К нам постучали ещё до рассвета.
— Сеньора Фелисия, собирайтесь скорее! Лучшие места все займут, — послышался звонкий голос соседки.
— Уже заняли с вечера, не сомневайтесь, сеньора Хуана! Мы с Инес не пойдём. Казнь — неподходящее зрелище для юной девицы. А я слишком стара.
— Но там будет и дон Себастьян!
— Тем более неподходящее зрелище. К чему бедной девушке глядеть на знатных сеньоров?
— Говорят, сеньорита не из простых…
— Пустое, сеньора Хуана. Приданого почти нет. До свидания.
***
Я боялся, но любопытство было сильнее. Пушистые чёрные ноги сами понесли меня к площади. Главное, чтобы люди не затоптали меня. Но я — хитрый и ловкий, забрался на дерево, с него — на крышу, потом — на навес, устроенный над покрытой коврами частью трибун. Слуги суетились, расставляя там кресла, а я сумел найти местечко на ограждении, с которого были хорошо видны и помост с виселицами, и кресла для важных зрителей. На меня никто не обращал внимания. Толпа ждала казни.
Вскоре я увидел, как люди расступились, но повозки с осуждёнными не было даже слышно. Горожане со страхом, смешанным с брезгливостью, пропустили того самого нелюдима, кот которого накануне не захотел свести со мною знакомство. Палач. По намёкам сеньоры Пепиты я должен был догадаться.
Стали потихоньку заполняться места, приготовленные для знати. Разряженные сеньоры скучающе поглядывали на толпу, на помост, друг на друга. Толстого отца Николаса принесли на крытых носилках. Донья Эстрелья, по-прежнему в чёрном платье, туго затянутом в талии и подчёркивающем прикрытую прозрачной мантильей грудь, заняла одно из почётных мест рядом с центром и смотрела по сторонам, избегая глядеть на кузена. Наконец, толпа — и нарядная, и простая — заволновалась. Люди стали смотреть в одну сторону. Я последовал взглядом за ними, догадываясь, кого ждут с таким нетерпением.
Дон Себастьян появился верхом, быстро спешился за трибуной и занял кресло рядом с отцом Николасом, не обращая внимания на обращённые к себе взгляды. Приезд герцогской четы в роскошной карете прошёл почти незамеченным — горожане заждались своего зрелища.
Наконец, раздался стук повозки, в которой привезли приговорённых — нескольких разбойников из крупной банды и их главаря, которого не спасло благородное происхождение и связи в высшем обществе города. Из толпы прозвучали проклятия и насмешки, перемежаемые улюлюканьем — были бы эти люди так храбры, встреть разбойников на большой дороге? Я посмотрел на своего друга — он старался держаться бесстрастно, сидел, скрестив на груди руки, и лишь иногда крылья его носа чуть подрагивали. В отличие от других знатных господ, ни любопытства, ни возбуждения не было в нём заметно. Многие дамы смотрели на него чаще, чем на помост, а мужчины косились, не смея, однако, выразить неудовольствие пронзительным интересом, проявлять который женщины почти не стеснялись.
Глашатай с эшафота потребовал тишины. Громко зачитал преступления разбойников и огласил приговор рядовым членам банды — повесить. Сеньоры, смолкшие ненадолго, вернулись к своей болтовне, дамы — к кокетству. Один дон Себастьян не участвовал в разговорах и сидел, почти не двигаясь. Дамы напрасно поигрывали веерами и принимали красивые позы, надеясь, что инквизитор обратит на них хоть каплю внимания. Их ничуть не смущало, что прямо перед их взором одного за другим повесили нескольких человек, которые дёргались на верёвках.
