На другой день к коменданту пришли моряки. Старик, потерявший сына, заговорил от их имени:
— Сеньор комендант, наш черёд сделать вылазку. Пока команды мовров не успели как следует друг друга узнать, мы можем выбраться к лодке, в одежде, как у мовров, захватить один из кораблей и ударить по другим.
— Отчаянный план.
— Не отчаяннее, чем обрушить на головы неприятеля гору.
— Если придётся заговорить с моврами, речь вас не выдаст?
— Среди нас довольно ребят, болтающих по-мовритански. А среди пиратов — предателей, которым родной — наш эспанский.
— Вам знакомы моврские пушки?
— Говорят, контрабанда из нашей Эспании.
— Канониры Сегильи того же мнения, — горько усмехнулся дон Себастьян, вспомнив донос, о котором спорил с герцогом Мединой. — Обсудим детали.
— Мы хотим воспользоваться контрподкопом, выйти в предместье — оно завалено камнями и почти не охраняется — подкрасться к одной из лодок, потом к дальнему кораблю, на нём наверняка меньше людей.
— Задумано дерзко. Вы уверены, что у мовров небрежные караулы?
Угрюмый моряк первый раз усмехнулся:
— Сеньор, на своём веку я видел немало пиратов, но ни разу не слышал, чтоб у них было хорошо с дисциплиной. Во время осады наверняка разболтались.
— Вам проверять. Нужна ложная вылазка или атака.
— Я знал, что мы друг друга поймём.
***
Комендант решил в первую очередь сосредоточиться на организации вылазки моряков, но пришлось заниматься и куда менее важными, однако сильно раздражавшими его делами. Капитан Альварес принёс от своей невесты очередные сплетни.
— Комендант, вас опять женят.
— Без меня.
— Почему вы так упорно отрицаете помолвку с доньей Эстрельей?
— Вам не к лицу сплетничать, дон Альфонсо, — жёстко ответил дон Себастьян. — Вы отлично знаете, что обсуждение брачных соглашений посторонними задевает честь дамы. Если я с кем-либо обручусь, объявлю в тот же день, и хватит об этом.
— После разговоров о вашей связи с графиней, слухи о браке даме уже не повредят.
— А вот слухи о связи задевают уже лично мою честь как следователя инквизиции! — молодой человек потерял терпение и повысил голос. — Если какому-то болтуну угодно подозревать меня в том, что я угрожал графине аутодафе, чтобы принудить её вступить со мной в непристойную связь…
— Принудить? Вы серьёзно? — молодой щёголь, поначалу впечатлённый явной злостью коменданта, рассмеялся. — Да она сама…
— Хватит! — инквизитор хлопнул ладонью по столу. — Сейчас не время для поединков, но после осады я вызову любого, кто посмеет лезть в мои личные дела! К вам тоже относится, дон Альфонсо! — он сделал паузу и продолжил спокойнее. — За время осады вы не раз проявили себя куда лучше, чем я ожидал. Прошу меня не разочаровывать.
— Я, конечно, помолчу. Но как друг, должен предупредить — раз уж вы решили не принимать обеты, всех желающих сунуть нос в ваши дела вам на поединок не вызвать. Ко мне пару раз приставали с вопросами, принимать ли ставки против вашего брака с будущей графиней де Тевора или нет.
— Сегилья сошла с ума… — только и мог ответить комендант.
— Сегилья жива, — ухмыльнулся дон Альфонсо. — В значительной мере вашими стараниями. И не собирается монашествовать.
***
Крайне неприятный для коменданта разговор напомнил дону Себастьяну, что он обязан докладывать графу Теворе о том, как идут поставки, и на какую сумму выбраны подписанные графом обязательства. Пока всё происходило в пределах разумного. Город оказался относительно обеспечен продовольствием и мог протянуть ещё не меньше месяца, при жёсткой экономии, на грани голода — месяца три. Сплетни приходилось принимать во внимание — комендант отчитывался перед поручителем письменно, под предлогом крайней занятости не нанося визитов и в каждом послании извиняясь. Молодой человек очень надеялся, что граф поймёт его правильно и оставит мысль выдать за него свою дочь. Беспокоили подозрения, что влюблённая до потери и без того небогатого разума вдова совершит какое-либо безрассудство, поставив коменданта перед выбором: или женитьба, или графиня будет в глазах всех обесчещена. Менее всего дон Себастьян хотел невольно нанести оскорбление отцу пустоголовой дамы, который вызвал у него неподдельное уважение.
В мыслях вновь возникла Инес, и с ней молодой человек не мог сравнить ни одну из когда-либо встреченных женщин. Брак младшего в своей семье сына с дочерью бедного идальго любой из называющих себя другом сочтёт неблагоразумным, но никто не посмеет сказать ему этого вслух — и довольно. Дон Себастьян позволил себе несколько минут посидеть, вспоминая облик и голос девушки, в которую влюбился, едва узнав её. Наверняка она может выйти замуж, что называется, благоразумнее, но сияние её глаз, трепет пальцев в его руке, собственное предчувствие убеждали — Инес предпочтёт безоглядно разделить с ним его неясное будущее обеспеченной жизни с другим мужчиной.
