сердце вновь замолкает, и внутри словно проносится крик отчаяния, молящий о том, чтобы биение возобновилось. Но я не властен над этим, поэтому смиренно падаю в объятия холода, тишины и пустоты.
— Аня, — зову я. — Ты не бессильна. Не всегда можно справиться с чем-то, будучи одним, и это нормально. Мы можем проходить все испытания в одиночку, но от того раны и будут больнее. Не держи всё в себе. Поделись с кем-то. Со мной. Поделись этой болью, передай раны, дай забрать шрамы. Не неси всё одна. Пожалуйста. Аня, ты… — во рту пересыхает, нужные слова вновь забываются, хотя мгновение назад я чётко знал, что говорить. — Я рад, что знаю тебя. И спасибо тебе.
Но это не то, что я хотел сказать.
Глава четырнадцатая. Бьётэ
Аня
В постоялый двор мы вернулись только к рассвету. Всё время, что мы шли по тропинкам леса, мы провели в тишине. Александр изредка приоткрывал рот, точно собираясь что-то сказать, но в этот же момент закрывал, так и продолжая молчать.
Проспав до полудня, я спускаюсь вниз, в обеденный зал, сладко потягиваясь и зевая. Мышцы болят, а горло чешется. Видимо, холодный ночной ветер не прошёл без следа. Волосы я связала в небрежный узел, а оделась в обычную рубаху и штаны, низ которых заправила в ботинки.
Александр уже сидит за столом. Перед ним тарелка серой жижи, выглядящая так, будто кого-то стошнило. Но капитана внешний вид еды не интересует. Он полностью увлечён своим собеседником, что сидит напротив него и активно жестикулирует руками, задорно смеясь.
— Ру! — завидев знакомую рыжую голову, я подбегаю к ним.
— Аня! — тот отвечает привычной широкой улыбкой. Он встаёт, со скрипом отодвинув стул, и кланяется, приложив правую руку к противоположной стороне шеи. — Так в Талоре благодарят, — поясняет он, заметив моё замешательство. — Я слышал, ты спасла Сашу.
— После того, как я её спас, — учтиво уточняет капитан.
— Спасибо тебе, — Ру ещё раз кланяется, проигнорировав Александра.
Я только пожимаю плечами и робко улыбаясь, мол, для меня это обычное дело — вытаскивать капитана из передряг и спасать его жизнь.
Усаживаюсь вместе с ними, и хозяйка, подойдя к нашему столу, ставит передо мной тарелку с таким же месивом, что и у Александра. Пахнет так, словно это действительно чья-то рвота.
— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь я у Ру.
— Саша позвал.
Перевожу взгляд на Александра, ожидая объяснений. Тот трёт переносицу, и я задумываюсь: спал ли он вообще?
— Неподалёку отсюда видели болотника31, — осведомляет Александр. — Я взял и это задание, а Ру попросил присоединиться позже, так как он и сам с тварями разбирался. Поэтому, если ты не будешь есть это варево, — он со скисшем лицом кивает на тарелку каши, — предлагаю двинуться сейчас.
Постоялый двор «Гусёнок» мы покидаем с огромной радостью. Лошади встречают нас недовольным ржаниям, спрашивая, как только совести у нас хватило оставить их в этом сарае с дерьмом. Поглаживаю Раду по холке и обещаю купить ей яблок при первой же возможности.
Болтает всю дорогу только Ру, рассказывая мне о своей родине и приключениях, что выпали на его долю, когда он стал стражем. Страж с воодушевлением говорит о своём первом настоящем задании, когда он служил под руководством другого капитана, и его послали разобраться с букой32. Вернулся Ру в крепость с побитым глазом и вывихнутым пальцем, но от твари он избавился.
Оказывается, Ру знаком с Александром ещё с особого легиона, где оба учились под командованием главнокомандующего Тузова. Вместе с ними был ещё и Данияр, и, как говорит Ру, тот всегда был молчаливым и угрюмым юношей, предпочитающим уединение. Ру сетует над тем, что такого Луиза в нём нашла, а после мгновенно переходит к другой теме, рассказывая, как на днях он познакомился с симпатичным стражем, получившим синий кафтан совсем недавно, как и я.
Ру во всех красках описывает то, как он, будучи неопытным юнцом, впервые напился в Великомире, перепробовав самые разные сорта кваса. После чего он, ничего не соображая, угнал осла у хозяина заведения, приняв животное за Александра, с которым и пришёл. Проснулся Ру в соседней деревне, с ужасной головной болью и желанием выплюнуть все внутренности вместе с рвотой прямо в колодец. Смеюсь, отмечая, что перепутать капитана с ослом не так уж и трудно. Александр отвечает мне едкой улыбкой, говоря, что в упрямстве я ушла недалеко от него.
Мы останавливаемся в большой деревне Зарянкино, вблизи которой и находится нужное нам болото. Местные встречают нас гостеприимными улыбками, а навстречу выходит старшина, опираясь на трость. Его сопровождает молодая девушка с косой тёмных волос, в которые вплетена белая лента. Похоже, внучка старика, едва младше меня самой.