— Когда теперь так поешь вкусно… К слову, а ведьм у вас тут давно видали?
— Э-э, чаво вспомнил! — Томил с явным облегчением махнул рукой. Понял он истинную причину недовольства Джастера или нет, но перемену настроения почуял и заметно обрадовался, что на Вольту никто не сердиться.
— По младости моей да по ребячеству, почитай, каждо лето в город шастала. Ух, и хороша была баба! Рыжа, что лиса, и хитра также! А уж норовиста, что кобылица необъежженна. Всё должно быть по-ейному! Не приведи демоны слово поперёк молвить, али глянуть не так! Ух, ярилась крепко, такие проклятущи слова молвила, что на коленях по три дни не вставая прощенья вымаливали! С годами-то остепенилась, люди сказывали. Ужо почитай, какое лето ни слуху, ни духу.
— А звали её как, не припомните?
Томил задумчиво почесал бороду, покосился на жену, которая покачала головой.
— Не припомню. То ли Векшей кликали, то ли Ваштой…
— Вахала, может?
— Твоя правда, так и кликали! — обрадовался Томил. — А ты почто спрашиваешь-то? Неужто нужда кака?
— У меня нужды нет, — улыбнулся Шут. — Люди вот иной раз любопытствуют, не знаю ли где ведьму найти.
— И то верно, — закивала Вольта. — Травница в ведьмовских делах не сведуща, к делам колдовским дар нужон.
Я смотрела в миску и ела кашу, не вмешиваясь в беседу. Значит, нрав у этой Вахалы всегда был вредный и мстительный. По три дня прощение вымаливать. На коленях. Не вставая.
Остепенилась она, как же…
Озверела совсем.
Я-то думала, что Холисса строгая и суровая. А она куда отходчивей, оказывается…
А я и вовсе… добрая.
Ещё и дар у меня… другой.
Да и вообще: платье не чёрное, на руке браслет, на шее — оберег, волосы заплетены, травами занимаюсь…
Осталось плясать научится и вовсе никто за ведьму не посчитает.
Как я Холиссе в глаза смотреть буду?
Она же в выражениях не постесняется…
— И куды вы теперича? — словно невзначай поинтересовался Томил. — В Чомрок?
— За реку для начала. К вечеру докуда доехать можно?
— На телеге-то к обеду до Корзуней, али к ужину до Малых Взгорок. А верхом и до Гнильцов, глядишь, доскачете.
— До Гнильцов? Что за место такое?
— Гнилое болото там недалече, вот по нему и деревню прозвали. А так-то она Чернецами зовётся, мужики тамошние уголь жгут, тем и кормятся. Энто с переправы прямо ехать, а на развилке левее брать.
— От Чомрока далеко от Гнильцов этих?
— Дён пять-шесть. С Чернецов ишшо недалече дорога в другой город есть. Углежоги туда торговать ездют. Грят, богатый город, большой. Больше нашего. Название не припомню токма, не бывал я там.
— Тогда туда и поедем, — спокойно подытожил Шут, явно обрадовав Томила таким решением.
Уезжали мы с добрыми напутствиями и полной торбой еды. Я даже не представляла, как Джастер это сделал, но его торба выглядела как самая обычная. И теперь пузатилась от всего, что в неё умудрилась наложить Вольта. Томил же доверху наполнил овсом лошадиные торбы и, по его уверениям, с таким запасом мы могли ехать целую седьмицу.
Я снова переоделась в своё синее платье, убрав новое красное в сумку. Вольта наотрез отказалась забирать его обратно и Томил не возражал против такого дорогого подарка.
Так и получилось, что Заводи мы покинули, когда солнце поднялось достаточно высоко, а туман над рекой и берегом развеялся.
Отъехав от деревни подальше, Джастер остановился и переложил запасы так, что его торба снова стала выглядеть пустой.
До переправы мы добрались быстро. Джастер дал лошадям размяться, пуская их в лёгкий галоп и уже скоро Заводи скрылись за ближайшей рощей, а вдалеке показался мост.
За проход по мосту нам пришлось заплатить по два «шипа», потому что конные, как пояснил нам хмурый мужичок, поднимавший жердину, которая перекрывала вход на переправу.
— День-деньской тута ездют! Кони-то копытами всё дерево изобьют, а менять на чой? Кто денежку даст, ась? Герцог чоль? Да он и рубище с бродяги сымет и пинка поддаст! Потому платите за проход!
— А коли нету денег, тогда как? — поинтересовался Шут, спокойно глядя на брёвна моста обхватом с мою талию.
Даже не знаю, сколько тут лошадей прогнать надо, чтобы такие брёвна «избить».
— А тады вона, к дальнему броду ступайте! Авось в вечеру доберётесь, да на переправе не утопните! Неча тута толпу толпить!
К мосту с того берега и в самом деле подъезжала гружёная телега и Джастер молча бросил в глиняную миску четыре медяка.
— Проезжайте! — нехотя поднял жердину охранник. — Токма не верхой! В поводу! За верхой ичо по монете!
Джастер спокойно спешился, помог мне, и мы перешли мост, уступая дорогу встречной телеге, пока за нашей спиной охранник опять с кем-то ругался.
Сразу за мостом дорога троилась и Джастер поехал прямо, как и говорил Томил. Совсем скоро вокруг нас из рощицы и перелесков сгустился настоящий лес и я невольно вспоминала все те слухи, которые пересказал Томил.
Нежить и нечисть…
В начале лета я бы такие слухи на смех подняла. Но после всего, что успела увидеть и услышать…
Привирали люди или нет, но я не сомневалась, что опасность серьёзная.
Наверняка эта та же банда разбойников, которые не побоялись охраны и прошлой весной напали на торговый караван прямо посреди большого тракта, недалеко от неизвестной мне Упочки…
Ну почему, почему их никак не обойти? Великие боги, что это за судьба такая?!
Я же на каждый шорох вздрагиваю…
Чтобы хоть как-то успокоится, я решила затеять разговор.