Микай и в самом деле ждал нас возле запряженных лошадей. Вороной конь был нагружен тюками, но всё равно косился в сторону кобыл. Однако кузнец повод держал крепко и Воронок не брыкался, видимо хорошо зная его руку.
Из всех вьюков я узнала только свой с тканями. Спрашивать, что в остальных, я не стала. Потом узнаю.
Джастер приторочил наш шатёр к седлу Огонька, отвязал лошадей и протянул мне повод Ласточки.
— Показывай дорогу, — обратился он к кузнецу.
Что? Зачем? Он же сам любую дорогу где хочешь найдёт! А здесь даже я помню, что мы вон с той стороны пришли, там гать… Что не так с той дорогой?
Но кузнец неожиданно замялся, удивив и насторожив меня ещё больше.
— В чём дело? — нахмурилась я, и Микай испуганно стрельнул синими глазами, тут же отведя взгляд.
— Дык энто, госпожа… Тропка-то аккурат тама проходит, где вы вечор…
— А ты что, мертвяков боишься? — насмешливо фыркнул Шут. — Так они уже никому вреда не причинят. Веди, давай. Солнце уже высоко, а до города далеко. Нам до вечера там быть надо.
Микай посмотрел на солнце из-под ладони.
— Дык к обеду поспеем, — сказал он. — Тут напрямки-то недалече.
Вздохнув, кузнец повёл навьюченного Воронка в сторону знакомой тропинки.
Мимо места побоища я шла, спрятавшись за Ласточку. Кровью уже не пахло, а на мёртвых я смотреть не собиралась. Хватило уже.
Кузнец лишь один раз взглянул и тут же отвернулся, переменив руку с поводом и укрывшись за вороным. Только Джастер шёл спокойно, и я невольно подумала: сколько таких «мертвяков» он повидал на своём веку? Сотни? Или даже… тысячи?
Он ведь не просто «пёс» и наёмник. Он ещё и… Служитель Смерти. Или нет? Он ведь отказался говорить про это. Но даже если он просто немного знает их магию, само название говорит о многом.
Покойников так не поднимают… Брр!
Не хочу о таком думать!
Миновав ужасное место, и тропинку на памятный мне остров, мы прошли между сосен и молодых елок, и вышли к ещё одной гати, уводящей по кочкам куда-то в камыши на другой стороне болота. Эта тропа была широкой настолько, что двое человек могли спокойно пройти рядом или разминуться. Михай ступил на обтесанные брёвна и копыта вороного глухо застучали по сосновым стволам.
— Джастер, — я оглянулась на Шута, проверявшего подпругу Огонька. — Почему мы…
— Мы не по дороге сюда приехали, — негромко отозвался он. — Там тропинка, по которой местные на болото ходили. А мы на дорогу в город идём. Иди, давай.
Я вздохнула, сетуя на свою недогадливость, и пошла следом за кузнецом, ведя Ласточку в поводу.
Всё верно. Если у разбойников на острове схрон, то добычу надо таскать по удобной тропе. К тому же, сюда посланцы Вахалы за данью ездят, тоже надо сундуки носить…
Удивительно, что эту тропу никто не нашёл.
Загадка разрешилась просто: гать заканчивалась на крохотном островке, поросшем осинками и камышом, а дальше до берега настила не было. Зато был Микай, который привязал Воронка к тонкому деревцу и выкладывал тропу из сколоченных попарно досок, спрятанных тут же, в осиннике.
— Это они такую гать сделали?
— Дык нашенская она, госпожа. Давным-давно сроблена, мужики наши её в порядке держали, чтоб, значится, округ Гнилушки по какой нужде не ездить. Гнилушка-то, она узка да долга, с солнышком выехать, токма к вечеру до городу и доберёшси. А напрямки и к обеду поспеть можа, а к вечеру обратно воротиться… Хороша гать была, на телеге да на санях ездили. А энти стару гать порастрепали да вона чего удумали…
Я только кивнула в ответ его сожалениям. Разбойники хитро устроились на готовом. Кто бы на берегу ни был, им приходилось ждать, когда придут с острова и перекинут мостки. Перешли — и всё убрали, как ни было.
Вода чёрная проглядывает в ряске, деревья кривые да мелкие, осока да камыш, кочки да трясина. Комары и лягушки одни. Даже клюква не растёт.
С берега — болото и болото. Гнилое.
Вернувшийся Микай отвязал Воронка и повёл на берег. Конь шёл неохотно, но спокойно, и я поняла, что эта дорога ему привычна. Видимо, загон на острове был построен именно для него.
Мостки оказались узкими. Дважды я чуть не оступилась, а вот умная Ласточка прошла, ни разу не споткнувшись.
Топкий берег был устелен сухим камышом, и мне удалось перейти по нему, не провалившись в грязь по щиколотки. Микай ждал нас на берегу, под песчаным обрывом. Смотреть в мою сторону кузнец по-прежнему опасался, и я не спешила его привечать.
Госпожа — так госпожа. Прилежней учиться станет.
В молчании дождавшись Шута, мы поднялись по тропинке в лес и скоро вышли к дороге. Уже там Шут помог мне сесть верхом, в очередной раз расправляя многострадальное платье госпожи. Сам он тоже взобрался в седло, а вот Микай так и вёл Воронка под уздцы: нагруженный конь не вынес бы тяжести всадника.
Впрочем, скоро я убедилась, что так даже лучше: я могла ехать рядом с Джастером и говорить с ним так, чтобы идущий за нами следом кузнец ничего не слышал.
— Джастер… Можно, я у тебя кое-что спрошу? Только ты не ругайся и не сердись, хорошо?
Шут оглянулся через плечо. Серьёзный взгляд никак не вязался с его пестрым шутовским нарядом и лютней за спиной.
Если он так зыркать будет, то лучше бы наёмником переоделся.
— Как много просьб, ведьма. Что ты хочешь?
— Почему вместо небесной любви люди выбирают земную?
Воин вздохнул, снова глядя на дорогу. Он прекрасно понял, зачем я это спросила, но ответил иначе, чем я ожидала.
— Не знаю, Янига. Может, боятся, потому что чувства очень сильные. Может, не верят, что это настоящее. Наверно, каждый решает для себя сам, что ему важнее: простое и понятное будущее или неведомые прежде чувства. А бывает и так, что у человека уже есть семья, и он остаётся с ней. Земная любовь ведь тоже искренняя. Просто она… Только она всегда не такая яркая и… всепоглощающая. Даже когда обычная любовь проходит, у людей остаются обязательства, дети, общий дом. Не каждый человек это оставит даже ради новой любви, какой бы она ни была. Только в отличие от земной, небесную любовь не забыть. Проще умереть.
— А как люди влюбляются? Когда любовь обычная, а не небесная?
— Почему ты меня спрашиваешь, ведьма? Я любовной магии не учился. Вон, у тебя страдалец есть, его пытай.
— Джастер!
— Что? — ухмыльнулся он на мой насупленный взгляд. — Жалко тебе его?
Я оглянулась на кузнеца, медленно бредущего за нами по дороге. Смотрел он под ноги, широкие плечи были опущены. Воронок успевал щипать на ходу листья с придорожных кустарников и даже траву с обочины, но Микаю до этого, как и до наших разговоров, не было дела. Наверняка о погибших родных думает. Получить долгожданную свободу и узнать, что твоего дома и близких больше нет, а сам ты ещё и колдун, опасный для людей…
Это очень больно и тяжело.
И мне даже сказать ему в утешение нечего.