Шут подошёл к телеге, а я только теперь увидела прятавшуюся за спиной смутившегося мужа молодую женщину. Свободное платье не скрывало, что она действительно на сносях. Женщина стискивала пёстротканную шаль, но разглядев меня, немного успокоилась.
— Говори давай, чем помочь, — Джастер остановился перед крестьянином. — Я в телегах не разбираюсь, на своих двоих хожу.
— Колесо вот…
— Назад надеть надо?
Крестьянин кивнул.
— Так бы и сказал. Давай, надевай. — Джастер взялся за задник и с видимым усилием приподнял телегу над дорогой. Крестьянин охнул, но тут же схватил колесо и занялся ремонтом.
Его жена от волнения то стискивала руки на груди, то обнимала живот.
Когда ремонт был закончен, крестьянин помог своей ненаглядной забраться в телегу, взял мерина под уздцы и обернулся к нам.
— Благодарствую за помощь, трубадур. Чем отблагодарить вас?
— Хорошим людям помочь не жалко, — улыбнулся Шут. — Поблагодарил и будет с тебя.
Крестьянин с женой снова переглянулись. Кажется, друг друга они понимали без слов.
— А вы откуда будете, люди добрые? — спросила женщина.
Я поняла, что не знаю, как ответить на этот вопрос, но Джастер и глазом не моргнул.
— Да вот сами бы хотели знать, — он растерянно огляделся. — Из Пеггивилля шли, хотели дорогу скоротить, трав целебных набрать, да заблудились. Насилу вышли, даже не знаем куда.
— Из Пеггивилля? — недоверчиво сощурился крестьянин. — И сколь же вы по лесу плутали?
— Да демоны ведают, — Шут задумчиво почесал бороду. — А только слыхали несколько дней назад крик страшный, да чудище жуткое видали в небе. Мы в кусты залегли и шелохнутся боялись, пока не стемнело.
Мне очень хотелось закрыть лицо ладонью, потому что слушать это было… невыносимо.
Однако крестьянин с женой переглянулись, и к моему изумлению женщина улыбнулась, а её муж негромко рассмеялся и похлопал Джастера по плечу.
— Эх, молодо-зелено. Сманил девку из дому, твоё дело, трубадур. Слыхал я от людей, что в деревне той недоброе творится, а что за беда — никто не ведает, — крестьянин многозначительно посмотрел на меня.
Но я снова не успела и рта открыть.
— Да что ж там ведать: проклятие было ведьминское, страшное, — Шут, как ни в чём не бывало, обошёл телегу и взял коня за повод. — Сняла его молодая ведьма. Я как раз там был, своими глазами всё видал. Ух, и жутко было! Силища у неё — ого-го какая! Коли хошь, расскажу по дороге.
— Неужто проклятие? — женщина всплеснула руками. — Сохраните, боги!
— Но-но, ты энто, мне жону не пужай! — крестьянин перехватил у Джастера повод мерина. — Она у меня на сносях!
— Что ж ты её по такой погоде от дома увёз? — Шут совсем не собирался молчать, удивляя меня всё больше и больше.
Крестьянин оглянулся на жену, робко ему улыбнувшуюся, посмотрел на меня и решился.
— К лекарю в город ездили. Наш-то, деревенский Заруба, по неделю назад утоп, а он настрого велел Вольте беречься. До сроку-то совсем ничего осталось…
— Пошли тогда, что время-то зря терять? Солнце-то на месте тоже не стоит.
Крестьянину ничего не оставалось, как потянуть мерина за поводья, и наш маленький караван тронулся в путь. Джастер, к моему удивлению, так и шёл по другую сторону от коня. Мне ничего не оставалось, как идти пешком за телегой. Солнце заметно припекало, и я радовалась, что на дорогу падает какая-никакая тень. А вот будущая мать в телеге явно чувствовала себя не слишком хорошо.
— Первый, поди? — Джастер так легко и непринуждённо перешёл на деревенскую речь, что крестьянин перестал обращать внимание на его пёстрый наряд.
— Первый, — неожиданно откликнулась с телеги будущая мать. — Пять лет ждали…
— Да уж, — её муж виновато и растеряно заморгал, пока я удивлялась про себя такой откровенности. Такое лекарю рассказывать, или мне, на худой конец, я всё-таки ведьма по лю… почти по любовной части.
Хотя нет, какая я сейчас ведьма… Так, девка деревенская… Которая с бродячим трубадуром из дому сбежала.
Но всё равно! Почему они как на духу всё выкладывают… кому?!
— Вот, значится, Заруба Вольте отвары давал всякие, ну и… Эх, утоп он не вовремя… Хороший лекарь был… Любую болячку заговорить мог, зелья какие делал, да мази… А уж настойки у него какие! На душу примешь — и как заново родился…
— Повитуха-то есть в деревне? — Джастер невозмутимо выяснял интересующие его вещи.
— А то как же, — обрадовался будущий отец. — Бабка Коина! Уж такая бабка, такая, что ух! Меня ещё у мамки моей принимала, и ещё сколь народу — не перечесть! За ней ажно с Заречинской присылают, и с Выселок. Ух, бабка!
— Это хорошо, — Шут серьёзно кивнул. — А коль не успеете до дому-то доехать?
Крестьянин даже с шага сбился.
— Ты это брось, шутки такие! Нельзя уж так-то, — он нервно замял в руках поводья. — Как же в дороге-то…
— А ты не переживай, — Джастер дружелюбно хлопнул изумлённого крестьянина по плечу и широко улыбнулся. — Вона, травница есть, справится.
- Травница… — подозрительно насупился крестьянин. — Да рази ж это повитуха?
— Я тебе что сказал? — тут же фыркнул Шут. — Пока в дороге — не вороти нос от подмоги! Какая ни есть, а помощь тебе.
Ну, Джастер! Какие ещё роды в дороге?! Я не повитуха! И не травница! Я ведьма!
Будущий отец кинул на меня настороженный взгляд, и я постаралась мило ему улыбнуться.
Наверно получилось не очень, потому что крестьянин недовольно покачал головой и дёрнул повод, понукая мерина прибавить шаг. Зато его жена, наоборот, успокоилась. По крайней мере, она перестала судорожно стискивать концы шали, а положила ладонь на борт, устраиваясь поудобней.
— Не боись, — Шут как будто спиной понял моё настроение. — Всё будет хорошо.
Уж не знаю, кого он успокаивал: меня или наших попутчиков, но мне при мысли о возможных родах становилось не по себе.
Подумать только, всего неделю назад я думала сделать зелье изгнания, а сейчас, не приведи боги, и в самом деле роды принять…
До вечера мы медленно брели по дороге, вившейся по лугам и перелескам. Джастер незатейливыми шутками и короткими простыми песенками развеселил семейную пару, и я вынужденно выслушивала деревенские истории, до которых мне никакого дела не было.