— Он бы не хотел, чтобы ты выбрал… такой путь…
— Велимир… Его тело…
— Мы… — Ру заходится в кашле. — Ничем ему не поможем.
Я должен что-то сделать. Должен помочь Ру, не дать ему погибнуть. Должен не дать уйти царю безнаказанным. Должен…
Но всё потеряно. Огонь полностью распространился по стенам моего кабинета, охватив каждый дюйм в своих безжалостных объятиях. Всё тщетно. Я ничего не могу, кроме как бесконечно кашлять от дыма и медленно ожидать очередного прихода смерти. Её холод вновь коснётся меня, а спустя какое-то время я очнусь живым, но буду во власти царя. А Ру погибнет. Ему смерть не предоставит второй шанс.
Голова кружится, в ушах звенит. Волосы прилипают ко лбу, кожа пузырится, покрываясь ожогами. Будь при мне крест, я бы отогнал огонь, вобрал бы в себя или хотя бы приуменьшил его жар, чтобы помочь Ру спастись. Но сейчас я не могу и этого. Святые не ответят без креста.
Мёртвые никогда не помогут живым.
Но я смело могу отнести себя к неживым.
К тому же по словам той, кому я безукоризненно верю, святым не нужен какой-либо знак, чтобы быть рядом. Поэтому я делаю то, что могу.
Я молюсь.
Молюсь каждому святому. Молюсь с яростью, со злостью, с безнадёгой. Молитва переходит на слабый шёпот, но огонь заглушает его. Произношу имя каждого мученика, обращаюсь к ним с мольбой, чтобы огонь охватил всю эту проклятую крепость и добрался до царя, покарав того.
И вот, когда мои глаза уже закатываются, полыхающие стены охватывает рябь, что мигом меня пробуждает. Окна лопаются, разбиваясь вдребезги, со всех сторон слышен звон и треск. Пламя разрастается с новой силой, но на этот раз уходит дальше от меня и Ру, приближаясь к Рылову, безуспешно пытающемся взять контроль на себя. Кажется, он что-то кричит, но его слова теряются средь многочисленных звуков. С потолка сыпется пыль, главнокомандующий спешно уходит, но огонь гонится за ним, превратившись в тонкую змеевидную ленту.
Рылов пытается сбежать, но пламя, переняв мою ярость, догоняет его, лезвием пронзая его насквозь. Изо рта второго главнокомандующего вырывается хриплое бульканье, и он замолкает навеки. Языки пламени лижут всю крепость: и снаружи, и внутри, доходя даже до полигона.
Странно. Огонь ведь был так далеко.
Кое-как встаю и поднимаю Ру. Дым от огня больше не душит меня, но Ру в сознание не приходит. Его грудь едва заметно вздымается, а руки почернели из-за пламени. Пол под нами трескается, унося вниз. По потолку идут трещины, и он обваливается крупными кусками. Стены дрожат и трескаются, падая и разбиваясь.
Когда обломки потолка и куски стен летят на меня и Ру, мне хочется одного: чтобы они нас не трогали. И точно по моему велению, вокруг нас возникает купол, на который и валится куча обломков, оставляя нас целыми и невредимыми.
Крепость идёт крахом. Какая-то сила неведомым мне образом разрушает её, уничтожает, превращает в пыль и обломки, что у меня под ногами. Тяжело дышу, падая на колени. Всё тело наливается чем-то тяжёлым, будто я вот-вот упаду в такой же обморок, когда умираю. Кажется, люди называют это усталостью.
— Саша?.. — слабо произносит Ру. — Что произошло?
Купол над нами пропадает, и картина происходящего открывается в своём кошмаре.
Повсюду обломки, под которыми виднеются чьи-то неподвижные руки или ноги. Огонь тускнеет, но мелкие всполохи всё ещё пляшут на обвалившихся стенах. От самой крепости ничего не осталось. Лишь синий флаг с серебристым крестом грязным и ненужным платком валяется среди разрухи. И среди всего этого горит священный алтарь, чьи символы покрываются обугленной тьмой.
Поднимаюсь с колен, идя вперёд и немного покачиваясь. Ру следует за мной, но я останавливаю его поднятой рукой и даже не поворачиваюсь к нему:
— Уходи из Великомира. Беги из него так далеко, как только можешь. Найди сестру или возвращайся в Талор.
— Но Саша…
— Я Александр, — сухим тоном поправляю. — Мне плевать, можешь ты произнести это или нет. Лучше вообще забудь меня.
— Но… Алескан… Алистеда… — Ру запинается, но не смеет сделать шаг навстречу мне. — Я не оставлю тебя!
— Оставишь. Считай это последним приказом.
Ру не идёт за мной, когда я медленно выхожу из разрушенной крепости, а остаётся среди обломков. А может, повернул в другую сторону и пустился в бег, прислушавшись ко мне. Мне плевать, что с ним будет.
— Баюн, — шепчу я, вновь упав на колени. — Баюн, ты нужен мне.
Ничего не происходит. Никто не появляется передо мной. Я ударяю кулаком по земле, и на костяшках пальцев остаётся кровь.
— Баюн, твою кошачью мать, явись сейчас же! Я твой грёбаный хозяин, ты обязан мне подчиняться, тупорылая скотина!
— Ой-ой, р-разор-рался тут, — протягивает мурчащий голос у меня за спиной. Я оборачиваюсь, и Баюн одаривает меня удивлённым взглядом, которым и обводит всё то, что осталось от крепости. — Мама моя р-родная… Ты чего натвор-рил тут?
— Перенеси меня, — велю я, поднимаясь. — Перенеси меня отсюда как можно дальше.
— Нет, я, конечно, говор-рил тому стар-рому пню, что этим его Ор-рден и кончит, но не думал, что так скор-ро…
— Баюн, перенеси меня.
— Ай? — он поворачивает голову ко мне. — Я пр-ришёл к тебе с др-ругого конца стр-раны, силушек у меня мало…
— Быстро. Перенеси. Меня.
Кот вздыхает.
— Ох, опасно это, — сетует он. — Но Нави ты всё р-равно чужд, Соловушка.
— Так ты знал? Знал всё это время?
— Все духи знают. Все боги ведают. Одни людишки не сообр-ражают, как и во все вр-ремена.
— Какого хрена ты мне об этом не говорил?!
— Да ты и не спрашивал, — справедливо отвечает дух. — Ладно, пер-ремещу я тебя, но куда сам не знаю, сил уже нет. Возможно, ты после этого будешь кр-ровью истекать, но…
— Заживёт, — отрезаю я.
Кот подходит ко мне, обернув хвост вокруг моей шеи. Перед глазами мелькает вспышка, а уже в следующую секунду я падаю лицом вниз в колючий и холодный снег.
— Котяра, какого лешего?!
Глава двадцать седьмая. Крик
Аня
Кажется, Луиза меня будит, едва я смыкаю глаза. Она трясёт меня за плечи, приговаривая:
— Аня, вставай! Нам нужно уходить! И немедленно!