Глава I
Второе мая, девяносто первый год
— Не нравится мне, что они живут среди обычных детей.
— Кто — “они”-то?
— Да эти, из Чернобыля…
— Их стоит отвести в “Пальмиру”…
— Думаешь?
— А как иначе? Они наших перезаражают!
— Ты что здесь делаешь?!
— А ну брысь отсюда!
Лена побежала по длинному коридору до упора, свернула направо и на одном дыхании преодолела лестницу, ведущую на второй этаж.
Дети, прибывшие из Чернобыля несколько лет назад, вынуждены были сидеть в закрытой секции, куда никого не пускали. Для проверяющих они находились далеко отсюда, чтобы не возникало проблем.
— Ну что?!
Елену окружили у входа в секцию.
— Ничего. Ничего хорошего! — Лена раздраженно убрала длинный светлый хвост за спину. — Нас хотят отправить в “Пальмиру”!
Среди детей волной прокатился вздох ужаса и испуга.
— Что?..
— К “мутантам”?!
— Вообще-то, “Пальмира” — бывший пионерский лагерь, переделанный под санаторий…
— Для таких, как мы! Они нас за людей не считают!
— Лена, придумай что-нибудь, так жить больше нельзя!..
Елена обвела взглядом небольшую команду чернобыльских ребятишек. Пятеро девчонок и трое мальчиков. Среди них не оказалось новенькой, девятилетней девочки с волнистыми тяжелыми и темными волосами. Она как раз вышла из спальни, широко раскрыв рот, из которого не раздалось ни звука. На ней была надета пижама, которая, казалось, сшита на размер меньше, а босые ноги шлепали по холодному бетонному полу.
Малышка уставилась на небольшое собрание пронзительными синими глазами.
— О, смотрите-ка, Персик проснулась!..
Ее прозвали так из-за неестественного румянца на правой щеке.
Лена уперла руки в бока и испытывающим взглядом посмотрела на девочку.
Ее появление в московском, вполне обычном и старом, детском доме, выглядело весьма необычно: солдаты, одетые в форму и бронежилеты, с автоматами в руках, сопровождали девочку в бледно-розовом пальто, едва прикрывавшее колени, без каких-либо вещей. Впереди шли двое в защитных, белых, костюмах, которые Лена запомнила на всю жизнь — незваную гостью привезли прямо из Чернобыля.
— Поживи пока здесь, хорошо? — обратился к малышке один из сопровождающих. — Для тебя же будет лучше, если ты проведешь здесь какое-то время, пока мы не найдем твоего обидчика. А потом ты вернешься обратно.
Девочка лишь смиренно опустила взгляд синих глаз, пряча в густых ресницах огонек недовольства.
Уже поздним вечером, когда их отправили спать — им запрещалось по ночам покидать комнаты без особого разрешения, — Лена вытащила из-под подушки старую потрепанную фотографию отца в военной форме и, разглаживая снимок, любовалась его утонченной стройной фигурой. Не успела пустить слезу, как обычно она делала, уложив своих по постелям, как к ней подошла новенькая и внимательно вгляделась в изображение в ее руках.
— Это мой папа.
Девочка опустила глаза.
— У тебя родители есть? Мама? Папа?
На последнем произнесенном слове малышка тяжело вздохнула и, поджав губы, тихонько заплакала.
— Твой папа умер?
Она слабо кивнула.
— О… сочувствую.
Девчушка присела на краешек кровати и уткнулась взглядом в босые ноги.
— Мой папа жив, я просто очень хочу его найти. Он остался в моем родном городе, в Чернобыле. Ты же тоже оттуда.
Маленькая собеседница промолчала.
— Мне говорили, что ты немая. Это из-за радиации?
Девочка отрицательно покрутила головой.
— Я отлично тебя понимаю, солнышко. — Лена прижала ее к себе, позволяя положить голову на свои колени. Пропустила сквозь пальцы тяжелые темные пряди. — Я сама страшно скучаю по своему папе. Тебе я очень сильно сочувствую, правда. Нелегко пережить такое горе…
Елена почувствовала, как горячие слезы потекли по ее ногам.
