"Девочка в реакторе" - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 14

Книга Девятая. "Другой мир"

Глава I

— Руки вверх! Чтобы я видел!

Света от испуга выронила шприц и подняла руки вверх.

— Не стреляйте! У нас роженица! И маленький ребенок!

Высокий мужчина в военной форме и с завязанной банданой на лице сурово взглянул на женщину, что лежала в гинекологическом кресле с раздвинутыми в стороны ногами. По лбу катились крупные градины пота, а сама она сверлила пустым и бессмысленным взглядом недавно побеленный потолок. Грудная клетка равномерно опускалась и поднималась. Солдат целился в живот рожавшей женщины и недоверчиво посматривал на испуганных медсестер.

— Прошу… Она ни в чем не виновата…

— Она русская?

Этот вопрос был подобен грому среди ясного неба.

— Да-а, но-о…

Тут спор прервал крики новорожденного младенца. Света повернула голову и увидела облегченную улыбку на лице только что родившей женщины. Тут ее глаза стали стеклянными, рот открылся, а ровная, гладкая и на вид румяная кожа стала мертвецки-бледной.

Солдат схватил младенца за ногу.

— Русский?! Он русский? — и тыкал стволом в громко кричавшего ребенка.

Света не успела ответить. Ее подруга тоже.

Младенец успел только завизжать, когда мужчина с замотанным лицом вышвырнул его в окно. Недолгая пауза. Маленькое тельце упало на землю, а затем стало тихо. Солдат с яростной миной наставил на испуганных девушек дуло пистолета, пока его подельник искал шмонал шкафчики в поисках спирта и морфия. Двое грозных боевиков в салатового цвета форме забежали в роддом, расстреляли по пути несколько человек, пытаясь отыскать хотя бы нечто отдаленно похожее на наркотик.

Все изменилось несколько лет назад: когда впервые заговорили о перестройке, внутри Республики Таджикистан начал происходить раскол — коммунистическая элита принялась конфликтовать с формирующейся оппозицией, партиями исламского возрождения и демократической партией Таджикистана. Они, в основном, состояли из представителей различных кланов и религиозных деятелей. Мирная жизнь людей в одночасье превратилась в сущий ад[1]. По улицам ходили вооруженные солдаты, что стреляли по незащищенным, ни в чем неповинным, людям.

Дороги были украшены кровью и трупами.

— У нас нет морфия! И даже спирта медицинского, и того нет! Есть остатки самогона, берите и уходите! — Светлана вышла немного вперед, решив, что, если кому и стоит вступиться за раненых и перепуганных пациентов, то пусть это будет она.

Разговаривать в таком тоне с бандитами было, конечно, рискованно. Ей было страшно, однако девушка прекрасно понимала — второй солдат рано или поздно не выдержал бы: легкое движение руки, выстрел, и она труп. Такие, как он, не промахиваются. Одна пуля, один убитый. И его не остановит даже то, что она беременна. Не заметить очертание живота солдат не мог, но ему явно было плевать на это.

— Ты, кажется, ничего не поняла, — на ломаном таджикском произнес озлобленный бандит, — здесь мы диктуем правила, а не вы. Вы презренные гяуры (свиньи) и ваш удел, встать на колени, подчиняясь! — он сердито сплюнул, а затем наставил на Светлану автомат. — И где ваша великая большая страна, а? Мы теперь свободны, а вы, презренные воры, приходите на нашу территорию и занимаете ее! Мы не звали вас сюда! Это наша земля! И тебе, тварь, лучше заткнуться и сидеть тихо!

— Не трогайте ее, она беременна!

Света мысленно выругалась, обозвав говорившего самыми “теплыми” словами, какие у нее имелись в арсенале. Зачем, ну зачем? Это бы ничего не изменило, эти ублюдки пришли сюда убивать, и им плевать на подобные вещи.

Бандит усмехнулся и наставил дуло автомата ей в живот.

— Не боишься, что твой сучонок умрет вместе со своей мамашей, а? Неверным и их выродкам одна дорога — в ад!

Светлана подняла глаза на бандита. Время спрессовалось, замедлилось. Она схватила бандита за руку, ударив большим пальцем в район шеи и одновременно вырывая из его рук автомат. Послышался короткий хруст, видимо, бандит сломал палец. Но это уже было неважно. Завладев автоматом, девушка пнула бандита ногой и коротким рывком перехватив оружие выстрелила.

Пуля попала в череп, оставив небольшую дырочку во лбу, а вот за спиной убитого стена оказалась забрызгана мозгами и кровью.

Второй бандит пытался выстрелить в молодую хрупкую женщину, но не успел. Светлана развернулась корпусом, уходя с линии огня, и снова нажала на курок. Бандит рухнул там же, где стоял. Света перезарядила автомат и бегло осмотрелась. Девушки сбились в кучку и даже не кричали, только прикрывали головы руками. Светлана переступила через труп убитого первого бандита и осторожно подошла к двери. Прислушалась. Тишина. Но надолго ли? Выстрелы не могли не услышать. Она обернулась к остальным, все так же испуганно жмущимся друг к другу девушкам, и сказала:

— Уходим. Аккуратно и быстро.

Света вышла первой. Прижавшись к стеночке, она едва слышно вела за собой напуганных до смерти женщин и каждый раз выглядывала, боясь, что шакалы заметят их и примутся стрелять. В патроннике оставалось мало патронов, и Светлана надеялась прошмыгнуть незамеченной. Но, заметив в коридоре вооруженных людей, охнула и от страха попятилась назад.

“Десять человек… А патронов с гулькин нос!..”

— Значит так, — после недолгого молчания едва слышно сказала Света, — придется уходить через другой выход. Патронов осталось мало, шансов, что нас не заметят, ноль, поэтому мы сейчас вернемся обратно и спустимся по пожарной лестнице.

— А раньше нельзя было что ли? — возмутилась одна из дамочек.

— Я не думала, что их столько много! — тоже возмутилась Светлана. — В общем, я никем не собираюсь жертвовать. Если придется, буду отбиваться до конца, другого выхода нет.

— А потом?

— Суп с котом! Уходим! — громким шепотом приказала девушка и как напуганный кот попятилась назад.

Они вернулись в акушерскую палату в считанные секунды. Светлана подбежала к окну, что оставалось распахнутым, как пуля взлетела на подоконник и, нащупав поручень лестницы, принялась спускаться вниз. Дамочки послушно направились следом. Света повисла на последнем поручне и, разомкнув пальцы, лихо спрыгнула вниз. Вокруг больничного здания росла высокая трава. Девушки, заметив бандитов с автоматами наперевес, пригнулись и, едва не ползая на карачках, принялись идти в сторону главного выхода.

— Я очень сильно рисковала, — призналась потом Светлана, сидя в темном убежище, где прятались ее мать, Ирина, сравнительно молодая женщина, и муж, у которого есть имя, но за все происходившие тогда события он не проронил ни слова, — если бы что-то пошло не так, нас бы всех убили. Ты просто отличный солдат, мама! На войне тебе бы не было равных.

Ирина посмотрела на усеянную трупами дорогу. Маленькое решетчатое окно позволяло наблюдать за всем, что происходило в городе, и при этом оставаться незаметной.

— Когда-то твоей маме пришлось служить в советской армии, — спустя недолгое молчание произнесла молодая женщина, — тогда прилагательное “советская” еще что-то значило и даже внушала ужас нашим противникам. А сейчас… Не-е-е, теперь мы — беззащитны. Теперь мы нуждаемся в помощи и поддержке. Знаешь, когда все это началось, я все еще работала бухгалтером. Помнишь, я тебе рассказывала про молодого юношу? Мы с ним были неразлучные друзья. Когда все это началось, он заявился ко мне в кабинет и потребовал мне свалить из его страны. Да, матом. Я не выдержала. Изорвала на нем все то, что он привез из Ленинграда, набила ему морду и вышвырнула. Ненавижу лицемеров.

— И что теперь? Куда нам идти? — воскликнула Света и развела руками.

— Я знаю одно место. Слышала о нем по радио.

— И что это за место?

Ира повернулась и в упор посмотрела на дочь.

— Чернобыль.

Глава II

Последний автобус из Душанбе отправлялся поздним вечером. Ирина еще раз перепроверила все сумки, поставила их у своих ног, а ее дочь, пока не пришли вооруженные бандиты рыскать в их вещах в поисках оружия, спрятала пистолет Макарова под кучей юбок. Примотала его к ляжке с помощью бинтов. Один единственный в семье мужчина упорно хранил молчание.

— Автобус!..

Света встрепенулась.

— Готовьтесь, — шепнула дочери и зятю Ирина.

Когда автобус остановился и приветливо распахнул дверцы, они, подхватив сумки, вместе с остальными полезли в салон. Пассажиры едва успели устроиться на удобных сиденьях, как в транспорт влетели бандиты, целясь автоматами в напуганных до смерти людей.

— Молчать! — крикнул с прикрытой капюшоном головой молодой мужчина. На нем висела холщовая накидка, а на лбу зияла странная татуировка, написанная на идише. — Проверка документов. — И добавил: — Шаг влево, шаг вправо попытка к побегу, прыжок — попытка взлететь, расстрел!..

— Артист, заткнись! Ты мне мешаешь читать! — прикрикнул на него второй вооруженный бандит.

— Ну что за скучный человек, — наигранно скривился его дружок, — я пытаюсь развеселить народ, а он, видите ли, читает!.. Да я, если бы ты знал, столько лет мечтал, как увижу лица этих прожженных своей лживой пропагандой людей, как направлю на них ствол и пущу пару добрых десятков пуль им в рожу. Оно того стоит, поверь. Вся эта советская лабуда, коммунизм, добро для всех, а по факту — одна большая тюрьма. Ненавижу вас, коммуняк! И эта сраная страна… Она отвернулась от вас, а мы теперь вершители ваших судеб! — бандит развел руки в стороны. — Ликуйте, господа! Сегодня решается ваша судьба!..

— Все сказал? А теперь будь так перпендикулярен забрать у этих овец паспорта! И хватит выпендриваться!

Бандит, тот, что с капюшоном, больно скривился и пошел вдоль ряда, выхватывая паспорта из дрожащих рук побледневших от ужаса пассажиров. Осматривал салон, вглядывался в лица молодых мужчин. Захватчики не выглядели старше: совсем еще сорванцы, едва окончившие школу. Главным их аргументом было оружие — литый красавец Калашников на кожаном ремне, отточенный заранее кинжал за поясом и там же суровый Макаров с полным магазином, на случай незапланированного бунта.

— Чисто! — крикнул вооруженный бандит своему напарнику, и тот молча кивнул. — Ну что, товарищи господа, — с нарочито издевательским сарказмом произнес солдат, разведя руки в стороны, — начнем потеху? — и схватил первого попавшегося паренька за шкирку, насильно стащил с кресла и вышвырнул из салона, где ожидали его дружки.

Воцарившуюся было тишину пронзил громкий женский визг. Светлана невольно вздрогнула, когда бандит остановился рядом с ее мужем, но, присмотревшись, почему-то передумал и схватил другого молодого мужчину. Вытолкал его из автобуса, заставил встать несчастного на колени и, тыкая стволом, на ломаном таджикском приказал вылизывать новенькие кеды.

— Отпустите меня, умоляю! У меня жена недавно родила, трое маленьких детей! Прошу, не убивайте!..

— Делай что велят, если тебе твоя жалкая жизнь дорога!

Света, дрожа одновременно от испуга и ярости, повернулась к окну и увидела, как мертвецки побледневший паренек ползал на карачках и лизал языком шершавые подошвы армейских ботинок. Рука сама потянулась к ноге, к которой был привязан пистолет, но мать вцепилась в тонкое запястье своими цепкими пальцами, заставляя передумать. И Светлана проглотила рвавшиеся наружу обидные слова и намерения. Не было это похоже на голливудский фильм или остросюжетный роман, все происходило наяву, и любое импульсивное действие могло привести к необратимым последствиям.

Света облегченно вздохнула, когда автобус наконец сдвинулся с места.

— Уезжайте, трусливые свиньи, и больше никогда сюда не возвращайтесь! — а под конец торжествующий дьявольский смех.

Один из бандитов взвел курок.

Тра-та-та-та…

Светлана крепко зажмурилась.

— Терпи, дочка. Недолго нам осталось.

Глава III

— Ты уже решила, где рожать будешь?

Светлана переступила порог давно покинутого дома и резко выпрямилась, разминая затекшие после долгой поездки мышцы.

— Здесь! — воскликнула она. — Теперь это наш новый дом, я собираюсь в нем жить…

— А ты не боишься радиации?

— А что это такое — ваша радиация? Человек с автоматом?

— Нет, но-о…

— Вот и отлично. И прошу не спорить, — Света слегка махнула рукой, — мы пробыли среди военных больше года, и все ждали, когда нас спасут. Когда мы поняли, что этого не произойдет, решили сбежать в Чернобыль. Люди давно отсюда ушли, Бог оставил эти земли, почему бы тогда нам, несчастным, напуганным до смерти людям не построить здесь другую, более счастливую, жизнь? Да, это не родина, к сожалению, но другого выхода у нас нет. Да и что такое радиация по сравнению с вооруженным бандитом, готовым выстрелить тебе в голову? И здесь так прекрасно… Я не вижу смысла чего-то бояться.

— Ты пробыла здесь меньше суток…

— И что с того?

— Ничего. Совсем ничего. Просто иногда мы очень сильно ошибаемся. А иногда этого даже и не признаем. Ты самоубийца, Светочка. И дите свое убиваешь.

— Я его не убиваю, а спасаю! В Душанбе его бы убили, а здесь… здесь так тихо и спокойно… и люди вон живут! Пусть это и несчастные старушки-бабушки, но они тоже люди! Это их земля, они разрешили нам здесь жить! А это значит, что мы в безопасности, и… О, а это чья малышка?

Из-за угла на двух молодых девушек в жутких домотканых вещах смотрели два пронзительных синих глаза. Темные тяжелые пряди покоились на узеньких плечах, а шею прикрывало высокое горло старого потрепанного свитера. Волосы цвета воронова крыла блестели от капель утреннего дождя. На ногах красовались резиновые сапоги.

Малышка вышла вперед и совершенно искренне улыбнулась.

— О боже, что это за чудо! Как тебя зовут, принцесса?

Света заметила, как ее новая подруга смертельно побледнела.

— Это… она…

Девочка, как ни в чем не бывало, продолжала улыбаться.

— Чудная кроха.

— Если бы ты знала… — и девушка замолчала, заставляя Светлану удивляться.

Полесье

Пару лет назад

Когда молодая цветущая женщина вошла в спальню, где у нее стояла детская кроватка, то не смогла сдержать крика изумления вперемешку с ужасом.

На обычной двухместной кровати сидела девятилетняя девочка. На голове ее красовался шикарный белый бант из прозрачных лент. Только что выглаженная, расходящаяся волнами, юбка, белоснежная рубашка, а под ней — тоненькая маечка, скрывавшая два набухших бугорка.

На своих руках, покачиваясь в разные стороны, она держала четырех годовалую кроху. У бедного ребенка слипались глаза, а изо рта текла небольшая струйка крови.

— О боже, Вика! Моя маленькая Вика!..

***

Когда случилась авария, их не стали эвакуировать. Поселок городского типа Полесское располагался в нескольких километрах от Чернобыльской атомной электростанции, и те апрельские ветра не раз заносили радиацию в небольшое людское прибежище. О самом мощном радиоактивном “западном следе” заговорили еще в мае восемьдесят шестого — когда по мирному ярко-синему небу плыли спокойные белые облака, переполненные опасных веществ. Солнечные лучи приятно согревали, и страшная весть о случившейся трагедии казалась чем-то фантастическим, нереальным, словно чьим-то кошмаром, воплотившимся наяву.

Возмущенные новостью жители собрались у входа в здание местного райкома партии и требовали немедленного эвакуирования.

— Припять-то с Чернобылем выселили, а мы что, не люди, что ли?! — эти громкие и пронзающие слух и сердце выкрики были подобны раскатам грома среди мирного неба. — Немедленно эвакуируйте нас отсюда! Мы тоже хотим жить!

Среди них находилась и женщина с умиравшим от онкологии ребенком на руках. По бледному лицу катились крупные слезинки, пальцы покрывала мелкая, до судороги, дрожь, а из-за рта вырывался полустон, полувсхлип. Девочка пребывала в полуобморочном состоянии — на время приходила в себя, осматривала творившийся вокруг сумасброд, а потом вновь теряла сознание.

— Дети умирают! Вы чего творите?!

— Никто отсюда не уедет! — толпу пронзил громкий мужской голос. — А если кто-то будет перечить решению райкома партии, то вылетит из страны с “волчьим билетом”! Я уж за этим прослежу!

***

— Мама, я умру?

Когда Вика задавала ей этот вопрос, у нее заходило сердце. Слезы и вопль отчаяния рвались наружу, но она собирала остатки смелости и через силу улыбалась. Это выглядело фальшиво, но становилось намного больнее, если маленькое ни в чем неповинное дитя начинало плакать.

Когда случилась авария, Вике исполнился всего годик. Это был самый счастливый, но самый короткий период в ее жизни — жизнерадостная, полная сил и любви, хрупкая малышка превратилась в больное, умирающее от неизлечимого заболевания, существо. Девочка облысела, а от принимаемых ею гормонов сильно располнела. Первый приступ случился как раз на первый день ее рождения — малютка лежала в детской кроватке, глаза ее загноились, изо рта текли обильные кровь и рвота, а ее лоб был настолько горяч, что можно обжечься.

И та девятилетняя, появившаяся из ниоткуда, школьница, что укачивала ее заболевшую маленькую дочку на своих хрупких руках…

— Послушай, солнышко, — выдержав паузу, произнесла матушка, — я договорилась с местными телевизионщиками, они приедут к нам снимать передачу о тебе, о твоей болезни, о нашем небольшом городе и о том, что случилось здесь несколько лет назад… — она снова замолчала, раздумывая. — Понимаешь, золотце, твоя болезнь… она появилась не просто так. Несколько лет назад наш город был процветающим благодаря атомной электростанции. Это такая машина, которая обеспечивает людей электричеством. Ну, так получилось, что случилась авария, и люди вынуждены были уехать, а ты, моя маленькая очаровательная кроха, заболела…

— Я знаю, мам.

Матушка смертельно побледнела.

— О… Откуда?..

— Мне Алина сказала.

— Какая Алина?

— Та девочка, моя подруга, она еще ко мне приходит. Она и во сне ко мне приходит. И все-все рассказывает.

Изумленная женщина похлопала густыми ресницами, а затем продолжила, вновь обретя дар речи:

— Детка, мы с нашими дальними родственниками хотим увезти тебя в Швейцарию. Там тебя точно вылечат. Мы написали о тебе в газете, обратились на телевидение, и я очень хочу, чтобы ты не теряла надежду, моя маленькая кроха, — она присела на корточки перед молчаливой девочкой, — все обязательно образуется, вот увидишь! Ты будешь жить и радоваться, как все нормальные детки…

В дверь позвонили.

— Это они. Ты присядь в кресло, а я им сейчас открою.

Вика расправила красное вязаное платье и устроилась в кресле, пока матушка снимала с двери тяжелый засов, приглашая внутрь долгожданных гостей.

***

Над поселком опустилась темнота, укрывая оставшиеся в живых дома своим мрачным полотном, сотканном из звезд и полумесяца. Уже стояли первые осенние холода — стекла на окнах покрылись тонким слоем льда с изящным узором. Деревья уже давно сбросили пожелтевшую листву на промерзшую землю. Иногда с неба сыпались хрупкие снежинки и тут же таяли, касаясь грязной поверхности.

Матушка уложила Вику в постель, накрыла ее теплым одеялом и, чмокнув в лоб, ушла из комнаты, тихонько прикрыв дверь.

— Они обязательно придут и вылечат тебя. Вот увидишь.

Виктория тяжело вздохнула и, прикрыв веки, засопела.

Мрачная тень шагнула к кроватке. Сползла по стене на пол, сплетаясь в маленькую тоненькую фигурку. Алина поправила взъерошенные волосы и подошла к спящей девочке. Простерла над ней руки, хищно улыбаясь и облизывая пересохшие после перехода из темной стороны губы.

— Что ты делаешь?

Гостья приставила палец к губам. Накрыла ладонью девочкины глаза.

Вика не успела и пикнуть, как начала медленно погружаться в темноту. Постель под ее тяжелым телом провалилась, исчезла, а девятилетняя школьница с ехидной улыбочкой стремительно превращалась в маленькую точку. Сознание куда-то ушло, сердце нещадно забилось, грозя выпрыгнуть из груди, лицо запылало от сильной температуры, и из приоткрытых уст девочки вырвался последний стон.

Виктория скончалась.

Алина наклонилась и, поднатужившись, подняла девочкино тело со скомканной постели. В соседней комнате горел свет, лампочка яростно замигала, и матушка, не сумев сомкнуть глаз, бросила вязание на сидушку кресла.

Молодая цветущая женщина едва не рухнула без сознания, когда в гостиной появилась темноволосая девятилетняя бестия с пронзительными синими глазами и с ее мертвой малышкой на руках.

Глава IV

Зима наступила неожиданно. Легкий снег, медленно падавший с хмурого неба, засыпал панельные и кирпичные дома, украшая их белыми шапками. Ветви деревьев сгибались к земле под нелегкой холодной ношей.

Сидевшие в зале ожидания люди громко разговаривали, ходили из угла в угол, дожидаясь прибытия поездов, не замечая раздетую одиннадцатилетнюю девочку. На ней были потертые спортивные брюки и майка, а на ногах красовались кеды отечественного производства. Бедняжка плакала, растирая руками предплечья, и не знала, что ей делать.

…Лена вместе с Персиком покинули небольшой городок, в котором находился специнтернат для чернобыльских детей.

Бурная растительность, высокие деревья и кустарники, закрывавшие двух маленьких детей, помогли тем избежать дальнейшей погони. Даже в самодельном укрытии слышались шум, возня и крики, творившиеся вокруг специнтерната.

Дождь не прекращался ни на минуту. Капли больно падали на кожу, оставляя мокрый холодный след.

— И что нам теперь делать?

Персик равнодушно пожала плечами.

— Если я правильно понимаю, то до Чернобыля буквально сутки ходьбы. Нам нужно туда. Там мой отец.

Девочка с пронзительными синими глазами отрицательно покачала головой.

— Ты хочешь вернуться в эту богадельню для инвалидов?

Персик снова помотала головой.

— Отлично. Тогда пойдешь со мной.

Малышка поджала губы. Ноздри ее от гнева вздулись, но она продолжала упорно молчать, выдавая свое возмущение красным от злости лицом. Легкая искорка пробежала по темным волосам, а глаза стали бордовыми.

Персик начала терять контроль.

— Да что тебе не нравится-то?! Я ищу своего отца, а ты просто идешь со мной за компанию! Или ты предпочитаешь пропасть среди чужих людей?

При слове “отец” девочка внезапно успокоилась, опустила глаза, пустив слезу по бледному от холода лицу.

— Я тоже по нему очень сильно скучаю. Ну, пойдем! Не будем больше тянуть кота за хвост.

Две девочки, посиневшие от холода и икавшие от голода, вышли из леса, когда лучи предрассветного солнца пронзили все еще темное после ночи небо. Осень давала о себе знать — листья деревьев стояли пожелтевшие, тронутые первыми осенними заморозками, трава под ногами покрылась бледно-желтыми пятнами, а затем и вовсе почернела, прижавшись к земле. Везде царили грязь, иней и прохлада, больно кусавшая за открытые участки кожи. Лена стояла в легкой летней одежде, Персик щеголяла в пижаме, но не жаловалась, продолжая угрюмо поджимать губы и бросать взгляды то на спутницу, то на пустую дорогу.

— Очень хочется есть.

Персик равнодушно пожала плечами.

Лена высмотрела город, стоявший вдалеке, и кивнула.

— Пойдем туда.

Ее спутница просто молча согласилась.

…Больше месяца Лена ходила по заполненному людьми железнодорожному вокзалу и плакала. Слезы сами рекой лились из глаз, стекая на грязную от дождей майку. Ей приходилось прятаться от пристально следящих за обстановкой милиционеров, спать по ночам на холодных сиденьях, а после ходить и клянчить еду у проходивших мимо старушек, женщин и хмурых мужчин.

…— Черт! Они все боятся говорить о Чернобыле! — Лена обиженно топнула ногой, тем самым расплескав вокруг себя воду. На улице шел проливной дождь, две девочки промокли насквозь, и им пришлось переждать непогоду на опустевшей автобусной остановке. — Неужели там все так серьезно?

Персик яростно закивала.

— А ты откуда знаешь?!

Девочка промолчала.

Происходившее выводило Лену из себя. Она сложила руки на груди, вытянула ноги в кедах и любовалась ими в течении нескольких минут, пытаясь успокоить возбужденные обстановкой нервы. Мимо проезжали автобусы, машины, и никто не останавливался, когда полуголая девочка вышла на дорогу, пытаясь поймать попутку и покинуть незнакомый для нее город.

— Черт! Черт! Черт! — Лену снова вывело из себя, она стала похожа на разгневанную фурию.

Персик продолжала молчать, думая о чем-то своем.

— Я никогда больше не увижусь с папой!.. — воскликнула в сердцах Лена и, присев на лавочку, разрыдалась.

Ее спутница тем временем сидела рядом и, наморщив лоб, напряженно размышляла, ловя губами крупные капли дождя. Краем глаза девочка наблюдала за терзаниями подруги по несчастью и, прикусив нижнюю губу, подумала: стоит ли ей помогать или предоставить это воле случая?

С одной стороны, ей нечего терять, она вернется домой, а с другой…

А с другой — что?..

Ничего.

Персик встала с лавочки и протянула плакавшей навзрыд девочке руку. Та удивленно подняла глаза и посмотрела на нее.

— Что?

Персик, нахмурившись, начала тыкать пальцем вдаль.

— Ты меня отведешь?

Девочка яростно закивала.

— А… Ну хорошо…

Лена поднялась с лавочки. Персик обхватила ее запястье своими крепкими пальцами и одним рывком перетащила на другую сторону. А потом побежала вперед, молча созывая за собой. Елена, пораженная неожиданным поворотом, осмотрела резко помрачневшую улицу, утопавшие во мгле панельные и кирпичные здания, побелевшую асфальтированную дорогу, а затем направилась за девочкой.

