— Разберусь, — коротко кидает он, идя к двери.
— Что?.. — не дослушав меня, Александр выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Возмутившись от такой наглости, я вскакиваю с кровати и тут же хватаюсь за голову, которую пронзает резкая боль. Мыча бранное выражение, отворяю дверь, выходя в длинный коридор. Александра уже нет, поэтому иду к лестнице, шлёпая по деревянному полу босиком.
Спускаюсь вниз, откуда доносится громкий хохот. За столом сидит Ру со старшиной.
— Где Александр? — спрашиваю я у стража, когда он что-то шепелявит на своём родном языке.
— Аня! Как твоё самочувствие?
— Где Александр? — проигнорировав вопрос Ру, я повторяю свой.
— Он пошёл к конюшням. Сказал, срочное одиночное дело, не требующее отлагательств.
— Одиночное, значит?! — вскипаю я и направляюсь к выходу, наплевав, что одета лишь в рубаху.
Выхожу на улицу и оглядываюсь, ища нужную мне конюшню. Изба большая и крепкая, стойла для лошадей наверняка находятся с задней стороны.
Конюшню я нахожу вовремя: в тот самый момент, как Александр выводит коня на улицу.
— Куда-то собрался, капитан? — интересуюсь я, сложив руки на груди.
— Срочное дело, — размыто объясняет он, поправляя сумку на седле. Заметив мой хмурый взгляд, Александр вздыхает и с раздражением протягивает: — Ты всё равно узнаешь правду.
— Именно.
— Мне нужно своими глазами увидеть твою деревню. Точнее, то, что от неё осталось.
— Я с тобой.
— Нет.
— Да. Это моя деревня, я в ней и родилась, и жила, и умерла там впервые! К тому же я знаю дорогу.
— Второй аргумент гораздо весомей первого, — замечает капитан. — Но ты не поедешь. Ты ранена, — увидев мою вскинутую бровь, он тут же исправляется: — Может, раны у тебя и заживают, но у тебя точно был шок.
— Сказал тот, кто был мёртв.
— Не распространяйся об этом, — просит он, садясь на Одуванчика. — И не стой босиком.
Он дёргает за поводья, и Одуванчик уже было пускается в бег, как я хватаюсь за край кафтана Александра, потянув на себе. Заржав, конь встаёт на дыбы от испуга, а капитан, не успев покрепче ухватиться, кубарем летит вниз, падая на спину.
— Сдурела?! Когда я говорил, что хочу умереть, я не думал, что ты тотчас попытаешься меня убить! А если бы я что-нибудь себе сломал?!
— На тебе всё заживает быстро.
Капитан встаёт, тихо матерясь, и стряхивает пыль с кафтана. Мрачно оглядывает меня, нахмурив брови, будто уже готовится высказать гневную тираду о том, что я должна беспрекословно подчиняться его приказам. Но, видимо, он решает, что это лишнее и всё равно не подействует на меня, потому как произносит он следующее:
— Долго я тебя ждать не буду.
Довольно улыбаясь, возвращаюсь в постоялый двор и коротко ввожу в курс дела Ру, которому предстоит вернуться в крепость без нас. Тот не расстраивается, а лишь даёт некоторое лекарственные травы на всякий случай, рассказав, какую использовать при определённых ранах. К конюшне возвращаюсь, когда Александр уже собирается трогаться.
***
К Лачуге мы подходим вечером того же дня. Узнаю тропинки, по которым вместе с матерью ездила в соседний город к капищам. Они такие же неровные, телега постоянно подскакивала на кочках и ямках, когда мы ехали, а мать рассказывала мне о богах, превознося их. Я слушала вполуха, гадая, когда же всё это закончится и я наконец вырвусь на свободу.
На свободу я действительно вырвалась. Но далеко не так, как мечтала.
— Это здесь, — говорю я, когда под копытами лошадей появляется чёрная земля. Сглатываю подступивший ком, который отзывается на языке привкусом гари.
Александр спрыгивает с коня, ведя его дальше за поводья. Следую примеру капитана.
Земля полностью чёрная, выжженная. Кое-где всё ещё остались старые обломки разрушенных домов. Но их мало, выглядят они на голой земле жалкими и ничтожными щепками. Вокруг тихо, только слышны стук копыт и наши собственные шаги. Кидаю взгляд в правую сторону, узнавая место, где раньше стояла изба, в которой я прожила с рождения и до тринадцати лет. Чуть подальше видна самая высокая груда обломков из всех. И эти обуглившиеся доски я тоже узнаю: терем Заможного.
Капитан опускается на колени, прощупывая сгоревшую землю, точно пытаясь что-то найти. В его второй руке зажат крест. Я же стою поодаль, не решаясь подойти ближе. Ёжусь от прохладного ветра.
— Земля не восстанавливается, — наконец произносит Александр, выпрямляясь в полный рост. — Конечно, пожарище был знатный, но земля точно сгорела вчера, а не пять лет назад.
— И что это значит? — не понимаю я.
— Огонь другой. То есть не такой, который уничтожает леса и дома. Не такой, который призываем мы, молясь Санкт-Владимиру. Он другой. Такой же сокрушительный и губительный, но более сильный.
— Более сильный? — ошеломлённо переспрашиваю я, не понимая, какая стихия может быть сильнее огня, что беспощадно пожирает всё на своём пути. Огонь — это смертоносная и опасная сила. Даже вода не всегда помогает против него. А восстановить что-либо после касаний пламени в большинстве случаев невозможно.
Так что может быть сильнее огня? Ещё один огонь? Но почему он отличается?
— Дух, — произносим мы одновременно с Александром.
— Вполне возможно, в этом замешан дух, — продолжает капитан. — А если так, то этот дух до сих пор жив и бродит по Великомиру.
— Но тогда были бы другие подобные случаи, — разумно замечаю я, и Александр соглашается со мной кивком.
— Духи — твари своевольные. Они преследуют лишь собственную выгоду, поэтому не думаю, что дух действовал один.
— Хочешь сказать, дух мог выполнять чей-то приказ?
— Поручение, — поправляет Александр. — За определённую плату. И выяснить это можно одним способом.
— Каким же?
— Спросить у самого духа, конечно же.
Глава семнадцатая. Очень вредный дух
Александр