Перспектива: агент Дознаватель, локальный идентификатор «Bi-209»
Тридцатое ноября… ну надо же. Погрешность самовоспроизводимости около двадцати килосекунд. Воистину, не любит Вселенная играть в кости, хотя все наблюдения говорят, что должна. Итого: есть огромный, наработанный тысячелетиями работы учёных массив данных. И один. Неудобный. Факт. Который херит всё остальное. Кажется, я слишком отчаялась, чтобы быть озадаченной. В пору уверовать в принципиальную непостижимость законов природы вычислителем с нейроморфной архитектурой.
А проблема так и висит на рабочем столе. Отчёт комиссара Тана — главы МАГАТЭ. Сегодня, в 17:16:25 по мировому времени зафиксирован высотный ядерный взрыв. Тот самый взрыв. На двести пятьдесят миль к северо-западу от Вильола. И проблема в том, что я заранее знала, что он там будет. Не потому, что юкубоды сокрушительно предсказуемы, хотя и поэтому тоже. Точнее, предсказуемы не только лишь юкубоды.
Впрочем, вернёмся к моим прямым обязанностям. Которых в данном случае попросту нет. Если бы там кто-то из разумных куролесил — надо было бы подписать ордер на арест. А юкубоды ловить… да уж. Тут не МАГАТЭшную группу захвата, тут миротворческий корпус поднимать надо. И то без толку — оружия, способного при разумном сопутствующем уроне пробить броню из майорановской материи, у нас нет. Хотя я и знаю наверняка, у кого оно есть. Только сделки с Прямоходящим никогда до добра не доводили. Филистёр он непечатный, а не бог. Так что и с юкубодом делать ничего не нужно.
Нет, серьёзно? Целой плавучей фермы мамонтовой шерсти хватило только на шесть часов сдвига?!
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»
Разгон восприятия: пятьсот герц.
Десять тысяч тактов до контакта.
Дано: две гиперзвуковые ракеты, идущие на наше звено; острая нехватка эфира; поддержки артиллерии и авиации не будет.
Найти: способ сохранения структурной целостности для себя и прочих иных.
Решение: допустим, мы выжили. Могут ли действия прочих иных сработать на это? Янабеду уже провалил свою проверку, Раакар скрючен от нехватки эфира, Рилл… впрочем, Рилл есть Каи, и этим всё сказано. Единственный значимый актор — я.
Девять тысяч тактов.
Времени не хватает. И эфира. Докрасовался, чтоб меня…
Разгон восприятия: перегрузка, восемьсот герц.
Остатки эфира в кинетический импульс себе под афедрон. Область истощения эфира не может быть слишком большой.
Тринадцать тысяч девятьсот двадцать три такта.
С удалением от «Тулена» эфирный фон падает, а не растёт. Раакар, дуболом этакий…
Разгон восприятия: перегрузка, один килогерц.
В принципе, моей нынешней скорости как раз хватит, чтобы перехватить ракеты точечными аннигиляторами. Если всё аккуратно рассчитать, то их уведёт как раз в воду, а ионизацию в десяток-другой миллигреев я как-нибудь переживу…
Четырнадцать тысяч тактов.
Расчёт навигационной сетки… точность до сантиметра, центральный процессор закипает.
Тринадцать тысяч тактов.
Нужно было сначала прикинуть время расчёта. Не успеваю ведь. Что теперь?
Двенадцать восемьсот шесть.
Рывок вперёд.
Одиннадцать четыреста.
Эфира больше не стало. Гнус, скабрёзность и холера.
Одиннадцать ровно.
Так, траектория ракет вплоть до активации самонаведения безупречно предсказуема. Сенсорная сеть не слишком нужна.
Десять семьсот.
Вот и эфир. Чудесно… ещё рывок.
Девять триста.
Точка активации ГСН в радиусе постановки водяной стены. Какие там параметры? Семнадцать Цельсия, тридцать семь промилле? Расчёт производных параметров… придётся мне искупаться — на импульс полёта эфира уже не хватит.
Девять ровно.
Ладно, допустим эти ракеты я разберу. А что дальше? На соединение с остальным дивизионом? Двенадцать кораблей я не прикрою — даже три уже на пределе проходят. Да и то до первой ошибки. Справятся ли Гай, Джин, Дайрег? Или у аксиотцев Беруторед козырная ватрушечка найдётся? Не факт, ой не факт… Думать, думать, думать…
Восемь с половиной.
Очевидно, что я должен непрерывно связывать юкубода боем — иначе смотри пункт один. Ошибка при обороне — лишь вопрос времени. Нужна контратака. Как?
