Перспектива: Инбародод Арит, не ведущий счёт хлебам
Пятнадцать часов дня. Дирижабли вернулис из ношной разведки, снимки прошли первишную интерпретацию. Время моего анализа. В мудрости Матери я больше не сомневалса — как не сомневалса, конешно же, и ранее: у командующего группой «Запад» явно не хватило компетентности. Я этот момент проглядел, но Мать внимательно следила за нашими делами. И как раз готов утренний кофе.
Третий полк второй дивизии Собрания всё ещё дежурит у Гляца. Они всерьёз собралис отражать предполагаемое вторжение одним полком? Непонятно. Так или иначе, этих можно списывать: прибыть вовремя они не успеют никуда.
Первый и второй полки второй дивизии по-прежнему в окрестностях Айда. Строят, копают, укрепляют. Это самое логишное место высадки, конешно, но занятие заведомо бессмысленное. Сил обеих дивизий едва хватит на нормальный контроль всей укреплённой полосы. С другой стороны, они могут сделать вид, что их там нет, и заминировать район демоническим оружием. Это сразу весь наш десант в расход и, с изрядной вероятностью, удар по флоту, поддерживающему высадку.
Два полка первой дивизии контролируют железную дорогу Ксал — Айд. Берег там дрянной, для высадки не годитса, да и бронепоезда раскатают десант быстрее, чем мы создадим плацдарм. Так себе вариант.
Два полка первой дивизии… где третий? По логике вещей, должен быть в Ксале. Не расформировали же они его. Могли ли вывести с фронта? Могли бы, не будь это полным идиотизмом. Держать полторы тысячи километров берега двумя полками — пусть и при совершенном железнодорожном сообщении — полный абсурд. Значит, третий в Ксале. Надо проверить.
— Кубу! — я кликнул адъютанта.
— Слушаю, гражданин маршал, — аккуратный, лаконишный, исполнительный. Как всегда.
— Мне нужны съёмки побережья на линии Айд — Ксал за последний месяц — всё, что было после битвы под Маховтом.
— Будет сделано, гражданин маршал. Ожидайте.
Кубу Кройи покинул кабинет. Интересно, почему он до сих пор в майорах ходит?
Итак, сейчас я получу подтверждение своей гипотезы. Что дальше? В Тулене всего шесть дирижаблей. Из них пять транспортных и разведывательных. Один боевой. Мало. Ещё по одному в Дичках и Лесном. Три борта на все Внутренние острова. Несерьёзно. Надо сейчас же вызывать дополнительные из Берхе. К завтрашнему утру как раз прибудут. Можно выиграть ещё пару часов, если они без захода в Тулен соединятса с нашими на траверзе Лесного. Нужно ли? Нужно. Необходима полная внезапность.
В Ксале нас не ждут. Собрание считает — не без оснований, кстати, — что их бронепоезда надёжно простреливают акваторию и мы не сможем снабжать десант. Но это проблема решаемая — даже без повреждения железнодорожного полотна. Плюс конвои Токтиантелона, блюдущие «вооружённый нейтралитет»… неприятно, но если мы возьмём Ксал, то отрежем им единственный путь к Собранию. Плюс месяц — и операции конец. Прекрасно.
Раздалса уверенный стук в дверь.
— Входите, гражданин майор.
Кубу положил стопку снимков на мой стол.
— Будут ли иные распоряжения, гражданин маршал?
— Да. Телеграфируйте в Берхе, чтобы послезавтра к одному два дирижабля в бомбардировошном снаряжении прибыли к Лесному. Утошнение вводных вышлю в течение ближайшего часа. Аналогишные приказы нашему аэродрому, Дичкам и Отшибу. Лесному снарядить звено для бомбардировки.
— Будет исполнено. Это всё?
Я прикрыл глаза и перебрал все силы в Туленской области.
— Всему не задействованному в береговой охране флоту: послезавтра к двенадцати прибыть к Ксалу. Третья и четвёртая дивизия Кро, третья Ар, первая и вторая сводные — в десант.
— Прошу обратить внимание, третья дивизия Ар находится на отдыхе после трёх недель боёв. Прикажете прервать?
— Нет, заменим на третью Ле.
— Будет исполнено. Ещё что-то?
— Нет. Исполняйте.
— Есть.
