Пришел Мессия, он средь них.
И приходили, и являлись
Из гущи и со дна его,
Спасителями назывались,
Хоть не спасали никого.
Случилось то во время Рима,
Был нестерпимо тяжек гнет,
Страдание неутолимо,
И ждал Спасителя народ.
И он пришел из Галилеи,
Похожий на "мессий" других,
Но все же странностью своею
Во многом не похож на них.
Не звал народ к сопротивленью,
А проповедовал покой.
Спасенье видел он в смиренье
Гордыни, что в душе людской.
И был он малость не от мира,
То ли святой, то ль дурачок,
Был при живой родне, как сирый,
И в личной жизни одинок.
Он от Крестителя в отличье
Не призывал народ к мечам,
Но даже в эдаком обличье
Опасен все же был властям.
И то сказать: не призывает,
И пусто в нищенской суме.
Но кто его, чумного, знает,
Что у него там на уме?
Вот говорит, что Богу сын, мол,
И люди слушают, дрожа,
Хоть и дурак, но все же символ,
А символ есть - жди мятежа.
А этим римлянам позволь-ка,
Им лишь бы повод отыскать.
И так народу гибнет сколько,
Пора, пора попридержать.
И в продолжение той темы
Средь мысленной тревожной тьмы:
"Уж лучше он один, чем все мы,
И пусть уж лучше он, чем мы".
И был среди забот пасхальных
Властями он под стражу взят,
И за неделей мук печальных
На римской дыбе был распят.
Дальнейшее от точки зренья
Зависит, изменяя взгляд.
Для христиан там - Воскресенье,
А для евреев - сущий ад.