Европейская поэзия XVII века - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3

АНГЛИЯ

НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР

РОБИН-ВЕСЕЛЬЧАК

Князь Оберон — хозяин мой,Страны чудес верховный маг.В дозор ночной, в полет шальнойЯ послан, Робин-весельчак.Ну, кутерьмуЯ подыму!Потеха выйдет неплоха!Куда хочу,Туда лечу,И хохочу я: — Ха, ха, ха!Промчусь я, молнии быстрей,Под этой ветреной луной,И все проделки ведьм и фей,Как на ладони, предо мной.Но я главнейИ ведьм и фей,Мне их приструнить — чепуха!Всю суетнюЯ разгонюОдним внезапным: — Ха, ха, ха!Люблю я в поле набрестиНа припозднившихся гуляк,Морочить их, сбивать с путиИ огоньком манить в овраг.Ay, ау! —Я их зову.Забава эта неплоха!И, заманив,На воздух взмыв,Смеюсь над ними: — Ха, ха, ха!Могу я подшутить и так:Предстану в образе коня,И пусть какой-нибудь простакВскочить захочет на меня —Отпрыгну вмиг,Он наземь — брык!Клянусь, проделка неплоха!И прочь скачу,Куда хочу,И хохочу я: — Ха, ха, ха!Люблю я, невидимкой став,На погулянки прилететьИ, со стола пирог украв,Нарочно фыркать и пыхтеть.Кого хочу,Пощекочу —Подпрыгнет девка, как блоха!Ой, это кто? —А я: — Никто! —И, улетая: — Ха, ха, ха!Но иногда, хоть раз в году,Чтоб тем же девкам угодить,Чешу им шерсть и лен пряду,Кудельку ссучиваю в нить.И коноплюЯ им треплю,Тружусь, покуда ночь тиха.В окно рассвет —Меня уж нет,Простыл и след мой: — Ха, ха, ха!Случись нужда, потреба в чем —Мы можем одолжить на срок,Лихвы за это не берем,Лишь вовремя верни должок!А коли взялИ задержал,Да будет месть моя лиха:Щипать, стращать,И сон смущатьУжасным смехом: — Ха, ха, ха!И если мелют языкомНеугомонные ханжи,Злословят на людей тайкомИ упражняются во лжи,Подстрою так,Чтоб знал их всякИ сторонился от греха!РазоблачуИ улечу,И пусть их злятся: — Ха, ха, ха!Мы ночью водим хороводИ веселимся, как хотим.Но жаворонок запоет —И врассыпную мы летим.Детей крадем —Взамен кладемМы эльфов — шутка неплоха!Готов подлог —И наутек!Ищите ветра: — Ха, ха, ха!С тех пор, как Мерлин-чародейНа свет был ведьмою рожден,Известен я среди людейКак весельчак и ветрогон.Но — вышел часМоих проказ,И с третьим криком петуха —Меня уж нет,Простыл и след.До новой встречи: — Ха, ха, ха!

ТОМАС КЭМПИОН

* * *

Что из того, что день, а может, годВ чаду удач тебя кружмя закружит?Всего лишь час, всего лишь ночь — и вновьВернутся беды, и тебе же хуже.Деньги, юность, честь, красаБренны, что цветенье.Жар желанья, пыл любвиПронесутся тенью.Злой обман — их дурман,Суета пустая.Пожил час — и погас,Без следа растаял.Земля лишь точка в мире; человек —Прокол пера в полузаметной точке.И точка точки тщится одолетьСтезю, что не по силам одиночке?Для чего копить добро,Коль ничто не вечно?Дни утех протекутРечкой быстротечной.Плачь не плачь, время вскачьМчит, листая годы.Тайный рок нам предрёкРадости-невзгоды.

* * *

Безгрешный человек,В чьем сердце места нетДля нечестивых делИ всяческих сует,Чьи дни текут в тишиСпокойно и светло,Кому не лгут мечты,Кого обходит зло,—Не строит крепостейИ не кует брони,Чтоб от громовых стрелСпасли его они,Но может посмотретьБез страха он одинНа демонов высот,На дьяволов глубин.Отринув рой забот,Чины и барыши,Он к мудрым небесамВозвел глаза души.Молитва — друг ему,А доброта — доход,А жизнь — кратчайший путь,Что к господу ведет.

* * *

Когда сбежишь под землю, в мир теней,Спеша усопших восхитить собой,Елена и другие дамы с нейПридут, чтоб окружить тебя гурьбойИ о любви, угасшей миг назад,Узнать из уст, пленявших самый ад.Я знаю — ты начнешь им про пиры,Турниры, славословия, цветыИ паладинов, павших до порыДля полного триумфа красоты…Но хоть потом, без пышных фраз и лжи,Как ты меня убила, расскажи.

ДЖЕК И ДЖУН

Ни Джек, ни Джун не знают зла,Заботы, шутки и делаПривычно делят пополам,Творят молитвы по утрам,Весной на пашне в пляс идут,Царицу лета шумно чтут,Под праздник шутят не хитроИ ставят пени на ребро.По нраву им хороший эльИ сказка вечером в метель,И сушка яблок, — свой чердакБлюдут они не кое-как.Отец в дочурку Тиб влюблен,А мама — в Тома, младший он.Их счастье — жить, и есть, и пить,И ренту вовремя платить.Лелеет Джун домашний кров,Зовет по кличкам всех коров,Умеет и плести венки,И печь на свадьбы пироги.А Джек в других делах знаток,Он сам снопы кладет на ток,Он чинит после всех охотПлетни и никогда не лжет.О госпожи и господа,Вам не жилось так никогда,Заморских тьма у вас утех,Шелка и бархаты на всех,Вы лгать привычны, но подчасИ ложь спасти не может вас.Ни блеск, ни пышность не навек.Спокойней быть — как Джун и Джек.

* * *

Вглядись — и станет ясно:В оттенках красотыПо-разному прекрасныПрекрасные черты.Равно в преданиях нетленнаИ Розамонда, и Елена.Одним — проворство взглядаДругим — пунцовость губ.А третьим третье надо:Им томный облик люб.И полевых цветов уборыВ соседстве розы тешат взоры.Никто красу не можетЗавлечь в свои края:Она повсюду вхожа,Во всех веках своя.Но самым дивным чаровницамС моей любимой не сравниться.

НОЧЬ, КАК ДЕНЬ, БОГАТА

Ночь, как день, богата, радостью полна.Песнями и смехом пусть звенит она;Словно перекинут мостВ алмазах и лучах —Столько ярких звездНа земле и в небесах!Музыка, веселье, страсть и красота —Истинные блага, а не суета.Но с блистающих высотСорваться вниз легко,—Трусость не даетВоспарить нам высоко.Радость — нянька духа, пестунья добра,Здравья и удачи светлая сестра;До конца она вернаИзбранникам своим,—С кем она дружна,Тот душой не уязвим.

* * *

Опять идет зима,И ночи всё длинней.Бураны и штормаПриходят вместе с ней.Так разожжем очаг,Вином согреем кровьИ в пламенных речахБлагословим любовь!Нам нынче пе до сна:От свеч бледнеет ночь,Пирушки, шум, забавы допозднаПрогонят дрему прочь.Блаженная пораПризнаний затяжных!Красотки до утраГотовы слушать их.А кто любви урокПокамест пе постиг —Пускает в ход намек,Зовет на помощь стих.Хоть лето — мать утех,Зиме свои под стать:Любовь — игра, доступная для всех,Чтоб ночи коротать.

* * *

Навсегда отвергни брак,Коль не стерпишься никакС недостатками мужчин,Что ревнуют без причинИ подвергают жен обидам,А сами ходят с хмурым видом.У мужчины нрав такой:Он, молясь одной Святой,Обожать готов хоть всех;Но какой же в этом грех,Раз увлеченье — не чрезмерно,А сердце — преданно и верно?У мужей свои дела:Гончие и сокола;Неожиданный отъезд;Коль тебе не надоестТакая жизнь — не беспокойся:Люби — и в брак вступать не бойся.

* * *

Все сплетни собирай,Подслушивай, следи;Где раньше был твой рай,Там ад нагороди:Когда Любовь сильна,Ей Ревность не страшна.Пустые слухи в явьСтарайся обратить,Отжившим предоставьО юности судить:Когда Любовь сильна,Ей Ревность не страшна.Во всем ищи намек,Толкуй и вкривь и вкось;На золотой крючокУди, — что, сорвалось?Когда Любовь сильна,Ей Ревность не страшна.

* * *

Трижды пепел размечи древесный,Трижды сядь в магическое кресло,Трижды три тугих узла свяжи,«Люб? Не люб?» — вполголоса скажи.Брось в огонь отравленные зерна,Перья сов и вереск непокорный,Кипарис с могилы мертвеца,—Доскажи заклятье до конца.В пляску фей ввяжись козлиным скоком,Чтоб смягчилось сердце у жестокой.Но один ее небрежный взор —И разбит никчемный заговор.

* * *

Я до спесивиц тощихОхотник небольшой,Мне с Амариллис проще —С красоткой разбитной,Чья прелесть без прикрасМне, в общем, в самый раз.Чуть с поцелуем лезешь к ней,Кричит: «Бесстыдник! Люди!»А как пристроимся ладней,Так обо всем забудет.Подносит, не скупится,Где грушу, где цветок.А к дамам подступиться —Берись за кошелек.Непокупная страстьНам с Амариллис всласть.Чуть с поцелуем лезешь к ней,Кричит: «Бесстыдник! Люди!»А как пристроимся ладней,Так обо всем забудет.Не дамские подушки,Заморская постель,—Мне мил матрас из стружки,Трава, да мягкий хмель.Да Амариллис пыл,Избыток форм и сил.Чуть с поцелуем лезешь к ней,Кричит: «Бесстыдник! Люди!»А как пристроимся ладней,Так обо всем забудет.

К ЛЕСБИИ

О Лесбия! Ответь любви моей!И пусть бранят нас те, кто помудрей,Что нам за дело? Звезды на закатУйдут, погаснут — и придут назад;Но не зажжется вновь наш слабый свет,Мы канем в ночь, откуда вести нет.Когда бы все, как я, могли любить,—Кровавым распрям на земле не быть;Из всех тревог, что будят среди сна,Навек любовь осталась бы одна;Безумство — в муках тратить этот свет,Спеша в ту ночь, откуда вести нет.Когда мой путь окончится земной,Не надо слез и скорби надо мной,—Но пусть влюбленные со всех сторонПридут ко мне на праздник похорон!Спрячь, сохрани тогда мой слабый свет,В ночь отпустив, откуда вести нет.

* * *

Ты не прекрасна, хоть лицом бела,И не мила, хоть свеж румянец твой;Не будешь ни прекрасна, ни мила,Пока не смилуешься надо мной.С холодным сердцем в сети не лови:Нет красоты, покуда нет любви.Не думай, чтобы я томиться сталПо прелестям твоим, не зная их;Я вкуса губ твоих не испытал,Не побывал в объятиях твоих.Будь щедрой и сама любовь яви,Коль хочешь поклоненья и любви.

* * *

Взгляни, как верен я, и оцени;Что выстрадал, в заслугу мне вмени.Надежда, окрыленная тобой,Летит домой, спешит на голос твой.Великой я награды запросил;Но много сердца отдано и сил.Иные из былых моих друзейДостигли и богатств и должностей;Из жалости, в насмешку иль в упрекОни твердят, что так и я бы мог.О дорогая! полюби меня —И стихнет эта злая болтовня.

* * *

Ждет Музыки мой изнуренный дух,Но не мелодий на веселый лад:Они сейчас не усладят мой слух,Души взыскующей не утолят.Лишь Ты, о Боже милосердный мой,Отрадою наполнишь звук любой.Блеск и красу земную воспевать —Как на волнах писать, ваять из льда.Лишь в Боге — истинная благодать,Свет, что у нас в сердцах разлит всегда:Лучи, которые от звезд зажглись,Жар, возносящий над землею ввысь.

ДЖОН ДОНН

ПЕСНЯ

Падает звезда — поймай,Мандрагору — кинь брюхатой.Тайны прошлого прознай,И давно ли Черт — рогатый,Научи внимать сиренам,А не зависти гиенам,Дай силуКормилу,Чтобы честный ум не закружило.Если ты такой ловкачИ к безумствам тяготеешь —Мчись десятилетья вскачь,Мчись, пока не поседеешь,А затем — сочти, припомниЧудеса до одного мне,—Не встречуВ той речиЖенщины, что честь смогла сберечи.Есть такая — дай мне знать.Я в паломничество ринусь.Впрочем, можешь не писать —С места я за ней не сдвинусь.С верной вестью ты вернешься,Но едва ты отвернешься —Уж с тоюЗлатоюПогуляют двое или трое.

К ВОСХОДЯЩЕМУ СОЛНЦУ

Как ты мешать нам смеешь, дурень рыжий?Ужель влюбленнымЖить по твоим резонам и законам?Иди отсюда прочь, нахал бесстыжий!Ступай, детишкам проповедуй в школе,Усаживай портного за работу,Селян сутулых торопи на поле,Напоминай придворным про охоту;А у любви нет ни часов, ни дней —И нет нужды размениваться ей!В твои лучи, хваленое светило,Я верю слабо;Моргнул бы и затмил тебя — когда быМог оторваться я от взора милой.Зачем чудес искать тебе далёко,Как нищему, бродяжить по вселенной?Все пряности и жемчуга Востока —Там или здесь? — ответь мне откровенно.Где все цари, все короли Земли?В постели здесь — цари и короли!Я ей — монарх, она мне — государство,Нет ничего другого;В сравненье с этим власть — пустое слово,Богатство — прах, и почести — фиглярствоТы, Солнце, тоже счастливо отныне,Что целый мир вместился в это ложе:Остались только мы посередине,Нас согревай — и мир согреешь тоже;Свети лишь нам — и всюду будет свет,Здесь полюс твой и сферы всех планет!

КАНОНИЗАЦИЯ

Уймись, завистник, не мешай любить!Брани мою подагру, хвори,Седую прядь, дела в разоре,О музах выучись судить,Возьмись за ум, а нет — служи:Тут подольстись, там удружи,Потрись в судах и над мошной дрожи —Как порешишь, тому и быть,Лишь не мешай любить!Кому, кому во зло, что я влюблен?Иль корабли от вздохов тонут?От слез моих угодья стонут?А равнодушье гонит лето вон?Кого спалил в чумном огнеЗной, полыхающий во мне?Ведь, как и прежде, стряпчие в цене,Солдат войной не обделен —А я всего влюблен!Преображаясь волею любви,Мы — мотыльки, и мы же — свечи.Самим себе спешим навстречу.Орел и голубь — всё в одной крови.И феникс — это мы вдвоем.Едины в тождестве своем,Самих себя друг в друге познаём:Восстал из пепла — и живиДля таинства любви.Ну, а умрешь, так смерти нет в любви.Назло могильному покоюМы станем, стих, твоей строкою.Ты нас людскому слуху назови.Коль нам в анналах места нет,Мы под жилье возьмем сонет.В его созвучьях сохранив наш след,Навеки нас благословиВойти в канон любви.Взыскуйте все, кого любовьВ душе друг друга поселила,Кому от мук ничто не мило,Кто сокрушен, вселенной явь и новьВобрал в себя зерцалом глаз(И потому она свеласьК размерам, осязаемым для вас):И нам, о небо, уготовьТакую же любовь!

БЕСКОНЕЧНОСТЬ ЛЮБВИ

Коль наше чувство звать нельзя любовью,То, значит, между нами только связь.Но я устал, залито сердце кровью,А из любви бесстрастность родилась.Опустошен я — просьбы, клятвы, взорыЯ не скупясь истратил на тебя,Был верен букве договораИ ждал, надеясь и любя.Но если вдруг — прости мне эту грязь —Твоей любви делима ипостась,То нет надежд на большее, чем связь.А вдруг любовь меж нами — а не связь,Тогда твоя любовь не безраздельна.Быть может, кто-то, вкруг тебя виясь,Слезой своей распорядившись дельно,Смог вынудить тебя любить его;Что делать нам тогда? Мы — жертвы рокаЛюбить друг друга, больше никого —Таков наш договор без срока.И все же одарен я, словно князь:Твой дар — земля; все, что живет, плодясьИ множась здесь, крепит меж нами связь.Нет, безраздельности желать нельзя:Настанет миг — ничто не будет ново,Но не кончается любви стезя,Мне нужно новое твое хоть слово.Не суждено нам быть всечасно рядом,Но мне спокойно, о любовь моя:Не предпочту я никаким усладамСердец свиданье в море бытия.Все ж мы должны, на щедрость не скупясь,Один в другого преосуществясь,Нерасторжимой сделать нашу связь.

ТВИКНАМСКИЙ САД

В тумане слез, от вздохов невесомый,Я в этот сад вхожу, как в сон знакомый;И вот — к моим ушам, к моим глазамСтекается живительный бальзам,Способный залечить любую рану;Но монстр ужасный, что во мне сидит,Паук любви, который все мертвит,В желчь превращает даже божью манну;Воистину здесь чудно, как в раю,—Но я, несчастный, в рай привел змею.Уж лучше б эти молодые кущиРазвеял холод мстительно-гнетущий!Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,Оцепенил деревья и цветы,Чтобы не смели мне в лицо смеяться!Куда теперь укроюсь от стыда?О Купидон, вели мне навсегдаЧастицей сада этого остаться,Чтоб мандрагорой горестной стонатьИли фонтаном у стены рыдать!Пускай тогда к моим струям печальнымПридет влюбленный с пузырьком хрустальным:Он вкус узнает нефальшивых слез,Чтобы не все отныне брать всерьезИ заблуждаться менее, чем прежде;Увы! судить о чувствах наших дамПо их коварным клятвам и слезамТруднее, чем по тени об одежде.А та — единственная, кто не лжет,Правдивостью своей меня убьет!

РАСТУЩАЯ ЛЮБОВЬ

Я полагал: чиста, как идеал,Моя любовь; а вышло, что онаСезону и закону естества,Как вешняя трава, подчинена.Всю знму клялся я, что невозможноЛюбить сильней — и, вижу, клялся ложно.Но если этот эликсир, любовь,Врачующий страдание страданьем,—Не квинтэссенция, но сочетаньеВсех ядов, горячащих мозг и кровь,И власть его от солнца происходит,—Тогда не столь абстрактною выходитЛюбовь, как проповедует поэт —Тот, у которого премного летДругой подруги, кроме Музы, нет.Любовь — то созерцанье, то желанье!Весной она не больше — но ясней:Так солнце Весперу дарит сиянье,Так зеленеют рощи от дождей,Так сок струится к почкам животворней,Когда очнутся под землею корни.Растет любовь — и множатся мечты,Как на воде круги от середины,Как сферы птоломеевы, едины,Поскольку центр у них единый — ты!Как новые налоги объявляютДля нужд войны, а после забываютИх отменить, — так новая веснаК любви неотвратимо добавляетТо, что зима убавить не вольна.

