Европейская поэзия XVII века - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 14

ФРАНЦИЯ

ФРАНСУА ДЕ МАЛЕРБ

УТЕШЕНИЕ ГОСПОДИНУ ДЮПЕРЬЕ

(Фрагменты)

Доколе, Дюперье, скорбеть не перестанешь?Ужели вновь и вновьУпорной думою терзать ты не устанешьВ душе своей любовь?И эта смерть, удел, для смертных непреложный,И сумрак гробовой,—Ужели лабиринт, где кружится тревожный,Заблудший разум твой?Была она тебе отрадой, утешеньем —С тем спорить не хочуИ память светлую небрежным обхожденьем,Поверь, не омрачу.Увы! Все лучшее испепеляют грозы,Куда ни посмотрю;И роза нежная жила не дольше розы —Всего одну зарю.Но если б не теперь взяла ее могила,Когда б, как ты хотел,Она на склоне лет седая опочила,—Чем лучше сей удел?Не мнишь ли, что она чем старей, тем любимейБыла б на небесах,Что в старости укол червя неощутимей,Земной не давит прах?О нет! Когда душа коснется крайней метыИ Парки нить прервут,Исчезнут и лета, едва достигнув Леты,За нею не пойдут.………………………………..Напрасны жалобы и сетованья эти,Смири тоску души,Люби отныне тень, и о потухшем светеТы память потуши.Людской обычай благ, я признаю, не споря,—Слезами боль лечить,Через плотину глаз излить всю тяжесть горяИ сердце облегчить.Тот, кто любовь свою оплакать не способен,Чью боль не выдаст стон,Бесчувственной душой тот варвару подобенИль впрямь души лишен.Но — раб отчаянья, отвергнув утешенье,Ты возомнил, скорбя,Что ближних возлюбил в надменном сокрушеньеСильнее, чем себя.Я дважды, Дюперье, той молнией летучейСражен был наповал,И дважды разум мой, целитель мой могучий,Забвения мне дал.Не потому, что мне легко забыть любимых,Что стоек я в беде,Но если нет лекарств от ран неисцелимых —Их не ищу нигде.Безжалостная смерть не знает снисхожденья,Не тронется мольбой —Она, жестокая, от воплей и моленьяСлух отвращает свой.Ничтожнейший бедняк, чья хижина убога,Ярмо ее несет,И стража от нее у Луврского порогаМонарха не спасет.Перед ее лицом нет места возмущенью,Напрасен ропот твой.Есть мудрость высшая — покорность провиденью:Для нас лишь в ней покой.

МОЛИТВА ЗА КОРОЛЯ, ОТБЫВАЮЩЕГО В ЛИМУЗЕН

Стансы

О Боже праведный, ты, внемля нашим стонам,Встречаешь время смут с оружьем обнаженным,Чтоб дерзость отрезвить, бесчинства покарать,Незавершенное твоей противно Славе,Она твой труд вершит на благо всей державе,Целительную нам дарует благодать.Наш нынешний король, разумный и великий,Учился ревностно премудростям владыки,Искусству управлять, вести отважных в бой,Вели он замолчать — мы покоримся власти,Он ограждает нас от всяческой напасти,И нет нужды тебя обременять мольбой.Любой, кто слышит гром и видит, как над намиПотоки льют с небес и вспыхивает пламяОт столкновенья двух враждующих сторон,Хоть в этом не узрел божественного знака,Но чудо явлено, и он поймет, однако,Сколь мощная рука хранит нас, как заслон.Ну что бы мог свершить король в борьбе со сквернойПри всем старании и доблести безмерной,При всей своей любви к величью твоему,Как уберег бы нас во тьме ночей беззвездныхСреди подводных скал, неразличимых в безднах,Когда бы разум твой не помогал ему?Неведомое зло среди людей блуждает,Внушает им вражду, спокойствия лишает:Доверишься словам — и попадешь впросак.Всеобщая беда, увы, иным во благо,Их козням счету нет, и посему отвагаПрисуща лишь тому, в ком здравый смысл иссяк.Но в злополучный час надежда не иссякла,Мы верим, что добру присуща мощь Геракла,Что приняла твой меч достойная рука,И если бы мятеж стал гидрою стоглавой,И если бы весь мир восстал кипящей лавой,Рассеял бы король несметные войска.Дай нашим помыслам исполниться, Всевышний,Избавь от лютых бед, от горечи излишней,Печальной памяти сотри глубокий след.Смиряя ураган, наш вождь на поле бояОтвагу проявил и мужество героя,Яви же, Господи, благоразумья свет.Не уповал король на мощь огромной рати,Он знал: число — ничто, оно пьянит некстатиИ, застилая взор, лишь умножает мрак.Нет, помощи земной не ждал он ниоткуда,Так пособи ж ему, и совершит он чудо,Все чаянья затмит и даст нам столько благ.Разбитым полчищам не избежать расплаты,Найти убежище не смогут супостаты,Не скроют беглецов глухие дебри гор,Их тайные дела однажды станут явны,Их извлечет на свет властитель достославныйИ злобным проискам немедля даст отпор.При помощи своих установлений строгихОн кротких защитит и оградит убогих,Он праведным вернет и право и покой,Он дерзости лишит разбой и святотатствоИ, не беря в расчет ни знатность, ни богатство,Любого устрашит карающей рукой.Пред грозным именем склонятся замки в страхе,И стены и врата окажутся во прахе,Посты сойдут с бойниц, тревожный минет час,Оралом станет меч — такая роль достойней,

Франс Хальс. Цыганка

Народ, измученный жестокой долгой бойней,Заслыша барабан, пойдет беспечно в пляс.Распутство и грехи в эпохе новой сгинут,И сластолюбие и праздность нас покинут,Немало из-за них мы претерпели бед.Король достойнейших вознаградит по праву,Всем доблестным вернет заслуженную славу,Искусства возродит, лелея их расцвет.Он сохранил в душе наследье веры старой,Любовь к тебе и страх перед твоею карой,Он жаждой благости и святости томим.Служение тебе всех благ ему дороже,Он сам возвысится в твоем сиянье, Боже,Желая одного: быть подданным твоим.Развеешь ты печаль, развеешь все невзгодыИ отдалишь от нас те роковые годы,Когда счастливые узнали вкус беды.Ты семьи одаришь, достаток умножая,Работу дашь серпам порою урожая,Цветенье дашь весне, а осени — плоды.Страданиям конец придет и лихолетьям,С какою радостью мы это чудо встретим!О Господи, твой мир — вместилище тревог:Несчастия, увы, таят угрозу счастью,Так сохрани же нам своей верховной властьюТого, кто в трудный час народ свой уберег.Беспечным королем пренебрегают принцы,При нем одни льстецы в правителях провинций,А сам проводит он в попойках день за днем,Не видя происков и плутней хитрых бестий.А прихвостни его — могу сказать по чести —Когда такой умрет, не загрустят о нем.Но, к счастью, не таков паш бравый повелитель,Заступник ревностный и ангел наш хранитель,Чья милость укротит и зависть и порок.О, сколько на земле ты жить ему позволишь?Мы, слуги верные, желаем одного лишь:Продли, о Господи, его царенья срок!Отродья деспотов безумны и ретивы,Им невтерпеж таить бунтарские порывы,Советы нам дают, но всё, увы, во вред.Мы видим их насквозь и счет ведем особый,И пусть они идут на поводу у злобы,Нас бережет король, иной защиты нет.Пусть благодетель наш подольше нами правит,Пусть подданных своих от ужасов избавит,И, удивляя мир блистательной судьбой,Пускай он близится вседневно к высшей цели,И славою своей, невиданной доселе,Пускай затмит он всех, увенчанных тобой.Его наследнику даруй до срока зрелость,Чтоб юноша обрел отцовский ум и смелость,Чтоб чести следовал всегда и доброте,Чтоб в летопись вписал достойные деянья,Чтоб солнцем одарил тех, кто не знал сиянья,Чтоб светом озарил живущих в темноте.Пускай он отомстит соседям в полной мере,Дабы Испания узнала боль потериСреди горящих нив и крепостных руин,И если наш позор был следствием раздораИ доблестный отец не мог настигнуть вора,Враждебную страну накажет славный сын.

ПОДРАЖАНИЕ ПСАЛМУ CXLV

Не уповай, душа, отринь посулы мира,Чей свет — лишь блеск стекла, чья слава — плеск зефираНа пенистой волне: мелькнет — не уследить.Бесцельна суета, тщеславие напрасно,Лишь Богу жизнь подвластна,Лишь Бога нам любить.К никчемному стремясь, мы лезем вон из кожи,Снуем вокруг владык, хотим попасть в вельможи,На брюхе ползаем и не встаем с колен,А сами короли — на что они способны?Ведь нам во всем подобныИ превратятся в тлен.Едва испустят дух, все жалким прахом станет,Угаснет слава их, величие увянет,Чей светоч полыхал перед вселенной всей,В гробницах обретут последнее жилище,Став лакомою пищейПронырливых червей.Забыты имена правителей покойных,Вершителей судеб, воителей достойных,Смолкают похвалы, едва исчезла власть.В крушенье роковом с властителями вместеИ выкормышам лести,Их слугам, также пасть.

ПЕСНЯ

Пробудитесь, я жду вас, красавица!Рощи новой листвою кудрявятся,И природа с искусством затеяла спор,Расстелив на лугах пестроцветный ковер.Веет сладостными ароматамиНад полями, покоем объятыми;Нет, не миру светить вышел Феб-Аполлон,Но спешит на свиданье любовное он.Ореолом лучей коронованный,Древней страстью своей околдованный,Не мечтает ли он, что настигнет теперь,В это дивное утро, Пенееву дщерь?Все живущее тянется к радости,Наслаждайтесь утехами младости,Вы поверьте, и так слишком рано придетВремя горьких морщин, бремя тяжких забот.А в жару полуденную томнуюМы укроемся в рощу укромную,И, всецело отдавшись фиалкам лесным,Позабудем курильниц мы приторный дым.С ветки падуба или шиповникаТоржествующей песнью любовникаБудет тешить нам слух чаровник-соловей,И, внимая певцу, смолкнет шумный ручей.А потом, пробираясь опушкою,Пастуха мы увидим с пастушкою,Поглядим, как, устами друг к другу припав,Двое негу вкушают на ложе из трав.Вечно юный Амур без усталостиТам творит свои милые шалости,И в помине там скучных условностей нет,В коих так погрязает изысканный свет.Вдруг и я это счастье изведаю,Наслажусь долгожданной победою,Вдруг страданья мои, моя преданность вамПобудят уступить неотступным мольбам!Вы притворства ужель не приметилиВ гимнах скромности и добродетели?Но всесильна природы и разума власть,И ответите — верю! — вы страстью на страсть.

ОНОРА ДЕ РАКАН

ОДА

Вы, что смеетесь надо мной,Желая, чтоб мой путь земнойВсегда был орошен слезами,Взгляните, сколько горьких мукНа долю выпало мне вдругС тех пор, как разлучен я с вами.Досталось, видно, неспростаМне все, что может нищетаПрибавить к своему проклятью:Я нахожусь в жилье пустом,Где служит грязный пол столом,Скамьей, буфетом и кроватью.Хозяин наш, в недобрый часПриняв за гугенотов нас,Вдруг вылетел быстрее пули.По грязи мчался ои, чуть жив,Детей в корзину посадивИ унося свои кастрюли.Растерян и глупей, чем гусь,Я в этом доме нахожусь,Где даже нет, по крайней мере,Того, что привлекло б воров,Поскольку этот жалкий кровОстался без окон и двери.Дождь льется, гром гремит вдали,И у причалов кораблиПодпрыгивают, как собаки.Слуга мой с ветром в спор вступилИ мне из шапки смастерилФонарь, мерцающий во мраке.Свой страх преодолев с трудом,Хозяин наш вернулся в домВ довольно скверном экипаже.Он не причесан, не умыт,Притом такой имеет вид,Как будто уличил нас в краже.Однако старец этот вдругСтал уверять, что нам он друг,И старомодно поклонился.При этом нос его кривой,Как шея черепахи злой,Наморщился и удлинился.В лохмотьях несколько солдат,Томясь от голода, лежатСо мною рядом на соломеИ принимаются опятьСвои победы вспоминатьИ толковать о де Бапоме.Вот так беседу мы ведем,И вроде все нам нипочем,Хотя душа тоской объята.Болтают все наперебой:Один — как брал Патэ, другой —Как осаждал Фужер когда-то.Хозяин, видя, что у насЕще остались в этот часНадежды смутные на ужин,Заводит речь о том, что он,Увы, последнего лишенИ, в довершение, недужен.А я, кто обречен судьбойВсе время видеть пред собойИ всякий сброд, и мрак невзгоды,Я вам стихи пишу, как встарь,Покуда не потух фонарьПод завыванье непогоды.Мой ангел, свет моей души,Когда прочтете вы в тишиПослание из тьмы осенней,И если, голову склоня,Не пожалеете меня,Мне нет надежды на спасенье.

СТАНСЫ

Тирсис, пора и нам подумать о покое:Полжизни прожито, и что еще другое,Как не могильный холм, в конце пути нас ждет?Мы много видели; неведомая силаПо морю бурному корабль наш носила,Для тихой гавани настал теперь черед.На милости судьбы рассчитывать не стоит:Кто верит в них — тот слеп, дом на песке он строит,Вознесся высоко — к паденью будь готов.Деревьям гром грозит — тем, чьи вершины выше,И бешенство ветров скорей разрушит крышиДворцов властителей, чем кровли пастухов.О, счастлив тот, кто смог изгнать желанье славыИз сердца своего, кто избежал отравыСтремлений суетных, безрадостных забот,Кто временем своим распоряжаться волен,Имеет скромный дом, судьбой своей доволенИ невозможного не хочет и не ждет.Возделывает он то поле, на которомТрудился дед его, он равнодушен к спорам,Что власть имущие ведут между собой,Не тщится разгадать причины непогодыИ за одним следит: чтоб не погибли всходы,Когда грозит бедой им ветер грозовой.Страстей своих король, он знает, чем гордиться:Межа его земли — империи граница,Дом — Фонтенбло и Лувр, закрытый для чужих;Он не завидует ни пышности, ни славеЗемных властителей, себя считая вправеНе видеть их самих, а лишь портреты их.Он видит, что нужды его семья не знает,Он видит, как в полях колосья серп срезает,Как виноградари срывают виноград,И кажется ему, что влажные долины,Холмы зеленые, просторные равниныДары осенние вручить ему спешат.Порой преследует оленя он по следуВ лесах, где солнца луч не празднует победуНад вечной полумглой, спускающейся с крон;Порою лай собак ведет его к поляне:Там заяц, что бежал с такою прытью ране,Находит смерть свою в местах, где был рожден.Порою бродит он недалеко от домаИ смотрит, как ручьи бегут из водоема,Как серебро блестит средь золота снопов.Порой с пастушками он вместе отдыхаетНа ложе травяном, которое не знаетИных завес, чем тень от сросшихся кустов.Он старости своей печальное соседствоВстречает без тоски под кровлею, где детствоОн раннее провел, где набирался сил;Ведет он счет годам по урожаям снятым,Но листьям, что шуршат своим опавшим златом,Стареет он, как лес, что сам же насадил.На быстром корабле, ветрам и волнам внемля,Не будет мчаться он в неведомые земли,Чтоб там отыскивать сокровищ скрытых след;Не жаждет славы он, о лаврах не хлопочетИ встретить смерть свою он в той постели хочет,В которой умерли его отец и дед.В порту взирает он, как ветер, дуя рьяноИ предвещая нам начало урагана,Желанья буйные зажег в людских сердцах,Но также видит он, что смертных ожидает:В то время, как один на небо попадает,Другой, растерзанный, толпою втоптан в прах.Пусть не владеет он роскошными дворцами,С их капителями, колоннами, коврами,Пусть роскошь не вошла в приют его простой,—Он видит, как зима сменяется весною,Ковер живых цветов он видит пред собоюИ наслаждается живою красотой.Поверь мне, час настал, когда расстаться надоС цепями рабскими, что носят за оградойСверкающих дворцов, где стережет беда:Близ дуба мощного кустам расти не мило,От солнца прочь бегут все прочие светила,Страшась в его лучах исчезнуть навсегда.Так долго тщетные надежды мы питали!Так долго милостей напрасно ожидали!А зависть в миг один разбила все мечты;Они — всего лишь дым, они — посев, чьи всходыВсегда подвержены причудам непогодыИ пе зерно дают, а чахлые цветы.Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной,Вдали от суеты, от роскоши безумнойЯ начал забывать страданья прошлых дней.Долины тихие, ручьи, лесные тени,Вам видеть довелось души моей смятенье,Теперь свидетели вы радости моей.

ФРАНСУА ДЕ МЕНАР

ПРЕКРАСНАЯ ВДОВА

Клориса, я всегда тебе служил послушно,Всю жизнь свою давно поверг к ногам твоим,Зачем отказывать мне в счастье равнодушно,Коль я считаю дни моих последних зим?Должно ль твое лицо скрываться под вуальюИ траурный наряд помехой быть любви?Пора быть радостной, расстанься же с печалью,Сиянье глаз твоих мне наконец яви.Где твой веселый нрав, твое благоразумье?Что сделалось с твоей холодной головой?Быть верной мертвому ревнивцу — вот безумье,Ужель охвачен им и светлый разум твой?Ты не дала обет жизнь доживать вдовою,Никто не стоит жертв, будь хоть сам Цезарь он,Покинул муж твой дом — ты быть должна живою,Но плачешь ты, и в скорбь я снова погружен…Пусть горести мои превысят радость втрое,Пускай сменяются династьи королей,Пусть Гектор вновь падет, пускай пылает Троя,Но все ж я не смирюсь с суровостью твоей!Я не сегодня стал твоим рабом смиренным,Почти что сорок лет прошло уже с тех пор,Но с обожанием я вижу неизменнымСредь темных локонов серебряный пробор.Я перед девочкой склонялся, пламенея,Пленили навсегда меня твои черты,Но в руки ты взяла светильник Гименея —Скрыл в сердце я любовь, так пожелала ты.Я слова данного вовеки не нарушу,Признаньями в любви не стану тешить свет,И если иногда я открываю душу,Наперсники мои не выдают секрет.Тоскуя, ухожу я в дикие дубравы,Им исповедуюсь и жалуюсь скале,И утешенья мне нашептывают травы,Когда в тени густой лежу я на земле.Я от тебя бежал в тоске в чужие страны,Я именем твоим будил лесную даль,Италии моря не врачевали раны,И флердоранжа цвет не исцелял печаль.Вниманья не дарил я берегам старинным,Что сам Нептун почтил присутствием своим,Я грезы предпочел хожденью по руинам,И видел я твой лик, осматривая Рим.Клориса, страсть моя сильнее год от года,И все века земли не знают равной ей,С улыбкой нежною любуется природаОгнем моей любви, огнем твоих очей.Ты славилась красой чудесной с колыбели,И так же, как рассвет, прекрасен твой закат,И щеки свежие ничуть не побледнели,Как будто бы года твое лицо щадят.Без страха наблюдай конец всего земного,И лучше на себя ты в зеркало взгляни;Ты лилии белей, румяней розы снова,Зима тебе опять весны приносит дни.И хоть уже стою я на краю могилы,Седеет голова, и остывает кровь,Немеет разум мой, и угасают силы,Но теплится во мне пока еще любовь.Положит скоро смерть конец моим страданьям,И Парка оборвет существованья нить.Как будешь ты внимать отчаянным стенаньямТой тени, что могла так долго ты томить!Клориса, сможешь ты забыть мою кончину?Молчать, коль обо мне с тобой заговорят?Иль ты раскаешься, когда я мир покину,Захочешь наконец снять траурный наряд?Ведь если б мне пришлось тебя оплакатьНичто в беде моей мне не могло б помочь,Я бы ослеп от слез, я б обезумел в горе,Но предавался бы любви я день и ночь.

ОДА ШАРЛЮ ДЕ МЕНАРУ

(Фрагмент)

Обидно мне и жаль до слез,Что честолюбию в угодуТы венценосцам в дар принесСвой пыл, и юность, и свободу.Все эти пышные домаВладык с их свитою лукавойНе что иное, как тюрьмаДля горемык, покрытых славой.Тот, кто вознесся высоко,Там в тайном страхе пребывает,Надежды призрак там легкоБлагоразумным управляет.Там обещанья — звук пустой,Мудрец там не дождется ласки,И, окруженный мишурой,Не лица видит он, а маски.Мой сын, желанья королейЗаконы преступают смело,И зло порою им милейЧем добродетельное дело.Блажен, кто в тихом уголкеЖивет в безвестности великой,От сильных мира вдалеке.Вдали от свиты их безликой.Мой сын, так смеет говоритьС тобою царедворец бывший,Ума набравшийся и житьВ уединении решивший.

ПРОЩАЙ, ПАРИЖ

Прощай, Париж, прощай! Ты видишь, я усталПоддерживать огонь на алтаре Удачи.Хочу я видеть вновь мой край лесов и скал,Где все мне по душе и где живут иначе.Ни за богатством там не надо гнаться мне,Ни жалких почестей не надо домогаться;Что бедность при дворе, то в сельской тишинеМогло бы, как и встарь, достатком называться.С тех пор, как понял я, что век наш развращенИ что достоинство ни в грош не ставит он,Одно мне дорого — мое уединенье.В нем жизни каждый миг, и радости, и больЛишь мне принадлежат… Жить в рабском подчиненьиПостыдно для того, кто сам себе король!

МЕСТА ПУСТЫННЫЕ

Места пустынные, где я так мирно жил,Мой одинокий дом в тени высоких сосен,Нас королевский двор уж год как разлучил,Но к вам я возвращусь; двор для меня несносен.Достоинство и честь встречают здесь враждой,Здесь во дворцах живет невежество и чванство,И стыдно мне, что я, усталый и седой,Питал надежды здесь и верил в постоянство.Смешной слепец, я мнил опору обрестиВ краю, где все обман, где все ведут путиК ловушке золотой, к великому паденью.О сосны, я хочу увидеть вас опятьИ под чудовищно прекрасной вашей сеньюНаперекор судьбе о смерти размышлять.

ЭПИГРАММА

В сапожном деле отличитьсяПьер в годы юности сумел;Хотя он прошлого стыдится,Зато изрядно преуспел.Теперь, торговец сапогами,Завел он в парке у себяФонтаны, гроты, пруд с мостами —Не хуже, чем у короля.И, продолжая в том же роде,Он приказал прорыть канал,Чьей ширине и многоводьюМог удивиться б кардинал.Не ограниченный запретом,Опустошить он мир готов,Чтоб стол его зимой и летомБыл полон лакомых кусков.И дом его похож на чудо,В лепных узорах потолок,Из золота его посуда,Из серебра ночной горшок.Что я глупец, мне ясно ныне;Ведь сколько я потратил дней,Чтобы устроить склад латыниВ несчастной голове моей!Отец мой шел не в ногу с веком,И, не предвидя мой провал,Он к древним римлянам и грекамМеня на выучку послал.О Музы! Что мне делать с вами?Простите, но пора кончать:В наш век нельзя прожить стихами,Уж лучше сапоги тачать.

СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ МАЛЕРБУ

Писатель редкий, ты бы могОбогатить свое семействоНе хуже, чем любой налогОбогащает казначейство.Но только не в цене теперьСтихи у нас: закрыта дверьУ власть имущих для поэта.И вот я думаю подчас:В наш век куда нас мчит Пегас?Увы! К воротам лазарета.

ЭПИГРАММА

Все то, что создано тобой,Покрыто словно пеленою;Твои творенья — мрак ночной,Не озаряемый луною.Мой друг, гони ты эту тьму!Ведь тут нужны жрецы и маги,Чтоб объяснить нам, почемуИ что доверил ты бумаге.А если что-то утаитьТебя преследует желанье,Зачем так много говорить?Куда верней хранить молчанье.

МАТЮРЕН РЕНЬЕ

Сатира II

(Фрагменты)

Когда на улице столкнется некто с вамиВ разбитой обуви, с протертыми штанами,Чьи брыжи и камзол не блещут чистотой,Лицо болезненно, карман всегда пустой,—Вы можете сказать о человеке этом:Поэт он или тот, кто хочеть быть поэтом.………………..О Муза, расскажи об этих пилигримах,О бастрюках своих, о стихотворцах мнимых,Что, бормоча стихи, день целый месят грязь,И на кого глядят прохожие, смеясь,О тех, что норовят хлебнуть из вашей кружкиИ, словно воробьи, рвут пищу друг у дружки.Одеты кое-как, похожие на тень,С глазами дикими, с мозгами набекрень,Они подходят к вам и вместо «добрый вечер»,—«Месье, я автор книг, — вам говорят при встрече, —Их продают в Палэ. Для знающих людейС вниманьем их читать — занятья нет милей».Так, прицепившись к вам, они идут за вами,Вгоняют вас в тоску, вас мучают стихами,О славе речь ведут и о деньгах больших,О том, что получить при жизни надо их,Но что они живут в неблагодарном веке!Таланта он не чтит в достойном человеке;Что жил Ронсар не так, поскольку был богат,И что король не прав, лишая их наград.Затем, проникнув в дом, они без приглашеньяСадятся к вам за стол без всякого смущеньяИ, рот набив едой, перестают болтать,Хоть видно по глазам, как трудно им молчать.В зубах поковыряв и пошептав молитву,Они вас просят пить, с едой окончив битву,И снова речь ведут: теперь в их болтовнеВсе время слышится: «Что вы дадите мне?»Такой рефрен всегда имеет их баллада.Мне после этих встреч лекарство выпить надо:Я болен, у меня кружится голова,Весь искалеченный, я двигаюсь едва.Один такой болтун — сердитый меланхолик.Гримасничает он, как бы томясь от колик,Потеет, кашляет, плюется — просто страх.Так тонко речь ведет, что смысла нет в словах.Другой — честолюбив, и за свои твореньяПринять высокий сан готов без промедленья;Сонет обдумывая, видит пред собойАббатство, что ему назначено судьбой.Кто так же, как и я, труды их в грош не ставит,Тупица, неуч, лжец! Его сужденьем правитЛишь зависть черная к достоинствам других,Хотя молва давно талант признала их,И только он один их умаляет славу;В восторге дамы все, так им пришлись по нравуИх дивные стихи, и даже по ночамОни находятся у изголовья дам;И в церковь их берут с собою не напрасно:Стихи написаны божественно прекрасно.О жителях небес тут, видно, речь идет:Любой из них вино с богами рядом пьет,Любой с Минервою знаком, он — светоч знанья,И ждет от Франции почета и признанья.Ронсар и те, о ком здесь умолчали мы!Как можете терпеть вы, светлые умы,Чтоб эта мошкара свое равняла пеньеС тем, что вы создали, и, словно в исступленье,Пятнала царственные ваши имена?Все вырождается в иные времена!Бесстыдством окружен, чей разум, чье сознаньеСумеет отличить невежество от знанья?Подделку от того, что подлинно? Чей взглядУзрит любимца Муз, лишенного наград?Зову в свидетели потомков! Ваше зреньеСумеет разглядеть бессмертное творенье,А справедливость, ум и вкус, присущий вам,Откроют блеск его соседним племенам.Вы твердо скажете, кто лебедь Аполлона,А кто бессовестная дерзкая ворона,В чьем наглом карканье нетрудно угадатьЖеланье лаврами бессмертья обладать.

Сатира III

(Фрагмент)

Маркизу де Keep

Маркиз, что делать мне с такой неразберихой?Предаться, кинув свет, ученью в келье тихой,И с Аристотелем, с Гомером на столеКолосья подбирать на греческой земле —Остатки жатвы той, что собрана недаромВ свои хранилища Депортом и Ронсаром,И честь им принесла, и славу, чтоб ониГигантам прошлого равнялись в наши дни.Что делать? Иль служить и при дворе остаться,Чтобы несбыточной надеждою питаться,Быть воплощенною немилостью, скучать,В опале жить мечтой и в бешенстве молчать,Но и мечтать устав, больным, в душевной смуте,Издохнуть на тряпье в каком-нибудь приюте.В Тоскане ль будет он, в Савойе — все равно.Мне с богом воевать до гроба суждено!Молчишь маркиз, но мне ответ заране ясен.Как с ураганом спор, с судьбою спор напрасен:На ощупь мы живем — так этот мир идет,—Кто честно трудится, тот чахнет от забот.Двуногой сволочью разгневанные богиНам благо шлют ценой труда, нужды, тревоги.Мир — сумасшедший дом, мы кружим вместе с ним.Ты мнил, что выиграл, ан проигрался в дым.Все лотерея в нем, все случай, все неверность,Ты выбирал, искал, а вышла та же скверность.Зависишь от судьбы, а ей ты ни к чему.Швыряет блага в мир и не глядит кому.Но если уж нельзя бороться с этой силой,Не тщись ниспровергать закон, тебе постылый,Пускай он слеп, молчи, он слеп равно для всех.Кто с Небом согрешил — избрал почетный грех.И мыслить не дерзай, мысль — это сон, не боле,Свобода лишь во сне дана земной юдоли.Свободы в мире нет — барон ли, князь ли, граф,А кто-то выше есть, и высший — он и прав.Пока живешь, ты раб — до гробовой минуты,У всех один покрой, различны только путы:Из золота — одним, железные — другим,Но стариков не тронь, оставь забаву им:Их философию, их споры, школы, книги.Всем этим словесам не снять с умов вериги!Давно мы родились, но не рожден вовекНе знающий цепей свободный человек.Я тщетно заперся, тащил ученья ношу,Мечтая, что ярмо тупого рабства сброшу,Но, раб желания узнать, понять, постичь,Лишь долг на долг сменил, и вышла та же дичь.Таков закон вещей, природой не дано намПротивиться ее возвышенным законам.Что смертным от того, просвещены ль умы,Учены ли, маркиз, иль не учены мы.Науку бедную — что может быть ужасней! —Осмеивает двор, народ считает басней.Глупцу смешна латынь, и доктор, дружный с ней,Хотя б достиг он всех возможных степеней,Хоть фабри он усы, завейся весь бараном,Хоть пыль пускай в глаза невиданным султаном,Коверкай наш язык, — и умник и дуракТаков уж век! — вскричат: ишь заучился как!Любимцы наших дней, счастливцы в нашем станеПриучены держать судьбу в своем кармане,Им вера, им почет — в наследство от отца.Что ни начнут они — доводят до конца.Ты скажешь: «А тогда хватай удачу с тыла,Тебя-то ведь судьба частенько обходила,Днюй в Лувре и ночуй, забудь и спать и есть,Угодничай и льсти, чтоб в кабалу залезть.Где надо, снагличай, ничто не будет втуне,Бесстыдство в наши дни способствует фортуне».Ты прав, маркиз, и все ж, господь оборони,Чтоб в рабство угодить, на это тратить дни,Опять искать свой путь и новым капитаномПотрепанный корабль вести к безвестным странам,Но, чувствуя в душе то мужество, то страх,Надежду потопить в неведомых морях.Меж звезд и титулов наш долг, по их закону,Меняться что ни час под стать хамелеону,Там человечностью закон похвастать рад,Но разницу забыв возмездий и наград,За те же промахи, привычке верен старой,Одних он милует, других встречает карой.Богат ли, знатен ли, силен ли, с кем знаком —Вот что руководит в решениях судом.Я этим короля не оскорбил нимало:Король — податель благ, они его зерцало,По добродетелям, по сердцу, по умуОн словно сам Господь и следует ему.Но твой совет, маркиз, придворным нарядитьсяС моим характером, ну право, не годится,Тут знания нужны, притворство, хитрость, ум,Я часть открыл тебе моих жестоких дум,Но нрав мой не таков, ведь я меланхоличен,Не вкрадчив, к болтовне салонной не привычен,Я добряком слыву, и в этом есть упрек,Но я не так умен, чтоб злым считаться мог.Я не умею быть угодливым и льстивым,Уж видно, слеплен так, что стал вольнолюбивым,И, как простой мужик, не знаю, где смолчать,А где поддакивать, чтоб власть не возмущать,Как с фаворитами играть в лакейской роли,Их предков восхвалять и бой под Серизолли,И день, в который тот, кем славен чей-то род,И титул получил, и землю, и доход.Нет, не пригоден я к вранью такого рода,Холуйствовать, юлить не даст моя природа,Ужель из рабских чувств, себя же обокрав,Как платье, каждый день менять и вкус и нрав.Не стану выступать в суде как лжесвидетель,Не стану выдавать порок за добродетель,Быть щедрым на словах, сгибаться, как дуга,Твердить: черт побери! месье, я ваш слуга.Кричать: о, как я рад! — при виде всякой швали,Иль на одной ноге стоять, как цапля, в зале,Иль слушать болтовню, когда спесивый фатВ ослином раже все покрасить серым рад,Иль попугайничать в одежде разноцветной,Прельщать салонных дам прической несусветной,Иль, чертом нзгилясь и покидая зал,Вскричать: «Салют, друзья!» — как и входя сказал.Не знаю, как летят кометы иль планеты,Как жен или мужей разгадывать секреты,Как видеть добрый взгляд и думать, что душа,Над внешностью глумясь, не так уж хороша.Записочки носить — о нет, помилуй боже! —Я ловкости лишен и красноречья тоже.От веры отбивать, прельщать потоком фразИль тем, что, мол, закон для сердца не указ,Девицу совращать, — от мамы по секретуПропеть ей песенку про Жана и Пакетту,И, совесть потеряв, рассказывать при том,Что где царит Амур, там добр и полон дом,Там благолепие, довольство и приятность,И к девушке простой, глядишь, приходит знатность,Что всё — балет, стихи, — всё для прекрасных глаз,Что будет почта к ней на дню по десять раз,Что к славе, к почестям дорога ей открыта,Что воздыхателей потянется к ней свита,Скучнейших прихвостней, короче говоря,Вельможе уступив, себя продаст не зря.Я не могу внушать — мне это омерзело,—Что уловлять мужчин совсем простое дело,Что к ней с вопросами не будут в душу лезть,Когда дукаты есть и бабье тело есть;Что станет девушкой, коль деньги заблестели,Хотя б с ней переспал весь лагерь JIa-Рошели,А честь — какая чушь! — забава прежних лет,Обломок идола, в который веры нет.……………………………..Так что же надо знать, чтоб знаньем было знанье?Вкус нужен, мой маркиз, и нужно пониманьеИ виденье глубин, какие в жизни есть.Что философия! Ей не понять, не счестьВсе тонкости души, все скрепы человека.А значит, нужен Ум! Ты помнишь басню Грека,Как львицу встретил волк, какую речь повелИ как решил их спор вмешавшийся осел.

Сатира XII

РЕНЬЕ В ЗАЩИТУ САМОГО СЕБЯ

М. Фреминэ

В былые времена художники охотноНа посторонний суд несли свои полотнаИ, трезво рассудив, чей правилен совет,Меняли на холсте где линию, где цвет.Но то была пора, когда стыдились лести,Корысти, зависти, когда чуждались местиИ за свои слова ручались головой,А истина была желанною сестрой.Ну что же делать нам? Ну как найти управуНа тех, кто нас хулит и славит не по праву,Когда молва ведет бесчестную игру,А правда при дворе, увы, не ко двору,Когда важней всего прическа да манеры,Когда, чтоб сытно есть, владыкам льстят без мерыВ час предобеденный, в обед и до тех пор,Пока насытится весь королевский двор…При всем ничтожестве столь наглы эти лица!Что ж, даже с этим я согласен примириться,Но эти господа для красного словца,Увы, не пощадят ни друга, ни отца.С избытком этого иному бы хватило,Чтоб в страхе пред молвой душа его остыла,Чтоб трепетный талант, боясь потерь, зачах.Нет, я совсем другой, смешон мне этот страхИ души робкие, не знающие риска,Пред чернью посему я не склоняюсь низко,Не стану слушать я любую дребедень,Когда мой стих бранят, костят кому ни лень,Когда любой профан мне не дает поблажек,Твердя, что стих мой сух, что слог мой слишком тяжек,Что, не в пример уму, и юмор мой тяжел,Что я, конечно, мил, как мил бездумный вол.Отвечу не спеша на злобный град нападок,Что доброе вино содержит и осадок,Что в мире нынешнем различных зол не счесть,Что раз я человек — и недостатки есть,Что злобный критик мой мне виден без забрала,Что и мое лицо скрывать мне не пристало.Ты знаешь, Фреминэ, гонителей моих,Чьи темные дела изобличил мой стих,Кого тщеславие и поздней ночью гложет,Чей скудоумный дух забыться сном не может,Кто грешный замысел вынашивает впрок,Кто бога позабыл и тешит свой порок,Кто из-за ревности блуждает мрачной тенью,Кто похотью влеком к бесчестью, к преступленью,Кто ради алчности присвоить все готов,Кто не щадит сирот и горемычных вдов?Такие вот бегут всем скопом бестолковымВслед за поэтами, крича, подобно совам.Их жены скажут вам: «Да это ж клеветник!В его остротах яд, колюч его язык,Его сатиры все являют злобный норов,Друзья и те бегут от желчных наговоров».

ВСЕ НЕ ВОВРЕМЯ

Мой первый муж, когда, к несчастью,Была я чересчур юна,Ко мне пылал и в полдень страстью,И в полночь не давал мне сна.Теперь я для любви созрела,Полна желаний и огня,Но нет второму мужу делаНи днем, ни ночью до меня.Мой первый муж такой был нежный!А что второй? Бревну сродни.Амур! Верни мне возраст прежнийИль мужа прежнего верни.

АВТОЭПИТАФИЯ

Послушный прихотям природы,Вкушал я мирно дни и годыВ беспечной праздности своей.Меня немало удивило,Что смерть прийти не позабылаК тому, кто позабыл о ней.

ПЬЕР МОТЕН

ДИАЛОГ ЖАКМАРА И САМАРИТЯНКИ НОВОГО МОСТА

Он

О гордость Нового Моста, Самаритянка!Ваш верный друг Жакмар в стихах вам шлет поклонИ заверяет вас, прелестная смуглянка,Что вот уже два дня он страстно в вас влюблен.

Она

Любезный мой Жакмар, властитель башни старой,Где духи прячутся и где вам не до сна,—Жакмар, пусть назовут нас все влюбленной парой:Коль вправду любите, я тоже влюблена.

Он

Кудрявый ветерок, покинув берег Сены,О вашей красоте поведал мне в тиши.С тех пор моей души страданья неизменны,Поскольку я влюблен, а вы так хороши.

Она

Дня три тому назад знакомая ворона,Из тех, что на руки садятся к вам порой,Мне описала вас: честь ваша непреклонна…И я, узнав о том, утратила покой.

Он

Есть у меня для вас гнездо, в котором птицаВсе лето прожила, а завтра улетит.Она клевать свой корм нисколько не боится,Усевшись близ меня: приятен ей мой вид.

Она

Я рукавицы вам преподнесу в подарок,Чтоб руки отогреть, державшие металл,А если летний день чрезмерно будет жарок,Смогу вам заменить прохладу опахал.

Он

Хочу, чтоб утреннее ваше пробужденьеВсегда приветствовал крик сов и лай дворняг,И серенадою пусть кажется вам пеньеКрылатых демонов, что населяют мрак.

Она

Печальной музыки вам только внятны звуки:Зов черных воронов, протяжный волчий вой.А я… я слышу свист томящихся от скукиЮнцов, что трудятся в лавчонках день-деньской.

Он

Я только в колокол звоню здесь то и дело,А должен бы водить в сраженье батальон.Но если б нам судьба быть рядом повелела,То не такой бы я сумел поднять трезвон.

Она

Какое мужество! Такое лишь в театреПорою встретится. Ах, крылья б мне иметь!Или иметь корабль, подобно Клеопатре,Чтоб мой Антоний мог вблизи меня узреть.

Он

Хоть небо против нас и хочет без ответаОставить наш призыв, на хитрость я пущусь:Подобно королям, чья гордость мной задета,Через посредника я с вами обручусь.

Она

Достойнейший Жакмар, тогда чего вы ждете?Вам надо действовать, иного нет пути.И если девственной меня вы не найдете,То значит, девственниц в Париже не найти.

ОТ ЖАННЫ Я УШЕЛ

От Жанны я ушел в час поздний, как обычно.Я под дождем шагал, и вдруг из-за углаНавстречу мне патруль. Ночь темная была,И в этой темноте я крик услышал зычный:«Стой! Кто идет?» Стою. Тогда, рукой привычнойМне обыск учинив, сказали: «Ну, дела!Он мокрый, он продрог, еще спалит со злаИ королевский двор, и город наш столичный».Сказал я: «Господа, в чем дело, не пойму.Школяр я…» — «Черт возьми, в тюрьму его, в тюрьму!Как! Ночью… под дождем… слоняться? Очень странно!»И тут я, вырвавшись, пустился наутек.Что это? Бунт? О нет! Но я насквозь промок,И ведь меня в плену и так уж держит Жанна.

ЖАН ОВРЭ

КТО ОН?

Кто он, бунтующий и гордый человек?Увы, всего лишь дым, и ветер им играет.Нет, он не дым — цветок: его недолог век,В час утренний расцвел, а к ночи умирает.Итак, цветок… О нет! Поток бурлящий он,Ждет бездна черная его исчезновенья.Так, значит, он поток? Нет, он скорее сон,Вернее, только тень ночного сновиденья!Но может хоть на миг тень неподвижной стать,—В движенье человек, покуда сердце живо;Сон может истину порою предсказать,А наша жизнь всегда обманчива и лжива.В потоке новая начнет журчать вода,Что из источника не иссякая льется;Коль умер человек — он умер навсегда,Подмостки бытия покинув, не вернется.Хотя цветок и мертв, растенье не мертво:Весной украсится опять оно цветами;Но умер человек, — страшны цветы егоИ называются могильными червями.Едва утих порыв шального ветерка,Срастаются клочки разорванного дыма;Но душу оторвать от тела на векаНе стоит ничего, а смерть неотразима.Так кто ж он, человек, столь чтимый иногда?Ничто! Сравненья все, увы, не к нашей чести.А если нечто он, так суть его тогда —Дым, сон, поток, цветок… тень. — И ничто все вместе.

Я ВПАЛ В ЭКСТАЗ

Я впал в экстаз и вот почувствовал, как вдругМеня, бесчувственного, сила чьих-то рукОт самого себя отторгла и нежданноНа гору вознесла таинственно и странно.Была чудовищной гора, и на нее,Зловеще каркая, слеталось вороньеИ разлагавшиеся трупы там терзало.Там были виселицы, плахи, кровь стекалаНа землю чахлую; там только смерть была,Смерть и гниение, кошмары, ужас, мгла.И чтоб моя душа в испуге онемела,Пред нею крест предстал: висело чье-то телоНа том кресте, что был недавно возведен;Распятый человек казался страшным: онТак окровавлен был, так грязен, изувечен,Такими ранами и язвами отмечен,Что человек с трудом угадывался в нем.Из тысяч ран его хлестала кровь ручьем,Кровь залила глаза, стекая ручейками,И было все лицо осквернено плевками,На чреслах и руках пылали синяки;Страданье жгучее, вонзая в плоть клыки,Взбиралось по кресту подобием пожараИ, кости поломав, осколками их яроПрошило кожу всю, свело гримасой рот;Как бы без внутренностей, высохший животК хребту разбитому прилип, и крепче сталиШипы терновника до мозга проникали.Виднелись на лице следы кровавых слез,На лоб спадала прядь свалявшихся волос,Истерзанная плоть, утратив форму тела,Распространяя смрад, лохмотьями висела.И словно те, кто был проказою убит,Распятый на кресте, являя страшный вид,Покрыт был язвами, и язвы обнажилиЕго артерии, суставы, сухожилья;Не стоило труда все кости сосчитать:Был предо мной скелет или, верней сказать,Какой-то призрак был, ужасное виденье,Не мертвый человек — ночное привиденье,Когда бы не глаза с кровавой пеленой:Сквозь эту пелену струился свет живойИ так прекрасен был, что тот мертвец, казалось,Не умер… Или жизнь со смертью в нем сливалась.

В ДВИЖЕНИИ ЭТОГО МИРА

…Нет, нет, для нас искать опоры в этом миреЕсть то же, что поймать орла в небесной шири,Что в утлой лодочке пуститься в океан,Висеть на волоске, бежать по скользкой льдине,Цепляться за траву, ловить мираж в пустынеИ удержать в сетях клубящийся туман.За тучу черную садится солнце славы,И в ласках сладостных есть горечи приправа,Нередко за спиной Фортуна прячет нож;Нет в мире никогда покоя без мучений,Нет розы без шипов, нет дерева без тени,Без темной стороны медали не найдешь…

ЭТЬЕН ДЮРАН

СТАНСЫ НЕПОСТОЯНСТВУ

Душа возвышенной души, Непостоянство,Эол тебя зачал, могучий царь ветров.Прими, владычица подлунного пространства,Венок из этих строк для твоего убранства,Как принял некогда всем сердцем я твой зов.Богиня, что нигде и всюду обитает,Ты, нам даруя день, к могиле нас ведешь,Благодаря тебе желанье расцветаетИ вянет в тот же миг, и небосвод вращаетПо кругу сонмы звезд, чей отблеск так хорош.Коль держится земля на прочном основанье,—Движенье атомов опору ей дает;Начертан на спине Нептуна знак признаньяВеличья твоего: для тела мирозданьяОдна твоя душа — поддержка и оплот.Наш разум с ветром схож, и то, что думал ране,Что ясным полагал, то завтра — словно ночь;Все переменчиво, все как на поле брани,Прошедшее — ничто, грядущее — в тумане,А наступивший миг — мелькнул и скрылся прочь.Я мысль запечатлеть желал бы, но бескрылоМое желание: покуда мыслю я,Мысль изменяется, и все, что в прошлом было,То настоящее своим потоком смыло,Мой разум стал другим, а с ним — и мысль моя.С тех пор как приобщен я к твоему величью,Дана защита мне от унижений злых,И я смеюсь над тем, кто хлыст и долю бычьюСвободе предпочел, кто покорился кличуСил тиранических, чтоб числиться в живых.Среди снегов и льдин я раздуваю пламя,Средь вспышек радости заботою объят,И счел бы я за грех, коль самой лучшей дамеПринадлежать бы стал я сердцем и мечтамиЧуть дольше, чем на ней мой задержался взгляд.О дева воздуха в чудесном оперенье,Чья власть меня спасла от рабства и цепей!Дарю тебе следы моих былых крушений,Изменчивость любви, ее опустошеньеИ эту ветреницу, ставшую моей.Дарю всю красочность картины фантастичной,Где страсть любовная с игрой переплелась,Где есть забвение, надежда, и привычныйУгар желания, и жар меланхоличный,И ветра с женщиной разгаданная связь.Гроза, морской песок, разорванные тучи,Потоки воздуха над гулкой пустотой,Сверканье молнии, слеза звезды падучей,Никем ие виданные пропасти и кручиСлужили красками мне для картины той.Мою любовницу я дам тебе, чтоб всюдуВ ней видели твой храм без купола и стен,И сердце дам ее, чтобы причастный чудуБыл у тебя алтарь; твоим жрецом я будуИ стану прославлять бессмертье перемен.

