— В вас, парни, я нисколько не сомневаюсь! Уверен, лучшие из вас попадут к Мурашову, Водневу и Демидову! — при упоминании последнего воспитанники тут же оживляются и перешёптываются между собой. Кто-то тихо говорит, что возможность попасть к капитану, убившему весь свой предыдущий отряд, совершенно не привлекает, в отличие от шанса стать участником отряда какой-нибудь симпатичной стражницы.
Закатываю глаза. Зыбин же не обращает внимания на перешёптывания и грязные шутки.
— Уже к завтрашнему утру многие из вас будут носить не только синие кафтаны, но и гордое звание стражников Ордена Святовита! Да прибудут с вами святые! Не со всеми, конечно… — добавляет он на тон тише, поглаживая густые седые усы.
Главнокомандующий оставляет кадетов, уходя к остальным стражам, вокруг которых уже выстроились другие корпуса. В каждом не меньше тридцати молодых людей. Девушек гораздо меньше, чем юношей, но в каждом корпусе их несколько. Я же все пять лет обучения была единственной девушкой среди кадетов. Дело это не из приятных, а уж тем более не из лёгких.
По сравнению с другими взводами, западный корпус выглядит жалкой кучкой. Гибель дюжины кадетов серьёзно ударила по училищу, ряды заметно поредели. Наверняка произошедшее уже разлетелось по всему Ордену. И если кадеты могут не знать, почему у западного корпуса к концу обучения осталось так мало воспитанников, то собравшимся стражникам уж точно всё известно.
Зыбин встаёт рядом с двумя мужчинами такого же возраста, что и он сам. К кафтанам всех троих приколоты одинаковые серебристые значки: восьмиконечная звезда. Именно такие и носят трое главнокомандующих.
Левее всех стоит, как я понимаю, Богдан Рылов. Слышала я о нём немного, большинство говорят о нём как о жёстком, но сильном руководителе. По его лицу, иссечённому кривыми рубцами и шрамами, быстро можно догадаться, насколько он суров. Глаза тёмные, практически чёрные, и колючие. Взгляд хмурый и строгий. Рылов смотрит на кадетов как на свежее мясо, которое можно кинуть в гущу боя, чтобы отвлечь внимание противников от основного войска. По слухам, именно так Рылов и мыслит: ему ничего не стоит пожертвовать солдатами ради победы.
Среди всех Зыбин самый низкий. И при виде него сразу можно догадаться, чем он занимался на протяжении пяти лет: поеданием свежих плюшек или же настоящим делом стражника. Кажется, ещё немного, и пуговица кафтана в районе живота лопнет. Подбородков у главнокомандующего примерно три, но если смотреть на него сбоку, то и четвёртый можно увидеть. Голова лысая, а приличную часть красного круглого лица закрывают пышные усы.
В центре стоит мужчина, который, судя по виду, то ли уснул, то ли уже помер. Его глаза, под которыми собрались паутинки морщин, прикрыты. Спутанные седые усы и борода закрывают чуть ли не половину старческого лица. Волосы такие же серые и лохматые, точно старик не знает о существовании гребня или не тратит время на расчёсывание в силу своего преклонного возраста. Его я знаю, именно благодаря нему я и попала в училище. Тогда он выглядел таким же слабым и разваливающимся, но внешность Велимира Тузова — первого главнокомандующего Ордена — обманчива. Он будет проворней и живей многих кадетов и вряд ли уступит в силе кому-либо. Но ощущение, что ему осталось недолго, всё равно не покидает при виде Тузова.
Кто-то аккуратно трясёт главнокомандующего за плечо, проверяя в чувствах ли он вообще. Тузов открывает ясно-голубые глаза, а его губы расплываются в доброй старческой улыбки. На первый взгляд и не скажешь, что это великий страж. Тузов больше похож на милого дедушку, любящего сидеть с внуками и рассказывать тем байки старинных времён.
Позади главнокомандующего стоит тот, кто и вывел его из полудрёмы. И к своему удивлению я узнаю и его. Это тот самый незнакомец из конюшни. К его синему кафтану приколот серебристый символ капитанов: летящий сокол.
