— Завтра утром мы уходим, Янига. Если ты не передумала остаться и обзавестись домом и мужем.
Я только покачала головой, обнимая его в ответ.
И почему-то мне казалось, что он только теперь окончательно успокоился.
— Куда мы пойдём?
— В Чомрок.
Всё мое расслабленное настроение как ветром сдуло.
— Джастер…
— М?
— Если не мы, то кто, да?
Он вздохнул и обнял меня крепче, прижимая к себе.
— И это тоже. Оставлять такого врага за спиной точно не стоит. К тому же, это самая короткая дорога к вашему наделу.
— Тоже? А что ещё?
Он молча подцепил пальцем нитку с бусинами на моём запястье.
— Потому что нам — туда, ведьма.
Я обхватила браслет ладонью, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
Потому что судьба. Всё остальное он мог бы и не говорить.
Мне стало страшно.
Я боялась не только появления новой бусины, приближающей момент моего расставания с Шутом.
Меня страшило понимание, что светлой она не будет.
Зелёную красоту захотела, ведьма? Ха…
Красными бисеринами Джастер отметил случаи, когда и я, и он оказались на грани жизни и смерти. Чёрная бусина стала символом очень сильной и глубокой ссоры, после которой он едва смог меня простить.
Мне казалось, что новая бусина пахнет кровью и горьким дымом.
С одним демоном Джастер наверняка сможет справиться. С обычными разбойниками тоже.
А с бандой нежити и нечисти?
— Спи, Янига, — Шут погладил меня по голове, и я ощутила на макушке тёплое дыхание, прогоняющее все дурные мысли. — Спи и ничего не бойся. Всё будет хорошо.
Он легко гладил меня по спине и волосам, и я уснула с ним в обнимку.
Следующим утром Джастер поднял меня на рассвете. В полумраке сеновала я видела, что он хмур и мрачен и не стала приставать с вопросами. Косу на ночь я не расплетала и потому на ощупь просто стряхнула приставшую солому.
Недовольная кошка снова покинула ноги Шута, но в этот раз она ушла, презрительно задрав хвост.
— Почему она на тебе спит?
— Тепло, — хмыкнул Джастер, вставая и собирая вещи. — Ты же тоже ко мне всё время прижимаешься.
— Я не поэтому! И не смотри на меня так! Не только поэтому!
— Пойдём, Янига, — он потянул на себя нашу постель, заставляя меня встать. — Дорога у нас сегодня длинная.
Когда я спустилась вниз, то поняла насколько тепло было наверху. По земле стелился туман с реки, укрывая огороды и даже часть дома, небо только розовело, и было очень зябко. Я развернула плащ и накинула на плечи. Середина лета, а уже так холодно по утрам…
Джастер легко спрыгнул, минуя лестницу, и встал рядом, закинув на плечо лютню и свою торбу. В руках он держал нашу свёрнутую постель. Выглядел он мрачным и хмурым.
Наверняка думает, как нам живыми из этой передряги выбраться.
Впрочем, я тоже не горела радостью ехать навстречу с разбойниками. Моих воинских умений хоть бы на одного разбойника достало. Вся надежда на Шута.
Томил, в надетом поверх рубахи корзуне, кормил Огонька и Ласточку.
— Пойдёмте завтракать, што ле, — негромко сказал он, лишь раз коротко взглянув на Джастера и тут же снова отведя глаза. — А вещи покуда можете у сёдел сложить.
Завтрак прошёл почти в молчании. Вольга поглядывала то на меня, то на Джастера, но я смотрела в миску с кашей. Шут же молчал и выглядел хмурым, и когда Томил вдруг хлопнул ладонью по столу, я невольно вздрогнула.
— Вот што. Негоже так-то, как на поминках, в дорогу гостей пущщать! Ты, трубадур, на мою жону не серчай. Не от дурных мыслей и не со зла она зазнобу твою отговаривала, а потому как по сердцу она ей пришлась, аки доча старшая. Да и я не прочь…
— Я знаю, — спокойно ответил Джастер. — Я не сержусь. А дочка у вас своя есть, родная и любимая. Вот и растите себе и другим на радость.
Вольта закрыла лицо руками и разрыдалась, сбивчиво виноватясь и прося прощения.
Томил обнимал жену за плечи, пытаясь успокоить, я просто не знала, куда деваться от неловкости и стыда. А Шут вдруг мягко улыбнулся и вокруг словно посветлело.
— Ну что вы на ровном месте страсти такие развели? Все живы, никто не помер, чего реветь-то? Я вот проснутся пытаюсь и поесть хочу в дорогу вкусно, а вы и впрямь как поминки устроили.
Не выспался он, как же. Безобидным отговорился.
Когда не выспался, он другой. Хмурый тоже, но зато бурчит недовольно и хамит всем подряд.
А вот когда он хмурый и молчит…
Правильно Вольта у него прощения просила.
— Кушай, милай, кушай! — обрадованная женщина одной рукой вытирала лицо кончиком платка, а другой двигала к Джастеру тарелки со сметаной и вчерашними пирогами. — И ты, Янига, кушай, не стесняйся!