ТЕОФИЛЬ ДЕ ВИО

ЛЮБОВНОЕ ОТЧАЯНИЕ

Моя душа мертва, в ней живо лишь страданье,С тех пор как должен быть я вдалеке от вас,И если б я не жил надеждой на свиданье,Уже давно б настал моей кончины час.Пускай земная твердь лишится небосвода,Пусть солнце навсегда покинет небеса,Пусть перепутает все атомы природа,Но пусть позволят мне вновь вам глядеть в глаза.Ни с болью дерева, разбитого грозою,Ни с мукой жителей, чей город сдан врагу,Ни с горем крепости, разрушенной войною,Ни с чем отъезда боль сравнить я не могу.Сегодня ваш Дамон уже почти что призрак,Я стал похож на тень, и речь едва слышна,И жалобы мои — последний жизни признак,Нет больше чувств, нет сил, осталась боль одна.Моя душа в тисках, огонь течет по венам,Терзает сердце гриф, и змей клубок в груди,Но память я храню о счастье незабвенном,—Страданья худшего на свете не найти.Два месяца пути — как бесконечно долго!Меня любовь и честь ведут по городам:Быть с принцем и служить ему — веленье долга,Веление любви — скорей вернуться к вам.И даже если вдруг средь горестных скитанийДарили боги мне крупицы красоты,Я только ощущал сильнее гнет страданий,В прекрасном я искал опять твои черты.На все вокруг смотрю глазами я твоими…Куда ни занесен безжалостной судьбой,Какими ни брожу краями я чужими,Везде моя душа полна одной тобой.Я словно онемел, утратил слух и зренье,Не может излечить меня ничей совет,Лишь мысли о тебе приносят утешенье,Прекрасный образ твой мне заслоняет свет.Прошу, в разлуке будь суровой и печальной,Бери с меня пример, и позабудь про двор,Прогулок избегай, катаний, залы бальной,Одна любовь для нас священна с этих пор.Религия моя — твоя любовь отныне.Часовней стал мой дом, иконой — твой портрет,Я всей душой служу теперь одной святыне,Слова любых молитв мне заменил сонет.Я мрачен и угрюм среди хлопот военных,Как будто одержим завоеваньем стран,—На самом деле я лишь в грезах неизменных,И быть всегда с тобой — вот мой военный плаи.

ВИСЕЛИЦА

Страх смерти потрясти и самых стойких можетИ сон бежит от глаз,Когда отчаянье всю ночь не спит и гложетТого, чей пробил час.Как ни была б душа закалена судьбою,Как ни была б сильна,—Погибель верную увидев пред собою,Она потрясена…Пока для узника еще не стало ясно,Что все предрешено,Скрежещущих оков влачит он груз ужасныйС надеждой заодно.Когда же приговор кровавый и суровыйПорвет надежды нить,Когда войдет палач, чтоб узника оковыВеревкой заменить,Тогда до капли кровь в его застынет жилах,Застынет в горле крик,Виденье виселицы он теперь не в силахЗабыть хотя б на миг.Всем существом своим он неразлучен с неюзСводя его с ума,Она встает пред ним, и вид ее страшнее,Чем яд или чума.Своим отчаяньем родных он заражает,Поит он допьянаСвоей бедой толпу, что на него взирает,От мук его бледна.

Ян Вермеер. В мастерской художника

А с Гревской площади подземным веет чадом,Глядит на Сену он —И видит Ахерон, и каждый, кто с ним рядом,Не человек — Харон.Слов утешения монаха он не слышит,И в глухоте своей,Хотя еще живой, хотя еще он дышит,Он мертвеца мертвей.Все чувства умерли, черты лица сместились,В глазах застыла тьма…Безумьем было бы, когда бы сохранилисьВ нем проблески ума.Всё уничтожили в нем ужас и страданье;Сквозь тысячу смертейПрошел он… И удар, что оборвал дыханье,Был всех других слабей.

ОДА

Ворон каркает зловеще,Мрак сгустился предо мной,Пересек мне зверь леснойПуть-дорогу, конь трепещет,Спотыкается мой конь,Грянул гром, сверкнул огонь,Мой слуга исчез в тумане…Смутный призрак вдруг возник,Слышу я Харона крик,Вижу бездну под ногами.Вспять потоки потекли,Лезет бык на шпиль церковный,Кровь бежит струей неровнойИз расщелины земли.Над высокой башней мгла,Там змея грызет орла;В глыбе льда огонь пылает;Месяц ветром унесло,Солнце черное взошло,Лес округу покидает.

СУЩЕСТВА В ОБЛИЧЬЕ СТРАННОМ

Существа в обличье странномУ природы не в чести:Редки встречи с великаном,Трудно карлика найти.Мало женщин как Елена,Нет как Нестор мудрецов,Крепче пьяницы СиленаМало в мире молодцов.Мало псов, как Цербер, грозных,Нет реки как Ахерон,Нет ночей совсем беззвездных,Не всегда в ладье Харон.Нет синей небесной сини,Лучше нет, когда весна,Горче нет, чем сок полыни,Ничего нет слаще сна.Громче грома редки крики,Мало гор как Пелион,Редкий зверь, ручной иль дикий,Львиной силой наделен.Редко высшее блаженство,Редок час великих мук,И так мало совершенстваВ том, что видим мы вокруг.

ПИСЬМО К БРАТУ

(Фрагменты)

Мой брат, последний мой оплот,Ты, кто один на белом свете,Находишь нестерпимым гнет,Который лег на плечи эти;Друг верный, пылкий и прямой,Готовый следовать за мной,Чтобы в беде мне быть опорой,Спаси в последний раз меня:Пусть мне позволят жить, коль скоро,Измученный, не умер я.Когда надежды свет нельзяУзреть за черной пеленою,Когда и судьи и друзьяЗахлопнут двери пред тобою,Когда устанешь ты просить,Когда устанешь слезы лить,Взирая на мои мученья,—Моли судьбу, чтобы грозаГнала корабль мой в порт спасеньяИли закрыла мне глаза.Кто может о грядущем знать?У наших бед свое теченье,И не дано нам разгадатьИстоки их и назначенье.Лишь богу ведомо о том,Что ждет нас, а своим умомНе можем мы осмыслить это,Не можем знать путей своих,Как нам не разгадать секретаМорских течений, волн морских…Но изменения всегдаИ миром правят и природой.Изменит и моя звездаСвой путь, отмеченный невзгодой.Бедой мой разум иссушен,Слезами взор мой замутнен,Кровь стынет от тоски и боли.Но после ночи — свет в окне,И беспросветный мрак неволиСвободу предвещает мне.Какие бы силки опятьВраги ни расставляли всюду,Надежды мне не потерять,Что я в Буссэре снова буду.Придет пора — и бог дневнойЗаблещет светом предо мнойНад нашим родовым именьем,Чтоб снова я увидеть мог,Как он, пылая прежним рвеньем,Лучами золотит песок.Зеленый лес увижу я,В котором ждет меня прохлада,Увижу, как, траву жуя,Мычащее пасется стадо,И с каждой новою зарейВновь зарастает луг травой;Увижу тропы к водопою,Услышу жалобы пескаИ эхо, что ворчит пороюВ ответ на ругань рыбака.Всю ночь на берегу готовРыбак от холода томиться,Считая, что его уловС морским уловом не сравнится.Но, хоть добыча велика,Ничтожна прибыль рыбака:Порою даже рвутся сети,Так много рыбы из водыОн извлекает здесь, но этиНе окупаются труды…Увижу, как цветут луга,Увижу, как траву срезаютИ как, сложив ее в стога,На них крестьяне отдыхают.Поскольку в климате такомИ виноградом и виномВсегда бывал наш край обилен,То я, когда настанет срок,Увижу, как во мгле давиленСтруится пенящийся сок.Там, как ведется с давних пор,Бельгард наш устали не знает:На все свой обращая взор,Доходы он преумножает.Он скажет, много ли стоговУдастся вывезти с луговИ сколько шерсти даст нам стадо,И лучше стариков-крестьянРешит он, что посеять надоИ есть ли в чем-нибудь изъян.Как и в былые времена,Все поровну делить мы будем:Из наших мест устраненаВражда, что жить мешает людям.И, братья, сестры, дети их,Во власти помыслов однихБлагословим мы край прекрасный,Где все в избытке мы найдем.Войны бы только гром ужасныйНе сотрясал наш тихий дом.Когда б такая благодатьОстаток дней моих венчала,Другие радости искатьМоя б душа не помышляла.Свобода наконец должнаМне счастье возвратить сполна.И я не сделаю ни шагу,Чтоб Лувр увидеть… А потомСпокойно в ту же землю лягу,Где предки спят последним сном.Вот те права, что край роднойИмеет на меня с рожденья,—И коль во Франции со мнойСочтется смерть — мне нет прощенья.Как ни было б коварно зло,Но от Гаронны и от ЛоНе отделить моей могилы.И где б ни довелось мне жить,—Вдали от мест, что сердцу милы,Нельзя мне голову сложить.Надежда от меня бежит,Мои невзгоды — непрестанны,Труд незаконченным лежит,—Пора мне дать покой желанный.Как был безжалостно суровГнев этих яростных умов!Как был гоним я злобой черной!Не выдержав, я низко пал:Невинный, каялся притворноЯ в том, чего не совершал.О! Страждущего без виныНапрасно крики раздаются:Сердца железные страшны,Они на крик не отзовутся.Уж год пылает ярость их,И нет на свете слов таких,Чтоб загасить ее пыланье.Кто справедливей всех, и тотСчитает за благодеянье,Коль раны мне не нанесет.Но что бы я ни перенес,Мои убийцы непреклонны.К чему же было столько слез,К чему смирение и стоны?Чтобы лишиться света дня?Лишиться воздуха, огня?И стены каменного адаВ тоске безмолвной созерцать?Или меня изжарить надо,Чтоб лютый голод их унять?Лишь ты — последний мой оплот,Лишь ты, один на белом свете,Находишь нестерпимым гнет,Который лег на плечи эти;Брат верный, пылкий и прямой,Готовый следовать за мной,Чтобы в беде мне быть опорой,Спаси в последний раз меня:Пусть мне позволят жить, коль скоро,Измученный, не умер я.

АПОЛЛОН

Я тот, чьи алтари чтут всюду во Вселенной,Чьи стрелы гибельны, чей взгляд светлей огня;Я тот, кто и богов страшит в грозе военной!Борьба со смертными достойна ли меня?Но дерзость их мою природу исказила,Завидующих мне карать я принужден.Всему живущему давал я жизнь и силы,Теперь невольно смерть приносит Аполлон.Все алтари мои навек освобожу яОт нечестивцев злых, сразив их тучей стрел.К моим оракулам, лишь истины взыскуя,Все смертные придут провидеть свой удел.Могу я повелеть, чтоб ветры онемели,А мрамор мертвенный обрел живую речь.Мной предначертаны царям пути и цели,Могу я музыку из дерева извлечь.Дохну — и чаши роз полны огня живого,Лилейной белизне я блеск живой даю,Замерзнувшим полям жизнь возвращаю снова,И мне воскресший мир несет хвалу свою.Но только скроюсь я, везде иссякнет пища,Наступят ужас, мрак; покроет землю лед,Цветущие сады он превратит в кладбища,И лишь сомкну глаза, весь мир живой умрет.

СОНЕТ ТЕОФИЛЯ НА ЕГО ИЗГНАНИЕ

Любимцы короля, льстецы и острословы,Вы при дворе нашли гостеприимный кров,Карающий закон к вам вовсе не суров,От вас и небеса свои отводят ковы;Должно быть, с легкостью вы осудить готовыПотоки этих слез и горечь этих слов,—Спросите же у скал, у сумрачных лесов,Простерших надо мной сочувственно покровы,И вы узнаете — нет горше бед моих!Рассудка доводы не облегчают их —Ужель средь стольких зол останусь хладнокровен?Надежду приступом теснят со всех сторон;И мне ль надеяться, что буду я прощен?Увы — прощенья нет тому, кто невиновен!

ЭПИГРАММА

Я полностью согласен с Вами в этом —Лишь сумасшедший может быть поэтом.Но, видя Вас, оговорюсь: о нет!Не всякий сумасшедший есть поэт.

* * *

Недавно, пламенем божественным объятый,Я в храм вошел, где все дышало тишиной,И, с грешною своей беседуя душой,Раскаяньем томим, вздыхал я виновато.Но, всех богов моля отсрочить час расплаты,Увидел я Филлис. Пред красотой такойЯ крикнул: «Для меня все боги — в ней одной,Лишь ей принадлежат алтарь и храм богатый!»Тут боги впали в гнев и за любовь меняЗадумали лишить навеки света дня;Но что мне месть богов и пламень их небесный?О, если, смерть, решишь ко мне ты заглянуть,Я с радостью пройду страдальческий свой путь,Чтоб умереть за ту, чьи взоры столь чудесны!

СТАНСЫ

Люблю — и в этом честь моя;Никто из смертных, знаю я,Не испытал подобной страсти,И чем бы ни грозил мне рок —Смерть не страшна мне, видит бог:Ведь жизнь моя — лишь в Вашей власти!Смиреннейшие из людей,Склонясь во прах у алтарей,Ища богов благоволенье,Сжигают только фимиам;А я, верша служенье Вам,Решаюсь… на самосожженье!Монархи — баловни судьбы:Сеньоры наши — им рабы,Стихии им подвластны тоже,Весь мир — их замок родовой;А я владею — лишь тюрьмой,И мне она всего дороже…

АНТУАН ДЕ СЕНТ-АМАН

УЕДИНЕНИЕ

(Фрагменты)

Как я люблю уединенье!Как этот край, чей свят покой,Вдали от суеты мирскойМне по душе в моем смятенье!О, боже! Как я видеть радЛеса, что на заре ВселеннойНадели из листвы нарядИ красотой своей нетленной,Как и столетия назад,К себе приковывают взгляд.Среди листвы зефир-повесаИграть без устали готов,И только высота стволовИзобличает возраст леса.Сюда со свитой поспешилУкрыться Пан в былые годы,Когда Юпитер порешилНа мир с небес обрушить воды,И, спрятавшись в ветвях густых,Пан ждал, чтобы потоп утих.Как воскрешает филомелаБылые сны в душе моей,Когда она среди ветвейСвой голос пробует несмело!Как любо мне величье гор!Хотя к их безднам и обрывамВлекло недаром с давних порТех, кто был слишком несчастливымИ кто в отчаянье искалСо смертью встречи среди скал.Как по душе мне буйство этоПотоков, падающих с горИ скачущих во весь опорВ долину, где бушует лето!Затем, как змеи в гуще трав,Они ползут, ища прохлады;Средь зарослей ручьями став,Они приютом для наядыСтановятся, и возведенТам для нее хрустальный трон.Как радуют меня болотаС боярышником по краям!Растет ольха и верба там,И вечно длится их дремота.Приходят нимфы в те местаИ, прячась от жары, срываютТростник болотный: их устаЕго в свирель преображают;Страшась какой-нибудь беды,Глядят лягушки из воды.Там водоплавающей птицеВольготно жить, поскольку ейДурных охотничьих затейНе надо никогда страшиться.Одна из птиц погожим днемВсё чистит перья, а другаяВ любовном трепете своемБьет крыльями, в воде играя;И всем им лоно этих водИ радость и приют дает.Ни летом, ни порой холоднойТам не услышишь никогда,Как за кормой журчит вода,Как скачет конь близ глади водной.Там путник алчущий не пьетСтрую холодную с ладони,Там загнанных косуль не ждетСмерть после яростной погони,И рыб не тащит на песокСтальной предательский крючок.Люблю смотреть на запустеньеСтаринных замков, чьих руинНе пощадил поток годинВ своем извечном исступленье.Там правят шабаш колдуны,Там злые духи обитаютИ, дикой резвости полны,Нас по ночам с пути сбивают;Найдя в расщелинах приют,Ужи и совы там живут.Орлан во мраке смерть пророчит,Зловещий испуская крик,И домовой, проснувшись вмиг,В ответ и пляшет и хохочет.Скрипя, качается скелет,Свисая с балки прокопченной;Повесился во цвете летТам некогда один влюбленныйИз-за пастушки злой; онаБыла с ним слишком холодна.В моем причудливом творенье,Я думаю, заметишь тыХотя бы отблеск красоты,Пленяющей воображенье.Порой смеясь, порой грустя,Как вдохновенье повелело,В согласье с тем, что вижу я,Слова из сердца рвутся смело,Свободы не лишив меж темТот дух, что остается нем.Как я люблю уединенье!Искусство Аполлона тамЯ, предающийся мечтам,Сумел постичь в одно мгновенье.Еще из-за тебя люблюУединенье, ибо вижу,К нему, мой друг, любовь твою,За что его я ненавижу:Ему легко меня лишитьВозможности тебе служить.

ТРУБКА

Поближе к очагу присев на связку дров,Я с трубкою в руке задумался глубокоО горестях моих, о власти злого рока,О том, что чересчур со мною он суров.Но теплится в душе надежда, и готовЯ верить, что судьба, по истеченье срока,Изменит жизнь мою, я вознесусь высокоИ в славе превзойду властителей миров.Но стоит табаку в горсть пепла превратиться,Как мне с моих высот приходится спуститься,Сойдя в низину бед, чей мрак непобедим.Нет! Что ни говори, различие большоеНикак нельзя найти меж трубкой и душою:Надежда иль табак, то и другое — дым.

КУТИЛЫ

Лежать в разгар зимы втроем в одной постели,Поставленной в чулан, где ни огня, ни свеч,И слышать злых котов готическую речь,И видеть их зрачков светящиеся щели;Забыть, когда и где в последний раз мы ели,Для изголовия полено приберечь,Скрести под мышками, чтобы себя развлечь,Мечтать, гримасничать, болтать без всякой цели;И шляпу до ушей, а не ночной колпакНатягивать, ворча, и думать, что никакНе может рваный плащ сравниться с одеялом;Постичь трактирщика дурное естество,Когда отказывает он и в самом малом,—Вот до чего порой доводит мотовство.

АЛЬПИЙСКАЯ ЗИМА

Повсюду огненные атомы сверкают,Восточной роскоши печать лежит на всем:Искрится золотом зима и хрусталем,И космы белые ей ветры развевают.Одежду хлопковую горы надевают,Дороги водные прозрачны подо льдом,Морозный воздух чист, царит покой кругом,И, видя это все, глаза мои сияют.Мне холод по душе, зиме всегда я рад;Ее сверкающий и девственный нарядСкрыть преступления земли на время может.Не потому ли Зевс так благосклонен к ней?Не потому ль щадит он ясность этих днейИ в гневе никогда их громом не тревожит?

ПОПОЙКА

Полно, други, рифмы плесть!Поумней забавы есть.Вакх зовет нас благодатныйК жизни более приятной.Бросим к дьяволу союзДевяти курносых музС Фебом, дядькой их суровым,Скрипачом пустоголовым.Что нам в их кистях, в смычке,Что в священном ручейке,В поэтическом паренье,Этом диком исступленье?А Пегас? Ей-ей, Лаваль,Он лишь лошадь, и едва льУ того ума палата,Кем скотина чтится свято.Виден ливень из окна;Пусть же льется дождь винаВ наши глотки неустанно:Эта влага нам желанна.Скорби и заботы прочь!Проведем шумнее ночь,Чтоб алеющей АврорыНа хмельных упали взоры.Не проспим и полчаса,—Спать успеем, Буасса;Смерть своей рукой постылойВсех уложит нас в могилу,И тогда в глубокий сонБудет каждый погружен.Нынче насладиться надоДивным соком винограда.С одобрением глядимНа Фаре: он полон им.Будь к нам благ, о Вакх пригожий!На моей ты видишь рожеБлагородный образ твой,Мазан винною струей.Этим образом священным,Скипетром твоим нетленным —Тирсом, что всегда подъят,—Воплем яростных менад,Роскошью хмельного бреда,Вечною твоей победойНад ордою злых забот,Милой вольностью остротЗа наполненною чашей,Верною любовью нашейК многошумным кабакам,Радостью, царящей там,Песнопеньем пьяных оргий,Выражающим восторгиСлуг твоих, о господин,Искрометным цветом вин,Гулом масленой недели,Запахом твоей купели,Звоном кубков на столе,Пьяным старцем на осле,Благостью твоих мистерий,Где для всех открыты двери,Соком виноградных лоз,Ароматом свежих роз,Бешеных сатиров пляской,Этой вкусною колбаской,Пряно пахнущим жарким,Над которым вьется дым,Воскурением табачнымИ приютом этим злачным,Прелестью хмельных утех,Возносящих к небу смех,Окорока дивным жиром,Старым и червивым сыром,Наших чоканий чредой,Презирающей покой,Мной вкушаемой маслиной,Этой коркой апельсинаИ — уж коль на то пошло —Рожей пьяного ШиллоВсе тебя мы заклинаем:Будет пусть неисчерпаемКубок наш, — мы все хотимБратством стать, о Вакх, твоим.

ЛЕНИВЕЦ

Заворожен тоской и ленью, сердцу милой,Лежу в постели я, как заяц без костей,Глубоким спящий сном в паштете для гостей,Иль словно Дон-Кихот с его мечтой унылой.Шуми в Италии война с двойною силой,В борьбе за власть пфальцграф пади иль одолей,Слагаю светлый гимн я праздности своей,Чьей ласкою душа объята, как могилой.Мое безделие настолько сладко мне,Что думаю: всех благ достигну я во сне —Недаром от него я раздобрел немало.Так ненавижу труд, что просто мочи нетНа краткий миг с руки откинуть одеяло,Чтоб этот записать, о Бодуэн, сонет.

АРИОН

Когда до берега дельфин домчал поэта,Счастливый Арион принес богам обеты —И видит: стаи рыб, мелькая там и тут,За голосом его божественным плывут.Они из ясных вод взлетают ввысь мгновенно,Но, чтоб избегнуть мук гармонии блаженной,В глухую глубину они уходят вдруг,И по воде скользит за кругом зыбкий круг,Возникнув, ширится, чтобы пропасть, блистая,И вновь перед певцом синеет гладь морская.

ВИДЕНИЯ

Терзаем день и ночь злосчастною судьбойИ позабыв давно услады и покой,Я, весь дрожа, вхожу в мир сказок и видений,Где шабаш ведьм, где стон, как в огненной гееннеБлуждаю я в аду, всхожу на небосвод;Тень предка моего передо мной встает;Вот шагом медленным, глядя во тьму печально,Навек закутанный в свой саван погребальный,Он легким призраком проходит в тишине,И бледен я лежу, и стынет кровь во мне;От страха мой колпак вздымается невольно,И что-то тяжкое сжимает сердце больно.Хочу я закричать, но издаю лишь стон:Рукой холодной рот мне зажимает он;И нудно в воздухе пророчит помертвеломНесчастья страшные, и, медленно шепчаСлова зловещие над неподвижным телом,Он слабо моего касается плеча.Бродячие огни я вижу непрестанно;В ушах немолчный шум, и вновь в сетях обманаМильоны смутных чувств — плод призрачной игры…Когда пьянят наш мозг туманные пары,Тогда фантазии витают надо мною,Преображая все в безумие ночное.

