Только когда река резко сузилась, я поняла, что добралась до того самого Щучьего острова. Спешившись, я привязала Ласточку к дереву, села на траву и позволила себе разрыдаться и прокричаться, выплёскивая боль и обиду.
Течение показалось мне тихим, дно было песчаным, и я решилась. Сняв платье, я вошла в воду.
Ласковая благословенная Волокушка окатила меня с головой. Теплая поверху и холодная в ногах, она подхватила меня и закачала, словно мать. Я лежала на её волнах, смотрела в небо, и боль в душе притуплялась, а чёрный вихрь укреплялся в своих оковах.
Только даже благословенная вода Датри не могла избавить меня от этого холода внутри.
Я сидела на берегу, греясь и обсыхая на солнце. Насколько ярко и красиво было вокруг, настолько чёрно и мрачно было на душе и в мыслях.
Больше всего мне хотелось умчаться по дороге куда глаза глядят, но я понимала, что это ничего не изменит. Это в начале лета деревенская ведьма Янига могла позволить себя такое ребячество.
И дело было даже не в том, что Микай кинется меня искать.
И не в том, что я бросила вызов Вахале.
И не в том, что за моей головой будут охотиться разбойники и «волки». Это Джастеру триста «роз» — ни о чём. Для всех других это ого-го, какие деньги.
Просто…
Госпожа ведьма Янига, снявшая проклятие с Пеггивиллля, спасшая караван домэров, уничтожившая нечисть и нежить на Гнилушке, «покаравшая» опасную банду разбойников во главе с атаманом, снявшая проклятие с Волокушки и принявшая Шемрок под своё покровительство, так поступить не могла.
Значит, мне придётся вернуться в «Золотое яблоко», смотреть в глаза Холиссе и делать вид, что мне всё равно. Мне придётся дотерпеть до завтра, чтобы Микай спокойно отправился в Кронтуш.
А потом… Потом я уеду. Одна.
Всё равно, что я не успела выучить эти самые глифы. Не важно, что я бросила вызов Вахале и она сильнее меня. Какая разница, сколько там награда за мою голову.
Это всё больше не важно.
С моим везением в одиночку я до соседнего города не доберусь.
А он… Он пусть делает, что хочет.
Кобель паршивый!
Ненавижу его!
— И не нужны мне твои подарки! — Я сорвала с шеи оберег и, широко размахнувшись, зло швырнула его в воду. — Ничего мне от тебя не надо! Ничего!
Коготь кхвана без плеска опустился на дно протоки. Бисерную нитку на глазах заносило песком. Но мне этого показалось мало.
— Не хочу! Ничего от тебя не хочу! И подавись ты своей судьбой!
Я с силой дёрнула браслет, но мокрые нити сплелись между собой и не желали рваться или развязываться. Разозлившись, я схватила пояс, выдернула из ножен кинжал, поддела кончиком нити браслета и дёрнула лезвие на себя.
Заточенный Шутом клинок не подвёл. Разноцветные бусины брызнули в стороны, теряясь в прибрежной траве. Перерезанные нити отлетели в воду, и только тихо плеснуло где-то в камышах.
В следующий миг я почувствовала себя не просто голой, а очень беззащитной и одинокой.
Я села на траву, обхватила колени и снова зарыдала, но уже от глубокой жалости к себе.
Вернулась обратно я только к вечеру.
Опустошённая, голодная и уставшая. Купания в Волокушке и благословения Датри хватило ненадолго. Чем ближе я подъезжала к городу, тем сильнее во мне вскипали злость и обида.
Стражники у ворот даже не посмели меня ни о чём спрашивать, только порскнули за раскрытые створки ворот, но мне не было до них никакого дела.
«Золотое яблоко».
Вот куда я не хотела, но вынуждена была ехать. Улицы Шемрока по вечернему часу были пустынны. Ласточка звонко цокала подковами, а я молила Великих богов о том, чтобы до завтрашнего утра не встретить ни Шута, ни Холиссу.
Прислуга на постоялом дворе была тише воды, ниже травы. Спешившись, я бросила поводья Ласточки, оставляя её на попечение слуге, закрывавшему за мной ворота, и пошла к себе.
Первое, что я увидела, открыв дверь в комнату, — стоявший у окна Джастер.
Он ждал.
Не говоря ни слова, я прошла в спальню, подошла к кровати и бросила на неё сумку.
Джастер обернулся.
И я поняла, что. если посмотрю ему в глаза, если он скажет хоть слово, — я не выдержу.
Просто не выдержу.
И тогда…
Тогда вместо ведьмы-защитницы будет ведьма-разрушительница.
— Я не желаю тебя больше ни видеть, ни слышать. — Я отвернулась от него, с трудом сдерживая поднимавшуюся внутри ярость и ненависть. — Завтра утром я уезжаю. А ты делай что хочешь. Мне ничего от тебя не надо! И меч свой тоже забери!
Несколько мгновений стояла тишина, а затем я услышала тяжёлые шаги и звук закрывшейся двери.
Живого меча на стуле не было.
Я упала на кровать, обняла подушку и снова зарыдала.
Утром меня разбудил Михай, принёсший завтрак. Я так и уснула вчера, не раздеваясь и наревевшись вдосталь. Наверно вид у меня был помятый, но Микай смотреть на меня боялся.
— Всё готово, госпожа, — он неловко сжимал в кулаки края рубахи и смотрел в пол. — Как велено, собрано всё. Капитан молвил, шоб не шибко задерживались, покуда ветер попутный.
— Ты готов? — Я хмуро ковырялась в миске каши.
За весь вчерашний день я не ела, и, хотя в животе едва не забурчало от голода, настроение у меня было скверное.
— Готов, госпожа. Токма вас с госпожой Холиссой ждём…