Есений бросается на Горыныча, исчезая в воздухе во время прыжка. Но появляется он быстро, только на этот раз стоя на центральной голове Змея. Тот пытается сбросить Проводника, но он, чуть не упав, вцепляется одной рукой за его рог, болтаясь навесу. Я же пытаюсь помочь Есению, обращаясь к силам Санкт-Светолика67, но в руках нет даже намёка на свет.
— Это переход миров… — шипит Горыныч, посмеиваясь и раскрывая крылья. — Здесь не существует света…
Он взмахивает крыльями, и рука Есения соскальзывает, а сам он пролетает несколько саженей, пропадая в тумане, чьё кольцо, кажется только сужается, оставляя меня наедине со Змеем.
— Есений! — кричу я, бросаясь к туману, но топот тяжёлых лап валит меня с ног. Больно ударяюсь подбородком, рассекая его в кровь. Пасти Горыныча раскрываются, давая волю сразу трём ураганам пламени, что одновременно несутся в мою сторону. Вовремя молюсь Санкт-Владимиру, сдерживая огонь собственным щитом жара. Но его и моих сил хватит лишь на несколько мгновений, которые почти подошли к концу.
Мир перед глазами расплывается, огонь Змея обжигает, волосы прилипают к лицу от пота. Руки покрываются волдырями и ожогами, пламенная защита трескается. Пытаюсь перехватить контроль над огнём Горыныча, но безуспешно: от его жара исходит лишь гибель, но не тепло. Этот огонь холодный внутри, как сама смерть, её прикосновения и приближение. Моя жизнь точно застывает в этом холоде, а затем горит в чудовищном пламени, уходя и ускользая от меня.
Змей не останавливается. Щит становится тонкой пеленой. Тумана всё больше, а сил меньше. Не сдаться и продолжить сражение меня заставляет пронзительный вопль:
— Мяу-у-у-у, а ну убр-рал лапы от неё, заср-ранец!
Огонь прерывается, а моя защита окончательно пропадает, и я едва не падаю в обморок. Только шипение Баюна, который прыгает на правую голову Горыныча и пытается растерзать её железными когтями, помогает мне оставаться в сознание.
— Баюн! — кричу я. — Что ты здесь делаешь?!
— Александр-р пр-риказал! — с рыком протягивает он, перепрыгивая на другую голову. Левая голова Змея поворачивается, изрыгая пламя, что волной летит в Баюна, но кот только пикирует, приземляясь на спину чудища. — Чего встала?! — вопит дух. — Дуй отсюда да поскор-рей!
— Тут Есений.
— Ну дуйте вместе, мне бы ваши пр-роблемы!
Пробираюсь назад сквозь туман, но Есений находит меня быстрей, выскочив из плотного дыма. Одной рукой он придерживает другую, бросая изумлённые взгляда то на меня, то на скачущего Баюна, то на Горыныча, пытающегося поджарить кота.
— Это Александр его послал, — объясняю я. — И нам лучше поскорей уйти, пока Змей занят Баюном.
Есений хватает меня за руку, снова потянув за собой. Я не сопротивляюсь, отмечая, что вторая его рука, судя по всему, сломана.
Горыныч встаёт на дыбы, пока Баюн орудует когтями, и в этот момент мы проскальзываем мимо Змея. Точнее, под его брюхом, оказываясь позади Горыныча. Баюн, заметив это, тут же скатывается вниз по хребту чудища, пустившись в бег вместе с нами.
— Скор-рей, скор-рей! — поторапливает кот, несясь галопом. Горыныч взлетает, а вместе с его сильным телом поднимается и крупная цепь. — В Яви это чучело до нас не добер-рётся! Ах ты ж пар-рази-и-ит!!! — орёт он во всё горло, когда Змей сметает кота с моста одним махом крыльев.
Баюн летит прямо в огненную реку, но, едва не упав в неё, успевает исчезнуть и переместиться на летающее чудище.
— Сволочь! — шипит кот, пытаясь пробить чешую Горыныча. — Это ж надо-то так! Со спины! Хам! Ублюдок! Ой мамо-очки-и-и-и! — голосит Баюн, когда Змей резко вздымает в воздух и так же стремительно летит вниз. — Дор-рогу! В стор-рону! Бегите-е-е!
Явь уже близко, тумана не так много. Остаётся всего несколько секунд, и ни моей жизни, ни жизни Есения ничего не будет угрожать. Но тут чешуйчатый хвост с грохотом опускается на мост. Я успеваю припасть вниз, обхватив голову руками. Но не успевает Есений.
Его отбрасывает в сторону, к самому краю моста. Проводник кое-как поднимается, держась за сломанную руку. Я тут же бросаюсь к нему, чтобы помочь, но не успеваю. Второй удар Горыныча оказывается решающим, и Есений падает с моста.
Прямо в реку Смородину, чьё пламя поглощает Есения полностью.
— Есений! — на бегу я опускаюсь на колени у самого края моста, но слишком поздно.
Нет, нет, нет! Это не может закончиться так, Есений не может умереть! Я… Я обещала ему помочь, обещала, что сниму с него проклятие!
— Аня-я! — орёт Баюн. — Уходи, тр-рёхголовый совсем чокнулся!