ШАРЛЬ ВИОН Д'АЛИБРЕ

БОЛЬШОЙ И ТОЛСТЫЙ

Большой и толстый, я с трудомВмещаюсь в тесном кабинете,Где о тщеславии людскомПишу сонет при тусклом свете.К чему просторы, если тамИз виду близких мы теряем?Не лучше ли заняться намПространством, где мы проживаем?Я в тесноте своей постиг,Что не был бы я так велик,Владея царственным чертогом:В каморку втиснутый судьбой,Заполнив всю ее собой,Я стал здесь вездесущим богом.

ТЫ СМЕРТЕН, ЧЕЛОВЕК

Ты смертен, человек, так помни, помни это!Строй планы дерзкие, верши свои дела,Но пролетят века, развеется зола,И был иль не был ты, никто не даст ответа.Где Александр-царь? Где Цезарь, чья кометаМелькнула, причинив народам столько зла?Ушли в небытие, где нет ни тьмы, ни светаИ где исчезло все, сгорело все дотла.Так пусть же участь их тебе примером служит,Пусть голову твою тщеславие не кружит,Ведь все равно не знать тебе таких побед.Но от деяний их, от всех чудес, что былиКогда-то свершены, какой остался след?Для слуха — легкий шум, для ветра — горстка пыли.

О СУДЬБЕ

Словами «рок», «судьба», «удача»Мы склонны злоупотреблять:Случись беда у нас — и плачаСудьбу мы будем обвинять.А если в чем-то преуспелиИ хорошо идут дела,При чем тут разум, в самом деле?Судьба нам, видишь, помогла.И также мы к судьбе взываем,Когда исхода дел не знаем,—Хорош он будет или плох.Судьбу мы превратили в бога,И это, рассуждая строго,Знак верный, что она не бог.

ПЫШНЫЕ ПОХОРОНЫ

Какие толпы у дверей!Швейцаров сколько тут на страже!Войти хотите поскорей?И близко не подпустят даже!Но я вошел, хвала богам,Хоть прав имел на это мало…Был всюду черный бархат там,И всюду золото сверкало;И, словно в воздухе паря,Там столько свеч горело зряВ угоду знатным иностранцам!Там был покойник, наконец:В не меньшей степени мертвец,Чем тот, кто умер голодранцем.

* * *

Мой друг, послушайся совета:Покинем общество глупцов,Толкующих — как скучно это! —Про флот уж несколько часов.Число фрегатов и корветов,Число их пушек, парусовНе превзойдет в устах поэтовЧисла бокалов и глотков.Что нам известность? Что нам слава?Все это, рассуждая здраво,Лишь дым, лишь суета сует.Кабатчику воскликнем: «Браво!»Бочонок полный лучше, право,Пустой могилы… Разве нет?

КЛОД ДЕ БЛО

КАТОЛИК ТЫ ИЛЬ ГУГЕНОТ

Католик ты, иль гугенот,Иль почитаешь Магомета,Иль в той же секте, что твой кот,Ты состоишь — не важно это.Влюбляйся в женщин, пей вино,Не обижай людей напрасно,И кто б ты ии был, все равноТвоя религия прекрасна.

ТОТ СВЕТ — ХИМЕРА

Тот свет — химера. Этот светХитросплетенье всяких бед.Так пей, люби, не бойся смерти.Сам позаботься о себе,И да поможет бог тебе,Пока тебя не взяли черти.

ЖАН-ОЖЕ ДЕ ГОМБО

Я С ВАМИ РАЗЛУЧЕН

Я с вами разлучен, леса, долины, горы,Где я увидел свет и счастлив был подчас;Я с вами разлучен и словно мертв без вас:Меня лишили вы поддержки и опоры.Напрасно я стремлюсь, к вам обращая взоры,Покинуть край чужой, где сердцем я угас,Напрасно на судьбу ропщу в недобрый час:Мне вас не возвратят ни ропот, ни укоры.Вы мной потеряны — и я мертвец живой.Не здесь ты, родина моя! Но предо мнойПример Спасителя, о нем я помнить буду;Нет, я не изменюсь, пока живым слыву,—Он места не имел, где приклонить главу,А я, куда б ни шел, я чужестранец всюду.

ХАРИТА ПРОЧЬ УШЛА

Харита прочь ушла из края, где когда-тоДва солнца глаз ее смотрелись в гладь озер.Зефир, чтоб ей внимать, на травяной коверЛожился у воды, смолкая виновато.Вот лес, чьи гордые вершины в час заката,Казалось, опалял мерцающий костер.Но этих мест краса, что так пленяла взор,Оставив все как есть, исчезла вдруг куда-то.О радость дней моих, какой удел нас ждет?Подобна ты цветку: лишь утро он живет.Уходит радость прочь — печаль подъемлет знамя…Но, счастьем притворясь, печаль здесь не одна:Пустынный полон край прелестными тенями,И где Хариты нет — вновь предо мной она.

ПО МОРЮ Я ПЛЫВУ

По морю я плыву, взирая боязливо,Как самый ясный день грозу в себе таит;Благоразумие мое не победитЕе внезапного свирепого порыва.Волнам доверившись, я знал, как прихотливаБегущая волна: ее обманчив вид;Здесь все опасностью великою грозит,А берег — это смерть, что ждет нас молчаливо.Мир с морем схож, где я, чтоб скуки избежать,В минуты зыбкого затишья мог вниматьКоварным голосам, когда сирены пели.И страх меня томит, поскольку вижу яГряду подводных скал, предательские мелиИ бездну черную, куда швырнут меня.

* * *

О мысли праздные, за радостью былоюЗачем бежите вы? Ее не удержать.Хотим мы, чтобы вновь любовь была с тобоюИ сердцу твоему вернула благодать.— Химеры глупые, вы знаете, с какоюПечалью нам дано о прошлом вспоминать?— Надежда верная, как любящая мать,Нам душу исцелит, не знавшую покоя.— Ах, разве я могу надеяться и ждать,Что милая моя ко мне придет опять?— Причуды верности любовной очень странны.Ты женщин не кляни. Развей душевный мрак.Ведь их отказ — ответ оракула туманный:Предскажет вам одно, а выйдет все не так.

* * *

Ее не видел я, она мне не знакома…Зачем влюбиться в тень велел мне тайный рок?По слухам, воплотил в ней совершенство бог,—И страстью к ней одной душа моя влекома.Померкнет ум, когда увижу я фантома!Так в бурю гибнет бриг, хоть берег недалек.Жизнь, смерть ли принесет мне встречи нашей срок?В одном лишь имени — надежда, страх, истома…Любовью к призраку кто долго проживет?На слухах основать возможно ли, Эрот,И всю мою печаль, и всю мою отраду?Я больше не хочу внимать молве о ней!Поверю лишь себе! Ее мне видеть надо,Чтоб или разлюбить — иль полюбить сильней!

* * *

Ты, усомнившийся в могуществе небес,Ты, почитающий природу вместо бога,Скажи нам, кто зажег все звезды, — их так много! —В движенье их привел, исчислил путь и вес?Каким ты одержим желаньем? Или бес,Вселившийся в тебя, рад всякому предлогу,Чтоб разум твой мутить, и, потеряв дорогу,Бредешь ты, как слепой, сквозь заблуждений лес?Как можно отрицать, что все творцу подвластно?И жизнь и смерть людей являют ежечасно,Что Провиденье есть… Есть, к твоему стыду.Коль эти знаменья твой ум не удивили,И небо и земля тебя не вразумили,—О грешник, обо всем узнаешь ты в аду.

ЭПИГРАММЫ

РАЗГЛАШЕННОЕ БЛАГОДЕЯНИЕ

Он оказал услугу мнеИ так о ней распространялся,Что мы с ним квиты: он вполнеСам за нее и рассчитался.

ВЫНУЖДЕННЫЙ ВИЗИТ

Ко мне он ходит раз в году,А после я к нему иду;Томится он, и я в томленье,Платя стесненьем за стесненье.

ЛЮДИ

В людских сообществах, столь шумных,Возник закон во время оно.Лишь у зверей благоразумныхНет разума и нет закона.

ЖИЗНЬ ГИЙОМА

О нем никто не скажет словаНи доброго и ни дурного:Не враждовал он, не дружил;То сидя сиднем, то в движеньеОн прожил жизнь и в довершенье,Хотя и помер, но не жил.

ЭПИГРАММА

В чем эпиграммы суть и что в ней наконец,При всех достоинствах ее, всего милее?Да то, что на нее обидится глупецИ не обидится… тот, кто еще глупее.

МАЛЕРБ

Дней наших Аполлон, Малерб здесь погребен.Жил долго. Труд его оплачивался плохо.Он умер в бедности. Такая уж эпоха,В которой и живу я так, как умер он.

ЛИЗИМЕНА

Белила, мушки, ожерелья,Брильянты, серьги, ленты, перья,Косынки, кружево платков,—Вас выставляют неизменно,Дурачат вами простаковИ называют: Лизимена.

СРЕДСТВО ИЗБАВЛЕНИЯ

Когда хотите всей душою,Чтоб вам не докучал знакомый человек,Рискните суммой небольшою:Как? Дайте в долг ему — исчезнет он навек.

ЖАК ВАЛЛЕ ДЕ БАРРО

В МОГИЛЕ САРАЗЭН

В могиле Саразэн, и Вуатюр в могиле,И старый друг мой Бло, что был мне дорог так.Увы, их всех троих в земле похоронили…Кто встречи избежит с тобой, загробный мрак?Я, слабый, воздаю хвалу небесной силе,За то, что жив еще, за то, что столько благПрирода мне дает, покуда не скосилиМеня болезнь и смерть и тверд еще мой шаг.Земные радости влекут меня так властно,И солнце я люблю, и пышность розы красной,И как мне не грустить, что их утрачу я?Беспечно встретить смерть? Нет, все-таки поверьте,Совсем не хочется мне стать добычей смерти,Но и дрожать за жизнь постыдно для меня.

ВСЕВЫШНИЙ, ТЫ ВЕЛИК

Всевышний, ты велик, и добр, и справедлив,И нам являешь ты свое благоволенье,Но столько я грешил, что добрый твой порывСо справедливостью пришел бы в столкновенье.Тебе, познавшему, как был я нечестив,Осталось только казнь придумать мне в отмщенье,Ты видишь свой ущерб в том, что еще я жив,А если радуюсь — исполнен отвращенья.Ну что ж, насыть свой гнев, тебя прославит он,И пусть не трогает тебя мой скорбный стон,Бей, грохочи, ответь мне на войну войною —Тебе лишь воздадут хвалу мои уста…Но где б ни пал твой гром, летящий вслед за мною,Он упадет туда, где всё — в крови Христа.

СОН

Все в мире предстает в обманчивом обличье,Не мудрость, а судьба нас за собой ведет,Паденье тягостно, но тягостен и взлет,При всех усилиях — лишь пустота в наличье.Ты, славивший любовь во всем ее величье,Ты говорил, что смерть, когда она придет,Подобна будет сну… Но есть иной расчет:Сон больше с жизнью схож, не велико различье.Как снятся ночью сны, так снится, что живешь,Надеешься, дрожишь, хоть беспричинна дрожь,Одни желания сменяются другими,Труды безрадостны, ничтожен их итог…Так что такое жизнь? Какое дать ей имя?Скажу вам, смертные: я сном ее нарек.

ТЫ ОТВРАТИТЕЛЬНА, О СМЕРТЬ!

Ты отвратительна, о смерть! Без сожаленьяТы косишь род людской ужасною косой,А после прячешь в ров или во мгле морскойОстанки жалкие великого крушенья.Неумолима смерть, и от ее решеньяНе откупиться нам слезами и тоской;В постели, за столом, средь суеты мирской —Она везде найдет, и нет нам утешенья.Ни мудрость от нее, ни смелость не спасет,Она то прямо бьет, то сзади нападет,Бессильны перед ней и молодость и старость.Порой мне говорят: не сокрушайся так,От смерти средства нет, не сладить с ней никак…И это, черт возьми, меня приводит в ярость.

* * *

Не рваться ни в мужья, ни в судьи, ни в аббатыОт мэтров и мэтресс покой оберегатьИ не в учености ханжей витиеватой,А в счастье находить земную благодать,На платье да на стол расходовать деньжата,Встречать лишь невзначай и короля и знать,Жить верою своей, пускай и небогато,Ни в чем не отходить от правды ни на пядь,Лишь совести внимать, не создавать кумира,В тиши благоговеть перед загадкой мира,Бесплодной суеты презревши круговерть,Лишь настоящим жить, не умирать заране,В грядущее смотреть без глупых упований —Исполни сей завет, чтоб ждать спокойно смерть!

ФРАНСУА-ТРИСТАН ЛЕРМИТ

МЕСТО ПРОГУЛКИ ДВУХ ВЛЮБЛЕННЫХ

Ода

У этой сумрачной пещеры,Где воздух чист, где даль нежна,Здесь с галькой борется волна,А с тенью — свет голубо-серый.Устав бороться до заката,Зыбь умиряется в садке,Где умер, лежа на песке,Изнеженный Нарцисс когда-то.И в гладь зеркальную у гротаСам Фавн внимательно смотрелИ увидал, как пожелтел,Стрелою раненный Эрота.Купырь в тиши завороженной,Камыш, поникший над водой,Здесь кажутся подчас мечтойВоды, в дремоту погруженной.Природы благотворной сила,Плодотворящая миры,В те изумрудные коврыЦветы пурпурные вкрапила.Ни разу роща и полянаНе посещались турачом.Будила тишину кругом,Трубя в рожок, одна Диана.Священен Дуб для поколений:Надрежь кору, и вместо смолКровь потечет. Застонет ствол,И скорбные услышишь пени.Воспоминаньем горе множитВ зеленой роще Соловей.Он, боль излив души своей,Печаль на музыку положит.В своем искусстве несравненный,Возобновляя перелив,Он стонет где-то в кущах ив,Согретых солнцем в час блаженный.На Вязе том в самозабвеньеДве Горлицы заводят спорИ разрешают свой раздорВ минутном, страстном объясненье.Анхиз с Кипридой в вечер вешнийБлуждали как-то под горой,И два Амура меж собойПовздорили из-за черешни.Среди дорог в лесах дремучихПоют и пляшут Нимфы там,Позволив розовым кустамВесь век цвести без игл колючих.Ни разу не взмущали лесаНи ветр, ни молния, ни гром.Я вижу: разлито на всемБлаговоление Зевеса.Смотри, Климена! Все смеется!Покуда вечер не прошел,Сойдем с тобою в дивный долИ сядем около колодца.Послушай, как Зефир в ракитахВздыхает о своей любви!Горит огонь в его крови,И розы рдеют на ланитах.Его уста благоуханны.Он дышит всюду, где стоим,С дыханьем амбровым твоимМешая дух жасмина пряный.Нагнись над зыбью — и в сапфиреВод затемненных узришь тыТвой облик, полный красоты,Очаровательнейший в мире!И ты постигнешь над волною,Зачем, пытая гладь струи,Я называл глаза твоиЦарями, звездами, судьбою.Верь, если б ты перерядиласьВ мужчину, как ни холодна,И ты была бы влюблена,Сама бы ты в себя влюбилась…

КОРАБЛЬ

Я, Древо пышное, плавучим судном стало,В горах возросшее, мчусь ныне по волнам;Когда-то я приют отрядам птиц давало,Теперь солдат везу к далеким берегам.Плеск весел заменил веселый шум ветвей,Листва зеленая сменилась парусами;С Кибелой разлучась, я чту богов морей,Как встарь соседствуя вершиной с небесами.Но прихоти свои есть у судьбы слепой,Я у нее в руках, она играет мной,Гнев четырех стихий сулит мне участь злую:Нередко ураган мой преграждает путь,Волна, обрушившись, мне разрывает грудь,И я боюсь огня, но больше — твердь земную.

УВИДЕВ БЕЛЫЙ СВЕТ

Увидев белый свет, бессильным быть вначале,Почти не двигаться и только есть и спать;Потом от строгости взыскательной страдать,Чтоб знанья наконец твой разум увенчали.Затем влюбиться вдруг, и чтоб тебя встречалиНе слишком холодно, забыть былую стать,Склоняясь перед той, чье сердце не понятьИ кто не радости приносит, а печали.Лукавить при дворе, а после, став седым,Бежать от шума прочь, к местам своим родным,И старческую хворь влачить в уединенье,—Вот светлая судьба! О, беспросветный мрак!Неужто это все столь важно, чтоб в смятеньеТак жизнью дорожить, бояться смерти так?

КОНЧАЕТСЯ МОЙ ДЕНЬ

Кончается мой день. И на закате дняПриметы старости я узнаю с тоскою,И вот уж смерть сама, чтоб выманить меня,Стучится в дверь мою дрожащею рукою.Как солнце в небесах медлительно плывет,А завершает путь стремительным паденьем,Так завершается и времени полет,Так дни последние нам кажутся мгновеньем.Пора нам погасить огонь страстей былых,Пора нам позабыть о радостях земных,Суливших некогда нам столько наслаждений.Отвергнем жизни сон, что мог еще вчераНас удержать в плену обманчивых видений:Нам к сну последнему готовиться пора.

ПРЕКРАСНАЯ НИЩЕНКА

Мадригал

Ее лица очарованье,Ее прелестные черты —Просящей речи отрицанье,Опроверженье нищеты.И пусть для полноты картиныТяжел и груб ее наряд,—Чуть приоткрыты губ рубины,Зубов жемчужины блестят.Ее глаза — как два сапфира,И выше всех сокровищ мираВенец из золотых кудрей.Зачем же ремесло такое?Чтоб золото лилось рекою,Лишь наклониться надо ей.

ГИЙОМ КОЛЬТЕ

* * *

Ласкает все мой взор, на все глядеть я рад:Великолепен двор веселый за оградой,Величественны львы под строгой колоннадой,И нежным кажется их разъяренный взгляд.Под тихим ветерком деревья шелестят,На шорох соловей ответствует руладой,Цветы напоены магической усладой:Не звезды ль у небес похитил этот сад?Аллея милая с нежданным раздвоеньем,Не оскверненная пустой толпы вторженьем,Еще хранит, Ронсар, твоих шагов печать.Увы, тщеславное желанье вечной славы!Мой след я на песке могу с твоим смешать,Но где в моих стихах твой гений величавый?

* * *

Вы брали прелести во всех углах вселенной,Природа и Олимп расщедрились для вас.У солнца взяли вы свет ваших чудных глаз,У розы вами взят румянец щек бесценный,У Геры — стройный стан, а голос — у сирены,Аврора вам дала лилейных рук атлас,Фетида — властный шаг, словесный жар — Пегас,А вашей славы блеск взят у моей Камены.Но расплатиться вы должны когда-нибудь!Придется свет очей светилу дня вернуть;Вы Гере грацию должны вернуть по праву,Авроре — нежность рук, а свежесть щек — цветам,Фетиде — властный шаг, моим катренам — славу!.Спесивость — это все, что остается вам!

ПОЭТИЧЕСКАЯ ЖАЛОБА

Я много написал, и от стихов моихБогаче стал язык, а я еще беднее,Земля запущенней, под крышей холоднее,И пусто в кладовой, где писк мышей утих.Растратою души оплачен каждый стих!Чем совершеннее поэты, тем виднееИх сумасшествие, и тем еще сильнее,Им расточая лесть, осмеивают их.Трудясь так радостно над книгой бесконечной,Я убивал себя во имя жизни вечной,Я истощал свой ум, чтобы других развлечь,Чтоб славу обрести, чей гул наскучит скоро,Чтоб высоко взлететь — и не иметь опоры,Чтоб с Музою дружить — и счастья не сберечь.

Жорж де Латур. Гадалка

ОСМЕЯННЫЕ МУЗЫ

Какой изъян в мозгах быть должен с юных лет,Чтоб с Музами водить знакомство год из году!Посадят, подлые, они на хлеб и водуТого, кто разгадать надумал их секрет.С тех пор как я пишу, мне все идет во вред,Фортуна прочь бежит, а я терплю невзгоду,Забрался на Парнас — и в скверную погодуТам пью из родника и в рубище одет.О Музы, это вы причина невезенья!Однако с возрастом пришло ко мне прозренье,И больше вам в игру не заманить меня.Я буду пить вино, а воду пейте сами,Замечу щель в окне — заткну ее стихами,И брошу лавры в печь, чтоб греться у огня.

ВРЕМЯ И ЛЮБОВЬ

Всесильным временем, что миром управляет,Был превращен пейзаж, так радовавший взор,В приют уныния, где смолкнул птичий хорИ где опавший лес печаль свою являет.Так время все, что есть, на гибель обрекает,Оно империи сметает, словно сор,Меняет склад умов, привычки, разговорИ ярость мирного народа распаляет.Оно смывает блеск и славу прошлых лет,Имен прославленных оно стирает след,Забвенью предает и радости и горе,Сулит один конец и стонам и хвальбе…Оно и красоту твою погубит вскоре,Но не сгубить ему любви моей к тебе.

РОЗА

Юлии д’Анженн

1

Когда б чрезмерный пыл вы строго не изгнали,Сердечный, страстный пыл, что дан любви одной,Моя краса при вас затмилась бы в печали,—Живу я только день в палящий летний зной.Но счастлив жребий мой, я взыскана судьбою,Вам даже время власть вручило над собою —Очарование творит с ним чудеса:Желанной милости добилась я мгновенно,И на лице у вас, где царствует краса,Я стала наконец нетленной.

2

Я басне возражу без гнева:Не Аматонта-королеваЦвет изменила мой или игру теней,—Нет, если в белизне вдруг краски запылали,Так это от стыда, что Юлию призналиИз нас двоих, увы, прекрасней и свежей.

ВЕНСАН ВУАТЮР

СОНЕТ К УРАНИИ

Любовь к Урании навек мной овладела!Ни бегство, ни года не могут мне помочь,Ее нельзя забыть, нельзя уехать прочь,Я ей принадлежу, нет до меня ей дела.Ее владычество не ведает предела!Но пусть я мучаюсь, пусть мне порой невмочь,Мои страдания готов я день и ночьБлагословлять в душе, и гибель встретить смело.Когда рассудок мой невнятно говорит,Что должен я восстать, и помощь мне сулит,К нему прислушаться пытаюсь я напрасно:Ведь, говоря со мной, так робок он и тих!Но восклицая вдруг: Урания прекрасна! —Он убедительней бывает чувств моих.

РАНО ПРОСНУВШЕЙСЯ КРАСАВИЦЕ

Когда букеты роз влюбленная в ЦефалаБросала в небеса из утренних ворот,Когда в раскрывшийся пред нею небосводСнопы сверкающих лучей она бросала,Тогда божественная нимфа, чье зерцалоЯвляет красоты невидапный приход,Возникла предо мной среди мирских забот,И лишь она одна всю землю озаряла.Спешило солнце ввысь, чтоб в небе напоказПылать, соперничая с блеском этих глаз,И олимпийскими лучами красоваться.Но пусть весь мпр пылал, исполненный огня,Светило дня могло зарею лишь казаться:Филиса в этот миг была светилом дня.

