— Нет! Заткнись и слушай, как было! Сказку я р-рассказываю, моя она! — истерично завопил Баюн, оскалившись, а его уши прижались к голове и повернулись назад.
— Сказку? А я думал, это руководство, как не надо себя вести зимой.
Больше Баюн не слушал и не терпел, а набросился на меня, зашипев и сверкнув в воздухе железными когтями. Я же отскочил в сторону, когда лапы духа чуть не вонзились мне в глотку, намереваясь раскромсать на куски, которыми кот бы с удовольствием перекусил. И как бы меня не привлекала идея смерти, быть съеденным жирным котярой мне не хотелось. Поэтому, когда на меня в очередной раз накинулась огромная туша, я, кувыркнувшись вперёд, оказался позади Баюна и запрыгнул на его пушистую спину.
— А ну слезь с меня, пар-разит!
Кот упал на спину, прижав меня к земле и выбив весь воздух из лёгких. По телу — в зоне ребер — прошёлся звучный хруст, и я охнул, ничего не видя перед собой, кроме чёрной шерсти. Баюн придавил меня своим весом, и под ним я даже шевельнуться толком не мог. Я сжал шерсть кота так сильно, что тот яростно и протяжно заорал, чуть не оглушив меня. Дух встал на четвереньки, пытаясь стряхнуть меня, пока я повис на его шее, крепко обхватив ту руками.
Пусть кот и выглядит неповоротливым из-за внушительных размеров, бегает он быстро. И в этом я убедился в ту самую секунду, когда Баюн сорвался с места. Ветер хлестал в лицо, колючие ветви больно ударяли по щекам, не причиняя коту никакого вреда. Держаться становилось всё трудней, пальцы соскальзывали, пока Баюн нёсся по лесу, ловко прыгая из стороны в сторону. Лес мелькал перед глазами вспышками, желудок сжался от скорости, а в рёбрах защипало. Пальцы одной руки разжались, и я, точно кукла, бился телом об спину Баюна на каждом повороте или прыжке.
— Сам напросился, — сквозь зубы процедил я, хватаясь за клочок шерсти второй рукой и подбираясь ближе к его морде. Кое-как мне удалось оседлать огромного кота, что совершенно не понравилось духу. Но завопил он отборным матом лишь тогда, когда я нащупал его длинные усы, резко дёрнув на себя.
Его лапы заскрежетали по земле, оставляя рваные борозды, и наконец, бранясь самыми витиеватыми выражениями, некоторые из которых я отложил у себя в голове, чтобы в дальнейшем использовать, Баюн остановился посреди лесной опушки. Я же скатился вниз, упав на землю и звонко смеясь.
— Р-ржёшь, стр-раж?! — грозно вопросил Баюн, выдвинув когти. — В последнюю минуту жизни р-радуешься!
Удар его когтей я отбил мечом, что тотчас обнажил. Лезвия лязгнули и зазвенели в неравной схватке. Когтей у кота хоть отбавляй, а меч у меня всего один. Баюн размахивал передними лапами, целясь мне и в лицо, и грудь, и в глотку одновременно, мечтая задеть всё сразу. Суженные жёлтые глаза полыхали ненавистью и яростью, острые когти свистели в воздухе, пока я, орудуя клинком, отбивал их в последний момент. Сердце у меня не билось, усталость не захлёстывала волной, дыхание было стабильным, и моё бодрое состояние крайне удивило кота, который даже высунул розовый язык от усердия, с которым он пытался убить меня. И спустя некоторое время Баюн не выдержал. Отвлёкся, взял секундную передышку, замедлил атаки, не так активно орудовал лапами. И ответ не заставил себя ждать: наточенное остриё коснулось чёрной шубы кота, чьи глаза округлились от испуга и поражения.
Он мог вонзить в меня когти, но Баюн — умный дух, поэтому знал, чем это обернётся. Я мог лишь надавить сильнее и глубже, и сказочник отправился бы в Навь на долгое перерождение.
— Не убивай меня, стр-раж, — заскулил дух, приняв то самое выражение морды, из-за которого люди считают котов очаровательными, а не искусными манипуляторами. — Службу окажу. Буду вер-рен тебе и пр-редан. Лечить буду, исполнять всё, что только твоя душенька пожелает. Да хоть здесь клятву и пр-ринесу.
Я отодвинул клинок на дюйм.
— Клятву?
— Вер-рности и службы. Что моим хозяином ты, обалдуй, становишься, — я молча кивнул, а кот сжал клыки от злобы, но всё же произнёс: — Я Баюн, дух тр-рёх мир-ров, клянусь вер-рно служить ср-раному стр-ражу, что мне все нер-рвы измотал!
— Разве это клятва? — недоверчиво поинтересовался я.
— Ну, ты же не назвал своего имени, дубина ты этакая.
— Александр Демидов.
Кот что-то пробубнил про моё отвратное имя, после чего с недовольством произнёс:
— Я кот Баюн, дух тр-рёх мир-ров, клянусь вер-рно служить Александр-ру Демидову, что храбр-ро ср-ражался пр-ротив меня и одер-ржал честную победу.