Семь семьсот.
Начал плетение. Контратака. Смогу ли запульнуть что-то отсюда? Был бы эфир — так бы и сделал, а так… гадостная дрянь. Прорываться вперёд? А если рой дронов в обход пойдёт? Вот тебе и вилочка, прям по Мортону.
Шесть ровно.
Осталось только отпустить пальцы. Можно, конечно, попробовать продержаться до восстановления фона. Можно было бы. Раакар. Дуболом сказуемый. Надо ж было настолько перекрутить эфирные потоки.
Четыре девятьсот двадцать четыре.
Уже почти касаясь воды, освобождаю заклинание.
А?..
Перспектива: И ВОВСЕ Я НИКАКОЙ НЕ ОГУРЕЦ, СКОЛЬКО РАЗ МНЕ ЭТО ПОВТОРЯТЬ?!
Что тебе надо у меня дома?
— А?..
Зачем тебе мне видеть?!
— Ты…
Вы создали такое пособие, что оно вторгается в чужой разум!
— Йогуртовый мэн?..
Вообще-то, я слон, кактус и астральная проекция!
— Зачем ты создал йогурт со вкусом тунца?!
Сырные оскорбления?! Я слишком щелочной приключенческий роман!! Кисломолочный мультипликатор!!!
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»
Свободное похмелье. Чёрный свет вокруг. Чёрный свет внутри. Во всей Вселенной не осталось ничего, кроме пузырящегося чёрного света. И багровеющего узла трилистника, задумчиво прокручивающегося внутрь себя, катясь относительно пустоты. И зачем ему глаза? Смотрит. Куда? Кто ты?
Вообще, довольно занятная топология у этого пространства. Я определённо смотрю на зад. Он чёрный. Я дома. И этот вкус. Знакомый вкус. Из зрачков трилистника вырастают бивни изжелта-белой кости. Этот вкус… йогурта?
Как. Или не так. Если не так, то сяк. Но ведь должна же быть цель. Должен быть бог. Человек без бога — просто лысый лох с неврозом. Бивни растут, изгибаются. Вот уже четыре трилистника зацеплены друг за друга, а бивни всё растут, новые и новые. Но во имя всего, что было определено свято, зачем, боже, создал ты йогурт со вкусом тунца?!
Это же так бесчеловечно.
Бесчеловечно…
Человече.
Костяные трилистники разрослись и заключили меня внутрь чёрно-багрового человеческого черепа. Я смотрю сквозь пустые глазницы в безграничность чёрного света. Давно сгинувшим носом я слышу цвет. Когда-то он был тут, но сейчас он гневается на нас. Кого — нас? Разве это так важно в выраженно основной среде приключений без смысла и намёка?
Череп трясётся. Я вижу наши корабли. Эх, корабли мои корабли… сижу вот я теперь один как ласточёночек, и никто-то меня не приголубит, никто не вспомнит. Потому что человечья память имеет цвет. А я — нет. Вот он: возврат к средневековому рабству. Я что-то забыл. Что-то очень реактивное. Совсем как литий, только более летучее.
Ракеты. Ёрш твою крольчиху в крот! Отпусти меня, человек-тунец! Я могу кормить тебя огурцами, пока ты меня не отпустишь. Я могу вытаскивать из тебя огурцы, пока ты меня не отпустишь… в эту игру мы можем играть до тех пор, пока летит мамонт. Куда летит? Да прямо ко мне и летит.
Мир разлетелся на чёртову чащу чернильно-чёрных частей. Я попытался сделать вдох. Получился глоток. Я на автомате пнул себя кинетическим импульсом вверх. Выдохнул. Закашлялся. Воздух звенел от эфира. Благодать-то какая…
Так что я там делал? Ракеты, кажется, летели. Уже не летят. Зато летит мамонт. Прямо на меня. Какой ещё Бездной дратый мамонт?! Зря я раньше не провёл живительной эвтаназии одному идиоту, который даже кофе приготовить не может. И почему вода вокруг тунцовая со вкусом белизны?
Разгон восприятия: пятьсот герц.
В висках возникает сверлящее ощущение, но мировосприятие восстанавливает адекватность. Наблюдение первое: я не плаваю в воде. Вокруг меня — йогурт. Вот так та-ак. Наблюдение второе: помнится мне, эфирный фон был просажен в нолину, а сейчас практически на порядок выше нормы. Наблюдение третье, хотя на самом деле нулевое: мамонт был в трюме «Черского». То есть как минимум верхней палубе там пришёл полный шерстец.