— Мне месяц назад исполнилось одиннадцать. Пришлось приложить немало усилий, чтобы принять все как есть… и жить дальше. Я пообещала себе, что отыщу отца, как только выйду отсюда, и мы с ним будем жить дальше как прежде. И я все еще надеюсь, что эта трагедия останется в далеком прошлом. Ты мне веришь?
Малышка покачала головой.
— Делать нечего, придется ехать в этот пионерский санаторий, — заключила Лена, почесав затылок.
— А может, пронесет?
— И не надейся! Эти грымзы старые спят и видят, как сдадут нас куда-нибудь в специнтернат, чтобы совесть не мучила!
— Ну, специнтернат-то для отказников… — неумело пошутила Лена.
— А мы и есть отказники!..
— Не говори так.
— А разве я не права? За нами до сих пор никто не пришел!
Елена обвела взглядом компашку:
— Придут, рано или поздно. Пошлите спать, пока нас окончательно не убили.
Глава II
Третьего мая, девяносто первый год
— Подъем!
Лена с трудом открыла глаза. Всю ночь она любовалась снимком своего отца и плакала, с трудом перенося смертельную тоску и усталость от подобной жизни.
“Ну где же ты, отец…”
Персик спала рядом, на соседней кровати, под нарисованной на стене пятиугольной звездой, отбросив к спинке одеяло и уткнувшись носом в подушку. Ее темные пряди рассыпались по белоснежной наволочке. Школьная форма, которую приходилось здесь носить (уроки еще никто не отменял!), аккуратно сложена, а носы кожаных балеток тщательно начищены. Такая педантичность изумляла.
— А ну-ка встали, быстро! Сколько можно повторять!
Елена ненавидела утро: после пыточного подъема, когда скидывали с кровати и пинками гнали до туалета, следовал не менее изуверский завтрак. Их кормили отдельно от остальных, и прием пищи не обходился без приключений.
Лена вместе со своей компанией, приведя себя в порядок, вошли в обставленную длинными столами столовую. Стены были расписаны изображениями молодых пионеров с красными галстуками, трубящими в горны. Художники добавили длинных, могучих, лучей солнца, небо в ярко-синих тонах и бурную зелень. Подобное творчество навевало еще большую тоску.
Их столики стояли поодаль от остальных.
Обычно завтраки, обеды и ужины они проводили в гордом одиночестве, но сегодня им предстояло провести время в компании озлобленных детей, буравящих чернобыльцев испытывающими взглядами.
— Ну що, братці, — заложив руки в карманы спортивных брюк, Лена села поперек длинной деревянной скамьи (для элиты, между прочим!), — не очікували нас тут побачити?[1]
Ближайшая к ней девочка повернулась и в упор посмотрела на мужеподобную вражину, которая уже мысленно чесала кулаки об ее милое личико.
— Мы не думали, что такие, как вы, могут принимать пищу. Вы же, это, радиоактивны, зачем вам обычная человеческая еда?
В столовой раздался пронзительный смех.
— А ты хотя бы понимаешь, что такое радиация, ослиная башка?! — по помещению прошелся вздох ужаса. — Или в твою пустую головушку ничего не вложили, кроме как задирать других?
— По крайней мере, я в безопасности, сыта и одета. А вот какое будущее ждет вас…
— Такое же, как у всех!
Компашка в ужасе пялились на эту сцену.
– І щоб ти знала: тобі просто ой як пощастило не побачити те, що побачила я! Інакше б загриміла в психлікарню. Такі ванільні слюнтяї, на зразок тебе, просто не створені прожити жахи атомної війни. Чи ти думаєш, що Чорнобиль підірвали американські шпигуни?[2]
Персик устало зевнула и, обойдя спорящую парочку, мирно устроилась рядом, придвинув к себе тарелку с дымящейся овсяной кашей.
— Эй, это мое!
— Тебе что, жалко?!
Девочка зачерпнула ложкой густую субстанцию и поднесла ее ко рту.
В столовой наступила гробовая тишина.
— Приятного аппетита, девочки.
— А мы что, будем завтракать вместе с ними?!