Персик бежала быстро, ловко обегала двигавшиеся ей навстречу автомобили и случайных прохожих. На той стороне они чувствовали легкое дуновение ветерка, и не придавали этому значения. Да и вообще никто не заметил резкое исчезновение двух маленьких девочек. Лена только удивлялась, зная, что ответы на свои вопросы получить не сможет.

Глава V

Персик привела ее к контрольно-пропускному пункту, одиноко стоявшему среди опустевших дороги и лесной зоны. Некогда маленькие деревца превратились в гигантские ели, сосны, липы и лиственницы, окружая сплошной зеленой полосой оставленный людьми городок.

Сидевший в будке полноватый охранник со скучным лицом читал газету и не увидел, как из ниоткуда появилась девятилетняя девочка, по волосам которой стекал мрак.

Персик, пребывая на другой стороне, указательным пальцем пригрозила Лене оставаться здесь.

— Що ти тут робиш?! Жваво забирайся![2] — заорал будто бешеный тучный мужчина.

Лена охнула и закрыла рот ладонью, когда плотного телосложения мужик набросился на вид худенькую и хрупкую девочку. Та не растерялась и, подпрыгнув, выстрелила из руки молнией, поразившая несчастного охранника прямо в сердце. Он в последний раз издал писк и рухнул насмерть наземь.

Персик подбежала к изумленной увиденным девочке и одним рывком вытащила ее на свет божий. Побежала по освободившемуся пути, вдоль опустевшей дороги, по которой когда-то ходили машины и автобусы, чторазвозили людей, живших в этом на вид благополучном районе.

— Сто-ой! — закричала Лена, когда они миновали указательный знак с надписью “ЧОРНОБИЛЬ”.

Персик послушно остановилась, состроив недовольную мину.

— А где все?..

Девочка развела руками и помотала головой.

— Ты не знаешь?

Персик недовольно цокнула, взяла валявшуюся на холодной земле маленькую веточку и, присев на корточки, принялась что-то чертить.

Елена с удивлением наблюдала, как девочка вырисовывала автобус, сидевших в нем людей, а затем перешла к атомной станции, разорванной взрывом и небольшим дымком над ней. В конце рисунка поставила точку, а затем выпрямилась и горящими глазами посмотрела на Лену.

— Про аварию я в курсе, — немного помолчав, произнесла та, — но неужели вывезли абсолютно всех людей и никто за столь долгое время сюда не вернулся?..

Персик пожала плечами.

— Про эвакуацию я помню, да. Но я думала это ненадолго, и… Эй, ты хочешь сказать, что и моего отца здесь тоже нет?!

Девочка снова пожала плечами.

— Мы с отцом проживали в Копачах, это недалеко от станции. Отведи меня туда!

Персик молча развернулась и уже довольно спокойно побрела по асфальтированной дороге, сквозь трещины которой проглядывали уже тронутые первыми заморозками ярко-желтые одуванчики. Девочка неравномерно вышагивала, словно издеваясь над терпением своей спутницы. Она свернула в сторону заброшенных железнодорожных путей и начала перепрыгивать с одной рельсы на другую, насвистывая себе под нос песенку.

— Мы уже пришли?

Персик ничего не ответила, спрыгнула с рельсов, когда те внезапно кончились, и к полному изумлению спутницы, привела ту на слегка холмистую местность. За тоненькими маленькими деревьями пряталось белоснежное, местами треснутое, здание с громадными колоннами. Даже облицовка еще оставалась на месте, хотя ступени уже выглядели заросшими травой и мелкими кустарниками. Чуть подальше красовался одинокий и такой же покинутый детский садик. Ограда которого, кстати, в нескольких местах успела проржаветь. Сырость, вода, дожди и снег сделали свое дело.

— А где… где мой дом?..

Персик развела руки в стороны и покрутилась на месте.

— Это не может быть моим домом!

Но девочка продолжала кружиться вокруг своей оси, пропуская мимо ушей возмущенные вопли спутницы.

— Ты меня не туда привела! Приведи меня куда надо!

Лена отказывалась верить в происходящее. Из глаз полились слезы, и она судорожно начала осматриваться. Ни одной ближайшей избушки поблизости не было — только то старое здание да опустевший детский садик. Это же некогда цветущее, самое прекрасное, место на земле! И их домик… Маленький уютный домик с небольшим огородиком и садом за его пределами…

Что же с ним случилось? Куда он делся?!

Глава VI

В комнату заглянула старая воспитательница.

— Леночка, выйди на минутку, с тобой хотят поговорить.

Лена удивленно отложила книгу и, ничего не понимая, вышла следом за пожилой женщиной.

…Персик исчезла так же внезапно, как и появилась. Как одурманивающий сон, как наваждение, как нечто само собой происходящее, но винить во всем маленькую негодницу не стоило. Лена давно грезила поисками пропавшего без вести отца. Видела в сновидениях и наяву его живого, целого и невредимого, но, столкнувшись нос к носу с реальностью, не выдержала и сдала позиции.

…Лена, не выдержав холода и голода, сама пришла в детский дом. Появившись у закрытой входной двери, она несмело постучала и склонила голову, уклоняясь от порывов пронизывающего ветра. Снежинки больно ударили в лицо. Девятилетняя школьница, обернувшись грозовыми молниями, перенесла ее в столицу, а потом исчезла, растворившись среди уличных теней.

“Папа, где ты? Я так по тебе скучаю!..”

Слезы градом полились из глаз. Лена подняла жалобный взгляд на небо, по которому гуляли дымные снежные облака, пытаясь остановить потоки соленых рек на своем лице. Сопли в носу — не от холода, не от одиноко детского и одновременно отчаянного плача — мешали дышать, приходилось открывать рот и глотать горсть попавших внутрь снежинок.

— О, — дверь открылась, и на пороге возникла тучная женщина в ярком цветастом платье, — ну-ка, заходи, заходи!.. — она затащила околевшую от холода девочку в холл. — Что с тобой случилось? Ты же вся синяя!

— Можно я у вас поживу? — дрожащими губами вымолвила Лена. — Мне некуда идти, мой отец пропал, а я… сбежала…

— Конечно можно, это даже не обсуждается! — дамочка вытащила из шкафчика теплое одеяло и накрыла им голые плечи девочки. — Пойдем, золотце, мы тебя накормим, напоим, и ты нам расскажешь, что с тобой стряслось!

…Лена не стала утаивать своего происхождения.

— Да, я родом из Чернобыля. Нас в семье было пятеро, но так получилось, что я стала жить с папой. — Она сделала глоток горячего напитка. — Я была совсем еще маленькая, и я не знаю всех деталей произошедшего, но мы с папой проживали вдвоем. Вообще-то, он рассказывал мне, что мои братья и сестры живут у бабушки по маминой линии, а его мама, моя вторая бабушка, скончалась еще до моего рождения. После аварии меня вместе со всеми эвакуировали. Папа пропал еще двадцать шестого числа, и с тех пор я ничего о нем не знаю. Я скучаю по нему!.. — Лена не выдержала и разрыдалась. — Я так хочу его увидеть, поговорить с ним, я с ума схожу от тоски, я даже сбежала из специнтерната, куда меня отправил детдом, в котором я жила после эвакуации, чтобы отыскать его!.. Я была там… в Ч-чернобыле… там одна пустота, и… ничего более… Это так… ужасно!..

…И каково же было ее удивление, когда маленькую одиннадцатилетнюю сироту, эвакуированную из радиоактивной зоны, восприняли как нормального человека, как обычного члена общества, безо всяких оскорблений и указаний на бывшее место проживания.

…Лена вышла в коридор и едва не лишилась чувств.

— Леночка!.. — распахнула свои объятия высокая светловолосая дама. Ее золотистые кудряшки забавно подпрыгивали, стоило ей невольно качнуть головой. Высокий бюстгальтер выгодно подчеркивал грудь, а каблуки — стройные, как у молоденькой девушки, ноги. — Боже мой!..

— Тетя Маша?.. — Елена от изумления открыла рот.

— Да, золотце, это я! Ну же, иди ко мне, я тебя обниму!

Лена бросилась к тетушке и обняла ее, уткнувшись носом в белоснежную кофточку с рюшками, пахнувшую стиральным порошком.

— Как же я рада, что нашла тебя! Когда я узнала о случившемся, то не знала себе места…

— Теть Маш, а вы ничего не знаете о моем папе?

Тетушка пристально посмотрела на воспитательницу.

Та опустила глаза.

— Я пришла сюда, чтобы забрать тебя к себе, — тетя присела на корточки и погладила девочку по предплечьям, — а после рассказать все, что случилось с тобой, с твоим отцом, со мной. Забери-ка свои вещи, детка, а мы с тетей директором поговорим о твоем дальнейшем будущем.

Лена кивнула и покинула холл.

Она старалась понять, что происходит, но отбросила эту затею и побежала собирать свои вещи.

Глава VII

Бордового цвета иномарка выехала с территории детского приюта поздним вечером. На улице лил самый противный, самый холодный пронизывающий ветер. Под колесами шуршала осенняя листва. Лена взглянула на голые ветви деревьев и вспомнила, как четыре года назад, в эту же самую пору, вместе с загадочной девочкой на свете, отправилась в Чернобыль на поиски отца. Та холмистая местность до сих пор стоит у нее перед глазами.

То место, где когда-то был их дом.

— Теть Маш, а как вы узнали, что я в детском доме?

Тетушка сидела за рулем и, не отрываясь, смотрела на дорогу. Дворники старательно чистили лобовое стекло от падавших на них дождевых капель, сохраняя видимость пути. Впереди собралась пробка. Иномарка остановилась, двигатели заглохли. Тетя достала из сумочки сигареты с фильтром, прикурила и, выпустив дым, ответила:

— Связи. Я же теперь очень важный человек, чиновник, если можно так сказать. Мы с твоим папой много на эту тему ругались, он считал, что женщины не рождены, чтобы стоять у власти. — Она хихикнула. — Про Чернобыль еще долго говорили. Я помню тот милый домик в Копачах, я приезжала как-то к вам, ты еще маленькая была…

— Этого домика больше нет.

— Я знаю. Я достала специальный пропуск, поехала в Зону Отчуждения, нашла то место, а потом узнала, что дом захоронили вместе с остальными зданиями. Сказали, радиоактивность была большая, они все облучены были, власть приняла решение их снести и похоронить… как людей.

— Меня тогда эвакуировали вместе со всеми, я долго отлежала в больнице, потом меня отвезли в детдом, а из детдома в специнтернат. Воспитатели не хотели с нами возиться, отправили к таким же, как мы. Оттуда сбежала. Я была в Чернобыле. Это долгая история. Я… Я просто искала своего отца. Не нашла. Думала, вы знаете, но я так понимаю, что нет…

— Давай-ка мы приедем домой, и я потом все тебе расскажу.

Лена больше не стала мучить тетю вопросами и молча отвернулась к окну. Там, по ту сторону, жизнь продолжалась. Да, большой и великой страны больше нет. Да и прежнюю счастливую жизнь не вернешь. Но и прошлым жить тоже не имеет смысла. Хотя необходимо время, чтобы со всем свыкнуться и принять новую реальность такой, какая она есть сейчас.

Иномарка, просигналив, въехала на территорию большого, на вид нового, дома, огороженного шлагбаумом. Остановившись у открытого настежь подъезда, тетушка вместе с пятнадцатилетней девочкой вышли из автомобиля и прошли внутрь холодного помещения, поздоровались с консьержкой и поднялись на третий этаж.

— Проходи. — Тетя отперла замки на железной двери.

Они вошли, поставили на сумки в проходе, а затем прошли на кухню, где висели плотные занавески.

Тетушка поставила чайник на плиту, расставила на столе кружки и тарелки с десертом, затем прикурила сигаретку и, показав взглядом на пустое место рядом с собой, начала:

— Мы с твоим папой договорились, если с ним что-то случится, я заберу тебя к себе…

— Что-то ваша помощь слегка припозднилась, — перебила тетю Лена, расправила юбку и села на стул, вытянув перед собой руки.

— Я искала твоего отца! — дамочка развела руками.

Елена усмехнулась, перехватила у нее пачку сигарет и, вытащив одну из них, закурила.

— Ты это дело бросай. Негоже девочке курить.

— И что же стало с моим отцом? Вы же что-то выяснили, я правильно понимаю?

— Для начала давай на “ты”. Мы теперь люди не чужие, так что… Да, я выяснила, что случилось с твоим папой. — Тетя набрала в легкие воздуха и продолжила: — Когда на станции случилась авария, твоего отца той же ночью вызвали, и он вместе со всеми пытался потушить пожар. Сильно обгорел, от сильного облучения попал в больницу, и…

— И?..

— И умер. Твой папа умер, Лен.

Елену словно пронзили острой стрелой прямо в сердце. Она, раскрыв рот от изумления, смотрела на тетку, вытаращив глаза. Это известие было подобно грому среди ясного неба — надежда, что отец все еще жив и ищет ее, разрушилась на кусочки, оставляя после себя пустоту и отчаяние. Дыхание перехватило, заставляя биться сердце чаще, отзываясь с сильной болью в душе, будто из-под нее выбили стул, и она падает — не на пол, а в бездонную яму, полную бесконечных страданий…

Лена стояла на берегу реки и, обхватив себя руками, плакала, смотря на постепенно исчезавшую линию горизонта.

— Мой папа умер…

Глава VIII

Бордовая иномарка остановилась у опущенного шлагбаума. Дамочка высунула руку, сделала жест, и молоденький охранник в салатовой форме послушно нажал кнопку на панели. Когда проход освободился, машина полетела по ровной асфальтированной дороге вдоль густого леса, пронзая скоростью воцарившуюся гробовую тишину.

— Опять ты за старое! Сколько можно тебе говорить?!

Лена пропустила замечание тетушки мимо ушей и привычно прикурила сигарету, вытащив позолоченную зажигалку из бардачка.

— Ты решила меня увезти из города насовсем?

— Пока на лето. А если дело пойдет так и дальше, то придется обучать тебя на дому! Какого черта ты там устроила?

— А что, я должна была молчать?

— Я не про это! Зачем ты устроила драку? Да еще на глазах у всех?!

…Очередная годовщина чернобыльской трагедии проходила в той самой школе, куда Лену после возвращения из детдома определила ее тетушка. Преподаватели решили провести необычный урок — привести в образовательное учреждение тех, кто спасал жизни нынешнего и будущего поколений ценой собственной. Лена восприняла эту идею в штыки, о чем любезно сообщила единственной родственнице.

— И что тебе не нравится? — возмущенно сложив руки на груди, отреагировала та. — По-моему, очень даже неплохая идея! Поблагодаришь тех, кто спас твою жизнь, заодно помянишь своего отца, расскажешь всем, какой благородный подвиг он совершил!..

— В том-то и дело, что об этом никто не знает! — воскликнула Лена и приложила руку ко лбу. — Я придумала красивую историю, где мои родители погибли в автокатастрофе! И все потому, что ко мне в первом детдоме относились как к куску дерьма, потому что, видите ли, я чернобыльская! Чернобыльская, Маша! И ты думаешь, эти люди нам благодарны? Во всяком случае моему отцу! Да плевать они на это хотели! Они шарахаются от нас как от прокаженных!..

— Ну не все же такие, Лена!..

— Ты просто этого не понимаешь!.. Ой, ладно, замяли тему…

…— Ну-ка, встаньте-ка все дружно! — на следующий день начались мучительные — для самой Лены — подготовки к знаменательному для учителей празднику. Дамочки в возрасте сгоняли девочек в белых блузках и черных юбочках в кучку, протягивая отпечатанные на машинке листы. — Этот текст нужно выучить до следующего вторника!..

Лена с недоверием заглянула в текст.

— Что?! Что вы здесь написали?!

Одна из преподавательниц осмотрела девушку с ног до головы.

— Леночка, тебе что-то не нравится? — приторно-сладким голоском обратилась она к Лене.

— Елена Васильевна, но здесь написана неправда!..

— Там все написано как есть!

— Но я была там! И такую глупость могли написать только те, кто никогда там не был, то есть вы!..

Наступила пауза.

— Что?.. — одноклассницы начали перешептываться. — Ты была в Чернобыле?..

— Да, и это моя родина!

— Но-о…

— Мой отец погиб там из-за аварии! Он умер от лучевой болезни!

Напуганные неожиданным поворотом девочки начали шушукаться.

— Так значит ты тоже чернобыльская? — через некоторое время заявила одна из них, довольно потирая ручки. На глубине ее глаз притаилась хитрость, злая уловка, из-за чего взгляд стал насмешливее, и с ухмыляющейся улыбочкой девочка продолжила: — То-то ты больно странно выглядишь… Не радиация ли тому причина?

— Не говори глупостей! — резко отреагировала Лена. — Радиация всего лишь гамма-излучение, и не более!..

— Но из-за нее люди становятся мутантами. И ненормальными, — со злой улыбочкой добавила одноклассница.

— Это неправда!..

Девочки вмиг отступили в сторону, стараясь держаться подальше от Лены.

— И это ваша благодарность за спасенные жизни? Это называется свинство, неблагодарность! И этой неблагодарностью вы хотите окружить людей, что рисковали собственной шкурой спасая вашу?! — с болью в сердце воскликнула Елена. — Мой отец погиб, пытаясь спасти вас от ядерной зимы, весны, лета, что, впрочем, неважно, важна сама суть!..

— Ну вот, — грустно протянула девочка, продолжая издевательски улыбаться, — а мы думали, ты нормальная…

…Лене не оставалось выбора, как продолжать ходить в уже поднадоевшую своими моральными принципами школу и терпеть игнорирование со стороны когда-то близких и лучших друзей.

— Маш, они нас за людей не считают! Маш! — в свой упрек она вложила больше силы. — Разве это справедливо?

— Не обращай внимание. Глупцов не переделаешь.

Елена пришла в школу самой первой. Коридоры на втором этаже пустовали, и она нехотя, с тяжелым камнем на душе, поднялась в кабинет, где должен проходить урок физики, которую она тихо ненавидела. Хотя в последнее время девочка проводила в раздумьях, через которые пришло понимание, что техника здесь не виновата, и ее поломка лишь вина рук человеческих. Не туда поставили, не то прикрутили — всякое бывает. И с каким-то смирением смотрела на фотографию Чернобыльской АЭС, что висела у них в кабинете.

Сумка сама выпала из рук. Челюсть едва не упала на пол, увидев парту, за которой Лена сидела, на середине комнаты, а остальные столы стояли впритык у стены и возле окон. Стулья сбиты в кучу. Единственный, ее, валялся где-то неподалеку. На парте циркулем было выцарапано:

ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ СУКА

Лена пулей вылетела из кабинета, услышав в коридоре громкий издевательский смех. Эмоции затмили разум. Гнев и ярость смешались воедино, разливаясь по венам бурными, словно река, потоками. Она увидела ту девочку, что смеялась над ней на годовщине, и, недолго думая, кинулась на нее с кулаками. Вражина только этого и ждала, легко уклонившись от удара.

— Ты думаешь, это спасет твою репутацию? — посмеивалась она, каждый раз ускользая от атаки. — Я сильнее тебя, милая! — выкрикнула девочка и, подпрыгнув, пнула Лену. — Мое настоящее эго тебе помогло, а я помогать не стану. Я просто съем тебя вместе с негативом, который ты сейчас излучаешь!..

Ребята замкнули дерущихся в кольцо. Они громко кричали, размахивали сжатыми в кулак пальцами и больно тыкали в спину, подталкивая Лену к середине круга, прямо к вражине. Та издевательски хихикала и старалась исподтишка ударить. Елена быстро сообразила — она не станет ждать, когда удар снова прилетит, — и, размахнувшись, с силой толкнула девочку, что та, растерявшись от неожиданности, влетела в толпу гогочущих детей.

Девочка распласталась на полу.

Толпа громко ахнула.

Вражина внезапно подскочила и вихрем полетела на Лену. Толпа снова взревела. Елена не стала ждать и, как заправский самурай из голливудского фильма, начала размахивать ногами перед носом озверевшей девочки. Наносила удар за ударом, и та не успевала уворачиваться, терпя унизительное поражение.

Лена в последний раз размахнулась и вдарила однокласснице со всей силы. Та рухнула на линолеум в коридоре и отключилась. На прекрасном детском личике зиял бледно-фиолетового цвета синяк.

— А ну-ка расступитесь! Что у вас здесь происходит?! — в коридоре появились всполошенные дракой учительницы.

— Драка, Елена Васильевна, — хладнокровно ответила Лена.

— Что произошло?!

— Меня оскорбили. Я отстояла свою честь.

— Ты избила новенькую! — гневно выпалила учительница и поспешила к очнувшейся девочке. — Дашенька, солнышко, — она взяла ее за локоток и помогла ей встать. — Такая здоровая кобыла, а на маленькую девочку нападаешь!..

— Так она же чернобыльская! — вмиг захохотала топла.

— Ваша маленькая Даша глупая и безмозглая стервозина, — довольно беззлобно произнесла Лена. — Ее родителям стоило бы вдолбить ей правила приличия…

— Бегунова! — гневно крикнула преподавательница.

— Ваша Даша не та, за кого себя выдает. Она — монстр, из-за которого произошла авария!

Гогочущая толпа вмиг замолчала.

Лицо все еще молодой учительницы стало багрово-красным, а в глазах от ярости сверкали молнии.

— К директору! — под конец гаркнула женщина.

…— Ты чего учудила, а? — стоило Лене переступить порог теткиного дома, как та накинулась на нее, метая гром и молнии. — Мне только что звонила директор! Зачем ты полезла в драку с новенькой?

— Ой, еще одна!.. — недовольно выдохнула девушка. — Я твоему директору все прекрасно объяснила — меня оскорбили, я отстояла свою честь. Или мне следовало, как самой послушной девочке, стоять и смотреть, как меня обливают грязью?

— Ну конечно нет! — с отчаянием в голосе ответила тетушка. — Леночка, золотце мое! — она обняла племянницу. — Ты очень сильно изменилась, когда твоего отца не стало…

— Сама жизнь изменилась. Я вот точно знаю, что жизнь отца того не стоила. — Елена села на пуфик и принялась снимать туфли.

Тетушка недоуменно посмотрела на нее.

— О чем ты?..

— Не нужно было их спасать. Они свиньи неблагодарные.

— Это уже не тебе решать! Люди всякие бывают, не все такие плохие! Знаешь, я тут подумала и решила: мы летом поедем в Белорусскую Зону Отчуждения…

— Говори яснее: ты возвращаешь меня в Чернобыль.

— Хотелось бы!.. — тётушка развела руками.

Сергей Мирный и опус об возвращении из Чернобыля

— О боже, сына, я так за тебя волновалась!.. — стоило ему появиться в дверях дома, как матушка, распахнув свои объятия, чуть собственноручно не задушила его. — Мало ли что в этом Чернобыле происходит…

— Да нормально все, ма, — недовольно проворчал Сергей. — Ты лучше скажи, как там Соня? С ней все нормально?

— Лучше всех! Сонечка сейчас в детском саду…

— А мама ее так и не появлялась?

Матушка тяжело вздохнула и, от отчаяния всплеснув руками, села на пуфик в прихожей.

— Приходила. Как узнала, что тебя командировали в Чернобыль, просто на говно изошла. Орала так, что соседи едва полицию не вызвали! Я ее кое-как успокоила и отправила восвояси.

— А чего хотела-то? — Сергей снял куртку и повесил ее на вешалку.

— Забрать твою дочь, вот что она хотела!..

— Так-так. За эти пять лет дочь ей не нужна была, а тут резко понадобилась. Неужели так работает знаменитый материнский инстинкт? — мужчина присел рядом с матерью на краешек пуфика и закинул ногу на ногу. — Или это просто великая женская месть за свою невостребованность?

— Терпеть не могу, когда ты шутишь!

Сергей встал, прихватил сумку с вещами и направился в свою комнату. Спорить с мамой он не любил, особенно тогда, когда у нее не было для этого настроения. Она лишь поджимала губы, качала головой и ничего не говорила.

— Видный ты у меня парень, вот и вешаются на тебя всякие, — после продолжительной паузы заявила матушка, появляясь на пороге его комнаты.

— Зачем на меня вешаться? Я же не вешалка какая-то.

— Я же в переносном смысле!..

— В каком-каком?

— Сережа!.. — тут уже сама женщина не выдержала и рассмеялась.

Зимние дни обычно похожи на ночи — короткие, холодные, иногда с пробивающимися через дымную завесу солнечными лучами, но больше всего полумрачные, серые и безнадежные. То чувство, когда время ускоряется, солнце прячется за размытую линию горизонта, на часах всего лишь середина дня, а небо уже накрыто темным покрывалом с рассыпанными, напоминающими блестящие драгоценные камни, звездами.

Сергей дернул за шнур, включая стоявший возле дивана торшер, и пододвинулся ближе к матери, предоставляя привезенные из командировки фотографии.

— Ой, сынок, а это не опасно?

Он рассмеялся.

— Фотографа мы уже выбросили.

— Ой, опять твои шуточки!..

— Да нет, конечно. Доза излучения небольшая, как на флюорографии, так что жить будешь.

— Ой, ну слава богу!

Сергей принялся перебирать снимки.

— Вот она, станция, — на черно-белой пленке было изображено покореженное взрывом белоснежное, на вид безупречно чистое, здание с возвышающейся над ним трубой, — мы когда приехали туда, огня уже не было, нам поручили измерять радиацию вокруг нее и на близлежащих территориях. Там уже не так опасно, как в конце апреля, жить можно. Только вот желающие навряд ли появятся.

— Да вроде передавали, что люди туда потихоньку возвращаются.

— Ага, передавали, как же! Население эвакуировали в соседние села, большинство, конечно, оставалось, но я сам лично видел, как их за шкварник из домов вытаскивали и милиции потом отдавали! И жить там можно будет максимум через сто лет, не меньше! Я понимаю, что столько не живут, хотя… как посмотреть…

— Ты там, надеюсь, не ел крыжовника, меда и смородины, как я тебя просила?

— Ма, люди в Чернобыле питаются только водкой. Все то, что ты сейчас перечислила, едят только самые смелые, бессмертные и, походу, самые отбитые… Уж я-то к последним не имею никакого отношения. Или ты думаешь иначе?

— Да кто тебя знает…

— Если бы я на протяжении тридцати пяти дней ел все вышеперечисленное, то благополучно склеил бы ласты. А я, дорогая моя мамуля, еще хочу пожить, света белого повидать… хотя бы по телевизору.

— Ой, ладно, показывай, что там у тебя еще!..