Такой молодой, а уже капитан. Но не может же он оказаться…
— Дорогие кадеты! — вперёд выходит Тузов, подняв руки для привлечения внимания. — Будущие стражи! — добавляет он с улыбкой. — Рад приветствовать вас на отборочных, которые покажут, насколько усердно и честно вы трудились все эти годы! Скажу сразу, испытание далеко не из лёгких. Пережить его возможно, но остаться прежним после увиденного — крайне трудно. И такова вся служба в Ордене. Вступив в него, вы изменитесь. Кто-то претерпит небольшие изменения, другие же не узнают самих себя. И вы должны осознать: вы не убежите от этого. И не вернётесь к тем, кем являетесь сейчас. Первый шаг к изменениям вы сделаете уже сегодня, войдя в Нечистый лес. Об этом вам расскажет самый молодой капитан за всю историю Ордена — Александр Демидов!
Юноша из конюшни и оказывается тем самым капитаном. Александр выходит вперёд, держа руки за спиной.
— Что ж, — медленно протягивает он, обводя собравшихся кадетов взглядом. — Как отметил главнокомандующий Тузов, с испытанием справятся не все. Буду честен с вами: некоторые из вас доживают свои последние часы. Войдя в лес, вы столкнётесь не просто с нечистью. Нет, это далеко не самое ужасное, что вообще водится в этом лесу. Вы столкнётесь с собственными страхами, которые до этого были вам неведомы. Вы столкнётесь с ужасом. Возможно, со смертью. Эта ночь станет худшей в вашей жизни, но ненадолго, если, конечно, вы после увиденного всё-таки осмелитесь вступить в Орден. Во время службы в нём будут ночи и кошмарней. Если за то время, что я говорил всё это, ваши поджилки затряслись, в горле стало сухо от страха, а в голове появился вопрос: «Что я здесь делаю?», выйдете вперёд. Вы можете уйти сейчас. Это не будет считаться трусостью и бесчестием. Нет, так вы только покажите, что цените собственную жизнь. Цените своих близких, которые вряд ли готовы потерять вас навеки вечные. Вас никто не осудит. Вас поймут, потому что даже идиоту ясны все риски работы стража.
Александр берёт приличную паузу, чтобы все кадеты ещё раз взвесили все за и против. Когда он говорил о возможности покинуть отборочные, то на секунду напомнил мне Зыбина. В следующий же миг я поняла, что Демидов в корне отличается от главнокомандующего. Когда Александр говорил, он смотрел вперёд, обращаясь к каждому. В его голосе не было ехидства и насмешливого яда. Он точно уговаривал задуматься обо всём ещё раз, оценить собственные силы в последний раз. Капитан словно пытался облагоразумить тех, кто всё ещё не уверен в собственном решении.
Даже я сомневаюсь, не переоценила ли себя. Но своего решения не меняю: я останусь и дойду до конца.
Вперёд выходят пять кадетов со всех корпусов. Среди них только юноши, девушки не двигаются. Александр кивает безо всякого осуждения, и те, кто решил покинуть отборочные, действительно уходят.
— Что же касается отборочных, — вновь говорит капитан, возвращая всё внимание к себе. — Вам известно, как они проходят. Вам необходимо пережить одну ночь в Нечистом лесу, а именно в Чаще Гибели. Нечисть там водится самая разная: и низшая, и средняя, и высшая. Вам нужно не только выжить, хотя эта задача в безусловном приоритете, но и убить как можно больше тварей. Чтобы не возникло никакой путаницы, вы будете собирать пепел, оставшийся от убитой нечисти. Вам выдадут три небольшие фляги. В лучшем случае, вы сможете наполнить их полностью. Можете работать сообща, это только приветствуется, так как в Ордене вам предстоит сражаться бок о бок со своими товарищами. В таком случае добычу разделяйте поровну, но не делитесь на большие группы. Если во время отборочных ваши поджилки всё-таки затрясутся, тело онемеет от страха, а в голове будет звенеть мысль: «Какого хрена я вообще сунулся в это?», вы всегда можете выйти из испытания. В таком случае в Орден вы не вступите. Сделать это просто: или посылаете с помощью молитвы сигнальный дым, или кричите. То же самое делаете в случае чрезвычайной опасности. Прошу, не геройствуете, дело это гиблое. Поэтому здраво оцениваете собственные силы. Встретив высшую нечисть и поняв, что вы не выстоите против неё, посылайте дым или кричите. В таком случае вы тоже выйдете из испытания. Всю ночь рядом с вами будем мы: настоящие стражи. Мы, будучи невидимыми, будем следить за вами, чтобы помочь в нужный момент и спасти вас, если это будет возможно. Это не трусость. И не бесчестие. Поверьте, нам не нужны мёртвые молодые люди, у которых вся жизнь ещё впереди. Вас не осудят. Вас поймут и спасут. Тем не менее запреты всё же есть. Запрещено нападать друг на друга. Неважно, из-за чего: из личной неприязни или из желания присвоить чужой пепел себе. Это будет считаться и трусостью, и бесчестием. Сегодня стражи добрые, поэтому это будет караться исключением из испытания. А вот завтрашнее наше настроение не знает никто, поэтому метод наказания может измениться. Напоминаю, завтра наступает в полночь, то есть в то время, когда испытание будет идти. И поверьте, люди, сражающийся с нечистью, гораздо хуже её, — с невозмутимым видом говорит капитан.
