Перспектива: агент Дознаватель, локальный идентификатор «Bi-209»
Шесть километров породы над головой — это хорошо и надёжно, но не очень удобно. А для обычных людей так и вовсе смертельно. С другой стороны, все обычные люди скоро пятьсот лет как вымелись с Земли. Скатертью дорожка, как говорится. Хотя можно ли считать тех геномодов обычными людьми? Хороший вопрос, обдумаю как-нибудь потом.
А вот актуальные новости гораздо интереснее. Ликвидатор объявился в Клоре. Естественно, Прямоходящий тут же взял его в оборот. Вообще-то, надо его вытаскивать. Хотя бы из соображений профессиональной солидарности. Но родственные чувства однозначно говорят, что лишать мелкого такой хорошей школы — преступление против семьи. Отец однозначно не оценит. Так что пусть пока поднабьёт собственных синяков. Мне, например, это однозначно на пользу пошло.
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «Pa-233»
Джин начала спуск первой. Я в последний раз оглядел пустую улицу, цыкнул на обнаглевшего ворона и отправился следом. Внутри было главным образом темно. Меня пробило острое дежавю. Мы остановились у конца лестницы, на краю охристо-красной лужи. Ферон развернулась ко мне и сказала:
— Раковальня прямо. Нам наверх, галерея Плитки на втором.
Я кивнул.
— Ты понимаешь, зачем было всё представление?
Я снова кивнул.
— Проговори, не сочти за труд.
— Я… — я закашлялся от продравшего горло духа сырой плесневой затхлости. — Я начал руководить, толком не понимая местную ситуацию.
— Верно. Признаю, я слишком раскиселилась в штабе, — Джин тяжело вздохнула. — С Гаем такое постоянно. Пойми правильно, он безупречно эффективный руководитель, но нервы подчинённых не бережёт совершенно.
Я усмехнулся. Ферон пару секунд не моргая изучала меня, а потом продолжила:
— Ты должен усвоить основной принцип нашей работы: не понимаешь — не лезь. С вероятностью в сто двадцать процентов вляпаешься в разборки между Семьями. И оно тебе не нужно, поверь.
Я молча кивнул. Мы начали подъём по скрипучей деревянной лесенке, половина ступеней которой состояла уже скорее из грибного мицелия, чем из целлюлозы. В одном пролёте от второго этажа я окликнул Джин:
— В следующий раз просто скажи, что меня заносит, хорошо? Пожалуйста.
— А ты в следующий раз сначала выслушай меня до конца, — не оборачиваясь, бросила Ферон. — Договорились.
Мы молчали до самой галерейки. Честно говоря, место это вызывало у меня острое желание достать огнемёт. Или, на худой конец, вызвать архнадзор. Потому что нависающий в трёх метрах над мостовой настильчик с зазорами в ладонь между досками, кое-как перекрытый холщовым тентом — это прямая угроза благополучию, здоровью и жизни честных горожан. Не то чтобы таковые хотя бы раз наблюдались в радиусе полукилометра, но всё же.
Когда мы обнаружили Плитку, я понял, что огнемёт мне не очень нужен: она преспокойно варила какую-то бурду, пахнущую точь-в-точь как хрючево из вёдер на Батрацкой площади. На открытом огне варила. В общем, да, если вас беспокоят идиоты — просто не трогайте их.
— Хозяюшка? — тихо позвала Джин.
Плитка вздрогнула всем телом, резко повернулась к нам и с елейной улыбочкой затараторила:
— Госпожа комиссар, какая приятная неожиданность! А я вот как раз обед для жильцов варю и всё думаю: где ж это наша благоволительница, почему это её давно не видно! Проходите-проходите, присаживайтесь! Я отварчику заварю, знатный отварчик, вчерась только у дядюшки Ли на Цветном закупалась, а он такой затейник до этих дел, ну, вы и без меня знаете!
— Я бы с радостью, хозяюшка, но времени совсем нет, — Ферон умудрилась прервать словоизвержение, изобразив при этом совершенно искреннее сожаление.
— Всё служба? Да что ж они, изверги, делают, это ж уму не растяжимо — сколько работать-то можно! Вот бы вам хотя бы денёчек роздыху дали, а то всё кружитесь, кружитесь как шестерёночка…
— Что ж поделать, хозяюшка, Клор превыше всего, — на этих словах Плитка энергично закивала. — Так вот, вы не могли бы нам комнату Тоуро Сопли показать?
Плитка заметно напряглась и, замедлив речь раза в три, спросила:
— Опять натворил чего? Я его давненько не видела-то, так что сама знать не могу.