Нет. Не уйду. Я не могу бросить Есения. Не могу…
И эти мысли проносятся у меня в голове, когда меня сшибает огромный чешуйчатый хвост. Рёбра трещат, с ладоней сдирается кожа до крови, когда я пытаюсь удержаться на хвосте Змея. Бесполезно. Пальцы соскальзывают, а жар огненной реки становится ощутимей с каждым мгновением, пока он не заглатывает меня полностью.
Кажется, последнее, что я слышу, это или вопль Баюна, или чей-то знакомый крик, отчаянно произносящий моё имя.
Глаза тридцать первая. Холод. Тишина. Пустота
Александр
Клубок Баюна должен прийти в действие, когда кот найдёт Аню. Я же тем временем брожу по Нечистому лесу, надеясь найти её первым. И не просто найти, а целую, невредимую и живую. Оружия при мне никакого нет, но, на удивление, нечисти тоже не попадается. А её должна быть тьма тьмущая, всё-таки я в Зарослях Невозврата.
Это я понял не только по бесконечной тьме, но и по куполу, в который срослись многочисленные ветви. Крикнуть или позвать Аню или Луизу, надеясь, что они рядом, я не решаюсь, ибо не хочу привлечь лишнее внимание. Пусть я и не могу умереть, но смерть и воскрешение займут слишком много времени.
Что делать дальше, я не знаю. В Орден — если от него ещё хоть что-то осталось — мне дорога закрыта. Моё исчезновение точно заметили, а если царь жив, в чём я очень сомневаюсь, то во всём он обвинит меня, приписав к изменникам.
Нужно поговорить с Аней. Рассказать ей всё то, что я узнал. Про Соловья, про Есения, про… Про Ру. Про падение Ордена. Про Велимира.
Воспоминания о мёртвом главнокомандующем отравляют сознание, иглами впиваются в голову и прикручиваются в мыслях, снова и снова. В который раз проклинаю себя, что не смог помочь тому, кто не раз выручал меня. Его смерть до сих пор кажется чем-то невозможным.
Странное ощущение. Я будто лишился не друга, а кого-то другого, не менее важного и дорогого, но горечь от его потери иная. Она чувствуется пеплом, личным поражением, отсечением от себя чего-то важного и родного, словно целого куска жизни. Почему-то я думаю о том, что не успел ему сказать. Что не успел его поблагодарить за всё то, что Велимир сделал для меня. Что не успел извиниться за каждую свою смерть, хотя знал, какую боль это ему причиняло. Что не успел побыть с ним рядом, когда он не раз предлагал выпить вместе, а я отказывался, выдумывая различные предлоги, чтобы уйти.
Почему сейчас мне хочется вернуться в то время и согласиться? Почему мне хочется слушать истории о его приключениях стража с разинутым ртом и искрами интереса в глазах?
Почему мне казалось, что Велимир всегда будет со мной рядом? Почему я думал, что смерть не коснётся его, как и меня?
Я ни к кому не испытывал ничего подобного. Кроме, наверное, мамы. Её смерть тоже выглядела для меня невозможным явлением. В мыслях крепко закрепилась детская, но глупая надежда на то, что мама никогда не оставит своего ребёнка. Даже если их попытается разлучить смерть.
— Прости меня, Велимир, — я говорю это вслух, потому что должен. Я не чувствую себя легче после этих слов, груз потери всё равно не покидает меня. — И прощай.
Точно услышав мой шёпот и возмутившись, какого хрена я с ним тут прощаюсь, клубок выпрыгивает из рук и вертится вокруг своей оси, нарезая круги. Резко останавливается, словно думает, в какую сторону ему покатиться, и выбирает тропу, ведущую вперёд. Я запоздало понимаю, что Баюн нашёл Аню, и кидаюсь за быстро мчащимся клубком, что аж подскакивает на кочках.
Пару раз я его чуть не теряю из виду, но клубок, замечая моё отставание, ненадолго замедляется, и стоит мне приблизиться, как он возобновляет свой бешеный темп. Ясно одно: дело дрянь.
Вокруг меня собирается плотный туман, что только толкает меня назад. Клубок же проскальзывает через него без всяких проблем. Туман ощущается вязкими облаками, что прилипают и к рукам, и к ногам, и к телу, не давая пройти. Но я должен сделать это, и мою уверенность подкрепляет крик Баюна:
— Дор-рогу! В стор-рону! Бегите-е-е!
Аня наверняка там! Совсем рядом! Только этот гребаный туман не даёт мне пройти через него.
Резко вырываю руку, чуть не оставшись без неё. Туман тут же собирается кучней и плотней, толкая меня назад — в Нечистый лес.
— Аня! — кричу я, но тут же задыхаюсь от нехватки воздуха, ибо туман проник в раскрытый рот.
Плюясь и кашляя, вырываюсь из тумана, которого за ним оказывается ещё больше. Но на этот раз он не нападает, точно смеётся, разрешив посмотреть, что прячется за ним.
Аню я не вижу, но замечаю огромной силуэт трёхглавого змея и скачущее из стороны в стороны чёрное пятно. Туда-то я бегу, пытаясь разглядеть Аню.