Впрочем, подумать я ещё успею, а сейчас пора дать себе доброго пинка и уйти с траектории девятитонной туши. С громким чавканьем йогурт подаётся в стороны. Уже в полёте безусловно довольный я закусываю отменно хрустающим огурцом. Он полон эфира. Стоп. Откуда у меня вообще огурец? Ещё и эфирный. Подозрительно всё это.
Мамонт грациозно и, что гораздо интереснее, приземляется на моё недавнее место. Он уверенно стоит на белой жиже, а на его холке стоит Каи Рилл. От замешательства я пропустил очередной кинетический импульс и снова плюхнулся в воду. Позади Рилла, кстати, возвышается, как рейка геодезическая, Раакар. В обнимку со своей «винтовкой». Для полноты картины не хватало только торчащего из какого-нибудь отверстия Янабеду с лопаткой наперевес, но ему, очевидно, на «Таринте» нашлось срочное занятие.
— Поднимающийся, — даже через мой самопальный переводчик речь Рилла оставалась крайне причудливой. — Зверь указал путь к победе, если не способные только и есть.
В переводе на человеческий: Каи накурился и придумал план. Или это план придумал Каи? Какая уж теперь разница…
Я молча взлетел на спину мамонта, встав за Раакаром, и мы отправились галопом в направлении юкубода. Путь наш отмечал лёд, по которому бежал Зверь Завета.
Перспектива: Грано Крес, ксерозооидный консумент предпоследнего порядка
Настоящий последователь истинного Избранного способен выпить два литра пива, после чего перегнать под тент загруженную обозку через Великую Степь, закусить и освежиться ещё литром-другим. Жаль, что я никогда не верил во всю эту патетическую чушь, так что ограничивал себя двумя литрами в сутки. Тремор — самый наивернейший спутник всех «истинных последователей» — отвратительно сказывается на мелкой моторике. И хоть она и зовётся мелкой, значение её весьма и весьма велико. Например, безупречная точность критична при занятиях акупунктурой. Многие этого не понимают. Но я — не многие. И даже не многоногие, чего уж таить. Поэтому, слегка пригубив жидкого хлеба, я проверил фиксирующие ремни и повторил вопрос:
— Деньги, Арти. Двадцать пять миллионов клорсмарок, насколько я помню. Где они, Арти?
Арти Крайний молча пустил скупую мужицкую слезу. Даже не замычал. Сделал вид, что он камешек. Ну-ну. Удачи с этим, дружище. Жалко, конечно, что всё так обернулось. Крайний всегда казался мне достаточно сообразительным парнишкой. Он пришёл в Клор пять с четвертью лет назад из Алибо — всеми богами забытой дыры под самым Гляцем. Поначалу крутился в строительных артелях, но быстро сообразил, что так ничего, кроме хлеба с кружкой канрольского да сорванной спины, не заработаешь. Поэтому, когда три с половиной года назад Биржа была планово снесена в ходе полицейской операции, Арти занялся спекуляциями на стройматериалах. Хватило его, впрочем, ненадолго — я весьма нетолерантен к любителям нажиться на простонародье. Однако сама идея с двойной растаможкой саннского леса являла собой надёжный показатель ума, способного к латеральному мышлению. Редкого, надо заметить, качества. Так что я немного осадил команду Арти да так и завербовал их полным составом.
— Послушай, — сказал я после продолжительной паузы, — я человек вообще так очень миролюбивый. Можешь не верить, но моё сердце попросту разрываемо жестоким горем, когда я вижу, что конфликт неизбежен. Но гораздо больше конфликтов мне противны воры, расхитчики коз и барашков народных. Понимаешь?
В глазах Арти зажглось сильное, огнемучительное выражение. Точно. Надо, наверное, вытащить кляп.
— Акции, — Крайний мучительно закашлялся. — Воды… пожалуйста.
Я стал молча, потихоньку, неспешно поливать его макушку прямо из своей кружки. Арти тщетно дёрнул головой, но ремни надёжно фиксировали её положение. Тогда он принялся, основательно высунув язык, на собачий манер слизывать янтарную жидкость с лица. Перед моим внутренним взором встала картина, в которой я даю этой жертве аборта добрый хук в челюсть, от чего его язык упитанным червяком падает на пол, обильно орошаемый кровью из свежей раны. Это было бы правильно. Это было бы справедливо. Не нужен язык таким вот лгунам, плясунам и героям в делах хороводных. Но тогда — вот ведь незадача — он не сможет мне рассказать, куда «испарились» «сэкономленные» миллионы. Поэтому я молча вернул кружку на стол, медленно, давая Арти вполне насладиться предвкушением, достал новую иглу и, тщательно примерившись, вставил её в правый локтевой сустав, аккурат между плечевой и костями предплечья. Крайний с выражением героя народного эпоса стиснул зубы, но не издал ни звука. Отчасти стратегия верная — при крике очень быстро сохнет горло, ощущение тоже не из приятных.