От такого заявления я немного успокаиваюсь. Спокойный тон Александра, с которым он произнёс угрозу, производит должное впечатление на кадетов, в том числе и на моих однокашников. Теперь вряд ли кто-то из них рискнёт хоть пальцем тронуть меня, как грозился Зыбин.
— Чтобы убить нечисть, нужно быть опасней и беспощадней нечисти, — говорит Александр Демидов напоследок. — Всем удачи и всё такое. Выживите, и это уже будет считаться вашей победой.
Уж не знаю, кто поручил капитану говорить главную речь перед кадетами, но наверняка этот человек уже пожалел об этом. Какого-либо воодушевления Александр точно не внушил, некоторые и вовсе ушли, передумав становиться стражем. Вряд ли такого ожидали служащие Ордена, потому как после речи капитана наступает неловкое молчание, в котором каждый переваривает услышанные слова. Тишина прерывается лишь спустя сорок секунд главнокомандующим Тузовым:
— Благодарю, Александр, за такую вдохновляющую речь! Присоединяюсь к словам своего друга: не геройствуете. Горы трупов нам действительно не нужны. А теперь: да начнутся отборочные!
Весёлая интонация Тузова после слов Александра выглядит крайне неуместно, и большинство кадетов она только сбивает с толку. Главнокомандующий хлопает в ладоши, объявив начало испытания. Наставник столичного корпуса поднимает руку и тут же опускает, дав своим воспитанникам добро входить в лес. Те идут всем взводом, но быстро расходятся. Насколько мне известно, до Чащи Гибели добраться легко: нужно лишь следовать расставленным ориентирам. Но и на пути к ней нечисть тоже может напасть.
Следующий корпус — северный — идёт спустя десять минут. За ним следует западный, примерно через пять минут. За это время кадетам раздают пояса с флягами, короткие кинжалы и три клубка нитей. Мне достаются зелёные, и вручает их сам Александр Демидов.
— Всё-таки вышла из конюшни? — с улыбкой спрашивает он, протягивая нити.
— Могли бы и представиться, капитан, — огрызаюсь я, забирая клубки. — Я достойна уже синих, просто мой наставник…
— Ты меня совсем не слушала? — обрывает меня капитан на полуслове. — Не геройствуй. И не переоценивай собственные силы. Если сказано, что зелёные, значит, пользуйся ими.
— Но с ними практически невозможно одолеть высшую нечисть!
— Раз невозможно, то беги.
— Я не привыкла бежать.
— Тебе однозначно стоит привыкнуть к этому.
Объяснить всю ситуацию с предвзятым отношением к себе я не успеваю: очередь настаёт быстрее. Сжимаю клубки и убираю их в карман кафтана, прямо к кресту. Александр неправ: я не переоцениваю себя. Это Зыбин меня недооценивает. И я докажу им обоим, что они ошибались.
Как только западный корпус входит в лес, юноши выходят вперёд, обособляясь от меня и выбирая центральную дорожку. Я же иду по правому пути, держа крест и намотанные на него нити наготове. Вокруг тихо, и лишь звук собственных шагов убеждает меня в том, что я всё ещё в мире живых. Ориентирами, которые указывают путь, оказываются красные ленты, повязанные на ветках деревьях.