Джин посмотрела на меня и кивнула. Я прикинул ситуацию, собрал в кучу все разрозненные сведения о местном законе, нашёл самое серьёзное преступление и, придав голосу всю возможную официальную сухость, отчеканил:
— Тоуро Сопля разыскивается по обвинению в покушении на жизнь Хо Орнага.
Плитка застыла с открытым ртом и села прямо на месте. Спустя семь секунд она закрыла рот, сфокусировала взгляд на мне и спросила:
— А вы-то кем будете, гражданин?
— Комиссар Сехем, Тит Кузьмич, Силы Превентивной Городской Самообороны, — ответил я.
— Ага-а-а-а… И, стал быть, город обороняете? Превентивно.
Я молча кивнул.
— Хозяюшка, — Ферон решила вернуть разговор в нужное нам русло, — покажите комнату.
— Да-да, конечно, — Плитка встала одним резким движением, скривившись, схватилась за поясницу и мелко засеменила в коридор.
Пока мы шли за ней, Джин оценила мою работу мимолётной улыбкой. Коридор завершился глухой, насколько это слово вообще применимо к конструкциям галереи, стеной, в нижней четверти которой на паре гвоздей болталась засаленная шторка.
— Вот, господа, вот здесь этот паршивец жил, — от нервов Плитка затараторила ещё быстрее прежнего. — А я ему говорила, говорила, что не дело, не дело так жить! Вот отец его — тот уважаемый человек был, хороший охотник за головами, городу верой и правдой служил, а этот что? Наслушался дури этой, которую на Батрачке по вечерам несут, книжек аксиотских начитался — и вот-те на-те, в бомбисты подался! Какое счастье, что матушка его не дожила до такого, её б, бедняжку, тут же удар хватил бы! Какая была женщина, добрая, щедрая…
Пока хозяйку несло, я проверил пространство за стенкой ёмкостным детектором и парой заклинаний. Картина вырисовывалась следующая: комната, маленькая, подозрительно пустая. Неестественно пустая. Но опасности — очевидной, во всяком случае — нет. Я поднял руку, призывая к тишине. Речь Плитки резко оборвалась.
— Мы тут пока осмотримся, — сказал я. — А вам, вероятно, нужно вернуться к готовке.
Хозяйка энергично закивала и бочком-бочком упорхнула за пределы прямой видимости.
— Я проверил ту сторону. Чисто, — отчитался я Джин.
— Я заметила. Теорию ещё обсудим. Просто держи в уме, что «эфирного голода» не только у тебя нет.
На пару секунд я завис. Нюансы, нюансы, сплошные нюансы… Но хотя бы начало проступать общее направление развития. Я решил уточнить:
— Так я пойду первым?
Ферон коротко кивнула.
Вежливое покашливание настигло меня в тот самый момент, когда я уже наполовину заполз в комнату. Я резко рванул вперёд и чуть не напоролся глазом на мушку охотничьей двустволки.
— Да не парься, мистер Тэ, не сделаю я пацану ничего, — промурлыкал восседающий посреди комнаты на массивном кресле-качалке субъект по ту сторону ружья.
Талос явно попытался что-то сказать, но остался беззвучен. Я медленно встал и осмотрел субъекта. Кресло из странного красного дерева. Мозг упорно утверждал, что дерево поёт, но уши не зафиксировали ни звука. Клетчатый плед на коленях. Бурый кожак поверх молочно-белой блузы. Массивные круглые очки в роговой оправе. Широкополая замшевая шляпа. Немигающий взгляд серо-стальных глаз. И, конечно, два воронёных ствола, нацеленных прямо на меня. Хмда, интересная картина.
— А, gaikokujin, проходи, не стесняйся, — бросил субъект Джин, которая каким-то образом оказалась справа от меня. Выглядела она откровенно паршиво: лицо цвета блузы нашего нового знакомого, обескровленные губы сжаты в тонкую линию. — Ну вот чего вы начинаете сразу, а? Я разве кусаюсь? Врежу? Вот то-то же.
Соображение первое: я проверил комнату. Когда Плитка убежала от нас, внутри всё ещё было пусто. Маскировки, одновременно скрывающей от физических и эфирных сенсоров, в природе не существует — тут либо-либо. Комната была пуста. Соображение второе: существо передо мной не является демоном. Отсутствует характерное возмущение эфира. Связанный вопрос: насколько полны мои знания о демонах? Корректировка: существо передо мной не относится ни к одному известному мне виду демонов. Соображение третье: существо способно к имитации человеческой речи. Осмысленной речи, адекватной изменяющейся обстановке. Следовательно, когнитивные способности существа не могут быть ниже вычислительного предела Сёрла.
