— Будь готова защищаться, — вместо всяких объяснений Луиза решает бросить совет. Она стоит рядом с лошадьми, дёргая их за поводья, но кобылы упираются, не желая идти за богиней, которая на упрямство животных тихо матерится. — Говорила я ему, нельзя нам сюда соваться! Но нет, он своей дудкой думает, а не головой, пастух хренов! — Луиза точно говорит сама с собой, пока я настороженно оглядываюсь в поисках опасности, что так взволновала мою спутницу. — Да идите вы уже наконец! — выкрикивает она, когда лошади во всю отказываются следовать за ней.
Резко холодает. Ветер касается кривых ветвей, скрипящих воем при одном лишь дуновении. Воздух пронзает неожиданно карканье, от чего Луиза вздрагивает, посылает лошадей куда подальше и оборачивается ко мне:
— Если коротко, мы вошли во владения Мораны.
— Что?! И ты говоришь об этом только сейчас?! Или она тот самый бог, с которым мы и должны увидеться?
— Не она. Но тот бог уверил меня, что всё пройдёт гладко! Вот же идиотка, — Луиза хлопает себя по лбу, а после хватает меня за запястье, уводя за собой. — Медлить нельзя! Уходим сейчас же!
Я даже не успеваю среагировать, как несусь со всех ног вместе с богиней, пытаясь понять, чем я насолила Моране. Вряд ли дело в том, что хозяйке Нави попросту не нравится, когда вторгаются на её территорию. Оглядываюсь назад, проверяя, нет ли погони, как вижу, что в одно мгновение лошади, топчущиеся на месте, рассыпаются в пепел. Взгляд также цепляется за мимолётный металлический блеск, подсказывающий мне, что нужно ускориться.
— Осторожно! — кидаюсь на Луизу, прикрывая её своим телом, и мы обе падаем на сухую землю, больно ударяясь. И в это же время над нами пролетает сверкающий серп. Не успеваем мы встать, как лезвие, совершив круг, вновь чуть не задевает наши головы.
Проходит секунда, а затем другая. Лишь досчитав до десяти, я осмеливаюсь подняться с Луизы и осмотреться. Замираю, стоит мне взглянуть назад.
Из темноты леса выходит стройная женщина, игриво шевеля бёдрами. В белоснежных руках она держит серп, ласково водя пальцем по краю лезвия. Волосы незнакомки черны, тянутся до самой поясницы. Кроваво-алые губы изогнуты в усмешке, а глаза сверкают беспросветной тьмой: даже белок абсолютно чёрен. Одета незнакомка в чёрное платье, струящиеся до самой земли и сотканное из переливающихся теней, что извиваются редкими всполохами.
Стоит мне взглянуть в чёрные глаза незнакомки, как из лёгких будто выбивают весь воздух. При этом потребности в нём я не испытываю, я просто не ощущаю и не чувствую собственное дыхание. Кажется, вокруг всё останавливается. Под собой я чувствую не твёрдую землю, а вязкую пустоту. Практически ничего не вижу перед глазами, кроме стройной фигуры незнакомки, чьи кровавые губы дёргаются в безумной улыбке.
Но мир перед глазами появляется быстро внезапным ударом под дых. Теперь я слышу и своё дыхание, чувствую воздух, которого почему-то резко не хватает, ощущаю землю под собой. Кое-как встаю, не понимая, почему сил так мало, и гляжу на незнакомку. За руку меня дёргает Луиза, велящая уходить, но я стою, не в силах сдвинуться с места. Женщина смеётся заливистым смехом и наклоняет голову, точно ворона:
— Девана, я уже и позабыла, как ты выглядишь. Годы тебя измотали, — цокает она языком. — Или это человеческая жизнь так над тобой пошутила? Косу вон отрезала.
— Зато ты свои космы распустила, Морана, — сплёвывает Луиза, вставая впереди меня и загораживая собой. Морана отвечает истеричным смешком и обращает взгляд, в котором клубится тьма, ко мне:
— А ты что замерла, птичка? — от одного её голоса хочется сжаться в тёмном углу и не вылезать из него вечность. От богини исходит гибель. Кажется, одним своим шёпотом она может захватить чью-то душу и утащить в свои владения. И сейчас подобное она проделывает с моей душой, что забилась в пятки, почувствовав приближение смерти. — Заставила же ты меня помучиться. Всё никак не умрёшь.
— Не думала, что моя жизнь мешает самой богине, — нервно усмехаюсь я, стараясь придать голосу уверенности и непоколебимости. И вместе с тем еле держусь, чтобы не дать страху взять над собой вверх. Он ломится внутрь, его когти нависают над самым сердцем, но не решаются вонзиться, ожидая нужной минуты. Я же оттягиваю этот злосчастный миг.
— Мешает многим, — Морана неопределённо взмахивает рукой, точно говорит о чём-то неважном, незначительном и недостойном её внимания. Богиня, не переставая ласкать серп, вновь с витающей на губах улыбкой смотрит на Луизу.
