Через день после казни Аседо в Сегилью прибыл важный гость. Сам дон Рикардо де Суниго, великий инквизитор Эспании, оказал городу честь своим посещением. Прямо с дороги он заехал во дворец губернатора, и, разумеется, был немедленно принят.
— Дон Армандо, я очень рад видеть вас.
— Для меня — огромная честь ваш визит.
Быстро покончив с формальным приветствием, два хорошо знакомых пожилых человека уселись за стол. Лакей раскупорил для них бутылку изысканного вина и поставил закуски. Затем герцог знаком велел ему выйти — важные разговоры он привык вести без ушей даже доверенных слуг.
— Надеюсь, дон Рикардо, вы не очень устали в дороге.
— Не настолько, чтобы не мог поговорить, сидя в кресле в вашем дворце.
— Я думал, вы приедете на казнь дона Стефано.
— Напротив, предпочёл задержаться. Не люблю подобные зрелища.
— Могли бы гордиться своим протеже.
— Дон Себастьян регулярно мне пишет отчёты. Надеюсь, вы не слишком обиделись на него.
— Обиделся? — герцог фыркнул. — Конечно, при случае проучу наглеца, чтобы было впредь неповадно, но обижаться, сердиться на де Суэда? Надо мной будут смеяться, и только. Злорадно смеяться. Особенно герцог Альда, у которого служил дон Эстебан. Я на вас скорее обижусь за то, что вы отправили это чудо в Сегилью, будто мало мне хлопот на мою голову.
— Аристократы Эспании — одна большая семья. Не сердитесь.
— Да уж… на днях одну паршивую овцу обезглавили стараниями вашего юного друга.
— И поделом. Хотя лучше бы на костёр.
— Да, это дело будет засчитано светским властям, а не инквизиции, — съехидничал губернатор.
— Сочтёмся как-нибудь между собой.
Старики поговорили о новостях из столицы, припомнили прошлое и расстались, довольные друг другом.
***
Дон Рикардо направился в здание инквизиции, где для него были всегда наготове комфортабельные апартаменты, и сразу попросил пригласить к себе следователя. Разговор со своим протеже предстоял гораздо длиннее, чем с губернатором, великий инквизитор планировал уделить ему целый вечер на ясную голову, потребовал кофе и сладости, которые очень любил. А ещё старик был несказанно рад видеть своего молодого друга. Едва дверь отворилась, дон Рикардо протянул ему руку, которую дон Себастьян почтительно поцеловал.
— Садитесь, сын мой, рассказывайте, что успели перевернуть вверх дном в прекрасной Сегилье.
— Вы шутник, дон Рикардо, — молодой человек тепло улыбнулся. — Я всё важное вам написал.
— Наверняка остались детали, которые не надо спешить доверить бумаге.
— От вас, святой отец, ничего не укроется! Больше всего меня беспокоит дело, переданное в столицу. Конечно, в Сегилье — только агенты купцов, продающих оружие моврам, но я не могу понять легкомысленного отношения к подобным проделкам. Ведь прямая измена!
— С моврами мир лет двадцать, и о пиратах не слышно. Вы позволили взять это дело из ваших рук?
— Все нити — в столице. Вам нужно настаивать, чтобы король изменил взгляды на торговлю подобного рода. Я пока сосредоточился на местных разбойниках — простолюдинам совсем житья не стало от них.
— Здесь могу вас поздравить с успехом. Или остались вопросы?
Дон Себастьян посмотрел на собеседника с восхищением.
— Вы, как всегда, правы. Не до конца прояснены связи Аседо. Он расшифровал инициалы из своих записей, но я не успел допросить всех, кому он тем или иным путём давал взятки. К тому же негодяй добрался и до столицы.
— Столицу беру на себя. Не беспокойтесь, мне довольно было намёка, что в случае отпирательства я поручу лично вам расследовать грешки человека, на которого указал дон Стефано, и все с готовностью признались в получении взятки. Разумеется, с приговорками — не знали, не ведали, думали, что по дружбе, честный выигрыш в карты… Кто бы мог подумать дурное на такого любезного благородного кабальеро!
— Нужно истребовать суммы взяток в пользу жертв банды.
Великий инквизитор, продолжая улыбаться, подумал: «Отличный инструмент, при надобности воспользуюсь, для острастки с кого-нибудь действительно возьму штраф», но ничего не сказал и слушал дальше.
— Свои дела негодяй вёл с размахом. Я занимался только Сегильей с провинцией, не удивлюсь, если банда порой грабила и наших соседей. Может быть, даже возле столицы. Не поэтому ли мне прислали записи об убийстве предыдущего следователя?
— Думаете?
— Пока ничего не нашёл. Ни в отчётах, ни в черновиках — ничего, что подтвердило бы подозрения против Аседо.
— Другие дела покойного сеньора Франсиско?
— Простолюдины, обвинённые в колдовстве. Кому за них мстить? Можно подозревать слишком многих так же, как никого. Дон Рикардо, подобные дела нельзя оставлять на откуп местным судам. Двух женщин сожгли ни за что, чистый оговор.
