Александр
Дневник небольшой по размеру, вполне поместится в кармане кафтана. Оставлять дневник мне не хочется, потому что знаю, чем это может обернуться. Царь и без того с интересом перечитывает некоторые бумаги по несколько раз, точно пытается выжать из каждого слова весь сокрытый смысл. Дневник с предсказаниями о будущем не должен попасть в руки Мечислава. А ещё до него не должны дойти сведения, что в Ордене ходит страж с такими же причудами, что и у последнего святого.
Есений видит будущее и говорит о нём мудрёными фразами. Что же, во всяком случае, теперь я понимаю, почему его глаза всегда мокрые от слёз. Похоже, картины будущего весьма удручающие. Но как Есений стал таким? Когда он попал в мой отряд, все странности Есения были при нём.
Есения переводили из отряда в отряд, никто не мог стерпеть его причуд. Мне же важны в первую очередь умения, а языком я могу потрепать и за двоих. Я был подавлен смертью предыдущего отряда, поэтому нескоро обратил внимание на особенности стража. Ко всем его словам я относился несерьёзно, как и другие, не придавал особого значения. И тем самым поступил крайне глупо.
Как бы оно ни было, я должен найти Есения и выяснить, что же с ним происходит. А ещё нужно рассказать Велимиру о колыбельной тьмы мертвецов, из-за которой нечисть и стала сильнее.
Среди всей этой череды вопросов есть не менее важный: кто такой Соловей? Раскрываю дневник на нужных страницах, ещё раз вчитываясь в слова. Большинство строк остаются для меня неясными, но всё же я что-то да разбираю.
«Родится во тьме Велеса» — сам Велес51 здесь ни при чём, речь наверняка идёт о Велесовой ночи52, что наступает, когда сумерки опускаются в последний день октября. Длится она до рассвета первого ноября. Мама часто говорила, что я появился на свет, когда тьма легла на город, а небо стало тёмно-синим с россыпью многочисленных звёзд.
Святые мученики…
Возможно, это обычное совпадение, ничего большего, но я родился именно в Велесову ночь. Однако, читая следующие строки, чей смысл мне понятен, я убеждаюсь, что это не может быть обычным совпадением.
«Душа замерла, остановилась, в смерти застыл он».
Сомнений у меня нет, в отличие от желания, чтобы всё это было ложью. Эти слова описывают меня и моё небьющееся сердце, из-за которого я не могу быть полностью живым.
Вот же…
— Капитан, — сладкий голос царя отрывает меня от размышлений. — Всё в порядке? Ты резко побледнел.
— Просто не хватает воздуха, Всемилостивейший государь, — отмахиваюсь я, мигом приняв невозмутимое выражение лица, точно читал детские сказочки, а не предсказание о себе самом.
И судя по всему, неполное предсказание, ибо многое автор, по своим же словам, упустил и не записал.
— Мы здесь сидим довольно-таки давно, — соглашается царь. — Неужели опасность до сих пор не миновала?
Он говорит таким будничным тоном, что мой желудок скручивается, заставив пожалеть о количестве выпитого невкусного алкоголя на празднике, точно теперь его мерзкий вкус бьётся об стенки внутренностей. Царь говорил не о сражении людей с опаснейшем духом, чьи прикосновения сулят верную, быструю и мучительную смерть, а о чём-то обыденном. Точно это стражи виноваты в том, что ему приходится отсиживаться, пока члены Ордена рискуют собой и погибают.
Как же просто он говорит о человеческих жизнях. Словно о разменных монетах.
Сжимаю ледяной крест, который будто бы перенял мой холод, и обращаюсь к Санкт-Илье, сосредотачиваясь на звуках, что происходят снаружи. Так просто уйти из тайного прохода я не могу, даже под предлогом проверить обстановку. Царь найдёт нужную лазейку, чтобы держать меня в поле зрения. А в глазах царевича и царевны я должен быть добросовестным стражем, который голову готов положить ради жизни других.
Может, голову ради чужих жизней я и положу. Но точно не ради жизни царя.
Шума слишком много, сложно сосредоточиться на одном и распознать его среди тысячи. Пытаюсь поймать звук Юстрицы, её рёв, хлопанье крыльев, удар хвостом, но ничего подобного нет. Настроение криков смешиваются: одни радуются, другие рыдают навзрыд. Среди них я нахожу то, что мне и нужно.
— Юстрица убита, — сообщаю я.
— А что насчёт тех тварей? — спрашивает Радим, явно имея в виду мертвяков.
— Не знаю. Упоминаний о них нет, точно они… Испарились. И судя по всему, видели их только мы, — говорю я, быстро убирая дневник в карман и направляясь к крутой лестнице, зажигая на кресте новое пламя, ибо предыдущее из-за последней молитвы заметно потухло.