Кройи вышел из кабинета. Толковый офицер. Но майор. Но толковый. Возможно, стоит рекомендовать его Каилю. Ещё подумаю над этим.
Снимки, снимки, снимки… вот и оно: третий полк дивизии Лейши вошёл в Ксал двадцать пятого декабря и с того момента города не покидал. По последним данным, первый и второй полки делают штатный проезд в сторону Айда. И в радиусе двух часов езды от Ксала всего один бронепоезд: на вокзале. Прекрасно. Лучшего момента не будет.
Даже один полк, засевший в городской застройке, — это неприятно. Поэтому сначала пройдёмса бомбардировкой. Концентрируемса на вокзале и первой линии от моря, остальное по остатошному принципу. Затем огневой вал кораблями — для уверенности, — за ним пускаем драугов. Две дивизии как раз хватит на порт и вокзал, две в резерве. Запас прошности даже несколько избыточен — это хорошо.
Драуги драугами, а вот приданных магов лучше Ле поставить: с наступательными техниками у них получше. Кро всё-таки больше на максимальной живучести своих конструктов специализируютса, подавление противника у них всегда несокращаемым числом идёт. Значит, магическая поддержка от Ле — плюс две роты на вторую линию. По мере необходимости можно довести до полка.
В идеале, конешно, вообще наших бы магов, но имеем что имеем. Наши отдохнут пока, а в фазу активного маневрирования как раз и пойдут.
Время заканчивать с бардаком и возвращаться в Клор. Город не прощает недостаточно внимательных к нему.
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»
Начало третьих суток в Ксале. Ни следа военных. Бронепоезд на вокзале охраняет ополчение, экипажа на нём нет. Горожане раздражены. Собрания здесь боятся, Конклав тихо ненавидят. С учётом хаотичных бомбардировок последнего месяца — неудивительно.
Из содержательной информации: комдив Орнаг обустраивает оборону под Айдом, комдив Лейши с двумя полками должен быть где-то на полпути туда же, Конбо Арит-хе с третьим полком той же дивизии убыл в неизвестном направлении полторы недели назад. Вероятнее всего, он тоже где-то между Ксалом и Айдом: снимать целый полк с фронта в текущей обстановке мог либо клинический идиот, либо предатель. Если бы Арит-хе был кем-то из этого списка, Собрание бы уже пару месяцев как капитулировало.
По всему выходило, что двигаться мне нужно на восток, к Айду — именно там в ожидании десанта лоялистов концентрировались все «непечатники, мешающие восстановить законный порядок». Можно идти своим ходом. Полторы тысячи километров, ага. Можно угнать авто. И встрять с разпохабленной ходовой на полпути. Основной товарооборот тут либо морем, либо по железке идёт. Значит, угонять надо локомотив. Или хотя бы дрезину — это выйдет тише и надёжнее. Локомотива и хватятся быстрее, и замаскировать его толком не выйдет. В общем, развлечение до первой стрелки, на которой пустят меня под откос. Значит, дрезина.
Утвердившись в планах, я выдвинулся к вокзалу. Вечерело. Ультрамариновое солнце приближалось к зениту. Я шёл по торговым рядам. Вокруг эльёд, ярко раскрашенные плакаты и серые, надолго погасшие вывески и витрины — за нарушение режима светомаскировки ополчение штрафовало быстро, больно и наверняка, не делая никаких исключений.
Тихое течение сонного дня на полувымершем рынке взорвалось кисельно-тягучим воем сирены. Меньше с Траутом надо было общаться — явно ведь не моя мысль. Но мужик интересный. И порядочный. Старорежимно-порядочный, с пониманием нормы, очень близким к моему. С первого взгляда понял, что вот он: такой же, как я, солдат разбитой армии несуществующей страны.
Машинально подняв взгляд, на крыше с южной стороны улицы я заметил Талоса. Он смотрел на меня. Естественно, я был под отводом глаз и шумодавом, да и людей на рынке почти что не было, но для большей надёжности я отошёл в узкий тупичок и только оттуда прыгнул на крышу.