Осталось единственное препятствие — город в осаде. И пора заняться этим препятствием.
***
Отряд моряков подготовился к вылазке очень тщательно. Проговорили маршрут, время, оружие, одежду. Со стороны крепости — прямая атака через главные ворота, которая будет преследовать две цели: отвлечь внимание и заманить мовров в ловушку, подготовленную сразу за воротами. Атакующие должны были быть вооружены ручной артиллерией, не углубляться в стан врага и попытаться создать впечатление прорыва в сторону главной дороги из Сегильи. Командовать вылазкой комендант назначил дона Фернандо. Рвавшегося в бой капитана Альвареса сеньор де Суэда остановил:
— Не забывайте, официальный комендант — вы. Тот, кто руководит обороной, рискует собой только в важнейших случаях, в начале осады — чтобы поднять дух защитников, и когда уже близок конец, каким бы он ни был.
— Командующий должен быть в гуще сражения!
— На поле боя, а не когда за нашей спиной город. Если я или вы красиво погибнем, жителей ждёт совсем не красивый конец.
Дон Альфонсо смирился, про себя печально подумав, что комендант ему сильно льстит, а комендант опасался — неоперившийся капитан в своём первом бое может увлечься и сорвать дело.
***
Моряки вошли в подготовленный контрподкоп раньше, чем защитники города опустили мост и бросились в атаку. Расчёт оправдался — неприятель стянул силы против отряда, который вскоре стал отступать. Мовры, надеясь на плечах отступающих ворваться в город, угодили кто в ров с подорванного моста, а кто под смолу. Капитан Энрикес был ранен, но неопасно. Вылазка стоила гарнизону нескольких человек.
Комендант, проследив за ходом боя, стал неотрывно смотреть на берег. Вскоре он улыбнулся, догадавшись: морякам удалось сначала смешаться с толпою отступающих пиратов, а потом сесть в одну лодку. День клонился к закату. Оставалось лишь ждать.
Дон Себастьян проводил друга в госпиталь и сразу вернулся в комендатуру. Стараясь отвлечься, вновь изучал архив, но ничего нового не разглядел. Посмотрел последнее из отцовских писем, и глаза сами нашли пару строчек: «Лейтенанта Рамиреса отлично помню. Жаль, из-за смерти брата и болезни отца ему пришлось оставить военную службу. Если вдруг встретишь, передай от меня почтение». Комендант улыбнулся, а вскоре прислушался и, не убирая бумаги, вскочил. Его уже звали.
***
В полночь дальний корабль пришёл вдруг в движение. Со стены крепости удивлённые крики мовров не были слышны, зато пушечный залп был слышен отлично. Корабль, как юркая птица, повернулся и втиснулся между двумя превосходящими по размеру. Дон Себастьян не мог понять замысел. Ведь на других кораблях гораздо больше людей! Мовры, конечно, скоро опомнятся, пойдут сразу на абордаж… Снова пушки! Так, ясно, с больших кораблей, стоявших на якоре друг против друга, не могут расстреливать меньший. Быть может, пираты займутся своими пробоинами? Или им не спрыгнуть на быстро плывущий корабль? Пришлось вновь набраться терпения. Комендант и защитники города, затаив дыхание, наблюдали за боем. Старый моряк говорил, что после нескольких залпов они выйдут в чистое море и смогут уйти от других кораблей прежде, чем те развернут паруса. Вот дым начал рассеиваться. Комендант улыбнулся — эспанские моряки нанесли неприятелю солидный урон. Им пора уходить.
— Что-то странное… — тревожно заметил капитан, стоявший рядом с доном Себастьяном и также внимательно вглядывающийся в темноту, разрываемую выстрелами и криками.
— Они должны уйти. Уходите! — крикнул дон Себастьян, как будто на корабле могли его слышать.
— Уходят… нет! Они возвращаются! — воскликнул в ответ капитан.
— Пробоина? Не могут уйти?
— Каждый в отряде потерял своих близких… Кто сейчас, кто в прошлые годы, от мовров.
— Вы этого не сказали мне раньше!
— Зачем?
Они замолчали. Комендант неотрывно смотрел, как захваченный эспанцами корабль отрезает от берега неосторожно приблизившийся к крепости корабль пиратов, крикнул:
— Наш корабль обходят! Канониры! По ближайшему кораблю, как пристреляно!