ПРОЩАЛЬНАЯ РЕЧЬ О СЛЕЗАХ

Дозволь излить,Пока я тут, все слезы пред тобой,Ты мне их подарила и в любойОтражена, и знаешь, может быть,На них должнаЛишь ты однаГлядеть; они плоды большой беды,Слезинкой каждой оземь бьешься ты,И рушатся меж нами все мосты.Как географ,Который сам наносит на шарыГраницы океанов и держав,Почти из ничего творя миры,Наносишь тыСвои чертыНа каждую слезу мою, но вотВскипает слез твоих водоворот,И гибнет все, и лишь потоп ревет.Я утонуВ слезах твоих, сдержи их поскорей,Не стань дурным примером для морей,Мечтающих пустить меня ко дну,Вздыхать не смей,Хоть онемей,Но бурь вздыхать глубоко не учи,Чтоб не смелй они меня в ночи…Люби и жди, надейся и молчи.

НОКТЮРН В ДЕНЬ СВЯТОЙ ЛЮСИ, САМЫЙ КОРОТКИЙ ДЕНЬ ГОДА

День Люси — полночь года, полночь дня,Неверный свет часов на семь проглянет:Здоровья солнцу недостанетДля настоящего огня;Се запустенья царство;Земля в водянке опилась лекарства,А жизнь снесла столь многие мытарства,Что дух ее в сухотке в землю слег;Они мертвы, и я их некролог.Смотрите все, кому любить приспеетПри новой жизни, то есть по весне:Любви алхимия во мне,Давно усопшем, снова тлеетИ — что за волшебство —Вновь выжимает сок из ничего,Из смерти, тьмы, злосчастья моего;Любовь меня казнит и возрождаетК тому, чего под солнцем не бывает.Другие знают радость и живутТелесной силой, пламенем духовным,А я на таганке любовномКипящий пустотой сосуд.Она и я в печалиКак часто мир слезами затоплялиИли в два хаоса его ввергали,Презрев живых; и часто тот же часДуша, как мертвых, оставляла нас.Но если ныне рок ей смерть исчислил —Господь, избавь! — я представлял бы сутьШкалы земных ничтожеств: будьЯ человеком, я бы мыслил;А был бы я скотом,Я б чувствовал; а древом иль кремнём,Любил и ненавидел бы тайком;Да я не назовусь ничтожной тенью,Зане за тенью — вещь и освещенье.Я есмь никто; не вспыхнет мой восток.Для вас, влюбленных, для хмельного пылаДневное скудное светилоПереступает Козерог:Войдите в ваше лето;Она ж уйдет, в державный мрак одета;И я готовлюсь к ночи без рассвета —Ее кануном стала для меняГлухая полночь года, полночь дня.

ТЕНЬ

Убив меня предательством, узнай —Твоя свобода мнима:Ведь тень моя с упорством пилигрима,О лжевесталка, в твой неверный райПридет, взыскующа и зрима;Свеча от страха копоть изрыгнет,А друг постельный, твой услыша лепет,Подумает, что вновь его зоветТвой похотливый трепет,И оттолкнет тебя, да, оттолкнет.И, словно сиротливый лист осины,Ты задрояотшь, и пота брызнет ртуть —Но подождем чуть-чуть,Не пробил час; твоей печальной миныЗнать не хочу; что мне твоя печаль;Пусть над тобой предчувствий грозных стальВисит, как меч, — не жаль тебя, не жаль.

ПРОЩАНИЕ, ЗАПРЕЩАЮЩЕЕ ПЕЧАЛЬ

Души смиреннейшей в ночиУхода люди не услышат:Так тих он, что одни «почил»Промолвят, а другие — «дышит».Расстаться б так вот, растворясьВо мгле, — не плача ни о чем нам;Кощунством было б тайны вязьПредать толпе непосвященной.Земли трясенье устрашит:Обвалу каждый ужаснется,Но если где-то дрогнет ширьНебес, ничто нас не коснется.Так и любовь потрясенаЗемная — и не вспыхнет снова —Разлукой: подорвет онаЕе столпы, ее основы.А нам, которые взвилисьВ такую высь над страстью грубой,Что сами даже б не взялисьНазвать… что нам глаза и губы?Их тлен союз наш не предаст,Уйдут они, — но не умрет он:Как золота тончайший пласт,Он только ширится под гнетом.И если душ в нем две, взгляни,Как тянутся они друг к другу:Как ножки циркуля ониВ пределах все того же круга.О, как следит ревниво та,Что в центре, за другой круженьем,А после, выпрямляя стан,Ее встречает приближенье.Пусть мой по кругу путь далекИ клонит долу шаг превратный,Есть ты — опора и залогТого, что я вернусь обратно.

ВОСТОРГ

Там, где фиалке под главуРаспухший берег лег подушкой,У тихой речки, наявуДремали мы одни друг с дружкой.Ее рука с моей сплелась,Весенней склеена смолою;И, отразясь, лучи из глазПо два свились двойной струною.Мы были с ней едины рукВзаимосоприкосновеньем;И все, что виделось вокруг,Казалось нашим продолженьем.Как между равных армий рокПобедное колеблет знамя,Так, плотский преступив порог,Качались души между нами.Пока они к согласью шли,Камней недвижных наподобье,Тела застыли, где легли,—Как бессловесные надгробья.Тот, кто любовью утонченИ проницает душ общенье,—Когда бы как свидетель онСтоял в удобном удаленье,—То не одну из душ узнав,Iio голос двух соединенный,Приял бы новый сей составИ удалился просветленный.Да, наш восторг не породилСмятенья ни в душе, ни в теле:Мы знали, здесь не страсти пыл,Мы знали, но не разумели,Как нас любовь клонит ко снуИ души пестрые мешает,Соединяет две в однуИ тут же на две умножает.Одна фиалка на пустомЛугу дыханьем и красоюЗа миг заполнит все кругомИ радость преумножит вдвое.И души так — одна с другойПри обоюдовдохновеньеДобудут, став одной душой,От одиночества спасеньеИ тут поймут, что мы к тому ж,Являясь естеством нетленнымИз атомов, сиречь из душ,Невосприимчивы к изменам.Но плоть — ужели с ней разлад?Откуда к плоти безразличье?Тела — не мы, но наш наряд,Мы — дух, они — его обличья.Нам должно их благодарить —Они движеньем, силой, страстьюСмогли друг дружке нас открытьИ сами стали нашей частью.Как небо нам веленья шлет,Сходя к воздушному пределу,Так и душа к душе плывет,Сначала приобщаясь к телу.Как в наших жилах крови токРождает жизнь, а та от векаПерстами вяжет узелок,Дающий званье человека,—Так душам любящих судьбаК простым способностям спуститься,Чтоб утолилась чувств алчба —Не то исчахнет принц в темнице.Да будет плотский сей порывВам, слабым людям, в поученье:В душе любовь — иероглйф,А в теле — книга для прочтенья.Внимая монологу двух,И вы, влюбленные, поймете,Как мало предается дух,Когда мы предаемся плоти.

ЗАВЕЩАНИЕ

Пока дышу, сиречь пред издыханьем,Любовь, позволь, я данным завещаньемТебе в наследство слепоту отдамИ Аргусу — глаза, к его глазам;Язык дам Славе, уши — интриганам,А слезы — горьким океанам.Любовь, ты учишь службу нестьКрасе, которой слуг не перечесть,И одарять лишь тех, кому богатства не известь.Кометам завёщаю постоянство,Придворным — верность, праведникам — чванство;Иезуиту — лень и простоту,Недвижность и задумчивость — шуту;Объездившим полмира — молчаливость,И Капуцину — бережливость.Любовь, меня ты гонишь вспятьК любимой, что меня не жаждет знать,И учишь одарять лишь тех, кто дар не в силах взять.Дарю учтивость университетскимСтудентам, добродетельность — немецкимСектантам и отступникам; засимПусть набожность мою воспримет Рим;Голодной солдатне дарю смиреньеИ пьяным игрокам — терпенье.Любовь, ты учишь круглый годЛюбить красу, для коей я — урод,И одарять лишь тех, кто дар насмешкою почтет.Друзьям я имя доброе оставлю,Врагов трудолюбивостью ославлю;Философам сомненья откажу,Болезни — лекарям и кутежу;Природе — все мои стихотворенья,Застолью — острые реченья.Любовь, ты мнишь меня подбитьЛюбимую вторично полюбитьИ учишь так дарить, чтоб дар сторицей возвратить.По ком звонит сей колокол, горюя,—Курс анатомии тому дарю я;Нравоученья отошлю в Бедлам,Медали дам голодным беднякам;Чужбине кто судьбу свою поручит —Английский мой язык получит.Любовь, ты учишь страсти к ней,Дарящей только дружбою своей,—Так что ж, и я дарю дары, которых нет глупей.Довольно! Смерть моя весь мир карает,Зане со мной влюбленность умирает;Красам ее цена отныне — прах,Как злату в позабытых рудниках;И чарам втуне суждено храниться,Как солнечным часам в гробнице.Любовь, ты приводила к той,Что, презирая, нас гнала долой,И учишь сразу погубить — ее и нас с тобой.

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Остерегись любить меня теперь:Опасен этот поворот, поверь;Участье позднее не возместитРастраченные мною кровь и пыл,Мне эта радость будет выше сил,Она не возрожденье — смерть сулит;Итак, чтобы любовью не сгубить,Любя, остерегись меня любить.Остерегись и ненависти злой,Победу торжествуя надо мной:Мне ненависти этой не снести;Свое завоевание храня,Ты не должна уничтожать меня,Чтобы себе ущерб не нанести;Итак, коль ненавидим я тобой,Остерегись и ненависти злой.Но вместе — и люби, и ненавидь,Так можно крайность крайностью смягчить;Люби — чтоб мне счастливым умереть,И милосердно ненавидь любя,Чтоб счастья гнет я дольше мог терпеть;Подмостками я стану для тебя;Чтоб мог я жить и мог тебе служить,Любовь моя, люби и ненавидь.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Она мертва; а так как, умирая,Все возвращается к первооснове,А мы основой друг для друга былиИ друг из друга состояли,—То атомы ее души и кровиТеперь в меня вошли, как часть родная,Моей душою стали, кровью стали,И грозной тяжестью отяжелили.И все, что мною изначально было,И что любовь едва не истощила:Тоску и слезы, пыл и горечь страсти —Все эти составные частиОна своею смертью возместила.Хватило б их на много горьких дней;Но с новой пищей стал огонь сильней!И вот, как тот правитель,Богатых стран соседних покоритель,Который, увеличив свой доход,И больше тратит, и быстрей падет,Так — пусть кощунственно мое сравненье —Так эта смерть, умножив мой запас,Повысила безмерно потребленье;И потому, мощней освободясь,Моя душа опередит в полетеЕе; так ядра, выстреленные подряд,Друг друга догоняют на излете,Когда сильней пороховой заряд.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ

Ты можешь силу, власть и все добро призватьв свидетели любви и наложить печать,ты можешь изменить, но это лишь сильнейукоренит любовь и страх мой перед ней.Суть женская всегда уловками полна,пока ты не познал ее, она сильна.Коль птицу я поймал и вновь пустил летать,найдутся на нее охотники опять.Ведь женщины — для всех, не только для тебя,ты видишь, все вокруг меняется любя,и лисы превращаются в козлов,когда того хотят, их нрав таков.А женщина еще капризней и страстней,и не для верности дано терпенье ей.Оковы не себе, а нам кует она,с галерой связан раб, галера же вольна.Ты поле засевал, но кончилось зерно,пусть сеет и другой, лишь бы взошло оно.Пускай Дунай течет затем, чтоб в море впасть,а морю Волгу, Рейн, все реки принимать.Свободны по самой природе мы своей,кому ж мне верным быть, природе или ей?Уж лучше мне ее измены наблюдать,чем также часто ей изменой отвечать.Быть может, я ее сумею убедить,что не годится всех и каждого любить.В одном лишь месте жить — как будто жить в плену,по как бродяга жить — всегда менять страну.Завладевает гниль стоячею водой,но и в широком море есть застой.Целует берег легкая волна,и к новым берегам бежит она,тогда вода прозрачна и чиста…В изменчивости — жизнь, свобода, красота.

ПОРТРЕТ

Возьми на память мой портрет; а твой —В груди, как сердце, навсегда со мной.Здесь только тень моя, изображенье,Но я умру — и тень сольется с тенью.Когда вернусь, от солнца черным ставИ веслами ладони ободрав,Заволосатев грудью и щеками,Обветренный, обвеянный штормами,Мешок костей, — скуластый и худой,Весь в пятнах копоти пороховой,И упрекнут тебя, что ты любилаБродягу грубого (ведь это было!),Мой прежний облик воскресит портрет,И ты поймешь, в сравненье есть ли вредТому, кто сердцем не переменилсяИ обожать тебя не разучился.Пока он был за красоту любим,Любовь питалась молоком грудным;Но, возмужав, теперь ей больше кстатиПитаться тем, что грубо для дитяти.

ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ

Весны и лета чище и блаженнейПредставший предо мною лик осенний.Как юность силою берет любовь,Так зрелость — словом: ей не прекословь!И от стыда любви нашлось спасенье —Безумство превратилось в преклоненье.Весной скончался ль век ее златой?Нет, злато вечно блещет новизной.Тогда стремилось пламя сквозь ресницы,Теперь из глаз умеренность лучится.Кто жаждет зноя — не в своем уме;Он в лихорадке молит о чуме.Смотри и знай: морщина не могила,Зане Любовь морщину прочертилаИ избрала ее, отринув свет,Своим жилищем, как анахорет;И, появляясь, не могилу роет,Но памятник властительнице строитИль мир в почете объезжает весь,Хотя притин ее исконный здесь,Где нет дневной жары, ночного хлада —Одна в тиши вечерняя отрада.Здесь речь ее несет тебе привет,На пир пришел ты или на совет.Вот лес Любви, а молодость — подлесок;Так вкус вина в июне дик и резок;Забыв о многих радостях, потомМы старым наслаждаемся вином.Пленился Ксеркс лидийскою чинаройНе оттого ль, что та казалась старой,А если оказалась молодой,То старческой гордилась наготой.Мы ценим то, что нам с трудом досталось;Мы полстолетья добываем старость —Так как же не ценить ее — и с нейПеред концом златой остаток дней!Но не о зимних лицах речь — с них кожаСвисает, с тощею мошною схожа;В глазах граничит свет с ночной душой,А рот глядит протертою дырой;И каждый зуб — в отдельном погребенье,Чтоб досадить душе при воскрешенье.Не причисляй сих мертвецов к живым:Не старость ибо, дряхлость имя им,Я крайности не славлю, но на делеВсё предпочту гробницу колыбели.Пусть, не гонясь за юностью, самаЛюбовь неспешно спустится с холмаВ густую тень, и я, одевшись тьмой,Исчезну с теми, кто ушел домой.

ЭПИТАЛАМА ВРЕМЕН УЧЕБЫ В ЛИНКОЛЬНЗ-ИНН

Восток лучами яркими зажжен,Прерви, Невеста, свой тревожный сон —Уж радостное утро наступило —И ложе одиночества оставь,Встречай не сон, а явь!Постель тоску наводит, как могила.Сбрось простыню: ты дышишь горячо,И жилка нежная на шее бьется;Но скоро это свежее плечоДругого, жаркого плеча коснется;Сегодня в совершенство облекисьИ женщиной отныне нарекись!О дщери Лондона, о ангелки!О наши золотые рудники,Сокровища для женихов счастливых!В день свадьбы вы, блюдя обычай свой,Приводите с собойТьму ангелов, подружек хлопотливых.Но да свершится в точности обряд!Да обретет единственное местоЦветок и брошка; пусть ее нарядДостоин будет Флоры — чтоб НевестаСегодня в совершенство облекласьИ женщиной отныне нареклась!А вы, повесы, гордые юнцы,И знать разряженная, их отцы —Бочонки, что чужим умом набиты;Селяне — темные, как их телки;Студенты-бедняки,От книг своих почти гермафродиты,—Глядите зорче все! Вот входит в ХрамЖених; а вон и дева, очевидно,—Ступающая кротко по цветам;Ах, не красней, как будто это стыдно!Сегодня в совершенство облекисьИ женщиной отныне нарекись!Двустворчатые двери раствори,О Храм прекрасный, чтобы там, внутри,Мистически соединились оба;И чтобы долго-долго вновь ждалаИх гробы и телаТвоя всегда несытая утроба.Свершилось! сочетал святой их крест,Прошедшее утратило значенье,Поскольку лучшая из всех невест,Достойная похвал и восхищенья,Сегодня в совершенство облекласьИ женщиной отныне нареклась!Ах, как прелестны зимние деньки!Чем именно? А тем, что короткиИ быстро ночь приводят.Жди веселийИных, чем танцы, — и иных отрад,Чем бойкий перегляд,Иных забав любовных, чем доселе.Вот смерклося, и первая звездаЯвилась бледной точкою в зените;Коням полудня по своей орбитеИ полпути не проскакать, когдаУже ты в совершенство облечешьсяИ женщиной отныне наречешься.Уже гостям пора в обратный путь,Пора и музыкантам отдохнуть,Да и танцорам сделать передышку:Для всякой твари в мире есть нора,С полночи до утра,Поспать, чтоб не перетрудиться лишку.Лишь новобрачным нынче не до сна,Для них труды особые начнутся,В постель ложится девушкой она,Дай бог ей в том же виде не проснуться!Сегодня в совершенство облекисьИ женщиной отныне нарекись!На ложе, как на алтаре любви,Лежишь ты нежной жертвой; о, сорвиОдежды эти, яркие тенёты,—Был ими день украшен, а не ты;В одежде наготы,Как истина, прекраснее всего ты!Не бойся, эта брачная постельМогилой — лишь для девственности стала;Для новой жизни — это колыбель,В ней обретешь ты все, чего искала,Сегодня в совершенство облекисьИ женщиной отныне нарекись!Явленья ожидая Жениха,Она лежит, покорна и тиха,Не в силах даже вымолвить словечка,—Пока он не склонится наконецНад нею, словно жрец,Готовый потрошить свою овечку.Даруйте радость ей, о небеса!И сон потом навейте благосклонно;Желанные свершились чудеса:Она, ничуть не претерпев урона,Сегодня в совершенство облекласьИ женщиной по праву нареклась!

ЭДВАРДУ ГЕРБЕРТУ

Всех зверей совмещает в себе человек,мудрость их усмиряет, сажая в ковчег.Тот безумец, чьи звери друг друга грызут,станет сам их добычей, его разорвут.Он зверей не сдержал ослабевшим умом,ибо суть человека нарушена в нем.Пожирая друг друга там звери живут,и плодятся, и новых зверей создают.Счастлив ты, укрощающий этих зверей,подчиняющий каждого воле своей.Зерна правды умеешь ты сеять в умах,можешь их отыскать н в глухих закромах.Ты козлам и волкам примененье нашел,доказав, что притом — сам отнюдь не осел.В человеке не только есть стадо свиней,там и бесы, которые волей своейв них вселяются, чтобы верней потопить.Можно тяжесть проклятия утяжелить.Говорят, что вкушаем мы с первым глоткомядовитый настой с первородным грехом.Тот смягчит наказания божьего гнет,кто его с пониманьем смиренно несет.Дал он этот напиток нам — детям своим,мы ж к нему подошли с пониманьем людским.Мы не знаем, что значит любой его дар,что есть слабость и сила, что холод и жар.Бог не мыслит нас ядом особым губить,самый гнев его может добро приносить,может дать он и благо великое нам,исцеление душам и даже телам.Кто собою доволен — себя наказал,кто мог быть своим богом, тот бесом предстал.Наше дело исправить и восстановитьвсе, к чему пониманья утрачена нить.Суть его не подвластна людскому уму,мы не можем подыскивать форму ему.Человек может веру свободно принятьили разумом долго ее постигать.Мир и все, что, его наполняя, живет,на людей не ложится как тягостный гнет.Не привносится в мир — в нем живет, растворясь,то, в чем гибель, и то, в чем спасенье для нас.Знанье пламенем жарким порой обдает,а порой охлаждает и студит, как лед.Сколь возвышенна вера и прост ритуал,человеку поверив, его ты узнал.Так из книг, что изучены нами до дна,постепенно составится книга одна.Нас дела создают, и по этим деламмы всегда открываемся нашим друзьям.