ДЕВИЦЕ, У КОТОРОЙ РУКАВА БЫЛИ ЗАСУЧЕНЫ И ГРЯЗНЫ

Вы, у кого из рукавовАмуры вылететь готовы,Вы предоставили им кровНе очень чистый, хоть и новый.Поклонников имея тьму,Царя над их толпой покорной,Вы вправе их загнать в тюрьму,Но пусть она не будет черной.Я отдал сердце вам, и вотОно страдает и томится:Как узника, что казни ждет,Вы держите его в темнице.Пылая день и ночь в огне,Не я ли был тому виною,Что ваши рукава вполнеСравнимы с дымовой трубою?

ПЕСНЯ

Один от ревности сгораетИ проклинает дни свои,Другой от скуки умирает,Я умираю от любви.Сковали Прометею руки;Орлом терзаем, весь в кровиНе умер он от этой муки,—Я умираю от любви.Так говорил Тирсис, и сразуСмолкали в рощах соловьи,Когда произносил он фразу:«Я умираю от любви».У статуй сердце разрывалось,И эхо грустное вдалиСреди деревьев откликалось:«Я умираю от любви».

ПЕСНЯ

Везет девицам в наши дни —Все при любовниках они.Господни милости бескрайныГод урожайный!Ведь прежде — шел за годом год —Мужчины были точно лед.Вдруг вспыхнули необычайно —Год урожайный!На них еще взлетит цена!Да, хахаль в наши временаДешевле репы не случайно —Год урожайный!Все ближе солнце льнет к земле,Любовь царит в его теплеИ кровь кипит… Но в чем здесь тайна?Год урожайный!

АДАН БИЙО

ГОСПОДИНУ ДЕ М…

Покуда хорошо рубанком я владеюИ этим жизнь свою способен поддержать,Я больше во сто крат доволен буду ею,Чем если б весь Восток мне стал принадлежать.Пусть все, кому не лень, спешат в своей гордынеЗалезть на колесо незрячей той богини,Что вводит нас в обман, — я в стороне стою:Пилюлю горькую она позолотила,У входа в тихий порт подводный камень скрыла,Не мать, а мачеха — скрывает суть свою.Я не хочу владеть известными правамиТех, кто оспаривает друг у друга честьПроисхождения, как будто между намиНе может быть родства, хоть общий предок есть.Я не хочу скрывать, что родом из деревниИ что пасли овец, как пас их предок древний,Мой дед и мой отец, свой покидая кров.Но пусть отмечен я — и по родным и близким —На языке людей происхожденьем низким,Я говорить могу на языке богов.Теченью лет моих уже не долго длиться.Но если б вновь мой день исполнен был огня,Видна для смертного последняя граница,Коль быть пли не быть не важно для меня.Когда из этого ствола с его корнямиУйдет моя душа, чтобы в зарытой ямеПлоть стала падалью, во власть червей попав,То в тех местах, где дух найдет себе обитель,Мне будет все равно, какой земной властительВоздвигнет свой алтарь, вселенную поправ.Вельможе, если он взирает в изумленье,Как я работаю рубанком — не пером,Скажу, рассеивая знатных ослепленье,Что не дано ему владеть своим добром.Хотя не равным был раздел даров природыИ разные пути нас провели сквозь годы,Пасует спесь его пред бедностью моей:Я для сокровищей ларец ему строгаю,А может быть, и гроб, и в нем, я полагаю,Он будет выглядеть куда меня бедней.Судьба, дарующая славу и величье,Не обосновывает выбор свой и дар;Какое б ни было им придано обличье,Всему приходит срок, нежданный, как удар.Был государь, чья власть до неба простиралась,И слишком пеболыной земля ему казалась,Чтоб трон свой возвести, закон воздвигнуть свой.Его наследнику пришлось настолько скверно.Что, с голодом борясь и с нищетой безмерной,Он так же, как и я, орудовал пилой.Какие странности присущи переменам!И не гласит ли речь священная о том,Что тот, кто ангелом был самым совершенным,Стал отвращение и страх внушать потом?Не говори же мне о пышности и славе,С осколками стекла их блеск сравнить мы вправе!Едва приблизишься и поглядишь в упор —Стекло уж не блестит, и прочь идет прохожий.А звон моей пилы мне во сто крат дороже,Чем весь придворный шум и королевский двор.

ИСТИННЫЙ ПЬЯНИЦА

Едва верхи холмов родимыхБлеснут вдали в лучах дневпых,Уж я в занятиях любимых,Средь бочек, сердцу дорогих.Отпив стакан до половины,Я солнцу задаю вопрос:Где, мол, видало ты рубиныКрупней усеявших мой нос?Когда я пью — а пью всегда я,Спокойный сохраняя вид,—На свете сила никакаяМое блаженство не смутит.Услышу ль гром над головою:Ага! я думаю, с небесУвидел лик мой с перепоюИ труса празднует Зевес.Когда-нибудь, хватив как надо,Вздремнув за рюмкою слегка,Я вдруг неслышно в сумрак адаСпущусь из мрака погребка.А там, не тратя время праздно,Переплывая Ахерон,Я вновь напьюсь — и от соблазнаСо мной нарежется Харон.Приобретя права гражданства,С Плутоном в сделку я войду,Открою погреб свой — и пьянствоИ день и ночь пойдет в аду.В честь Вакха песни в царстве смертиЗатянет дружно хор теней,—А перепуганные чертиНапьются сами до чертей.Не предаваясь воздыханьям,Такие ж пьяницы, как я,Придут обильным возлияньемПочтить мой прах мои друзья.Пусть в этот день пускают смелоВин самых старых всех сортовСороковые бочки вделоИ выпьют сорок сороков.С приличной делу простотою,Чтоб не совсем пропал мой след,Поставьте бочку над плитоюИ в этой бочке мой портрет.А чтоб почтил меня прохожий,Пусть надпись скромная гласит:«Под этой бочкой с пьяной рожейГорчайший пьяница зарыт».

СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК

МИНИСТР ДЕРЖАВЫ ПОГОРЕЛОЙ

(Фрагменты из бурлеска)

Меня замучил острый зуд(Какой укушен я блохою?)Немедля сочинить сей труд,Чтоб в нем воспет был неуч, плут.Я доблести его открою:Его давно галеры ждут,А в пьянке он — ни в зуб ногою!Откуда эта страсть моя?!Быть может, черти душу манят?Всего лишь фехтовальщик я,Так чем же разум пылкий занят?Перо острее лезвия,И уж оно-то не обманет!Подай мне, паж, горшок чернилДля сатирической затеи!Узнает он, каков мой пыл,—Тот, кого славили лакеи!Чтоб сей дурак измаран был,Нужны чернила почернее!Чей голос шепчет мне тайком?То Муза мне внушает ныне:«Седлай Пегаса, мчись верхом,Так, чтоб одическим стихомВ веках прославить Мазарини!»Но конь при имени такомДрожит, подобно жалкой псине.Гоню коня: «Смелей, вперед!»Но бесполезны все усилья.Он тот Пегас или не тот?Пришпорю — он назад идет,Мой конь, не терпящий насилья.Ведь кардпнал все пустит в ход,Чтобы связать Пегасу крылья.Пегасу дать покой пора…А вот мой паж несет чернилаЧерней, чем сажа. Для пераНужна разящих рифм игра!Потехи время наступило,И злому демону Двора,Как черту, я измажу рыло!Вы, кардинал, попались мне,Отчизны нашей дух лукавый,Себя продавший Сатане!Пост предписали вы странеДля собственной мошны и славы.Вас не повесят, но вполнеЯ отомщу за суд неправый!Не опускайте головы,Министр, не отводите взгляда!Нас короля лишали вы,Для вас народ — тупое стадо.На все, на все — вплоть до травыВы вздули цены без пощады!Виновны вы, чужак, мамон,Что от коней — одни скелеты,Что всюду мытарь иль шпион.Вы, наплевав на наш закон,Нас обобрали до монеты.Что делать? Край наш разорен,И люди босы и раздеты.То вниз, то вверх ползет налог,Но хватка ваша — тверже стали,И наш пустеет кошелек.Вы офицерам (вот урок!)В прибавке жалкой отказали.Они у входа в кабачок,Как фонари, стоят в печали.

ПОЛЬ СКАРРОН

ТИФОН

(Фрагменты)

* * *

Он подобрал шары и кеглиИ наобум швырнул их ввысь,И кегли в небо понеслись,Рукою посланы могучей,Сквозь плотные, густые тучиИ, разорвав небесный кров,Домчались до жилищ богов,Которые беды не ждалиИ дым от алтарей вдыхали.

* * *

Юпитер был со сна угрюмИ громко крикнул: «Что за шум?»В ответ на крик его громовыйНикто не проронил ни слова.В сердцах кричал богов отец:«Что происходит, наконец?»«Все как всегда», — рекла Киприна.«Молчите, милая б. дина!»(Доселе говорили «б. дь»,Чтоб слово зря не удлинять;Кипридою звалась Киприна.Но склонен наш язык старинныйУсовершенствовать слова,И эта склонность в нас жива.)Но скобку вовремя закроем.Итак, с громоподобным воемВенеру, лучшую из дам,Назвал Юпитер… Экий срам!Зарделся, как от оплеухи,Лилейный лик прекрасной шлюхи;Когда он белым стал опять,От злости начал бог рычать,И в словесах нецеремонныхГрозил побить богов и жен их,И клялся, злобный, как тиран,Длань возложивши на Коран(Согласно древнему обряду);Чтоб усмирить его, Паллада —Палладу он всегда ценил —Сказала: «Сир, удар сей былПроизведен машиной некой,Послушной воле человека,И это он разбил буфет».Юпин завыл: «Хорош ответ!»А Мом промямлил, рожи строя:«Простая кегля пред тобою!»В ответ Юпитер: «Царь шутов!Ты видишь, драться я готов —Не время в шутках изощряться!В свой час положено смеяться!А ныне я узнать хочу,Кому из смертных по плечуТревожить трапезу Зевеса.Ужели небо — не завесаОт наглых выходок людей?»

СТАНСЫ С ЗУБОЧИСТКОЙ

(Из комедии «Жодле, или Хозяин-слуга»)

Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Люблю я лук, люблю чеснок,И если маменькин сынок,Изнеженный молокососикСпесиво свой наморщит носикИ поднесет к нему платок:«Фи! Что за мерзкая вонища!» —Ему я тотчас нос утру:Мне по нутру простая пища,Зато мне спесь не по нутру.Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Доволен я своей судьбой.Живу, как человек простой,Я по-простецки, без амбиций,А ежели быть важной птицей —Чуть что, поплатишься башкой.Иду проторенной дорожкойИ счастлив оттого стократ,Что родился я мелкой сошкой,Что я не принц и не прелат.Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Когда в конце концов поймешь,Что рано ль, поздно ли пойдешьТы на обед червям могильным(Во рву ли, в склепе ли фамильном),То эта мысль — как в сердце нож.А если так, то неужелиМне из-за пары оплеух,Во имя чести на дуэлиДосрочно испустить свой дух?Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Когда невежа брадобрейМужицкой лапищей своейХватает важного вельможуИ мнет сиятельную рожу,Вельможа терпит, ей-же-ей.Я человек не столь уж гордый,Чтоб от пощечин в драку лезть.Уж лучше жить с побитой мордой,Чем лечь во гроб, спасая честь.Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Иного тешит целый деньВоинственная дребедень:Ему до тонкости знакомыВсе фехтовальные приемы,И метко он палит в мишень.Мне дурни дуэлянты жалки,К чему за оскорбленья мстить?Раз в мире существуют палки —Кому-то нужно битым быть.Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.Ответьте на вопрос мне вы,Неустрашимые, как львы,Глупцы, влюбленные в дуэли:Неужто вам и в самом делеЩека дороже головы?Не лезь в сраженья, жив покуда.Пред тем как искушать судьбу,Спросить покойников не худо:Приятно ль им лежать в гробу?Поковырять в зубах — мне первая отрада.Когда зубов лишусь, и жизни мне не надо.

НАДГРОБЬЯ ПЫШНЫЕ

Надгробья пышные, громады пирамид,Великолепные скульптуры и строенья,Природы гордые соперники, чей вид —Свидетельство труда, искусства и терпенья;Старинные дворцы, одетые в гранит,Все то, что создал Рим до своего паденья,Безмолвный Колизей, чья тень еще хранитНародов варварских кровавые виденья,—Все времени поток в руины превратилИли безжалостно развеял, поглотил,Не пощадив ни стен, ни цоколя, ни свода…Но если времени всесилен произвол,То стоит ли скорбеть, что скверный мой камзолПротерся на локтях в каких-нибудь два года?

ПАРИЖ

Везде на улицах навоз,Везде прохожих вереницы,Прилавки, грязь из-под колес,Монастыри, дворцы, темницы,Брюнеты, старцы без волос,Ханжи, продажные девицы,Кого-то тащат на допрос,Измены, драки, злые лица,Лакеи, франты без гроша,Писак продажная душа,Пажи, карманники, вельможи,Нагромождение домов,Кареты, кони, стук подков:Вот вам Париж. Ну как, похоже?

КЛОД ЛЕ ПТИ

КОГДА ВЫ ВСТРЕТИТЕ

Когда вы встретите того, чей важен вид,Кто в рваной обуви по улице шагает,Чью шею сальная тряпица украшаетИ кто с презрением на всех людей глядит;Кто, как дикарь, зарос, нечесан и немыт,Забрызган грязью весь и наготу скрываетРазодранным плащом (чья шерсть не согревает)И панталонами (забывшими про стыд);Кто мерит каждого косым и диким взглядом,Слова какие-то бормочет с вами рядомИ ногти на руке грызет, смотря вам вслед;Так вот, когда с таким вы встретитесь, то смелоВы можете сказать: французский он поэт!И я вас поддержу: вы говорите дело.

ШОССОНА БОЛЬШЕ НЕТ

Шоссона больше нет, бедняга был сожжен…Известный этот плут с курчавой головоюЯвил геройский дух, погибнув смертью злою:Никто не умирал отважней, чем Шоссон.Отходную пропел с веселым видом он,Рубашку, что была пропитана смолою,Надел, не побледнев, и, стоя пред толпою,Ни дымом, ни огнем он не был устрашен.Напрасно духовник, держа в руке распятье,Твердил ему о том, что вечное проклятьеИ муки вечиые душе его грозят,—Он не покаялся… Когда ж огонь, пылая,Стал побеждать его, упал он, умирая,И небу показал свой обгоревший зад.

СМЕШНОЙ ПАРИЖ

(Фрагменты)

Кладбище Сен-Иносан

Коль привела сюда дорога,Помолимся за мертвецов.Какое множество крестов!И как покойников здесь много!Но, невзирая на печаль,Такую вывел я мораль:Мы, люди, лезем вон из кожи,Хлопочем ради пустяков…Есть за оградой этой тожеГолов немало без мозгов.Все эти грозные вояки,Царь Александр, Цезарь, Кир,Все те, кто потрясали мирИ первыми считались в драке,—Они, топча земную твердь,Шли к славе, презирая смерть;Но на чужбине иль в отчизнеИ смерть не ставит их ни в грош…Обидно уходить из жизни,Не зная сам, куда идешь.

Башня Нотр-Дам

Ты будешь Музою дурною,Коль из боязни высотыОткажешься подняться тыНа башню Нотр-Дам со мною.Согласна? Ну, тогда держись!Вот мы почти и добрались.Воспрянешь духом здесь мгновенно.Мой бог! Какая благодать!Ведь без очков конец ВселеннойОтсюда можно увидать.А сколько диких сов и галок!И гнезд не меньше, чем в лесу!Вниз глянешь — человек внизуПодобен мошке: мал и жалок.Я вижу церкви и дома,А флюгеров — так просто тьма,Не сосчитаешь их на крышах…И воздух здесь совсем иной,И звери прячутся здесь в нишах,Когда нисходит мрак ночной.Поверить лишь теперь я смею,Что так велик Париж, чей видКого угодно удивит,Клянусь чернильницей моею.Неаполь, Лондон и Мадрид,Рим, Вена, и Вальядолид,И вся турецкая столица,Да и другие города,В его предместьях разместитьсяВполне могли бы без труда.Но вниз пора: мой ум в тумане,И сердце бьется — просто страсть!Готов я в обморок упасть,Не предусмотренный заране.Но если бы решил творец,Что должен мне прийти конецНа этом месте, столь высоком,—То вышло б так, что в небо самЯ лез… и умер ненарокомНа полдороге к небесам.Пожалуй, можно изловчиться,Чтоб к небу ближе быть… Но насЖдет наша хроника сейчас,И значит, вниз пора спуститься.А смерть? Ее найдешь всегда.Нет! Завершение трудаНас ждет внизу. Так преумножимСвои старания опятьИ путешествие продолжим,Чтоб слышать, видеть и писать.

Мост Менял

За этот белый мост принятьсяНам не пора ли? Ямб наш трезв.А мост, хотя порой он резв,Не может на ногах держаться.Но знай, привязан я к тебеВ твоей изменчивой судьбе.Хоть сделали тебя прескверноИ вечно чинят — не беда!Мостом Менял ты назван верно:Ведь ты меняешься всегда.

ПЬЕР КОРНЕЛЬ

СТАНСЫ К МАРКИЗЕ

Маркиза, я смешон пред Вами —Старик в морщинах, в седине;Но согласитесь, что с летамиВы станете подобны мне.Страшны времен метаморфозы,Увянет все, что расцвело —Поблекнут так же Ваши розы,Как сморщилось мое чело.Наш день уходит без возвратаПутем всеобщим бытия;Таким, как Вы, я был когда-то,Вы станете такой, как я.Но уберег от разрушеньяЯ некий дар — он не прейдет,Мне с инм не страшно лет теченье,Его и время не берет!Да, Ваши чары несравненны,—Но те, что мало ценит свет,Одни пребудут неизменны,Переживут и Ваш расцвет.Они спасут, быть может, славуМеня очаровавших глаз,И через сотни лет по правуЗаставят говорить о Вас;Среди грядущих поколений,Где я признанье обрету,Лишь из моих стихотворенийУзнают Вашу красоту.И пусть морщины некрасивы,Маркиза юная моя,Но старцу угождать должны Вы —Когда он сотворен, как я.

МОЛЬЕР

БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЮ

Довольно, Муза, я начну сердиться!Вы, право, лени образец…К монарху на поклон явитьсяДавно пора вам наконец!Извольте посетить дворецС утра, немедля — вот мое веленье!За августейшее благоволеньеГде ваша благодарность королю?Скорее в Лувр! Но только, вас молю,Свое перемените облаченье:Не всяк вас любит в нем, как я люблю…Увы нам! При дворе не ко двору Камена:Ее простой наряд — иным укор…Там ценят только то, что услаждает взор.Свой облик изменить всенепременноВам надлежит; падев мужской убор,Маркизом станьте, дерзко и надменноВзирающим на ближних сверху вниз.Вы помните, как выглядит маркиз?Над париком, струящимся волнами(Мотовки-моды дорогой каприз!),Увенчанная перьев облаками,Пусть шляпа выдается, словно мыс;Пусть брыжей низвергаются каскадыНа куцый донельзя камзол,И, в довершенье маскарада,Подкладкою плаща чаруйте взгляды,Наружу вывернув его подол.Теперь вы стали, изменив обличьеИ нацепив всю эту ерунду,Воистину персоной на виду…Пройдите же, как здесь велит обычай,Причесываясь на ходу,Гвардейский зал от края и до края,Показывая всем, что тут вы — свой,Кому кивнув, кому махнув рукой,По имени вельможных окликая,Что придает, по мнению повес,Им в свете обаяние и вес.Не прячьте гребешок: оп пригодитсяВ дверь спальни королевской поскрестись.Что за толпа! Откуда все взялись?Не протолкаться, не пробиться…Вам остается только влезтьНа подоконник с ловкостью завидной,Так, чтоб любому стало видно,Что вы и шляпа ваша тоже здесь.Тут, сверху, как моряк, узревший брег,Кричите: «Доложить, что прибыл Имярек!»Не помогло? Тогда, как дьявол сущий,Кидайтесь сквозь толпу к дверям, на абордаж!Вонзайтесь топором в людскую гущу:Быть всюду первым — козырь ваш!И если даже грозный стражВас отпихнет, как стражам всем присуще,Работайте, мой друг, локтями пуще,Не отступая ни на шаг.Заняв позицию, расположитесь так,Чтоб тот, кто сей порог перешагнет по правуИ в королевский попадет покой,Был вынужден и вас увлечь с собой,Но нраву то ему иль не по нраву.Пробравшись, проскользнув ужом в дверную щель,Вперед стремитесь вновь, как делали досель:На лаврах почивать не время.К монарху подойти поближе — ваша цель.Но вьется вкруг него придворных карусель,Любезных царедворцев племя.Быть может, осадить тихонечко назадИ, не сливаясь с этим хороводом,Дождаться, чтоб король, пусть мимоходомОстановив на Музе взгляд,Ее признал пред всем народом,Не обессудив за наряд?Вот тут-то, не теряя ни мгновенья,Пока бы государь на вас взирал,Смогли бы вы в обширный мадригалОблечь души своей благодаренье…И прозвучали бы, как флейта и кимвал,Слова признательности, клятвы, увереньяВ готовности его величеству служить,Сил не щадя за все благодеянья,Которыми решил он одаритьСтоль недостойное таких щедрот созданье,Чей разум, жизнь, искусство, дарованьеОтныне и навек ему посвящены,Чтоб славу воспевать и чаровать досуги…Превозносить свои грядущие заслуги,Как Музы прочие, и вы уметь должны…Но речи долгие не манятИх слышащих сто раз на дню,И слишком важными делами занятМонарх, чтоб вникнуть в вашу болтовню.Вам стоит лишь начать затейливую фразу,Как существо ее он угадает сразуИ, вас прервав с чарующей сердцаУлыбкой мудрою и благосклонной,Пройдет, блестящей свитой окруженный,Оставив вас, не молвившей словца,Не доигравшей роли до конца…Ну что ж, сочтите речь произнесеннойИ — удалитесь из дворца!

СОНЕТ

Господину Ламоту Ле-Вайе на смерть его сына

Дай горю своему слезами изойти!Оправдывает их безмерное страданье…Когда сгорает жизнь, что призвана цвести,И мудрости самой пе удержать рыданья.Какие тщимся мы приличия блюсти,Когда, предав земле любимое созданье,Бесстрастно говорим последнее «прости»?..Ведь это — лучших чувств жестокое попранье!Ушедшего никто и никогда не смогСлезами воскресить… И это ль не предлогИх влагой омочить иссушенные вежды?Сокровища ума и сердца своегоУнес с собой твой сын и все твои надежды…Оплакивай же их, оплакивай его!

