— Он ж-ждёт вас в зале совещаний.
Нехороший знак. Вполне возможно, что в зале не только Тузов, но и другие стражи: генералы и капитаны. Может, даже главнокомандующий Рылов, встреча с которым не вселяет в меня никакого энтузиазма.
Спускаюсь вниз, мысленно молясь всем возможным святым, чтобы дело действительно не заняло много времени. Ну, или хотя бы не испортило все мои планы.
— Главнокомандующий Тузов, — вхожу, отдавая честь.
— О, неужели устав вспомнил? — усмехается старый главнокомандующий, сидя за длинным столом, вокруг которого обычно и собираются стражи ради совещаний.
— Чего надо, Велимир? — спрашиваю я, садясь напротив.
— А вот и Александр, которого я знаю. Как жизнь, сынок? — интересуется Тузов, поглаживая седые густые усы, под которыми еле видно нижнюю губу. Сморщенное, старческое, доброе лицо главнокомандующего сияет знакомой душевной улыбкой. Кажется, под ярко-голубыми глазами появились даже новые морщинки. Борода, достающая до шеи, аккуратно причёсана. Я и не думал, что колтуны, которыми и является борода главнокомандующего большую часть времени, возможно расчесать. А вот седые волосы всё такие же спутанные.
— Как обычно. Жизнью не назовёшь.
— Не думал смириться с этим?
— От этих дум ничего не изменится. И смирение так просто не приходит.
Велимир только качает головой, что-то приговаривая себе под нос. Тузов знает моё положение, он и был первым человеком, который обо всём узнал, найдя меня в гнезде тварей, всего в крови. Тогда мне было четырнадцать. Ру же узнал два года спустя и так же случайно: я напоролся на косу полудницы7, что вонзилась в живот. После того, как я собственными руками вытащил лезвие, Ру упал в обморок от увиденного. А когда очнулся, что-то шептал на своём родном языке, явно изгоняя из меня какую-то тварь.
— Догадываешься, зачем я тебя позвал?
— Чтобы обломать поездку, которая для меня важнее, чем собственная жизнь, — пожимаю плечами. — Велимир, ты же знаешь. И ты согласился. Я обязан там быть. Это мой долг.
Перед всеми погибшими. И перед мамой, которую я не сумел уберечь в тот злосчастный день.
— Я знаю, — с грустью соглашается Тузов. — И я не хочу лишать тебя этой поездки, но дело серьёзное, Александр. И оно требует твоего присутствия.
— Единственное, что может требовать моего присутствия в такие дни, это появление высшей нечисти или духа. Больше ничего меня не остановит. И ты это знаешь, Велимир. Я всё равно уеду, что бы ты не сказал.
— Я понимаю. — Тузов сцепляет руки вместе. — Но выслушай меня, — получив согласие, главнокомандующий продолжает: — Ты же слышал о случае с кадетами?
— Только не говори…
— Твоего присутствия требуют отборочные. Ровно через четыре дня.
— Нет-нет-нет! — машу я руками, точно пытаюсь укрепить свой отказ. — Нет. Не требуют. Мне новички в отряде не нужны, моя команда полностью сформирована. И если это всё, то я, пожалуй… — встаю, идя к выходу, но Тузов спокойным тоном останавливает меня:
— В твоём отряде не хватает одного человека.
— Минимум — четыре. И у меня столько.
— Новые правила с этого лета: в отряде должно быть минимум пять человек. Я не хотел тебе говорить, потому что знаю, как ты относишься к новым членам команды. Но, боюсь, так больше не может быть. В твой отряд нужен ещё один человек.
— Хорошо, — киваю, пойдя на уступки. — У парочки капитанов наверняка найдутся лишние, пусть один переведётся и…
— Ты меня не понял, сынок, — качает головой главнокомандующий, прижав сжатые руки ко рту. Я знаю этот жест: обычно Тузов так делает, когда собирается сообщить о чём-то плохом. — Тебе необходимо быть на отборочных.
— Мне необходимо быть в Соколинске, Велимир, — чётко выговаривая каждую букву, произношу я.
— Знаю. Но на отборочных будет девочка, которая погибла так же, как и ты.
— Не так же, — возражаю, начиная выходить из себя. Такое происходит редко, обычно это я всех раздражаю. — Её сердце бьётся, спроси Ру.
То, что Тузов уже знает о случае, произошедшем с девушкой, беспокоит меня. Главнокомандующему я доверяю так же, как себе, и меня скорей пугает скорость, с которой весть разошлась по Ордену. Ру вернулся максимум четыре часа назад, но он точно держал язык за зубами. Сомнений не остаётся: Зыбин послал письмо. Вряд ли он додумался до того, что девушка умерла и воскресла, вероятней всего, он попросту обвинил бедняжку в смертях кадетов. А вот Велимир уже додумался самостоятельно.
