— Женщина? — переспрашивает кот, словно он ожидал любой вопрос, кроме этого. — Молодой нет, есть стар-рая, и женщиной её не назовёшь, скор-рей вонючая кар-рга она.
— Абсолютно чёрные глаза, такие же волосы и белая кожа, — даю я более подробное описание. — Есть или нет?
При упоминании внешности незнакомки, что ускорила заживление моих ран, Баюн округляет и без того огромные, как два блюдца, глаза.
— Когда это ты, Александр-р-р, с богиней смер-рти встр-ретился?
Глава восемнадцатая. Страх, следующий за пламенным танцем
Аня
— Бред, — говорю я и забираюсь на кобылу. — У тебя из-за многочисленных смертей видения начались.
— По-твоему, я недостаточно хорош, чтобы встретиться с богиней?
— С Мораной42, Александр! — его самоуверенность вгоняет меня в раздражение. — С богиней смерти! Какого хрена ты мне не рассказал?
— Ты и не спрашивала, — справедливо ворчит он, несильно ударяя жеребца по бокам, и тот пускается в путь. Я же закатываю глаза, бормочу себе под нос, какой же капитан идиот, и скачу за ним следом.
От Баюна мы выяснили не много. Александр убеждён, что в гибели моей деревни замешан дух, связанный с огнём. В первую очередь в голову пришёл Вий, но голод этой твари не утолим, вряд ли этот дух ограничился бы одной деревней, да ещё и такой мелкой. К тому же Вий не ушёл бы бесследно. Он зависим от слуг, а скопление бесов или других тварей, что привыкли иметь покровителя, точно было бы замечено.
В тот день на улице властвовала метель, что стихла, когда я очнулась. Огонь растопил снег, а небо затянуло дымом. Да таким плотным, что дух мог скрыться в нём и темноте ночи. И распространить огонь по всей территории деревни гораздо проще с воздуха.
Неужели это и впрямь было Чудо-Юдо? Голов двенадцать, пламени от них хватит, чтобы сжечь Воиносвет дотла. А догадки капитана, касаемые того, что дух действовал не один и руководил им кто-то более сильный и нам неизвестный, не покидают меня.
Целых пять лет я старалась не думать о том злосчастном дне, когда мой дом разваливался у меня на глазах, потому как не хотела ковырять рану, что покрылась тонкой коркой, которой хватило бы лишь одной слезы, чтобы лопнуть. Мне не хотелось разбираться с этим, я сознательно не делала этого.
Не хотела вспоминать ничего, что связывало меня с домом. Не хотела прокручивать это в голове, не хотела вспоминать ни мать, что никогда не любила меня, ни ветхую избу, в которой постоянно было холодно, ни Люборада Заможного, чьи губы противно причмокивали, когда боярин впивал в меня взгляд.
Не хотела ворошить то, что когда-то ранило.
Я убегала от этого. Убегала от прошлого, а когда то стучалось в крепко запертые двери, я только ускоряла шаг и пряталась. Иногда прошлое пробивалось, мелькало в голове на долю секунды, но я реагировала быстро и, дрожа от страха и сжавшись внутри, прогоняла всякие воспоминания.
Может, поэтому я и не помнила, что умерла в тринадцать? Поэтому и не помню до сих пор, кто повинен в гибели моей деревне и кто так жестоко растерзал кадетов?
Не помню, потому что бегу…
— Мы не оставим это дело, — говорит Александр, заметив мой тоскливый вид. — Баюн обещал, что навестит известных ему духов.
— Разве ему можно верить?
Губы Александра дёргаются в слабой, но искренней улыбке.
— Я никогда не признаюсь в этом самому Баюну, но я ему доверяю.
— Всё дело в клятве?
— Не совсем, — мотает головой капитан. — Когда я познакомился с Баюном, я был уже мёртв. Поэтому он и не смог меня усыпить или вымотать. Когда я стал его хозяином, я продолжал убивать себя несколько раз за день.