— Снимки. — Сергей вытащил очередную черно-белую фотографию, на которой были изображены молодые мужчины, одетые в тулупы и респираторы. — Это мы с ребятами в Припяти. Я имел честь с ними познакомиться, когда мы проезжали мимо, ну-у, как проезжали, удирали мимо от дозиметристов, которых я на дух терпеть не мог. Не буду рассказывать, что, как и почему, ты не поймешь и только расстроишься, так что, можешь просто гордиться, какой у тебя самый смелый и отважный сын.

— И самый бестолковый.

— Не без этого. Хотя я слышал совсем другое в свой адрес. — Тут Сергей отложил снимки и, закинув ногу на ногу, облокотился о колено. — Ты не представляешь, мама, какую девушку я там встретил… единственный ее минус… она замужем!.. — он театрально закатил глаза и охнул, схватившись за сердце. — Она поразила меня своей красотой в самое сердце, и я до сих пор ночами не сплю, представляю ее в своей фантазии, аж сердце трепещется…

— Не сердце у тебя трепещется, а нечто совсем другое.

— Мозг?

— Что за девушка-то?

— Она из наших. Служившая.

Матушка удивленно приподняла бровь:

— Серьезно? Девушка-солдат?

— У нее еще двое детей.

Женщина в возрасте покачала головой:

— Вот же женщины до чего дошли…

— Мама, я уже предчувствую, куда ты клонишь, поэтому заранее говорю — не начинай!

— Даже и не думала. Слушай, я тут слышала одну вещь, — матушка, как заправский шпион, осмотрелась по сторонам, — хоть я и сама в это и не верю…

— Мама, ты меня пугаешь!

— Да ты дослушай сначала! Я как-то прочитала в газете небольшую заметку о найденной в Чернобыле девочке. Неужели там есть дети?

— Были дети, мама.

— А девочка…?

Сергей вздохнул.

— Да, девочка была. Она постоянно с нами была, куда мы, туда и она, за все это время, что я был там, ее никто не хватился. Что-то странное было в этой девочке, но мы подумали, несчастный ребенок, родители, видимо, уехали и не успели ее хватиться, тем более с нами была девушка, она постоянно за ней приглядывала. Хотя насчет самой этой девушки… — тут он позволил себе тепло улыбнуться, — сама как ребенок, вечно вела себя как дрессированная обезьянка, попадала в странные истории, и, знаешь, мамуля, Чернобыль не был безопасным местом не только из-за радиации, какие-то вещи ненормальные там творились. Все те, кто там находился, в обнимку с оружием спали. Вот так вот, мама.

Матушка покачала головой.

— Получается, я не зря за тебя переживала?

— Получается. — Сергей кивнул и громко зевнул, потянувшись. — Ладно, дорогая моя мама, пойду на боковую. Что-то чувствую я себя опустошенно, как холодильник перед сном.

— Иди, иди, отдохни, ты заслужил.

Прошло полгода с его возвращения из командировки. Сергей умудрился набрать лишний вес, отлежаться в постели, выспаться как следует прежде чем вернуться к прежней жизни, суровой и беспощадной, а иногда — бессмысленной. На его руках была маленькая дочка, Соня, которая уже все понимала.

Но иногда ему начинало казаться, что чего-то не хватает…

Ее.

Марины.

Златовласки, как он ее называл.

— Но ты же говорил, что она замужем! — воскликнула матушка.

— Муж не стенка, подвинется, — как всегда в шутливой форме ответил Сергей. — И от моей любви еще никто не умирал!

— Да уж…

— Мы с ней с одного города, так что, времени много не потребуется. Ты посиди с Сонечкой, пока я буду в поисках своей прекрасной любви…

— Не знала, что мой сын такой любвеобильный.

— Ты еще многого о нем не знаешь! — тут Сергей покрутил в воздухе указательным пальцем. — Ладно, не скучай, моя дорогая мамуля, и не поминай почем зря… — и он вышел из кухни, хлопнув дверью.

— Дурак, — проворчала матушка.

Сергей застегнул “молнию” на ветровке, прокашлялся и, вытащив из кармана сигарету, прикурил. Поправил дрожавшую от легкого порыва ветра шляпу и направился к ближайшей автобусной остановке.

— Импортные, лучшие, — в голове всплыли воспоминания: мойщик, совсем еще молоденький паренек, протягивает ему ту самую, импортную, с фильтром, и Сергей неуверенно принимает необычный презент. — Здесь все курят, нервы ни к черту. Вот когда мы с тобой покинем это злосчастное местечко, можно будет и о здоровье подумать, которого у нас уже не будет.

И тут же — следующая картинка: их броник, побывавший целых три раза на отмывке, отправляют на “могильник”, где уже давненько красуются всякие автобусы, машины городских, тракторы и сломанные роботы, не прослужившие и дня. В его дрожащей от нервозности руке догорает очередная сигарета с фильтром, “партизан”, высокий военный командир, отказывается направлять их на “мойку”, так как на машине уже давно светятся одна целая девять десятых миллирентген…

— Как?

— Ну, не будь ты таким маленьким… Объедим как-нибудь…

— Как?!

— Ну, через лес… Слушай, это уже наши проблемы…

— Ага, а если вас за жопу схватят? — у командира резко меняется интонация. — Слу-у-у-ушай, ты погоди, погоди, сейчас наша мойка горячей водой будет работать, мы тогда вас в два счета отмоем!

— Так давай! А когда?

— Завтра, часов в одиннадцать.

– “Завтра, в одиннадцать…” — передразнил “партизана” Сергей и гневно сплюнул. — Спасибо вам в шляпу, тоже мне, видите ли, помощник…

Он вернулся к бронику с раздраконенными чувствами. Бросил на парней, у которых начали хищно блестеть глаза, разгневанный взгляд, а затем перевел его на ухмылявшуюся девушку. Ее золотистые локоны свисали из прически, мирно покоясь на тоненьких плечах. Марина вечно находилась где-то поблизости, но обычно не вмешивалась, предпочитая нейтральную сторону. Хотя характер у нее оставлял желать лучшего, но Сергею становилось легче, когда она сидела рядом с ним.

— Что, проблемы, товарищ начальник?

— Не то слово! Отправляют на “могильник”.

Марина снова усмехнулась и, подтянувшись, залезла внутрь броника.

— Что ты делаешь?

— Вечно вас, мужиков, нужно чему-то учить!..

Парни переглянулись и начали хихикать.

— Чего встали?! — прикрикнул на них Сергей. — ПА-А-А МАШИНА-А-А-АМ!

Колонна БДРМ-ов тронулась и, дисциплинированно отвернув от шлагбаума, на бодрой скорости плотным строем двинулась к “могильнику” — площадке отстоя техники, огороженной колючей проволокой, с прохаживающимся внутри часовым: карабин на ремне, над плечом торчит вверх примкнутый штык. И проехала мимо гостеприимно распахнутых колючих ворот и забора из колючей проволоки, в зазор между забором и лесопосадкой.

— МИМО! — издал громкий вопль Сергей, следя за бронеколонной через бинокль.

Часовой вытаращенными от изумления глазами уставился на них и ускользавшими из ПУСО[3] БРДМ-ами.

Столбы линии электропередач, одиноко стоящие посреди опустевших проселочных дорог, поприветствовали бронеколонну своим одиноким молчанием. Под каждым из них были большие колдобины, и Сергей даже засомневался, что их машина пройдет безо всяких проблем. Земля под колесами — болотистая, кочковатая, броник пружинило. Как бы этой процессии не застрять посреди внезапно начавшегося спектакля. Чтобы заглушить резко пробудившийся в нем страх, мужчина начал засматриваться на сидевшую за рулем девушку, с превеликим удовольствием примечать ее грациозность и невольно ловить себя на мысли, что с каждой минутой все больше и больше влюбляется.

Марина на головной машине выехала на трассу, проехала чуть вперед и остановилась.

— Дай прикурить.

Коля с озадаченным видом протянул ей сигарету и поднес спичку.

Она затянулась и с каким-то философским видом выпустила в небо табачный дым.

— Что это было?.. — экипажи повылезали на броню, оживленно делясь впечатлениями от пережитого ими приключения.

— Да так, показательное выступление “Как надо бороться с теми, кто ставит нам палки в колеса”, — заявила девушка.

— А если машина действительно радиоактивна? — обратился к ней Сергей.

Марина хмыкнула и преподнесла сигарету к губам.

— Значит, можешь отдать свою технику и ходить пешком.

Сергей выплыл из воспоминаний и оказался на другом конце города. Сев на поезд до нужного места, он погрузился в события, происходившие буквально год назад — все изменилось: даже жизнь стала другой и одновременно чужой, не такой, как раньше. Люди стали относиться ко всему настороженно, даже с толикой равнодушия, а уж к ним, к тем, кто отбывал условное наказание под названием “спасение всей планеты”, тем более!

Начало июня выдалось холодным. Ветер трепал полы шляпы, пытаясь сорвать ее и унести прочь. Деревья уже стояли в цвету, принося своим зеленым видом истинное наслаждение, трава становилась мягче, приятно щекоча открытые лодыжки, а по яркому синему небу плыли легкие на вид облака. Сергей снова прикурил сигарету и направился в чащобу, где за листвой укрывались фасады деревянных домов.

— Марина здесь давно не живет, уехала. — Когда он обошел домик, огороженный деревянным забором и не обнаружил каких-либо следов пребывания девушки, то обратился к ближайшим соседям. — Как Павел бабушку схоронил, забрал детей и уехал в неизвестное направление. Про Марину сказал, что она умерла, но я вот несколько месяцев назад видела ее собственными глазами!.. С тех пор Маринка их и ищет, да все найти не может, больно далеко Пашка-то спрятался…

— Спасибо. — Сергей развернулся и побрел в сторону остановки.

И где теперь, извольте спросить, ее искать? В Харькове? В многомиллионном городе? Ну ладно, не такой уж Харьков и многомиллионный, но далеко не маленький, чтобы отыскать в нем одного-единственного человека. Называется, ищем иголку в стоге сена…

Когда он увидел ее в палате радиологического отделения, то чуть не упал прямо в проходе. Красивая молодая девушка была похожа на высохшую мумию — бледные, обескровленные, губы, темные синяки под глазами, худой вид, светившиеся на солнце золотистые пряди поблекли и висели патлами по плечам.

Сергей прошел в палату и поставил авоську с апельсинами на тумбочку. Поставил рядом с кроватью стульчик, развернул его и сложил руки на спинку, пронзая пристальным взглядом осунувшееся личико молодой и цветущей женщины. В голове снова всплыли картинки из недалекого будущего: они сидели у костра, оставшись наедине, подбрасывали в огонь сухие мелкие веточки и молчали, думая каждый о своем.

— Твой муж так и не объявился?

Марина тяжело вздохнула.

— Он сидит дома, с детьми.

— Ты в этом уверена?

Она посмотрела на него в упор.

— А тебе не все ли равно?

— Слушай, если бы мне было б все равно, я б не сидел рядом с тобой.

Девушка хмыкнула и отвернулась.

— Ты просто по мне сохнешь.

Сергей приподнял бровь:

— Да ну?

— Я это давно заметила.

— Ну-у… — тут он усмехнулся и вдруг неожиданно тепло заулыбался, — скрывать не буду, есть такое. А что, я не человек, по-твоему, что ли? И знаешь, мне кажется, ты немного витаешь в облаках. “Мой Паша такой хороший!” И где теперь твой Паша?

— Дома, — улыбнулась и Марина.

— Я отобью тебя у твоего мужа. Клянусь! Иначе я с ума сойду, представляя, как чужие руки тебя ласкают…

— Да иди ты, дурачок!

Сергей тепло улыбнулся и положил подбородок на сложенные на спинке стула руки.

— Ей предстоит операция. Рак щитовидки.

— То есть, жить будет?

— Посмотрим! — врач развела руками.

Марина очнулась спустя пару суток. Приподнялась с постели, опершись руками об проваливающийся матрас, и, оглядевшись, заметила сидящего напротив мужчину, на устах которого играла задорная улыбка.

— Значит, твой горячо любимый муж улизнул, сверкая пятками? — уже на следующий день Сергей разливал гранатовый сок по стаканам, один из которых после протянул проснувшейся девушке.

Она скривилась.

— И?

— Да я вот сижу и думаю, — после недолгого молчания заявил Сергей, — как моя Сонька отреагирует на то, что ее папа привел ей новую маму? Обрадуется или забастует?

— Ты сейчас к чему ведешь?

— Я? Ни к чему. Боже упаси!..

Марина фыркнула:

— Да говори уже, как есть!

— Ладно, сама напросилась. Я приглашаю тебя в свой дом. Раз уж ты у нас теперь свободная дама, то нам ничего не помешает построить более… кхм… жизненные отношения. Ну как тебе мое предложение?

— Ужасно. Такой ответ тебя устроит?

— Вы бы не могли огласить весь списочек ваших претензий?

— Могу. — Марина легла на живот и в упор взглянула на Сергея. — Я себе никогда не прощу, если брошу своих детей и возьмусь делать других. Понятно?

— А почему сразу делать? Можно же просто… ради здоровья…

— Ради здоровья вряд ли получится, тем более, что здоровья у меня больше нет.

— Так мы его поправим! В чем проблема-то?

Марина со вздохом закатила глаза и перевернулась на спину.

— А если серьезно, я не вижу проблемы жить вместе и одновременно искать твоих детей, — через минуту добавил Сергей, — одно другому не мешает, как говорится.

Марина тяжело вздохнула, отвернувшись к стене.

— Я поняла, тебя сложно переубедить.

Они едва переступили порог квартиры, как набросились друг на друга, одновременно целуясь и стаскивая друг с друга одежду. Им даже не пришло в голову, что матушка может быть дома! А значит — и застукать их за непотребством. Хотя вырвавшиеся наружу чувства сложно назвать пошлостью — Сергей первый заявил о своих намерениях, а Марина лишь позволила ему это сделать.

Сергей толкнул ногой дверь, освобождая проход в свою комнату. Его кровать стояла у самого окна, обычная кушетка, обтянутая холщовой тканью. После возвращения из Чернобыля он проводил на ней большую часть времени, слушая радио и опустошая холодильник, из-за чего получал от мамы. Теперь здесь творился жуткий бардак: вещи, отброшенные в сторону в порыве страсти, обувь, сумки, книги и еще какая-то ненужная мелочь.

Сергей машинально сбросил с рабочего стола на пол тетрадки и ручки и усадил полуголую подругу на столешницу. Уткнулся носом в ее грудь и вдохнул приятный, сладковатый, томный запах женского парфюма, окутавшего маленькую комнатку. Это был самый захватывающий момент в его жизни — почувствовать на своих сильных плечах стройные ножки, голые и такие гладкие! Их хотелось целовать и нежно гладить…

Марина все еще оставалась в бюстгальтере, когда Сергей овладел ею. Это произошло внезапно и одновременно ожидаемо: чувства продолжали рваться наружу, тела горели, кожа нестерпимо чесалась, а из сдавленного непреодолимым желанием горла вырывались стоны наслаждения и удовольствия.

— Пап, а это наша новая мама?

Сергей хлопнул дверцей холодильника и повернулся к маленькой девочке, державшей старого плюшевого мишку.

— Если ты будешь хорошо себя вести. — И он наградил Марину многозначительным взглядом. Она стояла в коридоре между кухней и прихожей, завернувшись в теплый мужской халат, сложив руки на груди, и следила за передвижениями своего нового любовника.

— Ты Соня, да? — Марина все-таки решилась подойти к малышке.

— Софья Сергеевна Мирная! — Девочка вытянула вперед правую руку.

Марина рассмеялась и пожала девочкину руку.

— Вся в папу…

— А то! — откликнулся Сергей и подмигнул Соне. — Иди в комнату, солнышко. Мы сейчас подойдем.

– “Мы”? — обратилась Марина к нему, когда малышка вышла из кухни.

— Мы! — твердо повторил Сергей, и они снова принялись целоваться.

Кошмар повержен

Впервые

За весь сюжет

— Ты только не смейся, ладно?

— С чего это вдруг?

— Ну-у, вдруг мой рассказ покажется тебе смешным.

— Ты сначала расскажи, а там посмотрим.

— Айн момент.

Марина удалилась на кухню, принесла бутылку водки и пару граненых стаканов.

Сергей удивленно посмотрел на нее.

— Девушка, вы пьете?

— Не начинай, а.

— Да я еще и не заканчивал.

— В общем, тут такое дело, — Марина сняла крышку с бутылки и принялась разливать прозрачную жидкость по стаканам, — на, держи! — она вручила один из них Сергею. — Пару лет назад я принялась искать своих детей, написала заявление в милицию, они их не смогли найти, в общем, ты это прекрасно знаешь, поэтому я перейду к сути дела! — оттарабанила девушка. Заметила недоуменный взгляд собеседника и возмутилась: — Что? Я не хочу, чтобы уснул на самом интересном месте!..

— Это вряд ли! — Сергей рассмеялся.

— Я подписала договор с дьяволом, — выпалила Марина.

Мирный сначала уставился на нее вытаращенными от изумления глазами, а потом вновь рассмеялся.

— Что, прямо-таки с дьяволом?

— И прямо, и криво! Да ты дослушай сначала, а потом смейся! — обижено воскликнула Марина. — В общем, я как-то вернулась домой, и ко мне заявилась девица. Такая высокая, полуголая, с длинными темными волосами… И потребовала, чтобы я ее победила! Тогда она вернет мне моих детей. Вот скажи, откуда она может знать, где находятся мои дети, если, как она уверяет, находилась вместе со всеми нами в Чернобыле?!

— Я не совсем понимаю, о ком именно ты говоришь.

— Кошмар! Ее зовут Кошмар!

— И что же эта Кошмар хочет?

— Убить всех нас!

— Так… вопрос первый: за что?

— Откуда я знаю! Она говорила про какое-то настоящее эго, впрочем, оно тут никакой роли не играет!

— Вопрос номер два — каким именно образом?

— Она надеется, что сама катастрофа нас окончательно добьет.

— Это как понимать?

— Чернобыль является травмой для большинства людей. У меня появилась одна девчонка, у которой муж, пожарный, погиб от лучевой болезни. Он тушил горевший реактор и подхватил большую дозу излучения. Девчонка одна осталась, она еще тогда беременная была, но и ребенок тоже умер. Она все никак с этой потерей не может смириться, и когда я увидела ее впервые, она была похожа на высохшую мумию. Я так поняла, что Кошмар подпитывалась ее негативными чувствами. Я отбила девчонку у нее, но мне кажется, бедняжка до самой смерти будет оплакивать своего мужа…

А еще я видела Андрюху. Ну того мальчонку, что с нами в отряде был? Он работал дозиметристом, мы его часто с собой брали. Он вернулся домой, к родителям, пытался построить личную жизнь, но девушки воспринимают его как какого-то мутанта. У него вся жизнь сломана, он винит всех вокруг и к тому же он начал пить, по-страшному. На него смотреть даже страшно!.. Он хочет найти женщину для жизни, но своим прошлым отпугивает большинство нормальных женщин, и совсем недавно я решила свести его с той девочкой, у которой муж погиб.

Кто-то еще кормит Кошмар своим негативом. Понять бы, кто именно…

А еще мне предстоит вернуться в Чернобыль. Там есть то, что нужно этому существу.

Правда, я все еще не понимаю, кто это и что именно от меня ему нужно.

Я пошла на это не просто так, мне нужно вернуть своих детей. Паша, сволочь, их куда-то увез, и все, с концами!..

— А родственники у твоего Паши есть?

Марина помотала головой.

— Он сирота. Мы с бабушкой приняли его в свою семью.

Сергей покачал головой.

— Вот так история… И ты до сих пор идешь на поводу у этой кошмарной девицы?

— А что еще остается?!

В тот же день Марина осталась ночевать у Сергея дома. Верхний свет был приглушен, окна прикрыли толстыми шторами, что даже лучи бледного полумесяца не падали на покрытый линолеумом пол. Соня спала в бабушкиной комнате, а сама бабушка отсутствовала — уехала в гости к родственникам. Сергей спал на диване в зале, и девушка, насладившись мгновениями тишины и спокойствия, уснула.

Касание, затем еще одно. Кончиками пальцев нежно поглаживали кожу, поднимаясь все выше и выше. Марина потянулась и довольно улыбнулась. Она спала в одной тоненькой сорочке, под пушистым одеялом, и под россыпью сна наслаждалась чудесными мгновениями. Чьи-то руки щекотали ступни ног, а затем лодыжки, заставляя хохотать, словно маленький ребенок. Марина поглубже зарылась в подушку, тихонько повизгивая и пытаясь спрятать вытянутые ноги обратно под покрывало.

“Сережик…”

Подобное уменьшительно-ласкательное каждый раз вызывало в ней бурю смеха, заставляя мужчину невольно краснеть и отшучиваться. Хотя ничего плохого в безобидном имени не было. Но сейчас, когда крепкие сухие пальцы нежно касались кожи, вызывая приятные мурашки, она готова вымолвить его имя снова и снова.

Неужели он проснулся и решил без спроса залезть к ней под одеяло?..

Марина резко распахнула веки.

Прикосновения тут же прекратились.

Свет торшера, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, осветил прятавшуюся в углу девичью фигурку. Маленькую грудь, спрятанную в купальник, выпуклый голый живот, стройные ноги и цвета воронова крыла волосы.

— Ты?!

Кошмар пригрозила пальцем.

— Я пришла напомнить тебе о нашей сделке.

Марина рухнула на постель.

— Господи, единственный день, когда появилась возможность выспаться, являешься ты! Какого черта, спрашивается? Нельзя ли отложить это дела на завтра, а? И откуда ты вообще узнала, где я?!

— Глаза и уши у меня везде. Тебе негде спрятаться.

— А я и не прячусь! Я всего лишь хочу выспаться!

Дверь внезапно распахнулась.

Кошмар отскочила к стене.

— Мариш, ты с кем там болтаешь?

Марина вытаращила глаза.

Девица, потеряв былую уверенность, вжалась в стену.

— О, у тебя гости? И ты меня даже не позвала?

— О… А… Ы… Это та самая девица, о которой я тебе рассказывала! Познакомься, это Кошмар, мы с ней заключили сделку! Я побеждаю ее, а она отдает мне моих детей!..

— О, здоровеньки булы! — Сергей подошел ближе и протянул Кошмару руку.

На оливковом лице проступили голубоватые вены. Щеки резко впали, стали видны кости черепа. Глаза тоже провалились. Кошмар рухнула на пол, невольно раздвинув ноги и представив мужскому взору едва закрывающую лобок ниточку купальных трусиков, и отползла к стене. Напуганная до смерти девица не могла сказать и слова, переводя взгляд с Марины на Сергея. Ее всю трясло, сердце бешено билось, грозя выпрыгнуть из груди, а по рукам потекла черная ниточка неизвестной жидкости. Кошмару стало плохо, и вскоре она растворилась, словно тень в луче солнечного света.

— Что это было? — Сергей удивленно посмотрел на Марину.

Та пожала плечами.

— Ты ее убил.

Москва. Наши дни

Кремль не впечатлил. На бледном лице появилась горькая усмешка — площадь как площадь, ничего особенного: красные башенки, едва достающие до неба, мавзолей, красивый собор рядом… она была здесь много лет назад, еще в детстве, когда мама привела ее сюда, чтобы показать красоты столицы. На улице уже вовсю царила осень, мокрая и холодная, противная, с пронизывающим ветром. По дорогам ездили современные иномарки, блестели крыши ближайших зданий, и никто из прохожих не заметил девушки маленького роста, с черными, как ночь, волосами, в спортивном костюме, ветровке и кепке, закрывающей пронзительные синие глаза.

Алина бросила взгляд на плотные, построенные из красного кирпича, стены. Вдохнула поглубже, набирая воздуха в легкие, и, сложив в молитве руки, превратилась в легкие всполохи мрака. Растворилась в кладках кирпича и снова материализовалась в стройную фигурку, что обвивали лоскутки внезапно наступившей ночи. Алина смахнула с куртки наэлектризованные искры и пошла в сторону четырехэтажного здания, стараясь не привлекать к себе внимание: пряталась в пожелтевшей листве деревьев, за мелкими постройками, а затем, приблизившись к цели, стала невидимой, перейдя по другую сторону света.

Забор из черного металла стоял нараспашку. Несколько автомобилей стояло неподалеку. Плафоны уличных фонарей резко замерцали и осветили дорогу бледным светом. Алина махнула рукой, и лампочка лопнула на мелкие кусочки, что разлетелись в разные стороны. Она подняла голову и разглядела в черно-белом свете золотые купола собора. Чистое золото! Звон колоколов, подобно музыке, лился из глубоких уголков человеческой души. Только вот это не могло заставить биться сердце девушки, которую несколько лет назад уничтожили люди, посадив в самое неприятное и зловещее место — в реактор. В нем отсутствовало какое-либо звучание, только шум работавших над головой приборов и вечная темнота вперемешку с водой…

Двери, одна за другой, распахнулись сами собой. Выключенный верхний свет зажегся, освещая золотистые коридоры и богато убранные помещения. Алина с довольной ухмылкой опустила руку, материализовавшись из вечной темноты. Она испытала настоящий шок и одновременно восхищение, вступив на красную ковровую дорожку. Закружилась в танце, выпуская в воздух тысячи мелких наэлектризованных искр. Они россыпью падали на пол и исчезали.

Когда ей приходилось так восхищаться простыми на первый взгляд вещами?

Конечно, кремлевские помещения не такие уж и простые, но все же.

— Когда ты станешь настоящей правительницей мира, — много лет назад сказал Долгожитель, ее хозяин, — я приведу тебя в Кремль.

— А что такое Кремль?

— Это то место, с которого начиналась история государства российского. — Долгожитель прикрыл веки, представляя огромные убранные залы, роскошный золотой трон с изображением государственного герба — Георгия Победоносца с поверженным им же змеем, — и расписные золотом двери, и вытягивал вперед руки, прославляя царя и его бывшую империю. — То место, которое пытались уничтожить большевики, черти, посланные самим дьяволом!.. — тут он не выдержал и швырнул зажатую в руке пачку сигарет. — То, что по праву принадлежит только мне, потому что я потомок царского приспешника! А они, эти… эти…

Маленькая Алина охнула и бросилась к Долгожителю, упавшему на колени и горько рыдающему.

— Дядя Долгожитель, не плачь! Мы отомстим, правда!..

— Отомстим, солнышко мое! Обязательно!

