Домик в Коломне - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Из ранних редакций

Первоначальный набросок вступления

Пока меня без милости бранятЗа цель моих стихов — иль за бесцелье,—И важные особы мне твердят,Что ремесло поэта — не безделье,Что славы прочной я добьюся вряд,Что хмель хорош, но каково похмелье?И что пора б уж было мне давноИсправиться, хоть это мудрено.Пока сердито требуют журналы,Чтоб я воспел победы россиянИ написал скорее мадригалыНа бой или на бегство персиян.

В ранней редакции за третьей строфой следовало:

IV

У нас война. Красавцы молодые!Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),Сломали ль вы походы боевые?Видали ль в Персии Ширванский полк?Уж люди! мелочь, старички кривые,А в деле всяк из них, что в стаде волк.Все с ревом так и лезут в бой кровавый,Ширванский полк могу сравнить с октавой.

V

Поэты Юга, вымыслов отцы,Каких чудес с октавой не творили!Но мы ленивцы, робкие певцы,На мелочах мы рифмы заморили,Могучие нам чужды образцы,Мы новых стран себе не покорили,И наших дней изнеженный поэтЧуть смыслит свой уравнивать куплет.

VI

Ну, женские и мужеские слоги![5]. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

VII

Октавы трудны (взяв уловку лисью,Сказать я мог, что кисел виноград).Мне, видно, с ними над парнасской высьюВек не бывать. Не лучше ли назадСкорей вести свою дружину рысью?Уж рифмами кой-как они бренчат —Кой-как уж до конца октаву этуЯ дотяну. Стыд русскому поэту!

VIII

Но возвратиться все ж я не хочуК четырехстопным ямбам, мере низкой.С гекзаметром... о, с ним я не шучу:Он мне невмочь. А стих александрийской?..Уж не его ль себе я залучу?Извивистый, проворный, длинный, склизкойИ с жалом даже — точная змия;Мне кажется, что с ним управлюсь я.

IX

Он вынянчен был мамкою не дурой(За ним смотрел степенный Буало),Шагал он чинно, стянут был цезурой,Но пудреной пиитике назлоРастреплен он свободною цензурой —Учение не впрок ему пошло:Hugo с товарищи, друзья натуры,Его гулять пустили без цезуры.

X

От школы прежней он уж далеко,Он предался совсем другим уставам.Как резвая покойница Жоко[6],Александрийский стих по всем составамРазвинчен, гнется, прыгает легко —На диво всем парнасским костоправам —Они ворчат: уймется ль негодяй?Какой повеса! экий разгильдяй!..

XI

О, что б сказал поэт законодатель[7],Гроза несчастных, мелких рифмачей,И ты, Расин, бессмертный подражатель,Певец влюбленных женщин и царей,И ты, Вольтер, философ и ругатель,И ты, Делиль, парнасский муравей,Что б вы сказали, сей соблазн увидя,—Наш век обидел вас, ваш стих обидя.

XII

У нас его недавно стали гнать(Кто первый? — можете у Телеграфа[8]Спросить и хорошенько все узнать).Он годен, говорят, для эпиграфаДа можно им порою украшатьГробницы или мрамор кенотафа,До наших мод, благодаря судьбе,Мне дела нет: беру его себе.

Сии октавы служили вступлением к шуточной поэме, уже уничтоженной[9].

Восьмая строфа (с другой редакцией окончания) имела в рукописи продолжение:

И табор свой писателей ватагаПеренесла с горы на дно оврага.

*

И там колышутся себе в грязи[10]Густой, болотистой, прохладной, клейкой,Кто с жабой, кто с лягушками в связи,Кто раком пятится, кто вьется змейкой...Но, муза, им и в шутку не грози —Не то тебя покроем телогрейкой[11]Оборванной и вместо похвалыПоставим в угол «Северной пчелы»[12].

*

Иль наглою, безнравственной, мишурнойТебя в Москве журналы прозовут,Или Газетою ЛитературнойТы будешь призвана на барский суд, —Ведь нынче время споров, брани бурной.Друг на друга словесники идут,Друг друга жмут, друг друга режут, губятИ хором про свои победы трубят.

*

Читатель, можешь там глядеть на всех,Но издали и смейся то над теми,То над другими. Верх земных утехИз-за угла смеяться надо всеми.Но сам в толпу не суйся... или смехПлохой уж выйдет: шутками однемиТебя как шапками и враг и друг,Соединясь, все закидают вдруг.

*

Тогда давай бог ноги... Потому-тоЗдесь имя подписать я не хочу.Порой я стих повертываю круто,Все ж, видно, не впервой я им верчу,А как давно? того и не скажу-то.На критиков я еду, не свищу.Как древний богатырь — а как наеду...Что ж? поклонюсь и приглашу к обеду.

*

Покамест можете принять меняЗа старого, обстрелянного волкаИли за молодого воробья,За новичка, в котором мало толка.У вас в шкапу, быть может, мне, друзья,Отведена особенная полка,А может быть, впервой хочу послатьСвою тетрадку в мокрую печать.

*

Когда б никто меня под легкой маской(По крайней мере долго) не узнал!Когда бы за меня своей указкойДругого строго критик пощелкал,Уж то-то б неожиданной развязкойЯ все журналы после взволновал!Но полно, будет ли такой мне праздник?Нас мало. Не укроется проказник.

*

А вероятно, не заметят нас,Меня, с октавами моими купно.Однако ж нам пора. Ведь я рассказГотовил — а шучу довольно крупноИ ждать напрасно заставляю вас.Язык мой враг мой: все ему доступно,Он обо всем болтать себе привык!..Фригийский раб, на рынке взяв язык,

*

Сварил его... (у господина Копа[13]Коптят его). Езоп его потомПринес на стол... Опять! зачем ЕзопаЯ вплел с его вареным языкомВ мои стихи — что вся прочла Европа,Нет нужды вновь беседовать о том.Насилу-то, рифмач я безрассудный,Отделался от сей октавы трудной.

Рифмы «женские» (с ударением на предпоследнем слоге) и «мужские» (с ударением на последнем слоге).
Жоко — Персонаж модной в 1820-х годах в Париже мелодрамы «Жако, или Бразильская обезьяна».
Буало.
Журнал «Московский телеграф», боровшийся против французского классицизма.
По-видимому, Пушкин собирался напечатать некоторые из этих строф отдельно от поэмы «Домик в Коломне».
В рукописи сохранился недоработанный вариант этого места:И табор свой с классических вершинокПеренесли мы на толкучий рынок.*И там себе мы возимся в грязи,Торгуемся, бранимся — так что любо,Кто в одиночку, кто с другим в связи,Кто просто врет, кто врет сугубо.Но, муза, никому здесь не грози,Не то тебя прижмут довольно грубоИ вместо лестной общей похвалыПоставят в угол «Северной пчелы».
Намек на выражение в статье . В. Киреевского, которое высмеивали журналы того времени: «древняя муза его (Дельвига) покрывается иногда телогрейкой новейшего уныния».
Газета, издаваемая Булгариным.
Владельца ресторана в Москве.