Рискнув, я опустил меч и вовсе убрал его в ножны, ожидая, что Баюн меня обманул и больше церемониться не будет. Кот и впрямь замахнулся толстой лапой, но когти остановились в нескольких дюймах от меня, замерев в воздухе. Чертыхнувшись, Баюн убрал лапу и плюхнулся на зад, обмотав лапы распушившимся хвостом, чей кончик бился об землю, выражая недовольство и злобу духа.
— Ненавижу тебя, — протянул он.
— Буду иметь в виду, — ответил я. — Вот моё первое поручение, котяра. Перестань жрать людей.
После моего приказа по лесу пронёсся такой крик, от которого вся нечисть превратилась в пепел или как минимум сбежала в более тихие края. Баюн возмущался, обещал разорвать меня в клочья, несмотря на свою клятву. Когда же он закончил жаловаться и говорить о том, что такими темпами он сдохнет от голода и будет похож на тощего оборванца, я вновь забрался на его спину, так как задание со злыднями никто не отменял.
Баюн по сей день проклинает меня за тот приказ, жалуясь и умоляя хотя бы на миг его отменить, чтобы отведать людское мясо после долгих лет разлуки с ним. На все вопли я реагирую одинаково: игнорирую.
— У нас к тебе дело, усатый, — перехожу я к сути, когда Баюн обиженно отворачивает от меня косматую морду. — Помоги по старой дружбе.
— Стар-рой др-ружбе, говор-ришь?! Какая др-ружба, мавка тебя утопи, если ты лишил меня всех р-радостей жизни!
— Я просто попросил тебя не есть людей. Неужели радость твоей жизни в том, чтобы набить живот?
— Конечно, это р-радость моей жизни! Я кот, я нуждаюсь во вкусной пище! А из-за тебя я тепер-рь обречён на несчастье!
— Какая жалость, — протягиваю я, тяжко вздохнув. — А теперь после этого кошачьего лирического отступления перейдём к делу.
— Я не буду тебе помогать на пустой желудок!
— Захотел в Навь на перерождение?
— Мяу-у-у, ты невыносим!
Баюн скрещивает мощные лапы на груди и что-то недовольно бормочет про надоедливых костлявых мальчишек, которые на вкус как сухие листья. Кот машет пушистым хвостом, всем своим возмущённым видом выражая отношение ко мне. Аня смотрит на меня с недоумением, не зная, что и сказать на капризы духа. Я же, убедившись, что жалобы Баюна закончились, перехожу к делу:
— Здесь неподалёку стояла мелкая деревня — Лачуга. И пять лет назад она сгорела. Вот только огонь был не обычным, явно принадлежал духу. Ты что-то знаешь об этом?
— А ещё что-то более др-ревнее не мог спр-росить? — язвительно мяукает Баюн. — Откуда мне знать, что пр-роизошло с какой-то глухоманью? В те вр-ремена я был занят поеданием людишек и был самым счастливым духом, пока тебя на свою голову не встр-ретил!
Капризы котяры меня не интересуют, как и его нелюбовь ко мне. У нас с ним вечные разногласия, но тем не менее Баюн крайне полезен. И сейчас я понимаю, что кот попросту выпендривается, не желая говорить то, что ему известно.
— Не шути со мной, котяра. Ты в мире духов всё знаешь и всё слышишь. А раз столько сказок знаешь, то и бед с памятью у тебя нет.
— Мяу-у-у-у, да без понятия я, что с этой глушью пр-роизошло! Сгор-рела и сгор-рела, хвост и усы с ней!
— Что насчёт духов, которым подвластен огонь? — уточняю я, решив, что хотя бы это кот точно знает. — Они в Яви?
Баюн театрально задумывается, нахмурившись.
— Александр, — вмешивается Аня, пока кот всё ещё напрягает мозг, силясь вспомнить то, что он и не забывал. — В ту ночь, когда моя деревня сгорела… — она запинается, но быстро берёт себя в руки. — Я слышала рёв. Он доносился с неба.
— Думаешь, дух мог быть с крыльями?
В таком случае Вий40 отпадает. Взглядом он способен сжигать целые поселения, поэтому я первую очередь я рассматривал именно его.
— А! — восклицает Баюн, будто что-то пришло ему в голову. — Помню-помню! Спал я тогда после сытного ужина, попались мне на моё счастье упитанные…
— Ближе к делу, — пресекаю я долгий рассказ кота.
— Пр-роснулся я от такого крика, что аж шёр-рстка встала! — округляет Баюн глаза, точно пытается произвести на нас впечатление. — Ну, понял я ср-разу, что твор-рится неладное, а сон ушёл, потом неделю точно бессонницей стр-радал. Пер-реместился куда подальше, есть захотелось от шока…
— Ты знаешь, кто это или нет?
— Догадываюсь. Так ор-рать только Чудо-Юдо41 может. Голов тьма тьмущая, тр-рендят все без умолку. Такой р-рёв может поднять, что тут хочешь не хочешь, а услышишь. И огнём дышит, зар-раза этакая, — бубнит Баюн и встаёт на четвереньки, поднимая хвост трубой. — Если это всё…