— А тебя что-то не устраивает?!
— Меня не устраивает чернобыльский реактор!
— Да сама ты реактор!..
Две девочки вздрогнули, услышав за своими спинами подозрительный звук.
— Фу, как мерзко!..
Персика вытошнило прямо на стол.
— Что, не понравилось? — усмехнулась Лена, подхватила тарелку с кашей со стола и впечатала ей в лицо. — На, получи, мерзкая жаба!
Когда в драку влезли воспитательницы, расталкивая локтями и руками озлобленных подростков, действо шло полным ходом — по столовой летали чашки, кружки, тарелки, ложки и все остальное, что относилось к кухонной утвари.
Когда двум пожилым женщинам удалось с трудом остановить кулачный бой, одна из них больно схватила Елену за руку и вытащила в центр зала, время от времени встряхивая.
— Что ты себе позволяешь?! Как ты себя ведешь?!
— К директору, немедленно!
Лена уперлась ногами в пол, не давая себя увести. Вцепилась зубами в руку одной из воспитательниц, после чего получила увесистый удар по лицу. Дальше все как в тумане, единственное, что она помнила, это длинную лестницу и лицо строгой женщины в очках. Ее кудрявые, рыжие, волосы были мастерски собраны.
— Что на этот раз? — устало спросила директриса, не отрываясь от бумаг.
— Опять подрались!
— Может, мы, это, по-быстренькому отправим их куда следует?
Дамочка сняла очки и прикусила дужок.
— Это самый легкий способ решить проблему. Я бы им давно воспользовалась, но вот одно меня интересует: за что же ты так, Леночка, борешься? Я бы могла связать твое поведение с гормональным фоном, но тебе всего одиннадцать.
— Я хочу к папе!.. — законючила Лена.
— Увы, ничем помочь не могу. А чтобы ты лучше усвоила урок, — директриса выдержала паузу, что-то чирканув карандашом на бумаге, — посидишь какое-то время в карцере вместе с остальными зачинщиками. Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит.
Лену снова схватили за локоть и снова потащили, применяя физическую силу. Охрипшую, дерганную и с разбитым окровавленным носом девчонку выволокли из кабинета и, крепко держа, спустили в подвал, где размещался карцер для особо непослушных детей. Небольшая комнатушка с двухъярусной кроватью, старым потрепанным одеялом и облезлой скамейкой в углу. Карцер освещала электрическая лампочка на проволоке.
Воспитательница открыла амбарный замок, висевший на клетке, ключом, который достала из кармана несуразной темной юбки, и без всякой церемонии швырнула Лену на пол. Зашуршала ключами и, бросив на нее презрительный взгляд, ушла.
Через несколько минут в карцере оказались зачинщики драки, в том числе несколько девочек из нормальной, как их тут называли, группы.
— Можем еще подраться, если скучно станет.
И Елена зловеще захихикала.
Девочки насупились и недовольно сложили руки на груди.
— Интересно, и по какой-такой причине нас ненавидят? Вроде мы обычные, лишние руки-ноги не отрасли, а вы нас притесняете. Несправедливо!
— Когда дело касается жизни, — прошипела девочка-сирота, выглядевшая на пару лет старше Лены, — плевать, есть ли у вас лишние конечности или нет, вы излучаете радиацию, и нам это не нравится!
— Я пробыла в Чернобыле всего один день, — Лена спустила ноги с кровати. — Один день, понимаешь?!.. Меня один человек спас, вытащил из дома, когда мой отец без вести пропал. А потом я попала в больницу, провела там год, а затем меня перевели сюда.
— Ну и что? Это дело не меняет. Вы все равно опасны для общества!
— А вы не опасны? Ведете себя как звери…
— Мы вынуждены защищаться!
— От кого?
— От вас!
— Я слышала, вас собираются отвезти в “Пальмиру”. Это специнтернат для таких, как вы.
— Это санаторий!
— Нет, это специнтернат!
— Ну и что? Отвезут, и что?!
— Там “мутанты”. Вам подстать!
— И что?