Гигантские двери распахнулись, заставляя остановить свой шикарный танец. Из другого просторного зала вышли два молодых человека в форме. Они отмаршировали и отошли в сторону, склонив в знак приветствия головы.

— Рад поприветствовать тебя, дочь академика Легасова.

Алина вздрогнула.

— Х-хозяин?..

Незнакомец рассмеялся.

— Он уже давно в прошлом! Или ты уже забыла?

— А, это ты, кого я так долго ищу! — разозлилась Алина.

Он вышел из темноты и улыбнулся. Вокруг глаз собрались морщинки. На его лице отпечатались доброта и мягкость, что вызывало доверие. Незнакомец был слегка лысоват, остатки светлых волос прилипли к морщинистому лбу. Коренастый, слегка полноватый мужчина в строгом костюме.

— Добро пожаловать.

Алина отпрянула.

— Кто вы?

— Я пресс-секретарь его величества…

— Бросьте! В России давно нет империализма!

Незнакомец сморщился.

— И откуда вы все это знаете?

— Семь лет я жила с нормальными людьми!

— А мы разве ненормальные?

— Я вас не знаю!

— Пресс-секретарь господина Президента. Он ждет. Пойдемте.

Делать было нечего, и Алина поспешила за странным мужчиной.

— Прошу, садитесь. — Он усадил ее за стол. Принес откуда-то старинный серебряный кофейник, налил дымящийся напиток в изящную чашку и поставил угощение на блестевшую столешницу. — Угощайтесь, дорогая наша гостья. Господин Президент скоро придет.

Пресс-секретарь ушел, оставив девушку в недоумении. Немного попривыкнув к необычной обстановке, она от скуки начала рассматривать стены, сделанные под дерево и огромный рабочий стол, заваленный бумагами и обставленный современной компьютерной техникой. Алина усмехнулась и вытянула вперед руку. Электричество впиталось ей в кожу, и свет во всем кабинете отключился.

— Я ждал вас, моя дорогая Алина. — На ее плечи легли чьи-то теплые руки.

— Кто вы?

Зажегся свет.

— Господин Президент?..

Москва. Тем же вечером

Форточка распахнулась, впуская порывы холодного осеннего ветра. Затрепетала тюль, грозя оборваться и улететь вдаль, во тьму ночную. В подобную пору темнеть начинало рано — на часах ранний вечер, а небо накрыло сумеречным покрывалом с постепенно мерцавшими звездами. Молния среди мрачной завесы никого не удивила — в последние дни творились вещи пострашнее октябрьской грозы. Гостиница, что стояла неподалеку от Кремля, принимала поздних гостей. Никто не заметил, как в закрытом номере появилась странная посетительница, материализовавшаяся из ниоткуда.

Алина захлопнула окна, поправила шторы и, не включая верхнего света, сбросила на пол ветровку, спортивную куртку, а за ними и топ. Она прощеголяла в ванную, подошла к зеркалу и принялась снимать с ушей дорогие сережки, сворованные из ювелирного магазина. Умело убрала длинные распущенные волосы в шишку на голове и вернулась в комнату, чтобы захватить полотенце.

— Я думал, ты не появишься.

Алина едва не вскрикнула от испуга. Щелкнула пальцами, зажигая люстру над головой.

— Ты?!

Он горько усмехнулся.

— Я тебя повсюду искал.

— Зачем?! Чтобы вернуть в эту жуткую лабораторию?

На его лице снова просияла горькая усмешка.

Алина отпрянула, когда неожиданный гость встал и подошел к ней.

— Сядь! Чтобы я тебя видела!

Ему ничего не оставалось делать, как повиноваться.

— Я знаю, зачем ты пришел! Я большая угроза для всего человечества, и если я выйду из-под контроля, я уничтожу все живое!

— И не только.

— Что?.. — Алина растерялась.

— Я знаю, ты приходила к Президенту. И он предложил тебе работать на него. Понимаешь, сейчас война идет, все не так просто. Уже как раньше не будет, это точно. В нынешние времена каждый сам по себе, но я… — тут он запнулся, подбирая нужные слова, — я очень сильно беспокоюсь о тебе!.. — ему пришлось прикрыть веки, чтобы не видеть ужаса на бледном личике девушки. — Я люблю тебя, Алина! — он подошел к ней и взял ее за руку. — Я действительно люблю тебя, и не надо искать в этом никакого подтекста!.. Поэтому я здесь, я хочу тебя вернуть к прежней жизни… К нашей… прежней жизни…

Алина вырвала руку из его крепких пальцев.

— Ты лжешь! Я тебе не верю!

— В лаборатории мне никто не позволит быть с тобой! Меня вообще уволили, когда узнали о побеге! Ну и наплевать, ты мне нужна, и все!.. — он резко присел на край постели и, притянув девушку к себе, обхватил рукою за ее шею. — Я умру, если с тобой что-то случится!

И, не дожидаясь ответа, коснулся своими губами ее полураскрытых губ. По телу словно ток прошел — на этот раз в переносном смысле. В голове всплыли моменты прошлых близостей, нежные касания и стоны удовольствия, сорвавшихся с уст.

Но Алина решительно оборвала поцелуй и отошла от него как можно дальше.

— Нет, нет, нет, нет, нет! На этот раз у тебя ничего не выйдет!.. — и поспешила покинуть номер, прихватив куртку и кепку.

Глава IX

День подходил к своему логическому завершению. Марина мыском туфли распахнула дверь собственной квартиры и прошла в зал, таща за собой насквозь мокрую от проливного дождя куртку. Она кое-как сбежала от своего приятеля и, добравшись до дома поздним вечером, мечтала лишь об одном: поспать. Лечь на теплую кровать и наконец выспаться.

После случившегося Марина надеялась, что Кошмар больше не придет. Спектакль окончен. Нашелся тот, кто оказался сильнее ее самой. Сергею вообще сложно морально убить, он как тот оловянный солдатик, способен вынести все до последней капли. Марина иногда подходила к зеркалу и подолгу вглядывалась в собственное отражение: а выдержит ли она подобное испытание? Стоило ли оно вообще того, чтобы не спать по ночам, убиваться горьким одиночеством и искать до потери сознания?

Как только пальцы разжались, и куртка упала на ковер, что лежал на полу, на самой середине комнаты, среди старой потрепанной мебели, она рухнула на постель и прямо в одежде уснула, свесив с кровати ноги в туфлях. Разум погрузился в мрачное небытие. Вокруг, кроме поглощающей тьмы, ничего не было. Пустота. Ее даже можно коснуться, провести пальцем по невидимой стене и понять, что снова снится тот самый сон, где тебя поджидает кошмарная девица в черном летнем купальнике.

Она оказалась перед собственным отражением. На нее смотрела юная комсомолка с длинным горном в руке, на конце которого светился голубой шар. В другой она держала развивающийся от воображаемого ветра флаг. Длинные разноцветные лоскуты ткани развивались за ее спиной, а другие их части прикрывали женские интимные места. Марина с воплем отпрянула и рухнула на угловатые ступени, больно ударившись. Кое-как поднявшись с полу, она, держась за спину, начала подниматься наверх.

На одном дыхании она взлетела на этаж, побежала вдоль светлого коридора до упора и, наткнувшись на закрытую дверь, прижалась к стене. Лоб нестерпимо горел, как и ступни, когда она бежала, словно за ней гнался сам дьявол. Руки тряслись — ей пришлось долго любоваться подрагивающими пальцами. Кое-как собравшись с мыслями, Марина побежала в другой конец длинного и узкого помещения, подергала за ручку и пришла к пониманию, что здесь она совершенно одна. Возможно, на этаже повыше кто-нибудь да есть, что тоже вызывает определенные сомнения.

Марина бегала с одного этажа на другой, без конца дергала ручки и чуть не плакала от осознания, что ей придется одной как-то выбираться из этого места. Она спустилась в холл и наткнулась на макет разрушенного взрывом четвертого энергоблока — пластиковая крышка реактора лежала в вертикальном положении, а мелкие проводки символизировали его останки. Марина подошла поближе. В горле застрял тяжелый ком, мешая дышать. Ее обдало пронизывающим холодом.

Она находилась в Чернобыле.

Ей захотелось даже лично убедиться в этом, но двери станции оказались запертыми. По ту сторону царила всепоглощающая темнота — хоть глаз выколи. Слезы невольно потекли по щеке, но Марина раздраженно смахнула их. Все равно толку от них никакого. Вернувшись на то место, откуда начался ее путь, она обнаружила приоткрытую дверь. Через маленькую щелочку не видно ничего, кроме мглы, что покусывала нервы, внушая страх и опасения. Это как дом с привидениями, где призраки установили свои правила.

Марина потянула за ручку и, когда дверь распахнулась пошире, вошла в узкий коридор с позолоченными стенами. Люминесцентные лампы резко замигали, грозя лопнуть на тысячу мелких осколков. Линолеум под ногами блестел — вымытый до ослепительного блеска и одновременно скользкий. На другом конце появились призраки, видения из прошлого — красивая молодая девушка с широкой улыбкой на лице и с ней два парня, практически такого же возраста. Шутят и смеются. Марина почувствовала, как невидимая рука сжала в кулаке сердце, заставляя плакать и ощущать тщетность бытия, самого времени.

“Неужели я стала другой? Черствой? Равнодушной? Холодной? Разве глобальное событие может так изменить человека?”

“Может…”

Кое-как продавив застрявший в горле ком и смахнув вновь набежавшие слезы, Марина направилась вдоль коридора, слегка касаясь стен кончиками пальцев. Вдоль узкого помещения находились обычные старые, в некоторых местах потертые, деревянные двери. Они оказались запертыми. Обстановка резко изменилась — грусть сменилась тревогой, плохим предчувствием, темнота постепенно окутала коридор, погружая его во мглу, в которой невозможно что-либо разглядеть. Вспыхнули красные лампы. Что-то размытое на миг появилось и тут же растворилось, словно клубы сигаретного дыма.

— Ти чуєш мій голос? А крик власної душі? Я допоможу тобі вибратися. Я підкажу тобі, яке майбутнє вибрати. Або ти віддаєш перевагу жити змученим минулим?[4]

Марина подняла руку и посмотрела на часы.

До полуночи остались считанные минуты.

— Ну, що вибереш-вибратися з пекла або залишитися в ньому? Твоє майбутнє, твоє життя. Він вже вибрав. Він контролює всіх і вся. Не довіряй нікому. Не довіряй ні міліції, ні владі, він вже давно контролює їх. Знаєш, чому станція вибухнула? Це його контроль. Його контроль руйнівний. Він і до всього світу добереться, коли настане час. Біжи, якщо хочеш жити. Інакше всі ми згинемо, підкорившись його контролю[5].

Скоро вимір відкриється. Я впущу тебе в свої володіння. Але ти повинна вижити, інакше ми всі пропадемо. Твоє життя, твоє майбутнє…[6]

Глава X

Яркий свет больно ударил по глазам. Когда все улеглось и стало тихо, Марина убрала руку и не смогла удержаться, чтобы не издать испуганный вскрик: ее перенесло в Чернобыль. Перед глазами медленно вырисовывалась уже заметно проросшая травой и заметенная снегом тропа.

Марина принялась приплясывать от холода и поглаживать себя по предплечьям.

— Сколько же я там пробыла?..

Тихий и одновременно пронизывающий ветер завывал подобно одинокому волку среди огромного снежного поля. Острые колья травы торчали из-за сугробов, а деревья стояли украшенные в белоснежные шапки. Холод больно покусывал открытые участки кожи, и ноги в открытых туфельках заледенели.

“Кого именно я должна найти в этом холоде?..”

Марина, обняв себя за плечи, не долго плутала по заброшенным и одновременно заснеженным полям. Из-за огромных сугробов выглядывали острия танков, проржавевшие ковши тракторов, оставленные машины и мотоциклы, большая часть которых уже отсутствовало. Даже их знаменитый броник стоял на том же месте, где его оставили в последний раз. Из-под снега выглядывала колючая проволока и вбитые в землю деревяшки. Марина остановилась и вгляделась в увиденное — позади могильника красовались вентиляционная труба и часть закрытого бетонным строением разрушенного взрывом энергоблока: на его поверхности остались ржавые потеки, остатки краски и темные пятна.

Подул холодный пронизывающий ветер, и растрепал длинные золотистые волосы. Бросил в лицо горсть мелких снежинок, заставляя двигаться быстрее — вокруг тишина, холод, радиация и пустота. Скоро из-за снежных перин показались стены деревянного домика, хозяева которого давно ушли. На затянутом паутиной окне трепыхалась шторка. Внутри был разбросан различный мусор. И печь, несмотря на долгое отсутствие жильцов, оставалась целой и невредимой.

Марина на одном дыхании добежала до домика и, сорвав полусгнивший замок с двери, вошла внутрь, спотыкаясь о куски посуды и мебели. Прошерстила маленькую комнатушку и обнаружила табуретку вместе со столом. Каблуком туфля разрубила их на части и, пошарив по карманам, достала чудом оставленную в джинсах зажигалку. Сложила импровизированные дрова в печь и, поднеся тусклый огонек, растопила ее, заставляя давно промерзшие деревянные стены прогреваться.

День тут же сменился ночью. На улице пошел снег. Марина, подставив руки огню, начала потихоньку согреваться. Отныне она дрожала не от холодного пронизывающего ветра, что проникал в дом через трещины в дереве, а от страха — в оставленной людьми деревне ей приходилось находиться совершенно одной. Обнаружив в кармане одну-единственную сигарету, закурила и подошла к окну, отодвинув шторку в сторонку. Огород давно зарос, высокий сорняк прикрыло огромными сугробами. Стояла мертвая тишина.

“Домой теперь я навряд ли вернусь. Околею от холода и голода, наверное. И я до сих пор не понимаю, что от меня на этот раз хотят!..”

Долго оставаться в заброшенном доме не вариант. Дело не в том, что внезапно могли наведаться хозяева. В зоне отчуждения без средств к существованию — имеется в виду еда, вода и хоть какие-то вещи — долго не протянешь. До этого момента Марине долго удавалось избежать подобной участи, теперь же ставка стала неподъемной. Хоть мысли о перспективах подобного будущего нифига не радовали, Марина старалась держать себя в руках, смотря на отблески огня и падавший за окном снег.

Глава XI

— Вставайте! Бегом, бегом, пока мы снова не оказались в кутузке! — уже довольно поседевший мужичок в толстом овечьем тулупе махнул рукой.

Из-под листвы показались две девичьи головы. За ними еще парочка. Посмотрев по сторонам, “партизаны” отбросили на землю лохматые толстые ветви деревьев, за которыми прятались от пристального взгляда милиции, и бросились наутек. В руке у одного из них горел факел — жаром дышащий огонек освещал оставленную кем-то заранее тропу и часть густого леса.

— Бегом, бегом!.

Они забежали в первый попавшийся домик, захлопнули и затем закрыли дверь на засов. Две молоденькие девушки, на вид которым было не меньше восемнадцати, обмотанные в непонятной формы тряпки, перевели дыхание и, сняв луки, уселись у заранее разогретой каменной печи.

— Я проголодалась. Бабуся, у нас есть что перекусить?

— Сейчас, доченька, — пожилая старушка встала с табуретки и направилась в сторону небольшой кухоньки.

— Эх, эх, как мы докатились-то, до жизни-то такой, — громко вздыхая, произнес мужичок в тулупе, снимая с себя шапку-ушанку. — Жили себе нормально, растили детей, потом — внуков, сажали картошку, ездили в город… Помните, каким был город до всей этой… до всего этого… дурдома? — он усмехнулся. — Авария или как ее там… Ведь жили-то как в сказке!..

— Дед, не начинай, а! — воскликнула девчушка. — Уже ничего не вернешь, жизнь прежнюю не вернешь и не построишь, чего теперь плакаться-то?

— О как вы, молодежь, заговорили-то! А это наша земля, наша родина, мы здесь жили и будем жить, и насрать я хотел на ихнюю радиацию!..

— На их, папа, — откликнулась вторая девушка, продолжая любоваться огнем в печи.

— Чего?..

— Неважно. — Девочка махнула рукой.

В окно неожиданно постучали.

Девушки, как взвинченные, подскочили со своих мест.

Старик приложил палец к губам, приказывая молчать.

— Кого нечистая принесла? Уходите прочь, это наша земля!

— Я все понимаю, — раздался тихий женский голос, — и я не претендую на вашу землю, но мне бы переночевать у вас… денек-другой… мне очень… х-холодно…

Девушки удивленно переглянулись со стариком.

— Это не менты…

— Открывай, дед! Человеку нужна помощь!

— А если все-таки мент?

— Баба-мент? Дед, не валяй дурака, открывай!

— Ну ладно… — мужичок скуксился и отпер тяжелый засов на двери.

На пороге возникла сильно замерзшая женщина. Холодный ветер развевал длинные светлые волосы. Губы посинели. Незнакомка стояла в темно-серебристой рубашке, синих джинсах и летних открытых туфельках. Она жалобно смотрела на партизан и неоднократно растирала предплечья.

— О как… — старик на минуту опешил. — Ты чего это раздетая ходишь? На улице давно не лето.

— Я не здешняя, но я раньше была здесь. Пустите! Я вам после все объясню.

— Пусти ее, дед! — заступилась за дамочку девушка.

Незнакомка в знак благодарности улыбнулась синими от холода губами и прошла внутрь.

Мужичок запер за ней дверь и подставил ей табуретку.

— Видишь ли, дочка, мы сами… как бы это сказать… — к женщине подошла старушка.

— Мы вернулись туда, откуда нас выгнали, — насупившись, заявил старик. — И теперь ментяры гонятся за нами, как за шакалами. Мы куска хлеба чужого не взяли, мы пришли на родные места, откуда мы родом!.. Родственнички нас выгнали, не захотели хлебом насущным делиться. — Он переглянулся с девушками. — И мы вернулись домой. Вот это, — он указал на темноволосую девочку, одетую в несуразное, похожее на средневековое, платье с корсетом, в несколько раз обмотанное веревками и ремешками, — Юлька, а рядом с ней сидит Танька, — мужичок показал на молоденькую блондинку в простом стареньком сарафанчике, серой рубашке и домотканых штанах. На ее голове красовалась шаль из овечьей шерсти. — А ты? Тебя как величать?

— Мариной меня зовут. Я пришла сюда по своей воле, ну, если это, конечно, можно назвать волей. Это очень долгая история, и вы мне навряд ли поверите. А вообще я здесь уже была когда-то. Я одна из тех, кто ликвидировал последствия, я ликвидатор, Чернобыля-то. Если вы хотите на меня накричать или обвинить в чем-то, то перечить вашему желанию не стану, я вас прекрасно понимаю. Мы когда-то выгнали вас отсюда, заставили вас бежать, а теперь вы вынуждены прятаться от правоохранительных органов.

— Да, нас действительно заставили отсюда уйти, — Юля, та девушка в средневековом платье, сделала жест старику, останавливая поток его бурных и гневных речей, — да, нам сказали убраться отсюда, и мы ушли. Мы приехали в Киев к дальним родственникам. Сначала они принимали нас, а потом начали унижать. Они порой не хотели делить с нами общий стол! Мы — не такие. Если нам не рады, мы не станем терпеть скотское отношение…

Тут мужичок не выдержал и разрыдался, словно маленький ребенок.

— Мы стали жертвами каких-то глупых предрассудков, мы якобы смертельно опасная угроза для всех людей, что мы разносим радиоактивную заразу, мешаем всем жить! Однажды на двери наших родственников написали пошлое ругательство. Мы обратились в милицию, а нас просто высмеяли!.. В свои двенадцать лет я пережила столько горя, что не каждому взрослому по силам. Сначала авария, потом эта унизительная эвакуация, издевки, насмешки… Мы вернулись к себе домой, и если честно… — тут девушка приостановила свой рассказ и осмотрелась, — здесь мы тоже не в безопасности…

Марина навострила уши.

— В смысле?

Тут Юля заговорщицки подмигнула и ответила:

— Не сегодня. Но знаешь, даже у стен бывают уши и глаза. Ты обустраивайся. Я сплю вон там, на печке, — она показала на каменную печь в углу кухни, — свободная кровать рядом, постельного белья, увы, у нас не осталось, накрываемся оставшимися одеялами. Сегодня выдалась спокойная ночка, что будет завтра никто не знает, так что, лучше прилечь и отдохнуть, пока есть такая возможность.

Глава XII

Окно было затянуло морозным узором. Над опустевшей деревней висела сероватая дымка — холода стояли сибирские, изо рта вырывались клубы пара, а ноги и руки немедленно застывали от одного зимнего прикосновения. Марина проснулась от кусающего пронизывающего ветра. В домике кто-то из вернувшихся посетителей оставил дверь незапертой, и струйки леденящего воздуха проникли в помещение, окутывая все подряд.

Марина нехотя встала, растирая себя по предплечьям, и вышла на порог. Вдохнула свежий морозный воздух и осмотрелась. Вокруг — ледяная пустыня, сплошные сугробы и танцующий в поле ветер. Две молодых девушки, закутавшись в тулупы, разгребали снег руками, затем складывали на освобожденное место принесенный из лесу хворост и принялись, как в первобытные времена, добывать огонь. Это было удручающее зрелище — жители некогда большой великой страны занимались тем, что терли отточенными краями булыжники, пытаясь разогреться от удушающего их мороза.

Марина достала из кармана джинсов зажигалку и, поднеся ее к сложенным веточкам деревьев, позволила маленькой искорке упасть на импровизированный костер. Пламя разошлось не на шутку, едва не доставая своими всполохами затуманенное небо.

— А мы не привлечем лишнее внимание?

Юля посмотрела на лоскутки дыма, что растворялись высоко в небе.

— Есть еще много свободных домиков.

— Так что там у тебя за необычная история? — поинтересовалась Таня, когда Марина, прихватив тулуп из дома, закуталась в него и села подле огня, вытянув руки. — Разрешаю рассказать, пока папы нет. — Девушка улыбнулась.

— Пока я не начала, хотелось бы спросить.

— Спрашивай.

— Почему ты называешь своего старика дедом, — Марина обратилась к Юле, — а она, — девушка кивнула на Татьяну, — называет его отцом.

— Все дело в том, что на самом деле я сирота. — Таня тяжело вздохнула. — Так-то мы с Юлькой подруги, начали общаться до эвакуации. Ее дедушка приютил меня, когда мы бежали от родственников.

— Все понятно.

Пауза.

— Что ж, — тяжело вздохнула Марина, — я действительно пришла сюда не просто так. Несколько лет назад мои маленькие дети без вести пропали. Сейчас они, скорее всего, уже подростки, — снова вздох, — столько лет прошло, м-да… В общем, я играю в некоторую игру. Пару лет назад ко мне пришла странная девица и сказала, что она кошмарное существо, питающееся негативом — страх, отчаяние, боль. Если человеку станет совсем плохо, оно сожрет его со всеми потрохами. Я видела одну из его жертв, не человек, а ходячая высушенная мумия. Меня оно выбрало в качестве своего противника, я должна его преодолеть, чтобы отыскать своих детей. Вот и, кхм, вся история.

Подруги переглянулись.

— У нас тут тоже не все в порядке… — Юля посмотрела по сторонам. — Мы все ждем, когда Она нас окончательно добьет…

— Кто — Она?

— Маленькая девочка. На вид лет десять, не больше. Такая глазастенькая, очи как летнее небо, а как шандарахнет, так мало не покажется, — фыркнула Таня. — Откуда она и зачем людей кошмарит, непонятно. Нас потому и гоняют, чтобы она нас окончательно не убила. Здесь сначала спецназ работал, им на помощь менты пришли. Сталкеров ловят, нас в кутузку вечно отправляют. — Девушка усмехнулась. — А на девочку им плевать с высокой колокольни. Мне иногда кажется, они с ней заодно.

— Я когда здесь работала, — после недолгого молчания сказала Марина, — тоже творились странные вещи. Людей когда вывезли, мы остались одни, ездили, замеряли, и с нами тоже была девочка. Ни одной живой зверюшки не осталось, кроме одной. Как вспомню, так вздрогну. Пасть огромная, уши торчком, на людей кидалась, но не кусала, пугала до одури. Мы ее отстреливали поначалу, а потом она сама сгинула.

— Получается, ты сюда пришла, чтобы одолеть то кошмарное существо?

Марина пожала плечами.

— Да хрен его знает. Меня перенесло сюда, а живу я в Харькове. И я не ожидала увидеть здесь людей…

— Многие считают, что жить здесь нельзя. И что живут здесь не люди, а мутанты, радиоактивные мухоморы, свиньи и коровы с тремя головами и прочая ерунда. Мне даже говорить об этом не хочется. Меня тоже считали мутантом, типа я из самого опасного места. Господи, как у меня еще крыша от всего этого не поехала… — Юля недовольно закатила глаза и покачала головой.

— Мне придется подождать, пока холода не кончатся, а уже потом приступать к своим прямым обязанностям, — сказала Марина, выдержав паузу. — Иначе я сдохну от холода в каком-нибудь сугробе.

— И что за обязанность? Убить то кошмарное существо?

На замершем лице Марины просияла горькая усмешка.

— Если бы.

Поиски виновника зашли в тупик

Поиски виновника чернобыльской трагедии зашли в тупик.

Скорее всего, подозреваемый затаился или вовсе уехал из города.

“Некий Дмитрий Грачевский под прозвищем “Долгожитель”, год рождения — тысяча восемьсот тридцатый, Ярославская губерния, пасынок царского чиновника Грачевского, близкого друга и родственника Александра III, при советской власти проживал в городе Москве; не работает, не имеет профессии и образования (среднего, высшего, профессионального), не женат, детей не имеет. Подозревается в совершении террористического акта на Чернобыльской атомной электростанции, произошедшего двадцать шестого апреля восемьдесят шестого года”

Анатолий Дятлов, заместитель главного инженера на Чернобыльской АЭС, был выпущен из тюрьмы, расположенной в поселке Крюково по причине постепенно развивающегося онкологического заболевания. Следователь при московской Генпрокуратуре просит признать Дятлова невиновным и требует пересмотра дела из-за новых выявленных обстоятельств.

Пострадавшая, семилетняя Алина Валерьевна Легасова, внебрачная дочь академика Легасова, пропала без вести и в течении двух лет была признана безвременно ушедшей. В мае тысяча тысяча девятьсот восемьдесят шестого года была обнаружена на территории Чернобыльской атомной электростанции при невыясненных обстоятельствах. Генеральная прокуратура уверена, что два с лишним года девочка провела внутри реактора РБМК (РБМК-1000, Реактор Большой Мощности Канальный), и выясняет дальнейшие подробности уголовного дела.

