Уставшая девушка показалась дону Фелису ещё привлекательнее, чем обычно. Ей с утра несладко пришлось, а он уже выздоравливал.
— Сеньорита, благодарю вас.
— Не стоит, сеньор. Я делаю здесь свою работу. Повезло во время осады найти работу.
— Из Хетафе в Сегилью приходят немало.
— Вы сами помните — в наших краях сплошные неурожаи. В Сегилье у меня с десяток знакомых, бывших соседей.
— На вылазке был здоровеннейший парень, Санчо, он жил раньше в предместье. Он, как и вы, из Хетафе?
— Нет, но, кажется, с кем-то в родстве.
— И всё же благодарю, сеньорита. Мне очень приятно наше знакомство.
— Дон Фелис, мне тоже очень приятно.
Девушка слегка улыбнулась, скорее из вежливости, чем симпатии. Инес понимала, что кабальеро испытывает к ней интерес, а ещё понимала: дочери бедного идальго не стоит поощрять интерес кабальеро. Ей и в голову не приходило, что дон Фелис может к ней относиться серьёзно. Впрочем, он не давал повода подозревать его в нечестных намерениях, а потому Инес была вежлива.
Кабальеро тем временем совсем не хотел уходить. Учтивое «очень приятно» его неожиданно взволновало, и дон Фелис решил продлить разговор, вспомнив о чтении стихов на латыни.
— Я не ошибся, всем раненым было полезно лекарство.
— Я и сама была рада.
— Удивительно, даже наш комендант не смутил вас.
— Отчего мне смущаться? Мы не делали ничего дурного, а дон Себастьян в монастыре со всеми очень любезен, даже предупредителен.
— Вы, наверное, единственная в Сегилье девица, равнодушная к дону Себастьяну, — не без удовольствия отметил дон Фелис, и тут ему пришлось удивиться:
— Равнодушна? Как вы можете так говорить?
Кабальеро чуть было не потерял дар речи, глядя на девушку, возмущённо сверкнувшую на него глазами. Чего он не понял? А Инес продолжала:
— Вы знаете — я из предместья. Что со мной стало бы, не прикажи комендант опустить мост и открыть ворота?
Меньше всего дону Фелису хотелось думать, что стало бы с этой прекрасной девушкой, стоявшей перед ним, гордо выпрямившись, попади она в руки пиратам.
«Как же я так оплошал… Она вот о чём…».
— Сеньор, это ведь было только начало! Госпиталь, где я получила работу. Забота о бедняках. Главное — кто поднял тревогу, и кто сейчас защищает город? Если бы я не испытывала восхищение доном Себастьяном, даже благоговение, это было бы вопиющей неблагодарностью с моей стороны. И не только с моей, не так ли, сеньор?
Кабальеро пришлось согласиться. Не подними инквизитор тревогу, дон Фелис, как дворянин, погиб бы со шпагой в руке. Благородный человек смерти не должен бояться, но жить очень хочется. Пока он молчал, Инес закончила свою речь.
— Я до конца дней буду молиться за дона Себастьяна де Суэда.
«Наверное, и мне надо при случае помолиться…» — невесело усмехнулся сеньор и неловко продолжил:
— Сеньорита, простите, я не об этом. Последнее время как-то привык, что дамы к нашему коменданту неравнодушны иначе.
Инес улыбнулась и сказала со смехом:
— Я слишком бедна, чтобы блажить, как знатные дамы.
— Блажить? Вы считаете, повальное увлечение женщин Сегильи сеньором де Суэда, ещё до осады — всего-навсего блажь? — дон Фелис чувствовал себя опять сбитым с толку, хотя ход мыслей Инес ему очень понравился.
— Да что ж вы всё так понимаете… — покачала Инес головой с мягким упрёком. — Дон Себастьян — достойнейший кабальеро. Наверное, даже наверняка, кто-то из дам испытывает к нему глубокие чувства, но так, чтоб все вместе — конечно же, блажь.
Кабальеро опять не нашёл что ответить, а девушка негромко продолжила:
— Дон Фелис, вы мне будто экзамен устроили. Мне нужно работать. Если хотите ещё что-то спросить, спросите сейчас, и больше не будем к этому возвращаться.
У кабальеро остался последний вопрос: «Сеньорита, вы выйдете за меня замуж?», но он не хотел услышать в ответ, что за него тоже будут молиться. Потому, вежливо улыбнувшись, откланялся.
***
Дон Фелис, твёрдо решив добиваться руки сеньориты Рамирес, задумался: он может погибнуть во время осады. А город — остаться, и в нём — благородная девушка без крова, без денег, и неизвестно, как будет с работой. Кабальеро было не всё равно, что станет с Инес в случае его смерти, но уклоняться от боя он не был намерен. Как ей помочь и не задеть её доброе имя? Хорошенько подумав, дон Фелис нашёл выход и в тот же день навестил поверенного.
Старый законник ни капли не удивился, что довольно молодой человек вздумал составлять завещание. Он под диктовку внёс в документ длинный список: родня, слуги, друзья, и под конец: «Почтенной сеньоре Фелисии Ортис, выходившей меня после ранения, завещаю пятьсот дукатов, чтобы она остаток дней могла провести безбедно». Законник и этому не удивился.