Мог ли догадаться Рылов? Мозгов у него не так уж и много, но они есть у того, кому он подчиняется.
— Детали не так уж важны, — как ни в чём не бывало заявляет Тузов. — Я хочу, чтобы ты был на отборочных не просто ради нового члена команды. Я хочу, чтобы ты взял эту девочку.
— А я там зачем? Просто отправь её в мой отряд и всё.
— Её могут перехватить и отправить к другому капитану, прежде чем я успею что-либо предпринять. Думаю, кое-кто уже мог заинтересоваться произошедшим с ней. С девочкой может произойти беда, попади она в дурные руки. А под твоим командованием она будет в безопасности. И, возможно, с её помощью ты решишь свою проблему.
Вот только эта девушка может стать новой проблемой, с которой тоже придётся разбираться. Но вслух я говорю следующее:
— Кто ей заинтересовался?
Голубые глаза главнокомандующего уставляются на меня так, будто ответ мне известен. Но Велимир всё равно озвучивает его:
— Мечислав Ясноликий.
Спина отзывается ноющей болью. Морщусь, потирая шею. А после говорю:
— Хорошо. Я буду на отборочных.
Девушке действительно грозит опасность. И только я могу ей помочь и защитить от царя Великомира.
Глава третья. Отборочные, нечисть и капитан
Аня
Отборочные кадетов проходят в Чаще Гибели — одном из самых опасных участков Нечистого леса. Похуже Чащи будут только Заросли Невозврата. Туда совершенно не проникает солнечный свет, из-за чего нечисть активна в любое время суток, даже днём. В Заросли заходят либо самые отчаянные, либо самые безрассудные. И обе эти характеристики прекрасно подходят стражникам Святовита, которые уже сотню лет пытаются очистить весь Великомир от тварей. Раньше стражей отправляли в Заросли Невозврата. Из названия ясно, что мало кому удалось вернуться, поэтому подобные миссии стражникам больше не поручают, чтобы не сократить членов Ордена, которых и так с каждым годом становится всё меньше и меньше. Отбор проходят не многие, да и нельзя сказать, что желающих вступить в Орден так уж много. А некоторые кадеты умирают во время обучения. Работа стража крайне опасна, и этот факт становится очевидней с каждым новым случаем смерти. Мечтающих стать защитником простого люда или же заработать славы уже не так много, как пару лет назад.
Немногие из кадетов доходят до отборочных. А пережить их удаётся лишь нескольким. Обычно, из десяти кадетов выживают лишь семь.
Правила отборочных ясны и просты: нужно выжить. Пережить ночь в Чаще Гибели и убить как можно больше нечисти любого типа и вида. Каждому кадету даются три клубка нитей того цвета, которым воспитанник может владеть8. И это решает инструктор училища, в моём случае — главнокомандующий Зыбин. Лично я считаю, что уже давно заслуживаю пользоваться синими нитями, да и с чёрными смогу управиться. Зыбин, который стар, как гниющий пень, моей уверенности не разделяет, поэтому мне положены только зелёные — практически самые слабые. Хотя главнокомандующий обещал, что приложит все усилия, чтобы и ноги моей не было в Ордене, поэтому я ни капли не удивлюсь, если мне вручат красные — базовые и слабые. Но я всё равно пройду отборочные даже с такими нитями, с которыми возможность выжить в Чаще Гибели больше похожа на несмешную шутку.
К границе леса я и мой корпус подъехали несколько часов назад. Прибыли мы одними из первых, до начала отборочных ещё много времени. В отличие от однокашников, я выбираю провести долгие часы в уединении. Не иду в крепость, которая считается специальным местом патруля стражей, чтобы отслеживать нечисть, выходящую из леса, а остаюсь в конюшне, поглаживая кобылу по тёмной гриве. И пусть воняет здесь соответствующим образом, в компании животных мне гораздо спокойнее, чем со своими однокашниками. К тому же угроза Зыбина не даёт мне покоя.
Я волнуюсь. К отборочным я шла долгих пять лет, а к становлению стражницей и того больше. И теперь всё может сломаться из-за одного лишь главнокомандующего, чьи взгляды на мир стары так же, как и он сам. Он ненавидит девушек. Считает их усладой для глаз мужчин, симпатичным украшением, главная задача которого хранить семейный очаг и подчиняться каждому слову мужа. Отвратительно.
Каждый день своей учёбы я слышала одни и те же слова, терпела грязные шутки в свой адрес, видела похабные и плотоядные взгляды кадетов, которым главнокомандующий только потакал. И всё обернулось… А впрочем, уже неважно. Я отпустила. Забыла.
Но не простила.