В.Г.

Глава XIII

Месяцем ранее.

Юля до сих пор помнила бабушкин огород, землю, еще толком не вскопанную для посадки картофеля, и крупные камни с блестящими, будто золото, гранями. Слегка синевато-фиолетовые оттенки переливались при ярких лучах утреннего солнца. Она подскочила, выбежала во двор и хотела взять один из них, когда бабушка прикрикнула:

— Не трожь, это радиация!

— А что такое радиация? — спросил двенадцатилетний несмышленыш.

— Вот если тронешь, узнаешь!

С тех пор почти из каждого утюга только об радиации и говорят.

— Бедные германские детки, — слушая новости по радио, закручинилась бабушка, — им не разрешали гулять по улицам, радиация же наша кругом. Ох, бедные, бедные детки…

Юля большими зелеными глазами смотрела на громко рыдающих женщин, идущих вдоль проселочных дорог с пустыми ведрами, с завязанными в узелок тряпками и хозяйскими сумками. Вдалеке сверкали милицейские фары — сирена начинала визжать, когда кто-то из деревенских бросался наутек или начиналась самая настоящая драка.

— Вы должны немедленно покинуть это место, — в сарае, среди навоза и копоти, возник образ молодого солдата в защитном костюме ядовито-зеленого цвета. На его лице был такой же жуткий респиратор. И глаза, полные решимости и грусти. — Здесь небезопасно, радиация кругом…

— Как это — небезопасно?! — встрепенулись доярки — женщины в домотканых платьях и с белоснежными платками на головах. Румяные щечки и слегка грязные носы. — Вон, цветочки цветут, травка зеленая растет, все цветет и пахнет!..

— Мой отец всю войну прошел, пострашнее вашей радиации видел, — вступилась за них еще одна женщина, у которой заметно выпирал живот. — Брехня это все! Мы здесь как жили, так и будем жить, а попробуете нас выгнать, так мы вас поганой метлой отсюда погоним, еле ноги унесете!

— Как вы смеете разговаривать с военным человеком!.. — возмущенно произнес солдат, а сам заметно растерялся.

— А вот так!.. — одна из доярок схватила пустое ведро и набросилась на солдатика, шандарахнув того по голове.

— Ай!.. — бедняга начал размахивать руками, а потом выбежал на улицу, где его встретили громкий свист и смешки.

— Бейте его! Бейте!

— Так им!..

— Пусть знают, как нас выгонять!

Придерживая подолы своих длинных платьев, дамочки выбежали из сарайчика, прихватив пустые металлические ведра. С громким улюлюканьем бросились на парня, нанося удары куда придется. Испуганный солдат прикрывал голову руками, пытался даже дать сдачи, но сдался и попросту сбежал.

Они вернулись сюда спустя пару лет после эвакуации. Новое место оказалось не только скучным — серые бетонные стены, однотипные магазинчики и редкая природа, — но и тяжелым морально: на них косо смотрели, в них тыкали пальцем, называли обидными словами, писали на двери родственников пошлости и ругательства, а родственники их попросту обделяли.

— Шухер!..

Они не успели спрятаться. Их было четверо: бабушка, дедушка, Юля и Таня, что на пару лет младше своей подруги. На проселочной дороге, которая успела прорасти высокой до груди травой, появились люди в черных одеждах, шлемах и противогазах. В руках солдаты держали автоматы, готовые выстрелить в них.

Внезапно мужчины в амуниции начали махать руками. Что-то кричали, но издалека не расслышать было слов. Солдаты побежали им навстречу, но не успели даже приблизиться, когда из ниоткуда появился сильный вихрь, небо разверзлось над головой, молнии пронзали землю и бегущих по тропе милиционеров.

— А-а-а!! — над головой восемнадцатилетней девушки пролетела стремительная молния и ударила в землю, оставляя черный след.

— Бегите отсюда!! — закричали солдаты.

Старик исчез во тьме заброшенного домика. Бабушка, громко вскрикнув, припала к земле и накрыла голову руками. Сильный вихрь, подхватив комки сухой черной глины и пожелтевших листьев, больно ударил в спину. Юля крепко зажмурилась и попыталась устоять на месте, но порыв буйного ветра подхватил девицу и ее подругу, унося их куда-то прочь.

Громкий визг, что комом сдавливал горло, наконец вырвался наружу. Ноги барахтались в воздухе, платье рвалось об верхушки деревьев, а ветер все сильнее подбрасывал ввысь, пытаясь поднять двух перепуганных до смерти девиц. Зрачки расширились, заполняя глазные яблоки чернотой. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а душа ушла в пятки. Татьяна едва не потеряла сознание. Юля пыталась поймать свою подругу, но новый порыв унес ее в другую сторону.

— Танька!!

Внезапно вихрь отступил. Невесомость исчезла, и девушка полетела вниз, прямо на острые верхушки деревьев. Юля крепко зажмурилась и попыталась расслабиться, чтобы не почувствовать адской боли от пронзающих насквозь ветвей. Но это плохо получалось, поэтому она сначала ударилась о ствол сосны, до крови порезалась острыми ветками, а затем повисла на одной из них.

Глава XIV

“Чернобыльская Зона Отчуждения ныне покинутое и смертельно опасное место, где люди не смогут жить в ближайшие тысячу, а то и десять тысяч, лет. В некоторых местах сохраняется высокая радиоактивность. Зона Отчуждения строго охраняется, посетителей пускают только по специальному пропуску, а самосел и мародеров каждый раз отлавливает украинская милиция.

Мы не должны допустить, чтобы эти люди не подверглись смертельно опасному излучению и не принесли эту беду кому-нибудь другому. Чернобыль сохраняет нашу память о нем, но, увы, жизни более не пригоден. Мы горюем из-за случившейся в восемьдесят шестом году трагедии и приносим соболезнование тем, что спасал жизни будущих поколений и погиб сам, сражаясь с радиацией и ее последствиями”

В Припяти он живет очень давно. Прошло всего пару лет, когда произошла авария, и люди навсегда покинули город. Чернобыль напоминал злачное местечко, где, помимо радиации, иногда и бесы проживали. Единственный человек, который сумел избежать горькой участи — про девочку из реактора знали даже за пределами Чернобыля! — и прожить больше двух лет в покинутой зоне, это Виталий. Да, обыкновенный бомж. За все это время он напрочь позабыл о жизни прошлой и погрузился в жизнь настоящую, какой бы она не была.

— Ты чего шляешься? — милиционеры — частые гости заброшенного города. Визг их машин и громко ревущую сирену можно было услышать издалека. Бравые ребята крепкого телосложения в форме часто ловили его на пути к военному городку, расположенного в нескольких метрах от станции.

— Я не шляюсь. Я здесь живу.

— Здесь никто не живет! — поморщились милиционеры. — Это особо опасная зона!..

— А вот и неправда.

— Ты здесь без году неделя!..

— Больше.

— Ты откуда-то бежал?

— Откуда я сбежал, туда уже не возвращаются.

— Ты поговори тут еще! — милиционер наградил Виталия злобным взглядом и убрал его паспорт в задний кармашек милицейской куртки.

— Мужики, ну вы че? Я пришел сюда каяться, а не кому-то что-то доказывать.

— Каяться? Ты кому-то что-то сделал? Убил человека или ограбил кого?

— Я обычный человек со своими слабостями и скелетами в шкафу. Я пришел сюда, потому что мне больше некуда идти.

— Не работаешь, не учишься, все время шляешься там, где не следует.

Виталий прищурился и всмотрелся в лицо молодого милиционера.

— Но ведь и вы не выполняете требований от людей свыше, — заметил он. — Вы должны были поймать девочку и отправить ее подальше от Чернобыля. Но ведь эта малышка до сих пор на свободе, а вы, уважаемый представитель органов власти, уклоняетесь от своего задания — ловите ни в чем неповинных людей, выгоняете бедных стариков на улицу, а меня трижды обозвали нехорошим словом. Как вы думаете, кто в этой ситуации прав: я или вы, товарищ милиционер?

— Потому то мы вас и ловим, — парень нахмурился, рассматривая Виталия с ног до головы. В его взгляде появилось нечто мерзкое и злобное, а на лице зияла издевательская усмешка, — чтобы в дальнейшем не хоронить вас прямо здесь, и при этом самим не наглотаться радиоактивной пыли. Припять не город для развлечений для таких, как ты. Так что, попрошу отдать свои документы и валить на все четыре стороны, к чертям собачьим. И не дай боже, я увижу твою физиономию еще хоть раз, ты очень сильно за это поплатишься.

Глава XV

Он уже привык к местной флоре, что каждый раз окутывает заброшенный город. К солнцу, что висело над головой и согревало своими теплыми лучами. Зима сменялась летом, лето осенью, которая окутывала Припять желтой листвой и мокрым, пронизывающим холодом, дождем.

И действительно, туристов сюда не водили. Только бывшие жители заслуживали проведать свои дома, оставленные на расправу мародерам; квартиры, внутри которых царили грязь, плесень и всевозможный мусор, что шелестел под ногами. Виталий смотрел на величественные здания, едва достающие до неба с плывущими белыми облаками, и думал — почему райская жизнь всегда заканчивается лютым кошмаром?

По городу были разбросанные книги. Разорванные, в нескольких местах потрепанные, без обложки или половина страниц отсутствует вовсе. Виталя, прогуливаясь по заброшенным дорогам, обнаружил множество произведений — даже отрывки из Библии. Он покачал головой. Надо же, в Советском Союзе продолжали верить в бога, несмотря на запреты и осуждения. Хотя нет, церковь имела общие права со строителями коммунизма.

Негоже советскому человеку верить во всякую ерунду!

Да и шарлатанов сейчас хоть пруд пруди…

Одна из школ уже давно как заброшена. Не горел больше свет в общем коридоре, не раздавались крики детворы и окрики строгих учителей. Некогда райское местечко превратилось в бездну отчаяния, и здание это вместе со всем городом превратилось в место уныния и депрессивных мыслей; в место легкой меланхолии и рвущих душу истерик.

Он плакал. По щекам стекали слезы. В носу появились сопли, мешая дышать. Виталий рукавом рубашки вытер бледное от холода лицо и тихонечко нырнул в полумрачное помещение. Пальцы крепко сжали толстую ветвь, сорванную с первого попавшего дерева. В просторном коридоре жила семья лисят — огненно-рыжая самка со своими, еще пока что слепыми, детенышами.

В тот же вечер Виталий собрался на рыбалку на реке Припять. Приготовил удочки, сделанные собственными руками, поставил рядом алюминиевое ведро без единой ржавчины, сложил припасы, собранные с могилок, в огромный рюкзак и хотел сделать первый шаг, как по спине побежали мурашки. Внутренний голос подсказывал — не поворачивайся, там смерть! Виталя почувствовал запах озона, во рту появился гадкий привкус металла. Он с трудом сглотнул и увидел поле — энергетические всполохи накрывали девочку в школьной форме своеобразным куполом, из которого сыпались в разные стороны молнии, а сильный порыв ветра поднял с земли пожелтевшую листву.

По лицу ручьями стекал пот. Ядовито-красные глаза смотрели ему прямо в душу, и от пристального взгляда было сложно оторваться. Малышка подняла руки вверх, сжимая хрупкими пальчиками сотни сверкающих молний. Когда девочка разжала кулаки, молниеносная стрела ударила в землю. Вторая превратилась в шар, что угрожающе сверкал и готов был взорваться.

“Мне пора отсюда валить!..”

Сумка с припасами и тяжелый рюкзак рухнули в лужу. Ткань тут же намокла и стала похожа на половую тряпку. Все, что находилось внутри, превратилась в жидкую кашицу — это, в основном, продукты, собранные с могилок. “Неужели меня так бог наказывает?” — успел подумать Виталий, когда очередная молния пролетела над его головой. Он обернулся и увидел, как девочка, подпрыгнув на месте, взмыла вверх, напоследок ударив электрической стрелой потолок.

“Где теперь искать новое прибежище? На кладбище или у старушек-самосел?”

Глава XVI

— Ты что, решила посвятить меня в монашки? — воскликнула Лена, когда автомобиль ее тетушки остановился подле небольшого, окрашенного в нежно-голубой цвет, храма.

— Да нет. И какая из тебя монашка…

— Самая настоящая! — Лена всплеснула руками.

Они подошли к храму и достали платки из дамских сумочек. Надев их на свои головы, резким движением перекрестились и наспех поклонились иконке, что висела над входом.

— Странно. Обычно в выходные бывает многолюдно.

— Может, они перестали верить в библейские сказки? — Лена развела руками.

Тетушка сначала фыркнула, потом хмыкнула и, потянув тяжелую дубовую дверь на себя, вошла внутрь храма.

— И у кого нам предстоит отмаливать грехи? — спросила Лена спустя недолгую паузу — пятнадцатилетняя девушка с открытым ртом осматривала на золотые убранства, на престол, где стоял крест с распятым на нем Иисусом Христом и Евангелие. — Или мы еще не решили, какие именно грехи нам отмаливать?

— Сейчас все узнаешь.

Лена недовольно поджала губы и, пока тетка ждала непонятно кого, принялась всматриваться в темноту. За витыми колоннами скрывалось несколько темных фигур в черных, как сама ночь, сутанах, с ярко-расшитыми балахонами, скрывающие широкий пояс, намотанный на брюки. Они, сложив руки в молитве, что-то бормотали себе под нос. Временами их шепот плавно переходил в жуткое горловое пение, и это выглядело жутко. Мужчины — женщины отсутствовали в своеобразном хоре — начали медленно ходить по кругу, повторяя одни и те же слова, которые Лена узнать так и не смогла.

— О, вот и моя ненаглядная племянница! — девушка вздрогнула от резкого, оглушающего слух, выкрика молодой женщины. Тетя Маша умела выглядеть прекрасно — даже в таком злачном месте, как Чернобыль. — Лена, познакомься, это отец Димитрий. Он готов тебя выслушать и помочь…

Лена уставилась на священника.

Отец Димитрий улыбнулся.

— Здравствуй.

— Это вы меня вытащили тогда из нашего с отцом домика! — воскликнула Лена.

— Все верно.

— Но вы же… вроде чиновником были…

— Да, был. Мне давно хотелось поменять свою жизнь кардинально. Эти серые кабинеты, пыльные помещения, да еще и развал Советского Союза…

Тетушка махнула рукой:

— Даже не напоминай! Как вспомню, так вздрогну!

Отец Димитрий довольно улыбнулся и сказал:

— Не могла бы ты оставить нас наедине?

— Как хотите! Уже исчезла, — Тетя подняла руки вверх и поспешно покинула храм.

Лена проводила ее удивленным взглядом.

— Так что вы хотели мне рассказать, отец Димитрий? Я, кстати, до сих пор помню вас другим человеком.

— Да, я был другим. Но это уже в прошлом. Дмитрий Константинович Демичев, — священник с шутливой строгостью пожал худенькую руку своей спутницы, — бывший чиновник, а ныне — строгий и таинственный священнослужитель.

— Как Клод Фролло? — ожила Лена.

— Возможно. Но я о другом хотел с тобой поговорить.

— Я вас внимательно слушаю.

Как чиновник превратился в священнослужителя

— О Боже, мама, зачем ты ешь эту гадость!.. — он одним прыжком преодолел прихожую, коридор и зал. Ворвавшись на кухню, Дмитрий выдернул миску с клубникой из маминых рук и высыпал ягоду в мусорное ведро. — Больше никогда ничего не собирай, ясно?

— О, Димочка… — матушка растрогалась и внезапно разрыдалась, как маленькая девочка.

Дима присел рядом и обнял пожилую женщину за плечи.

— Ну, чего ты? Не плачь. Слезами делу не поможешь.

— Я просто переживаю.

— Из-за чего?

— Из-за эвакуации этой! Старики, поди, на улицах жить останутся. Никогда такого не было, а сейчас… о-ох-ох… пропади она пропадом, это чертова Перестройка…

— Перестройка тут ни причем. Это просто авария мирового масштаба. Никто не хочет заболеть онкологией и уйти раньше положенного срока.

Дмитрий вытащил пачку сигарет из кармана и, вытащив одну, прикурил заранее зажженной спичкой.

— Я как-то прогуливалась по райцентру, захотела занять очередь в магазин за колбасой и наткнулась на газетный киоск. Думаю, дай-ка я ее куплю и прочитаю, узнаю, что там у нас сейчас творится. И на первой же странице объявление: ищем родителей девочки, такого-то и такого-то возраста, большие синие глаза, длинные и черные как смоль волосы. Девочка якобы была найдена, когда людей из Чернобыля эвакуировали. Видимо, родители о ней забыли, ну, и не стали возвращаться. Хотя я вот их совершенно не понимаю, родителей этих. Значится, оставили девчонку посреди радиации, а сами ноги сделали. Это же перечит всем законам природы! Мать должна защищать свое дитя, а иначе какая она тогда мать, если бросает своего ребенка направо и налево?

— Понимаешь, мамуль, — Дмитрий стоял у окна и всматривался в проезжающих мимо автомобили. Асфальт почернел после проливного ночного дождя, — это очень сложная и необычная история. Про эту девочку мы узнали спустя пару недель после аварии. Свидетелей нет, ее никто не знает. И мы тоже без понятия, каким таким способом ей удалось пробраться на территорию станции и не умереть в ближайшие сутки от сильного облучения.

А потом я случайно подслушал разговор Легасова со своим лучшим другом, Боровым. Он физик-ядерщик. Легасов больше по химической части, но на станции он был не просто так… по крайней мере мне так показалось. Он постоянно куда-то уходил, надолго пропадал, а затем снова возвращался и делал дальше свою работу, будто бы ничего не произошло. Саму девочку я видел, она просто его копия. И, в общем-то, мои самые страшные подозрения сбылись. Легасов отец этой девочки. Он рассказывал об этом Боровому, хотя тот наверняка не поверил рассказам своего лучшего друга. Я поговорил с Щербиной, мы подняли весь архив, и… ничего. Совсем ничего. Она как будто с какой-то планеты. Мы с Борисом договорились: он сделает мне небольшое одолжение, поговорит с ребятами из КГБ, и те выдадут ему нужную информацию. Но у нас снова ничего не случилось, жизнь вмешалась. Щербина подал в отставку, переехал в другое место, а через год мне пришла телеграмма, что Бориса Евдокимовича больше.

И самое смешное, что никто не установил причину его смерти.

Борис же оставил записку, на тот случай, если произойдет нечто схожее с Чернобылем. Знаешь, я даже подумывал, что ему удалось найти настоящих виновников трагедии. Я был в Генпрокуратуре, где все и выяснилось: в тюрьмах сидят невиновные люди. Я даже прочту тебе вслух то, что нам на прощание Щербина написал.

— достает из кармана пиджака смятый лист бумаги —

“Мы провели достаточно мероприятий по ликвидации последствий аварии. Остается лишь законсервировать разрушенный энергоблок, и все, дело в шляпе. На самом деле нет, битва еще только начинается. Когда нас позвали на суд, что проходил в городе Чернобыль, Валерий Алексеевич, мой коллега и самый близкий друг, поведал одну ужасную историю. Его дочь, Алина, провела в реакторе РБМК больше двух лет, и на момент аварии ее вынесло пожаром на поверхность. Но с девочкой во время взрыва что-то случилось, у нее пропал голос, а ее детская психика сильно пошатнулась, из-за она стала неуправляемой. Валера рассказал мне и о человеке по имени Долгожитель, что испортил его жизнь и сломал жизнь маленькой девочки. Он написал для меня адрес. Это в Москве, в одном из жилых кварталах. Но я чувствую, что больше не смогу выдержать груз ответственности, что постоянно лежит на моих плечах. Если бог даст мне еще хоть долечку своей силы, то я смогу со всем этим разобраться. Этот Долгожитель — сумасшедший. Он повергнет в хаос не только Советский Союз, но и весь мир. Этот человек безумен и обидчив. Но его нужно оставить. Но кто, если я однажды не встану с постели? Кто остановит войны по милости великовозрастного мальчика? В таком случае, мне предстоит наблюдать за всем с высоты небес. Это все, что мне удалось рассказать. Корот человеческий век. Рано или поздно все заканчивается. Б.Щ.”

Дмитрий замолчал, выдерживая по-настоящему мхатовскую паузу. Пальцами он теребил края маленького клочка бумаги. Перед глазами встал образ заброшенного людьми города. Как цвела тогда природа, как благоухала радиация, накрывая своей волной и солдат, и обычных, местных, жителей. Он вспомнил, как собственноручно выливал молоко в вырытые заранее ямки. Как ему вместе со всеми ставить эксперименты на коровах и свиньях, а затем безжалостно убивать.

Он едва не валился с ног, переступив порог своего рабочего кабинета. На подоконнике, на столах, полках и стульях лежал тонкий слой пыли. Дмитрий, пошатываясь от усталости, кое-как добрался до кресла и рухнул в него, вытянув ноги в ботинках прямо на столешнице. Хотелось пить. Не кофе и не чай. Дефицитные нынче товары. Лучше что-нибудь покрепче — виски, коньяк, водку в конце концов, чтобы наконец заглушить темные мысли и хотя бы на минутку расслабиться, позабыв обо всем.

Перед ним стояла полуголая девица. Черный купальник, прячущий спелые, словно персики, девственные груди. Трусики — веревочка сзади и веревочка с тряпочкой спереди. Стройные, но бледного цвета, ноги. Кожаные сандалии. Длинные волосы переливались всеми оттенками темного. Пронзительные синие глаза.

— Кто ты, ангел?

Незнакомка усмехнулась.

— Ты правда хочешь об этом знать?

Дмитрий со стоном рухнул на стол.

— Нет, не хочу. Скажи прямо, что ты хочешь.

Девица подошла к столу, за которым сидел мужчина в грязном от пыли пиджаке, и протянула руки над его головой. Незнакомка лишь слегка двигала пальцы, словно прощупывала ауру. Дмитрий почувствовал неприятную и больно режущую сухость — язык сам прилип к небу, заставляя жадно ловить воздух ртом. Неприятные эмоции превратились в пронзающие молниеносные стрелы. Одна такая молния могла ударить прямо в сердце ни в чем неповинного человека, и тот, кто спасется благодаря силам бога, выздоровеет. И с честью примет новые испытания.

Услышав странный шум, доносящийся из прихожей, Людмила, побросав все свои важные дела, помчалась в коридор. Дмитрий едва стоял на ногах. Люда невольно ахнула, пытаясь разглядеть в близком человеке своего мужа. Порванные брюки, некогда белая, а ныне грязная, рубашка. Плащ весь мокрый. Со скользкой ткани стекала вода, падая крупными бусинами на маленький коврик. Волевое лицо стало бледным, словно мел, на щеках заиграли бордовые пятна.

— О боже, Димочка, что случилось-то с тобой? — Люда заплакала и принялась тормошить своего мужа. Тот никак не реагировал на ее просьбы. Глазные яблоки закатились, изо рта потекла струя темно-бордовой липкой жидкости. — Дима, любовь моя, ответь мне! Не оставляй меня одну!..

Глава XVII

— Моя мама умерла пару лет назад. Жена скончалась раньше, и мне пришлось провести с собой наедине несколько бессонных ночей. Человечество должно думать и задумываться о последствиях.

Одиночество самое гнетущее чувство. Как и прелюбодействие, уныние, печаль, гнев, все они несут зло для обычного человека. Я прожил пару лет в Белоруссии, и как-то задумался над тем, чтобы снова вернуться в Москву. Начать жизнь с чистого листа, так сказать.

— А что же за девица к вам приходила? Ну, вы рассказывали, она пришла к вам лично, а потом вы не стали ничего помнить.

— Я отлично все помню. Помню, как доплелся до квартиры, поднялся ввысь. Люда тогда еще живая была. Она испытала настоящий шок, когда увидела меня, побитого, на пороге квартиры. У меня тогда синяки были по всему телу. Я едва не потерял зрение. А в голове крутилась такая каша, из-за чего меня отправили в психбольницу, откуда я успешно сбежал.

— У меня схожая история. Воспитательница детского сада меня и еще несколько человек перевели в специнтернат, где воспитывались чернобыльские дети. Я сбежала оттуда. Я очень сильно скучала по отцу и хотела его найти. Я до сих пор скучаю по нему и не верю, что он погиб. — Лена опустила голову и разрыдалась. — Меня тетка приютила, а больше у меня никого нет. К матери не вернусь. Она ни разу не вспомнила обо мне. Да, у нее пятеро детей, я пятая и последняя. К тому же меня постоянно преследуют кошмары. Я не видела радужных снов, только своего папу и то, как он уходит, обещая вернуться.

Елена отвернулась от отца Димитрия и начала буравить взглядом иконы в золотистой раме.

— Жить в последнее время стало невыносимо. Мне всего лишь шестнадцать, а я перенесла столько, сколько обычному человеку хватит на всю оставшуюся жизнь. В школе отношения с одноклассниками не сложилась. Они считали меня заразной. Дразнили, обзывали, и под конец я не выдержала и бросила школу. Тетку обманывала, хотя она очень занятая женщина, и мои дела ее никак не касались. — Лена вытерла слезы тыльной стороной обеих рук. Размазала по лицу тушь для ресниц и втягивала рвущиеся наружу сопли. — Я уже ничего не ищу. Счастье, которое подарило мне прекрасные детские годы, ушло, оставив меня на растерзание судьбе. Я не думаю, что смогу принять новую реальность, новую жизнь. Перемены напоминают стихийный ветер. Все сметает на своем пути, оставляя лишь самое необходимое. У меня, кроме тетки, больше никого и нет. Но и она отойдет в мир иной. А я останусь одна.

— У каждого своя судьба, свое предназначение. Даже зверюшки живут по природным правилам. Их жизнь кажется интересной, а наша, человеческая, поднадоевшей. Мы любуемся животными и завидуем им что ни на есть черной завистью. Поспал, поел, и все, больше ничего им и не надо. Но мы же не звери, а люди! У нас есть то, что называется мозгом. Мы можем думать, принимать сложные и не очень решения. Дарить любовь и ласку. Не у всякого животного есть нечто подобное, они живут ради нас с тобой. Представь, каково им вернуться на былые земли и вкушать плоды наших рук? Человечество давно поднялось над зверями, оно может им помочь, а взамен забрать жизнь. Что бы мы не умирали от голода. Чтобы мы не мерзли от холодного ветра или снега. У каждого свой путь.