СЛАВА КУПОЛУ ВАЛЬ-ДЕ-ГРАС

(Фрагмент)

Двадцатилетний труд вершащая краса,Величественный храм, вознесший в небесаДержавную главу, чтоб к солнцу быть поближе,Ты, первый средь чудес, рассеянных в Париже,Пришельцев и гостей притягиваешь взгляд!..Недаром о тебе немолчно говорят.Да светит сквозь века звездою путеводнойБлагочестивый дар принцессы благородной,Возвышенной души исполненный обет,Что в мрамор воплощен и через сотни лет—Обитель красоты, нетленная святыня —Пленит сердца людей, как их пленяет ныне!Но пуще всех богатств сокровищницы сейДа сохранит господь от разрушенья дней,От ржавчины времен венец сооруженья,Вершину мастерства — художника творенье!Ему лишь одному нет меры и ценыСреди всего, чем здесь глаза восхищены.О, как же ты сумел, Миньяр, на радость пашу,Наполнить купол сей — божественную чашу —Плодами светлых дум, и знаний, и трудов,Таланта, что возрос у тибрских берегов!Кто подсказал тебе, какой нездешний rennxiВ многообразье форм, и в блеск изображений,И в цвет, и в светотень облечь свои мечты?Где черпаешь, в каком сосуде красотыВсе замыслы свои? Какой огонь священныйТвой озаряет путь, необщпй и явленныйИз живописцев всех тебе лишь одному?Кто крылья дал уму и дару твоемуИ кисти наделил магическою силойВселенные творить из охры и белила,Былые времена сегодня воскрешать,Давать и камню жизнь, а дух — овеществлять?..Но ты молчишь, Миньяр, нам не раскрыв секрета.Художник неспроста его таит от света:Делиться хочет он лишь с собственным холстомДоставшимся ему великим мастерством —Он за него платил безмерною ценою!Но холст предаст тебя; своею же рукоюВолшебника на нем распишешься, Миньяр,В том, что для всех людей открыт твой щедрый дарТак каменный шатер, простершийся над нами,Стал школой мастерства, а мы — учениками,И ты, наставник наш, читаешь нам урокПо книге, в коей нет ни букв, ни слов, ни строкЛишь образы, чей вид являет нам законыИскусства твоего и все его каноны.

ЖАН ДЕ ЛАФОНТЕН

* * *

Жениться хорошо, да много и досады.Я слова не скажу про женские наряды:Кто мил, на том всегда приятен и убор;Хоть правда, что при том и кошелек неспор.Всего несноснее протпвиые советы,Упрямые слова и спорные ответы.Пример нам показал недавно мужичок,Которого жену в воде постигнул рок.Он, к берегу пришед, увидел там соседа:Не усмотрел ли он, спросил, утопшей следа.Сосед советовал вниз берегом идти:Что быстрина туда должна ее снести.Но он ответствовал: «Я, братец, признаваюсь,Что век она жила со мною вопреки:То истинно теперь о том не сумневаюсь,Что, потонув, она плыла против реки».

МЕЛЬНИК, ЕГО СЫН И ОСЕЛ

Послание г-ну де Мокруа

Эллада — мать искусств, за это ей хвала.Из греческих земель и басня к нам прпшла.От басни многие кормились, но едва лиОни до колоска всю ниву обобрали.Доныне вымысел — свободная страна.Не вся захвачена поэтами она.Их бредни разные я вспоминать не стану.Но слушай, что Малерб рассказывал Ракану.Они, кого венчал Горациев венец,Кого сам Феб учил и дал нам в образец,Гуляли как-то раз одни в безлюдной роще,—Друзьям наедине высказываться проще.И говорил Ракан: «Мой друг, скажите мне,Вы знаето людей, я верю вам вполне.Вы испытали все, видали тронов смену,И в вашем возрасте уж зпают жизни цену.Какой мне путь избрать? Подумайте о том.Вы знаете мои способности, наш дом,Родню, ну, словом, все, что нужно для суждепья.В провинции ль засесть, где наши все владенья,Идти ли в армию, держаться ли двора?Добра без худа нет, как худа без добра.В войне услады есть, а в браке — огорченья.Когда б мой личный вкус мне диктовал решенья,Мне цель была б ясна. Но двор, семья, друзья —Всем надо угодить, в долгу пред всеми я».И так сказал Малерб: «Вы просите совета?Я баснею, мой друг, отвечу вам на это.Мне довелось прочесть, что где-то на рекеКакой-то мельник жил в каком-то городке.У мельника был сын — на возрасте детина,И был у них осел — рабочая скотина.Но вот случилось так, что продавать ослаНужда на ярмарку обоих погнала.Чтоб лучше выглядел и не устал с дороги,Осла подвесили, жгутом опутав ноги.Как люстру, подняли и дружно понесли,Но люди со смеху сгибались до земли.„Вот это зрелище! Вот это смех! Видали?Осел совсем не тот, кого ослом считали!“И понял мельник мой, что впрямь смешон их вид.Осел развязан, снят и на земле стоит.Войдя во вкус езды на человечьих спинах,Он плачется на всех наречиях ослиных.Напрасно: малый сел, старик идет пешком.Навстречу три купца с откормленным брюшком.Один кричит: „Эй, ты! Не стыд ли пред народом?Сопляк! Обзавелся слугой седобородым,Так пусть и едет он, шагать ты сам не хвор!“Наш мельник не привык вступать с купцами в спор.Он сыну слезть велит и на осла садится.Как вдруг навстречу пм смазливая девица.Подружку тычет в бок с язвительным смешком:„Такому молодцу да чтоб идти пешком!А тот болван сидит, как на престоле папа!Теленок на осле, а на теленке — шляпа!И мнит себя орлом!“ А мельник хмуро вслед:„Ишь тёлка! Кто ж видал телка, который сед?“Но дальше — пуще! Все хохочут, и в досадеСтарик, чтоб их унять, сажает сына сзади.Едва отъехали шагов на тридцать — глядь,Идет компания, как видно погулять.Один опять кричит: „Вы оба, видно, пьяны!Не бейте вы его, он свалится, чурбаны!Он отслужил свое, не так силен, как встарь.Торопятся, скоты, чтоб эту божью тварьПродать на ярмарке, спустить ее на шкуру!“Мой мельник думает: „Нет, можно только сдуруСтараться на земле со всеми быть в ладу.А все ж на этот раз я способ уж найду.Сойдем-ка оба мы, авось удастся проба!“И, придержав осла, с него слезают оба.Осел, освободясь, пустился чуть не в бег.Идет навстречу им какой-то человек.„Вот новость, — молвпт он, — я не видал доселе,Чтобы осел гулял, а мельники потели!Кто должен груз тащить — хозяин иль осел?Ты в раму вставил бы скотину, мукомол:И польза в башмаках, и твой осел сохранней.Николь — наоборот: недаром пел он Жанне,Что сядет на осла. Да ты ведь сам осел!“И молвил мельник мой: „Какой народ пошел!Я, спору нет, осел, безмозглая скотина,Но пусть меня хулят иль хвалят — все едино:Я впредь решаю сам, что делать, — вот мой сказ“Он сделал, как решил, и вышло в самый раз.А вы — молитесь вы хоть Марсу, хоть Приапу,Женитесь, ратуйте за короля иль папу,Служите, странствуйте, постройте храм иль дом,—За что вас порицать — найдут, ручаюсь в том».

ПОХОРОНЫ ЛЬВИЦЫ

Супруга Льва скончалась.Все вдруг заволновалось, заметалось.К царю летят со всех сторонСлова любви и утешенья.Весь двор в слезах от огорченья.А царь — оповестить повелевает онО том, что похороны вскоре.В такой-то день и час быть всем, кто хочет, в сборе,Чтоб видеть мог и стар и малПечальный церемониал.Кто хочет? А зачем скрывать такое горе,Когда сам царь ревет с зари и до зари,Да так, что эхо у него внутри.У львов ведь нет иного храма.И следом семо и овамоНа всех наречиях придворные ревут.Под словом «двор» я мыслю некий людВеселый, горестный, а впрочем, равнодушныйКо всем и ко всему, зато царю послушный,Любым готовый стать, каким монарх велит,А если трудно стать, так хоть бы делать вид,Свой цвет менять пред ним и обезьянить даже.Придворные точь-в-точь рессоры в экипаже!Но мы ушли от похорон.Не плакал лишь Олень. А мог ли плакать он?Нет, он был отомщен. Ведь вот какое дело:Его жена и сын — их эта львица съела.Так мог ли плакать он? И льстец один донес,Что слышал смех его, но не заметил слез.А гнев царя, еще и Льва к тому же,Как Соломон сказал, всего па свете хуже.Но ведь Олень читать-то не привык,И что ему до чьих-то слов и книг!И Лев ему рычит: «Презренный лесовик!Смеешься? Плачут все, а ты затеял вздорить!Не буду когти о тебя позорить.Эй, Волки, все сюда, за королеву месть!На тризне надлежит вам съестьИзменника!» Тогда Олень в испуге:«Но время слез прошло! Я плакать сам готовО вашей, государь, достойнейшей супруге.Но я видал ее на ложе из цветов,И я узнал царицу сразу.Я следую ее приказу».«Мой друг! — она рекла. — Настал мой смертный час.Боюсь, что призовут как плакальщика вас.К чему? Когда я там, в блаженных кущах рая,В Элизии живу, среди святых святая.Но царь поплачет пусть. В блаженной вышинеЕго слеза отрадна мне».Весть мигом разнеслась повсюду.Все в крик: апофеоз! Он был свидетель чуду!Олень помилован, представлен к орденам.Прельщайте лестью высших саном,Сном позабавьте их, платпте им обманом.Немилость высшего страшна лишь дуракам.Приманку проглотил — и другом станет вам.

АФРОДИТА КАЛЛИПИГА

Сюжет заимствован у Атенея

Когда-то задницы двух эллинок-сестерУ всех, кто видел их, снискали девам славу.Вопрос был только в том, чтоб кончить важный спор:Которой первенство принадлежит по праву?Был призван юноша, в таких делах знаток,Он долго сравнивал и все решить не мог,Но выбрал наконец меньшую по заслугамИ сердце отдал ей. Прошел недолгий срок,И старшей — брат его счастливым стал супругом.И столько радости взаимной было там,Что, благодарные, воздвигли сестры храмВ честь их пособницы Кпприды Дивнозадой,—Кем строенный, когда — не знаю ничего,Но и среди святынь, прославленных Элладой,С благоговением входил бы я в него.

ДУНАЙСКИЙ КРЕСТЬЯНИН

Людей по внешности суди не больно шибко!Совет хорош, хотя не нов.Я всем рассказывать готов,Как мой Мышонок влип и в чем его ошибка.Так думаю не я один.Со мной Сократ, Платон и некий селянин,С Дуная прибывший, чей облик Марк АврелийИзобразил нельзя умелей.Двух первых знают все, а третий — вот вам он,Представленный со всех сторон:Весь волосат и борода густая.Он вышел, чащу покидая,Точь-в-точь медведь, когда храпел он много днейИ плохо вылизан. Глаза из-под бровейГлядят, как из кустов. Носатый, толстогубый.Вкруг бедер — вервие, а плащ из шерсти грубой.Такой был городов дунайских депутат,А, как известно всем, в лихие годы этиУгла бы не нашлось на свете,Где, в жажде всем владеть, Рим не держал солдат.И начал депутат пространнейшее слово:«Ты, Рим, и ты, сенат, присутствующий здесь,Сперва молю богов, да слышат глас мой днесьИ не дадут сказать мне ничего такого,Что лучше не сказать. Без помощи боговНетрудно глупостью нажить себе враговИ много натворить дурного.Не призовешь богов — нарушишь их закон,Тому свидетельство мы сами.Рим доблестью своей немало вознесен,Но больше — нашими грехами.И к нам пришел Небес возмездьем он.Но бойтесь, римляне, быть может, слезы нашиВам отольются, час пробьет,И Небо нам оружие вернет.Тогда мы сбросим рабский гнетИ будет ваш черед испить из горькой чаши.Ужель вы лучше всех? За что у ваших ногЛежит и наш народ, и все другие?Откуда взяли вы права такие?Вы осквернили чистый наш порог,Хоть мирно жили мы, возделывали нивы,Искусством наслаждались и трудом.А что германцам принесли вы?Они воспитанны, но и храбры притом.А будь нажива их кумиромИль будь, как вы, свирепа их орда,Не вы — они бы управляли миром,Но так бесчеловечно — никогда!И, право, кто ж не устыдится,Как римский претор, над людьми глумиться?Величье ваших храмов — и оноПозором ваших дел оскорблено.Ведь боги видят вас и ваши преступленья.Что показали вы? Презренпе к богам!Вы жадность довели до исступленьяИ в лупанар преобразили храм.Когда из Рима приезжает кто-то,К нему уходит все — наш хлеб, земля, работа,И он на все идет, чтоб этим овладеть.Уйдите прочь! Мы не желаем впредьДля вас возделывать полей своих просторы.Из городов мы убегаем в горы,Приходим к женам тайно, словно воры.Медведя встретишь — хоть беседуй с ним!Рождать рабов мы больше не хотимИ увеличивать для римлян населенье.А тех детей, что мы успели народить,Хотим от рабства оградить.Ваш гнет толкает нас на преступленье.Уйдите! Расслабленье и порок —Вот то, что римский нам принес урок.Германцы, угнетаемые вами,Насиловать и грабить стали сами.Другого не пришлось от римлян увидать.Кто не сумеет золото вам датьИль пурпур, может милости не ждать,Не ждать законности, не встретить снисхожденьяУ прокураторов. Боюсь, что эта речьВас доведет до раздраженья. Я кончил. Можете на смерть меня обречьЗа искренние выраженья».Так он сказал и смолк.Весь Рим был восхищенКрасноречивостью, умом, высоким духомТуземца, так что вскоре онПатрицием объявлен был, — по слухам,За речь его в награду. А затемСенат указ направил всем,Да, всем ораторам, такую речь навекиПринять за образец и в памяти беречь.Но Рим об этом человекеЗабыл, а с ним забыл и речь.

СОН МОНГОЛА

Один Монгол видал необъяснимый сон:Пред ним сидел Визирь, в Элизий вознесен,Где вечно жизнь души в блаженствах чистых длится;Назавтра сон другой смутил покой сновидца:Всходил Пустынник на костер.Кто сам в беде, и тот слезу тайком бы стер.Такие две судьбы — сюжет необычайный.Случись так наяву, Миносу был бы срам.Проснувшийся Монгол, дивясь подобным снам,Решил, что пахнет здесь какой-то жуткой тайной.Он рассказал об этом в чайной.И некий муж ему: «Ты страхи все забудь.Когда в таких делах я смыслю что-нибудь —А кое-что я видел в мире,—Здесь умысел богов. Визирь твой много летВ уединенье жил, покинув шумный свет,А вот Пустыпник твой обслуживал визирей».Посмей я что-нибудь прибавить к тем словам,Любовь бы я впушал к уедипенью вам.Его любителей буквально с каждым шагомПитают Небеса чистейшим новым благом.И я для скрытых нег весь душный свет отдамЗа милые места, где знал души отраду,За одиночество, за свежесть и прохладу.Кто уведет меня в леса, в поля, туда,Откуда далекн дворцы и города,Где правят девять муз, достойных приобщаяК Познанью светлых тел, чья сила неземная,На небесах удел блуждающий избрав,Нам предрешает все: дела, судьбу и нрав.И если не рожден я для великой цели,Пускай бы хоть ручьи свои мне песни пели,Чтоб мог их берегам я стих мой посвятить.Хоть Парка не вплетет в мой век златую нитьИ я не буду спать в разубранном чертоге,Но разве проигрыш я получу в итоге?Там ближе к Истине, а меньше ль там услад?Дабы в пустыне жить, я многим жертвам рад.И, к мертвым нисходя, кончая с жизнью счеты,Умру без горьких дум, как жил я без заботы.

ОЧКИ

Уже не раз давал я клятвенный обетОставить наконец монашенок в покое.И впрямь, не странно ли пристрастие такое?Всегда один типаж, всегда один сюжет!Но Муза мне опять кладет клобук на столик.А дальше что? Клобук. Тьфу, черт, опять клобукКлобук, да и клобук — всё клобуки вокруг.Ну что поделаешь? Наскучило до колик.Но ей, проказнице, такая блажь пришла:Искать в монастырях амурные дела.И знай пиши, поэт, хотя и без охоты!А я вам поклянусь: на свете нет писца,Который исчерпать сумел бы до концаВсе эти хитрости, уловки, извороты.Я встарь и сам грешил, по вот… да что за счеты!Писать так уж писать! Жаль, публика пуста:Тотчас пойдет молва, что дело неспроста,Что рыльце у него у самого в пушку, мол.Но что досужий плут про нас бы ни придумал,Положим болтовне, друзья мои, конец.Перебираю вновь забытие страницы.Однажды по весне какой-то молодецПробрался в монастырь во образе девицы.Пострел наш от роду имел пятнадцать лет.Усы не числились в ряду его примет.В монастыре себя назвав сестрой Колет,Не стал наш кавалер досуг терять без дела:Сестра Агнесса в барыше! Как в барыше?Да так: сестра недоглядела,И вот вам грех на сестриной душе.Сперва на поясе раздвинута застежка,Потом на свет явился крошка,В свидетели историю беру,Похож как вылитый на юношу-сестру.Неслыханный скандал! И это где — в аббатстве!Пошли шушукаться, шептать со всех сторон:«Откуда этот гриб? Вот смех! В каком ей братствеСлучилось подцепить подобный шампиньон?Не зачала ль она, как пресвятая дева?»Мать аббатиса вне себя от гнева.Всему монастырю бесчестье и позор!Преступную овцу сажают под надзор.Теперь — найти отца! Где волк, смутивший стадо?Как он проник сюда? Где притаился вор?Перед степами — ров, и стены все — что надо.Ворота — крепкий дуб, на них двойной запор.«Какой прохвост прикинулся сестрою? —Вопит святая мать. — Не спит ли средь овецПод видом женщины разнузданный самец?Постой, блудливый волк, уж я тебя накрою!Всех до одной раздеть! А я-то хороша!»Так юный мой герой был пойман напоследок.Напрасно вертит он мозгами так и эдак,Увы, исхода нет, зацапали ерша!Источник хитрости — всегда необходимость.Он подвязал, — ну да? — он подвязал тогда,Он подвязал, — да что? — ну где мне взять решимостьИ как назвать пристойно, господа,Ту вещь, которую он скрыл не без труда.О, да поможет мне Венерина звездаНайти название для этой хитрой штуки!Когда-то, говорят, совсем уже давно,Имелось в животе у каждого окно —Удобство для врачей и польза для науки!Раздень да посмотри и все прочтешь внутри.Но это — в животе, а что ни говори,Куда опасней сердце в этом смысле.Проделайте окно в сердцах у наших дам —Что будет, господи, не оберешься драм:Ведь это все равно что понимать их мысли!Так вот, Природа-мать — на то она н мать,—Уразумев житейских бед причины,Дала нам по шнурку, чтоб дырку закрыватьИ женщины могли спокойно н мужчины.Но женщины свой шнур — так рассудил Амур —Должны затягивать немножко чересчур,Всё потому, что сами сплоховали:Зачем окно свое некрепко закрывали!Доставшийся мужскому полу шнур,Как выяснилось, вышел слишком длинным.И тем еще придал нахальный вид мужчинам.Ну, словом, как ни кинь, а каждый впдит самЗОн длинен у мужчин и короток у дам.Итак, вы поняли — теперь я буду краток,—Что подвязал догадливый юнец:Машины главный штырь, неназванный придаток,Коварного шнурка предательский конец.Красавец нитками поддел его так ловко,Так ровно подогнул, что все разгладил там.Но есть ли на земле столь крепкая веревка,Чтоб удержать глупца, когда — о, стыд и срам! —Он нагло пыжится, почуяв близость дам.

Луи Ленен. Семейство молочницы

Давайте всех святых, давайте серафимов —Ей-богу, все они не стоят двух сантимов,Коль постных душ не обратят в телаПолсотни девушек, раздетых догола,Причем любви богиня им далаВсе, чтоб заманивать мужское сердце в сети:И прелесть юных форм, и кожи дивный цвет,—Все то, что солнце жжет открыто в Новом Свете,Но в темноте хранит ревнивый Старый Свет.На нос игуменья напялила стекляшки,Чтоб не судить об этом деле зря.Кругом стоят раздетые монашкиВ том одеянии, что, строго говоря,Для них не мог бы сшить портной монастыря.Лихой молодчик наш глядит, едва не плача,Ему представилась хорошая задача!Тела их, свежие, как снег среди зимы,Их бедра, их грудей упругие холмы,Ну, словом, тех округлостей пружины,Которые нажать всегда готовы мы,В движенье привели рычаг его машины,И, нить порвав, она вскочила наконец —Так буйно рвет узду взбешенный жеребец —И в нос игуменью ударила так метко,Что сбросила очки. Проклятая наседка,Лишившись языка при виде сих примет —Глядеть на них в упор ей доводилось редко,—Как пень уставилась на роковой предмет.Такой оказией взбешенная сверх меры,Игуменья зовет старух-овец на суд,К ней молодого волка волокут,И оскорбленные мегерыВыносят сообща суровый приговор:Опять выходят все во двор,И нарушитель мира посрамленный,Вновь окружаемый свидетельниц кольцом,Привязан к дереву, к стволу его лицом,А к зрителю — спиной и продолженьем оной.Уже не терпится старухам посмотреть,Как по делам его проучен будет пленник:Одна из кухни тащит свежий веник,Другая — розги взять — бегом несется в клеть,А третья гонит в кельи поскорееСестер, которые моложе и добрее,Чтоб не пустил соблазн корней на той земле,Но чуть, пособница неопытности смелой,Судьба разогнала синклит осатанелый,Вдруг едет мельник на своем осле —Красавец, женолюб, но парень без подвоха,Отличный кегелыцик и славный выпивоха.«Ба! — говорит, — ты что? Вот это так святой!Да кто связал тебя и по какому праву?Чем прогневил сестер? А ну, дружок^ открой!Или кобылку здесь нашел себе по нраву?Бьюсь об заклад, на ней поездил ты на славу.Нет, я уж понял все, мой нюх не подведет,Ты парень хоть куда, пускай в кости и тонок,Такому волю дай — испортит всех девчонок».«Да что вы, — молвит тот, — совсем наоборот:Лишь только потому я в затрудненье тяжком,Что много раз в любви отказывал монашкамИ не связался бы, клянусь вам, ни с однойЗа груду золота с меня величиной.Ведь это страшный грех! Нет, против божьих правилИ сам король меня пойти бы не заставил».Лишь хохоча в ответ на все, что он сказал,Мальчишку мельник быстро отвязалИ молвил: «Идиот! Баранья добродетель!Видали дурака? Да пет, господь свидетель,Взять нашего кюре: хоть стар, а все удал.А ты! Дай место мне! Я мастер в этом деле.Неужто от тебя любви они хотели?Привязывай меня да убирайся, брат,Они получат все и, верь мне, будут рады,А мне не надобно ни платы, ни награды,Игра и без того пойдет у нас на лад.Всех обработаю, не лопнул бы канат!»Юнец послушался без повторенья просьбы,Заботясь об одном: платиться не пришлось бы.Он прикрутил его к стволу и был таков.Вот мельник мой стоит, большой, широкоплечий,Готовя для сестер прельстительные речи,Стоит в чем родился и всех любить готов.Но, словно конница, несется полк овечий.Ликует каждая. В руках у них не свечи,А розги и хлысты. Свою мужскую статьНесчастный не успел им даже показать,А розги уж свистят. «Прелестнейшие дамы! —Взмолился он. — За что? Я женщинам не враг!И зря вы сердитесь, я не такой упрямыйИ уплачу вам все, что должен тот дурак.Воспользуйтесь же мной, я покажу вам чудо!Отрежьте уши мне, коль это выйдет худо!Клянусь, я в ту игру всегда играть готов,И я не заслужил ни розог, ни хлыстов».Но от подобных клятв, как будто видя черта,Лишь пуще бесится беззубая когорта.Одна овца вопит: «Так ты не тот злодей,Что к нам повадился плодить у нас детей!Тем хуже: получай и за того бродягу!»И сестры добрые нещадно бьют беднягу!Надолго этот день запомнил мукомол.Покуда молит он и, корчась, чуть не плачет,Осел его, резвясь и травку щипля, скачет.Не знаю, кто из них к чему и как пришел,Что мельник делает, как здравствует осел,—От этаких забот храни меня Создатель!Но если б дюжина монашек вас звала,За все их белые лилейные телаБыть в шкуре мельника не стоит, мой читатель.

