— Банька справная, я в том толк знаю, скока их поставил ужо… А ты, я гляжу, никак ишшо и масть сменил, трубадур? — словно невзначай поинтересовался Томил, с прищуром разглядывая нас обоих. — Да и деваха твоя потемней, кажись, была.
Масть сменил? Ну конечно! Краска же смывается!
Хотя прежний цвет не вернулся, но у меня и в самом деле пробивалась рыжина, да и шевелюра Шута не была такой тёмной, как раньше.
— А как же, — Джастер и не думал отпираться. — С дороги-то грязи сколько отмыли, вот и масть посветлела. В городе-то вашем гостей не жалуют, за спасибо и воды не подадут, а о бане там и не слыхали поди.
Вышедшая на крыльцо Вольта фыркнула в ладошку, держа в другой руке какой-то свёрток, и я тоже не сдержала улыбку.
— Готово всё, проходите, — позвала в дом хозяйка. — А ты, Янига, подь-ко сюды.
Мы завернули за угол дома, и Вольта встряхнула свёрток, разворачивая чистую рубаху и верхнее платье из красной ткани. Не домотканое, а покупное. Свою жену Томил любил и баловал.
— Давай-ко, перемени. Негоже после баньки да за стол в дорожном-то.
Я смутилась, но Вольта и слушать не захотела.
— И-и, девонька, ты мне дитятко долгожданное спасла, неужто я для тя одёжу пожалею?! Сымай давай, состирну, потом заберёшь!
Спорить я не стала и пока переодевалась, Вольта сгребла мою одежду и унесла в баню.
— Пойдём, девонька, — она подхватила меня под локоть. — А то мужики наши ужо трапезничают, а мы с тобой всё гуляем.
Такого изобилия я не видела очень давно. Вольта расстаралась, и стол буквально ломился от мисок, плошек и блюд. Тут были и пироги разных видов, и хлеб, и сливки, и сметана, и каша, и колбаса, и сыр… Посреди стола дымил горшок с наваристой мясной похлёбкой, от одного запаха которой у меня заурчало в животе. Я смутилась, но Вольта с ласковой улыбкой подтолкнула меня к столу, где уже сидели Шут и хозяин дома. Перед ними в глубоких мисках парила похлёбка и стояли пузатые кружки, наполненные пивом.
Покосившись в мою сторону, Джастер одним коротким взглядом оценил новый наряд и одобрительно кивнул, а Томил крякнул и приосанился под насмешливым взглядом жены.
— Садись, Янига, угощайся, — Вольта указала мне на лавку.
Дважды я себя уговаривать не заставила. Хотя у меня живот к спине и не прилип, но сытно в последний раз мы ели у домэров, и было это два дня назад…
Джастер ел быстро, но удивительно аккуратно и со вкусом, умудряясь не оставлять крошек на короткой бороде и усах. В рот то и дело отправлялись то ложка наваристой мясной похлёбки, то кусок пирога, то ломоть хлеба, сдобренный сметаной, то кусок колбасы. Запивал Джастер и квасом, и пивом, не забывая нахваливать и хозяев, и угощение.
Томил же наоборот, не спешил и ел умеренно, подолгу жуя и каждый раз разглаживая усы и бороду.
— Да ты видать, и впрямь оголодал с дороги-то, трубадур! — посмеивался он, чинно и с достоинством зачерпывая из миски суп. — Ишь, как сметаешь всё! Неужто все силы на песни ушли? Али на другое что?
— Угу, — кивнул Джастер, прожёвывая очередной пирог. — На песни и на другое. Вот впрок и наедаюсь. Когда ещё такой вкуснотой накормят-то? У вас тут народ не шибко гостей любит, как я погляжу. Пой — не пой, а и сухарём не угостят!
— Есть тако дело, твоя правда, — крестьянин согласно закивал. — Страда самая, не до песен нонче.
— В городе-то откель страда? — удивился Шут, выбирая, какой пирог взять: с морковью или грибами. — Я думал, там песни попеть да поесть по-людски, а там последнее отберут и за твои же кровные овсом недоваренным накормят… Так с голодухи не песни петь, а волком выть.
— Да пущай он ест, Томил, — улыбалась Вольта, покачивая колыбель. — Глянь, и впрямь какой тощий-то. И ты кушай, Янига!
Я только кивала, потому что готовила Вольта вкусно, а ели мы домашнее в последний раз в Кронтуше. Сожалела я лишь о том, что в меня столько еды, как в Джастера, просто не влезет, а впрок наесться не получится.
Остаток вечера и в самом деле прошёл в байках, которые сытый Шут рассказывал одну за другой. Истории были незамысловатые и забавные, и Томил с женой смеялись от души. Да и я тихо радовалась такому неожиданному спокойному вечеру.
Джастер играл на лютне, напевая простые песенки, мы с ним по-настоящему помирились, после бани и сытной еды хотелось лечь и уснуть на мягком и чистом.
Если бы не то, как вёл себя хозяин дома при встрече, я бы и вовсе расслабилась и забыла про все неприятности.
Но теперь, когда за спиной были домэры с неожиданным появлением кхвана, Костиноград с его демоном-обманкой, я уже ждала подвох даже в самой мирной обстановке.
Успокаивали меня только слова Шута о том, что он не чувствует опасности, да холодный коготь оберега под платьем, который я украдкой иногда прижимала ладонью к груди.
После вкусного ужина, скрашенного байками и песнями Джастера, тетешканием с Фелисией и рассказами счастливых родителей о дочке, Вольта собралась стелить нам постели в горнице.
Джастер на это только улыбнулся.
— Я видал, там покос свежий, — он кивнул в сторону окна. — Дозволите на сене поспать?
— Эх, душа у тя бродячая, трубадур, — покачал головой Томил. — Неужто не спится те под крышей?
— Летом под небом слаще. — Улыбка Джастера была настолько мечтательна, что не устоял бы и камень.
— А тебе, Янига? — обратилась ко мне Вольта. — Постелить в горнице?
Я чуть было не ответила согласием, когда заметила, как откровенно и выразительно смотрит на меня Джастер. Под этим взглядом я не выдержала и покраснела, а сердце в груди забилось как у птицы.
«Тянет его к тебе, сильно тянет…»
«Дурой не будь, ведьма…»
Он что… серьёзно? Он… Он правда этого хочет?!
— Эх, жона, что ж ты недогадлива така стала, — крестьянин тоже всё понял. — Что ж он, зря девку из дому сманил? Дай им постелю-то, пущай отдыхают с дороги.
— Вот спасибо, — Джастер с улыбкой поднялся из-за стола. — А постель я и сам отнесу, чай руки не отвалятся. Янига, держи лютню, не урони только!
Кроме постели он нёс и остальные наши вещи.
На сеновале было тепло и вкусно пахло сухими травами.
Джастер легко забрался наверх вместе со всей поклажей. Пока я поднималась по лестнице, в сумерках осторожно ставя ноги на перекладины, и стараясь не наступить на подол нового платья, он уже успел расстелить одеяло.
— Джастер…
Я наступила в сено и провалилась по щиколотку. Но тут же была подхвачена под руку и опрокинута на постеленное. Я даже пикнуть не успела, как Шут оказался рядом.
Очень рядом. И без рубашки.
— Джа…
— Тихо, ведьма. Иди сюда, пока не передумал.