— Ясно.

— Я вот для чего тебя просил остаться, — через несколько минут произнес отец Димитрий. — Я слышал, что тетя твоя привезла тебя на все лето.

— И?

— Понимаешь, я когда пришел сюда, церковь была в плачевном состоянии. — Отец Димитрий решил начать издалека. — Практически все церкви и храмы, что были построены еще несколькими веками ранее, на данный момент заброшены. Большая их часть успела деформироваться. Я видел еще один храм, но он недостроенный, и я даже было решил этот храм божий взять под свое крыло.

Понимаешь, несмотря на радиацию, мы прикладываем кучу усилий, расплачиваемся за прихожан и случайных людей завтраками, обедами и ужином. Часть их приходят из разных уголков Зоны, чтобы помолиться, очиститься или просто поставить свечку.

Так вот, эти люди не пришли сюда, чтобы позавтракать и провести заодно службу.

Кстати, в свое время я просил выделить небольшой автобус, чтобы развозить хлеб и нужные продукты самоселам. Мне отказали. Они в принципе против, что мы кормим тех, кто рано или поздно отправиться на тот свет из-за радиации, сказали мне в ответ. Тут еще неподалеку расположился контрольно-пропускной пункт, но вместо солдат на караул поставили местных милиционеров. Самоселы боятся их. Больно они злы на тех, кто возвращается сюда, на свою родину. Они отлавливают их, как крольчат, и отправляют на пятнадцать суток, после чего въезд в Зону им будет закрыт в ближайшие лет так… десять, если не больше.

Позавчера оцепили наше несчастное поселение. Вокруг Припяти и АЭС выставили охрану. Спецназовцы, милые ребята. Два раза в день они обходят и город, и станцию. Но сегодня утром я увидел в окне людей в милицейской форме. Они держали автоматы, готовые выстрелить. Слава богу, что меня пропустили безо всяких приключений. Один из наших постоянных прихожан сообщил мне на ушко, что те ребята, что пропали без вести, были убиты молнией. Всего одной молнией! Она поразила его прямо в сердце, и… Господь милостивый, да храни ты души наших прихожан и их семей!

— Я одного не понимаю, — выслушав внимательно священнослужителя, спросила Лена, — зачем выставлять охрану вокруг города, который давно уже заброшен? По-моему, там и животные не очень-то живут, приходят только за едой, которую сами и найдут. Если вообще найдут…

— Девочка, — лаконично ответил отец Димитрий и с опаской посмотрел по сторонам.

— Девочка?..

— Совсем еще маленькая, девять лет отроду.

— Хочешь сказать, что охрану выставили только из-за маленькой девочки?

— Я об этом прямо и говорю. Малышка, совсем сирота. За ней так никто и не пришел.

— И что дальше?

— У этой девочки есть необычные способности. Я, конечно, ничего не понимаю в физике, для меня физика это сам Бог, ибо по Его приказу каждое лето становится теплым, а зима — холодной. Девочка может метать молнии, устраивать целые смерчи, а еще изводить радиацией вернувшихся домой людей.

— Я, кажется, догадываюсь, о ком ты мне говоришь…

Отец Димитрий удивленно посмотрел на девушку.

— У нас в детдоме была одна девочка. Очень сильно смахивала на цыганку. Она вроде немая, по крайней мере мы с ребятами так решили, когда вместе с ней ходили на огороды, что находились недалеко от детдома. Сидит, молчит, идут все работать, и она с нами. Это я так, чтобы можно было понять, это просто разные девочки или все же одинаковые? Или это только она одна такая, немного странноватая?

— Странноватая мягко сказано.

Лена с удивлением посмотрела на священника.

— Она убивает людей и не подпускает никого к городу. Чернобыль и так потоп в крови измученных и забитых до смерти людей, а тут еще совсем кроха, маленькая интриганка. — Отец Димитрий улыбнулся. — Знаешь, я тут про проклятие узнал. Оно давно на этом месте висит. Здесь очень-очень давно жил другой народ. У них была своя вера, свои традиции, да и люди эти не очень шумливые, скорее, наоборот — они старались держаться от остального мира как можно дальше. Сначала киевские славяне пытались отобрать у этого народа земли. На самом деле здесь сплошной чернобыльник, вид полыни, горькой. Народ ушел сам, при этом люди проклинали и сам город, и славян, что посмели их выгнать, и самих себя. Они не смогли дать отпор. Они не военные деятели, вполне обычные крестьяне. Про фашистов ты и так знаешь. В общем, вот такая она, история эта. Я всего лишь хочу, чтобы кто-нибудь желающий вместе со мной помог разобраться с историей города. Если появится желание составить мне компанию, обязательно предупреди меня заранее.

Глава XVIII

Длинные, цвета воронова крыла, волосы больно ударили Игорю по лицу.

— Ой, прости!

Игорю показалось, что в тихом и слегка невинном голосе прозвучали нотки холодного металла, готового пронзить насквозь.

Кошмар вылезла из-под одеяла и, отвернувшись к нему спиной, оперлась руками о подоконник. На затортенной поверхности кверху лапками лежали дохлые мухи, одна из них все еще жужжала и пыталась взлететь.

На бледном личике просияла довольная улыбка.

Муха испустила дух, стоило надавить на нее кончиком пальца.

— Ну как там, — за спиной раздался мужской голос, — погодка за окном? Тучки, тучки, а солнца все нет и нет?

— Обычная погода. — Девица пожала плечами. — Погода как погода. А разве это так важно?

— Конечно!

— Ясно.

Игорь взял с тумбочки начатую пачку сигарет и, прикуривая, встал позади, обхватив руками голые груди.

— Здесь очень красиво. Это был Рай на Земле.

— И теперь его больше нет.

Костин удивленно посмотрел на девушку и, что-то пробормотав себе под нос, отошел. Раздавил бычок об стеклянную пепельницу и потянулся за начатой бутылкой виски.

— Если бы не виски, — Кошмар повернулась к фотографу, — никакой бы близости и не было б.

— Ты считаешь меня немощным?

— Ха! — вот и весь ответ.

— Ты слишком жестока. И ты только что разбила мне сердце.

— Тебе разбила сердце не я, а та огромная белоснежная машина.

Тишину разбил громкий смех.

— Ты что, ревнуешь меня к этой махине? Серьезно?!

Кошмар, заметив в его взгляде толику недоумения, лишь горько усмехнулась.

— Кстати, насчет Рая и Ада. Они тоже всякими бывают, — она повернулась к фотографу и развела руками, — то, что простому смертному покажется раем, другому будет хорошо в аду. Знаешь, я иногда подумываю собраться и отправиться на тот свет. Хотя, — Кошмар подошла к поближе и разлила полусладкое красное вино по бокалам, — нас и здесь неплохо кормят… пока что.

— Неужели ты в это веришь?

Девица вновь усмехнулась.

— Мои папа с мамой были обычными тружениками. Каждый день они молились богу, чтобы у них родился ребенок, и, как видишь, со мной все в порядке. — Она перехватила крепкую руку фотографа и ловко вытащила сигарету из его крепких пальцев. — Так что да, я верю.

— Слушай, а как тебя вообще зовут? — после недолгой паузы произнес Костин.

Кошмар посмотрела на него, приподняв от удивления бровь.

— Ты приходишь сюда уже не первый раз. Ты что-то ищешь? — продолжал гнуть свою линию любопытный фотограф.

Девица смерила его презрительным взглядом.

— Катя.

— О, да вы русская, оказывается.

Кошмар сложила руки на груди.

Помолчав, она внезапно спросила:

— А в Чернобыле всегда так холодно?

Глава XIX

— И что ты в ней нашел? Она же страшная, как атомная война!

Марина осторожно выглянула из-за дерева и сделала жест рукой. Девушки послушно легли на землю, прикрывшись желтой мокрой листвой. В нескольких метрах от них милиционеры ходили по густой чащобе, что-то бормотали себе под нос, а затем начинали ругаться, заставляя черных птиц подняться в небо.

Один из милицейской шайки под конец не выдержал и начал палить по грязи у своих ног.

— Ты чего творишь?! Сдурел?

— Я как представлю, чем они сейчас занимаются…!

— Расслабься, хорошо? Она же шлюха…

— Да даже если и шлюха, то только моя!

Марина тяжело выдохнула. Холодный осенний ветер одиноко прогуливался по протоптанной милиционерами песчаной дорожке, задевая своими порывами замерзшие цветы, яркие бутоны, которые уже тронули первые заморозки.

— Их много? — поинтересовалась Юля.

Марина приложила к губам указательный палец.

— Много. Сидите тихо, пока я что-нибудь не придумаю.

Спорить никто не стал.

“Их машина стоит где-нибудь поблизости. Идти напролом не вариант. Я, может быть, и отобьюсь, но вот они… — Марина бросила быстрый взгляд на девушек и вновь всмотрелась в темную чащобу. — Мне нужно отыскать хоть какое-нибудь оружие”

Какое-то время Марина буравила оголенные деревья, чья листва украшала сырую от проливных дождей землю. На небе плыли клочья белых облаков. Наконец собравшись с мыслями и сжав оставшиеся силы в кулак, Марина сделала знак девочкам идти следом. Впереди красовалась еще одна тропинка, не такая заросшая, но природа уже успела сделать свое дело — огромные листья репейника щекотали открытые щиколотки, а колючки цеплялись за джинсы.

Троица вышла на круглую поляну, обставленную высокими и могучими деревьями. Надвигалась мрачная пелена, грозя обернуться новым проливным дождем. До вечера оставались считанные часы — не хотелось бы опоздать или же вовсе встретить дикое животное, что приходило сюда за едой.

Марина свободно выдохнула. Остановившись, согнулась в три погибели и стала откашливаться. Полезла в кармашек джинсов, закурить. И тут же громко обругала себя — несколькими месяцами ранее она оставила сигареты дома, положила в карман зажигалку и одну штучку, на всякий случай.

Откуда она могла знать, что Кошмар перебросит ее сюда, в Зону Отчуждения?

Да и сама кошмарная девица куда-то сгинула.

— Ладно, — заявила Юлия, копошаясь в листве, — мы пока соберем тут кое-что необходимое, а потом пойдем домой. Думаю, ты не заблудишься.

— Не беспокойся, — усмехнулась Марина, пытаясь вычистить грязь с каблуков, — я уже начинаю привыкать к постоянным переездам. Мне нужно найти девчонку.

— Ну, удачи!

Лес нехотя погрузился в свою привычную тишину. Размеренная жизнь в этих местах усыпляла — хотелось лечь на траву и поспать как следует. Если бы не одно “но” — во-первых, земля здесь до сих пор радиоактивна, а во-вторых, где-то поблизости ходит странная полураздетая девица.

И девочка.

Та маленькая, с пронзительными синими глазами, с темными как зимняя ночь, волосами девочка в школьной форме.

Ветви над головой зашевелились. Зашуршала листва под ногами. Руки похолодели, когда за ближайшими кустами затаился некто, только глаза, как щелочки, горели, пытаясь всмотреться в самые потаенные уголки человеческой души. Марина невольно попятилась назад. Захлопала густыми ресницами, пытаясь отогнать от себя наваждение. Когда она пришла в себя, странное видение исчезло. Пошатываясь, Марина пошла по заросшей тропинке сквозь чащобу, пытаясь не ломать голову над тем, кто это был и что вообще здесь происходит.

Внезапно раздался пронзительный треск. Ветви деревьев прижались к земле. Сухая пожелтевшая листва упала на высокую траву, уже почерневшую от первых сентябрьских заморозков. Пустота и тишина этого места не по-детски давила на психику: вроде в этом лесу уже давненько никто не жил, оставив на память лишь старые, гнилые избушки, большая часть которых стояли закрытыми на амбарный замок.

Что-то прокатилось, что-то осыпалось и упало под металлическим навесом старого деревянного домика. Марина резко повернулась. Никого. Ноги и руки дрожали не только от холода, но и от страха. Она впервые призналась самой себе, что боится. В этом, наверняка, виновато то кошмарное существо в образе полуголой девушки.

“Я буду питаться вашим негативом!”

Но для чего? Зачем?

Не хотелось бы знать наверняка. Шум усиливался. Из ниоткуда появился сильный вихрь, листву закрутило, комки черной грязи раскидало по чащобе, и в один прекрасный момент с крыши полуразвалившегося дома спрыгнул гигант с огромной кувалдой в руках. На нем, от утреннего дождя, блестели капли воды. Гладкий и блестящий на вид дождевик. Противогаз с фильтром. Вспотевшие от дыхания очки и могучие резиновые сапоги.

Марина попятилась, когда незнакомец направил кувалду в ее сторону. Он закружился на месте, словно юла, сорвался с места и кинулся на нее. Напуганная подобной неожиданностью Марина не стала дожидаться своей смерти. Нужно было сбежать от этого чокнутого гиганта, размахивающего большущим молотом. Но как? И где? Ближайшее заброшенное село — Копачи, но спрятаться там совершенно негде.

Марина рванула с места и бросилась бежать куда глаза глядят. Монстр в противогазе сорвался следом, Его дыхание было слышно за километры отсюда. По спине крупными бусинами катился пот, оставляя на рубашке темно-серое пятно. Мышцы ужасно ныли. Каблук то и дело норовил сломаться. Нет даже элементарного оружия, остро наточенного ножа или Макарова, который Марина носила на протяжении нескольких лет — начало девяностых, разгул бандитизма в России, большую часть которой пришлось и на Западную Украину.

Марина выбежала на опустевшую тропинку. По другую ее сторону расположилось несколько заброшенных домов — большую их часть были снесены и захоронены еще в сентябре восемьдесят шестого. С тех пор много воды утекло, но память запомнила все до мельчайших деталей. Одна из избушек стояла открытая настежь. Военные, среди которых была и сама Марина, вытаскивали из дома мебель, технику, тряпки и захоранивали в нескольких метрах, дабы мародеры не стащили и не распространяли радиацию по всей стране.

— А ну стоять! Куда это ты бежишь?

Марина впала в ступор, услышав мужской голос с украинским акцентом.

— Я?.. — она растерялась.

— Нет, блин, я! — из-за кустов выплыл молодой мужчина с автоматом наперевес. На нем сидела идеально выстиранная милицейская форма — верх с короткими рукавами, темно-синие штаны, подпоясанные черным ремнем. Руки тоже были прикрыты — из-под короткой рубашки выглядывали рукава темной водолазки. И руки в перчатках, того же цвета. — Тех, кого сюда не звали, мы сразу же отправляем в тюрьму! Это опасная зона! Вот поймаешь радиацию, принесешь домой, и все твои родные и близкие умрут! Тебе их совсем не жалко?

— Радиация не вирус, оно так не работает, — ответила Марина, переводя испуганный взгляд с одного милиционера на другого — помощник первого выплыл из лесу гораздо позже, но стоял поодаль, чтобы не мешать своему дружку.

— А мне об этом знать не положено! Мое дело вывести вас отсюда! Ты же наверняка уже мать, верно? — мужичок с короткими рукавами начал медленно приближаться. — Есть детки, муж. Разве тебе их не жалко?

— У меня нет ни детей, ни мужа. — И это чистая правда. — Но я та, — Марина повысила голос, — кто спасал ваши шкуры, чтобы вы и ваши потомки не болели всякой дичью, не умерли, как те, кто тушил ваш долбанный реактор! — она от злости треснула кулаком по забору. Тот лишь жалобно пискнул. — Вам не положено вести себя как дикарям, выпущенным из клетки!

— Нам положено ловить нарушителей. Таких как ты, например. — Парень с короткими рукавами помрачнел.

— Вам положено ловить девчонку…!

— Девчонку? Ты веришь в эти байки?

— Верю, потому что видела собственными глазами!

— Тю, бегать за маленьким ребенком скучно, — мужчина скуксился, — когда мы только пришли сюда, то сразу же приступили к заданию. И что же? Никакой такой девочки мы не видели, зато увидели кучу бежавших из тюрем заключенных, мародеров и сталкеров! Это — намного лучше девчонки!

— Вы нарушаете закон Украины.

— А мы и есть закон Украины! Правда, народу маловато, но для авторитета сойдет. Мы устанавливаем здесь правила, а вы их нарушаете!

— Оставьте людей в покое! Тогда вам будет и авторитет, и закон.

Паренек поцокал и пригрозил пальцем.

— Нет, нет, уважаемая ликвидатор, так не пойдет. Если мы всех будет отпускать, тогда кто будет уважать нас и наш закон?

— Это намного лучше, чем держать всех в страхе!

Милиционеры и Марина смотрели друг на друга, и от страстей их щеки начали пылать огнем. Порыв ветра бросал в лицо горсть листьев вперемешку с кусочками земли, пытаясь охладить нервы.

Тучи нависли над лесом, грозя обернуться новым проливным дождем.

Здесь вообще редко светило солнце — особенно в холодные времена. Казалось, Чернобыль омывает незаживающую рану, которую нанесли ему люди.

Вдалеке сверкали молнии. Что-то неизбежное приближалось к месту, где завязалась небольшая перепалка.

— Марина, беги, мы их задержим! — из лесу выбежала Юля и, прицелившись, выпустила из лука стрелу, что угодила одному из милиционеров прямо в голову.

Остальные, схватив автоматы, принялись стрелять, куда бог укажет.

— Марина, беги!

— Нет уж, — проворчала Марина и, скрутив растерянного от столь резкого поворота событий милиционера, выхватила у него автомат, — мы все здесь в одной лодке! Никого бросать не собираюсь!

Она отбежала от дерущихся как можно дальше и выстрелила сначала в одного, после перезарядки — в другого. Милиционеры дрались не на жизнь, а на смерть. Хоть и остальные девушки, что были с луками, выглядели для них как надоедливые насекомые — и убить их не составило бы никакого труда, — однако злодеи с каждой минутой теряли своих дружков и бесились еще больше, ощущая беспомощность.

Юля подошла к убитому милиционеру и плюнула ему в лицо.

— Черти окаянные, — прошипела она и отошла, — никакой жизни, одни угрозы да радиация эта…!

— Я им сказала про девочку, а они меня высмеяли, — хмыкнула Марина.

— Девчонка в Припяти. Сюда она редко заходит.

— Тогда придется идти в Припять. — Марина обошла трупы. — Надо набрать патронов. Что-то мне не верится, что это наша первая и последняя встреча.

Глава XX

— Ловите ее!

Миновав лес и парочку заброшенных сел, Марина вышла на мост и направилась в сторону города. За ночь подморозило, под ногами блестел лед, ходить стало невозможно — подошва открытых туфель всякий раз подскальзывали, грозясь упасть. Припять уже не первый год стояла опустошенной, сверкая в осеннем полумраке пустыми и выстекленными окнами. Станция находилась в трех километрах отсюда и была как на ладони.

Марина пришла в Припять поздним вечером, когда темнота накрыла город своей периной с нарисованными на ней звездами. Из-за дождевых облаков виднелся кусочек полумесяца, который тут же скрылся, погружая покинутую местность во тьму. Хоть глаз выколи.

Станция вдалеке моргала агрессивно-красными фонарями. Их отсвет падал на “Саркофаг”, создавая иллюзию таинственности и одновременно страха, любопытства. На миг над разрушенным энергоблоком возник образ темноволосой девушки. Ее грудь скрывалась под корсетом, бугры слегка выглядывали из-за плотной ткани. Руки расставлены в стороны, на лице коварная улыбка и темнота вместо глаз. Вокруг нее появился звездопад, что таял в воздухе, не касаясь земли. Казалось, странная девица охраняла покой заброшенного места.

Еще издалека раздавались звуки выстрелов. Пули оставляли отверстия в крепких бетонных стенах.

Крики, мат, шум автоматов.

Марина, прибавив скорости, побежала навстречу городу.

Страх упасть, поскользнувшись на льду, тут же отступил, освобождая место для отваги и некоторому безумию, что творился на территории Припяти. Шлагбаум был задран, будка охранника пустовала, а сами же сторожа исчезли в темноте, прихватив первое попавшееся оружие. Над головой засверкали молнии — длинные, короткие, пахнущие скорой грозой и электричеством.

В центре между Домом Культуры “Энергетиком” — у которого, кстати, остался голый фасад, без советских лозунгов и афиш, — и гостиницей “Полесье” образовался купол, больше похожий на шаровую молнию. Во все стороны летели молнии, пытаясь задеть тех, кто отчаянно стрелял в цель, укрытую электричеством.

Марина прищурилась и за искрами разглядела фигурку девочки, девяти лет отроду. Волосы ее были растрепаны, юбка задралась, а на некогда белоснежной рубашке отсутствовали парочка пуговиц. Пронзительные синие глаза наполнились кровью, а из ладоней вылетали одна за другим молнии, поражая несостоявшихся героев прямо в сердце.

— Ловите ее!!

Марина успела скрыться в кустах, когда из ниоткуда появилось энергетическое поле и обвило хрупкую девичью фигурку. Пули отскакивали, едва касаясь электрической сетки и падали наземь. Девочка повела руками, сжала пальцы в кулак, и, нахмурившись, силой притяжения подняла гильзы в воздух. Один единственный жест — и милиционеры вместе с солдатами и спецназовцами упали на асфальт без какого-либо намека на жизнь.

Из-за угла показалась милицейская машина. Сигналила фарами, включила сирену и, поддав газу, направилась к девочке. Та только этого и ждала — малышка размытым движением обернулась и выставила руку вперед.

Автомобиль отлетел на другой конец города.

Марина дрожащими руками вставила найденные ранее патроны в магазин и перезарядила автомат. “Вспомни, чему тебя учили, — подумала она про себя, выпрямляясь во весь рост, — никакой паники, только спокойствие, только хладнокровие и меткость. Попадешь — выиграешь. А если попадут в тебя — проиграешь. Банально, примитивно, но это так”

Пуля прошла навылет, не задевая маленькую мерзавку. Энергетический купол на мгновение пошатнулся, пошел рябью, и малышке чудом удалось все стабилизировать. В ее глазах засверкали тысячи молний. Девчонка коварно улыбнулась. Пронзительные синие глаза превратились в щелочки. Марина ощущала каждый удар сердца, и, перехватив дыхание, выстрелила еще несколько раз, заставляя девочку отступить.

Девочка размытыми движениями добралась до огромного шестнадцатиэтажного здания и, обернувшись, выпустила еще один импульс. Марина отлетела в сторону. Спецназовцы лежали без сознания, раскиданные по всей площади. Милиционеры сбежали, а большая часть солдат погибли.

Марина с большим трудом поднялась на ноги. Стряхнула остатки земли с помятых джинсов и поспешила за девчонкой, что скрылась внутри многоэтажки. В подъезде раздались звуки работающего лифта. Девчонка направлялась на самый верхний этаж. Смысла ждать не было, и Марина, ускорив шаг, побежала наверх, переступая через одну-две ступеньки. Пришлось снять туфли и бросить их на лестничной площадке.

Марина перезарядила автомат и, выставив его вперед, выстрелила. Пуля прошла сквозь тонкое девичье запястье. Темно-бордовая жидкость потекла вдоль руки, оставляя неприятный липкий след. Девочка удивленно подняла руку и горько усмехнулась. У ее ног лежал спецназовец без сознания.

— Чего ты хочешь?! Зачем убиваешь ни в чем неповинных людей?! — закричала Марина что было сил.

Девчонка снова усмехнулась. Повернулась спиной и растаяла подобно видению.

Марина бросила автомат и подбежала к лежащему без сознания спецназовцу.

“Он еще жив!..”

Марина задрала водолазку и приметила несколько глубоких ран, нанесенных чем-то острым. Но в руке девочки не было даже намека на нож. Вокруг не оказалось ничего полезного, а все, что осталось, пропиталось радиоактивными отходами.

“До станции всего ничего. Придется его на себе тащить”

— Серега! — держась за рану, еще один спецназовец появился в пустом помещении.

— Помоги, а? — обратилась к нему Марина. — Я отдам тебе должок, обещаю!

Они вдвоем подхватили раненого мужчину и, держась за стены подъезда, спустились на первый этаж.

— Это мой начальник, Серега, — заговорил спецназовец, пока они шли по дороге в направлении к атомной станции. — Мы с ним вместе уже больше семи лет. Он хороший мужик, правда, грубоватенький немного. Эй, а ты случаем, не ликвидатор? Я в былые годы видел вас здесь, как вы все моете и убираете.

— Ну, допустим. И что?

— Да ничего, просто интересно.

— Придется идти напрямик, через стройбазу. Оттуда до медпункта рукой подать.

Глава XXI

Марине приходилось уходить за пределы станции, чтобы выкурить сигарету и привести расшатанные нервы в порядок. Она подолгу задерживалась, осматривая недостроенные здания. Вдоль траншеи текла вода, оставшаяся здесь еще с позапрошлой осени.

“Интересно, на сколько меня еще хватит? Время идет, а результатов все нет и нет. Стоило ли вообще во все это влезать? Не знаю. Но я должна найти своих детей! Без них я совсем погибну…”

— О нет…

Марина стояла у окошка, опершись руками об холодный подоконник. Когда мужчина пришел в себя, обернулась и наградила насмешливой улыбкой.

На улице шли проливные дожди. Иногда он замолкал на минуту, а затем разрастался еще больше, погружая опустевший город по утрам в плотный туман. В пепельнице осталась недокуренная сигарета. По коже шли мурашки, а сердце безжалостно билось о ребра, не давая успокоиться.

— Добро пожаловать домой.

Они с трудом пересекли стройбазу, кое-как дотащили раненого до медпункта, оставляя на линолеуме мелкие пятна крови. Их провожали изумленными взгляда. За ними побежала молодая, слегка полноватая, девушка. Работники станции останавливались, перешептываясь между собой и пропуская вперед странную троицу. Спецназовца аккуратно положили на медицинскую кушетку. Перебрав всевозможные баночки и склянки, с трудом обнаружили нужные лекарства. Медика на посту не оказалось, и Марина взяла всю заботу на себя.

— Жалок век человеческий.

В углу образовалась кошмарная девица. Ее фигурку соткал мрак, прячущийся в мелких трещинах на полу и в стенах.

— Зачем она хотела его убить?

В помещении повисла пауза.

Кошмар как-то странно скукожилась и начала грызть нижнюю губу.