— А как вы поняли, что Юстрица мертва? — живо интересуется Дара, сорвавшись с места и догоняя меня. — Это силы стражей? Молитва к бравому охотнику Санкт-Илье?
— Да, — немного ошарашенно отвечаю я. Не думал, что царевна так увлечена Орденом. Надеюсь, её интерес к стражам передался не от отца, что хмуро идёт позади вместе с царевичем.
Могла ли Юстрица действовать под контролем колыбельной тьмы мертвецов? Распространяется ли она на духах? И если да, то кто обладает подобным могуществом — подчинять нечисть? Причём не только смертников, но и естественную. И могла ли быть замешена колыбельная в гибели деревни и смерти кадетов? Если это действительно так, а в возможности этого я практически не сомневаюсь, то тот, кто разрушил дом Ани, и стоит за ужасами, происходящими сейчас. Но почему он ждал пять лет? Что он преследовал и чего хочет сейчас?
Эти вопросы лучше обсудить с Тузовым, самой Аней и всем моим отрядом. Но первым делом я бы предпочёл найти Есения, которого не было на празднике. А перед этим неплохо бы избавиться от общества царя.
Нащупать нужный каменный выступ на этот раз оказывается проще. Стена расступается перед нами, а глаза, привыкшие к темноте, режут солнечные лучи. Погром стоит тот ещё: некоторые башни крепости рухнули, а вместо патруля теперь пропасть, в которой валяются обломки моста. Внизу тех мертвяков не видно, будто они действительно испарились.
Идти приходится длинным путём, обходя всю крепость. По пути нам не попадается ни один из стражей, никто из царской семьи не пытается завести разговор. Неожиданно царь останавливается в коридоре, отведённом для капитанов, облокотившись об стену. Рукой он прикрывает рот, глухо кашляя.
— Всемилостивейший государь? — Радим подлетает к царю, когда тот сползает по стене, всё ещё кашляя и держа руку у рта. Сквозь ладонь на пол падают капли крови.
Царевич опускается рядом со своим отцом, чей лоб покрывается испариной. Я подхожу ближе.
— Что с ним? Такое бывало раньше? — спрашиваю у Радима, но по виду царевича можно легко догадаться, что тот видит происходящее с царём впервые. Он мотает головой, но слишком неуверенно. А тем временем кашель царя усиливается, он чуть ли не задыхается.
Мысленно чертыхнувшись, велю Радиму открыть третью дверь. Помогаю царю подняться и вешаю его свободную руку себе на плечо. Мечислав еле передвигается, кажется, ещё чуть-чуть, и он рухнет в обморок. Царевич распахивает дверь, и я вношу царя в свой кабинет, усадив того на лавку. Кидаюсь к шкафу с выпивкой, искренне веря, что там найдётся вода.
— Ты собираешься опоить царя?! — вскипает Радим. Дара же молча сжимает руку отца, точно так она сможет ему помочь. Его кашель не прекращается, а крови становится значительно больше.
— Смелое предположение, но нет, — откупорив очередную бутылку и понюхав, я наконец нахожу воду, наливая полную кружку. — Я не лекарь, но вода обычно помогает в любых случаях, так ведь?
Царь отнимает руку ото рта, принимая воду. Пьёт он медленно, мелкими глотками, иногда прерываясь на кашель. Не выпив и половины, он хрипит:
— Рылов… Позови Рылого…
— Я приведу лекаря, — решаю я. — Ну, и главнокомандующего Рылого, раз он вам так нужен.
— Нет… — царь вцепляется в рукав моего кафтана. — Радим, приведи… — он снова заходится в кашле. — Приведи Рылого. Забери Дару.
— Но Всемилостивейший государь… — лепечет царевич.
— Живо!
Радим не смеет ослушаться царя, хватая сестру за руку и идя к выходу. Довольно-таки странно отправлять за главнокомандующим царевича, который даже не знает, как устроена крепость.
— Вы ведь поможете ему? — спрашивает Дара, обратив на меня взгляд синих глаз, чей цвет в точности такой же, как и мой. — У стражей же есть святая, что лечит… — всхлипывает царевна, упираясь, пока брат уводит её.
— Да. Есть.
И обращения к этой святой сложны настолько, что доступны лишь знахарям, которым я не являюсь.
— Идите до конца коридора, а дальше вниз и налево, — быстро говорю я. — Выйдете на полигон и разберётесь.
Радим благодарно мне кивает, спешно уходя и уводя сестру, которая явно не хочет оставлять отца. Я же, сам того не ожидая, прислушиваюсь к царевне. Достаю из стола клубок серебристых нитей, надеясь, что хотя бы они помогут мне справиться с недугом царя.
Даже смешно от мысли о том, что я спасаю того, кого ненавижу.