— Их там не кормят, не поят. Это дом смерти. Такие, как вы, долго не живут.
— Ой, очень страшно!
— Как знать…
— Зато мы от вас отдохнем!
— Отлично. Отдыхайте на здоровье!..
Глава III
Четвертое мая, девяносто первый год
“Пальмира” располагалась в нескольких километрах от Киева. С виду вполне обычное двухэтажное здание не внушало ни страха, ни угрозы. Во дворе предприимчивые санитарки развешивали выстиранную одежду и постельное белье, иногда охраняли вход у забора, прогоняя любопытствующих.
Самих же детей во двор не выпускали.
Лена выронила вещи из рук и запротестовала, когда воспитательница, отправившаяся вместе с ними, повела ее к невзрачным воротам, где их уже дожидалась полноватая санитарка в белом халате.
— Иди, иди, не усугубляй ситуацию!
Остальные же стояли в растерянности. Две девочки плакали.
Лишь Персик равнодушно смотрела на сие действо и хлопала густыми ресницами.
— Подъем! Подъем! — прямо над ухом раздался оглушающий крик, заставляя невольно подскочить на месте.
— Что, особое приглашение нужно?! Подъем!
Когда дети более-менее раскачались и привели себя в порядок, одна из воспитательниц громко провозгласила:
— С сегодняшнего дня вы отправляетесь на лечение!
Они невольно охнули:
– “Пальмира”…
— Через месяц вас заберут. — И дамочка зловеще улыбнулась, что дало намек на то, что забирать их на самом деле никто не собирается.
— А если мы не хотим? — Лена демонстративно сложила руки на груди.
— А тебя никто и не спрашивал. Так что нечего выпендриваться и марш собирать вещи!
— Старая грымза…
Когда же автобус подъехал к зданию специнтерната, ребятишки громко разревелись.
— Полно вам, плакать-то, — полноватая санитарка повела громко рыдающих детей по уложенной бетонной плиткой тропинке. — Мы не кусаемся, вас здесь никто не обидит. Здесь работают и живут добрые люди. — Она распахнула двери и отошла в сторонку. — Знакомьтесь, это наши ребята. Мы все здесь очень вам рады.
В небольшом холле в три ряда выстроились немного удивленные, немного перепуганные дети. На них были грязноватые на вид пижамы. Их ноги покраснели от постоянного хождения по холодному бетонному полу. Большая часть держали мягкие игрушки и куклы. Они молчали и глазели на незваных гостей.
Их отличительной особенностью были физические мутации — у кого-то не было руки, у кого-то ноги, у других наоборот лишние пара пальцев или распухшие до невозможности ноги. У одного вообще отсутствовали конечности, и ему приходилось передвигаться на инвалидной коляске.
Даже Лена не выдержала подобной картины и заревела в голос.
— Мама, забери нас отсюда!..
— Да ладно вам, они же не кусаются!.. — даже санитарка растерялась.
Их провели в общую спальню, заставленную металлическими кроватями, выделили свободные постели и, выдав необходимое белье, оставили наедине с другими детьми, которые, немного чурясь, медленно обступали новоприбывших.
— Я не хочу с ними общаться! — громким шепотом произнесла новоприбывшая девочка, когда к ней подошел некрасивого вида мальчик и предложил плюшевого мишку в качестве презента.
— А куда деваться? Придется!
— Пусть мама наконец придет и заберет меня!..
— Да хватит тебе ныть-то! Все нормально будет, прорвемся!
Через полтора часа в общую спальню заглянула санитарка.
— Ну как, освоились?
Дети наградили ее волчьими взглядами.
— А ты, солнце мое, пойдем-ка со мной, тетя врач с тобой поговорить хочет, — залепетала дамочка в белом халате.
Персик встала с постели и, надев большие тапочки, направилась следом за женщиной.
Компашка проводила парочку удивленными взглядами.
— Чего это вдруг ею заинтересовались?
Лена, обведя взглядом общую спальню:
— Тому що Персик поводиться не як звичайна дитина? Блискавки пам'ятаєте?[3]
— Конечно!