Резюмировать размышления я не успел, поскольку субъект с ружьём заговорил вновь:
— Род приходит и род уходит. Но есть то, что остаётся вечным, неизменным, имманентным, если угодно, свойством бытия, спокойным среди бурь.
— Кондитерское искусство? — я решил потихоньку проверить пределы когнитивных способностей оппонента.
— Взрыв.
— Ты бредишь, что ли?
— Человек — не более, чем животное, способное грёзить наяву, поэтому определённо и однозначно. Цитирую: «ДА», — конец цитаты.
— Джойс?
— Против Краски или Архивектор Мюсли? Даже с учётом того, что эта личностная пара тождественна, в эту игру можно играть вдвоём, молодой человек.
Мне стало по-настоящему жутко.
— Дурацкая, нечестная, односторонняя телепатия, вероятно, подумал ты, — Стрелок, как я решил называть субъекта про себя, тихо усмехнулся и около двух корней из двух секунд отстукивал по щеке иррациональный ритм.
— Стоп, что?! — закричал я. Последняя мысль точно не могла быть моей.
— Обезглавливающая шутка, правда? Сдаёшься?
— Зачем ты явился мне, неприкаянный дух, лишённый телесного воплощения?! — вот опять! И ведь никаких следов ментального воздействия, что характерно.
— А это, детектив, правильный вопрос! — Стрелок поднял к небу указующий перст левой руки. — Я здесь, чтобы навести твою голову на стрелу. Не только и не столько твою, конечно, но твою в том числе. Во всяком случае, это место и это время были выбраны именно ради тебя, остальные воспринимают эти свойства континуума в принципиально иной метрике.
— К делу, если не сложно.
— Конечно, конечно. Вот тебе простой вопрос для разогрева: ты никогда не задумывался над тем, почему пятна крови заговорили лишь после осознания тобой чувства долга? Почему сердце хромовое вновь стучит как будто бы живо, но лишь после дефибрилляции?
В попытке зацепиться за хоть что-то разумное я перевёл взгляд сначала на Талоса, а потом на Джин. Они оставались неподвижны и молчаливы. Когда я снова посмотрел на Стрелка, громыхнул дуплет. Я покачнулся, но быстро понял, что скорее от неожиданности, чем по делу. Всю комнату заволокло едким дымом — гнусный ковбой явно использовал чёрный порох.
Когда вокруг стало видно хоть что-то, Талос уже исчез, а Джин, оперевшись на стену — не самый безопасный манёвр, кстати, — судорожно глотала что-то из точной копии Гаевой фляжки. К Конторе они отношения не имеют, как же. На месте кресла лежал небольшой — в пол-ладони — брусок блестящего голубовато-серебристого металла. Убедившись, что подарочек не фонит ничем известным мне, я надел перчатки и подобрал его. Тяжёлый, мягкий на ощупь, слегка холодит кожу, поверхность стремительно чернеет. Интересная штука. Пальцы после такой, наверное, лучше не облизывать.
— Джин, — позвал я, — сумка для вещдоков у тебя? А то мне мы как-то забыли взять.
Ферон оторвалась от фляги и медленно кивнула.
— Упакуй, пожалуйста. Осторожно, с вероятностью ноль девяносто пять эта грязь токсична. Вряд ли сильно, но попадания в глаза или рот ты точно не хочешь.
Ещё один подозрительно расслабленный кивок. Я передал брусок и начал внимательно изучать комнату. Размеры два на три метра, потолок два метра ровно. Пожалуй, когда Кахваджи говорил о «конуре», это было некоторое преувеличение. Тесновато, конечно, но не настолько. Хотя, возможно, моё восприятие искажено тем, что в комнате почти ничего нет. Совсем. Пара циновок в углу, плотно скрученное войлочное одеяло у стены да пара крючков для одежды, болтающихся на соплях — вот и вся обстановка.
— Темнит Плитка, — заметил я. — Все вещи она уже явно выгребла. Кстати, она ведь под конец оговорилась, что Тоуро здесь «жил», а не живёт. Да и про «бомбиста» тоже.
— Верно подмечено, молодец, — Джин как раз восстановила ровное дыхание и потихоньку возвращала лицу выражение ироничного превосходства. — Разве что бомбистами по старой памяти всех политических называют. А эфирные следы зря ищешь. Тоуро не хватало квалификации на что-то серьёзнее бытовой магии, а этот… в шляпе который, следов не оставляет. Никогда.
Я развернулся к Ферон:
— Ты знаешь, кто это?
— Слышала. Всякое.
— Поконкретнее можешь? Сдаётся мне, тут что-то очень серьёзное.
— Говорю же, не знаю я ничего наверняка! — ладони Джин собрались в кулаки.