Вот остался лишь главный разбойник — дон Стефано Аседо дель Соль. Он был дворянином и перед смертью храбрился: выпрямил спину, скорчил гримасу, которая казалась ему улыбкой, жадно дышал, лицом ловил последние в его жизни лучики солнца. Пока глашатай громко зачитывал приговор и называл преступления, обречённый на казнь человек обвёл глазами толпу, встретился взором со своим обвинителем — и не смог от него оторваться. Это было ошибкой. Как раз прозвучали ужасающие подробности главного преступления дона Стефано — убийства целой семьи. Дон Себастьян, сначала встретив взгляд преступника равнодушно, сжал губы, нахмурился, глаза его потемнели — и бесконечное, обжигающее презрение придавило душу приговорённого. Разбойник ссутулился, опустил потухший взор и упал бы, не придержи палач его за плечо. По толпе прокатился вздох разочарования — от благородного кабальеро ожидали большего мужества в его смертный час. Зрелище близилось к своему финалу. Преступника поставили на колени, заставили помолиться и положить голову на чурбан. Нелюдимый палач одним ударом снёс ему голову, поднял её за волосы и показал возликовавшей толпе. Меня чуть не стошнило. Я успел лишь увидеть, что дон Себастьян сразу встал и, не оборачиваясь, направился к своему коню, но не заметил, как чей-то слуга, притаившийся рядом со мной, быстро протянул ко мне руку. В мой загривок вцепились грубые пальцы. Я оказался в мешке, пытался кричать, вырывался, но на площади из-за шума никто не. обратил никакого внимания на похищение чёрного кота со свидетельством инквизиции.
***
Темноты в моих глазах не было, меня просто в мешке принесли в незнакомый мне дом. Спеленали мне пасть, лапы, чтобы я не мог убежать и кусаться, и положили на стол у затянутого тонкой светлой тканью окна. Комната в результате была хорошо освещена, но никто бы не смог снаружи в неё заглянуть. Судя по лёгкому ветерку, само окно было открыто. Рядом стоял ещё один стол, стулья, на столе лежали несколько книг и большой металлический поднос. Я не знал, зачем меня сюда принесли, но был до смерти перепуган. Ждал больше часа, но прежде чем пришли похитители дождался дружеской помощи.
Бесценная сеньора Пепита сумела меня найти! Она быстренько пропищала, что о моём похищении и где меня искать ей рассказал Чико, доставил её к порогу, а она сумела прошмыгнуть в дом и обежать одну комнату за другой. Кто и зачем похитил меня, она понятия не имела и не стала терять времени на рассуждения — ей нужно было побыстрее перегрызть мои путы. К несчастью, она не успела полностью меня освободить, когда вошли два человека. Мышь спряталась, а я лежал неподвижно, надеясь — мои злодеи не обратят внимания, что я связан только наполовину.
Узнав вошедших, я так удивился, что чуть не выдал себя. Дон Диего и донья Мария! Что их связывает, главное — я им зачем? Оставалось лишь слушать. Первые же слова начали прояснять мне их замысел.
— Кузен, ты уверен? Пирожница меня обманула?
— Проверим. В таких делах ничего нельзя предвидеть наверняка.
Таааак… с моей помощью эта вредная женщина хочет приворожить моего инквизитора, а родственник ей помогает. Это не больно?
Дон Диего с ухмылкой ко мне подошёл, но не стал приглядываться к моим путам.
— Что, чёрная тварь? Испугался? Ну, ну… ты нам нужен жив и здоров, как твой господин нужен моей драгоценной кузине. Понимаешь? Должен понять, если ты — то, что я о тебе думаю.
Я мигнул, а донья Мария отрывисто выговорила:
— Начнём, наконец?
— Не спеши. Нужно время. Ты долго копалась.
— Думаешь, просто выскользнуть из герцогского дворца?
— Твоя камеристка не выдаст?
— Я ей щедро плачу и кое-что о ней знаю.
— С твоими планами скупиться нельзя. Зажги огонь и дай книгу.
Донья Мария исполнила приказание. Рука её немного дрожала. Герцогине захотелось заглушить страх разговором, и, пока её кузен сосредоточенно листал книгу, она начала тихонько рассказывать.
— Думаешь, это всё — моя блажь? Мой муж, старый пень, а туда же — хочет наследника, — глаза герцогини сверкнули. — Будет ему наследник! — женщина выдохнула и улыбнулась. — Красивый и смелый.
— До чего ж ты глупа! — бросил ей мимоходом кузен. — А ещё ругаешь Эстрелью. Сынка де Суэда будет видно за милю.