— Ми тоді в загальній їдальні сиділи, коли хлопчаки на нас кинулися, і тут Персик виникла. Зробила ось так… — девочка из лениной группы вытянул руку вперед, — i вони полетіли всі в різні боки. Я, якщо чесно, її досі побоююся. Є в ній щось недобре[4].
— Це все дурниці![5]
— Це ти так думаєш! А ніхто не знає, хто вона і звідки взялася![6]
— Ладно, — тяжело вздохнула Лена, — не будем ругаться. Лучше приляжем и отдохнем, пока есть время.
— Я не смогу уснуть! Мне здесь противно находиться!
Лена завернулась в одеяло и уткнулась носом в подушку. Вдохнув запах белизны, она заснула, погрузившись в глубокий сон. Где-то позади остался шум, что стоял в общей спальне.
Услышав подозрительные шорохи, Елена открыла глаза. Удивленно приподняла голову, заметив небывалую тишину и смрадный запах. Над головой висели постиранные простыни.
Дети куда-то исчезли.
Лена спустила ноги с кровати. Прошлепала босыми ногами к выходу и осторожно выглянула.
Никого.
Коридоры опустели, как и просторная игровая. Огромная комната, уставленная маленькими открытыми шкафами с игрушками, детскими столиками и с большим разукрашенным ковром на полу. Деревянные, окрашенные в белую краску, двери стояли нараспашку. Стулья стояли на выходе.
Лена приметила раскрытую тетрадь на одном из столиков.
“Хочу к маме!”
Эта надпись ни о чем не говорила. Любой, кто здесь находился, желал бы вернуться к маме.
Девочка вздрогнула, услышав за спиной издевательский смешок. Судорожно завертела головой, пытаясь отыскать его причину. Но игровая, как, впрочем, и все оставшиеся комнаты, стояли пустыми.
“Ха-ха!”
По спине прошлись мурашки. Руки тут же заледенели, а ноги отказывались слушаться. Не удержавшись на своих двоих, Лена прижалась спиной к стене и почувствовала, как чье-то дыхание касается вспотевшего лица. Сердце бешено забилось, грозя выпрыгнуть из груди.
— Не-е-ет… ты не та, кто мне нужен…
Обрывки фраз долетели до испуганной девочки. Она крутила головой и пыталась понять, что происходит. Под конец не выдержала и упала на ковер, больно ударившись лбом.
Глава IV
Прошел месяц
Девяносто первый год
— Нам потрібно бігти звідси. У мене вже є план[7].
Одна из девочек недовольно цокнула:
— Ти все ще думаєш втекти? А куди? Батьки наші за нами так і не прийшли…[8]
— Думаю, тому що залишатися тут небезпечно! Я не хочу провести тут все життя, серед "мутантів". як… як каліка якась! На нас і так показують пальцем![9]
— Показувати…[10]
— Та яка різниця?! — Лена, сложив руки на груди, откинулась на металлическую спинку кровати и недовольно поджала губы. — Як мені це все набридло… І Персик!.. Вона пропала! Вони її кудись поділи… чортові "мутанти"…[11]
— Ты права. Персик действительно куда-то пропала.
Прошло уже больше месяца с момента их прибытия в специнтернат для детей-чернобыльцев. Они уже привыкли к местному быту и распорядку, да и малышей здесь не обижали: большая часть из них вели себя адекватно, спокойно, играли и общались как обычные дети.
Если компашку все устраивало, то Лена с каждым днем дулась все больше, отказывалась от еды и воды и требовала отыскать ее отца “как можно скорее”.
– І який же ти план придумала на цей раз? Пам'ятається, в дитбудинку, тобі не вдалося його здійснити…[12]
Лена фыркнула, уловив в голосе приятеля насмешливые нотки:
— Тоді секція була замкнена, а про здібності Персика ми ще не знали[13].
– І ти хочеш залучити до цього Персика? Вона ж пропала[14].
— Може, її вже поховали десь за рогом…[15]
— З її-то здібностями? Так киньте. Вона піди де-небудь ошивается…[16]
— Хто ж ведаў, што гэтая станцыя ірване…[17]
— Мирный атом, мать его…
— Если бы тебя услышала наша воспиталка из детдома, посадила бы в карцер…
— Да плевать!