ГРАФИНЕ БЕДФОРД НА НОВЫЙ ГОД

Тот год ушел, а новый не настал,мы в сумерках на перепутье лет.Как метеор, в пространство я упал,все перепутано — что? где? вопрос, ответ,все формы я смешал, и мне названья нет.Я подвожу итог и вижу: ничегоя в прошлом не забыл и в новое не внес,я благодарным был и, более того,поверил в истину, молитву произнес,Вам укрепить меня в надежде довелось.Для Вас я обращусь к грядущим временам,куда моя запущена строка.Стихи хранят добро, как мумию бальзам,пусть слава их сейчас случайна и хрупка,они в надгробьях рифм переживут века.Лишь Ваше имя создает, творити оживляет стих недолговечный мой,но сила, что сегодня нас хранит,вдруг завтра гибельной предстанет стороной,так действует порой лекарственный настой.Мои стихи живут, чтоб возвеличить Вас,их основанье прочно, как гранит,но вера в чудеса слаба сейчас,появится — и снова улетит,где много милости, там нам позор грозит.Когда потом о Вас прочтут в моих стихах,вдруг кто-нибудь подумает: как я,ничтожнейший, пылинка, жалкий прах,писал, мечты высокие тая,стихами измерял безмерность бытия?Мы с Вами не ответим ничего,но можно, к богу обратясь, узнатьту истину, что скрыта у него;умеет он сердца заблудших врачеватьи на молитвы тех, кто просит, отвечать.Научит он, как лучше расточатьзапасы красоты и откровений клад,сомненьем веру будет преграждать,откроет смысл находок и утрат,отнимет радость он и возвратит назад.Он скажет: грани нет между добром и злом,закон везде один, для келий и дворцов,ты мир завоевал — заслуги нету в том,и каплей жалости ты не качнешь весов,она не может искупить грехов.Он Вашей жизни установит срок,где места нет для радостей земных,вменит в вину и слабость и порок,осудит тех, кто обманул других,хотя пока не все потеряно для них.Научит он правдиво говорить,но усомниться даст в правдивости людей,вручит ключи, чтоб все замки открыть,избавит от врагов, и сделает сильней,и знаньем наделит от истины своей,Понятье чистоты он открывает нами учит избирать благоразумья путь,даст силы победить и отомстить врагам,покажет он, как сдерживать чуть-чутьи радости побед, и поражений грусть.Прощенье заслужить единою слезойВы можете, но он от слез убережет;когда сознательно и с радостью живойлюбой из нас к нему с надеждой припадет,тогда воистину приходит повый год.

ИЗ «АНАТОМИИ МИРА»

ПОГРЕБАЛЬНАЯ ЭЛЕГИЯ

Какой урон — столь редкую особуВверять как гостью мраморному гробу!Ах, разве мрамор, яшма иль топазЦенней, чем хризолиты дивных глаз,Рубины губ и теплый жемчуг кожи?Обеих Индий нам сие дороже!Да весь ее природный матерьялБыл что ни дюйм, то новый Эскурьял.И нет ее. Так в чем искать спасенье —В работе рук, в плодах воображенья?Дано ль клочкам бумаги оживитьТу, именем которой должно жить?Увы, в недолгие зачахнут срокиЕе души лишившиеся строки;И та она, что больше не она,Затем что скинией служить должна,—Могла б она в бумагу обрядитьсяИ не в гробу, в элегии укрыться?Да пусть живут стихи, доколе светВ могилу не уйдет за ней вослед —Не в этом суть! Помыслим: есть у светаКнязь для войны, советник для совета,Для сердца, нрава и души — монах,Для языка — поверенный в делах,Работник для горба, богач для брюха,Для рук — солдат, купец для ног и слуха,Сей поставщик чудес из дальних стран.Но кто из них настраивал орган,Поющий о любви и вдохновенье?Столь тонкий труд содеян зыбкой теньюТого, чем некогда была она;Коль нет ее — Земля обречена:Смерть, погубив Красу в ее величье,Достойной боле не найдет добычиИ целый мир в отчаянье убьет.Теперь Природа знает наперед,Что новой смерти незачем страшиться;Другой такой Красе не уродиться.Но смерть ли сей удел? Не лучше ль намЕго к разъятым приравнять часам —Их части мастер вычистит и смажет,И снова точный час они покажут.А Нигер в Африке — на сколько лигУходит он под землю, и велик —Огромнее, чем был, — шумит волною,Природный мост оставив за спиною.Сказать ли, что дано из гроба ейВернуться краше, чище и мудрей?Пусть небо скажет так! Мы здесь страдаемИ прибыль для нее не ожидаем.Ужель себя мы тем возвеселим,Что Ангел стал Престол иль Херувим?Как держат в душах люди пожилыеСебе на радость радости былые,Голодный так питаться должен светТой радостью, для нас которой нет.Ликуй, сей Мир, ликуй, Природа: вамиПремудро предусмотрено, что в пламяПоследнего суда войти должна,Опередивши вас и всех, она,—Она, чье тонко и прозрачно тело,Затем что тайных мыслей не терпелоИ выдавало их, как шарф сквозной,Иль выдыхало искренней душой;Она, все люди коей любовались,Достойные пред кем соревновались;Ведь даже меж святых ведется спор,Кто новый назовет собой собор.Иль словно полночь новыми очамиЗаблещет над учеными мужами,И те о них дебаты поведут,А звезды отпылают и зайдут,—Так мир гадал, кто завладеет ею,Она же стала хладной и ничьею;Хоть брак на деву не кладет пятна,Бежала женской участи онаИ девой снежно-белою угасла:В светильнике с бальзамом вместо маслаЗовущий к преклоненью огонекЗатеплится — увы — на краткий срок.Мирского дабы избежать коварства,Она вкусила смерти, как лекарства;Нет, рук не наложила на себя —Лишь приняла восторг небытия.Кто грустной сей истории не знает,Пусть в Книге Судеб истово читает,Что совершенней, выше и скромнейВ неполные пятнадцать нет людей;И, в будущее глядя из былого,Он лист перевернет — а там ни слова;Дошла ль ее Судьба до пустоты,Иль здесь из Книги вырваны листы?Нет, нет: Судьба красавицу училаИскусству разума и поручилаЕе самой себе, и та былаСтоль вольной, что, размыслив, умерла;Не то она почла б за святотатствоС Судьбой соревнованье или братство —Затем и умерла. Возможно, тутРодятся те, что Благо дерзко чтут,И, как послы, явив свое раченье,Исполнят все ее предназначеньеИ, переняв Судьбы и Девы труд,До завершенья Книгу доведут;Сия же для потомков будет средствоПринять ее достоинства в наследство;Воспрянь душой и небо восхвали:Се окупилось Благо на Земли.

ИЗ «СВЯЩЕННЫХ СОНЕТОВ»

I

Ты сотворил меня — и дашь мне сгинуть?Исправь меня, исход ко мне спешит.Я к смерти мчусь — и встречу смерть бежит.Приелось все, и пыл успел остынуть.Взгляд с мертвой точки никуда не сдвинуть —Там, за спиной, отчаянье страшит.В цепях греха, слабея, плоть дрожит!Столь тяжек груз, что ада ей не минуть.Вверху — лишь ты. К тебе воздевши взглядПо твоему наказу, распрямляюсь,Но так силен наш старый супостат,Что ежечасно ужасу вверяюсь.От пут его лишь ты спасаешь нас:На тверди сердца пишешь, как алмаз.

III

О, если бы могли глаза и грудьВернуть исторгнутые мной рыданья,Чтоб я скорбел в надежде упованья,Иных желаний презревая путь!Где ливня слез моих предмет и суть?За что страстям платил такую дань я?Так вот мой грех — в бесплодности страданья.Но ты мне, боль, во искупленье будь!Полночный вор, запойный прощелыга,Распутный мот, самовлюбленный плутВ годину бед хотя бы на полмигаВ былых утехах радость обретут.А мне в моих скорбях без утешенья —Возмездие за тяжесть прегрешенья.

V

Я малый мир, созданный как клубокСтихий и духа херувимской стати.Но обе части тьмой на небоскатеСкрыл черный грех, на обе смерть навлек.Ты, пробуравивший небес чертог,Нашедший лаз к пределам благодати,Влей мне моря в глаза, чтоб, слезы тратя,Мой мир я затопить рыданьем мог —Иль хоть омыть, коль ты не дашь потопа.О, если б сжечь! Но мир мой искониЖгли похоть, зависть, всяческая злобаИ в грязь втоптали. Пламя их гопи,Сам жги меня, господь, — твой огнь палящийНас поглощает в милости целящей.

X

Смерть, не кичись, когда тебя зовутТиранкой лютой, силой роковою:Не гибнут пораженные тобою,Увы, беднянжа, твой напрасен труд.Ты просто даришь временный приюг,Подобно сну иль тихому покою;От плоти бренной отдохнуть душоюОхотно люди за тобой идут.Судьбы, Случайности, царей рабыня,Ты ядом действуешь и топором,Но точно так смежает очи сномИ опиум; к чему ж твоя гордыня?Пред вечностью, как миг, ты промелькнешь,И снова будет жизнь; ты, смерть, умрешь.

XII

Зачем вся тварь господня служит нам,Зачем Земля нас кормит и Вода,Когда любая из стихий чиста,А наши души с грязью пополам?О конь, зачем ты сдался удилам,О бык, зачем под нож пошел, когдаТы мог бы без особого трудаТоптать и пожирать двуногих сам?Вы совершенней, вы сильнее нас,Где нет греха — и страха кары нет…Но трепещите: мы стоим сейчасНад всем, что произведено на свет.Ведь Он, кому мы дети и враги,Погиб за нас, природе вопреки.

ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ, — КО ВСЕМ

Мой Жребий мне уклад сломать велит,Когда мы, смолкнув, длимся в речи плит,Но скажет ли моя — каким я былВнутри моих прижизненных могил?Сырою глиной мы ютимся тут,Покуда Смерть не обожжет сосуд.Рожденье — мрак, но спеет свет души,Стать слитком золотым в земле спеши.Грех вкрадчиво сверлит в душе ходы,Полны червивой мякоти плоды,Так просто исчерпать себя тщетой,А здесь телам, с не меньшей простотой,Дана удача высоты достичь,Когда раздастся труб небесных клич.Твори себя — твой свет меня спасет,Пусть смерть моя — тебе добро несет.Уже спокоен я — ведь я, живой,Успел прославить час последний свой.

ДЖОРДЖ ГЕРБЕРТ

ИОРДАН

Когда стихи сравнялись с небесамиТаинственностью, нежно побежавПричудливости пенными волнами,Мой мозг стал пышен, буен, величав,Метафор драгоценными камнямиРазубран и цветами запылав,Вились, лились, переливались мысли,На пиршество спеша, хоть я был сыт,Иные я отбрасывал: прокисли,Прогоркли или плакали навзрыд,Но не было единственной — в том смысле,Что солнце и судьбу она затмит.Как буря ветра, пламени и пепла,Меня завьюжил вихрь моих забот,Но друг шепнул: «Рука твоя ослеплаИ золота любви не признает. Черпни!Любовь в поэзии окрепла,А та пускай предъявит дивный счет!»

ЦЕРКОВНАЯ МОЛИТВА

До звезд молитва превознесена.Стареют ангелы, а человекЮнеет; пусть душа изъязвлена,Но небо завоевано навек.Машины против Бога. Власть греха.Христовы раны вновь кровоточат.Отброшен старый мир, как шелуха,От стольких перемен трепещет ад.Всё: нежность, радость, доброта и мир,Ждет манны с неба, славит чудеса,Предвидя в будущем роскошный пирИ райских птиц. Ветшают небеса.Над звездами гремят колокола.Душа в крови, но разум обрела.

СУЩНОСТЬ

О Господи, мой грешный стихНе пир, не сладостный напев,Не милый абрис или штрих,Не меч, не лютня и не хлев;Он не испанец, не француз,Он не скакун и не танцор,Презрев забот житейских груз,Он рвется на морской простор:Не холст, не слов набор пустой,Не биржа; он — мои крыла,Он — способ пребывать с Тобой,Тебе извечная хвала.

ТРУДЫ

Тот, кто устал, пусть отдохнет,А ты, душа,Отверзи кладезь тайных вод,Пой не спеша —Уставший силы обретет.Как угль, пылает человек,Он не звезда.Желаньем сладострастных негОбъят всегда,Но вот в скорбях проводит век.Он жаждет лучшего. В трудахИ в суете,Забыв, что обратится в прах,Плоды тщетеПриносит он — насилье, страх.Жизнь —торжище, дом пыток, ад.Здесь все товар.Лучи ласкают спящий сад,Полдневный жар,А звезды заговор таят.О, если б деревом я стал! —Мне б пел ручей.Я странникам плоды б раздал,А меж ветвейНочами б соловей свистал.Покамест жив, не забывай —Ты прах и тлен.Коль одарен — трудись, дерзай,Верь, что взаменПогибели обрящешь рай.

ЧЕЛОВЕК

Кто б мог, но не в мечтах,Здесь, на земле, воздвигнуть дивный храмИ пребывать привольно в нем?Какой рукотворенный домСравнится с храмом тела? Верь слезам:Все обратится в прах.Вокруг — цветущий рай!Ты — яблоня под бременем плодов,Но знай, что лишь тебе даныИ речь и разум. ПопугайНе ведает произносимых слов —Его слова смешны.Как ладно скроен, сшит,Как крепко сделан человек! Рука,Плечо — весь мир ему под стать!И даль становится близка,Когда шагают ноги, ум не спит,На сердце благодать,И пустоту сумел,Как мышь, поймать всесильный человек,Средь множества небесных телУзреть звезду, в песчинке — мир.Нас травы лечат, продлевая век,И радует эфир.Ласкает ветерок,Луг нежит, и слагает песнь поток,Но мы спешим насытить чрево,Наш бог — оно, ему кажденьяДавно утратив райские напевы,Влечемся к наслажденью.Слагает хор светилНам колыбельную, но поутру,Когда ты бодр и полон сил,Пусть устремится мысль твояК познанию законов бытия,К извечному добру.Природа наш должник:Хлопочет, по весне ломая лед.Она суда по рекам шлет,Росой омоет утром лист,Подарит дождь. О, как прекрасен ликПрироды, как он чист!Повсюду столько слуг!Взгляни, они таятся под листвой,На тропке, мы же топчем их.В лесу тоска стихает вдруг.Мир в человеке! Рядом мир другой,Он так послушен, тих,О Господи, с тех пор,Как Ты воздвиг сей храм, в нем чудно жить,Вести с Тобою разговор,Страдать, неистово любить.С природою послушной наравнеДай потрудиться мне!

ЖЕМЧУЖИНА

Матф., 13

Мне ведом путь познанья: почемуБессонный ум печатным прессом движет;Что от природы явлено ему;Что сам открыл и домовито нижетНа нить законов; в чем секрет светил;В чем пыл огня природу укротил;Недавние и давние открытья;Итог, в причине видящий себя,—Все мне доступно, все могу открыть я.Но я люблю тебя.Мне ведом путь отваги, по душеЗадор и ум, схлестнувшиеся в споре,Хоть разобраться — оба в барыше,Когда влеченью к славе сердце вторитИ, в свой черед, ревнует к славе делТого, кто в мире славу углядел,Плоды ее беря себе в заслугу.В метаньях духа молодость губя,Я доверялся недругу и другу.Но я люблю тебя.Мне ведом путь страстей, соблазн утех,Блаженного восторга трепетанье,Горячей крови неуемный бег,Любви с рассудком вечное ристаньеНа протяжении двух тысяч лет,Музыка, мирт, призывный звон монет.Я — только плоть, а плотью правят чувства.Их целых пять, и я ропщу, скорбя,Что тщетны воли воля и искусство.Но я люблю тебя.Я все постиг и все в себе ношу.Не наобум — со знанием товараИ фурнитуры я к тебе спешу.Платя по таксе, вовсе не задаром,Твою любовь я, может, получу,Хотя ручаться, право, не хочу.Но мой рассудок слаб и безответен.Лишь нить небес, тобою свитый шелкВедет меня сквозь лабиринты эти,Чтоб я к тебе пришел.

ПРИРОДА

Я мог бы, как мятежник, пасть в боюС оружием в руках, — но власть твоюИ в смерти не признал бы над собой:Мой дух смири!Гордыню покори;Все крепости падут перед тобой.Но если затаится этот яд,Перебродив он станет злей стократ;И пузырями изойдет душа,—И вихрь любойУмчит ее с собой;Так подави зародыш мятежа!Страх и Закон свой сердцу передай;Или, пожалуй, новое создай,Раз прежнее так сделалось черство:Ему под статьУж не тебя вмещать,А урной быть для праха моего.

ЛЮБОВЬ

Меня звала Любовь; но я не шел,Жгли душу грех и стыд.Тогда Амур, поняв, как был тяжелМне первый мой визит,Приблизился и ласково спросил,О чем я загрустил.«Я недостоин!» Но Амур в ответ:«Входи и гостем будь». —«Я? Злой, неблагодарный? Духу нетВ глаза твои взглянуть!»Амур с улыбкой отвечал: «Мой взорТы помнишь до сих пор».«Но мною суть его извращена;Вели мне прочь идти».В ответ Амур: «Так знаешь, чья вина?»«Я отслужу — прости!»«Сядь, — он сказал, — отведай яств моих!»И я отведал их.

СМИРЕНИЕ

Боже, сдержи твой бич,Кротость твою яви:ВозвеличьИзбранный путь любви!Ты — моих дум оплот,И к одному тебеСердце льнетВ чистой своей мольбе.Видимым и мирскимНе обольстить мой взгляд —Я твоимВечным заветам рад.Сбившийся с ног, в бредуБуду стенать и звать —Я найдуГорнюю благодать.Боже, сдержи твой гнев.Милость яви, творец,ОдолевЧерствость людских сердец.Свят ты в любви твоей,Ибо любовь — солдат,Сила в ней,Стрелы ее разят.Стрелы повсюду те.Ты ради нас страдалНа кресте —Ты нам спасенье дал.Боже, сдержи твой бич.Грешным любовь яви.ВозвеличьИзбранный путь любви!