— Так, вдохнули-выдохнули, успокоились…
— Я спокойна!
— Это важно! — я начал закипать. — Возможно, вопрос жизни и смерти! Он дуплетом жахнул по мне, между прочим!
— Что-то по тебе не заметно!
— Джин!
— Я уже сколько лет как Джин! А вас, гражданин Сехем, заносит! И вообще, что вам толку от моих комментариев, которые вы даже понять не сможете?!
— Не расскажешь — не узнаем, пойму или нет!
— Заносит, Тит Кузьмич! Точка.
Ферон попыталась удалиться от меня чеканным шагом, но в каморке Тоуро сделать это было проблематично. В итоге она просто села у стены и стала разматывать одеяло. Бессмысленное занятие — рулон мы оба просветили поисковой магией и ничего существенного там быть не могло.
— Я, наверное, тоже перегибаю, — голос Джин был совершенно ровным, а лица я не видел. — Но тут отвечать правда нечего. Просто человек уже несколько сотен лет как не вершина всех пищевых цепей на планете. Тот, кого ты видел, — вот высший хищник. Ему плевать, сколько у тебя опыта. Ему плевать, сколько ты демонов на флаг порвал. Он не демон. Он не человек. Он воплощение Бездны. Существо, ломающее мироздание самим фактом своего существования. Его боятся даже боги — не потому, что он их убивает, но как раз по обратной причине.
— Спасибо. Можешь ведь просто ответить. Я, конечно, ничего не понял, но это уже гораздо больше, чем ничего не знаю.
Ферон только покачала головой и лёгким движением руки, подкреплённым магией, скатала одеяло обратно.
— Вещдоки брать не будем? — удивился я.
— Тут нет вещей Тоуро, — Джин встала и отряхнулась. — Даже потожировые все затёрты — уж не знаю, с чего Плитка решила, что может сделать комнату принципиально чище.
— Скрывает причастность?
— Едва ли. Она женщина настолько честная, насколько это вообще возможно в этом всеми богами проклятом квартале. Сейчас идём к ней. Вопросы задаю я, ты делаешь хмурый вид и пассивно излучаешь неодобрение. Понял?
— Отличный план, — усмехнулся я. — Мне нравится. Кстати, Плитка упоминала про какие-то агитационные мероприятия на Батрацкой по вечерам. Ты знаешь, о чём это?
— Да просто пьяные сборища.
Проползая через входную шторку, я снова подумал, что нет ничего удивительного в том, что человек, живущий в такой дыре, хотел спалить весь мир дотла. Плитка снова только что не подпрыгнула, когда Ферон позвала её:
— Хозяюшка?
— А, госпожа комиссар, ну что, уже всё посмотрели? — темп речи чуть медленнее, чем в прошлый раз, ощущение, будто каждое слово проталкивается сквозь гортань. Выбирает выражения? — Хотя там и смотреть-то особо нечего, я же давеча ещё поругалась с паршивцем-то этим. Вы представляете, всю комнату изгадил, пакостник! Завалил, как есть всё завалил, от пола и до самого потолка, мусором всевозможным! Я ему так и сказала: сам не вынесешь — так я соберу и вышвырну, так и знай. А он как начал про освобождение рабочего класса от капиталистической эксплуатации и ликвидацию частной собственности — и где только чуши этой нахватался, вот скажите мне? Это что ж получается, и женщины тоже общие будут, если по ихнему-то? Вот я ему и сказала, чтоб он выкинул из головы хлам, а из комнаты — дурь всю! То есть наоборот, конечно, но вы же меня понимаете, госпожа комиссар, верно?
— Понимаю, хозяюшка, понимаю, не нервничайте вы так, — Джин покачала ладонью в жесте «сядь и успокойся». — Вам нечего бояться. Нам только нужно узнать, что стало с вещами Тоуро.
— А, так я их в коробки упаковала и под лестницу выставила, чтобы неповадно было, — лицо Плитки разом обмякло, морщины разгладились, да и плечи как будто слегка просели. — Ну, на случай, если он всё-таки решит что-то нужное взад забрать.
— Спасибо, хозяюшка, вы нам очень помогли.
Мы уже развернулись к двери, когда Плитка окликнула нас:
— Так это, господа комиссары… А малой вернётся-то ещё, как думаете? А то комната простаивает, непорядок ведь…
— Едва ли, — бросил я через плечо. Перед глазами снова встала жуткая помесь самогонного аппарата и освежителя воздуха. — Сдавайте смело, для нас там тоже ничего полезного.
— Спасибо, спасибо, господин Сехем! Ох, как камень с души, честное слово, как камень…