— Увы, сеньор де Гарсиа, в такое время случается, что молодые сеньоры упоминают в завещании стариков.
— Надеюсь всё же, — деланно усмехнулся дон Фелис, — что я и живым смогу позаботиться о почтенной сеньоре Фелисии. Право, мне есть за что быть ей благодарным… — а про себя подумал: «За внучку…».
Затем дон Фелис направился в гарнизон получить распоряжения от капитана Энрикеса по поводу своей дальнейшей службы в ополчении города. Дорогой размышлял, под какими предлогами ему уместно появляться в госпитале, не компрометируя сеньориту Инес. С другой стороны, чрезмерная деликатность может обернуться против самого дона Фелиса — наверняка прелесть и достоинство благородной девицы заметил не он один. Впрочем, по этому поводу кабальеро скоро перестал беспокоиться:
«Кто её здесь видит? Простые парни да молокососы, зависящие от родни, для которой благородное происхождение и добродетель не заменят приданого. Разве что наш герой в неё влюбится, но он уж совсем другого полёта птица…».
Как ни сильно Инес нравилась дону Фелису, мысль, что сеньор де Суэда, с утра до ночи, а порой и ночами занятый обороной города, сонму обожающих его знатных дам и девиц предпочтёт скромную провинциалку, показалась кабальеро ни с чем не сообразной.
***
Вечером до госпиталя добрался и комендант. Целый день он разбирался с пожаром — допрашивал, перечитывал все отчёты, пытался понять, какова роль подрядчика Рамона Таберы и оправданы ли подозрения против Гильермо Фуэнтеса. Применять пытки он, как и раньше, не видел смысла. От других мастеров, занимавшихся ремонтом башни, услышал множество обвинений в адрес покойного — разумеется, они старались свалить вину на того, кто уже не ответит. По существу, инквизитор узнал только одно — во время ремонта из-за задержек оплаты строители отказались работать, но сеньор Табера нашёл где-то бригаду. Неопытную, однако она произвела впечатление, и другие строители были вынуждены довольствоваться малой частью того, что им причиталось по праву. С тех пор прошло несколько месяцев, где искать тех людей — знал, наверное, только сеньор Табера. Возможно, его за это и убили, если он сам не был изменником. Сеньор Фуэнтес старательно отвечал на все вопросы и был скорее подавлен, чем испуган.
Стараниями пожарных ущерб в итоге оказался не так значителен, как опасались, хотя злодеи использовали горючую смесь. Но остались ли изменники живыми и на свободе — ответа по-прежнему не было. Разочарованный и уставший, дон Себастьян счёл своим долгом навестить госпиталь, узнать, как дела у пожарных, и поблагодарить их за честное исполнение долга.
Войдя в ворота, он невольно улыбнулся, думая — вдруг здесь сегодня снова читают стихи? Увы, сеньорита, должно быть, устала. Её вовсе не было видно, а комендант не позволил себе расспросов.
Спустя четверть часа дон Себастьян собрался назад, к воротам, где его поджидала охрана. Шёл он тихо, не желая никого беспокоить, и неожиданно услышал беседу. Молодой мужской голос с восхищением произнёс:
— До чего хороша малышка Рамирес!
— Да… будто тонкой кисточкой нарисована.
Во втором голосе разъярившийся дон Себастьян узнал Менго. Он сделал шаг в сторону говоривших и сквозь зубы процедил:
— Сеньорита Рамирес! Вы обязаны с уважением говорить о благородной девице, ухаживающей за ранеными.
— Что вы, сеньор комендант… — запинаясь, заговорил молодой стражник, ещё не оправившийся от ранения, но способный ходить. — Я с уважением… А девушка, и правда, из благородных? — этим он, кажется, был огорчён.
— Я о другом благородстве… Впрочем, отец сеньориты Рамирес — идальго, служил офицером в полку моего отца. Но и к простым девицам, ведущим себя столь достойно, вы должны обращаться с почтением. К тебе, Менго, тоже относится.
— Конечно, сеньор… — протянул озадаченный Менго. — Я со всем уважением. Мы с Хосефой обручены, как подобает, не беспокойтесь.
Чувствуя, что раздражён больше, чем следует, дон Себастьян развернулся и ушёл не прощаясь.
Вслед ему Менго подумал: «Он просто взбешён. С чего это?» — писарь отлично умел различать настроение своего сеньора.
***
Сев на коня, дон Себастьян никак не мог отделаться от воспоминания о пустяковом подслушанном разговоре. Надо же, малышка Рамирес! Что за дерзкая фамильярность! Да, сеньорита невысокого роста, примерно ему по плечо, но как деревенщина не заметил её королевской осанки! Тонкой кисточкой… Скажет тоже… Её ангелы лунным светом нарисовали! Молодой человек вспомнил нежное личико, весёлые глаза и улыбку, потом воображение с лёгкостью очертило силуэт изящной фигуры, спрятанной под простым платьем. Комендант встряхнул головой. Как можно так думать о порядочной девушке, о дворянке! И сейчас, когда город в осаде! Он сжал поводья. Мысли о девушке нужно отставить. Его долг — спасти этот город… и эту девушку тоже.