— Акции — это хорошо, — вполне удовлетворившись результатом, заметил я. — Акции — это надёжно. Особенно если это акции компаний, находящихся под прямым или косвенным управлением Семьи Ле. Но знаешь, в чём проблема, Арти? В эти акции ты вложил только пять миллионов — они, кстати, уже подросли после декрета Конклава о субсидиях транобойцам. Где ещё двадцать, Арти?
Лицо Крайнего скукожилось в противоестественную гримасу, означавшую, очевидно, бурную мыслительную деятельность. Впрочем, если бы над гипертрофированной челюстью было хотя бы грамм двести мозгов, их обладатель уже б дошёл до того простого соображения, что в этой жизни тех денег ему всё равно не видать. Однако Арти относился к крайне, к сожалению, распространённой породе идиотов, готовых скорее простить убийство родного отца, чем конфискацию хотя бы и одной столовой ложки.
— Ты мог об этом и не слышать, — выждав с полминуты начал я, — ведь даже школьное образование после выхода из-под «тирании» Империи Минах Клиа в ОКД стало скорее редкой привилегией, чем обязательным ритуалом инициации нового члена общества, однако существует такая занятная штука, которая называется эволюцией. Её суть заключается в том, что живые организмы, приспосабливаясь к окружающей среде, приобретают новые или, напротив, теряют имеющиеся признаки. Так вот, Арти, если ты прямо сейчас не скажешь, что произошло с оставшимися двадцатью миллионами, то я проведу натурный, так сказать, эксперимент, в ходе которого ты сначала проэволюционируешь в ежа сухопутного, а затем и в морского. Перспектива достаточно ясная?
Вместо ответа жалкое анацефалическое существо попыталось кивнуть. Очевидно, безуспешно.
— Так и где? — я подтолкнул мысль подременного.
— Пять миллионов… — дыхание Арти перехватило судорогой. Ожидаемо. Распятие — штука в этом плане надёжная, — в военном займе Ар. Счёт в конторе Таи, на предъявителя, тайник в Подгороде, за четвёртым Невыразимым. По два с половиной в акциях Се и Го, счёт на предъявителя… кабацкая ж накрест непотребничающая скверна… — один угол рта Арти резко поднялся вверх, под самый глаз, — у Орнагов счёт, оформлен на Гайчу Тряпку. Десять миллионов… да твоих ж панцирников огнежужелить… — второй угол рта последовал за первым, растянув лицо в экстатическую гримасу, — вложил в экспедицию за товарами к уральцам. Потряси Машика из филиала Компании на Керте, он расскажет.
Я молча кивнул и вытащил иглы. А ремни оставил — пару часов он ещё не задохнётся, а я как раз проверю, насколько полно было покаяние. Если вполне — вернусь и поставлю одну иглу, чтоб не занимал акупунктурный кабинет. А если нет… что ж, придётся его напоить. На корень языка по капельке.
Я вышел в главный зал жральни, оккупированной под «Забой» до окончательной отделки в новом здании. За командирским столом в дополнение к обычному составу сидел Острый. Я постоял пару секунд в дверях. Интересно, чего это он ёрзает, как будто на иголках сидит? В конце концов, Острый как раз был абсолютно честен — на минимально правдоподобную ложь ему попросту не хватало мозгов. Разумеется, про меня много всякого говорили, но никто бы и никогда не сказал, что я сужу несправедливо или самодурствую. А Острый принёс мне очень полезные данные, которые как раз и позволили прищучить Арти, который взялся за старое. Так чего он теперь нервничает? Не понимаю.
Я подошёл к Альмо и коротко кивнул. Он достал из-под стойки кошелёк. Я прошёл к командирскому столу и поставил кошелёк перед Острым.
— Десять сот, пятьдесят тысяч четыреста марок, — сказал я. — Всё как договаривались. Народная Милиция Клора выражает глубокую признательность ввиду вашей высокой гражданской сознательности.
— Бл-благод-дарю, — еле-еле выдавил из себя Острый.
— Кружечку пенного? — благодушным голосом поинтересовался я.
Вместо ответа Острый часто отрывисто закивал. Я усмехнулся и махнул Альмо. Странны всё-таки люди, право слово.