ГИМН НАСЛАЖДЕНИЮ

Мы с детских лет к тебе влечемся, Наслажденье.Жизнь без тебя — что смерть: ничто в ней не манит.Для всех живых существ ты радостный магнит,Неодолимое для смертных прптяженье.Лишь соблазненные тобой,Мы трудимся, вступаем в бой.И воина и полководцаК тебе, услада, сердце рвется.Муж государственный, король, простой мужикК тебе стремятся каждый миг.И если б в нас самих, творцах стихов и песен,Не возникал напев, который так чудесен,И властной музыкой своей не чаровал —Стихов никто бы не слагал.И слава громкая — высокая награда,Что победителям дарит олимпиада —Ты, Наслажденье, ты! Мы знаем: это так,А радость наших чувств — не мелочь, не пустяк.Не для тебя ль щедроты Флоры,Лучи Заката и Авроры,Помоны яства и вино,Что добрым Вакхом нам дано,Луга, ручей в дремучей чаще,К раздумьям сладостным манящий?И не тобой ли все искусства рождены?И девы юные прелестны и нежныНе для тебя ли, Наслажденье?Да, в простоте своей я думаю, что тот,Кто хочет подавить влеченье,—И в этом радость обретет.В былое время был поклонником УсладыМудрейший из мужей Эллады.Сойди же, дивная, ко мне, под скромный кров —Ведь он принять тебя готов.Я музыку люблю, игру, и страсть, и книги,Деревню, город — все, я нахожу во всемПричину быть твоим рабом.Мне даже радостны сердечной грусти миги.Приди, приди! Тебе, быть может, невдомек,—Надолго ли тебя душа моя призвала?Столетье полное — вот подходящий срок.А тридцать лет мне слишком мало.

ПОСЛАНИЕ МАДАМ ДЕ ЛЯ САБЛИЭР

Теперь, когда я стар, и муза вслед за мнойВот-вот перешагнет через рубеж земной,И разум — факел мой — потушит ночь глухая,Неужто дни терять, печалясь и вздыхая,И жаловаться весь оставшийся мне срокНа то, что потерял все, чем владеть бы мог.Коль Небо сохранит хоть искру для поэтаОгня, которым он блистал в былые лета,Ее использовать он должен, помня то,Что золотой закат — дорога в ночь, в Ничто.Бегут, бегут года, ни сила, ни моленья,Ни жертвы, ни посты — ничто не даст продленья.Мы жадны до всего, что может нас развлечь,И кто так мудр, как вы, чтоб этим пренебречь?А коль найдется кто, я не из той породы!Солидных радостей чураюсь от природыИ злоупотреблял я лучшими из благ.Беседа ни о чем, затейливый пустяк,Романы да игра, чума республик разных,Где и сильнейший ум, споткнувшись на соблазнахДавай законы все и все права топтать,—Короче, в тех страстях, что и глупцам под стать,И молодость и жизнь я расточил небрежно,Нет слов, любое злое отступит неизбежно,Чуть благам подлинным предастся человек.Но я для ложных благ впустую тратил век.И мало ль нас таких? Кумир мы сделать радыИз денег, почестей, из чувственной услады.Танталов от роду, нас лишь запретный плодС начала наших дней и до конца влечет.Но вот уже ты стар, и страсти не по летам,И каждый день и час тебе твердит об этом,И ты последний раз упился б, если б мог,Но как предугадать последний свой порог?Он мал, остатний срок, хотя б он длился годы!Когда б я мудрым был, но милостей природыХватает не на всех, увы, Ирис, увы!О, если бы я мог разумным быть, как вы,Уроки ваши я б использовал частично.Сполна — никак нельзя! Но было бы отличноСоставить некий план, не трудный, чтоб с путиПреступно не было при случае сойти.Ах, выше сил моих — совсем не заблуждаться!Но и за каждою приманкою кидаться,Бежать, усердствовать, — нет, этим всем я сыт!«Пора, пора кончать! — мне каждый говорит,—Ты на себе пронес двенадцать пятилетий,И трижды двадцать лет, что ты провел на свете,Не видели, чтоб ты спокойно прожил час.Но каждый разглядит, видав тебя хоть раз,Твой нрав изменчивый и легкость в наслажденье.Душой во всем ты гость и гость лишь на мгновеньеВ любви, в поэзии, в делах ли — все равно.Об этом всем тебе мы скажем лишь одно:Меняться ты горазд — в манере, жанре, стиле.С утра Теренций ты, а к вечеру Вергилий,Но совершенного не дал ты ничего.Так стань на новый путь, испробуй и его.Зови все девять муз, дерзай, любую мучай!Сорвешься — не беда, другой найдется случай.Не трогай лишь новелл, — как были хороши!»И я готов, Ирис, признаюсь от души,Совету следовать — умен, нельзя умнее!Вы не сказали бы ни лучше, ни сильнее.А может, это ваш, да, ваш совет опять?Готов признать, что я — ну как бы вам сказать? —Парнасский мотылек, пчела, которой свойстваПлатон примеривал для нашего устройства.Созданье легкое, порхаю много летЯ на цветок с цветка, с предмета на предмет.Не много славы в том, но много наслаждений.В храм памяти — как знать? — и я б вошел как гений,Когда б играл одно, других не щипля струн.Но где мне! Я в стихах, как и в любви, летунИ свой пишу портрет без ложной подоплекизНе тщусь признанием свои прикрыть пороки.Я лишь хочу сказать, без всяких ах! да ох! —Чем темперамент мой хорош, а чем он плох.Как только осветил мне жизнь и душу разум,Я вспыхнул, я узнал влечение к проказам,И не одна с тех пор пленительная страстьМне, как тиран, свою навязывала власть.Недаром, говорят, рабом желаний праздныхВсю жизнь, как молодость, я загубил в соблазнах.К чему шлифую здесь я каждый слог и стих?Пожалуй, ни к чему: авось похвалят их?Ведь я последовать бессилен их совету.Кто начинает жить, уже завидев Лету?И я не жил: я был двух деспотов слугой,И первый — праздный шум, Амур — тиран другой.Что значит жить, Ирис? Вам поучать не внове.Я даже слышу вас, ответ ваш наготове:Живи для высших благ, они к добру ведут.Используй лишь для них и свой досуг и труд.Чти Всемогущего, как деды почитали,Заботься о душе, от всех Филид подале,Гони дурман любви, бессильных клятв слова —Ту гидру, что всегда в людских сердцах жива.О ЖЕНИТЬБЕЖениться? Как не так! Что тягостней, чем брак?На рабство променять свободной жизни благо!Второй вступивший в брак уж верно был дурак,А первый — что сказать? — был просто бедолага.

НА ЖЕНИТЬБУ СТАРИКА

Жениться он не стал в свои младые лета,Когда, как говорят, умел он делать это.Он взял жену на склоне дней;Но что он будет делать с ней?

ЭПИТАФИЯ БОЛТУНУ

Пред тем как в мир уйти иной,Немало напорол он чуши;Теперь вкушает он покой —И нам не беспокоит уши.

ЭПИТАФИЯ ЛЕНТЯЮ

Каков приход, таков был и уход.Жан промотал наследство и доход,К богатствам никогда и не стремился.А жизнь устроить был он не дурак:Разбил на две и разбазарил так:Полжизни спал, полжизни проленился.

ЭПИГРАММА НА ВОСКЛИЦАНИЕ УМИРАВШЕГО СКАРРОНА

Скаррон, почувствовав, что кончен здешний путь,Взмолился к Парке: «Погоди чуть-чуть,Дай мне с моей сатирой расквитаться».Но Клото молвит: «Кончишь там, не нудь!Скорей, скорей! Нашел когда смеяться!»

ЖАН РАСИН

СТАНСЫ ПАРТЕНИЗЕ

Партениза! Смогу ль превозмочь твои чары!Ты подобна богам этой властью большой.И кто взглядов твоих переносит удары,Тот, наверно, ослеп, или слеп он душой.И во власть твою я вдруг отдался бездумно,Беззащитен я был, и не вырвался стон,Околдован тобой и влюбленный безумно,Я всем сердцем приял Партенизы закон.И хоть с волей моей мне пришлось распроститься,Не жалею о ней и о ней не грущу.Счастлив я: хоть я раб, только раб у царицы!..От всего я отвык, ничего не хочу.Я увидел, что ты среди всех вне сравненья,И слепит мне глаза яркий блеск твоих глаз,И пленило мне слух твое дивное пенье,И сковали мне цепь завитки твоих влас.Я увидел и то, что невидимо взгляду,Я открыл в тебе клад потаенных красот,Твое тело полно несказанной услады,Достигает душа несказанных высот.Ты — мила, ты любви оказалась достойной,По достоинствам смог оценить я тебя.Все рождает любовь к тебе, юной и стройной,И любовь родилась — все забыл я любя.И с тех пор как любви превзошел я искусство,Вдохновения жив во мне пыл и подъем.Никогда не умрет столь прекрасное чувство.Партениза! Ты век будешь в сердце моем.Ибо душу мою озарила не ты ли?И ожег меня жар не твоих ли очей?И лицо, и твой стан мое сердце пленили,Мне не жить без любви яшвотворных лучей.Партеииау пусть вы никогда не видали,О леса и поля, о хребты и ручьи,Не забудьте стихи, что хвалу ей воздали,И не меркни, любовь! Вековечно звучн!

ГИМН III

ЖАЛОБЫ ХРИСТИАНИНА, СТРАДАЮЩЕГО ОТ РАЗДОРА С САМИМ СОБОЙ

(Из Послания св. Павла к римлянам, гл. VII)

Господь! Как этот бой упорен!В себе я ощущаю двух:Один стремит к тебе мой дух,В своем порыве непритворен;Другой, строптив и непокорен,Увы, к твоим законам глух.Один — в нем истина святая,Он к вечному добру влечет,Чтоб я достиг твоих высот,Все прочее пустым считая;Другой, от неба отторгая,К земле всей тяжестью гнетет.Ну как, ведя войну такую,Себя с собою примирю?Не действую — лишь говорю,Хочу — о, жалкий! — все впустую:Стремлюсь к добру, со злом враждую,Но не добро, а зло творю.О, животворный свет вселенной!Даруй мне мир, о Всеблагой!Прикосновенья удостой,Смири раздор души презренной,Чтоб раб ничтожный плоти бреннойСтал преданным твоим слугой.

НИКОЛА БУАЛО-ДЕПРЕО

САТИРА ПЯТАЯ

Маркизу де Данжо

Высокий род, Данжо, не плод воображенья,Коль тот, кто от богов ведет происхожденье,Вступив на доблестный, достойный предков путь,Постыдным для себя сочтет с него свернуть.Но если пошлый фат, изнеженный и томный,Заслугами отцов бахвалится нескромно,Стяжать их почести желанье возымев,То мне внушает он презрение и гнев.Допустим, что его прославленные дедыОдерживали впрямь великие победы,Что одному, кто был всех боле знаменит,Капет пожаловал три лилии на щит,—Былая слава их с венками обветшала,И не причастен к ней он, как и мы, нимало,Хоть и храпит ее в пергаментных листах,Пока они еще не превратились в прах.Да как бы ни был он велик и славен родом, —В позорной праздности коснея год за годом,Он прадедов и честь и гордость предаетИ унижает свой высокочтимый род.Но он столь горд собой, кичится столь надменноМаститою родней до сотого колена,Как если б ие был сам из праха сотворенИ был над смертными высоко вознесен.В самовлюбленности и глупом ослепленьеОн дерзко ждет, что все пред ним склонят колени!Но я подобный тон не склонен выноситьИ с полной прямотой хочу его спросить:«Ответьте вы, чей ум и доблесть столь известны,Среди животных кто уважен повсеместно?»Вы скажете: скакун, могучий исполин,Несущий всадника в лесах и средь долин,Отважный друг в бою, в походе неустанный!Вы правы: некогда Баярды и АльфаныЯвлялись на турнир во всей своей красе.Но век их миновал, они истлели все,И вот потомки их живут совсем иначе —Они таскают кладь, безропотные клячи!А вы хотели бы, чтоб чтили вас равноС героями, увы, почившими давно?Тогда, не тщась сиять их потускневшим блеском,Старайтесь к весу их не быть простым довескомИ, от героев род стремясь по праву весть,Явите нам в себе их доблесть, долг и честь,Их рвение в делах, их ненависть к порокам,Бесстрашие в бою тяжелом и жестоком,Умейте побеждать, не требуя наград,И в поле ночевать, не сияв железных лат.Коль вы таким себя покажете однажды,Высокородным вас тотчас признает каждый;Тогда вы сможете ввести в свой древний родЛюбого короля, какой вам подойдет,Взять из бездонного истории колодцаАхилла, Цезаря — любого полководца,И пусть вопит педапт: «Мы вас разоблачим!»,—Хоть вы не правнук пх, но быть достойны им!Но если предок ваш, — прямой, а не побочный! —Хоть сам Геракл, а вы — ленивы и порочны,То чем длинней ваш род — скажу вам без прикрас,—Тем больше в нем прямых свидетельств против вас.Вы в самомнении, сейчас, увы, нередком,Наносите урон своим достойным предкам;Ошибочно решив, что красят вас они,Вы мирно дремлете в их благостной тени,Пытаясь нацеппть их пышные одежды…Они вас не спасут, напрасные надежды,Вы настоящего не скроете лица:Я вижу труса в вас, злодея, подлеца,Вы льстец, способный лпшь на ложь и преступленье,Здорового ствола гннлое ответвленье!Быть может, ярости увлек меня порыв?Быть может, слишком я горяч, нетерпелив?Согласен. Я смягчусь. С великими так смелоНегоже говорить. Итак, вернемся к делу.Известен ли ваш род и древен ли? — О да!Я тридцать пять колен представлю без труда.— Немало! — И притом прямых и безусловных!Их титулы пестрят в древнейших родословных;Столетий пыль щадит их негасимый свет.— Но кто поручится, что в долгой цепи летВсем вашим пращурам, чьи налицо заслуги,Хранили верность их примерные супруги,Что никогда, нигде какой-нибудь нахалПрямую линию коварно не прервалИ что за все века, от первого колена,Кровь предков в вас чиста и неприкосновенна?Ах, предки, титулы!.. Да будет проклят день,Когда прокралась к нам вся эта дребедень!Ведь были времена покоя и расцвета,Когда никто еще и не слыхал про это,Гордился каждый тем, что смел и честен он,Всех ограждал равно один для всех закон;Заслона не ища в родне, стоящей строем,Герой был славен тем, что сам он был героем.Но справедливости с годами вышел срок.Честь стала не в чести, возвысился порок,И гордецы, свое установив господство,Ввели для избранных понятье «благородство».Откуда ни возьмись, тотчас со всех сторонПосыпались слова: маркиз, виконт, барон…Отвагу, щедрость, ум с успехом заменилиЗаслуги прадедов и давность их фамилий,А некий геральдист для пущей похвальбыПридумал вензеля, мудреные гербыИ тьму красивых слов: ламбели, контрпалы,—Чтоб те, кому ума и знаний не хватало,Могли употреблять, как некий свой язык,Слова, к которым слух обычный не привык.Тут все сошли с ума; у всех одна забота:Поля, картьеры, львы, эмаль и позолота…Не важен человек, коль есть гербовый щит,—Он тем уже красив, и добр, и знаменит.Но, чтобы подтвердить, что ты столь знатен родом,Ты должен быть богат. Забудь же счет расходам,Проматывай все то, что нажил твой отец,Купи и разукрась роскошнейший дворец,И знай, что свет тебя признает тем скорее,Чем ярче и пышней у слуг твоих ливреи.А те, кто победней, привыклп деньги в долгБрать всюду, где дают; и, зная в этом толк,Умеют с помощью уловок и запоровСкрываться до поры от грубых кредиторов.Но вот приходит час: разряженный юнецСел за долги в тюрьму. Он разорен вконец.Пытаясь избежать скандала и позора,Ведет ои под венец дочь выскочки и вораИ, чтобы оплатить издержки по суду,Весь род свой продает за денежную мзду.Так сохраняет он отцовское поместье,Спасая честь свою — увы! — ценой бесчестья.Да что высокий сан без золота? — Пустяк!Вы монете свой род хвалить и так и сяк,Но если нет к нему еще монеты звонкой,—Сочтут маньяком вас и обойдут сторонкой.Зато богач всегда в почете и в цене.Пусть был лакеем он, коль деньги есть в мошне,Какой-нибудь Дозье, порывшись в книгах пыльных,Найдет князей в его преданиях фамильных.Ты не таков, Данжо, мой благородный друг!Тебе тщеславиться другими недосуг.Оказано тебе доверье и вниманьеМонархом, чья вся жизнь — прекрасное деянье.Не славой прадедов король наш знаменит:Высокий дух его с героями роднит.Он презирает лень, изнеженность, наряды,Он от судьбы не ждет дарованной награды,А обладает тем, что завоюет сам,И тем дает пример всем прочим королям.Коль хочешь ты себя покрыть законной славой,Будь для него во всем его рукою правойИ докажи, что есть в наш лицемерный векДостойный короля и честный человек.

САТИРА ШЕСТАЯ

ПАРИЖСКИЕ НЕВЗГОДЫ

О господи, ну кто там поднял крик опять?Или ложатся спать в Париже, чтоб не спать?Какой нечистый дух сюда во мраке ночиСгоняет всех котов, вопящих что есть мочи?С постели соскочив, я ужасом объят:Спасенья нет от них, ночь превративших в ад!Один рычит, как тигр, другой, чей голос тонок,Кричит отчаянно и нлачет, как ребенок.Но мало этого! Чтоб доконать меня,Звучит им в унисон мышей и крыс возня,И по ночам она так мучит и тревожит,Как сам аббат де Пюр днем досадить не может.Хоть и не создан я для участи такой,Всё словно в сговоре, чтоб мой сгубить покой:Едва лишь петухов пронзительное пеньеНачнет испытывать мое долготерпенье,Как слесарь, чье жилье, за то, что грешен я,Господь расположил так близко от меня,—Ужасный слесарь вдруг пускает в ход свой молот,И хоть по жести бьет — мой череп им расколот.Затем я слышу скрип колес и стук подков,В соседней лавочке снят с грохотом засов,Звонят колокола на сотне колоколен,Чей похоронный звон, от коего я болен,До самых туч летит и сотрясает их:Вот так здесь мертвых чтят, вгоняя в гроб живых.Когда б мне выпало терпеть лишь эти муки,Я с благодарностью воздел бы к небу руки:Хоть дома плохо мне и жизни я не рад,Из дома выхожу — и хуже во сто крат.Куда бы я ни шел, приходится толкатьсяВ толпе докучливой, и тут уж может статься,Что кто-то в бок толкнет, нисколько не стыдясь,И шапка с головы слетит нежданно в грязь;А вот уже нельзя и перейти дорогу:В гробу несут того, кто душу отдал богу.Чуть дальше, на углу, сцепились двое слуг,Ворчат прохожие, на них наткнувшись вдруг;Я дальше путь держу, и снова остановка:Мостильщики проход мне преграждают ловко.Забрался кровельщик на крышу, и летятВниз черепиц куски, напоминая град.Вдруг появляется телега, на которой,Как бы предвестием великого затора,Бревно качается, и этот груз большойШесть тянут лошадей по скользкой мостовой.Карета катится навстречу. Столкновенье.И вот уже лежит в грязи через мгновеньеС разбитым колесом карета, а за ней,Желая сквозь затор пробиться поскорей,Другая в грязь летит; движенье прекратилось,Не меньше двадцати карет остановилось,И в довершение, поскольку рок суров,Пришли погонщики, гоня своих быков.Все жаждут выбраться отсюда, всем неймется,То вдруг мычание, то ругань раздается;Сто конных, призванных порядок навести,Теряются в толпе, порядок не в чести,Царит сумятица, не ведая преграды,Хоть время мирное — повсюду баррикады,И крик стоит такой, что утонул бы в немС небес обрушенный на землю божий гром.Поскольку я в пути встречаюсь то и делоС подобной кутерьмой, а ждать мне надоело,То я, не зная сам, что лучше предпринять,Готов пойти на риск и путь свой продолжать.И вот сквозь толчею пытаюсь я пробиться,По лужам прыгаю, чтоб как-то уклонитьсяОт яростных толчков, и, вырвавшись на свет,Я грязью весь покрыт, живого места нет.Путь продолжать нельзя: мой вид теперь отвратен.В какой-то двор вбежав, от грязи и от пятенХочу избавиться. Но чтоб меня добить,Разверзлись небеса, дождь начинает лить.Для тех, кто улицу перебежать желает,Доска лежит и мост она изображает.Любого смельчака страшит подобный мост,Настолько переход опасен и не прост.Потоки хлещут с крыш, и под доской непрочной,Бурля, течет река в канаве водосточной.Но я иду вперед: грядущей ночи мрак,В меня вселяя страх, мой ускоряет шаг.Едва лишь сумерки в права свои вступаютИ лавки запереть надежно заставляют,Едва лишь мирные купцы, придя домой,Начнут подсчитывать в тиши доход дневной,Едва стихает шум и умолкают споры,Как тотчас городом овладевают воры.Глухой и мрачный лес с Парижем не сравнишь,Затем что во сто крат опаснее Париж.Беда тому, кто в ночь, гоним нежданным делом,Попал на улицу: нельзя быть слишком смелым.Бандиты тут как тут. «Стой! Жизнь иль кошелек!»Сдавайтесь. Или нет, деритесь, чтобы смогИ вашу смерть вписать историк в длинный свиток,Где уличных убийств и так уже избыток.А что касается меня, то я в кровать,Едва нисходит мрак, укладываюсь спать,И в комнате своей тушу я свет поспешно.Но вот закрыть глаза пытаюсь безуспешно.Какой-то наглый сброд, забыв и страх и стыд,Из пистолета вдруг в окно мое палит.Я слышу, как вопят: «Спасите! Убивают!»«Горит соседний дом!» — из темноты взывают.Дрожа от ужаса, я мчусь из спальни прочь.Забыв надеть камзол, я бегаю всю ночьПо нашей улице, и весь квартал пороюНапоминает мне пылающую Трою,В которую смогли ворваться греки вдругИ собираются разграбить все вокруг.Но вот горящий дом под нашими баграмиНа землю рушится, и затухает пламя.Я, полотна белей, тащусь к себе домой.Ночь подошла к концу, я вижу свет дневной,Ложусь опять в постель, по па душе тревожно.Лишь деньги уплатив, уснуть в Париже можно.Как хорошо купить участок, а на немВдали от улицы себе построить дом!Париж для богача рисуется иначе:Он в городе живет и вроде бы на даче,Он видит пред собой всегда зеленый сад,Деревья средь зимы весну ему сулят,И, чувствуя ковер цветочный под ногами,Он тешит сам себя приятными мечтами.А я, кто не сумел добра себе нажить,Живу как бог велит и там, где можно жить.