— Можешь не стараться, я все знаю. Та девчонка, она твоя половина. У меня с ней произошел контакт. Она знает, зачем я здесь. Она знает, кто ты. Твои просьбы о победе всего лишь фальшь, ты хочешь соединиться с ней и воздать этому миру за свои травмы и обиды. Поэтому ты доводишь одного человека за другим, хотя никакого права на это не имеешь.

— Допустим. — Девица демонстративно сложила руки на груди. — И что ты теперь будешь делать?

— Все то же самое.

Кошмар фыркнула и тотчас же растворилась.

— Трусиха, — фыркнула Марина.

В помещении стояла гробовая тишина. Марина любовалась маленьким огоньком на кончике сигареты. Мельчайшие кусочки пепла падали на стеклянное дно и тут же переставали тлеть. Какое-то время тяжелые мысли одолевали ее, не давая спокойно вздохнуть. “Жизнь изменилась, и далеко не в лучшую сторону. Мы столкнулись с неизвестным для нас миром, где установлены другие правила. Неужели такое событие, как чернобыльская катастрофа, смогла так резко изменить жизнь? Повернуть все так, как будто ты пробудился ото сна и попал в самый настоящий кошмар…”

— Я смотрю, тебя не больно-то радует возвращение к живым.

Он промолчал.

— Тебя хоть как звать?

— Сергей. Но настоящее имя — Александр.

Марина усмехнулась:

— Отлично! И не объяснишь почему?

— Я один из тех, кто был в момент аварии. — Сергей-Александр присел на кровати. — Прошло десять лет, а я до сих пор как в аду. Родители умерли еще до катастрофы, с женой мы разбежались, и все эти годы я маюсь в нестерпимом одиночестве. Я решил изменить свою жизнь. Я взял себе другую фамилию, другое имя в надежде, что прошлое оставит меня в покое.

— Но оно тебя не оставило.

Мужчина кивнул.

— Закурить есть?

Марина встала со стула и, прикурив сигарету, отдала ее Александру.

Тот спустил ноги с постели и затянулся, прикрыв веки.

Сигаретный дым поднялся до белоснежного потолка.

— Тридцать с лишним лет, и нихуя нет, — произнес после долгой паузы Сергей-Александр, — я думал, я надеялся, что рано или поздно моя жизнь наладится, что будет все как у всех, но…

— Не получилось.

Александр закивал.

— Нас послали в Припять, чтобы отловить девчонку, — начал свой рассказ он. — Она шандарахнула молнией в автобус, внутри которого были люди. Никто не выжил, все сгорели заживо.

— А зачем вы вообще присматриваете за этой девчонкой?

— Распоряжение Генпрокуратуры.

Марина удивленно приподняла бровь:

— Вот как?

— Боровые сообщили им о некоем человеке по кличке Долгожитель. Так вот, этот Долгожитель уже всем кому только можно насолил. И теперь его ищут. Уже который год найти не могут.

— И как этот Долгожитель связан с девочкой?

— Он бросил ее в реактор умирать.

Глава XXII

Время стремительно улетучивалось подобно песку в жаркой пустыне. Мелкие песчинки секунды, более крупные — минуты, а сам песчаный оазис напоминал дни, месяцы и даже годы. Но сколько бы воды не утекло, весна пришла слишком поздно — в апреле, десять лет назад, стояла сухая и душная жара. За окном бушевала настоящая зимняя метель. Горсть снежинок ударила в стекло. Ветер игрался с деревьями, что находились в паре метров от станции.

Марина в последний раз прополаскала белоснежную тряпочку, напоминающую свернутый в несколько раз бинт, в воде и водрузила ее на разгоряченный лоб мужчины. Несколько дней у Александра наблюдалась высокая температура. Марина ни на шаг не отходила от него, пытаясь вытащить его с того света.

— Зачем ты это делаешь?

— В смысле?

Марина отошла от кушетки и, налив воды в чайник, водрузила его на плитку.

— Зачем ты ухаживаешь за мной?

Она усмехнулась:

— Не любви ради, это точно. Скажем так, если ты умрешь, нам всем придет конец.

Сергей-Александр приподнялся на постель, опершись локтями об мягкую перину.

— В каком смысле?

— Ты уже забыл про девочку? — Марина повернулась к нему, держа в руках чашку с дымящимся напитком.

— А разве она может что-то сделать?

Марина рассмеялась:

— У тебя проблемы с памятью, Сашенька!

Саша хмыкнул:

— Ничего подобного. Просто я не думаю, что девчонка сможет устроить катастрофу номер два.

— А никто и не говорит об катастрофе. Точнее, об ее повторении. Понимаешь, тут такое дело, я в Чернобыле-то неспроста, — Марина достала сигарету из пачки и, поднеся зажигалку, прикурила. — Несколько лет назад пропали двое моих детей. Мальчик и девочка, Витя и Лиза. Мой горячо любимый супруг увез их в неизвестном направлении, а про меня наплел, что я якобы умерла от радиации. В общем, если коротко и по существу, мои дети пропали, и лишь один человек может мне в этом помочь. Хотя это даже не человек, а существо, с маской человека. Оно поедает все, что относится к негативу — страх, боль, отчаяние. Таким образом оно набирает силу, чтобы в дальнейшем устроить армагеддон. Ну это я так, чтобы понятнее было. Та девчонка, что устроила войнушку в городе, ее настоящий образ. И она жаждет мести. То, что творилось в Припяти, это самая малость пиздеца, которого нам придется пережить.

— У тебя хоть дети есть. Пусть они далеко, но все же, — немного помолчав, произнес Саша, — а у меня даже котенка, и того нет. Мне тридцать шесть лет. Я дважды побывал на краю, из-за чего у меня возникает определенный вопрос: за что? зачем? для чего все это надо было? Я остался больной, никому не нужный, одинокий. Да, я одинок, да, я устал от своей же компании, но сделать ничего не могу. Мне женщины могут только сниться, с моим-то прошлым. Я хочу любви, я хочу хоть немного ласки и понимания. Я устал… — он закрыл лицо руками. — Я так устал, я думал, что наконец-то отмучился, что больше не придется страдать, но ты меня вытащила из этого состояния, и я вынужден продолжать бренную жизнь… только вот… ради чего?

По бледному лицу пробежала одинокая слеза. За ней еще одна, и еще, давая волю своим чувствам, всему тому, что накопилось в душе. Он так долго держал это в себе, боясь показать, настолько может быть слаб духом человек. Мужчины тоже плачут, в этом нет ничего зазорного. Только социум делает из этого проблему, опускаясь до некрасивых обсуждений и сплетен.

Марина пристально смотрела на него, не отрывая взгляда. Она не стала его корить, лишь внимательно выслушала и, наклонив голову, размышляла над нужными словами. Саша высморкался в наволочку, снятую с подушки, что лежала на кушетке, и закинул ее куда подальше. Его грудь украшали многочисленные раны, нанесенные чем-то острым. Большая часть из них оказались неглубокими. Марина прикурила очередную сигарету и протянула Сергею-Александру.

— Здесь вообще-то нельзя курить, но сегодня случай особый, — произнесла она, присаживаясь поближе. — О-о-ох, в общем, я тебя внимательно выслушала и сейчас скажу вещь, которая тебе сначала не понравится. Ты должен жить дальше, чего бы в твоей жизни не случилось. Те, кто лежат сейчас на кладбищах, тебе бы позавидовали черной завистью. Ты выжил. Двадцать шесть человек, из которых только ты один — живой. Хотя, я, может быть, ошибаюсь, но все же. Ты вытянул счастливый билетик! — рассмеялась Марина. — Ладно, это была самая глупая шутка в мире. Ты должен жить дальше, ты понял?

— Зачем? — простонал мужчина.

— Зачем?! Я тебе пять минут назад рассказывала о кошмарной девице! Так вот, дорогой мой Сашенька, если ты наложишь на себя руки, она выиграет. Она станет намного сильнее, чем сейчас! И твоя смерть будет для нее большим плюсом! Я пытаюсь вас всех спасти! Да, потому что я ищу своих детей. Да, только та девица прекрасно знает, где они, но мне не хочется хоронить очередного знакомого, который наложил на себя руки. Один из нашей компашки сравнительно недавно умер. Мы с моим другом разузнали, что, когда он приехал домой, родители и жена от него сразу же отказались, а через день его нашли повешенным. Нет ничего хорошего в подобной смерти. Я не знаю, радуйся птичкам, травке, маленьким кошечкам и собачкам, но не смей обрывать свою жизнь! Я, знаешь ли, тоже не вечная…

День медленно клонился к вечеру. Небо затянуло розовыми всполохами, закрывая собой маленькие, медленно плывущие, облачка, а яркий шар, в последний раз одаривший мерзлую землю своими лучами, скрылся за горизонтом. На станции стало слишком тихо. Александр прислушивался к редким звукам, доносящимся из “золотого” коридора, и тяжело вздыхал, закрывая глаза и погружаясь в дрему, сквозь которую доносились обрывки чьих-то фраз и сумбурные слова.

Что-то тяжелое приземлилось ему на колени. Саша приоткрыл один глаз. Перед ним промелькнула чья-то грудь, едва прикрытая длинными темными волосами. В горле образовался, мешая дышать, тяжелый ком — Александр побоялся спугнуть обнаженную девицу, что водила ногтями по его голому торсу. Незнакомка целовала его в шею, касалась пальцами приоткрытых губ, и это заводило мужчину, у которого давно не было женщины. Саша чувствовал, как его достоинство наливается свинцом, и в голове витают мысли только об одном: ему безумно захотелось переспать с этой девицей.

— Ай!

Александр быстрым движением сел на постель. Схватил девицу за руки, когда та попыталась ретироваться. В пронзительных синих глазах промелькнули одновременно испуг и злая насмешка. Шелковый халат спал на пол, открывая взору маленькую аккуратную грудь с сосками карамельного цвета.

— Дай мне частичку своей любви! — громким шепотом произнес Сергей-Александр, не выпуская из крепких пальцев тонкие девичьи запястья. — Позволь мне овладеть тобой! У тебя прекрасные груди, я хочу их прямо здесь и сейчас!..

Незнакомка вконец растерялась. Пока она обдумывала пути отступления, как Саша, не желая терять времени, опрокинул ее на постель, прижав к матрасу всем своим телом. Девица даже не пискнула, буравя его взглядом синих глаз. Александр наклонился и прикоснулся губами белой шеи. Затем провел языком вдоль груди, коснулся бугорков и оставил на них след от поцелуя. Разум отошел на задний план, когда Сергей-Александр быстрым движением расстегнул брюки, бросил их на пол и, закатив глаза от удовольствия, вошел в девицу, начиная медленно двигаться.

— У меня вчера был секс.

Марина вопросительно посмотрела на Сашу.

— С кем это?

Он моргнул и уставился на потолок.

— Я еще никогда не чувствовал себя таким живым, — через минуту ответил мужчина, облизывая пересохшие губы, — хах, странно звучит, да? У меня давно ни с кем ничего не было, а тут девушка, с темными, как ночь, волосами. У нее дивное тело. Я даже чувствовал, как груди ее трясутся в моих руках. — Саша выставил вперед ладони. — Мне хотелось еще и еще, но наступило утро, я проснулся, а ее уже нет.

— Так кто же это?

Александр тяжело вздохнул.

— Она. Кошмар.

Глава XXIII

Отец Димитрий пребывал в одиночестве, когда двери храма распахнулись, и в зале появилась темноволосая девушка с каре.

— Что это за люди?

Лена указала на священников в темных балахонах.

— Церковный хор. Они не местные, приезжают сюда раз в год, чтобы отмолить город и попросить прощения у Бога за все те ошибки, что мы совершили.

Лена подошла к окну, за которым шел проливной дождь.

— Я слышала, здесь якобы бунтует маленькая девочка.

— Верно.

— А чего она хочет?

Отец Димитрий пожал плечами.

— Только Богу известно.

— В последнее время об этом Боге только и твердят. Если Бог все-таки существует, то почему он допустил эту катастрофу? Почему Он не защитил людей?

— Бог предпочитает не лезть в дела человеческие. Наверняка Он подавал нам знаки, а мы не сумели их распознать. Иоанн Богослов в древние времена говорил об этом, но его посчитали сумасшедшим, и только спустя пару сотен лет к нему начали прислушиваться.

— А может, это еврейское проклятие? Это была их земля, пока большевики и фашисты не начали их уничтожать.

— Церковь исключает подобные варианты. Этим занимаются неблагочестивые люди, маги и колдуны. Мы их осуждаем. Так угодно Богу — это все, что я могу сказать. Хотел ли Он этого? Конечно же нет. Родители наказывают своих детей во благо, так и Бог наказывает нас за непослушание. А насчет девочки, — отец Димитрий повернулся к Лене, — я все это время был здесь, дитя мое, и видел это чудное создание не один раз. Она приходит сюда потому что у нее нет другого дома, дома, где бы ее любили и ждали.

Лена прищурилась:

— Кстати, вы так и не рассказали, что с вами тогда случилось.

— Что именно?

— Когда какая-то девица ввела вас в жуткий транс.

Отец Димитрий поднес к лампадке заранее зажженную спичку. Приятный запах разошелся по храмовому залу, наполняя теплотой и душевным спокойствием.

— Я был один, когда она заявилась. Строительство “Укрытия” только-только закончилось, и я решил, с меня хватит, — не поворачиваясь к девушке, ответил отец Димитрий. — Я решил на время остаться в кабинете, нужно было доделывать работу. И тут она пришла. Я даже и не помню, что именно она со мной сделала. Очнулся уже в местной психбольнице. Меня привязывали к кровати, ибо по ночам начинал ходить и беспокоить больных. Меня вывели, но какой ценой… — протянул бывший чиновник. — Мамы уже в живых не было. Врачи не разрешили мне об этом говорить, была велика вероятность, что приступ повторится. Не прошло и года, как схоронил жену. А в Чернобыль вернулся… вернулся потому что выхода другого не было. Я прошел необходимое для этого обучение и уже который год провожу здесь службы. Монахи эти, — отец Димитрий кивнул на людей в черных балахонах, — сами к нам обратились. Сказали, что у них особая миссия. Я уже начинаю к ним привыкать. Но ты пришла сюда так поздно не ради истории с девицей. Ты пришла рассказать мне о чем-то другом, о том, что тревожит тебя не первый год.

— Батюшка, я уже который год скучаю по своему отцу, — подбирая нужные слова, произнесла Лена. — Это тоска не отпускает меня и по сей день. Я уже знаю, что он умер. Он погиб, спасая нас с вами. А я все принять это не могу!.. — воскликнула девушка, сжимая пальцы в кулак. — Я все это время думала, за что, за что мне все это! Почему он, а не я?! Почему он оказался в тот злополучный момент? Почему он ушел, ничего мне не сказав?! Он был моим единственным близким человеком, которого я безумно любила! Я прошла через ад, как и он, я даже пришла сюда, в Чернобыль, чтобы отыскать его, а тут оказалось, что домик наш снесли, а он уже давно мертв!..

— Пути господни неисповедимы. Никто не знает, что будет завтра. Или через час. Или через две минуты. Нельзя вторгнуться туда, куда простому смертному дорога закрыта. Бог не дает испытаний не по силам, Он знает, сколько ты можешь выдержать. И только Он знает, какая участь ждет тебя завтра. Ты вот проснешься, а все, что мучило тебя вчера, окажется дурным сном. Или ты обретешь смысл в чем-то другом. Или примешь все как есть, не станешь больше сопротивляться. И это тоже входит в планы Бога. Но пока что остается только верить. Любить и верить. Ты жива, а это главное. Ты жива, а это значит, что все поправимо.

— Лена, это опять ты?

Отец Димитрий повернулся и встретился глазами с роковой красоткой, на лице которой заиграла злая усмешка. На ней сиял черный бюстгальтер, подчеркивающий выпуклость грудей, короткие шорты, едва прикрывающие бедра, и ботинки со шнуровкой до колена. Ее длинные волосы были мастерски укорочены.

— Я скучала по вам, отец Димитрий. Надеюсь, вы не успели меня забыть. — Девица поклонилась, скрывая злобную насмешку в уголках губ.

— Я тебя внимательно слушаю. — Бывший чиновник сохранял самообладание, хотя по всему телу бегали мурашки, да и голос заметно сел.

— Скажите, а я достаточно красива, чтобы вы могли совершить со мной грехопадение? — незнакомка принялась крутиться вокруг священника, потрясывая грудями. — Вы не думаете, что этот бюстгальтер лишний, м? — одним движением она расстегнула бюстгальтер и, оголив груди с сосками карамельного цвета, бросила его куда-то в сторону. — А теперь я красива, м?

— Я знаю, зачем ты это делаешь, — ответил священнослужитель, сцепив руки. — Ты хочешь, чтобы мы, люди, попросили у тебя прощения. За все, что совершили или не совершили, — он выдержал паузу и склонил голову. — Я принимаю твою злость, твое отчаяние, ты одинокое и несчастное создание, в глубине души ты чаешь нашей любви, и хочешь, чтобы тебя одарили вниманием. Я понимаю твою ненависть и принимаю тебя как одного из нас, как человека, который похож на нас, который заслуживает милосердия, как и все дети в нашем непростом мире.

Девица хмыкнула. Насмешка с ее лица исчезла. Она стала серьезна как никогда. Буравила священника взглядом пронзительных синих глаз и молчала, поджав губы.

— Я встаю перед тобой на колени, — вкрадчиво произнес отец Димитрий и встал перед незнакомкой на правое колено, — и от лица всех людей, живущих на этой планете, прошу у тебя прощения. Прости нас и не держи больше на нас зла! — он опустил голову и сжался, словно его хотели ударить. — Прости даже за то, что мы не сделали! Прости за то, что были равнодушны к тебе! Прости и оставь нас с миром!

Девица сильнее поджала губы, буравя священника, сжавшегося у нее в ногах. Подняла глаза, вгляделась в лица, запечатленных на золотых иконах, и, развернувшись, поспешила к выходу. На нее смотрели тысячи нарисованных глаз. Отец Димитрий выглядел жалко, но не шелохнулся, пока не хлопнули деревянные двери. С его уст слетел вздох облегчения.

Но надолго ли?..

— Нахрена ты это сделал?! Что ты вообще, блять, делаешь? — кричала словно обезумевшая Марина.

Саша виновато опустил голову.

— Ты отлично знаешь, зачем я здесь! Ты хочешь продлить мои страдания или че?! — негодовала молодая женщина.

— Я не смог удержаться! — в ответ закричал Сергей-Александр. — Она такая красивая, соблазнительная, а у меня бабы давно не было! Я живой, в конце концов! Я, как все нормальные мужики, хочу трахаться! Что в этом плохого?!

— Ничего. — Марина всплеснула руками.

— Если ты так боишься за меня, могла бы и сама дать…!

Раздалась звонкая пощечина.

— Больной извращенец! — хлопнули двери, оставляя Александра наедине с мрачными мыслями.

Он потер ушибленную щеку.

— Да, я извращенец. Ты мне уже давно нравишься.

Годом ранее

Рая уже давно не думала о своем будущем. Из зеркального отражения на нее смотрела уставшая от жизни девушка — черными тенями под веками улеглись синяки, провалились щеки, тусклый взгляд карих глаз, фигурка поблекла, висели мешками груди и ноги слегка искривились.

— А мне действительно необходимо идти на это свидание?

Марина вышла из комнаты, неся в руках воздушное платье.

— Конечно. Ты же не хочешь закончить так же, как большая часть моих знакомых. — Она подошла к Раисе и приложила к ней платье, расплавляя легкую ткань, что собиралась воланами на короткой, до голеней, юбке. — Помнишь, я рассказывала тебе историю, как один юноша, по приезду в Чернобыль, застрелился? Молодой совсем, едва восемнадцать стукнуло. Не хотел рисковать, решил все на месте.

— Неужели?..

— Угум.

Раиса пожала плечами, продолжая всматриваться в собственное отражение.

— А этот, Андрей, он хороший?

— Слушай, если бы он был бы плохой, я бы ни за что его бы не посоветовала бы!.. — воскликнула Марина, вновь убегая в спальню. Через минуту вернулась с ярко-синими сандалиями, которые бросила перед девушкой. — Все! У меня все готово! Переодевайся, приводи себя в порядок и отправляйся в летнее кафе. Я тебе адрес напишу на бумажке, чтоб потом сама нашла. Он будет ждать тебя там же. И ради бога, улыбайся! Не делай страдальческий вид. Ты молодая красивая девчонка! Не нужно ставить на себе крест. — Марина обняла Раю за плечи.

Девушка расплакалась еще сильнее, вытирая слезы маленькими кулачками, будто маленькая провинившаяся девочка.

— Не могу! Я люблю только Васеньку! Почему его нельзя вернуть? Зачем мне кто-то другой?! — говорила она сквозь слезы, всхлипывая и размазывая сопли по бледному личику. — Неужели нельзя все вернуть как раньше все было?!

— Послушай, мне тоже все это не нравится! — повысила голос Марина. — Но у нас нет другого выхода! Не мы виноваты в том, что случилось! Не мы сделали все это, за нас уже давно все решили! Просто… — она тяжело вздохнула, прикрыв веки, — просто прими это как данность, хорошо? Не губи свою жизнь и жизнь ни в чем неповинных людей. Запомни, ты не должна кормить своим отчаянием этого монстра, ни в коем случае! Иначе мы все пропадем…

— Вот это платье? — немного успокоившись, спросила Раиса.

— Да. Мне кажется, оно лучше подойдет. И не забудь про пояс!

Рая застегнула кожаный тонкий пояс и, повернувшись к зеркалу, снова всмотрелась в собственное отражение: девушка с обложки, с чуть кудрявыми волосами, мирно покоящимися на выпуклой груди, слегка блестящие кончики, белоснежный ободок, серебряные сережки, море секса и обаятельности! Платье цвета ночного моря, юбка, идущая волнами, белый передник, подпоясанный ремешком, сандалии на тонкой подошве, ко всему этому дамская сумочка, девушка-мечта.

— И улыбайся! Образ жертвы тебе не идет.

Рая тихонько вышла из квартиры. Закрыла дверь на ключ, поправила дамскую сумочку и направилась вдоль опустевшего коридора до лестничной площадки, откуда спустилась на первый этаж. Красивая девушка не осталась незамеченной: ее соседи, такие же вдовы, лишь тихонько шипели ей вслед, гневно осуждая и ругая за несправедливости этого мира.

Раиса зашла за угол, огляделась по сторонам, вытащила из сумочки пачку сигарет и, прикуривая, выпустила табачный дым в небо. Она незаметно стащила сигареты у подруги, что частенько курила на маленькой кухне, сидя у форточки. Бросила недокуренную сигарету на землю, растоптала его носком сандалия и, поправив наряд, продолжила путь.

Мужчина уже стоял возле входа в летнее кафе. Он заметно отличался от людей, что сидели на открытом воздухе, среди полупустых столиков с развевающимися от порывов ветра скатертями: деловой костюм, галстук, цветы — белые розы, свежий свежий запах лепестков, красота, да и только. Посетители переговаривались между собой, иногда бросали взгляды на странного гостя и улыбались, пряча усмешку в уголках губ.

— Это вы Раиса?

Девушка кивнула:

— Я. — И сцепила руки, неловко улыбаясь.

— Я Андрей! — мужчина принялся раскланиваться.

— Приятно познакомиться, — продолжала улыбаться Рая.

— Пройдем? — Андрей указал на столики.

Она закивала:

— Да-да!

Когда принесли бокалы с мороженым, Андрей принялся рассказывать о себе:

— Когда мне рассказали о вас, я был немного в шоке от услышанного. Вы правда ухаживали за своим мужем до последнего, пока он не умер?!

Рая позволила себе усмехнуться:

— Простите, я думала, у нас разговор будет о чем-то нейтральном, — она отложила серебряную ложечку, — но я не вижу смысла что-либо скрывать. Да, мой муж один из тех, кто тушил четвертый реактор. Он был сильно облучен и умер спустя две недели. Уже столько лет прошло… — девушка хмыкнула, — а я все пытаюсь об этом забыть. Как-то плохо выходит. — На ее лице снова заиграла усмешка. — Я так и не вышла снова замуж, у меня нет детей, и все, о чем я могу думать, так это о ребенке. Если бы был ребенок, моя жизнь обрела бы смысл. А я себе уже давно не нужна. Надеюсь, вы меня отлично понимаете.

— Нет, не понимаю, — сначала на лице Андрея отразился ужас от услышанного, но мужчина взял себя в руки и уверенно произнес: — Вы молодая цветущая женщина! Со всеми бывают трудности и невзгоды, и это не значит, что вы должны на себе ставить крест! Я знаю, что я выполняю роль донора, но… — мужчина набрал воздуха в легкие, прикрыв веки, — во-первых, давайте на “ты”. Нам предназначено провести не один день в постели, не вижу смысла “выкать”. Мы же не чужие теперь люди, верно? А во-вторых, прекрасная Раиса, помимо оплодотворения… слово-то какое скверное!… В общем, я бы хотел видеть вас… тебя… прекрасная Раиса… в качестве своей спутницы жизни.

— Об этом не может быть и речи!

— Почему? Почему?!

— Потому что мне, кроме моего мужа, больше никто не нужен!

— То есть… Как это?..

— Да, вас, Андрей, правильно проинформировали, мне нужен только ребенок.

Андрей стукнул ладонью по столу:

— Я так не могу! Я мужчина! Мне нужна женщина!

Рая позволила себе усмешку:

— Я думала, вы меня поймете…

Она попыталась встать из-за стола, но мужчина перехватил ее за руку:

— Я так просто тебя не отпущу. Я буду пытаться снова и снова, но мы с тобой будем вместе.

Рая вырвалась и зло посмотрела на Андрея.

— Прощайте. — И Раиса удалилась, покинув нелицеприятное для себя общество.

Перед схваткой с девочкой

— Марина!

Она остановилась, оценивающе взглянула на него, смерив пристальным взглядом с ног до головы, и, демонстративно сложив руки на груди, с вызовом в голосе произнесла:

— Ну?

А позади — запятнанная ржавчиной и черными потеками масштабная стена, закрывающая останки энергоблока, разбитого взрывом. Под ногами катились грязь и остатки снега. Когда Марина, в конце холодного месяца, синяя и почти почерневшая от холода — губы девушки напоминали уста покойника, — притащила не без помощи других раненого и бесчувственного спецназовца, на ней, кроме тонких джинсов и открытых летних туфелек, ничего теплее не было. Работники станции, оставшиеся в этих помещениях еще с осени восемьдесят шестого, отлично помнили гостью в качестве ликвидатора, поэтому выделили ей теплую и сменную одежду.