Огляделся. Талос смотрел на меня с соседнего дома. Я взял разбег и, почти не помогая себе эфиром, приземлился к золотоглазому. Но он уже стоял на радиальной улице. Я огляделся. Выругался. С моря на город заходила линия дирижаблей в пять. Плохо, очень плохо. Сколько им до нас? Полчаса? Четверть? Ещё могу успеть…
Забив на всякую маскировку, я рванул к вокзалу. Вломиться, угнать первое, что попадёт под руку, и валить на всех парах. Эти мозгосрамцы почти наверное разнесут половину города, включая вокзал. После этого про железную дорогу можно…
Слишком мало времени. Да и зачем целый воздушный флот на город, в котором толком нет военных? Если только…
Резюме: Инбародод — удод срамословный, непечатный колесник, филистёрский пивовар, всего большого и малого света и подсвета дурак, да и мать его растак. Хотя нет, Эва тут ни при чём. Почти.
Пять. Ровно пять дирижаблей. Сколько там характерная грузоподъёмность? По две-три килотонны на борт, если мне память и база Талоса не изменяют. Порядка пятнадцати-двадцати килотонн на всех. Они собрались до Тиамат на той стороне шарика пробомбиться? Или залить напалмом всю степь до Токтиантелона?
На вокзал я уже однозначно не успевал. Оставалось уйти из зоны гарантированного разрушения. Нюанс: я практически в центре города. До ближайшего края восемь километров. Сорок восемь минут бегом. Можно, в принципе, уложиться и в полчаса, но это если по прямой, без препятствий. Вот же неудобь сказуемая…
Талос в очередной раз появился у полуобваленного прошлыми бомбардировками дома. Я прыгнул к нему.
— Стой! Стреляю! — раздалось невероятно притягательное предложение из задней полусферы.
Что характерно, слово ополченец сдержал. Только выстрел у него был холостым. Просто очаровательно.
Талос прогулочным шагом проследовал к одиноко стоящей стене, возвышающейся из груды битого кирпича. Я рванул к нему. Сзади немилосердно топал ополченец — бегать он явно был толком не обучен.
Звуки застыли. Все цвета слились в сплошную серую кучу.
— Сегодня в городе праздник, — заметил Талос, устраиваясь на кирпичах.
— Да ладно, — фыркнул я.
— Планируется салют. Такие дела.
Глаза, наполненные заревом тысячелетнего термоядерного пожара, направились в сторону вокзала.
Цвета вернулись.
— Сто-о-о-о-ой, кому горю! — из-за угла к нам вылетел ополченец.
Шестнадцать тридцать одна пятьдесят три.
— Вспышка справа, — говорит Талос.
Первый дирижабль из проходит над вокзалом. С той стороны слышится звук.
Ополченец тупо пялится в небо.
Ветер остатков ударной волны пролетает мимо нас.
Из рук ополченца выпадает магазинная винтовка.
Я ставлю кинетический щит.
Бежать уже бесполезно.
Шестнадцать тридцать две ровно.
Грохот разрывов идёт непрерывным стаккато.
Поверх него ревёт сирена.
Я смотрю на ополченца.
Ополченец смотрит на дирижабль.
Дирижабль идёт на нас.
Шестнадцать тридцать две ноль пять.
Мимо нас падают первые обломки.
Рой небольших камешков.
Ополченец охает и хватается за бок.
Я фиксирую несколько прилётов в щит.
Шестнадцать тридцать две пятьдесят.
В лазурных лучах черное пятно расползается по куртке ополченца.
Я не могу дать ему ничего, кроме йогурта.
Разве что только огурец.
Дирижабль ровно над нами.
Я накачиваю щит эфиром от Не-огурца.
На улицу перед нами падает бомба.
Второй дирижабль уже прошёл вокзал и идёт на тридцать шесть градусов правее первого.
Ополченца передо мной сносит с улицы.
Меня подкидывает в воздух.
Противоинерционные чары не справились.
Сколько там было?
Тонна?
Полторы?
Мимо меня пролетает два раза по пол-ополченца.
— Такие дела, — бросает Талос в пустоту.
Я соскальзываю в разгон восприятия.
Следующая взрывная волна больше толкает меня назад, к вокзалу, чем подбрасывает. Я пытаюсь скорректировать полёт импульсами по пять килоньютонов. Толку выходит немного: кажется, взрывается вообще всё вокруг.
Я лечу. Город подо мной горит. Дежа вю.
— Фьюти-фьют, — говорит Талос.
Подо мной по извилистому серпантину между воронок мчит автомобиль. Или это я пролетаю мимо? Движение относительно.
Ускорение абсолютно.
Я разгоняюсь до тех пор, пока наконец не теряю окончательно сцепление с настоящим.