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Поют ручьи, шумят леса,С землей пирует небосвод,На травах искрится роса —Но все умрет.Недолго будет пред тобойТа роза, что сейчас цветет.Спеши, любуйся красотой —Она умрет.Все пробуждая ото сна,Даря цветы, весна грядет.Хоть радости душа полна,Но все умрет.Кто добродетель возлюбил —Пройдет разливы бурных вод,Рассеет козни темных сил,—Он не умрет.

КРУГОМ ГРЕХИ

Помилуй, Боже мой, спаси меня!Сомнениям моим предела нет.Бушуют мысли реками огня,Чудовищ выводя на белый свет.Лишь завершит работу голова,Как вмиг воспламеняются слова.И вмиг воспламеняются слова.Пронизанные мысленным огнем,Они крушат окрест, как булава,Дыханьем бурным полня все кругом.Но что слова, где похоть, гордость, срам?И волю я даю моим рукам,И волю я даю моим рукам.И множатся грехи мои, растут,Так Вавилон вознесся к небесамПеред рассеяньем. То там, то тутГрехи плодятся — так день ото дня.Помилуй, Боже мой, спаси меня!

* * *

Неужто лишь сурьма да парикиК лицу стиху, а истина убога?Лишь винтовые лестницы легки?Лишь стул с картины, а не от порогаДостоии песенной строки?Неужто стих — лишь рощи шепотокДа скок теней по вымученным строкам?Лишь для влюбленных пенится поток?А чтение — погоня за намекомИ ловля смысла между строк?Пусть пастушки потешатся игрой;Они не лгут, а смысл ищи, кто хочет…Мне ни к чему их соловьев настрой.О, мне б сказать всей простотою строчек:«Блажен господь, владыка мой!»

ХРАМОВОЕ ПЕНИЕ

О нежное из нежных! Чуть отчаянье —Исчадье тела — разум свяжет мой,В тебе одном — мое святое чаяньеИ щит души живой.Плоть отряхая, тлению доступную,Взмываю ввысь, свободен и велик,В твою любовь и правду целокупную,И — «бог хранит отринутых владык».Да, я умру (и в этом — тайна малая),Едва тебя, блаженное, лишусь,Но, умерев, услышу: зазвучало — иОпять проснусь.

МИР

Желанный, где ж ты? Я искать пошелТебя по свету.Я в бездну потаенную сошел,Но бездна вся в крови;Подземный ветер хрипло стонет: «Нету,И не зови!»Я радуги увидел переливы.«Я узнаюПрообраз Мира — чистый и счастливый,Сияющий добром!»Но тучи скрыли радугу мою,И грянул гром.Я в сад вошел и там узрел цветок.«О цветик дивный!Ты — Мира благодатного росток!Мир — в каждом лепестке!» —Увы! из них тянулся червь извивныйК моей тоске.И наконец я встретил человека!«Ответь, старик,Где Мир, который ищем мы от века?»«Ступай, поэт, за нимТуда, где он когда-то был велик,—В Ерусалим!В Ерусалиме правил мудрый Князь,Но злостью вражьейЗамучен был, убит и втоптан в грязь.Двенадцать колосковПроизрастают из могилы Княжьей,В них — Мир Миров!»«Произрастают? Разве все земноеНе подлежитПерерожденью в страшное Иное,Что означает смерть?И те колосья разве охранитОт смерти Твердь?»«Не веришь? Но найдешь в моем садуТакие зерна.Я лишь тебя, мой ревностный, и жду.Тебе, кто слаб и сир,Открою средство от напасти черной —Извечный Мир!»

ПАЛОМНИЧЕСТВО

И я пошел, пошел я наугадЗа идеалом.И в жар пошел, и в хлад.Я медлил над Отчаянья Провалом,А наверху вздымалась, как беда,Спеси Гряда.И вышел я на Луг Воображенья.Он весь в цветах.О, дивное виденье!Но тут же, рядом, в десяти шагах — Врата Заботы.Я прокрался теньюПод адской сенью.И страсть легла пустыней предо мной!В Пустыне Страсти,Земной и неземной,Лишился я последней жалкой частиМоих богатств, но ангела обрел.Тот вдаль повел.И вот он, вот он, Холм Святой Надежды!Вот Холм Души!Я открываю вежды —Но мрак вокруг, и слышится в тишиЛишь озерца замшелого шептанье.О, упованье!..И пали слезы из ослепших глаз!И так воззвал я:«Ах! И на этот разЯ своего не вижу идеала!Ужель моя заветная мечта —Только тщета?»Холм обойдя, я двинулся и дале…Чу! Слышу крик:«Идешь путем печали,Идешь туда, где сгинешь через миг!»«Что ж, — отвечаю, — смерть — в Юдоли Дрожи—Лучшее ложе!»

РОБЕРТ ГЕРРИК

ТЕМА КНИГИ

Пою ручьи и гомон птичьих стай,Беседки и цветы, апрель и май,И урожай пою, и рождество,И свадьбы, и поминки сверх того.Пою любовь, и юность, и мечту,И жарких вожделений чистоту,Бальзам и амбру, масло и вино,Росу и дождь, стучащийся в окно,Пою поток быстротекущих дней,И алость роз, и белизну лилей,И сумрак, что ложится на поля,И королеву фей, и короля,И муки Ада, и блаженство Рая,Побыть последним жаждую сгорая.

КОГДА СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ СТИХИ

С утра мы трезвы и разумны, поэтому срам —Святые заклятья стиха повторять по утрам.Лишь те, что свой голод насытят, а жажду зальют,Слова колдовские пускай говорят и поют.Когда рассыпает веселые блики очаг,А в пламени лавра сгорает докучливый мрак,И подняты тирсы, и песен вакхических зовКругами, кругами расходится до полюсов,И властвует Роза, и каждый, кто зван, умащен,—Пускай вам читает стихи мои строгий Катон.

ПЛЕНИТЕЛЬНОСТЬ БЕСПОРЯДКА

Как часто нам пленяет взорНебрежно-женственный убор!Батист, открывший прелесть плеч,Умеет взгляд к себе привлечь;Из кружев, сбившихся чуть-чуть,Мелькнет корсаж, стянувший грудь,Из-под расстегнутых манжетОборка выбьется на свет,И юбок пышная волнаПод платьем дерзостно видна,А распустившийся шнурок —Для глаза сладостный намек.По мне, так это во сто кратМилей, чем щёгольский наряд.

ДИАНЕМЕ

Не льститесь блеском ваших глаз,Подобных звездам в этот час;Не льститесь, нас обворожив,—Вам незнаком любви призыв;Не льститесь, что влюбленным намДыханье ваше — как бальзам.Когда любимый ваш рубин,Что оттеняет щек кармин,Вдруг станет тусклым, как стекло,То знайте — все для вас прошло.

КОРИННА ВСТРЕЧАЕТ МАЙ

Вставай, вставай, гони постыдный сон,Парит на крыльях света Аполлон,Аврора, радостно юна,Мешает краски и тона.Молю, коснись ногой босойТравы, обрызганной росой.Уж час, как солнцу молятся цветы,Неужто до сих пор в постели ты?Взгляни, сонливица, в окно,—Пичуги славят день давноИ обещают счастье нам…Проспать такое утро — срам.Все девушки, хоть смейся, хоть вздыхай,До жаворонка встали славить Май.Не зря листва свежа и зелена,В зеленое оденься, как весна.Конечно, нет алмазов тут,Зато тебя росинки ждут,И может ласковый рассветИз каждой сделать самоцвет,А кроме них, получишь нынче тыНить жемчуга волшебной красоты,Коль отыскать успеем мыЕе в кудрях росистых тьмы,Покуда в дрему погруженСиятельный Гиперион.Молитв сегодня долго не читай,—Господь простит, ведь мы встречаем Май.Смотри, дивись, не верь своим глазам,—Подобны стали улицы лесам,Гулянье на поле пустом,Ветвями убран каждый дом,Везде листва, любая дверьПодобна скинии теперь.Боярышник цветет, горяч и ал,Как будто он и впрямь любовь познал…Ужели этой красотыРешишься не увидеть ты?Скорей, ты знаешь, что указСпешить обязывает нас.Прекрасен мир, как божий светлый рай,Коринна, о, как сладко встретить Май!И юноши и девушки теперьО сне забыли, милая, поверь.Цветет боярышник для всех,—Не полюбить сегодня — грех.Одни, едва уйдя в лесок,Урвали сладкий свой кусок,Другие обручились в этот день,И лишь тебе одной подняться лень.У всех под цвет листвы наряд,У всех глаза огнем горят,Не счесть спешащих под венец,И ласк, и слез, и, наконец,Ночных визитов в дом или в сарай…Коринна, здесь умеют встретить Май!И нам бы встретить Май в расцвете сил,Чтоб он своим безумьем заразилИ сладко одурманил нас,—Нельзя проспать рассветный часИ жизнь свою. Проходят дни,За солнцем вслед спешат ониИ в прошлое уходят навсегда,Как дождь, как снег, как талая вода.Уйдем когда-нибудь и мыВ рассказ, в напев, под полог тьмы...Любви, что жжет и греет нас,Беречь не стоит про запас,—Пока мы не состарились, давайПойдем вдвоем встречать веселый Май.

ВЕСЕЛИТЬСЯ И ВЕРИТЬ ПРЕКРАСНЫМ СТИХАМ

Опять земля щедра,Как пиршественный стол.Раскрыть уста пора —Час Празднества пришел.Час Празднества пришел,Всем деревам даряБраслеты пышных Смол —Густого Янтаря.Час Розы наступил.Арабскою РосойВиски я окропилИ лоб смятенный мой.Гомер! Тебе хвала!Настой заморский смел!Хоть чара и мала,Ты б от нее прозрел.Теперь, Вергилий, пей,Пригубь хотя б глоток!Один бокал ценнейВсего, чем щедр Восток.Продли, Овидий, пир!Так аромат силен,Что Носом стал весь мир —Недаром ты Назон.Сейчас, Катулл, винаЯ выпью в честь твою.Бутыль опять полиа —За Третью Музу пью.О Вакх! Я пьян совсем.Пожар свой охлади!Не то Венок твой съемИ Жезл — того гляди!От жажды чуть дышу —На стену впору лезть.Бочонок осушуВ твою, Проперций, честь.Реку вина, Тибулл,Я посвящу тебе…Но в памяти мелькнулСтих о твоей судьбе.Что плоть, мол, сожжена,Осталась лишь золаИ Урна не полна —Так горсточка мала,Но верьте! Жизнь — в стихах.Их пламя пощадит,Когда развеют прахЛюдей и Пирамид.Всех Живших Лета ждет,Удел всего — Конец.Лишь Избранных спасетБессмертия венец.

СОВЕТ ДЕВУШКАМ

Кто ценит свежесть нежных роз,Тот рвет их на рассвете,Чтоб в полдень плакать не пришлось,Что вянут розы эти.Сияньем солнце вас манит,Светло оно и свято,Но чем короче путь в зенит,Тем ближе час заката.Завидны юность и любовь,Однако, недотроги,Глаза тускнеют, стынет кровь,И старость на пороге.Вам надо замуж поскорей,Тут нечего стыдиться,—И роза, став на день старей,В петлицу не годится.

ДИВЕРТИСМЕНТ, ИЛИ КОНЕЦ

Устав от ярости морской,Баркас мой обретет покой,Коль скоро я на берегуНайти спасение смогу.Хотя корабль подгнил слегка,В цветы оденьте старика,—На суше он пловец хороший…Ликуйте, хлопайте в ладоши!Был спорен первый акт и бурен,Пусть будет хоть финал бравурен.

К ИВЕ

Любовь утративших лишь тыШалеешь искони.Похоронив свои мечты,Венки плетут они.Когда надежда чуть жива,А радость далека —Вдвойне печальна головаБез твоего венка.И если кто-то, взяв свое,Любимой пренебрег,Одна утеха у нее —Печальный твой венок.В тени ветвей твоих любой,Кому любить невмочь,Укрыться может — и с тобойВдвоем проплакать ночь.

ГОСПОЖЕ ЕГО СЕРДЦА, АНТЕЕ

Велите жить — молясь на вас,Приближусь к небесам:Велите полюбить — тотчасДарую сердце вам.За вашу щедрость — чистотойИ верностью воздам;Все лучшее в том сердце — той,Кого люблю я, — вам.Велите сердцу вам служить —Поверю ли словам?Велите сгинуть — как мне быть? —Уйду покорный вам.Велите плакать — если слезНе выдержать глазам,То сердце тут же ливнем грезМеня привяжет к вам.Велите мне скорбеть — придуНе к вашим ли стопам?Велите умереть — падуС восторгом, верен вам.О, сердце, жизнь, любовь моя,Души смятенной храм!И смерть, и жизнь во мне, и яПодклонны только вам.

ГОСПОДЕНЬ ВОИН

Готов он встретить бед грядущих рать,Он не боится мучеником стать;Очаг ои оставляет и покой,Заслышав хриплый вой волны морской;В его руках всегда щедра земля,А при дворе он — совесть короля,И не прочтет в глазах его толпа,Лицом или спиной к нему судьба.Он сам себе надежная броня,Ни ночи не боится он, ни дня,Судьбе удары возвращает он,Как будто впрямь из камня сотворен.Другим он сострадает, но наврядПрольет слезу, коль будет сам распят…Чтоб не было для истины препон,Он жизнь отдаст, — господень воин он.

НА МАСТЕРА БЕНА ДЖОНСОНА

Скончался Джонсон, лучший наш поэт,Сандалиям отныне места нетСреди котурнов, и едва живаБылая слава — нищая вдова.Театр растлен, изящества лишен,Не ходит, а вышагивает он,Не говорит, а воет и пищит,—Любое слово там по швам трещит.Ни гений дерзкий, ни восторг святойНе озаряют зал полупустой.Грядет година горьких перемен —Овации не сотрясают стен,Зевотно, рвотно действие течет,Зато везде невежеству почет.Тебе знаком тупиц партерных пыл,«Алхимик» твой освистан ими был;Позор им! И молчать резона нет,Ведь остроумье погасило свет,И будет спать, не видя ничего,Коль скоро не разбудишь ты его.

СВОБОДА

Людей от бед любого родаУмеет исцелять природа,Покуда есть у них свобода.А отними ее — и что ж,Весь мир погибнет ни за грош.

ПЕСНЯ БЕЗУМНОЙ ДЕВЫ

Ах, сэр, благослови ХристосИ утро голубое,И космы всклоченных волос,Покрытые росою;Благослови и первоцвет,И каждую девицу,Что от меня кладет букетНа милую гробницу;И вас, мой добрый кавалер…Но ах, какая жалость —Вы упустили муху, сэр,А с ней любовь умчалась.Но муха укусила вас,И взоры ваши дики…Нет-нет, любовь лежит сейчасПод грядкой земляники;Томится холодом земли,Недвижностью, молчаньем;А вы бы оживить моглиЕе одним лобзаньем.Но, сэр, помягче, понежней —Не то ей будет больно;Нельзя же обращаться с нейВсе время своевольно!Оплел бедняжку первоцвет;Эх, вам бы постаратьсяЕе вернуть… Но тут запрет,И нам не увидаться.

СЕБЕ САМОМУ

Видно, не любил я сроду:Не пришлось ни разу мнеРаспинать себя в угодуДевушке, вдове, жене.Ни одной прекрасной дамеВ жертву не принес я чувств,С благородными цветамиНе сравнил желанных уст.И не увядал в разлуке,Подражая остальным,Не ломал от горя руки,Не был от любви больным.Не носил я власяницыИ постов не соблюдал,Не ходил во храм молиться,Чтоб господь печаль унял.И доволен тем, что страсти,Оставаясь в стороне,Ни всецело, ни отчастиНе разбили сердца мне.

САВАН

Приди, в тебе вино и медМоих острот,Очарованье, слава, честьВсего, что есть,Моих намерений венецИ мой конец.Вся жизнь овеяна тобой,О саван мой!Я завершил безбрачный путь —Женой мне будь.В земле мы оба обретемПокой и дом.Там вожделения и страстьТеряют власть,И там никто не будет впредьЖелать и сметь,Там боль забыта навсегда,Там нет стыда,Там нет ни тюрем, ни оков —Там нет рабов,И там над страждущей вдовойВзойдет покой,Там неудачника не надутТюрьма и суд,Там Лорда-канцлера делаСгорят дотла,Там пэры— главари палатБездумно спят,И суд по мелочным деламНе нужен там,Там все уравнены в правах:Все тлен, все — прах,Там всех вельмож смирит земляИ короля!Фортуны там забыта роль,Там всяк король,Там каждому дана постельИ колыбель…Как платья, сброшенные с плеч,Должны мы лечь,Чтоб неизношенными встатьВ свой день опять.Все скрытое да узрит свет,—Гласит завет,И нас однажды призовутНа божий суд.Платон исчислил: час пробьетВ далекий год.

ЦВЕТАМ САДОВЫХ ДЕРЕВЬЕВ

Зачем отрадным обещаньямНастоль вы неверны?Кем вы принужденыПасть в юности с улыбкой нежнойНа белоснежныйАлтарь весны?Ужели нашим ожиданьямВсегда такой исход —Терять вас каждый год?Как жаль, что вас само цветеньеВ распад и тленьеТотчас ведет.Но вы нас подарили знаньем:Поведали о том,Что смерть во всем живом;Как вы когда-то, листья нынеЛежат на глинеВ саду пустом.

К СУДЬБЕ

Круши меня — я, беспечален,Усядусь посреди развалин.Дери на клочья — все равно,В беде терпенье мне дано.Мой жалкий вид осмей победно;Беги, как от заразы вредной;Хоть сделай чучелом — а все жМеня ничем ты не проймешь.

К СВОЕЙ СОВЕСТИ

Могу ль я не грешить, когдаТы — Главный секретарь суда?Не умолять о снисхояоденьеПри легком правонарушенье?У ж так тебя я улещу,Так пыль в глаза тебе пущу,Что сделается безобиденГрешок мой — и совсем не виден.Дар ослепляет мудреца;Других свидетелей, истцаНе слушай, получивши взятку,И Память призови к порядку.И не скрипи своим перомВо тьме, в безмолвии ночном;Дай мне немного порезвиться,Ведь я мужчина, не девица.Нет, так не будет; это — гнусь!Отныне я тебе клянусьС пути благого не сбиваться,Тебя, Судьи, не опасаться.