Оборачиваюсь на тихий шорох, доносящийся из кустов. Вытаскиваю крест, обмотанный нитями, готовясь обратиться к святому. Шорох стихает, и любой бы на моём месте подумал бы, что ему показалось. Но я абсолютно уверена, что слышала что-то подозрительное. Озираюсь по сторонам. И в следующую секунду слышу, как хлопают чьи-то челюсти, пытаясь вгрызться в добычу, в роли которой выступаю я. Вовремя отпрыгиваю в сторону, и дрекавак9, атаковавший меня, падает на землю и тут же шипит, раскрыв мощные зубы.
Голова у твари большая, а тельце мелкое, поэтому передвигается нечисть с трудом. Но челюсти у дрекавака огромные, да и прыгает он высоко и далеко, поэтому следующий удар не заставляет себя ждать. Мысленно произношу: «Санкт-Владимир10, прошу, даруй мне свои силы», и с руки срывается сноп пламени, обжигающий тварь. Дрекавак визжит от боли, катаясь по земле, пытаясь сбить огонь. Его голова шипит и сгорает, образовывая нужный пепел. Вскоре он же остаётся и от тонкого тела.
Пепла немного, примерно на четверть фляги, а это и меньше. Собираю его, радуясь, что так быстро нашла первую тварь. Начало положено.
Следую за красными лентами, пока те не заканчиваются. А покосившаяся табличка, на которой видны следы когтей, говорит о том, что я достигла Чащи Гибели. Здесь уже холодней, несмотря на жаркий июль. И воздух в этой части леса другой: в нём витают смерть, смрад, страх, гниль, бессилие. Всё это крайне ощутимо. Хочется убежать, повернуть назад и больше никогда сюда не возвращаться. Но это говорит страх во мне. Желание достигнуть цели и стать стражницей Святовита велит войти в Чащу и встретиться со всеми ужасами, о которых и говорил Александр Демидов.
Кривые деревья выглядят стражниками покоя леса. Ни на одной ветке нет хотя бы засохшего листика: все деревья абсолютно голые. Земля сухая, под ногами слышится неприятный и подозрительный хруст. Опустив взгляд, вижу, что наступила на череп, покрытый грязью и разломившийся на несколько кусков, и отпрыгиваю от него подальше, схватившись за сердце, что бешено колотится, точно в любую секунду готово выпрыгнуть из груди.
Вероятней всего, это меньшее из всех ужасов, что предстоит мне увидеть за эту ночь.
В Чаще Гибели нет даже животных: ни волков, ни белок, ни сов, ни кого-либо ещё. В детстве я любила ходить в лес, несмотря на предостережения матери. Гуляла при свете дня, далеко не уходила. И мне всегда встречались лесные обитатели, которые к нечисти не имеют никакого отношения. Я даже брала из дома сухари, чтобы покормить белок. Здесь даже признаков какой-либо живности нет.
Только холод. Только страх. А ещё вой позади.
К вою присоединятся ещё один. А потом ещё и ещё. Воровато оглядываюсь, держа крест у груди. Вторая рука ложится на рукоять кинжала, чья сталь тоже может оказаться эффективной против нечисти. Судя по вою, это волколаки11. И судя по вою, их несколько. Целая стая, против которой кадету с зелёными, будь они прокляты, нитями не совладать!
Сорвавшись с места, я бегу куда глаза глядят. Вой усиливается, погони не слышно, но темп не сбавляю. Изогнутые ветви деревьев царапают ладони, которыми я раздвигаю заросли, чтобы было проще пробежать. Пару раз за сучья зацепляется кафтан, и я чуть не падаю. Вой приближается, кажется, твари учуяли мой запах. Резко дёргаю рукой, и часть рукава кафтана так и остаётся висеть на кривой ветке.
Бегу до тех пор, пока не врезаюсь в широкое препятствие, которого, если здраво посудить, и быть здесь не должно.
— Так-так-так, — «препятствие», которым оказывается широкоплечий и высокий Ратибор, разворачивается ко мне лицом. Встаю с пыльной земли и отхожу от однокашника на несколько шагов назад, встав в боевую стойку и предупреждающе выставив крест перед собой. — Какой сюрприз! Тебе же известно, милая, что нам запрещено нападать друг на друга.
— Не называй меня так, — сквозь зубы цежу я, не опуская крест.
— Дай угадаю, только он может тебя так называть? — хмыкает Ратибор, угрожающе надвигаясь.
— Нам нельзя нападать друг на друга, — припоминаю я его же слова, но назад всё равно отхожу.