Снова дым. Крики. Треск дерева. Казалось, бою не будет конца, но храбрость отчаянных моряков утянула в море их жизни. Захваченный корабль получил несколько пробоин, накренился и пошёл ко дну вместе со всеми, кто на борту ещё оставался живым. Комендант стиснул зубы, сжал пальцы в кулак, смотрел на корабли сквозь пелену, не сразу поняв, что глаза его застилают слёзы, которые никто не должен видеть. Никто, никто в городе не должен видеть, что комендант плачет! Дон Себастьян сделал несколько вдохов, снял шляпу, смахнув ею влагу с лица, обернулся к стоявшим рядом защитникам города. Все тоже на миг сняли шляпы.
Передышка оказалась совсем краткой. Остатки вражеских кораблей перестроились и стали вновь обстреливать стены Сегильи. Ярость врагов вырвалась на грань отчаяния. Защитники крепости понимали — силы противника на исходе, нанесённый пиратам урон гонит их на штурм, наверное, в последней попытке превратить в победу своё поражение в бое. Bоины Сегильи пришли в лихорадочное нетерпение, раздавались возгласы — когда же в атаку? Комендант едва не присоединился к порыву, но вспомнил, как совсем недавно моврам пришла подмога, и резко выкрикнул:
— Все по местам! Без моей команды никакой вылазки!
Все разом умолкли.
Розовые лучи горячего южного солнца окрасили море. Бой стал затихать, и ни сегильцы, ни мовры не знали, кому улыбнётся удача в наступающий день. Комендант оценил, сколько живой силы могло остаться у неприятеля. Больше, чем защитников крепости, но если мовры не снимут осаду, придётся атаковать, пока в городе есть продовольствие. Всё ещё наблюдая, как пираты отступают от крепости, дон Себастьян обвёл взглядом горизонт и вдалеке заметил на севере движение, марево, тучу? Потребовал подзорную трубу, стал смотреть, затем передал моряку. Тот присмотрелся, вздрогнул, ещё не веря, улыбнулся и дрожащей рукой вернул инструмент. Сегильцы поняли — неспроста, все стали смотреть в нетерпении, достали другие подзорные трубы, а комендант быстро скомандовал:
— Строить отряд! Лошадей! Готовиться аркебузирам!
Всего через полчаса можно было разглядеть наполненные паруса, развевающиеся флаги, мощные корпуса долгожданных кораблей — к Сегилье приближалась эскадра королевского флота Эспании. Мовры засуетились, бросились к лодкам, причаленным в стороне, где их не могли достать пушки крепости. Бегущих настигал ведомый комендантом отряд. Кто-то из пиратов, ещё не растеряв мужества, поворачивался и принимал бой, но лишь затем, чтобы встретить смерть лицом к лицу, а не, удирая, получить удар в спину. Были и те, кто, упав на колени, просили пощады, но сегодня сегильцы пленных не брали. Главной целью отряда защитников крепости были лодки, и как только последняя из уцелевших оказалась вне досягаемости аркебуз и пищалей, комендант приказал возвращаться.
Приближаясь к воротам, дон Себастьян смотрел, как разворачиваются мовританские корабли. Пираты стремились лишь к бегству. Рассчитав, что пушек пиратов можно больше не опасаться, комендант отдал последний приказ: раненых — в госпиталь, собрать мёртвых, а если из моря выплывут живые пираты, отвести их в тюрьму инквизиции.
У ворот его встречала ликующая толпа. Главный защитник города поднял руку. Все смолкли и выслушали всего лишь три слова:
— Осада Сегильи снята.
Затем дон Себастьян спешился, отдал поводья. Его уже тормошили и обнимали друзья офицеры, а он им улыбался, пока не встревожился:
— Дон Фернандо, разве вам можно ходить?
— Как я мог торчать в госпитале в такое время?
— Ему сегодняшнее зрелище — лучше любого лекарства, — воскликнула поддерживающая мужа донья Элена.
Рядом же был дон Альфонсо, ещё не отошедший от упоения своим первым боем:
— Мы победили!
— Капитан Альварес, вскоре военные корабли бросят якорь в нашей гавани. Вам надлежит встретить офицеров флота.
— Но, комендант…
— Я больше не комендант.
Растерянный молодой человек хотел ещё что-то сказать, но дон Себастьян махнул рукой и посмотрел в небо. Ему почудились звёзды, прячущиеся в облаках, позолоченных солнцем. Это небо, или вода, облака — или же паруса? Из полузабытья вывел голос капитана Энрикеса:
— Что с вами? Снова еле держитесь на ногах? Спать!
— Мыться и спать! — скомандовала с другой стороны донья Элена.
— Что вы, друзья мои, со мной, как с ребёнком… — герой Сегильи слабо улыбнулся в ответ.
— Вы и есть порой, дон Себастьян, сущий ребёнок, — рассмеялась отважная скалолазка, и тут же окликнула: — Менго! Хорошо, что ты здесь. Проводи коменданта. Ему нужно выспаться.
— Конечно, сеньора! — Менго начисто позабыл, что он писарь, а не лакей, и, придерживая своего сеньора за плечо, повёл его в сторону комендатуры.