ПРОЩАНИЕ МИСТЕРА РОБЕРТА ГЕРРИКА С ПОЭЗИЕЙ

Так под луной любовники украдкойЕдва вкусят восторга страсти краткой,Из милых уст опьянены на мигДыханьем роз, фиалок и гвоздик,Едва пошлют воздушное лобзаньеЖемчужине ночного мирозданья,—Как тут их друг у друга отниматьБежит жена ревнивая, — иль матьС крыльца гремит ключей унылой связкой,—И те, несчастные, поспешной ласкойПокажут вдруг, как туго им пришлось:Вдвоем нельзя и невозможно врозь.Вот так и мы перед разлукой хмурой;Влюбленные нам родственны натурой —Мы так же гнали прочь железный сон,Когда в окно влетал вечерний звон —Нет, полночь — нет! — мы были своевольней,Когда рассвет вставал над колокольней,Мы, бодростью превосходя рассвет,С восторгом слали солнцу дня приветИ пили, общим пламенем объяты,За девять тех, которым Феб десятый;В вакхическом безумстве мы неслиСердца и души вихрем вкруг земли,В венце из роз, в испуге, в изумленьеОт своего хмельного исступленья;Да, я ширял, как пламенный дракон,Но к дому невредимым возвращен.О наша всемогущая природа!Ты даришь огнь сынам людского рода,А с ним простор, насущный хлеб и честь,И воскрешенье от греха, и весть,Что воцарится над юдолью бреннойВсеобщий радостный апрель вселенной,Когда все станут равными. Во прахКакие тысячи б сошли в векахИ сколькие в грядущем миллионы —Но души смертных, одухотворенныТобой, живут благодаря тебеИ не сдаются злобе и судьбе.Гомер, Мусей, Овидий и ВергилийПрозренья огнь поныне сохранили,И наши барды, милостью твоей,Тенями да не станут средь теней,Доколе свет для славы или слухаХранит фанфару, и язык, и ухо;Но сей удел не для меня, о нет:Пред небом и душой я дал обетВесь пламень чувств, все совести движеньяВручить священническому служенью.Не жупел человечества, нужда,С тобою нас разводит навсегда,Взывая к здравомыслию, но знанье,Что я созрел для высшего призванья —Иначе б я давно утратил пылИ в сытом самомнении почил;Нет, бог природы новые отличьяГотовит мне для вящего величья.Ты поняла? Ступай же; нет, постой,Ты слышишь речь, рожденную тоской,Ты видишь лоб, тоской изборожденный,—О, не таков ли на смерть осужденный,Когда в слезах, печалясь о былыхИ небывалых радостях земных,С товарищами он бредет куда-то,Откуда человекам нет возврата.И менестрель такой же бросил взглядНа Эвридику, шедшую сквозь ад,Каким тебя я каждое мгновеньеСлежу с явленья до исчезновенья,Каким вотще взываю о любвиИ жажду удержать черты твои.Так Демосфен, велением собраньяНавеки обреченный на изгнанье,Глядел назад и видел за кормойДым очагов над Аттикой родной;Так Туллий, не любовник, но свидетельВремен, когда почила добродетель,Глядел и тщился рок остановитьИль падший город взором уловить.Так, так я на тебя гляжу печально;А что любовь моя материальна,А не словесна лишь, то я принесЖемчужины моих замерзших слез —Бери, ступай неспешною стопою,К Пегасову направься водопоюИ на горе раздвоенной узриСвященных дев, которых трижды три,И осуши стыда и гнева чашуЗа братью прорицательскую нашу,И, опьянев, кляни хромых, слепыхБалладников, коверкающих стих,Присвоивших твои алтарь и имя;О, преврати их чарами своимиВон тех в лягушек, а вот этих в змей,Таких-то — в крыс, а этаких — в свиней,Чтоб их обличье стало так отвратно,Что сущность даже глупому понятна.Последний поцелуй! Теперь иди;И я пойду, храня тебя в груди,Хотя не ты даруешь вдохновеньеДля проповеди горнего ученья,Но муза новая. А ты, мой друг,Ей можешь пригодиться для услуг —Так будь во мне готова к сим заботам,Служанка, облеченная почетом.Благотворящих благость вводит в рай;Наш труд — венец земных трудов. Прощай.

ТОМАС КЭРЬЮ

НЕТЕРПИМОСТЬ К ОБЫДЕННОМУ

Дай мне любви, презренья дай —Дай насладиться полнотой.Мне надо жизни через край —В любви невыносим покой!Огонь и лед — одно из двух!Чрезмерное волнует дух.Пускай любовь сойдет с небес,Как сквозь гранит златым дождемК Данае проникал Зевес!Пусть грянет ненависть, как гром,Разрушив все, что мне дано.Эдем и ад — из двух одно.О, дай упиться полнотой —Душе невыносим покой.

ПЕСНЯ

Не вопрошай, откуда несВ июле я охапку роз.В саду восточной красоты —В самой себе их множишь ты.Нe вопрошай, где золотойКрупинок солнца вьется рой,Упав с надоблачных орбит,—Им шелк волос твоих горит.Не вопрошай, зачем с ветвей,К кому слетает соловей.Он ищет для своих руладТо, чем твой голос так богат.Не вопрошай, зачем, куда,Откуда падает звезда.Спроси глаза — в твоих глазахИ звезд не счесть, как в небесах.Не вопрошай, в краю какомПред смертью Феникс вьет свой дом.В благоухающую грудьК тебе летит он, чтоб уснуть.

НЕБЛАГОДАРНОЙ КРАСАВИЦЕ

Нет, Селья, гордость успокой!Моим пером ты знаменита,Не то была бы ты с толпойКрасоток уличных забыта.Мой каждый стих дорогой розТебя, чертенка, к славе нес.Соблазна мощь — не твой удел,Но я твой возвеличил жребий,Твой стан, твой взор, твой голос пел,Звезда в моем, не в общем небе.И виден твой заемный светТому лишь, кем он был воспет.Так не грози! В единый мигТебя верну я в неизвестность.Глупцу — мистический твой лик,А мне нужна твоя телесность.Все покрывала с Правды сняв,Поэт лишь ею мудр и прав.

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ ДОКТОРА ДОННА

Когда, великий Донн, ты сбросил жизни узы,Ужель не в силах мы у овдовевшей музыИзвлечь Элегию — тебе на гроб венок?Как верить в эту смерть, хоть прах на прах твой легУнылой прозою, такой же скучной, серой,Как та, что поп-лохмач сбирает полной меройС цветка Риторики, сухой, как тот песок,Что мерит ей часы, тебе же — вечный срокОт часа похорон. Ужель нам изменилиИ голос наш, и песнь, и если ты в могиле,Так уж ни смысла нет у языка, ни слов?Пусть Церковь плачется, ее прием не нов!Уставы, догматы, в доктринах постоянствоИ следованье всем заветам христианства.Но пламенем души, отзывчивой всему,Умел ты землю жечь, сияньем делал тьму,Противодействовал насилующим волюСвященным правилам, но дал излиться вволюРастроганным сердцам. Ты в истины проник,Чей, только разумом постигнутый язык,Для чувств непостюким и чужд воображенью.Тот жар, что был присущ дельфийскому служеньюИ хорам жертвенным, тот жар, что ПрометейСвоим огнем зажег, в сумбуре наших днейНа миг сверкнул и что ж, потух в твоей могиле.Сад муз очистил ты, что сорняки глушили,И подражательство как рабство упразднилДля свежих вымыслов. Тобой оплачен былНаш век, скупой банкрот, лишенный постоянства:Бесстыдный плагиат, восторги обезьянства,Тот стихотворный пыл, что воровством силен,Когда сподручно все — Пиндар, Анакреон,И нет лишь своего, где всяческие штуки,Двусмысленная смесь фиглярства и науки,И все то ложное, что нам, куда ни кинь,И греческий дает в избытке, и латынь.Ты стал, фантазией неслыханной владея,В мужской экспрессии соперником ОрфеяИ древних, кто ценней для наших дураков,Чем золото твоих отточенных стихов.Ты им богатства нес, чтобы для рифм унылыхНе тщились разгребать руду в чужих могилах,Ты — первый навсегда, владыка меж владык,Хотя б менялось все — и век наш, и язык,Скорец для внешних чувств, и то лишь редко, стройный,Еще тебя он ждет, венец, тебя достойный.Лишь силою ума сумел ты, как никто,Преобразить язык, пригодный лишь на то,Чтоб косностью своей и грубостью корсетаПротивиться перу великого поэта,Который избегал аморфных, зыбких фраз.Противники твои, явившись раньше нас,И поле замыслов чужих опустошая,Лишь тень оставили былого урожая.Но и с пустых полей своей рукой, поэт(И меж заслуг твоих заслуги меньшей нет!),Ты лучшее собрал, чем были бы великиМинувшие века и всех времен языки.Но ты ушел от нас, и был безмерно строгДля стихотворного распутства твой урок.Теперь в их болтовню вернутся те же боги,Которым ты закрыл в поэзию дороги,Как справедливый царь. Начнут то здесь, то тамСтихи Метаморфоз мелькать по всем листам.Запахнет все враньем, и новым виршеплетствомЗаменится твой стих, рожденный благородством,И старым идолам новейший ренегатПоклонится, вернув забытый строй баллад.Прости, что я прервал высоких строф подобьемМолчанье скорбное перед твоим надгробьем,Благоговейный вздох, что был — хвала судьбе! —Скорей, чем слабый стих, элегией тебе,—Безмолвным откликом души на увяданье,На гибель всех искусств, чье позднее влияньеЕще хранит мой стих. Уяле, и хром и крив,Он задыхается, себя же утомив.Так колесо, крутясь, не прекратит движенье,Когда отдернута рука, чье напряженьеДало ему толчок, — его слабеет ходИ замедляется, а там, глядишь, замрет.Так здесь, где ты лежишь, недвижный и суровый,Я водрузил в стихах тебе венец лавровый,И пусть позорит он, пусть будет он плевкомНа тех, кто подползет, как тать ночной, тайком,Чтоб обокрасть тебя. Но больше я не стануОплакивать твой прах, тревожить нашу рану,Твоим достоинствам ведя хвалебный счет.В одну элегию он просто не войдет,И мне не выразить величие такое.Ведь каждое перо найдет в тебе другое.И где художник тот, иль скульптор, иль поэт,Что в силах исчерпать такой, как ты, сюжет?Для полноты похвал нужны другие сроки,Я ж эпитафией закончу эти строки:Здесь погребен король, кому судьба самаДала всемирную монархию ума.Первосвященник здесь, вдвойне угодный Небу,Двоим отдавший труд: Всевышнему и Фебу.

ВЕСНА

Зима прошла, и поле потерялоСеребряное в искрах покрывало;Мороз и вьюга более не льютГлазурных сливок на застывший пруд;Но солнце лаской почву умягчает,И ласточке усопшей возвращаетДар бытия, и, луч послав к дуплу,В нем будит то кукушку, то пчелу.И вот щебечущие менестрелиО молодой весне земле запели;Лесной, долинный и холмистый крайБлагословляет долгояаданный май.И лишь любовь моя хладней могилы;У солнца в полдень недостанет силыВ ней беломраморный расплавить лед,Который сердцу вспыхнуть не дает.Совсем недавно влекся поневолеК закуту бык, теперь в открытом полеПасется он; еще вчера, в снегах,Любовь велась при жарких очагах,—Теперь Аминта со своей ХлоридойЛежит в сени платана; под эгидойВесны весь мир, лишь у тебя, как встарь,Июнь в очах, а на сердце январь.

РИЧАРД КРЭШО

ПОЖЕЛАНИЯ (К воображаемой возлюбленной)

Где отыщу я ту,Что претворит мою мечтуВ реальную, живую красоту?Пока она — увы —В чертоге горней синевыУкрыта сенью ласковой листвы.Пока она СудьбойНе призвана идти земной тропой,Травы не смяла легкою стопой.Ее доселе БогКристальной плотью не облек,Светильник гордый духа не возжег.О грезы, в мир тенейЛетите, прикоснитесь к нейВоздушного лобзания нежней.Что ей изделие ткача,—Атлас, струящийся с плеча,Шантильских кружев пена и парча?Что — колдовской обманШелков, обвивших стройный стан,Безжизненных улыбок и румян?Что — веер, блеск тафты, —Когда прекрасны и простыБез ухищрений девичьи черты.Вот образ, чья красаСвежа, как вешняя роса,Его омыли сами небеса,—Твои черты легки,Не нужен мел и парикиТворению божественной руки.Твоих ланит цветыНежны, лилейны и чисты,И легковейны дивные персты.Румянец твой знакомСкорее с маковым цветком,Чем с пудрою и алым порошком.А на устах чуть светЛобзание запечатлел поэт,Но так же ярок их пунцовый цвет.Глаза твои горят,Как затканный алмазами наряд,Но драгоценен искренностью взгляд.Мерцание очейЗатмит созвездия ночей,Блеск благодатный солнечных лучей.Златые волосаСвила жемчужная лоза,Рубинами разубрана коса,Но прядей блеск сильней,Чем своевольный свет камней,Играющий среди златых теней.Рубин играет и горитВ живом огне твоих ланит,И свято каждый перл слезу хранит.В душе покой, трикратХранит он лучше звонких латОт стрел любви, разящих наугад.У лучезарных глазОпасных стрел велик запас,Но лук любви достать — не пробил час.Пленительно юнаУлыбка, что тебе дана,И прелести таинственной полна.И рдеет в розах щекНе пламень грешный и порок,А скромности летучий огонек.Любуюсь простотой забав,Где, незатейлив и лукав,Проявлен твой невинно-милый прав.Я вижу трепетный испуг,Тот нежный страх в кругу подруг,Когда невесту ночь настигнет вдруг;И каплею росыБлеснувший след ее слезыВ прощальные предбрачные часы;И утра пастораль,Что не взяла полночную печальВ блистающую завтрашнюю даль.Тех ясных дней лучи,Как пламень мысли, горячи,Их лучезарный свет кипит в ночи.Ее ночей сапфирЕще прозрачней от любовных лир,Еще синей во тьме, объявшей мир.Я знаю, жизни кругЗамкнет душа ее без мукИ встретит Смерть словами: «Здравствуй, Друг».Поток ее бесед,Как Сидни солнечный сонет,В седины зим вплетает майский цвет.В домашней ли тиши,В беседке ли, в лесной глуши —Живителен покой ее души.Когда от счастья ей светло,—Небес озарено чело,И ночь крылатой сенью гонит зло.Вот облик твой, что мной воспет,Дитя природы! Много летПусть он корит естественностью свет.Твоим поэтом и певцом,Твоим единственным льстецомДа внидет добродетель смело в дом.Познай же благодатьТвоим достоинствам под стать,А большего нельзя и пожелать.

ГИМН ВО СЛАВУ И ВО ИМЯ ВОСХИТИТЕЛЬНОЙ СВЯТОЙ ТЕРЕЗЫ,ОСНОВАТЕЛЬНИЦЫ РЕФОРМАЦИИ СРЕДИ БОСОНОГИХ КАРМЕЛИТОВ,МУЖЧИН И ЖЕНЩИН,ЖЕНЩИНЫ АНГЕЛЬСКОГО ПОЛЕТА МЫСЛИ, МУЖЕСТВА, БОЛЕЕ ДОСТОЙНОГО МУЖЧИНЫ, ЧЕМ ЖЕНЩИНЫ,ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ЕЩЕ РЕБЕНКОМ ДОСТИГЛА ЗРЕЛОСТИ И РЕШИЛАСЬ СТАТЬ МУЧЕНИЦЕЙ

Любовь вершит судьбу людей,И жизнь и смерть подвластны ей.И вот, чтоб это доказать,Возьмем не тех, в ком рост и стать,Не тех, кому ценою мукПринять корону в лоно рукИ божье имя в смертный часПроизнести без лишних фраз,Не тех, чья грудь как трон любви,В поту омытой и крови;Нет, мы возьмем пример иной,Где храм воздушный, неземнойВ душе у девочки возник,Где юной нежности родник.Умеет вымолвить едваРебенок первые слова,Но мнит уже: что вздохи длить,Дай смерти гордый лик явить!Любовь со смертью — два крыла,Но где ей знать — она мала,—Что ей пролить придется кровь,Чтоб проявить свою любовь,Хоть кровью, что должна истечь,Не обагрить виновный меч.Ребенку ль разобраться в том,Что предстоит познать потом!Сердечко словно шепчет ей:Любовь всех-всех смертей сильней.Тут быть любви! Пускай шесть летПрошли под страхом разных бедИ мук, что всех ввергают в дрожь,—На всех страдалец не похож,Одной любовью создан он,От прочих смертных отделен.Любовь у девочки в душе!Как жарко бьется кровь ужеЖеланьем смерти и страстей!Ей — кубок с тысячью смертей.Дитя пылает, как пожар,Грудь слабую сжигает жар,И ласки, что ей дарит мать,Никак не могут страсть унять.Коль дома ей покоя нет,То ей мирской оставить светИ в мученичество уйти,И нет иного ей пути.

НА ПОДНОШЕНИЕ ДАМЕ СЕРДЦА КНИГИ ДЖОРДЖА ГЕРБЕРТА ПОД НАЗВАНИЕМ «ХРАМ ДУХОВНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ»

Строки, что прельстят ваш взгляд,Высшую любовь хранят.Мысль о блеске ваших глазГерберта влекла не раз.Пусть вам мнится: в томе этом —Ангел, спрятанный поэтом.Тот, кто пчелке малой рад,Ловит утра аромат.В церкви вас узря украдкой,Всяк познает трепет сладкий.Вам дарит цвет души поэт,Чтоб вы узнали горний свет.Вас он знакомит с высшей сферой,Где всех одной измерят мерой.Я б сказать вам смело мог:В ткани гербертовских строкПлод моих душевных мукВам кладу в святыню рук.

ПАСТУШЬЯ ПЕСНЬ СПАСИТЕЛЮ

«Ты — в сладостной тиши росток,Повлекший вековечный день.Ты засветившийся восток,Рассеявший ночную тень.Ты зрим, — и мы хвалу поем,Ты зрим в сиянии своем».Но что сия юдоль скорбейПришельцу звездному дала?Пещеру в несколько локтейИ место около вола.С небесною — земная ратьВоюет, чтоб у ложа встать.

ПЫЛАЮЩЕЕ СЕРДЦЕ (Над книгой и изображением святой Терезы)

О Сердце благородное, живиВ словах неувядающей любви!Всем языкам, народам, расстояньямЯвись одним слепительным пыланьем;Гори — и жги; погибни — и восстань;Скорби — и мучь; кровоточи — и рань;В бессмертном ореоле вечно шествуй,Зовя к страданию и совершенству;Борись — и, умирая, побеждай;И мучеников новых порождай.О факел мой! примером светоноснымВосторжествуй над этим сердцем косным;Разящей силой слов, лучами дня,Прорвав броню груди, ворвись в меняИ унеси все то, что было мною,—С пороками, с греховной суетою;Как благо, я приму такой разбой,Как щедрый дар, ниспосланный тобой.Молю тебя и заклинаю снова —Наитьем твоего огня святого;Орлиной беспощадностью речей —И голубиной кротостью твоей;И всем, что претерпела ты во имяЛюбви и веры, муками твоими;Огромной страстью, жгущей изнутри;Глотком последней, пламенной зари;И поцелуем тем, что испыталаДуша, когда от тела отлетала,—Его блаженством полным, неземным(О ты, чей брат — небесный серафим!)Молю тебя и заклинаю снова:Не оставляй во мне меня былого;Дай так мне жизнь твою прочесть, чтоб яДля нового воскреснул бытия!