И я, и она понимаем, что бежать бесполезно, но вступать в бой с самой владычицей смерти и зимы — самая худшая идея, что только может вбрести в голову кому-либо. Тем не менее, нам взбрела именно она, поэтому Луиза, мельком посмотрев на меня и дав этим взглядом понять, что время действовать, атакует Морану зарядом молнии.
— О, ты настолько свыклась с людской сущностью, что используешь их приёмы? Какое убожество!
— Замолчи! — вскрикивает Луиза, не переставая метать молнии, которые для Мораны оказываются сущим пустяком: она попросту отбивает их лезвием серпа. Я же, обратившись к Санкт-Елене58, посылаю в Морану звуковой удар, который точно вывел бы обычного человека из игры на несколько минут.
Но Морана не человек. Она хозяйка Нави, поэтому мой удар богиня даже не чувствует.
Луиза уже в открытую вступает в бой: она достаёт из сапога короткий ножик, бросившись на Морану. Ту это только веселит, и она парирует удар серпом.
— Беги! — Луиза цедит приказ сквозь зубы и вновь замахивается. Морана даже не останавливает удар, а только сжимает руку Луизы, и спустя миг та валится с ног.
— Луиза! — я замираю, не решаясь подойти ближе и наблюдая, как Морана отбрасывает Луизу, потерявшую сознание. Если я подбегу к ней, то Морана тут же пронзит меня серпом, и решительность Луизы будет напрасна.
Но она ведь не может умереть. Луиза богиня, пусть и бывшая, но Перун оставил ей бессмертие! Она попросту не может…
Или бессмертие ничего не значит для самой богини смерти?
— Этим именем она назвалась? — уточняет Морана, кидая презренный взгляд на Луизу. — Не волнуйся, птичка. Мне нет смысла убивать Девану, в отличие от тебя, — с каждым словом она делает шаг навстречу ко мне, когда я отступаю, выставив перед собой крест, который в бою с богиней мне ничем не поможет.
Морана наклоняет голову, водя пальцами по краю серпа. Её пустой и ледяной взгляд поднимается на меня. Широкая улыбка напоминает больше острый, как клинок, оскал. Тени её платья клубятся, поднимаясь ввысь и вставая за спиной богини, как бдительные стражи. Они змеятся, концы заостряются в тонкие клинки, нагоняя на меня страху, что уже давно впился в сердце и теперь не собирается ослаблять хватку.
Свою ошибку я понимаю поздно: моё внимание было заострённо на тенях, что способны пронзить любого насквозь. И поддавшись страху, я будто бы позабыла, кому эти тени принадлежат. И что в её власти есть ещё одно оружие.
Серп, крутясь и свистя, летит прямо на меня. Пригибаюсь вниз и отпрыгиваю в сторону, а серп исчезает во тьме леса.
Слишком легко.
И будто насмехаясь надо мной, серп возвращается с ещё большей силой и скоростью. Он появляется совершенно с другой стороны, не с той, в которой исчез. Лезвие крутится вокруг оси, целясь мне в горло. Отчаянно думая над причиной, по которой я не угодила Моране, уворачиваюсь как только могу: приседаю к земле, бегаю из стороны в сторону, отпрыгиваю и пытаюсь запутать летающий серп, который на все мои уловки не ведётся, а только наоборот: загоняет угол, намереваясь вот-вот вонзиться мне в череп.
Морана смотрит на это с улыбкой. Её тени опускаются и шелестят у ног богини. Я же безуспешно пытаюсь сбить серп молитвами: использую и огонь, и молнии, и воздух, и даже молюсь Санкт-Варваре, но металл лезвия не подчиняется святым. Он следует лишь велению своей богини.
— Ты не устала, стражница? — спрашивает Морана, тихо посмеиваясь. — Остановилась бы, дух перевела, отдохнула.
— На том свете отдохну! — огрызаюсь я, приседая, и остриё серпа вонзается в ствол дерева, но без проблем выходит, оставляя глубокую царапину, и вновь летит в мою сторону.
— Ну, ждать осталось не долго, — как ни в чём не бывало заявляет Морана.
Луиза по-прежнему лежит неподвижно, и мне остаётся только гадать, что такого с ней сотворила Морана. Но лучше сейчас сосредоточиться на серпе, что вот-вот лишит меня башки, если я через секунду не придумаю, как от него отделаться!
Недолго думая, я выбираю поступить рискованно и безрассудно: бегу прямо на богиню, которую мой поступок лишь веселит. Серп летит за мной, его свист так близко, что, кажется, лезвие в дюйме от шеи. Я резко останавливаюсь совсем рядом с Мораной и припадаю к земле, обхватив голову руками, а серп и дальше пролетает небольшое расстояние, не успев развернуться. Перекатываюсь в сторону, уходя подальше от богини, что теперь сжимает своё оружие. На её белой щеке видна бледная и тонкая полоса от лезвия серпа, что заживает спустя секунду: теперь на её месте ровная белоснежная кожа.