— Ну и пусть. Герцог сколько протянет? Лет пять, десять от силы, не разберёт. С его роднёй я поссорюсь, а когда они ребёнка увидят, будет поздно вспоминать старые сплетни. А может, ребёнок будет похож на меня.
— Лучше забеременей от лакея. От такого папаши и избавиться будет нетрудно, — посоветовал дон Диего, по-прежнему глядя в книгу.
— И не подумаю! В новом герцоге де Медина будет благородная кровь.
— Своему мужу морочь голову сколько угодно, мне-то зачем? Ты мастерица обманывать даже себя. Просто хочешь этого инквизитора, — и мрачнее: — Как вы все, похотливые глупые женщины.
— А ты хочешь Эстрелью в надежде стать графом Теворой или сохнешь по ней, как мы обе — по де Суэда?
Змеюка сумела его подколоть. Дон Диего оторвался от книги и со злостью ответил:
— У меня хоть бы вместе и желание, и расчёт, а у тебя — только желание.
— Мы родня, пусть и дальняя. Если ты не знаешь моих расчётов, это не значит, что их вовсе нет.
— Вот как? Поделись, дорогая кузина. На полпальца вырастешь в моём мнении.
— Позже.
— Я так и думал, — ухмыльнулся кузен. — Ты поглупела с тех пор, как сама зашивала свои чулки, — он вернулся к своей странной книге.
— У тебя, точно, расчёт в твоей помощи. Кто я буду со своей вдовьей долей? Так, из милости займу уголок во дворце. Мать же наследника — совсем другая персона. И тебе пригодится.
— Зря я, что ли, тебя нарядил хорошенько и представил старому герцогу? Но ты права, без наследника счастье твоё ненадолго. Вот, нашёл!
Донья Мария глянула в книгу через плечо своего опасного родственника и испуганно спросила его:
— Что это? Мы договаривались не об этом!
— Твой приворот подождёт. Я не хочу потерять сокровище, которое сегодня добыл, — отмахнувшись от женщины, дон Диего достал из мешка окровавленную рубашку.
Запах недавно запёкшейся крови заставил меня плотней прижать уши, а донья Мария, с трудом подавив крик, побледнела как полотно.
— Рубашка с кровью Аседо! Что ты хочешь с ней сделать?
— Исследую, сохраню, как написано. Может быть, использую как оружие.
— Оружие?! — она завизжала. — Такое оружие можно использовать только против убийцы! Тебе ведь не палач нужен! Не смей!
— Не смей что? — издевался над ней дон Диего. — Что ты мне сделаешь, неумелая ведьма?
Женщина всхлипнула. Я бы её пожалел, если б не понял — уродливый негодяй что-то затеял против моего друга, а донья Мария не сможет ему помешать, даже если попробует.
— Ну, не хнычь… — колдун будто смягчился, всё-таки родственник. — Я никогда не трачу силы без цели. Дон Себастьян мешает моим планам, а лично против него я ничего не имею. Отвлечёшь его от Эстрельи — и мне будет незачем вредить ему ворожбой. Тебе — дополнительная причина стараться со своим приворотом и женскими чарами, если не подействует приворот.
Обессиленная герцогиня присела на стул в уголке и сквозь слёзы наблюдала за колдуном, охотно пояснявшим каждое открытие при исследовании рубашки, которую внимательно рассматривал над огнём, пахнувшим травами, посматривал в книгу, принюхивался.
— Аседо наверняка в последний миг своей жизни испытывал ненависть к тому, кто отправил его на эшафот.
— Страх он испытывал. Ужас. Весь город видел, как он обмяк. Дрянное оружие, — приободрившись, ехидно вставила герцогиня.
— Верно, — с досадой буркнул в ответ дон Диего. — Кто бы подумать мог, что он перетрусит!
— Зря посмотрел в глаза де Суэда.
— Этот наглец и без всякого колдовства умеет произвести впечатление.
А то я не знаю! Кажется, колдун понапрасну добывал сокровище, оказавшееся фальшивым. Ура.
Но негодяй не сдавался.
— Крови много. Посмотрим, что ещё она сохранила. Можно воспользоваться чувствами, бывшими раньше.