ГЕНРИ ВОЭН

ПТИЦА

Всю ночь со свистом буря продувалаТвой нищий дом, где вместо одеялаКрылом ты прикрывался. Дождь и град(Который и для наших крупноватГолов) всю ночь по прутьям барабанилИ только чудом не убил, не ранил.Но снова счастлив ты, и в упоеньеСлагаешь гимн благому Провиденью,Чьей мощной дланью ветер усмирен,А ты — живым и здравым сохранен.И все, кому урок пришелся внове,Сливаются с тобой в хор славословий.Холмы и долы начинают петь,Речь обретают листья, воздух, волны,И даже камни вторят им безмолвно —Не зная, как журчать и шелестеть.Так, вместе с Утром, рассветают самиМолитвы и хвалы под небесами.Ведь каждый — малым небом окружен,Душа — всегда подобие планеты,Чей свет, хотя и свыше отражен,Творит свои закаты и рассветы.Но, кроме этих светлых, добрых птах,Заутреню звенящих над полями,Есть птицы ночи, сеющие страх,С тяжелыми и мрачными крылами.Когда заводят филин и соваЗловещие ночные разговоры,Золой и пеплом кроется трава,И черной тиной — светлые озеры.Ни радости, ни света, ни весны —Пока Заря не брызнет с вышины!

ВЕНОК

О ты, чья жизнь блистает и цветет,Над кем горит счастливая звезда,Кого краса подруги хрупкой ждет,Ты мой рассказ запомни навсегда.Когда в мой двадцать первый годСвободу я обрел,—Я был тогда игрок и мот,И мрак в мой дом вошел.Я жадно кинулся в разгул,Я слушал страсти зов,Я в наслаждениях тонулСредь ярых игроков.Но знал ли я, судьбу дразня,Сомнения глуша,Что может пламя сжечь меняИль так болеть душа?И ложь, и гордой славы взлет,И горький мой обман —Таков был всех восторгов плод,Мой золотой туман.В своей груди весну я нес,Ее цветы собрав;Венчал себя гирляндой розМой безрассудный нрав.Уже я славой мог блеснуть,Но встретил мертвеца,Который знал мой грешный путьС начала до конца.Как глуп и безрассуден ты,—Сказал мертвец в сердцах:Те сорванные днем цветыИстлеют ночью в прах.О, мир цветов — он гибнет точно в срок.И если хочешь ты иметь живой венок,Не торопи цветов безвременный конец —Тогда ты обретешь божественный венец.

УХОД

Благословенна память днейБлаженной младости моей,Когда я знать еще не мог,Зачем живу свой новый срок;Когда душа, белым-бела,Была еще превыше зла;Когда мой дух не позабыл,Кого так трепетно любил,Спеша хотя б на краткий мигУзреть творца державный лик;Когда душе светло жилось,На злате облака спалось,И в каждой малости земнойЯвлялась вечность предо мной;Когда язык, рассудку нов,Не испытал соблазна слов, —И чувств моих немую речьЯ не умел на грех обречь,Из плена плоти услыхавБессмертья зов, как голос трав.О, мне б минувшее вернуть,Опять вступить на древний путь!Туда, к равнине, где впервойЯ бросил лагерь кочевой,Туда, где видится вдалиТот город Пальм моей земли!Увы, пьяна вином невзгод,Душа туда не добредет…Другие пусть вперед спешат:Мое «вперед» ведет назад.Но все равно: пускай не я —Мой прах вернется в те края.

МИР

1

Я видел Вечность в этот час ночной:Сияющим Кольцом, где неземнойБлаженствовал покой,Она плыла, и, сферами гонимы,Дни, годы плыли мимо,Как Тень, в которой мчался сквозь туманВселенский ураган;И в Жалобе Влюбленного звучалиМелодии печали,Когда в мечтах из Лютни он исторгУнылый свой восторг;С ним бант, перчатки — глупые капканыДля тех, кто непрестанноСжигал Себя в веселии шальном,Чтоб слезы лить потом.

2

Правитель, помрачневший от забот,Сквозь них, как сквозь густой туман, идет,Не двигаясь вперед;(И как Затменье) грозных мыслей ройВ его душе больной,И даже без Толпы зевак ониЕму вопят: «Казни!»Но Крот копал и, прячась от беды,Под землю вел ходы,Где жертву он сжимал что было сил,Но дел своих не скрыл;Его кормили церкви, алтари,Клубились мух рои;И кровь, которой землю он залил,Он не смущаясь пил.

3

Трусливый скряга, сторона свой хлам,Ведет, вздыхая, счет унылым дням,Себе не веря сам;Воров пугаясь, над своей мошнойДрожит он день-деньской.Так тьма безумцев чахла взаперти,Зажав металл в горсти;Честнейший Эпикур велел искатьВ усладах благодать,И ни один из набожных ханжейНе мог сказать умней;Ничтожный трус, прослывший храбрецом,Дрожал здесь пред Рабом,И правда, что победою звалась,Сидела притулясь.

4

Но те, кто пел и плакал без конца,Достичь сумели светлого Кольца,Чтоб обрести Отца.О вы, глупцы, кому ночная теньЗатмила ясный день,Кто ненавидит свет, как жалкий крот,За то, что свет ведетИз тьмы, из царства мертвого в чертог.Где обитает Бог,Где сможешь Солнце попирать ногой,Его затмив собой.Но, осудив так всех, презревших свет,Услышал я в ответ:Лишь та, кого Жених небесный ждет,Достигнет тех Высот.

ВОДОПАД

Как сквозь укромно льющееся времяПрозрачно-хладное свергает бремяВладыка вод!Шумит, ревет,Взывает к свите пенистой, кипучей,От ужаса застывшей перед кручей,Хоть все равноДано одно —Могиле в пастьС высот упасть,Чтоб тот же час из глуби каменистойСтупить на путь возвышенный и чистый.О водопад, придя к тебе,О нашей я гадал судьбе:Раз каждой капле сужденоДостичь небес, упав на дно,То душам, оставляя свет,Страшиться тьмы причины нет;А раз все капли до однойВозвращены в предел земной,Должна ли опасаться плоть,Что жизнь ей не вернет Господь?О очистительный поток,Целитель от мирских тревог,Мой провожатый в те края,Где бьет источник Бытия!Как сплетены восторг и страхВ твоих таинственных струях,Как много здравых горних думЯвляет твой волшебный шум!Но человека сонный духДотоле к откровеньям глух,Доколе их не явит Тот,Кто устремил тебя в полет.И се— я вижу по кругам,Внизу плывущим к берегамИ замирающим навек:Так, так преходит человек.О мой невидимый иадел!Для славной воли я созрел,И к небу льнет душа моя,Как долу падает струя.

ОНИ УШЛИ ТУДА, ГДЕ ВЕЧНЫЙ СВЕТ

Они ушли туда, где вечный свет,И я один тоскую тут;Лишь в памяти остался ясный след,Последний мой приют.Сияет он во тьме груди моей,Как звезды над горой горят,Или как верхних вечером ветвейКасается закат.Они ступают в славе неземнойИ отрицают жизнь мою,В которой я, бессильный и седой,Мерцаю и гнию.Высокого смирения завет,Святой надежды колеиОни мне приоткрыли как секретУтраченной любви.О смерть, о справедливости алмаз,Ты блещешь только в полной мгле;Но тайн твоих не проницает глаз,Прикованный к земле.Гнездо нашедший тот же миг поймет,Что нет пичуги там давно;Но где она и в чьем лесу поет —Узнать не суждено.И все же — как порой в лучистых снахМы с ангелами говорим,—Так странной мыслью вдруг пронзаем прахИ долю славы зрим.Да будь звезда во гроб заключена —Она и под землей горит;Но чуть ей дай свободу, как онаВозносится в зенит.Создатель вечной жизни, ты ОтецВсех обитателей земли —Неволе нашей положи конецИ волю вновь пошли!О, сделай так, чтоб даль была видна,Сними туман с очей раба —Иль вознеси туда, где не нужнаПодзорная труба.

ЭНДРЬЮ МАРВЕЛЛ

САД

Сколь жалко человек устроен:Чуть почестей он удостоен,Как тут же, не щадя руки,Деревья рубит на венки;Потом под сенью их увечнойВершится праздник быстротечный,А между тем деревьев цель —Творить отрады колыбель.У них учился я покоюИ простоте, хотя — не скрою —Когда-то я искал покойСредь суеты толпы людской;Но нет, в глуши лесной пустыниСокрыты все его святыни,Где не тревожит мира шумНичьих мечтаний или дум.И только зелень, безусловно,Одна воистину любовна;Резцом влюбленным опален,Лес шепчет сотни мне имен:То юноши, в любви незрячи,Здесь ждали милых и удачи.О, мне бы сей жестокий пыл —Я б имена дерев чертил.Любовь прошла — мы ищем сноваПриют у леса векового;Скрываясь от страстей богов,Здесь люди обретали кров:Вот вместо Дафны АполлонуЛес предлагает лавра крону;Вот Пану шелестит камыш —Сиринги нет, свой бег утишь.Нет жизни сладостней садовой!Тут, что ни шаг, подарок новый:То яблоневый камнепад,То винотворец-виноград,То нектарин, зовущий руку.Здесь счастья познавать науку!Иду я, наконец, к цветамИ в грезы погружаюсь там.Не ведает мой разум горяВ пучинах лиственного моря.О, разум! Лицедей, что вмигПредставит мне вселенной лик,Потом изобразит, играя,Пещеры ада, кущи рая,Но всем изыскам предпочтетЗеленых волн зеленый свод.Вблизи замшелого фонтанаИль возле старого платанаОставит плоть мою душа,Под полог лиственный спеша;Встряхнет сребристыми крылами,Споет, уже не здесь, не с нами,И будет радужно-пестроЛучиться каждое перо.Не стыдно ли так размечтаться?Но нам, увы, нельзя остатьсяНи с чем, ни с кем наедине —Сюда пришли, что делать мне!Да, нам до смертного до часуОт любопытных глаз нет спасу;Безлюдный и пустынный крайДля нас недостижим, как рай.Грустя, стою я пред часами —Изысканной красы цветами.Одолевая зодиак,Цветам пошлет светило знак,А те — пчеле укажут время.О, пчелы, суетное племя!И разве для цветов сей труд —Счет упоительных минут?!

КОСАРЬ — СВЕТЛЯКАМ

О вы, живые фонари,Во мгле прислуга соловью,Который учит до зариБожественную песнь свою.Кометы сельской стороны,Явленьем не сулите выНи смерти принца, ни войны,—Но лишь падение травы.О светляки, во тьме ночейВы стойко светитесь одни,Чтобы с дороги косарейНе сбили ложные огни.Ах, вы сияете не в срок:Се Джулиана здесь со мной,И разум от меня далек,И ни к чему идти домой.

РАЗГОВОР МЕЖДУ ДУШОЙ И ТЕЛОМ

Душа:

О, кто бы мне помог освободитьсяИз этой душной, сумрачной Темницы?Мучительны, железно-тяжелыКостей наручники и кандалы.Здесь, плотских Глаз томима слепотою,Ушей грохочущею глухотою,Душа, подвешенная на цепяхАртерий, Вен и Жил, живет впотьмах,—Пытаема в застенке этом жуткомКоварным Сердцем, немощным Рассудком.

Тело:

О, кто бы подсобил мне сбросить гнетДуши-Тиранки, что во мне живет?В рост устремясь, она меня пронзает,Как будто на кол заживо сажает,—Так что мне Высь немалых стоит мук;Ее огонь сжигает, как недуг.Она ко мне как будто злобу копит:Вдохнула жизнь — и смерть скорей торопит.Недостижим ни отдых, ни покойДля Тела, одержимого Душой.

Душа:

Каким меня Заклятьем приковалиТерпеть чужие Беды и Печали?Бесплотную, боль плоти ощущать,Все жалобы телесные вмещать?Зачем мне участь суясдена такая:Страдать, Тюремщика оберегая?Сносить не только хворь, и бред, и жар,Но исцеленье — это ль не кошмар?Почти до Порта самого добраться —И на мели Здоровья оказаться!

Тело:

Зато страшнее хворости любойБолезни, порожденные Тобой;Меня то Спазм Надежды раздирает,То Лихорадка Страха сотрясает;Чума Любви мне внутренности жжет,И Язва скрытой Ненависти жрет;Пьянит Безумье Радости вначале,А через час — Безумие Печали;Познанье скорби пролагает путь,И Память не дает мне отдохнуть.Не ты ль, Душа, так обтесала Тело,Чтобы оно для всех Грехов созрело?Так Зодчий поступает со стволом,Который Древом был в Лесу густом.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛЮБВИ

Чудно Любви моей началоИ сети, что она сплела:Ее Отчаянье зачалоИ Невозможность родила.Отчаянье в своих щедротахВ такую взмыло высоту,Что у Надежды желторотойЗастыли крылья на лету.И все же Цели той, единой,Я, верится, достичь бы мог,Не преграждай железным клиномК ней каждый раз пути мне— Рок.С опаскою встречать привык онДвух Душ неистовую Страсть:Соединись они — и мигомНизложена Тирана власть.Вот почему его статутомМы навек разъединеныИ, сердца вскруженные смутой,Обнять друг друга не вольны.Разве что рухнут Неба высиВ стихий последнем мятеже,Все сплющив, и, как точки, сблизятДва полюса — на чертеже.Свои в Любви есть линий ходы:Косым скреститься привелось,Прямые же, таясь, поодальЛегли, чтоб в Вечность кануть врозь.И мы — так. И Любви рожденье,Чей Року ненавистен рост,Есть Душ ВзаимонахожденьеИ Противостоянье Звезд.

СТЫДЛИВОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ

Сударыня, будь вечны наши жизни.Кто бы подверг стыдливость укоризне?Не торопясь, вперед на много летПродумали бы мы любви сюжет.Вы б жили где-нибудь в долине ГангаСо свитой подобающего ранга.А я бы, в бесконечном далеке,Мечтал о Вас на Хамберском песке,Начав задолго до Потопа вздохи.И вы могли бы целые эпохиТо поощрять, то отвергать меня —Как Вам угодно будет — хоть до дняВсеобщего крещенья иудеев!Любовь свою, как дерево, посеяв,Я терпеливо был бы ждать готовРостка, ствола, цветенья и плодов.Столетие ушло б на воспеваньеОчей; еще одно — на созерцаньеЧела; сто лет — на общий силуэт;На груди — каждую! — по двести лет;И вечность, коль простите святотатца,Чтобы душою Вашей любоваться.Сударыня, вот краткий пересказЛюбви, достойной и меня и Вас.Но за моей спиной, я слышу, мчитсяКрылатая мгновений колесница;А впереди нас — мрак небытия,Пустынные, печальные края.Поверьте, красота не возродится,И стих мой стихнет в каменной гробнице;

Питер Лели. Женский портрет.

И девственность, столь дорогая Вам,Достанется бесчувственным червям.Там сделается Ваша плоть землею,—Как и желанье, что владеет мною.В могиле не опасен суд молвы,Но там не обнимаются, увы!Поэтому, пока на коже нежнойГорит румянец юности мятежнойИ жажда счастья, тлея, как пожар,Из пор сочится, как горячий пар,Да насладимся радостями всеми,Как хищники, проглотим наше времяОдним глотком! Уж лучше так, чем ждать,Как будет гнить оно и протухать.Всю силу, юность, пыл неудержимыйСкатаем в прочный шар нерасторжимыйИ продеремся, в ярости борьбы,Через железные врата судьбы.И пусть мы солнце в небе не стреножим,—Зато пустить его галопом сможем!

БЕРМУДЫ

Далёко, около Бермуд,Где волны вольные ревут,Боролся с ветром утлый бот,И песнь плыла по лону вод:«Благодарим смиренно мыТого, кто вывел нас из тьмы,Кто указал нам путь сюда,Где твердь и пресная вода,Кто уничтожил чуд морских,Державших на хребтах своихВесь океан… Нам этот крайМилей, чем дом, милей, чем рай.На нашем острове весна,Как небо вечное, ясна,И необъятно царство трав,И у прелатов меньше прав,И дичь сама идет в силки,И апельсины так ярки,Что каждый плод в листве густойПодобен лампе золотой.Тут зреет лакомый гранат,Чьи зерна лалами горят,Вбирают финики росу,И дыни стелются внизу.И даже дивный ананасГосподь здесь вырастил у нас,И даже кедр с горы ЛиванПринес он к нам, за океан,Чтоб пенных волн ревущий адЗатих, почуяв ароматЗемли зеленой, где зерноСвободной веры взращено,Где скалы превратились в xpaм,Чтоб мы могли молиться там.Так пусть же наши голосаХвалу возносят в небеса,А эхо их по воле водДо самой Мексики плывет!»Так пела кучка англичан,И беспечально хор звучал,И песнь суденышко неслаПочти без помощи весла.

НА СМЕРТЬ ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ

Его я видел мертвым, вечный сонСковал черты низвергнувшего трон,Разгладились морщинки возле глаз,Где нежность он берег не напоказ.Куда-то подевались мощь и стать,Он даже не пытался с ложа встать,Он сморщен был и тронут синевой,Ну словом, мертвый — это не живой!О, суета! О, души и умы!И мир, в котором только гости мы!Скончался он, но, долг исполнив свой,Остался выше смерти головой.В чертах его лица легко прочесть,Что нет конца и что надежда есть.

ЭПИТАФИЯ

Довольно, остальное — славе.Благоговея, мы не в правеУсопшей имя произнесть,Затем что в нем звучала б лесть.Как восхвалить, не оскорбляя,Ту, что молва щадила злая,Когда ни лучший ум, ни другНе перечли б ее заслуг?Сказать, что девою невиннойОна жила в сей век бесчинныйИ сквозь зазнавшуюся грязьШла, не гордясь и не стыдясь?Сказать, что каждую минутуДушой стремилась к абсолютуИ за свершенные делаПред небом отвечать могла?Стыдливость утра, дня дерзанье,Свет вечера, ночи молчанье…О, что за слабые слова!Скажу одно:Она мертва.

ПЕСНЯ КОСАРЯ

Луга весною хороши!Я свежим воздухом дышу,До поздних сумерек в тишиТраву зеленую кошу,Но Джулиана, ангел мой,Обходится со мною так, как я — с травой.Трава смеется: «Плачешь ты!» —И в рост пускается скорей.Уже не стебли, а цветыТрепещут под косой моей,Но Джулиана, ангел мой,Обходится со мною так, как я — с травой.Неблагодарные луга,Смеетесь вы над косарем!Иль дружба вам не дорога?Ваш друг растоптан каблуком,Ведь Джулиана, ангел мой,Обходится со мною так, как я — с травой.Нет, сострадания не жди.Ответа нет моим мечтам.Польют холодные дождиПо мне, по травам, по цветам,Ведь Джулиана, ангел мой,Обходится со мною так, как я — с травой.Трава, я выкошу тебя!Скошу зеленые луга!Потом погибну я, любя,Могилой будут мне стога,Раз Джулиана, ангел мой,Обходится со мною так, как я — с травой.