— Сожалею, но об этом попозже. Я хотел о другом вас спросить. Вы готовы принять обеты?
— Нет.
Краткий и твёрдый ответ удивил великого инквизитора. До сих пор дон Себастьян, хотя не называл срок, но готовился стать священником. Дон Рикардо, не задавая вопросов, ждал объяснения. Глотнув кофе и немного подумав, его протеже тихо, даже смущённо признался:
— Я недостаточно смирил свою плоть.
— В прекрасной Сегилье множество искушений… — промолвил старик, про себя подумав: «Любовница? Или влюблён?», и не стал настаивать на деталях, сосредоточившись на пирожном.
Молодому человеку было о чём подумать при слове «обеты». Он был одарён редкостной притягательностью для женщин, потому слишком рано познал плотские утехи любви и получил их с избытком. В семье едва успели обучить его предосторожностям, необходимым при близком общении с представительницами прекрасного пола. Потом, на военной службе, юноша отвечал домогательствам дам, с семьями которых его не связывали родство или дружба, в остальном был не слишком разборчив. Женщины стали для него лишь средством утолить потребности здорового тела. Несколько поединков с ревнивцами закончились лёгкими ранами для противников — достойных соперников в фехтовании дон Себастьян в те годы не встретил и считал неуместным наносить вред мужчинам из-за недостойного поведения дам.
К тому дню, когда дон Рикардо пригласил юношу на службу в святой инквизиции, где достигнуть высоких чинов было возможно лишь для священников, дон Себастьян был пресыщен и посчитал отказ от утех пустячной потерей. Два года учёбы — пришлось прослушать курс права, практика в инквизиции под руководством опытных следователей и лично дона Рикардо. На мысли о женщинах всё равно не было времени. Однако будущий следователь не считал нужным отказываться от физических упражнений — глупо доводить тело до состояния, когда духу придётся бороться с усталостью и болезнью. В роскошный, обольстительный город красивый молодой человек приехал, полон сил, среди них и мужской силы, о которой не думал первое время, погрузившись в расследования.
В один день стремление смирить плоть пошло прахом. Дон Себастьян чуть расслабился, закончив дело Аседо, чуть смягчился, погладив чёрного котика, и первые же подвернувшиеся красивые женщины пробили брешь в старательно выстроенной броне.
Две знатные дамы, непристойно назойливые, сияли рядом с ним молодостью и красотой. Желание поразило молодого мужчину неожиданно остро. Сквозь туман он заметил спасительный повод уклониться от продолжения разговора с похотливыми аристократками, и, вернув хозяйке её кота, бежал, в последний момент выдав себя пламенным взглядом. Прекрасные женщины ему привиделись голыми. Герцогиня — стройная, гибкая, жаждущая раскрыться навстречу желанию избранного мужчины, и графиня — пышная, гладкая, белокожая, сочетающая робость и жар без стыда. Проклятие! Молодой инквизитор хотел их обеих так же сильно, как презирал.
Стоит ли говорить, что его состояние не укрылось ни от кого в святой инквизиции? Офицер стражи, с которым дон Себастьян очередной раз упражнялся в фехтовальном искусстве, ухмыльнулся, когда партнёр вылил на себя второе ведро холодной воды. В следующей схватке насмешник пропустил чувствительный удар. Остолопу достался урок — даже в тренировочном поединке нужно думать о шпаге, а не о личных делах противника.
Вечером дон Себастьян решил поужинать с офицерами, собираясь поговорить с ними о лошадях, но молодой лейтенант завёл речь об отличных девчонках в ближайшем борделе, чего никто раньше не позволял себе в присутствии сурового следователя, притворившегося на сей раз, что ничего он не слышит.
В довершение, когда отец Николас перед уходом домой о чём-то спросил молодого коллегу, тот ответил ему неожиданно резко, а старый лицемер ничуть не обиделся, подмигнув:
— Эк вас штормит, мой юный друг!
При подобном конфузе, какие обеты?
***
Очнувшись от своих мыслей, дон Себастьян заметил: его старший друг и наставник, наевшись десерта, наблюдает за своим протеже. Не желая посвящать великого инквизитора в слишком личные подробности своих сомнений, молодой человек хотел сменить тему, но дон Рикардо опередил его:
— Три года назад я был удивлён, как легко вы согласились поступить на службу святому суду.
— Вы помните, как я добился снятия обвинений с полковника де Мендоса?
— Конечно. Я приехал помочь старому другу и был рад, что моя помощь уже не нужна. Вы сумели вскрыть подлог интенданта и с блеском доказать невиновность полковника.
— Наши офицеры от меня ожидали иного — что я, как лучший в полку фехтовальщик, вызову обвинителя на дуэль. Я понял, что это ничуть не поможет, потребовал показать мне бумаги. Правда, пригрозив поединком, но об этом забыл рассказать — не считал важным.
— Но обвинение было снято!
— Способ показался моим друзьям странным. Конечно, они ничего не сказали, но былая сердечность между нами пропала. Я не хотел ничего им доказывать, не стал объяснять, что важнее помочь своему командиру, чем похвастаться мастерством в фехтовании. Никто не был удивлён, что с военной службы я перешёл на службу святому суду.