Подбегаю к Луизе и быстро проверяю её пульс: сердце бьётся в нормальном ритме, точно Луиза всего лишь уснула. Но на мои прикосновения она никак не реагирует.
— Зачем тебе моя смерть? — выкрикиваю я, смотря на Морану, которая приближается неспешными шагами. Она точно играет со мной, заводит в ловушку, которую прямо сейчас и плетёт. А я, подобно, глупой мыши, попадаю в её когти, ибо они повсюду.
— Она нужна не столько мне, сколько всему миру, — богиня оказывается совсем близко, но вместо того, чтобы пронзить меня серпом или тенями, Морана ледяными пальцами касается моего подбородка, поднимая моё лицо так, что я встречаюсь с её глазами, полными тьмы. — Видишь ли, птичка, у каждого есть свой срок. В случае его нарушения вы, люди, становитесь нечистью — смертниками. Но и здесь вы обхитрили самих богов, сжигая умерших. Нет тела — нет и новой твари. Навь и так полнится мёртвыми, а теперь ещё ушедших раньше приходится принимать. Но миры из-за этого не страдают, потому как основной закон соблюден: мёртвые в Нави, живые в Яви. Но с тобой другой случай, птичка. Несколько лет назад ты умерла. Твой срок подошёл, но вот мы здесь, а ты живая, невредимая и здоровая! Так не пойдёт, — качает она головой, и тени двигаются в такт её движениям. — Это рушит равновесие миров и прочая белиберда, которую твой смертный ум всё равно не поймёт. Поэтому не дёргайся, и всё пройдёт быстро.
— Раз так, то зачем тебе Александр? — вопрос сам слетает с моих губ, прежде чем я успеваю его тщательно обдумать.
Морана заливается в сумасшедшем смехе, от которого по телу пробегается ряд моросящих мурашек.
— О, мои планы насчёт этого птенчика гораздо грандиознее, — мечтательно протягивает она. — И ты бы мне пригодилась, — её пальцы ласково очерчивают моё лицо, — но слишком велик риск. Поэтому продолжим.
Но продолжить я ей не даю, резко хватая Морану за руку и дёргая её так, что конец серпа касается шеи богини. Вновь бледная полоса, что затягивается спустя мгновение, но заминка Мораны даёт мне вырваться из её хватки и отскочить на несколько саженей подальше. Но вот что делать дальше — я понятия не имею.
Морана только усмехается, и я уже готовлюсь вновь бегать от серпа. Но лезвие она не кидает, а лишь водит по краю оружия пальцами, создавая глухую мелодию. Морана что-то напевает себе под нос: тихо и спокойно, что совершенно не вяжется с её чокнутым смехом. Слов я не различаю, но звучание похоже на колыбельную: размеренную, едва слышную и сладкую. И почему-то мне кажется, что эту песню я уже слышала.
Пение прекращается так же внезапно, как и началось. В воздухе повисает гнетущее напряжение, корявые деревья стоят неподвижно, хотя до этого их ветви колыхались от слабого ветра, который тоже утих. Слишком тихо, я даже не слышу собственного дыхания. Кажется, будто всё замерло, и одной лишь Моране известно, что случилось.
Звуки возобновляются резким и острым выстрелом прямо в голову. В ушах поднимается звенящий шум, ветер усиливается, чуть ли не срывая чёрные коряги с корнем. Проносится гремящий рёв, а в следующую секунду паутина ветвей, закрывающая ночное небо, с треском ломается. Землю сотрясает чудовищный ящер, что опускается вниз, хлопая чешуйчатыми крыльями.
Клыки выглядывают наружу прямо из птичьего заострённого клюва. Чёрная чешуя блестит при лунном свете, просочившемся в Заросли Невозврата, но ненадолго: паутина ветвей вновь зарастает, не давая свету пройти. Глаза — два ярко-зелёных блюдца с узким и хищным зрачком. Железные когти, вонзаясь в землю, оставляют на ней борозды. Из ноздрей выходят клубья жаркого пара.
Аспид59 даже не ждёт команды Мораны. Он рывком бросается на меня, припечатывая к земле мощной холодной лапой, а железные когти рвут рубаху, превращая её в жалкие лоскуты. На груди кровоточат глубокие полосы, я задыхаюсь в крике. Аспид открывает клюв, вязкая слюна твари стекает вниз. Брыкаюсь, пытаясь выбраться, но я намертво прижата к земле, даже руками не пошевелить. В ладони зажат крест, но любая моя атака попросту полетит вверх или в сторону, но аспида не коснётся. Однако я всё равно обращаюсь к Санкт-Владимиру, вывернув ладонь, и сноп пламени прилетает прямо в распахнутую пасть твари, касаясь раздвоенного чёрного языка.