СЭМЮЭЛ БАТЛЕР

САТИРА В ДВУХ ЧАСТЯХ НА НЕСОВЕРШЕНСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ УЧЕНОСТЬЮ

(Из I части)

Достойный подвиг разума и зренья —Освободиться от предубежденья,Впредь отказаться как от ложной даниОто всего, что приобрел с годами,Но не от самого умодеяньяИ не от дара первого познанья,А их принять как данность непреложно,Будь их значенье истинно иль ложно.Но навык, хоть и плод того же рода,Где душу с телом нянчила природа,Имеет больше прав, как и влиянья,На человека, данника сознанья,Поскольку, в двух инстинктах воплощенный,Одним рожденный, а другим взращенный,Он, человек, воспитан поневолеСкорей во мнимой, чем в природной, школе,И вследствие того, что раньше тело,А не душа в заботах преуспела,Судить о человеке напередНельзя, покуда он еще растет.Без размышленья и усилий детиВоспринимают все, что есть на свете,Тьму знаний и рассудочного вздораУсваивают чохом, без разбора,И так же, как некоренные лицаНе могут от акцента отучиться,Не может разум превозмочь наследстваПонятий, вдолбленных в сознанье с детства,Но повторяет их в лета иные,А потому понятья головныеНе впрок уму, и труд образованьяДля человека хуже, чем незнанье,Когда он видит, что не в колыбели,А в школе дураки понаторели,Где аффектация и буквоедство —Учености сомнительные средства,Где учат поэтическому пылуДетей, когда он взрослым не под силу,И формы мозга не готовы к знаньям,Убитые двусмысленным стараньемИсправить вавилонское проклятьеИ языкам умершим дать занятье,Чтоб, проклятые некогда в день Судный,Они сушили мозг работой нудной,А так как занесло их к нам с Востока,Они во мненье ставятся высоко,Хоть и в арабском залетев обличьеКрючков и палочек, как знаки птичьи;И этот труд без пользы и без толка —Потеря сил и времени, и только,Как скупка экзотических сокровищ,Тогда как тот, кто обладал всего лишьСвоим добром, надежней обеспечен,Так и они с их бравым красноречьем;Недаром, цель выхватывая разом,Стрелок следит одним, но метким глазом,А кто зараз на многое нацелен,Тот ни в одном, пожалуй, не уверен,Поскольку не безмерна трата сил:Что взял в одном, в противном упустил.Древнесирийский и древнееврейскийОтбрасывают разум европейский,И мозг, который принял ум чужой,Вслед за рукой становится левшой,Однако тот, кто ищет мысль впотьмах,Не находя во многих языках,Сойдет скорей за умного, чем тот,Кто на своем найдет и изречет.Вот каково искусство обученья,Все эти школы, моды, увлеченьяВ умы внедряют с помощью узды,Как навык в школах верховой езды;Так взваливали римские рабыГрехи чужие на свои горбы.Когда искусство не имело цели,Кроме игры, и греки не имелиДругих имен для сцены или школы,Как школа или сцена, их глаголы«Быть праздным» и «раскидывать умом»По первосмыслу были об одном,Поскольку нет для здравого рассудкаЗащиты большей, чем игра и шутка,Возможность фантазировать свободноИ пробуждать, не столь уж сумасбродно,Игру ума, уставшего от нуднойОбыденности и заботы будней,Где, кто не черпает непринужденноЕго богатств, живет непробужденноИ если хочет преуспеть в иномУмении, поступится умом,Как те плоды учености, в угодуМуштре, недоброй делают природуИ величайшие ее стремленьяСвободного лишают проявленьяИ развернуться дару не дают,Толкая на рутину и на труд;А кто меж тем с живым воображеньем,—Те на ученье смотрят с отвращеньемИ замки их воздушные нестойкиПо недостатку знаний о постройке.Но где даров счастливо совпаденье,Включая прилежанье и сужденье,Они стремятся превзойти друг друга,И ни труда при этом, ни досуга,В то время как ученые профаныОт сверхусердья рушат все их планы:Те, чье познанье общества в границахИ компаса ручного уместится,Туда, однако, простирают руки,Куда нет доступа любой науке.Пока к врагу не подойдут солдаты,Они разумно берегут заряды;Философы же простирают знаньяНа вещи явно вне их досяганьяИ помышляют в слепоте надменнойЛишить природу тайны сокровеннойИ вторгнуться вульгарно в те владенья,Куда вторгаться нету позволенья;И все их знанья — ложь или рутинаВвиду того, что нету карантина,В итоге мир тем дальше был отброшен,Чем больше узнавал, что знать не должен.

САТИРА НА ДУРНОГО ПОЭТА

Великого Поэта вдохновеньеНе ведает натуги и сомненья;Из золота парнасских кладовыхЧеканит он свой точный, звонкий стих.Баталий умственных воитель славный,Как мысль ты миришь с мыслью своенравной?В твоих стихах слова, равняясь в ряд,Как добровольцы храбрые стоят,Не суетясь и не ломая строя,—Все на местах, все на подбор герои!А я, несчастный (за грехи, видать,Судьбой приговоренный рифмовать),С упорством рабским ум свой напрягаю,Но тайны сей — увы — не постигаю.Верчу свою строку и так и сяк,Сказать желаю свет, выходит мрак;Владеет мною доблести идея,А стих подсовывает мне злодея,Который мать ограбил — и не прочьПродать за деньги собственную дочь;Поэта восхвалить случится повод,Вергилий — ум твердит, а рифма — Говард.Ну, словом, что бы в мысли ни пришло,Все выйдет наизнанку, как назло!Порой влепить охота оплеухуВладеющему мною злому духу;Измученный, даю себе зарокСтихов не допускать и на порог.Но Музы, оскорбившись обращеньем,Являются назад, пылая мщеньем,Захваченный врасплох, беру опятьСвое перо, чернила и тетрадь,Увлекшись, все обиды забываюИ снова к Ним о помощи взываю.Ах, где бы взять мне легкости такой,Чтоб все тащить в стихи, что под рукой,Эпитетом затертым не гнушаться,—Жить, как другие, — очень не стараться?Я воспевал бы Хлору, чья красаДавала бы мне рифму небеса,Глаза — как бирюза, а губки алыТотчас вели бы за собой кораллы,Для прелестей бы прочих был готовНабор из перлов, звездочек, цветов;Так, лепеча, что на язык попало,Кропать стихи мне б ни во что не стало;Тем более — такая благодать —Чужой заплаткой можно залатать!Но вот беда: мой щепетильный умСлов не желает ставить наобум,Терпеть не может пресные, как тесто,Сравненья, заполняющие место;Приходится по двадцать раз менять,Вымарывать и вписывать опять:Кто только муку изобрел такую —Упрятать мысль в темницу стиховую!Забить в колодки разум, чтобы онБыл произволу рифмы подчинен!Не будь такой напасти, я б свободноДни проводил — и жил бы превосходно,Как толстый поп, — чернил не изводил,А лишь распутничал бы, ел и пил,Ночами бестревожно спал в постели,—И годы незаметно бы летели.Душа моя сумела б укротитьНадежд и дум честолюбивых прыть,Избегнуть той сомнительной дороги,Где ждут одни препоны и тревоги,—Когда б не Рока злобная печать,Обрекшая меня стихи писать!С тех пор как эта тяга овладелаМоим сознаньем властно и всецелоИ дьявольский соблазн в меня проник,Душе на горе, к сочинению книг,Я беспрестанно что-то исправляю,Вычеркиваю здесь, там добавляюИ, наконец, так страшно устаю,Что волю скверной зависти даю.О Скудери счастливый, энергичноКропающий стихи круглогодично!Твое перо, летая, выдаетПо дюжине томов толстенных в год;И хоть в них много вздора, смысла мало,Они, состряпанные как попало,В большом ходу у книжных продавцов,В большой чести у лондонских глупцов:Ведь если рифма строчку заключает,Не важно, что строка обозначает.Да, тот несчастлив, кто по воле музБлюсти обязан здравый смысл и вкус;Хлыщ, если пишет, пишет с наслажденьем,Не мучаясь ни страхом, ни сомненьем;Он, сущую нелепицу плетя,Собою горд и счастлив, как дитя,—В то время как писатель благородныйВотще стремится к высоте свободнойИ недоволен никогда собой,Хотя б хвалили все наперебой,Мечтая, блага собственного ради,Вовек не знать ни перьев, ни тетради.Ты, сжалившись, недуг мой излечи —Писать стихи без муки — научи;А коль уроки эти выйдут слабы,Так научи, как не писать хотя бы!

* * *

Каких интриг не видел свет!Причудлив их узор и след,Но цель одна: упорно, рьяноСлужить желаньям интригана.А тот, найдя окольный путь,Всех одурачит как-нибудь!Вот потому-то лицемерыСлывут ревнителями веры,И свят в молве прелюбодей,И плут — честнейший из людей;Под маской мудрости тупицаГлубокомыслием кичится,И трус в личине, храбрецаГрозит кому-то без конца,И неуч пожинает лавры,Каких достойны бакалавры.Тот, кто лишился навсегдаСомнений, совести, стыда,Еще положит — дайте срок! —Себе полмира в кошелек.

* * *

Им все труднее год от года,Тем, кто живет за счет народа!Еще бы! Церковь содержи,И слуг господних ублажи,Плати правительству процентыЗа государственные ренты,Учти налоги, и акцизы,И рынка частые капризы,Расходы на войну и мир,На книги божьи, на трактир;И, адских мук во избежанье,Щедрее будь на подаянье.А если ты владелец стадИ убежденный ретроград —Изволь за проповедь мученья,Долготерпенья и смиреньяСектантам щедрою рукойВоздать землею и мукой.Взимают тяжкие поборыС тебя врачи, и крючкотворы,И торгаши, и сутенеры,Блудницы, сводницы и воры,Грабители, и шулера,И дел заплечных мастера;А лорд и джентльмен удачиВсё норовят не выдать сдачиС той крупной суммы, что пошлаНа их нечистые дела;Все те бедняги, что богаты,Несут огромные затратыНа подкуп города, страны,Земли, Небес и Сатаны.

* * *

Когда бы мир сумел решитьсяНа то, чтоб глупости лишиться,То стало б некого винитьИ стало б не над кем трунить,Дел бы убавилось настолько,Что просто скука, да и только!

* * *

Лев — царь зверей, но сила этой властиНе в мудрости, а в ненасытной пасти;Так и тиран, во зле закоренев,Не правит, а сжирает, словно лев.

* * *

Нет в Англии тесней оков,Чем власть ленивых стариков!Одна им ведома забота:Латают до седьмого потаВесьма дырявую казну,Пока страна идет ко дну.Когда ж их дело вовсе туго —Спешат к врагу, предавши друга,И попадаются впросак:На них плюет и друг и враг.

* * *

У человека каждого во властиИсточник собственных его несчастий;Но за устройством счастия егоСледит судьбы ревнивой божество;И если не захочется Фортуне,То все его старанья будут втуне;Предусмотрительность — увы — слаба,Когда распоряжается судьба.Как разум свой заботами ни мучай,Всегда найдется неучтенный случай,И неким злополучным пустячкомОн опрокинет все — одним щелчком!

* * *

Вождь мира — Предрассудок; и выходит,Как будто бы слепой слепого водит.Воистину, чей ум заплыл бельмом,Рад и собаку взять поводырем.Но и среди зверей нет зверя злее,Чем Предрассудок, и его страшнее:Опасен он для сердца и умаИ, сверх того, прилипчив, как чума.И, как чума, невидимо для глазаПередается злостная зараза;Но, в человека отыскавши вход,До сердца сразу ядом достает.В природе нет гнуснее извращенья,Чем закоснелое предрассужденье.

ДЖОН ДРАЙДЕН

МАК-ФЛЕКНО

«Издревле род людской подвержен тленью.Послушен и монарх судьбы веленью»,—Так мыслил Флекно. Долго правил он,Взойдя, как Август, в юности на трон.Себе и прозой и стихами славуОн в царстве Глупости снискал по правуИ дожил до седин, из года в годПриумножая свой обширный род.Трудами утомлен, бразды правленьяОн вздумал передать без промедленья:«Из чад своих престол вручу тому,Кто объявил навек войну уму.Природа мне велит не первородствомРуководиться, но семейным сходством!Любезный Шедвелл — мой живой портрет,Болван закоренелый с юных лет.Другие чада к слабому раздумьюСклоняются, в ущерб их скудоумью.Но круглый дурень Шедвелл, кровь моя,Не то что остальные сыновья.Порой пробьется луч рассудка бледный,На медных лбах оставив проблеск бедный.Но Шедвеллу, в его сплошной ночи,Не угрожают разума лучи.Лаская глаз приятностью обличья,Он создан для бездумного величья,Как дуб державный, царственную сеньПростерший над поляной в летний день.О гений тождесловья, ты им крепок,А Шерли с Хейвудом — твой слабый слепок.Превыше их прославленный осел,—Тебе расчистить путь я в мир пришел.Я, норвичской дерюгой стан и плечиОдев, учил народ, под стать предтече!Настроив лютню, о величье делХуана Португальского я пел.Но это лишь прелюдия звучала,Вещая дня преславного начало.Ты веслами плескал, держа свой путь,И рассекал сребристой Темзы грудьПеред монаршей баркою, раздутыйСознаньем сей торжественной минуты.Случалось ли глупцов, тебе под стать,На одеялах Эпсома качать?А струны лютни трепетным аккордомТвоим перстам ответствовали гордым.Ты славословьем переполнен был.Казалось, новый Арион к нам плыл.Писк дискантов и рев басов твой ноготьИсторг, стремясь два берега растрогать.Дошел до Писсипг-Элли твой глагол,И эхом отозвался Астон-Холл.А челн, плывущий по реке с рапсодом,Так окружен был мелким рыбьим сбродом,Что утренним казался бутербродом.Стучал ты свитком в такт, как дирижер,Азартней, чем ногой — француз-танцор.Бессильны здесь балета корифеи,Бессильна и стопа твоей „Психеи“.Обильный стих твой смыслом был богат.В нем тождесловья упадал каскад.Завистник Сипглетон о славе пекся.Теперь от лютни и меча отрекся,Виллериуса роль играть зарекся».Сморкаясь, добрый старый сэр умолк.«Из мальчика, — решил он, — выйдет толк.Мы видим по его стихам и пьесам,Что быть ему помазанным балбесом».У стен, воздвигнутых Августой (страхЗамкнул ее, прекрасную, в стенах!),Видны руины. Помня день вчерашний,Когда они сторожевою башнейЗдесь высились, от них превратный рокОдно лишь имя «Барбикен» сберег.Из тех руин встают борделей стены —Приют бесстыдных сцен любви растленной,Пристанище разнузданных утех;Хозяйкам стража не чинит помех.Но есть рассадник возле мест отравных,Плодящий королев, героев славных.Смеяться и слезой туманить взорТам учится неопытный актер.Там юных шлюх звучит невинный хор.В сандальях Джонсон, Флетчер на котурнахТам не могли снискать оваций бурных.Лишь Симкииу доступен был сей храм,Сей памятник исчезнувшим умам.Двусмысленности по нутру предместью.Словесный бой там вел и Пентон с честью.Среди руин воздвигнуть сыну тронТщеславный Флекно возымел резон:Сам Деккер предрекал: на этой куче,—Рассудка бич и ненавистник жгучий,—Успешно воцарится князь могучий,Создаст «Психею», — тупости пример,—И не один Скупец и Лицемер,Но Реймондов семейство, Брюсов племяСойдут с его пера, лишь дайте время!Молва-императрица всем как естьУспела раззвонить благую весть.Узнав, что Шедвелл будет коронован,Из Банхилла и с Ватлипг-стрит, взволнован,Потек народ. Украсили отнюдьНе Персии ковры монарший путь,Но бренные тела поэтов павших,На пыльных полках книжной лавки спавшихИ жертвой груды «Проповедей» ставших.На Шерли с Хейвудом свалился груз —Творенья Шедвелла, любимца муз.Лейб-гвардию, — мошенников, лукавцев,Отъявленных лгунов-книгопродавцев,—Построил Херингмен, их капитан.Великий старец, думой обуян,Взошел на трон из собственных созданий,И, юный, одесную сел Асканий.Надежда Рима и державы столп,Он высился в виду несметных толп.Над ликом брови сумрачно нависли,Вокруг чела витала скудость мысли.Как Ганнибал клялся у алтаря,Враждою к Риму с юности горя,Так Шедвелл всенародно дал присягуДо гроба — Глупости служить, как благу,Престол, отцом завещанный, блюстиИ с Разумом весь век войну вести.Помазанье свершил святым елеемКороль, поскольку сам был иереем.Избраннику не шар с крестом златым,Но кружку с пивом, крепким и густым,Вложил он в руку левую, а в правойБыл скипетр — атрибут монаршей славы,«Страна Любви», владычества уставы,Чем припц руководился с юных лет,Когда «Психею» произвел на свет.Помазанника лоб венчали маки.Был в сем благословенье смысл троякий.На левом рукаве уселись в рядДвенадцать сов, — так люди говорят.Ведь ястребов двенадцати явленьеВещало Ромулу судьбы веленье.И, знаменье истолковав, народСлал восхищенья клики в небосвод.В тумане забытья властитель старшийЗатряс внезапно головой монаршей.Его объял пророческий восторг.Дар божества он из нутра исторг:«О небо, с твоего благословенья,Пускай мой сын вместит в свои владеньяИрландию с Барбадосом. Пусть онПревыше моего воздвигнет трон.Пускай пером своим, набрав разгон,Перемахнет „Страны Любви“ пределы».Король умолк. «Аминь!» — толпа гудела.Он продолжал: — «Твои долг — достичь вершипНевежества и наглости, мой сын!Работая с бесплодным рвеньем отчим,Успехам у других учись ты, впрочем!Хоть „Виртуоза“ ты писал пять лет,Ума в труде твоем ни грана нет.На сцене Джордж, являя блеск таланта,Злит Ловейта, дурачит Дориманта!Где Калли с Коквудом — там смех и шум:Их глупость создал драматурга ум.Твои ж глупцы, служа тебе защитой,Клянутся: — „Автор наш — дурак набитый!“Пусть каждый созданный тобой глупецНайдет в тебе достойный образец.Не копии, — твои родные дети! —Они грядущих досягнут столетий.Да будут умники твои, мой сын,Точь-в-точь как ты, притом один в один!Пусть не шпигует мыслью чужероднойСэр Седли прозы Эпсома голодной.Риторики срывая ложный цвет,Быть олухом — труда большого нет.Доверься лишь природе, — мой совет!Пиши — и красноречия цветочки,Как Формел, ты взлелеешь в каждой строчке.Он в „Посвященьях Северных“ помогНепрошеным пером украсить слог.Искать враждебной Джонсоновой славыХудых друзей отринь совет лукавый,—Чтоб зависть к дяде Оглеби зажглаТвой дух, и папы Флекно похвала.Ты — кровь моя! Ни родственные узыНас не связали с Джонсоном, ни музы.Ученость он клеймит ума тавром,На стих чужой обрушивает гром.Как принц Никандр, любовью неуемнойНадокучает он Психее томнойИ в прах напев ее разносит скромный.Дешевку продает за чистоган;Театр суля, готовит балаган.У Флетчера накрал он отовсюду!Так Этериджа ты в свою посудуСцедил, чтоб масло и вода теклиК тебе, а мысли чтоб на дно легли.Обычай твой — не повторяя дважды,Сплесть шутку новую для пьесы каждой.Лишь в юморе я вижу цель и суть.Мне предначертан скудоумья путь.Писания твои перекосилаВлекущая в том направленье сила.Равнять ты брюхо с брюхом не спеши:Твое — тимпан возвышенной души!Ты бочку бы в себя вместил с излишком,Хоть полбочонка не займешь умишком!В трагедии твой вялый стих смешон.Комедия твоя наводит сон.Хоть желчи преисполнен ты сугубой,Твоя сатира кажется беззубой.С пером твоим ирландским, говорят,Соприкоснувшись, умер злобный гад,Что в стих тебе вливал змеиный яд.Не ямбов едких славою заемнойПрельщайся ты, но анаграммой скромной.Брось пьесы! Вместо сих забав пустыхТы облюбуй край мирный. Акростих.Восставь алтарь, взмахни крылами снова,На тысячу ладов терзая слово.Своим талантам не давай пропасть!На музыку свой стих ты мог бы кластьИ распевать под звуки лютни всласть».Но люк открывшим Лонгвиллу и БрюсуСовет певца пришелся ие по вкусу.Его спихнули вниз, хоть бедный бардПытался кончить речь, войдя в азарт.Задул подземный вихрь, и седовласыйПевец расстался вмиг с дерюжной рясой.Что осенила плечи лоботряса.При этом награжден был сын роднойУма отцова порцией двойной.