— Нам потрібно відшукати Персика. Вони її тримають десь тут.[18]
— А ви не думали, що її тримати через її здібностей? Вона дівчинка досить дурна, запросто себе видасть.[19]
— А ти звідки знаєш? Сама боляче-то розумна?[20]
– “Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки”, — произнесла на иврите девочка с каре, смотря куда-то мимо Лены. А потом поджала губы, опустив взгляд.
Наступившую тишину прервало появление босоногой темноволосой девочки. Персик бесцеремонно вошла в общую спальню, протопала до первой свободной кровати и легла, накрывшись одеялом. Ее не смущали ни бьющие по стеклу крупные капли дождя, ни холод, что царил в помещении с первых дней осени. Даже изумленные взгляды детей не могли встревожить малышку с неестественным румянцем на щеке.
…Алина с некой долей любопытства и капелькой равнодушия рассматривала белые стены. Медицинский кабинет был оснащен по последнему слову техники — само же помещение интерната выглядело очень старым и требующим ремонта. Девочка сидела на деревянном стуле и постукивала пальцами по подлокотникам, болтая ногами в разные стороны.
— Надеюсь, крови ты не боишься.
Она наградила подошедшую к ней медсестру испытывающим взглядом и захлопала ресницами, делая испуганный вид.
Медсестра, девушка с огненно-рыжими кудряшками, покачала головой и, взяв со стола миску и жгут, перемотала девочкину руку.
Малышка поджала губы, когда поняла, что фигуристая медсестричка заметила ее маленькую уловку.
Ничего. Ее время еще не настало. Будет правильным просто понаблюдать за обстановкой.
— Мне сказали, что ты немая. Радиация?
Алина повертела головой.
— То есть, ты уже родилась такой?
Ее губы вытянулись в тоненькую ниточку.
— Хм, странно. Меня попросили взять у тебя кровь на анализ. Больно ты бледная. Может, просто устала с дороги или в детдоме вас плохо кормили. Я пропишу курс витаминов, а там посмотрим. Ты подожди пока в коридоре. — Медсестра сорвала жгут и убрала его вместе с миской на другой стол. — Мне понадобится кое-что еще, я тебя сама позову.
Алина спрыгнула со стула и вышла в коридор, тихо прикрыв дверь. Села на длинную лавочку у стены и, подобрав колени к груди, убрала челку со лба.
— Что, тетя врач решила тебя немного помучить? — мимо прошла та полная санитарка, что принимала их в день прибытия.
Девочка подняла глаза, посмотрела на женщину и вновь опустила взгляд.
— Ну, ничего, это времени много не займет, скоро ко всем деткам пойдешь.
— Лариса Ивановна, зайдите. — Из-за двери показалась голова рыжей медсестры.
— Ты только никуда не уходи, хорошо?
Малышка снова промолчала.
— Что такое? — когда дамочка вошла, закрыв за собой дверь, медсестра, словно обезумевшая, бегала по кабинету, тряся перед собой каким-то листком.
— Я попросила нашего охранника принести дозиметр…
— Что случилось?!
— Кровь этой девочки очень странная. И мне так дурно стало, — девушка приложила руку ко лбу, — пока я у нее кровь брала. Не нравится мне все это…
— А дозиметр зачем?
— Затем! Она же чернобыльская!
— И что? — усмехнулась санитарка.
— Посмотрим! Я не смогу тебе всего объяснить, так что…
Когда высокий мужчина в военной форме вышел из медицинского кабинета, медсестра рявкнула, высунувшись из-за двери:
— Зайди!
Санитарка, что осталась рядом с девочкой, переглянулась с последней и удивленно пожала плечами.
— Что опять случилось?
— Радиация зашкаливает! Эта девчонка — радиоактивна!
Полная дамочка заволновалась, хоть и не до конца поверила словам молоденькой медсестры.
— И что делать будем?
— Отведем ее в карцер. А там посмотрим. Я вызову специалистов, пусть они сами с этим разбираются.