— Я тебя очень внимательно слушаю.

Сергей-Александр поежился и спрятал руки в карманы темных брюк.

— Я бы хотел сказать одну вещь, которая может тебе не понравится.

Марина поморщилась:

— Не тяни кота за хвост, говори прямо.

Александр заозирался по сторонам:

— Мне бы не хотелось говорить об этом на весь аул, но так как нет больше необходимости это скрывать, я скажу прямо — я хочу с тобой отношений, здесь и сейчас. Ты сама просила!.. — он развел руками, натолкнувшись на немой взгляд темно-карих глаз.

Марина усмехнулась и, бросив взгляд себе под ноги, спрятала руки в карманы джинсов.

— Что-то много желающих в последнее время! — язвительно заявила она.

— В смысле? — Саша всплеснул руками.

— Мне пока что одного хватает!

— Кого?..

— Ну, раз ты об этом заговорил, я тоже скажу напрямую — мой друг и товарищ, с которым я проработала здесь в восемьдесят шестом, тоже не против отношений. — На лице Марины просияла новая ядовитая усмешка. Она склонила голову и в упор посмотрела на Александра. — Мы с ним даже переспали. А что? Он хороший мужчина, одинокий, правда, у него имеется малолетняя дочь, да и я, знаешь ли, прохлаждаюсь в Чернобыле не просто так. И об этом говорю уже не первый раз. Да и, насколько мне не изменяет моя память, ты прекрасно проводишь время с Кошмаром, так что, я не имею никакого желания вам мешать.

— То, что я перепихнулся пару раз с той девицей, ничего не значит!..

— Алекс, мне насрать. Прости. Я помогаю тебе из-за личной выгоды, но спать с тобой не собираюсь. Адью.

Киев, тот же год

— Вы собрались меня преследовать?

Андрей протянул вперед красивый с одурманивающим запахом букет ярко-алых роз.

— Ты думала, что избавишься от меня просто так, да? И, если не быть таким настойчивым, ты ушла и даже не сказала, когда именно произойдет наше соитие. Ну, донорство, если ты так настаиваешь. Ну, я человек, привыкший к романтике, решил сделать это красиво, цивилизованно, хотя, конечно, сейчас совсем другие ценности, и все это вовсе не обязательно, но я мужчина старой закалки…

— Я не хочу делать это в своей квартире. — Раиса сложила руки на груди.

— Хорошо. А не скажешь, почему?

— Тебя это не касается!

— Из-за мужа?

Рая хмыкнула.

— Допустим.

— Ко мне или в гостиницу?

Девушка склонила голову.

— А у тебя есть деньги?

— У меня есть все, чтобы завладеть твоим сердцем!

— И не мечтай. Оно уже занято.

Раиса краем глаза заметила любопытствующие взгляды соседских женщин, наблюдающих за неловкой сценой из своих окон.

— Знаєш, доведеться перенести наше дійство в інше місце, так як сусідки про мене поганої думки. Вони заздрять мені і називають мене поганими словами, тому що журналісти наділяють мене великою увагою. А вони теж вдови. Я навіть з подругою через це посварилася. Вона не розуміє, чому у мене запитують про мого Васеньку, а про її Віктора практично нічого не говорять. Тому не хочу спати з чужим мужиком на очах у всіх[7], — произнесла она, сложив руки на груди.

— Как скажешь. — Андрей пожал плечами. — Слово дамы для меня закон.

Рая спустилась со ступенек и встала рядом с мужчиной.

— Букет я не приму. Договор был о другом.

— Мы вообще ни о чем не договаривались!.. — Андрей всплеснул руками.

Подул прохладный ветер.

Раиса посильнее укуталась в свитер.

— Разве Марина ни о чем тебе не говорила?

Спустя час

Маленькая квартирка была скромно обставлена: диван у стены, мебельный гарнитур из ФРГ, журнальный столик, отодвинутый к окну, и два кресла, одно из которых было убрано в спальню, где стояли лишь кровать да двухсторчатый шифоньер. Окно занавесили большой и прозрачной тюлью, не позволяя темным вечером включить свет — все на виду у всех, как на экране большого телевизора. На кухне шкаф и стол времен революции, холодильник, только что купленный, ну и ванна с туалетом, раздельные, конечно.

— Я живу очень скромно! — Андрей развел руками.

— Ничего страшного. — Раиса улыбнулась.

На улице пошел дождь, стекая по стеклу красивыми потоками. Подул вновь ветер, склоняя деревья к мокрой земле. Полыхнула молния, затем другая, погружая квартирку в темноту — электричеством не попользуешься, все может сгореть в считанные секунды. Шум с улицы помогал отвлечься от посторонних мыслей. Рая смотрела на летний армагеддон за окном и почувствовала, как Андрей подошел сзади и обнял ее, обвивая пальцами хрупкие локти.

— Решил сделать это здесь и сейчас?

— А зачем тянуть с этим? Я настаиваю.

Мужчина поставил букет на столик. Откуда-то появилась бутылка шампанского, пара фужеров и конфеты, шоколадные, купленные в ближайшем киоске. Раиса откусила одну из них и ощутила давно забытый вкус детства. Как будто она еще там, в деревне, недалеко от строящейся Припяти, гуляет со своими подружками. Рая повернулась, заметила улыбку на лице Андрея, и тоже улыбнулась. Расслабилась.

Свитер полетел в кресло, туда же отправилось и легкое летнее платье. Худенькая девушка предстала перед мужчиной в одном нижнем белье. Андрей уже расстегнул пряжку на ремне и провел “молнией” до упора, сбрасывая брюки на пол. Он выглядел просто изумительно — красивый, накаченный торс (спортом занимался, что ли?), худой, стройный, в общем, мечта многих женщин. Рая дрожащими руками обвила его шею и прикрыла веки, позволяя дотронуться до своего лица. Его губы оказались сначала на ее щеке, а потом на устах, оставляя мокрый след.

Они переместились на заранее разложенный диван. Раиса бросила трусы и бюстгальтер на пол, стараясь не думать о морали и собственной нравственности: вот, нынешняя молодежь занимается этим безо всяких там задумок, получая удовольствие и не обещая, что это приведет к чему-то по итогу. Андрей лег на нее сверху, оставшись полностью голым, и смотрел в ее глаза, не отводя взгляда. Рая смутилась, но быстро смирилась — она делает это не просто так, не по прихоти животной, а ради дальнейшей своей жизни.

Андрей покрывал ее тело поцелуями. Гладил руки, груди, ноги слегка подрагивающими пальцами, словно боялся причинить вред. Он старался запечатлеть каждую деталь совершенного женского тела, проводя по нему пронзительным взглядом своих зеленых глаз. Он хотел ее расслабить, замечая скрюченные мышцы, будто девушка ожидала подвоха. Раиса уставилась в потолок, боясь взглянуть на своего любовника. Она старалась не думать об погибшем муже, о предательстве, которое совершается по отношению к нему. С ее уст сорвался невольный стон, когда Андрей опустился ниже, коснулся пальцами заветного бутона и поглаживал его трепещущие лепестки, вдыхая приятный аромат.

Это не казалось неприятным или больным. Это было настолько примитивно, пусть и волнующе, с толикой соблазнительности и любопытства, словно тебе восемнадцать лет, и это происходит впервые, под действием алкоголя или животного инстинкта, когда поцелуи зашли слишком далеко, и этого недостаточно, чтобы насытить бушующую страсть. Телодвижения, ощущения все те же, что тогда, в первую брачную ночь, когда молодожены скрепляют брак прикосновениями своих тел. Раиса лежала полностью раскрепощенная, во власти чужого мужчины. Андрей двигался, сначала медленно, словно нехотя, а затем все быстрее и быстрее, будто обезумевший, или за ним гнался сам дьявол.

В квартире царила гробовая тишина, нарушаемая лишь скрипами старенького дивана или стонами совсем еще молоденькой девушки, что справила тридцать три года совсем недавно, на днях. Она выглядела еще свежо, словно бутон розы среди тюльпанов. Красивая цветущая женщина, правда, очень одинокая и замкнутая. Андрей был старше нее на пару лет и тоже выглядел ничего. Иногда им хотелось включить музыку. Радиоприемник, что висел на кухне. Телевизор в зале. Но не могли оторваться друг от друга, размеренно двигаясь и наслаждаясь собственными телами в процессе.

Когда Андрей прикурил сигарету, Рая выхватила ее из его пальцев и затянулась, стоя у окна обнаженной.

— Ты куришь?

— Для расслабления нервов.

Он подошел к ней и слегка коснулся ее кожи своим дыханием.

— Продолжим? — на его устах заиграла улыбка.

Девушка потушила сигарету в пепельнице и повернулась к нему.

— Продолжим.

За час до схватки с девочкой

Первый сентябрьский день оказался на удивление теплым. Своей погодой он напоминал начало июня, слегка знойное и очень приятное, с ощущением того, что впереди долгих три месяца, которые пролетят как один день. Деревья все еще стоят в цвету, зеленые, некоторые сгибаемые под тяжестью яблок, что спадали на землю только в конце августа, а то и с приходом первых холодов.

Лена вышла из дома в открытом летнем костюме — коротких шортиках и топе, едва доходящим до пупка — и, присев на скамеечку, что стояла у забора, надела новенькие ролики, купленные тетей в городе. Отпуск в деревне, расположенной в нескольких шагах от Зоны Отчуждения, немного затянулся. Тетя не единожды напоминала об возвращении, но девушка предпочла сдавать экзамены в конце десятого класса, нежели вновь приходить и уходить с теми, кто ее не любил из-за ее прошлого. В общем, каникулы продолжились.

Лена встала на ролики и подмигнула Александру, что стоял в нескольких шагах от нее.

— Привет. — Мужчина довольно улыбнулся.

Они обнялись и поцеловались.

— Рано или поздно твоя тетя меня убьет, если узнает, что вчера между нами произошло, — произнес Саша.

— Да ладно тебе! — Лена похлопала его по предплечьям. — Ничего страшного не произошло, тем более, мы давно нравились друг другу, и, в конце концов, что в этом такого? Мы же все-таки предохранялись, верно?

— Конечно, моя госпожа. — Сергей-Александр усмехнулся.

— Ты был классный. Как-нибудь еще повторим. А пока что мне пора. Не скучай!

Лена помахала мужчине на прощание и направилась по тропинке вглубь деревни, в конце которой виднелся густой лес, стеной закрывавший Зону Отчуждения, где царили разруха и радиация. На сердце царили одновременно радость и спокойствие. Внезапно наступившая взрослая жизнь манила приключениями и испытаниями, волнующие душу и разум многих молодых девушек. Лена не любила скуку и серую обыденность, как и стабильность — становилось очень и очень уныло и грустно, когда события шли ровно, словно по накатанной, день изо дня, одно и то же, без шанса на изменения.

Поэтому она связалась с Александром, взрослым мужчиной, который оказался выше ее ожиданий. Девушка-подросток давно заметила на себе проницательные мужские взгляды — особенно на пикантную часть тела, скрываемую топом с большим количеством рюшек. Большие груди сложно было скрыть даже под прозрачной школьной блузкой, да и, в общем-то, зачем, когда можно этим умело пользоваться?

В голове всплыли вчерашние события: тетушка, уехав из дома по особо важным делам, оставила племянницу наедине с собственными мыслями. Как только иномарка отъехала далеко за пределы деревни, Лена соскочила с дивана, выбежала за забор и перехватила одиноко гуляющего Александра за локоток. Сначала они целовались, умело прячась за разросшимися кустами шиповника, а сейчас, когда помехи временно не стало, любовная парочка уединились в небольшом домике, поддавшись накопившимся за это время чувствам.

Лена потащила за собой Александра, крупного мужчину, увлекая его на старую деревенскую металлическую кровать. Саша рухнул на хрупкую девушку и принялся расстегивать маленькие пуговички на блузке, но, не сдержавшись, просто разорвал хлипкую ткань в клочья. Елена подавила довольную улыбку, позволяя потерявшему от внезапной любви голову любовнику так же порвать бюстгальтер и сжать крепкими пальцами большие бугорки. Он хотел их так же, как и саму юную соблазнительницу. В этот момент Сергей-Александр не владел собою, своим разумом, им двигали только порочные страсти. Внутри школьницы ему было хорошо и спокойно.

Елена засмеялась, вспоминая телодвижениями тридцатилетнего любовника — как по его лбу катились крупные градины пота, как глаза хищно бегали, пытаясь остановиться на юном личике и запомнить этот легкомысленный, потерянный, взгляд; стоны, срывающиеся с соблазнительных губ; и как отвердевшее мужское достоинство оказалось лучше пальчиков, которые она совала в себя после очередного просмотра порно. Она совершенно забылась и не заметила, как покинула людские места, оказавшись в черте заброшенной радиоактивной зоны, среди которой царили пустота и мертвая тишина.

Лена остановилась. Тропинка, по которой она ехала на роликах, выглядела заросшей и покинутой. Густая трава доставала не только до щиколоток, щекоча нежную кожу, но и до пояса, заставляя опасливо озираться и искать среди зеленой пелены хотя бы намек на обратную дорогу. Впереди простиралось поле, высились маки, красные бутоны которых покачивались из стороны в сторону при легком дуновении ветерка, и еще несколько незнакомых цветов, выглядевшие подозрительно — хотя это было простое ощущение опасности, подкрадывающееся, иногда отпускающееся, временами нарастающееся, как снежный ком. Хотелось броситься со всех ног и бежать, куда глаза глядят, но Лена быстро совладала со своими страхами и пошла вперед, в итоге выйдя на более-менее нормальную дорожку.

Молния ударила в землю, подняв небольшое облачко пыли. Еще одна приземлилась совсем рядышком, едва не коснувшись хрупкой и нежной кожи. Лена едва не рухнула на траву, чудом удержавшись на ногах. Небо развернулось над головой, собирая грозовые тучи в маленькую точку, из которой посыпались электрические искры. Елена, тяжело дыша, побежала по слегка заросшей тропинке, пытаясь уворачиваться от ударов грозовых молний, сыпавшихся на нее одна за другой.

Крик ужаса рвался с приоткрытых губ, но Лена продолжала бег, пытаясь глазами отыскать хотя бы одну фигуру человека, который бы мог ее защитить от внезапной напасти. Она заметила блеклую тень на земле, и краем глаза увидела летевшую над своей головой девочку с длинными и черными, как смоль, волосами.

“Это же Персик!..” — успела подумать Елена, прежде чем новая молния обрушилась совсем рядом, едва ее не коснувшись.

Бледное лицо украшали сдвинутые к переносице темные брови, открытые, плотно сжатые, зубы и губы, превратившиеся в ниточки, едва заметные на покрасневшей от ярости коже. Девочка летела по воздуху будто стрела, испуская сотни грозовых молний, поднимая пыль с дорог и тропинок — несколько дней стояла сухая погода, небо было чистым, без единого облачка. Лена старалась не останавливаться, боясь, что маленькая негодница испепелит ее на месте, не пощадит старую подругу, с которой прошла огонь и воду.

Внезапно девочка остановилась. Зависла в воздухе, словно маятник — ветер трепал подол юбки, трогал кончики длинных волос, но малышку это никак не беспокоило. В острых стилетах глаз сверкало что-то недоброе. Лена не хотела узнавать наверняка: инстинкт самосохранения работал на всю силу, и она побежала дальше, боясь оставаться в этом месте, хотя бы минуту провести наедине с дьявольским созданием, выглядящим как обычный ребенок. Откуда-то появились сильные порывы ветра, и, проелозив по земле, поднялись высоко в небо, что разверзлось над головой тысячами молний и оглушающим громом.

Схватка

Ветер дошел и до слабеньких домиков самоселов. Тронул крыши кирпичных зданий, слегка потрепал бревенчатые избушки и, задрав полы юбок молоденьких девушек, заставил тех схватиться за толстые стволы деревьев, грозя вновь унести куда-нибудь далеко, в соседние заброшенные села.

Марина выбежала из домика, услышав крики своих подруг. Прихватила Калашников, оставленный спецназовцами — так, на всякий случай, — и, перезарядив автомат, бросилась внутрь ветреного порыва, уносясь вместе с ним вдаль. Она заметила изумленные взгляды девушек и повернулась лицом к встречному ветру, что подхватил молодую женщину еще выше, направляя в сторону пустующего города Припять.

Марина была готова к подобной встрече. Она жаждала расправиться с той, что держала оставшихся в Чернобыле людей в настоящем животном страхе, возомнив себя богом. Единственное, что бередило ее душу, так это мысль о том, что это всего лишь маленький ребенок, но пролетевшая мимо нее молния заставила быстро об этом передумать. Девятилетняя чертовка быстро материализовалась рядом, низвергнув еще парочку молний. Девочка быстро накинулась на тридцатилетнюю женщину и принялась ту душить, сомкнув тоненькие пальчики на толстой шее.

Марина вывернулась и больно ударила девчонку ногой по животу. Девочка отлетела в сторону, но быстро вернула себе равновесие и вновь напала на тетку — чего уж греха таить, последняя была достаточно крупной и сильной, но девятилетняя малышка надеялась расправиться с ней силой своих молний, низвергая их одну за другой, и ни разу не попав в цель. Марина не стала дожидаться повторного нападения и, накинувшись на малолетнюю мерзавку, принялась бить ту по лицу.

Последняя молния пронзила молодую женщину насквозь. Она чудом уцелела и отлетела куда-то вдаль, но, чувствуя неимоверную боль, начала стремительно падать вниз. Из оставшихся сил Марина зацепилась за карниз одного из зданий и принялась карабкаться, стараясь не смотреть вниз. Что-то пролетело мимо и с грохотом упало на асфальт, разбивая его вдребезги. Марина с трудом залезла на крышу и, сильно хромая, отыскала выход на лестничный пролет, что был перекрыт деревянным шкафом. Она оперлась на него руками и начала отодвигать, пока тот, не слетев по лестнице, не разбился в щепки.

Спецназовцы с криками, выставив вперед оружие, направились к центру города. Они отсиживались в укрытиях, наблюдая за схваткой и никоим образом в нее не вступая.

Девочка распахнула веки. Она лежала на городской площади — между Домом Культуры “Энергетиком” и отелем “Полесье”, — плотно вписавшись в асфальт, оставляя вокруг себя мелкие и широкие трещины. Ей хотелось пошевелить кончиками пальцев, призвать своих способности на помощь, но из руки посыпались лишь маленькие искорки, которые тут же потухли. Из груди вырвался вздох облегчения, когда малышка почувствовала холодное прикосновение смерти. И она потеряла сознание.

Спустя год после описанных в Чернобыле событий

— Марина?..

Она приветливо улыбнулась.

Раиса, не выдержав, обняла подругу за шею, примкнув к той всем телом.

— Ты не представляешь, Мариша, я так счастлива!

Марина даже растерялась:

— С чего это вдруг?

— С того это! — Рая даже подпрыгнула на месте. — Я беременна! У меня теперь появился смысл жизни!

— Поздравляю, — с легким удивлением в голосе ответила Марина.

— Только вот единственное… — девушка стушевалась и отошла.

— Да?..

— Андрей! Он не дает мне покоя! Как мне с ним быть, а? Может, ты знаешь?

Пару месяцами ранее

Раиса держала справку от гинеколога и не могла поверить своим глазам.

Беременность. Второй месяц.

— Ты что, с ума сошла?! — матушка была в шоке, когда дочь показала ей справку.

— Мам… — Рая тяжело вздохнула.

— Что — мам?! — женщина в негодовании уперла руки в бока.

— Мам, я хотела этого ребенка! — Раиса тоже повысила голос. — Мне надоело жить одной, мне нужен хотя бы кто-то, кто бы подарил мне смысл для подобной жизни! У меня никого нет, ни ребенка, ни котенка! После смерти Васеньки прошло много лет, как и после той аварии, неужели я буду ставить на себе крест?!

— Послушай, Раечка, — матушка обняла дочь за плечи, — не губи ты ни в чем не повинную детскую жизнь. Вспомни, что случилось с Наташей…

— Ее сгубила радиация! Сейчас ее нет в нашей жизни! Неужели ты не хочешь, чтобы я была счастлива?

Матушка закивала головой, принимая слова дочери к сведенью.

— А тот мужчина? У тебя с ним что?

— Ничего, мамуля. Мы с ним встречались только ради беременности.

Женщина выпучила глаза:

— Ты использовала мужика в качестве донора?!

— Ну да! — Рая рассмеялась, всплеснув руками.

— Ужас! Раечка, это просто ужас! Надеюсь, он об этом не знает?

— Он прекрасно об этом знает.

— Дочь… Ты действительно сошла с ума…

Раиса вышла из гинекологии, поправив съехавшую с плеча дамскую сумочку.

— Рая!

Девушка вздрогнула и остановилась.

— Андрей?..

Мужчина подбежал к ней, одарив ароматом мужского парфюма.

— Раечка, ну что же ты так? Ты меня уже который день игнорируешь. А я ведь… ведь… — он отдышался, — а я ведь люблю тебя. — Андрей взял ее за руку, нежно касаясь ее тонких пальчиков.

Рая опустила глаза, уставившись пустым взглядом в пол.

— Я же изначально говорила тебе, что люблю только своего мужа…

— Раечка, любимая! Я хочу начать новую жизнь с тобой! Понимаешь? И твоему ребенку нужен будет отец!

— У него будет отец. Мой погибший муж.

Андрей прищурился:

— И как ты ему объяснишь, что он родился спустя много лет после смерти своего отца?

— Я не хотела, чтобы ты вот так бегал за мной и надеялся на что-либо! Я просто хотела ребенка! — Раиса помотала головой, словно происходящее было дурным сном.

— Я все понимаю, но ты мне очень сильно понравилась, и я хочу быть с тобой!

— Это невозможно.

— Из-за твоего мужа?

— Я до сих пор его люблю. Ты этого не поймешь.

— Я все равно тебя добьюсь! — Андрей стукнул ногой. — И добьюсь встречи со своим ребенком! Это не конец, я уверяю тебя!

Закрытие Чернобыльской АЭС

Несколько людей в белых одеждах выстроились в ряд у приборной панели. Над их головами светились яркие лампочки. Электричество освещало длинный, покрытый золотом, коридор. Установилась гробовая тишина.

На небольшом экранчике маленького телевизора, что стоял недалеко от панели, показалось лицо коренастого мужчины в деловом костюме. Помимо работников станции присутствовало еще несколько людей — журналисты, фотографы, физики-ядерщики, одним из которых был и Александр Боровой, оставшийся в Чернобыле дорабатывать план по укреплению объекта “Укрытие”. Разрушенный взрывом энергоблок прикрыли массивным сооружением, но ученый раз за разом обходил его с разных сторон, почесывал голову и принимался что-то чертить на бумаге ручками и простыми карандашами.

— Еще в восемьдесят девятом я делегировал в Европу с важным поручением, — рассказывал Александр Игорю, что тоже в то время оставался на станции. — Мы тут с институтскими ребятами посовещались и пришли к выводу, что “Саркофаг”, оно же “Укрытие” хватит ненадолго. Ты видел, какими ржавыми пятнами наш объект покрылся спустя всего несколько лет? — Костин с важным видом кивнул. — Если дождь сделает свое дело, защита рухнет, и радиация снова окажется на свободе. Новой катастрофы будет не избежать…

— И чего вы в Европе добились?

— Мы уговорили их вложиться в создание нового “Укрытия”. Если это рухнет, — Александр постучал пальцем по снимкам, на которых был изображен укрытый разрушенный четвертый энергоблок, — вся радиация снова придет в их страны, и тогда их беды будут намного больше, чем тогда, в восемьдесят шестом. Они обещали нам помочь. По нашим с ними расчетам строительство нового “Укрытия” должно начаться в две тысячи девятом. Посмотрим, как эти ребята сдержат свое слово.

— Итак, — мужчина в белых одеждах обвел присутствовавших пристальным взглядом, воцарилась новая пауза, — мы сегодня собрались здесь по поручению президента Украины, Леонида Кучмы, чтобы в торжественной обстановке… — при слове “торжественной” мужчины опустили глаза и зачесали свои лбы, — объявить о непростом решении, принятом министрами Украины. Сегодня, пятнадцатого декабря, две тысячного года, тринадцать часов, семнадцать минут мы поворачиваем ключ на приборной панели третьего энергоблока, — говоривший мужчина потянулся к черной кнопке и единожды повернул ее, — дабы остановить его навсегда, как первый и второй энергоблоки Чернобыльской атомной электростанции. Нам очень горько осознавать, что авария, произошедшая в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое апреля восемьдесят шестого года не смогла переубедить общественность в безопасности дальнейшего атомного производства, и что общественность потребовала немедленно остановить дальнейшую работу Чернобыльской атомной электростанции. В дальнейшем будут приняты меры по выведению станции из эксплуатации. Аминь.

При последнем слове мужчины удивленно переглянулись и начали потихоньку расходиться.

[1] приблизительный временной промежуток ~ 1993 или 1994 гг. (прим. авт.)

[2] Что ты здесь делаешь?! Живо убирайся! (укр. яз.)

[3] Пункт специальной обработки (прим. авт.)

[4] Ты слышишь мой голос? А крик собственной души? Я помогу тебе выбраться. Я подскажу тебе, какое будущее выбрать. Или ты предпочитаешь жить измученным прошлым? (укр. яз.)

[5] Ну, что выберешь — выбраться из ада или остаться в нем? Твое будущее, твоя жизнь. Он уже выбрал. Он контролирует всех и вся. Не доверяй никому. Не доверяй ни милиции, ни властям, он уже давно контролирует их. Знаешь, почему станция взорвалась? Это его контроль. Его контроль разрушителен. Он и до всего мира доберется, когда настанет время. Беги, если хочешь жить. Иначе все мы сгинем, подчинившись его контролю. (укр. яз.)

[6] Скоро измерение откроется. Я впущу тебя в свои владения. Но ты должна выжить, иначе мы все пропадем. Твоя жизнь, твое будущее… (укр. яз.)

[7] Знаешь, придется перенести наше действо в другое место, так как соседки обо мне плохого мнения. Они завидуют мне и называют меня плохими словами, потому что журналисты наделяют меня большим вниманием. А они тоже вдовы. Я даже с подругой из-за этого поругалась. Она не понимает, почему у меня спрашивают про моего Васеньку, а про ее Виктора практически ничего не говорят. Поэтому не хочу спать с чужим мужиком на глазах у всех. (укр. яз.)

• «
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• »