Когда мне было лет на двадцать, а может, и тридцать побольше, чем сейчас, я, ещё подросток, работал механиком в «БалхУниТехе». Странное название. Странная компания, но во всей Степи больше ни у кого не было ремонтных эллингов. Людей после нескольких десятилетий второго демографического перехода и даже богами неисчислимых лет Гибридной войны не хватало отчаянно, а антропофабрики ещё не изобрели. Поэтому почти всю работу выполняли дроны. Я же просто следил за ними. Иногда мне казалось, что это они следят за мной тысячами камер, лидаров, сонаров, датчиками давления и температуры, щупами и манипуляторами раздевая меня до костей. А потом в Приозёрске остановился отец. Его механик погиб в бою, и он искал кого-то на замену. Так мы и познакомились. Я моргнул.
Ещё до рождения моего тела я парил над руинами Макене. Этот город и до войны выглядел так, будто его взорвали несколько раз подряд, но после пятидесяти килотонн сверху разница между разрушенными, функционирующими и недостроенными зданиями стёрлась окончательно. Камера 1: посреди чистого поля торчит остов знаменитой Часовой башни — главной местной достопримечательности. На неё действительно стоит посмотреть. Расстеклённая уже навсегда, она растерянно оглядывает место, где раньше был подобный стихийному бедствию рынок, вытекшим глазом улетевшего циферблата. Из дыры на его месте вытекают механические внутренности башни: шестерни, валы, пружины. Камера 2: в тени башни конвульсивно танцует пацанчик. Его собственная тень оторвалась и так и осталась в замешательстве загорать на асфальте метрах в десяти. Связка бананов, которую он нёс на голове, выкипела и залила его лицо языками липкого, приставучего киселя. Пацанчик совершенно гол, но заметить это сразу не получится: вместо рукавов и штанин на его конечностях болтаются лохмотья кожи. Камера 3: на земле лежит расколотый циферблат с Часовой башни. Часовая стрелка замерла на без пяти минут шести. Минутная в пяти метрах левее пригвоздила к земле обгоревшее тело. Затемнение.
В одна тысяча восемьсот двадцать четвёртом году при экспериментах над продуктами нагревания нефти Майкл Фарадей впервые получил «горючий лёд», способный незначительно и непредсказуемо катализировать либо ингибировать протекание многих химических реакций. Необычная субстанция была названа конденсатом Фарадея. Практического применения этому открытию найдено не было.
— Ты смотришь.
— Да.
— Но ты не видишь того, что другие видели десятки, сотни, миллионы, гуголплексы раз.
— Что?
— Это явление находится вне твоего светового конуса. Хотя не видишь ты его по другой причине.
— Какой?
— На самом деле, с тобой этого ни разу не происходило.
Мир моргнул.
Я смотрел в потолок своей квартире в Лионе. Дневная тренировка закончена. Внушение от Суртова прослушано. Отец ушёл гонять шары по сукну. Кирзаш делает вид, что работает, хотя наверняка опять пишет эротические фанфики по «Собору Парижской Богоматери». Деньги есть. Шесть годовых окладов на вкладе до востребования. Вот только мне забыли объяснить, зачем людям деньги. Я повернулся на бок и задремал.
Я сидел в комнате, которую Айха Плитка после нелепого и бессмысленного самоубийства Тоуро попыталась привести в вид, пригодный для сдачи. Я потягивал трубку. Из неё доносилось невнятное трубление. Всё-таки Лис знает толк в мамонтах. И тяжёлом милом металле. Интересно, до малого дойдёт или надо было надавить посильнее? Если б Чужак не влез… впрочем, чего уж теперь. Чих.
Пых. Топазы обесцвечиваются под прямыми солнечными лучами, но даже небольших доз ионизирующего излучения достаточно, чтобы вернуть им яркость. Практическое значение данного факта для сельского хозяйства сложно переоценить.
Сенсоры перегружены. Три четверти систем выведено из строя. Структурная целостность всех палуб нарушена. После разгерметизации топливных контейнеров запас дельта-вэ опустился до нуля. Период обращения вокруг Солнца на текущей орбите составляет одну… тысячу… четыреста… перенос личностной матрицы на энергонезависимые накопители проведён успешно. Главный реактор остановлен.
— Ты хочешь жить?
В стекле скафандра говорящего золотистым бликом отражается Солнце.