Алина подняла полные сверкающих молний глаза. Стоило санитарке выйти за дверь, как девочка подняла руку вверх и сжала пальцы в кулак, заставляя медсестру испуганно обернуться и биться в конвульсиях, открывая и закрывая рот. Малышка ослабила хватку, и несчастная девушка рухнула на пол, затем поползла к стене, на которой висел стационарный телефон. Но бедняжка не успела предпринять действий по спасению собственной жизни — когда Алина подошла ближе и снова обхватила ее тонкую шею невидимым прикосновением, раздался хруст костей.
Медсестра упала на линолеум ничком.
– І який наш план?[21]
Лена бросила взгляд на мирно спящую девочку:
— Я бачила, на що здатна Персик. Мені потрібно, щоб вона звільнила мені дорогу, поки я буду бігти по коридорах. Я бачила двох охоронців, один на вході, другий всередині будівлі пасеться. Їх треба прибрати[22].
— А потім?[23]
— А што будзем рабіць мы? Мы хіба не пойдзем з табой?[24]
— Ми залишимося тут. Нехай Олена знайде свого батька. А якщо не знайде… у нас є тимчасовий притулок. І давайте не будемо нагнітати обстановку заздалегідь. Ми досі не знаємо, що сталося з нашими батьками[25].
— Мой папа — еврей, и родился в Чернобыле. Он видел, как в сорок третьем там бушевали фашисты. Еще тогда поговаривали о древнем проклятии города. Мой отец говорил, что никто в Чернобыле жить не будет, над ним смеялись. А теперь я понимаю, что он прав, — на иврите произнесла девочка с каре.
Лена, выдержав паузу, встала с постели и направилась к спящей малышке. Слегка провела пальцами по холодной щеке, заставляя проснуться. Персик нехотя раскрыла веки. Елена сделала знак рукой, чтобы она следовала за ней. Когда в общей спальне воцарилась тишина, Лена приблизилась к лицу Персика и быстро зашептала, постоянно оглядываясь:
— Мне нужна твоя помощь. Мне необходимо отсюда выбраться, чтобы я могла отыскать своего отца. Я видела, что ты умеешь. Ты должна убрать всех, кто встанет на моем пути. Ты мне поможешь?
Персик переварила услышанное и коротко кивнула.
— Сидите тихо и не выходите из комнаты! — в этот момент в спальню заглянула санитарка. — Если что-то понадобится, зовите Ларису Ивановну!
И дамочка тут же куда-то убежала.
Лена спрыгнула с кровати.
— Ты куда? — ее перехватила девочка с каре.
— Я убегу…
— Сейчас?!
Изумленные дети переглянулись.
— Сейчас самое подходящее время для побега!
— О боже…
— Лена, ты только береги себя, хорошо?
— Мы рано или поздно все равно увидимся.
Лена обвела взглядом лица расстроенных девочек.
— Не поминайте лихом. Персик, за мной!
Вместе с девочкой она выбежала в узкий, пустующий, коридор. В конце него находилась раскрытая настежь дверь. Издалека раздавались крики, творилось какое-то безумие, но Елена решила не задерживаться.
Персик направлялась следом, пытаясь не отставать от быстрой подруги.
— Эй, вы куда?!
— А ну стойте!
Путь преградили два здоровых мужика. Две девочки по сравнению с ними казались дюймовочками, но Персик не растерялась — выбросив правую руку вперед, волной отбросила мужчин куда-то в сторону, продолжая бежать следом за Леной.
Помещение было переполнено милиционерами и охранниками.
Лена спряталась за столом неподалеку от спасительного выхода и, прижав коленки к груди, дожидалась подходящего случая. До нее доносились обрывки разговоров, суровых фраз и чьи-то ругательства, и хрипло дышащая девочка поняла, что в интернате произошло убийство. Один из охранников обнаружил тело медсестры со свернутой шеей.
“Ничего себе…”
Сердце бешено колотилось, а время шло. Мужчины не собирались расходиться. На улице уже стемнело, здание специнтерната накрыло темной периной. Это место освещалось очень плохо, идти в непроглядной тьме не представлялось возможным. В какой-то момент Лена подумала, что поспешила, но вряд ли еще раз сможет подвернуться такой подходящий случай.
