Даринка, успевшая умыться и кое-как прибрать волосы, сидела на дне лодки, у брошенных там же сети и багра, а Микай о чём-то думал да время от времени потирал кулаком широкую грудь. Признаться, я беспокоилась за него: я не была уверена, что отворотное зелье и лечебный настой смогли справиться с проклятием Вахалы. Сама я такое видела впервые и ничего подобного от Холиссы не слышала.
А Джастер вернётся не скоро…
Задумавшись, я опустила пальцы в воду, и меня словно ожгло изнутри внезапной мыслью.
«Всё вокруг живое…»
«Где граница была?..»
«Знаки защитные поставить…»
— А ну стой! — Я замахала руками. — Суши вёсла!
Наученный горьким опытом, Ариз тут же замер, выполнив команду. Его лицо снова побелело, глаза испуганно забегали из стороны в сторону, высматривая новую опасность.
— Случилось чего, госпожа?! — Микай подался вперёд так, что лодка заметно закачалась, Даринка пискнула, а я схватилась за борта.
— Доделать надо. — Мне стало неловко за эту панику. — Просто посидите и не мешайте.
Микай серьёзно кивнул, рыбак на всякий случай закрыл глаза, беззвучно зашевелив губами, а девчонка прижалась к нему, обхватив колени руками.
Я отвернулась, снова опустив руку в воду.
Живое. Всё живое. И река живая, и её хозяин, водяник, ни за что пострадавший от Вахалы…
С помощью Игвиля я уничтожила проклятие, но что ей помешает повторить такое снова? Даже если поставить глифы на том берегу, кто остановит руку, решившую кинуть в воду очередную заколдованную вещь?
Никто.
Никто, кроме…
— Датри всемилостивая, — я прикрыла глаза, сосредоточившись на своей глубинной силе, и говорила еле слышно, слова сами текли с губ, складываясь в нужное, а пальцы выводили в воде все защитные знаки, которые я знала. — Ты мира мать, богиня ночей, ты хозяйка звёзд, лик твой — луна, голос твой — серебро. Ты всё живое породила, силой своей наделила, к миру допустила. Тебя призываю, твоей силой заклинаю: огради реку эту, и хозяина её, и всех тварей живущих в ней, от слов злых, колдовства тёмного, проклятий чёрных…
Вода становилась вязкой, как кисель, сила текла с пальцев, знаки наполнялись серебром, не растворяясь в струях течения. Их сияние устремилось в глубину, и река пришла в движение. Тихо ахнули за спиной, но я неотрывно смотрела, как вздымается перед лодкой водяной горб огромной рыбы с почти человечьим лицом. Жёлтые, как песок, глаза смотрели на меня. На сверкающей, как зеркало, чешуе множество точек от ядовитых укусов и чёрные полосы от яда проклятия.
Сопротивлялся. Дух реки, как мог, сопротивлялся чужой злой воле.
Только где водянику устоять против той, что смогла подчинить себе демонов…
— Прости, что так больно было, — повинуясь наитию, я осторожно коснулась пальцами гладкой морды. — Я не умею лечить такое. Но я хочу помочь. Защитить твою реку.
Водяник молчал. Или я не умела понимать нечисть и говорить с ней, как умел это делать Шут.
— Ты позволишь?
Огромный прохладный лоб упругой волной толкнулся в мою ладонь. Хозяин реки шумно вздохнул и без всплеска погрузился обратно в воду.
— Да будет так, — едва слышно прошептала я.
В следующий миг все защитные знаки вспыхнули и рассыпались солнечными и серебряными струями, вплетаясь в сущность самой реки и её хозяина.
Водяник принял защиту не ведьмы Яниги, а самой Датри, матери мира…
Я только грустно улыбнулась. Что ж, река — не склянка с зельем, всю воду в ней заговорить никакой ведьме не под силу.
— Всё, домой. — Я закрыла глаза, чувствуя, как на меня наваливается глубокая усталость. В воду бы не упасть, защитница…
Больше всего мне хотелось сейчас очутиться в надёжных объятиях Джастера и ни о чём не думать.
В полном молчании мы плыли к пристани Шемрока, на которой собрался весь город.
31. Осколки прошлого
Берег был пёстр и тёмен от заполнивших его людей.
Шемрок встречал нас молчанием. Только вода тихо плескалась под вёслами гребцов и накатывала на опоры многочисленных причалов.
Люди стояли в десятке шагов от кромки воды, неподвижные и молчаливые. И от этого молчания, от висевшего в воздухе настороженного ожидания вдруг стало не по себе.
Я думала, горожане обрадуются тому, что водяник успокоился, а такое впечатление, что они ничего не видели, и до реки им вообще дела нет…
Гнетущее молчание не нарушалось до тех пор, пока лодка не ткнулась носом в пристань и Даринка не поднялась во весь рост со дна лодки, выглядывая в собравшейся толпе мать.
— Дариночка! — истошный женский крик разорвал тишину. — Доченька!
— Маменька! — девчонка кошкой выскочила на пристань и побежала навстречу женщине, шлёпая босыми ногами по доскам. — Маменька!
— Живая! — раздался в толпе крик, и над берегом полетела радостная разноголосица: — Спасли! Живая! Вернули!
Женщина целовала и ощупывала девчонку, не веря, что она цела и невредима. Я смотрела, как мать и дочь радостно обнимались, и чувствовала себя странно.
Не ведьминское дело о других переживать, а эти мне и вовсе никто, чужие люди. Только вот щемило на душе и сердце от радости и счастья, и на глазах наворачивались слёзы.
Я сморгнула влагу с глаз и постаралась принять достойный госпожи ведьмы вид. Холисса бы меня на смех подняла за такое.
А вот Джастер…
Он бы меня точно не осудил.
Неужели я и чужим людям сочувствовать от него научилась?
— Госпожа, — Микай тоже выбрался на пристань и протягивал мне руку. Не так красиво, как делал Шут, так ведь кузнец учиться только начал…
Ариз привязывал лодку к одному из железных колец пристани. Я встала, опёрлась на широкую ладонь кузнеца, и, приподнимая подол потрёпанного платья, выбралась из лодки, разглядывая толпу.
Народ ликовал. Здесь собрались все: мужчины, женщины, дети; рыбаки, ремесленники, торговцы, и даже члены совета в сопровождении стражи. Впрочем, советники держались наособицу от простого люда и о чём-то переговаривались между собой. Только господин Горицуп возвышался среди них прямо, опираясь на трость, и смотрел на меня.