— Разве клятва не должна была оборваться с твоей смертью? — спрашиваю я, понимая, что что-то здесь не сходится.
— Она и обрывалась, — подтверждает Александр. — Множество раз. А затем снова вступала в силу, так как я возвращался к жизни. Видишь ли, между смертью и воскрешением проходит кое-какое время. Оно всегда разное, зависит от способа самоубийства. Но Баюну хватило бы его, чтобы поохотиться за людьми, поймать кого-либо и съесть. Тем не менее он никогда этого не делал.
Похоже, Баюн оказался совсем не таким, каким предстал на первый взгляд. Я многое слышала о беспощадном огромном коте, что заманивает путников сладкими сказками, а после набрасывается и с хищным удовольствием раздирает внутренности жертвы, съедая их. Что же так изменило Баюна, раз он упускает возможности осуществить свою мечту — вновь вкусить человеческое мясо?
***
Лето заканчивается чередой проливных дождей, которые значительно осложняют работу стража. Земля становится скользкой, и любые резкие движения заканчиваются падением в склизкую грязь и злорадством нечисти. Дождевые капли мешают разжечь огонь, что наиболее полезен против тварей всех видов. Да и лошади, вспомнив о том, какие гордые они животные, не всегда соглашаются выйти в путь в холодный ливень.
Первый день осени приходит в Великомир с грозой, которая гремит за окном с самого утра. Молния вновь рассекает небо, грохоча. Подперев голову ладонью, уныло смотрю, как Луиза уже в пятнадцатый раз выигрывает у Ру в борьбе на руках. Его локоть вновь сокрушительно падает на стол.
— Я поддался, — оправдывается Ру, потирая правую руку и шипя от боли.
— Пятнадцать раз? — выгибает бровь Луиза.
— Да. И вообще, у меня левая рука сильнее, — с этими словами он ставит локоть названной руки на стол, бросая Луизе очередной вызов. Та отвечает смешком и с удовольствием принимает его.
Вздыхаю и поворачиваю взгляд к Данияру:
— Он ведь проиграет? — лениво протягиваю я.
— Однозначно.
Пока Ру пыхтит, пытаясь опустить локоть Луизы хотя бы на дюйм, а та не испытывает какого-либо неудобства и даже с театральным интересом рассматривает ногти второй руки. Ру стискивает зубы, глубоко и тяжело дышит, а его вытянутое лицо становится красным, как спелое яблоко, от усердия. Луиза зевает и резко припечатывает руку противника к столу.
— Опять поддался? — интересуется она, глядя как Ру поджимает губы, сдерживая невольный вскрик.
— Да с тобой играть невозможно! — заявляет он. — Вечно поддаюсь, чтобы тебя не обидеть.
— А может, чтобы не ранить свою гордость? — подсказываю я, хихикнув.
— Ты не помогаешь.
— Зато говорит правду, — подмигивает мне Луиза.
Единственный, кто стоит в стороне, пока мы всем отрядом ждём капитана, это Есений. На его лице, к моему удивлению, витает лёгкая улыбка, точно вот-вот она погаснет, а слёзы вновь подберутся к его глазам. Есений сжимает засохший цветок, отрывая от него сухие лепестки, и превращает их в пыль.
— Можно я попробую? — с распахнутыми и восторженными глазами спрашивает Милен, поднимаясь с лавки.
— А вот это уже интересно! — протягивает Луиза, со стуком ставя локоть на стол.
— Капитан же велел тебе не участвовать в подобном, — Данияр пытается остудить пыл самоуверенного кадета, но безуспешно.
— Ха! — отвечает Милен, садясь на место Ру. — Делать мне нечего, как слушать надменного индюка, именуемого себя капитаном!
Кулаки Милена и Луизы сцепляются лишь на долю секунды: в следующий миг Луиза одерживает верх над изумившимся Миленом, который только удивлённо хлопает глазами, не в силах смириться с тем, что его поражение наступило так быстро. Луиза же расслабленно потягивается, довольная победой.