В конце концов, у нее есть Персик, ей нечего терять!..
Девочка заметила умоляющий взгляд Лены и коротко кивнула. Бесшумно выскользнула из-за укрытия и, всплеснув руками, подняла двух крепких охранников в воздух. Произвела пальцами замысловатые махинации, заставляя перевернуться несчастных мужчин в воздухе.
Они громко завопили и, потеряв равновесие, насмерть свалились на асфальт.
— Ну ты даешь…
Персик хмыкнула и, обернувшись, улыбнулась.
— Бежим!
Девочки выбежали во двор. Голыми ногами касаясь холодной земли, побежали по плохо выложенной дороге. Ступни неистово горели, из глаз брызнули слезы. Персик создала некое подобие шаровой молнии, молитвенно сложив руки — небольшой электрический шарик освещал дальнейший путь.
Первый же дождь уничтожил “путеводный фонарик”.
[1] Ну что, братцы, не ожидали нас здесь увидеть? (укр. яз.)
[2] И чтоб ты знала: тебе просто ой как повезло не увидеть то, что увидела я! Иначе бы загремела в психушку. Такие ванильные слюнтяи, наподобие тебя, просто не созданы прожить ужасы атомной войны. Или ты думаешь, что Чернобыль взорвали американские шпионы? (укр. яз.)
[3] Потому что Персик ведет себя не как обычный ребенок? Молнии помните? (укр. яз.)
[4] Мы тогда в общей столовой сидели, когда мальчишки на нас кинулись, и тут Персик возникла. Сделала вот так… и они полетели все в разные стороны. Я, если честно, ее до сих пор побаиваюсь. Есть в ней что-то нехорошее (укр. яз.)
[5] Это все глупости!
[6] Это ты так думаешь! А никто не знает, кто она и откуда взялась!
[7] Нам нужно бежать отсюда. У меня уже есть план (укр. яз.).
[8] Ты все еще думаешь сбежать? А куда? Родители наши за нами так и не пришли… (укр. яз)
[9] Думаю, потому что оставаться здесь опасно! Я не хочу провести здесь всю жизнь, среди "мутантов". как… как калека какая-то! На нас и так показывают пальцем! (укр. яз.)
[10] Показывали… (укр. яз)
[11] Да какая разница?! Как мне это все надоело… И Персик!.. Она пропала! Они ее куда-то дели… чертовы "мутанты"… (укр. яз.)
[12] И какой же ты план придумала на этот раз? Помнится, в детдоме, тебе не удалось его осуществить… (укр. яз.)
[13] Тогда секция была заперта, а про способности Персика мы еще не знали (укр. яз).
[14] И ты хочешь привлечь к этому Персика? Она же пропала (укр. яз).
[15] Может, ее уже похоронили где-нибудь за углом… (укр. яз.)
[16] С ее-то способностями? Да бросьте. Она поди где-нибудь ошивается… (укр. яз.)
[17] Кто ж знал, что эта станция рванет… (белорус. яз.)
[18] Нам нужно отыскать Персика. Они ее держат где-то здесь (укр. яз.).
[19] А вы не думали, что ее держать из-за ее способностей? Она девочка довольно глупая, запросто себя выдаст (укр. яз.).
[20] А ты откуда знаешь? Сама больно-то умная? (укр. яз.)
[21] И каков наш план? (укр. яз.)
[22] Я видела, на что способна Персик. Мне нужно, чтобы она освободила мне дорогу, пока я буду бежать по коридорам. Я видела двух охранников, один на входе, второй внутри здания пасется. Их надо убрать (укр. яз).
[23] А потом? (укр. яз)
[24] А что будем делать мы? Мы разве не пойдем с тобой? (белорус. яз.)
[25] Мы останемся здесь. Пусть Лена найдет своего отца. А если не найдет… у нас есть временное пристанище. И давайте не будем нагнетать обстановку заранее. Мы до сих пор не знаем, что случилось с нашими родителями (укр. яз.).