ГИМН В ЧЕСТЬ СВ. ЦЕЦИЛИИ, 1687

Из благозвучий, высших благозвучийВселенной остов сотворен:Когда, на атомы разъят,Бессильно чахнул мир,Вдруг был из облаковГлас вещий, сильный и певучий:«Восстань из мертвецов!»И Музыку прияли тучи,Огонь и сушь, туман и хлад,И баловень-зефир.Из благозвучий, высших благозвучийВселенной остов сотворенИ Человек, венец созвучий;Во всем царит гармонии закон,И в мире всё суть ритм, аккорд и тон.Какого чувства Музыка не знала?От раковины Иувала,Так поразившей вдруг его друзей,Что, не стыдясь нимало,Они молились ей,Звук для людей — всегда богов начало:Ведь не ракушка, словно жало,Сердца людские пронизала.Какого чувства Музыка не знала?Звонкий возглас медных трубНас зовет на сечь;Пред глазами бой, и труп,И холодный меч.Громко, грозно прогремитЧуткий барабан:«Здесь предательство, обман;Пли, пли по врагу», — барабан велит.Про горе, про обидуСердечных неудачРасскажет флейты плач;Отслужит лютня панихиду.Пенье скрипок — драма:Жажда встречи, скорбь разлуки,Ревность и страданье в звуке;В вихре этой страстной мукиСкрыта дама.Но в мире нет искусства,Нет голоса, нет чувства,Чтоб превзойти орган!Любовь он воспевает к богу,И мчит его пеанК горнему порогу.Мог примирить лесных зверейИ древо снять с его корнейОрфей игрой на лире.Но вот Цецилия в своей стихире,К органу присовокупив вокал,Смутила ангела, которыйЗа небо землю посчитал!

Большой хор

Подвластно звукам неземнымКруговращенье сфер;Вняв им, господь и иже с нимНам подали пример.Но помните, в последний часHe станет Музыки для нас:Раздастся только рев трубы,Покинут мертвецы гробы,И не спасут живых мольбы.

НА СМЕРТЬ МИСТЕРА ГЕНРИ ПЕРСЕЛЛА

Послушай в ясный полдень и сравниМалиновки и коноплянки пенье:Как напрягают горлышки они,Соперничая искониВ своем весеннем вдохновенье!Но если близко ночи наступленье,И Фпломела меж ветвейВступает со своейМелодией небесной,Тогда они смолкают в тот же миг,Впивая музыки живой родникИ внимая в молчанье, в молчанье внимая, внимаяТой песне чудесной.Так смолкли все соперники, когдаЯвился Перселл к нам сюда:Они в восторге онемели,И если пели —То только славу дивного певца;Не издали мы столь скорого конца!Кто возвратит нам нашего Орфея?Не Ад, конечно; Ад его б не взял,Остатком власти рисковать не смея.Ад слишком хорошо узналВладычество гармонии всесильной:Задолго до тогоПроникли в царство тьмы мелодии его,Смягчив и сгладив скрежет замогильный.Но жители небес, услышав с высотыСозвучия волшебной красоты,К певцу сошли по лестнице хрустальнойИ за руку с собою увелиПрочь от земли,Вверх по ступеням гаммы музыкальной:И все звучал, звучал напев прощальный.А вы, шумливых музыкантов рать!Пролив слезу, вам надо ликовать:Дань Небу отдана, и вы свободны;Спокойно можно жить да поживать.Богам лишь песни Перселла угодны,Свой выбор превосходныйОни не собираются менять.

СТРОКИ О МИЛЬТОНЕ

Родили три страны Поэтов трех —Красу и славу трех былых Эпох.Кто был, как Эллин, мыслями высок?Мощь Итальянца кто б оспорить мог?Когда Природа все им отдала,Обоих в сыне Англии слила.

ПИР АЛЕКСАНДРА, ИЛИ ВСЕСИЛЬНОСТЬ МУЗЫКИ

Персов смяв, сломив весь мир,Задал сын Филиппа пир —Высоко над толпойБогозванный герой,Властелин и кумир;Соратники-други — кругом у трона,На каждом — венок, будто славы корона;Розы кровавят бесцветье хнтона.А рядом с ним, как дар востока,Цветет Таис, прекрасноока,Царица юная порока.Пьем за счастье этой пары!Лишь герои,Лишь герои,Лишь герои могут все, не пугаясь божьей кары.Искусник ТимофейЧуть прикоснулся к лире,И в тишине, при смолкшем пире,Песнь полилась, и вняли ейВ заоблачном эфире.К Юпитеру сначалаНебесная мелодия воззвала,И вот явился он средь зала!Из зрителей исторгнув вздох,Драконом обратился бог,К Олимпии проделал путь,Нашел ее крутую грудь,Свился вкруг талии кольцомИ лик свой начертал драконовым хвостом.Тонули звуки в восхищенном гуде,Благовестили своды зал о чуде;«Кудесник Тимофей!» — кричали люди.Проняло царя:Милостью даря,Он певцу кивнул,И раздался гул,Словно земли отозвались и моря.Затем искусник Вакху спел хвалы,Ему, чьи шутки вечно юны, веселы.Барабаны зыблют пол,Торжествуя, бог пришел:Гроздья алые в венце,Благодушье на лице;А теперь пора гобоям:«Бог пришел, бог пришел!»Он, чьи игры веселы,Утешитель всякой боли,Даровавший благодать,Усладивший хмелем рать;БлагодатьСолдату внятьЗову сладкой, пьяной воли.Сумрачно стало на царском престоле:Вновь будет драться владыка, доколеВновь не полягут враги, как колоды, на поле.Зарделись щеки, вызрел гнев,Теперь пред Тимофеем — лев,Но музыкант не о гордынеЗапел тотчас — среди пустыниРаздался Музы плач:Идти тропой удачСумел недолго Дарий —Увы, всесильный рокПогубил, погубил, погубил его;Какой в величье прок,Ведь мертвый ниже парий.Вот он, призрак славы бренной:Средь пустыни убиенныйОтдан коршунам и гадам,А друзья… их нету рядом.Понял великий воитель намек:Изменчивый нрав у Фортуны,И дар ее только ли розы?Вздыхают, печалятся струны,И катятся царские слезы.Певец-волшебник уловил,Что час любви теперь пробил;Увы, бывают схожи звукиПечали и любовной муки.Лидийцев чувственных нежнейИграл великий Тимофей.Война — он пел — одна тревога,А честь — былинка-недотрога;Войны пребесконечпы беды,И нет конца им, нет и нет,Сегодня ты кумир победы,Так отдохни же от побед.Возвеселись — Таис прекрасна,И не гневи богов напрасно!Шум в небесах был знаком одобренья,Любовь торжествовала, смолкло пенье.Царь, не подняв склоненной выи,Взглянул на ту,Чью красотуОн видел, да, конечно, видел,Но видел словно бы впервые.И тут вина и страсти внятен стал язык,И властелин к своей возлюбленной приник.Ударьте в лиры золотые,Порвите струны их витые!Разрушьте властелина сон,Как громовержец, да восстанет он.Громче, громче хор;Барабаны, крики,Суровеют лики,Смутен царский взор.Месть, месть, месть — крик, как вопль бури, —Посмотри на Фурий!В их власах, ты видишь, — змеиВсе сильней шипят и злее.Видишь, пламя в их глазах — не до снов!Факелы — певцам,Отомстим врагам!Слышишь, тени павших греков, как витии,Говорят нам — вас, живые,Ждут деяния святые:Отомстите же за павших,Славы так и не узнавших!Смотрите, как пылают факелы,Они нам указуют путь; смотрите — тамУже горит богов персидских храм.Бьют кулаками воины в колена,Царь впереди и с ним Таис-Елена;От этой новой ТроиОстанется ль иное,Чем запах гари, запустения и тлена?!Вот так, давным-давно,Когда в мехах хранилось лишь вино —Не звуки для органа,При помощи тимпанаИ лиры ТимофейМог разъярять, мог размягчать сердца людей.Открыта милостию богаБыла Цецилии дорога;Столь сладкогласой мир не знал певицы,К тому ж орган, ее творенье,Так увеличил Музыки владенья,Что Музыка смогла с Природою сравниться.Двум Музыкантам по заслугам воздадим;Он смертных возносил на небеса,Она искусством неземным своимЗдесь, на земле, творила чудеса.

ПРЕКРАСНАЯ НЕЗНАКОМКА

Я вольным был, обрел покой,Покончил счеты с Красотой;Но сердца влюбчивого жарИскал все новых Властных Чар.Едва спустилась ты в наш Дол,Я вновь Владычицу обрел.В душе царишь ты без помех,И цепь прочнее прежних всех.Улыбка нежная сильней,Чем Армия Страны твоей;Войска легко мы отразим,Коль не хотим сдаваться им.Но глаз дурманящая тьма!Увидеть их — сойти с ума.Приходишь ты — мы пленены.Уходишь— жизни лишены.

ПЕСНЬ

1

К Аминте, юный друг, пойди,Поведай, что в моей грудиНет сил на стон, на звук живой —Но чист и ясен голос твой.Чтоб горестный унять пожар,Шлют боги нежных песен дар.Пусть выскажет щемящий звукСкорбь тех, кто онемел от мук.

2

Подарит вздох? Слезу прольет?Не жалостью любовь живет.Душа к душе устремлена,Цена любви — любовь одна.Поведай, как я изнемог,Как недалек последний срок;Увы! Кто в скорби нем лежит,Ждет Смерти, что глаза смежит.

ПОРТРЕТ ХОРОШЕГО ПРИХОДСКОГО СВЯЩЕННИКА, ПОДРАЖАНИЕ ЧОСЕРУ, С ДОБАВЛЕНИЯМИ ОТ СЕБЯ

Священник тот был худощав и сух,В нем различался пилигрима дух;И мыслями и поведеньем свят,И милосерден был премудрый взгляд.Душа богата, хоть наряд был плох:Такой уж дал ему всесильный Бог —И у Спасителя был плащ убог.Ему под шестьдесят, и столько ж летЕще прожить бы мог, а впрочем, нет:Уж слишком быстро шли года его,Посланника от Бога самого.Чиста душа, и чувства как в узде:Он воздержанье проявлял везде;Притом не выглядел как записной аскет:В лице его разлит был мягкий свет.Неискренность гнезда в нем не свила,И святость не назойлива была;Слова правдивы — так жe, как дела.Природным красноречьем наделен,В суровой проповеди мягок он;Ковал для паствы правила своиОн в золотую цепь святой любви,Священным гимном слух ее пленял —Мелодий гармоничней рай не знал.Ведь с той поры, как царь Давид почил,В дар от царя он лиру получил,Вдобавок — дивный, сладкозвучный глас,—Его преемником он стал сейчас.Взор предъявлял немалые права,Но были добрыми его слова,Когда о радостях иль муках напевал,На милосердье Божье уповал,Хоть за грехи корить не забывал.Он проповедовал Завет, а не Закон,И не преследовал, а вел по жизни он:Ведь страх, как стужа, а любовь — тепло,Оно в сердцах и душах свет зажгло.Порой у грешника к угрозам страха нет:Грехами он, как в плотный плащ, одет,Но милосердья луч блеснет сквозь тьму —И в тягость плащ становится ему.Грохочут громы в грозовые дни —Вестовщики Всевышнего они;Но гром умолкнет, отшумев вокруг,Останется Господень тихий звук.Священник наш налогов не просил —Брал десятину с тех, кто сам вносил,На остальных не нагонял он страх,Не проклинал их с Библией в руках;Был терпелив со злом: считал, что всякСвободен избирать свой каждый шаг,И скряги местные, чья суть одна —Поменьше дать, а взять всегда сполна,—Ему на бедность не давали ничегоИ за терпимость славили его.А он из жалких выручек своихКормил голодных, одевал нагих;Таков уж, видно, был зарок его:«Бедней меня не будет никого».Он всюду говорил: духовный санНам Господом для честной службы дан;Нет мысли «для себя», но лишь — «для всех»;Богатства цель — улучшить участь тех,Кто беден; если же бедняк украл,Ему казалось, это сам он брал.Приход его велик: не города,Но много малых ферм вошло туда,И все же успевал он, день иль ночь,Опасности отбрасывая прочь,Помочь больным и страждущим помочь.Добряк наш сам вершил всю уйму дел,Помощников он вовсе не имел,Ни у кого подспорья не просил,Но сам трудился из последних сил.Не ездил он на ярмарку в собор,Там не вступал в торги и в разговор,При помощи улыбок и деньжат,Про синекуру и епископат.Свое он стадо от волков стерег,Их не пускал он близко на порог,И лисам тоже это был урок.Смирял он гордых, грешников прощал,Обидчиков богатых укрощал;Ну, а молитвой подтверждал дела(Правдива проповедь его была).Он полагал, и дело тут с концом:Священнику быть нужно образцом,Как золото небес быть должен он —Чтоб сам Господь был блеском поражен.Ведь если будут руки нечисты,То даже соверен окислишь ты.Прелата он за святость одобрял,Но светский дух прелатства презирал —Спаситель суеты ведь не терпел:Не на земле он видел свой предел;Сносить нужду, смирять свой жадный пыл —Так церковь Он и слуг ее учил,При жизни и когда распятым был.За то венцом терновым награжден;В порфире Он распят, но не рожден,А те, кто спорят за места и за чины,Те не Его, а Зеведеевы сыны.Когда б он знал, земная в чем игра,Наследником святого б стал Петра —Власть на земле имел бы и средь звезд…Властитель суетен бывал, рыбак был прост.Таким вот слыл священник в жизни сей,Обличье Господа являя, как Моисей.Бог порадел, чтоб ярким образ был,И собственный свой труд благословил.Но искуситель не дремал в тот час.И он, завистливо прищуря глаз,Над ним проделал то, что сатанаНад Иовом в былые времена.Как раз в те дни был Ричард принужденСчастливцу Генриху оставить трон;И, хоть владыке сил не занимать,Пред ним сумел священник устоять.А новый властелин, пусть не чужак,Но не был прежнему родней никак.Своей рукой мог Ричард власть отдать:Ведь большего, чем есть, не потерять;А был бы сын — и право с ним опять…«Завоеванье» — слово здесь не то:Отпора не давал вообще никто;А льстивый поп сказал в ту пору так:Династий смена — Провиденья знак.Сии слова оправдывали тех,Кто в будущем свершит подобный грех.Права людские святы искони,И судьями пусть будут лишь они.Священник выбор тот принять не мог:Знал — перемены не желает Бог;Но не словам, а мыслям дал он ход,Не изгнан, сам оставил свой приходИ по стране побрел — в жару ль, в мороз —Апостольское слово он понес;Всегда обетам верен был своим,Его любили, знали, шли за ним.Не для себя просил у Бога он —Был даром милосердья наделен,И доказал он на самом себе,Что бедным быть — не худшее в судьбе.Он не водил толпу к святым мощам,Но пищею духовной насыщал…Из уваженья к образу егоЯ не скажу о прочих ничего:Брильянту ведь нужды в оправе нет —И без нее он дарит яркий свет.

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО МОЕМУ ДОРОГОМУ ДРУГУ, МИСТЕРУ КОНГРИВУ, ПО ПОВОДУ ЕГО КОМЕДИИ ПОД НАЗВАНИЕМ «ДВОЙНАЯ ИГРА»

Итак, в комедии взошло светило,Что звезды века прошлого затмило.Длань наших предков, словно божий гром,Врагов мечом разила и пером,Цвел век талантов до потопа злого.Вернулся Карл — и ожили мы снова;Как Янус, нашу почву он взрыхлил,Ее удобрил, влагой напоил,На сцене, прежде грубовато-шумной,Верх взяли тонкость с шуткой остроумной.Мы научились развивать умы,Но в мощи уступали предкам мы:Не оказалось зодчих с должным даром,И новый храм был несравним со старым.Сему строенью, наш Витрувий, тыДал мощь, не нарушая красоты:Контрфорсами усилил основанье,Дал тонкое фронтону очертаньеИ, укрепив, облагородил зданье.У Флетчера живой был диалог,Он мысль будил, но воспарить не мог.Клеймил пороки Джонсон зло и веско,Однако же без Флетчерова блеска.Ценимы были оба всей страной:Тот живостью пленял, тот глубиной.Но Конгрив превзошел их, без сомненья,И мастерством, и силой обличенья.В нем весь наш век: как Сазерн, тонок он,Как Этеридж галантно-изощрен,Как Уичерли язвительно-умен.Годами юн, ты стал вождем маститых,Но не нашел в соперпиках-пиитахЗлой ревности, тем подтверждая вновь,Что несовместны зависть и любовь.Так Фабий подчинился Сципиону,Когда, в противность древнему закону,Рим юношу на консульство избрал,Дабы им был обуздан Ганнибал;Так старые художники сумелиУзреть маэстро в юном Рафаэле,Кто в подмастерьях был у них доселе.Сколь было б на душе моей светло,Когда б мой лавр венчал твое чело!Бери, мой сын, — тебе моя корона,Ведь только ты один достоин трона.Когда Эдвард отрекся, то взошелДругой Эдвард, славнейший, на престол.А ныне царство муз, вне всяких правил,За Томом первым Том второй возглавил.Но, узурпируя мои права,Пусть помнят, кто здесь истинный глава.Я предвещаю: ты воссядешь скоро(Хоть, может быть, не тотчас, не без спора)На трон искусств, и лавровый венец(Пышней, чем мой) стяжаешь наконец.Твой первый опыт говорил о многом,Он был свершений будущих залогом.Вот новый труд; хваля, хуля его,Нельзя не усмотреть в нем мастерство.О действии, о времени, о местеЗаботы нелегки, но все ж, по чести,Трудясь упорно, к цели мы придем;Вот искры божьей — не добыть трудом!Ты с ней рожден. Так вновь явилась мируБлагая щедрость, с каковой ШекспируВручили небеса златую лиру.И впредь высот достигнутых держись:Ведь некуда уже взбираться ввысь.Я стар и утомлен, — приди на смену:Неверную я покидаю сцену;Я для нее лишь бесполезный груз,Давно живу на иждивение муз.Но ты, младой любимец муз и граций,Ты, кто рожден для лавров и оваций,Будь добр ко мне: когда во гроб сойду,Ты честь воздай и моему труду,Не позволяй врагам чинить расправу,Чти мной тебе завещанную славу.Ты более чем стоишь этих строк,Прими ж сей дар любви; сказал — как мог.