Дон Рикардо не стал делиться секретом, что он лично и долго убеждал полковника де Мендоса не отговаривать молодого офицера от необычного для человека его круга решения. Помолчав, великий инквизитор попросил рассказать о другом крупном деле — обвинении в колдовстве графини де Гарофа. Следователь задумался.
— Поначалу дело казалось мне крайне глупым. У графини нашли составляющие приготовления зелья. Какие-то травы, дохлую мышь…
— Неужели? И что при допросе?
— Ну показал я ей дохлую мышь, — дон Себастьян встряхнул головой и потёр лоб. — Графиня хлопнулась в обморок.
— Настоящий? — великий инквизитор слушал рассказ о допросе и улыбался, в красках представляя себе, что может устроить женщина, которая одновременно и боится обвинителя-инквизитора, и жаждет его мужского внимания.
— Конечно. Где стояла, там рухнула. Что такое притворный обморок? Женщина выберет позу, взмахнёт руками, жалобно вскрикнет… присмотрит, куда ей сподручней упасть — диван, кресло…
— Ваши объятия… — не удержался от шуточки дон Рикардо, тут же состроив серьёзную мину.
— Графиня действительно с перепугу потеряла сознание, пришлось выплеснуть стакан воды ей в лицо. Она очнулась, стала хватать меня за руки, нести какую-то чушь.
— Надеюсь, при этой занятной сцене были свидетели?
— Секретарь и дуэнья. В словесном потопе, который она обрушила на мою голову, рациональное зерно всё же было: она подозревала в навете кузена и наследника мужа — дона Диего де Мондего, нового графа де Гарофа.
— Вот как? Дон Диего хлопотал в столице за снятие обвинения. Вы опередили его.
— Всё было подстроено так топорно, что дона Диего легко заподозрить в попытке заставить вдову выйти за него замуж, не дожидаясь окончания траура, главное — раньше, чем в Сегилью приедет отец доньи Эстрельи. Для каких-нибудь лавочниц… — дон Себастьян помрачнел, но тут же взял себя в руки. — Для простолюдинок, таких, с позволения сказать, доказательств хватило бы, но не для дочери графа Теворы и вдовы графа Гарофы.
— Удивительно, что дело вообще возбудили.
— Возбудили на месте, где граф Гарофа всем заправляет, и потом передали в Cегилью.
— Получается дело о клевете. Хотя обвинить дона Диего…
— Я съездил в поместье графа и допросил прислугу… женскую. Разбойников легче допрашивать! — молодой следователь сделал большой глоток кофе, поморщился и пожалел, что на столе нет вина. — Слёз, визгу, клятв… Если хоть чуть разобрать это светопреставление, подозрительней всех камеристка. Но с ней случился припадок.
— Обморок, припадок. Сочувствую вам, сын мой.
— Дело куда хуже. Я не знал, вызывать лекаря или экзорциста.
— Неужели? — дон Рикардо от волнения подался вперёд, уронив на тарелку очередное пирожное. — Вы заподозрили, что женщина одержимая?
— Раньше никто не замечал за ней признаков эпилепсии. Я отправил её в монастырь, под присмотр матери Анхелики, и отложил пока это дело. Вы понимаете, если колдовство всё же найдут, девушку ждёт костёр, даже если она такая же жертва, как донья Эстрелья.
— Да, и первый подозреваемый — дон Диего.
— Какая-то чушь… С графини обвинения я, конечно же, снял. Обыкновенная глупая женщина. Если она ведьма, то я император Китая.
— Со смертью мужа графини всё чисто?
— У меня нет причин сомневаться в расследовании дона Бернардо. По его словам, дело вполне заурядное — картёжник и бабник нарвался на поединок из-за гулящей девки.
— Бедная донья Эстрелья.
— При подобном вдовстве никто её не осудит за новый брак в ближайшее время. У дона Диего вполне мог быть расчёт воспользоваться сложившимся положением. К тому же, граф Тевора не получил вовремя известия о том, что его дочь обвинена в колдовстве. Он ответил уже на моё письмо, и писал о полном неведении.
— Интересные дела творятся в Сегилье.
— Не боитесь не уснуть после кофе?
— Не беспокойтесь, сын мой, почитаю немного, да и усну. Я очень рад видеть вас, дон Себастьян. Благодарю за беседу. И призываю вас быть осторожным.
— Благодарю. Я выхожу один очень редко, всегда вооружён, — молодой человек встал и поклонился, собираясь уйти. — Доброй ночи.
— Доброй ночи, сын мой. Увидимся перед моим, увы, скорым отъездом из прекрасной Сегильи.
Попрощавшись, дон Рикардо подумал — что дальше? Его юный друг не из тех, кто, принимая обеты, сразу думает половчее их обойти. Сколько иначе он может оставаться следователем инквизиции? Год, два или три? Что потом? Впрочем, срок может оказаться достаточным для исполнения ближайших планов великого инквизитора.