Мы с герцогиней снова заволновались. А колдун изучал свой трофей и с победой воскликнул:
— Вот оно! Две недели прошли, но я вижу! Нашёл!
— Что?
Я приподнял голову, забыв, что могу себя выдать. В ухо мне пискнула сеньора Пепита:
— Тихо лежите! Я скоро закончу!
Храбрая мудрая мышь воспользовалась тем, что заговорщики отвлеклись от меня, и грызла мои путы так ловко, что даже я не заметил. А дон Диего захлёбывался от восторга:
— Пока у Аседо была капля надежды вырваться из рук обвинения, он ненавидел! Ненавидел страстно, отчаянно, пытался убить! Умный и ловкий был человек. Столько лет не попался! Опутал сетями Сегилью, знал подход к важным людям, завёл много нужных знакомств. Вызнавал, где можно ударить и не встретить сильного сопротивления.
— Но попался.
— Сначала случайно, но выпутался бы обязательно, если бы не…
— Дон Себастьян.
— Да, везенье Аседо закончилось, когда в Сегилью приехал новый следователь инквизиции. Ненависть была бешеной.
— И ни капли раскаяния?
Дон Диего посмотрел на кузину, будто счёл её сумасшедшей.
— Ну ты и скажешь. Нет, я клянусь — поглупела. Сотворил бы такое с Гонсалесами человек, способный на покаяние?
— Откуда мне знать?
— Довольно, я нашёл то, что нужно. Страх убил ненависть, когда у Аседо не осталось надежды, но остатков мне хватит.
Колдун достал стеклянную колбу и бросил в неё кусок рубашки с выбранной кровью.
— Может быть, пригодится. Не знаю, насколько заговорены де Суэда, попробую только в крайнем случае. Опасная вещь. Если не выгорит, достанется мне самому. А может, ударю по кому-нибудь, кто ему дорог.
— Чёрный кот, что ли? — фыркнула герцогиня. — Или я, если получится с ворожбой?
— Не бойся, на привороживших не действует. Говорю же, на крайний случай. Пока не могу и представить. Теперь займёмся твоими делами.
— Ну наконец-то, я думала, ты позабыл.
— Забыл, что ты дура? И не надейся.
— Негодяй, подлец, злобный колдун! — вышла из себя герцогиня. — Ты хотел знать, почему я хочу в любовники де Суэда? Почему именно от него мне нужен ребёнок?
— Сколько страсти! — вставил кузен.
— Мне претит колдовство!
— Да ну? — несмотря на насмешку, дон Диего был удивлён.
— Этот дар, эти книги, вечный страх разоблачения, меня душит и давит то тёмное, что всё время со мной! Быть может, моё дитя будет избавлено от морока, кровь де Суэда способна сжечь моё колдовство, — женщина выдохлась и стала очень несчастной. — Мне это так надоело…
— Будь осторожна, — пожал дон Диего плечами. — Кровь де Суэда непредсказуема, как и они сами.
— Я готова попробовать, будь что будет.
— Ладно, займёмся.
— А почему ты не приворожил свою ненаглядную донью Эстрелью?
— Простовата и влюблена, — угрюмо и кратко ответил кузен. — Не вышло бы, даже будь у неё фамильяр. Хотя, где ей — точно не ведьма. Начнём.
Я напрягся, прикидывая, куда здесь сподручнее убежать. Дон Диего ко мне подошёл, улыбнулся.
— Ну, не бойся, малыш. Мы чуть-чуть поколдуем, и ты отправишься восвояси. Не убудет от твоего господина, если он позабавится с моей дорогой родственницей. Вон какая красавица, хотя что ты понимаешь! Заодно мне любопытно проверить, точно ли де Суэда не проймёшь ворожбой.
Не хочу, чтобы он проверял! Не хочу, чтобы моего друга приворожила эта мерзкая гадина! Мои путы распались, я изо всех сил полоснул когтями по руке дона Диего и рванул к двери, по счастью, закрытой неплотно. Лёгкий сквозняк помог мне найти другое окно, не закрытое даже тканью, и я, не взирая на грозное: «Стой!», прыгнул на волю. В последний миг я услышал, как колдун в меня что-то бросил. Стало до ужаса больно, я упал.
Темнота.