ПОСЛАНИЕ РАСИНУ

Расин, какой восторг даруешь ты сердцам,Когда твои стихи актер читает нам!Над Ифигенией, закланью обреченной,Так не скорбели все в Авлиде омраченной,Как наши зрители, рыдавшие над ней,Увидев Шанмеле в трагедии твоей.Но помни все-таки, что дивные твореньяТебе всеобщего не сыщут одобренья:Ведь возле гения, идущего путем,Который был толпе доселе незнаком,Безостановочно плетет интрига сети.Его соперники, мигая в ярком свете,Как стая воронья, кружат над головой…Вернейшие друзья и те подъемлют вой.И лишь у вырытой на кладбище могилы,Когда безмолвствуют смущенные зоилы,Все постигают вдруг, какой угас певец,И возложить спешат ему на гроб венец.Пока дощатый гроб и горсть земли печальнойНе скрыли навсегда Мольера прах опальный,Его комедии, что все сегодня чтут,С презреньем отвергал тупой и чванный шут.Надев роскошные придворные одежды,На представленье шли тупицы и невежды,И пьеса новая, где каждый стих блистал,Была обречена их кликой на провал.Иного зрелища хотелось бы вельможе,Графиня в ужасе бежала вон из ложи,Маркиз, узнав ханже суровый приговор,Готов был автора отправить на костер,И не жалел виконт проклятий самых черныхЗа то, что осмеять поэт посмел придворных…Но Парка ножницы безжалостно взяла,И навсегда его от нас укрыла мгла.Тогда признали все Мольера чудный гений.Меж тем Комедия, простертая на сцене,Давно немотствует, и некому помочьЕй снова встать с колен и горе превозмочь.Таков Комедии конец весьма бесславный.Трагический поэт, Расин, Софоклу равный,Единственный, кто нас утешить может в том,Что старится Корнель и пламя гаснет в нем,—Зачем дивишься ты, когда завистник бледный,Исполнен ярости, бессонной и зловредной,Тебя преследует жестокой клеветой?Господень промысел, премудрый и святой,О пользе смертного печется неуклонно:На ложе почестей талант клонится сонно,Но, от ленивых грез врагами пробужден,К вершинам мастерства идет бесстрашно он,Мужая с каждым днем наперекор обидам.Был Цинна некогда рожден гонимым Сидом,И, может быть, твой Бурр лишь потому хорош,Что в Пирра критика вонзала острый нож.Я, правда, получил лишь скромное призваньеИ не привлек к себе завистников вниманье,Но я в суждениях так прям и так суров,Что смог приобрести полезнейших врагов:Они мне помогли своей хулой надменнойОтшлифовать мой дар, убогий и смиренный.Пытались столько раз меня поймать они,Что издали теперь я вижу западни,И тем старательней стихов шлифую строчки,Что ищут недруги ошибок в каждой точке;Они везде кричат о слабостях моих,—Я слушаю нх брань и тут же правлю стих;Крупицу разума увидев в их сужденьях,Я не упорствую нисколько в заблужденьях:От злобной критики, где доля правды есть,Я лучше становлюсь — изысканная месть.Примеру моему ты следовать попробуй:Когда тебя чернят и донимают злобой,Насмешками ответь на неумолчный войИ пользу извлеки из браии площадной.Твой критик неумен, бессилен и ничтожен.Парнас во Франции тобой облагорожен,Тебя он защитит от козней и интриг,И правнуки поймут, как был Расип велик.Кто Федру зрел хоть раз, кто слышал стоны болиЦарицы горестной, преступной поневоле,Тот, строгим мастерством поэта восхищеи,Благословит наш век за то, что видел он,Как рос и расцветал твой несравненный гений,Создавший дивный рой блистательных творений.Так пусть себе ворчит и тщетно злится тот,Кто полон горечи, псппв Расина мед!Не важно, что Перрен — всегдашний наш гонитель,Что ненавидит пас «Ионы» сочинитель,Что сердится Линьер, бездарнейший дурак,И множество других посредственных писак;Но важно, чтоб и впредь творенья нашей музыЛюбил народ и двор и знали все французы,Чтоб королю они понравиться могли,Чтоб их читал Конде, гуляя в Шантильи,Чтоб трогали они Ларошфуко, Вивона,Ангьена строгого, Кольбера и Помпона,Чтоб тысячи людей нашли порою в нихИ мысли острые, и благородный стих…А под конец хочу просить у провиденья,Чтоб герцог Монтозье им вынес одобренье!К таким читателям здесь обращаюсь я.Но глупых критиков обширная семья,Все почитатели посредственности пресной,—Мне их суждение отнюдь не интересно:Пускай спешат туда, где, ими вознесен,Своей трагедией их угостит Прадон!

ПОЭТИЧЕСКОЕ ИСКУССТВО

(Фрагменты)

ИЗ ПЕСНИ ПЕРВОЙ

Будь то в трагедии, в эклоге иль в балладе,Но рифма не должна со смыслом жить в разладе;Меж ними ссоры нет и не идет борьба:Он — властелин ее, она — его раба.Коль вы научитесь искать ее упорно,На голос разума она придет иокорпо,Охотпо подчинись привычному ярму,Неся богатство в дар владыке своему.Но чуть ей волю дать — восстанет против долга,И разуму ловить ее придется долго.Так пусть же будет смысл всего дороже вам,Пусть блеск и красоту лишь он дает стихам!Иной строчит стихи как бы охвачен бредом:Ему порядок чужд и здравый смысл неведом.Чудовищной строкой он доказать спешит,Что думать так, как все, его душе претит.Не следуйте ему. Оставим итальянцамПустую мишуру с ее фальшивым глянцем.Всего важнее смысл; но, чтоб к нему прийти,Придется одолеть преграды на пути,Намеченной тропы придерживаться строго:Порой у разума всего одна дорога.Нередко пишущий так в свой предмет влюблен,Что хочет показать его со всех сторон:Похвалит красоту дворцового фасада;Начнет меня водить по всем аллеям сада;Вот башенка стоит, пленяет арка взгляд;Сверкая золотом, балкончики висят;На потолке лепном сочтет круги, овалы:«Как много здесь гирлянд, какие астрагалы!»Десятка два страниц перелистав подряд,Я жажду одного — покинуть этот сад.Остерегайтесь же пустых перечислений,Ненужных мелочей и длинных отступлений!Излишество в стихах и плоско и смешно:Мы им пресыщены, нас тяготит оно.Не обуздав себя, поэт писать не может.Спасаясь от грехов, он их порою множит,У вас был вялый стих, теперь он режет слух;Нет у меня прикрас, по я безмерно сух;Один избег длиннот и ясности лишился;Другой, чтоб не ползти, в туманных высях сх(рылся.Хотите, чтобы вас читать любили мы?Однообразия бегите, как чумы!Тягуче гладкие, размеренные строкиНа всех читателей наводят сон глубокий.Поэт, что без конца бубнит унылый стих,Себе поклонников ие обретет меж них.Как счастлив тот поэт, чей стих, живой и гибкий,Умеет воплотить и слезы и улыбки.Любовью окружен такой поэт у нас;Барбен его стихи распродает тотчас.Бегите подлых слов и грубого уродства.Пусть низкий слог хранит и строй и благородство.Вначале всех привлек разнузданный бурлеск:У нас в новинку был его несносный треск.Поэтом звался тот, кто был в остротах ловок.Заговорил Парнас на языке торговок.Всяк рифмовал, как мог, не ведая препон,И Табарену стал подобен Аполлон.Всех заразил недуг, опасный и тлетворный,Болел им буржуа, болел им и придворный,За гения сходил ничтожнейший остряк,И даже Ассуси хвалил иной чудак.Потом, пресыщенный спм вздором сумасбродным,Его отринул двор с презрением холодным;Он шутку отличил от шутовских гримас,И лишь в провинции «Тифон» в ходу сейчас.Возьмите образцом стихи Маро с их блескомИ бойтесь запятнать поэзию бурлеском;Пускай им тешится толпа зевак с Пон-Неф.Но пусть не служит вам примером и Бребеф.Поверьте, незачем в сраженье при Фарсале,Чтоб «горы мертвых тел и раненых стенали».С изящной простотой ведите свой рассказИ научитесь быть приятным без прикрас.

ИЗ ПЕСНИ ЧЕТВЕРТОЙ

Воспитанники муз! Пусть вас к себе влечетНе золотой телец, а слава и почет.Когда вы пишете и долго и упорно,Доходы получать потом вам не зазорно,Но как противен мне и ненавистен тот,Кто, к славе охладев, одной наживы ждет!Камену он служить издателю заставилИ вдохновение корыстью обесславил.Когда, не зная слов, наш разум крепко спал,Когда законов он еще не издавал,Разъединенные, скитаясь по дубравам,Людские племена считали силу правом,И безнаказанно, не ведая тревог,В то время человек убить другого мог.Но вот пришла пора, и слово зазвучало,Законам положив прекрасное начало,Затерянных в лесах людей соединив,Построив города среди цветущих нив,Искусно возведя мосты и укрепленьяИ наказанием осилив преступленья.И этим, говорят, обязан мир стихам!Должно быть, потому гласят преданья нам,Что тигры Фракии смирялись и, робея,Ложились возле ног поющего Орфея,Что стены Фив росли под мелодичный звон,Когда наигрывал на лире Амфион.Да, дивные дела стихам на долю пали!В стихах оракулы грядущее вещали,И жрец трепещущий толпе, склоненной в прах,Суровый Феба суд передавал в стихах.Героев древних лет Гомер навек прославилИ к дивным подвигам сердца людей направил,А Гесиод учил возделывать поля,Чтобы рождала хлеб ленивая земля.Так голос мудрости звучал в словах поэтов,И люди слушались ее благих советов,Что сладкозвучием приковывали слух,Потом лились в сердца и покоряли дух.За неусыпную заботливость опекиБоготворили муз по всей Элладе грекиИ храмы стройные в их воздвигали честь,Дабы на пользу всем могли искусства цвесть.Но век иной настал, печальный и голодный,И утерял Парнас свой облик благородный.Свирепая корысть — пороков грязных мать —На души и стихи поставила печать,И речи лживые для выгоды слагала,И беззастенчиво словами торговала.Вы презирать должны столь низменную страсть.Но если золото взяло над вами власть,Пермесскою волной прельщаться вам не стоит:На берегах иных свой дом богатство строит.Певцам и воинам дарует АполлонЛишь лавры да подчас бессмертие имен.

НАЛОЙ

(Из ирои-комической поэмы)

Пою сражения и грозного прелата,Что, духом рвения высокого объятый,Стезею праведной ведя свой славный храм,Налой на клиросе велел поставить там.Вотще его оттоль псаломщик дерзновенныйПытался удалить; прелатом неизменноНа место прежнее он водворяем был.В конце концов налой скамью врага накрыл.О муза, расскажи, как злое мести пламяМежду священными вдруг вспыхнуло мужами,Сколь продолжительный их разделял разлад.Ах, и у набожных в душе вскипает яд!А ты, великий муж, чья мудрость поборолаНа благо церкви зло растущего раскола,Мой труд благослови и выслушай рассказО славных подвигах, от смеха удержась…………………………..…В укромной глубине безмолвного альковаКровать с периною из пуха дорогогоРоскошно высилась, завесой четвернойЗакрытая, чтоб свет не проникал дневной.Там, в сладостной тиши прохладной полутени,Несокрушима власть вовек блаженной Лени.И там-то, завтраком заправившись, прелатЖдет в легком полусне обеденных услад.Лицо его блестит, как некий самородок,Двойной спускается на шею подбородок,И тела мягкий груз, в подушки погружен,Их нудит издавать порой тяжелый стон.Накрытый видит стол вошедшая богиняИ восхищается церковной благостыней.К прелату, спящему в тиши, она спешитИ, к изголовию склонившись, говорит:«Ты спишь, прелат? Меж тем псаломщик дерзновенныйТам вздумал за тебя служить неприкровенно —Молитвы возносить, процессы возглавлять,Благословения потоком изливать.Ты спишь? Иль ждешь, когда, от ужаса бледнея,Увидишь и стихарь и митру на злодее?Ах, ежели тебе всего милей покой,То на епископский свой сан махни рукой».Она умолкла: уст ее мирских дыханьеВ прелате вызвало сутяжное алканье.Он, весь дрожа, встает, но, несмотря на дрожьБогиню вещую благословляет все ж.Как бык, ужаленный осою разъяреннойИ роком за укус на гибель обреченный,Страданием томим, от боли сам не свой,Протяжный издает на всю округу вой,—Так пламенный прелат, дрожа от сновиденья,Прислугу верную ругает в исступленьеИ, разжигая всласть свой справедливый гнев,Решает в храм пойти, обеда не поев.Напрасно Жилотен, сей капеллан примерный,Его уговорить пытается усердно,Что, в полдень из дому уйдя, огромный вредСебе он нанесет: остынет весь обед.«Какого, — молвит он, — безумия слепогоВы стали жертвою? На кухне все готово.Нельзя же забывать про свой высокий сан!Он разве для того, чтобы работать, дан?И к месту ли теперь святое ваше рвенье?Довольно без того часов поста и бденья.Придите же в себя и знайте, что обедНе стоит ничего, когда он подогрет».Так молвит Жилотен и, рассудив не глупо,Тотчас велит подать на стол тарелку супа.С священным трепетом прелат на суп глядит,Как будто онемев: весь мир им позабыт.

ЭПИГРАММА НА СЕН-СОРЛЕНА

Заспорили Менаж с Биленом:Был или нет (давным-давно)Опубликован Сен-СорленомТруд в посрамление Арно?Книгопродавец был, из старых,В собранье, — он им дал ответ:«Я издавал. В ста экземплярах.Тому… позвольте… двадцать лет».«Боюсь, издатель спрос превысил,—Я молвил, — автор скучноват».Был тон книгопродавца кисел:«Все сто так в лавке и лежат».

ПО ПОВОДУ СОЧИНЕННОЙ АББАТОМ КОТЕНОМ ВЕСЬМА ДУРНОЙ САТИРЫ, КОТОРУЮ ОН РАСПРОСТРАНЯЛ ПОД МОИМ ИМЕНЕМ

Тьмы недругов старались многократноЧернить мой слог, — и устно и печатно,—Выискивая в нем ошибки и грехи;Котен же особливо был коварен;Чтоб свету показать, как я бездарен,Мне приписал свои стихи.

НА ЛЕКАРЯ, ПРИНЯВШЕГО ДУХОВНЫЙ САН

(Подражание эпиграмме Марциала «Nuper erat medicus…»)

Врач, уложивший в гроб несчастных без числа(Не столько сгинуло их от чумы и в войнах),Приняв духовный сан, стал отпевать покойных.Нет, не сменил он ремесла.

АНТУАНЕТТА ДЕЗУЛЬЕР

МОИМ ДЕТЯМ

Аллегорические стихи

Там, где зелен лугПодле светлой речки,Пусть, мои овечки,Встретится вам друг.Вся моя отрада —Жизнь украсить вам.Нежность моя радаСтать для вас оградой.Но к моим лугамВраг пылает гневомИ отравой самНапоил посевы,Бросил вас волкам.Вам ли, мое стадо,Погибать во зле,Вам, кто был в селеГордою наградой?Как ваш образ мил!За мои заботыБог свои щедротыНа меня излил.Как мне вас ни жалко —Надо уступить.Где мой пес? Где палка?Чем вас охранить?Ах, фортуна злаяТрость взяла и пса.Тщетно я терзаюВоплем небеса.Страхов не приемлют,Жалобам не внемлют,Держат посох мой,Пса не шлют домой…Если бы, счастливы,Без моих заботЛегких дней чередПровести могли вы,Нежный мой народ!Будь вам Пан защитой!Слышал он не раз,Как с душой открытойЯ молю о вас:О благодеяньеЯ для вас прошу,Все мои страданьяК небу возношу.Пусть леса в молчаньеСлышат мой обет:Если б вас от бедБог пастушек мирныхОградил и спас,Сохранив для васЗелень пастбищ жирных,Пана я, как мать,Стала б воспевать,Чтобы образ милыйВ песенках моихСлавил каждый стих,Чтобы дней светилоС ясных береговМой приветный зовК небу возносило.Делит ночь и день,Стелет свет и тень,Одевая летомЗемлю ярким цветом,А зима придет,Солнце устаетЗемлю греть лучами,И, спустясь на дно,У Фетиды пламяВновь берет оно.

ЭТЬЕН ПАВИЙОН

ЧУДЕСА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА

Блеск царственных одежд из кокона извлечь,Заставить красками заговорить полотна,Поймать и удержать все то, что мимолетно,Запечатлеть в строках и голоса и речь;Влить в бронзовую плоть огонь души бесплотной,Гул хаотический в мелодию облечь,Исторгнуть из стекла лучи, что могут жечь,И приручить зверей лесов и мглы болотной;Сцепленьем атомов мир сотворить иной,Все числа звездные постичь во тьме ночнойИ солнце вновь создать в химической вселенной;Ад подчинить себе, проникнуть в глубь времен,Стихии укротить с их тайной сокровенной —Вот человека цель! Ее достигнет он.

ДВОРЯНИН, ПРИЗВАННЫЙ НА ВОЙНУ

Далек от зависти, не зная злого лиха,В деревне жил я скромно, тихо,Жил в доме у себя, и ни один соседВраждебно не смотрел мне вслед.Пастушки, луг, леса, распахнутые далиСмягчали грусть мою, мне радость доставляли,В Париже редко я бывал.Зато Париж ко мне являлся сам порою:Речь о друзьях идет. Я ждал их и не скрою,Что всех радушно принимал;Хоть не изысканной их потчевал едою,Доволен был мой гость, когда ее вкушал.И я с друзьями толковалО радостях любви — не о войне кровавой.Жалел я короля английского, но, право,Не думал помогать ему,Поскольку почести и славаМне просто были ни к чему.Я славы избегал с завидным постоянством,Гордясь лишь потому дворянством,Что мог налоги не платить.Но ныне не хочу я дворянином быть!Со дня рождения украшен этим званьем,По праву я теперь считаю наказаньемПроисхождение мое:Увы, как дворянин, я призван под ружье.О славный предок мой, чей прах лежит в могиле!Чернила и аршин оружьем вашим были,Не лезли в драку вы, покоем дорожа,А я — потомок ваш, о робкий буржуа!Как сыну вашему, а моему папаше,Могло прийти на ум купить на деньги вашиДворянство, коему теперь обязан яТем, что воякою вдруг сделали меня?Прощай, мой тихий сад, души моей отрада!Прощай, фонтан! Прощай, тенистая прохлада!Прощайте, ягоды, и дыни, и покой,Холмы, долины, лес густой!О! Чтобы облегчить моей печали бремя,Пусть эхо здесь твердит все время!«Хозяин этих мест, что был приветлив такИ так боялся ран, усталости и драк,Уехал на войну, которой так страшится.О, небо, пусть скорей домой он возвратится!»

ШАРЛЬ-ОГЮСТ ДЕ ЛА ФАР

ОДА

Не в радость мне ни ум, ни тело!Недвижная, томится плоть,А ум, педант закоренелый,Тоски не в силах побороть.Ты, превращающий в усладыВсё — даже капли горьких слез,О чародей Амур, мпе надо,Чтоб ты печаль мою унес!Вновь буду я в амурном войскеСлужить тебе, чье знамя — страсть.Я возвращаюсь, чтоб геройскиНа поле битв любовных пасть!На тайных празднествах ВенерыИ на вакхических пирахПрославлен буду я без меры,Когда земля мой примет прах!Амуры щекотать СиленаТак примутся, что, пьян и сыт,Обжора жирный непременно,Дурачась, брюхо обнажит.И в память брюха де Ла ФараДо дна там будут пить виноИ петь средь пьяного угараС веселым старцем заодно!

ГИЙОМ АМФРИ ДЕ ШОЛЬЕ

НА РЕВНОСТЬ

О Ревность, Купидона дочь,С глазами зоркими и злыми!Терзаешь души день и ночь.Ты подозреньями своими.Когда бы горестных сердецНе отравляла ты жестоко,Спокоен был бы твой отец:Он слеп, а ты — тысячеока.

ШАРЛЬ ПЕРРО

ВЕК ЛЮДОВИКА ВЕЛИКОГО

(Фрагменты из поэмы)

Античность, спору нет, почтенна и прекрасна,Но падать ниц пред ней привыкли мы напрасно!Ведь даже древние великие умы —Не жители небес, а люди, как и мы.И век Людовика я с Августовым векомСравню, не будучи хвастливым человеком.Хоть были римляне отважны и сильны,В военном ремесле они превзойдены,И, как Людовика, от первых войн начала,Победа никого так быстро но венчала.Коль кто-нибудь в наш век решился бы хоть разПредубеждения завесу сбросить с глазИ глянуть в прошлое спокойным, трезвым взглядом,То с совершенствами он бы увидел рядомНемало слабостей, — и понял наконец,Что не во всем для нас античность образец,И сколько бы о ней нам в школах ни твердили,Во многом древних мы давно опередили.Отец искусств, Гомер, ты мной безмерно чтим.Могучий гений твой внушен тебе самимВсесильным божеством, и ярче нет примераБессмертия стихов, чем жизнь поэм Гомера.Художники всех стран в теченье сотен летСтремятся воплотить гомеровский сюжет;Твоей фантазии прекрасные твореньяДля лучших мастеров — источник вдохновенья;Все, что нам тешит взор в скульптуре и резьбе,На полотне, в коврах — посвящено тебе.Но если б отнесло благое провиденьеВ наш век, во Францию, твое, Гомер, рожденье,—Ты знал бы то, чего твой век еще не знал,И заблуждений бы премногих избежал.Так, твой герой, боец, сразить врага готовый,Взмахнув мечом в пылу баталии суровой,Не застывал бы вдруг с подъятою рукой,Чтоб время дать тебе сказать, кто он такой;Когда взволнованный читатель ждет исхода,—Не до того ему, какого Гектор рода.Воспетые тобой герои давних днейМудрее были бы, учтивей и скромней,И чувство меры бы тебе не разрешилоВсе сразу поместить на звонкий щит Ахилла,—Хоть сам Вулкан его с усердием ковал,—И солнце, и луну, и моря бурный вал,И грозные войска троянцев и ахеян,И их смертельный бой, что славою овеян,В предсмертном ужасе ревущего быка,И льва, что рвет ему безжалостно бока,И юных пастушков, что у лесной опушкиПустились в пляс вокруг красавицы пастушки,—Короче говоря, так много, что и богВсе на одном щите изобразить пе мог.Да, этот чудо-щит в наш век, что с мерой дружен,Непредставляемым бы не был перегружен;Ты на излишества не стал бы тратить силИ только зримое на нем изобразил;Извилистый полет фантазии природнойСдержал бы разум твой своей уздой холодной,И повода бы ты Горацию не далТем извинять тебя, что ты, творя, дремал.