Европейские поэты Возрождения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Венера и Адонис. Резец
Сильвия.
Как только я произнесу, вздыхая,Твои слова — красивые, не спорю, —К своим истокам возвратятся реки,Трусливый заяц за борзой припустит,А овцы — за волками, и медведиПолюбят море, а дельфины — горы.Дафна.
Я знаю, до чего упряма юность:И я была такой, судьбой похожаИ ликом на тебя, — светловолосой,Как ты, была и с алыми губами,И на ланитах пухлых цвел румянец,С такой же сочетаясь белизною.Мне было в радость (радости у глупыхСвои) одно: натягивать тенета,На ветки клей намазывать, о каменьТочить копье, отыскивать по следуЗверей; когда же на себе случалосьМне взгляд подчас почувствовать влюбленный,Дикарка, я глаза склоняла долу,Полна стыда и гнева; счастье мнилосьНесчастьем мне, и нравиться другомуНе нравилось, как будто это былоМоей виною и моим позором —Внушать любовь и возбуждать желанья.Но время шло. Чего любовник верныйСо временем от милой не добьетсяПовиновеньем, вздохами, мольбами?Да, я сдалась, — оружьем победительИзбрал недаром слезы, и смиренье,И скорбный вид, и просьбы о пощаде.Открыла тень одной короткой ночиМне то, что долгий свет тысячедневныйОткрыть не властен был бы и поныне.Я прокляла тогда свою наивностьИ слепоту и молвила, вздыхая:«Вот лук мой, Кинтия, — с меня довольноИ стрел твоих, и твоего устава».Хочу я верить, что и твой АминтаВ один прекрасный день преодолеетТвое упрямство дикое и сердцеЖелезное твое смягчит. Быть может,Он не пригож? Или тебя не любит?Или другим не люб? Или, отверженТобою, бросился другой в объятья?Он Сильвии, быть может, не достоин?Достоин: если ты — дитя КидиппыИ внучка бога этой славной речки,То он Сильвано сын, который сыномБыл божеству стада пасущих — Пану.Когда ты смотришь в зеркало речное,Тебе не уступает АмариллисНичуть в красе, но он пренебрегаетПриманками ее, предпочитаяСтрадать из-за тебя. Ты, видно, хочешь(Да не исполнится твое желанье!),Чтоб он другой, отчаявшись, прельстился,Которая его прельстить бы рада.Какими бы глазами посмотрелаТы на него тогда? На то, как счастливС другою он и над тобой смеется?Сильвия.
Пусть поступает со своей любовьюАминта, как захочет. Чьим угодноПусть будет он — моим бы только не был:Я не хочу, и он моим не будет,А стань моим, его бы я не стала.Дафна.
Чем объяснить вражду?Сильвия.
Его любовью.Дафна.
Любовь добра, а дочь ее жестока?Но от ягнят когда рождались кроткихТигрицы? Или от вороны — лебедь?Ты говоришь неправду.Сильвия.
Я любилаЕго, покуда он желал того же,Чего и я. Теперь другое дело.Дафна.
Ты зла себе желала. Он желаетТебе добра, как и себе.Сильвия.
ДовольноОб этом, Дафна.Дафна.
Ну и воспитанье!Нет и в помине уваженья к старшим.Одно скажи: когда б другой влюбилсяВ тебя, с другим бы ты была другою?Сильвия.
Другою никому меня не сделатьИз оскорбителей, в которых видишьВлюбленных ты, а я — врагов заклятых.Дафна.
Выходит, овны овцамВраги? Какая глупость!Быки враги коровам?Выходит, голубицеЗаклятый ворог голубь?Выходит, ты расцветомВражды весну считаешь,Блаженнейшую пору,Которая с улыбкойЗовет к любви и счастьюПрироду и животных,Мужей и жен? Ужели ты не видишь,Как все живое нынчеЛюбовью дышит новой,Любовью, полной трепетной отрады?Не видишь? ПолюбуйсяНа голубя, что, сладостно воркуя,Целуется с подругой.А соловей? Послушай,Как он поет на ветке:«Люблю, люблю». Узнай, когда не знаешь,Что змеи нынче поспешают к милым,Простясь на время с ядом;Тигрица с тигром рядом,И гордый лев влюблен. Лишь ты, дикарка,Чья дикость превосходитЗвериную, любви бежишь упорно.Да что там твари — тигры, львы и змеи,Когда растения и те умеютЛюбить. Смотри, с какой самозабвеннойДоверчивостью обнимают лозыСвоих мужей любимых; сосны сохнутПо соснам, плачет ивушка по иве,Бук любит бук, и ясень любит ясень,А пиния по пинии вздыхает.И этот дуб корявыйИ неприступный с виду, —Он тоже знает силуЛюбовного огня; и ты могла быЕго услышать вздохи, если б сердцеТвое любить умело. Или хужеТы хочешь быть растений,Не зная наслаждений?Оставь, оставь упрямство,Одумайся, глупышка.Сильвия.
Поверь: как только вздохиУслышу я растений,Я погружусь в пучину наслаждений.Освобожденный ИерусалимОтрывок[96]
Тут Аладин из Золотых воротВыходит, ратным окруженный строем,В надежде, если счастье снизойдет,Успеть на помощь славным двум героям.Султан с налету на француза жмет,Тесня его, потом отходит с боем,Ворота запирает за собой.Но где Клоринда? Нет ее одной.Как раз когда ворота затворяли,Ее в толпе ударил Аримон.Она — за ним, от города все дале,Пылая местью. Паладин сражен.А что Аргант? Заметить мог едва лиИсчезновение Клоринды он:Забрали ночь и ратников громадаУ сердца — память, остроту — у взгляда.Покончив с незадачливым бойцомИ успокоив кровью жажду мщенья,Она пришла в себя: враги кругом,И неоткуда больше ждать спасенья.Однако, убедившись, что ни в комОна не вызывает подозренья,Воительница храбрая нашлась,Одним из паладинов притворясь.Потом, как волк, который схоронитьсяВ лесу спешит и заметает след,Она хотела тайно отделитьсяОт христиан, пока порядка нетВ рядах врагов и не зажглась денница,Но тут ее разоблачил Танкред:Он Аримона видел смерть воочьюИ за Клориндой ехал, скрытый ночью.Танкред не даст убийце ускользнуть,Уверен, что принудит мужа к бою.Она к другим воротам держит путь,Священной осененная горою,Но склон не успевает обогнуть,Оружья звон услыша за спиною,И в ночь кричит: «Ты с чем спешишь, гонец?»В ответ: «С мечом. Теперь тебе конец».«Ты ищешь смерти, — дева молвит смело, —И ты ее получишь от меня».Затем что с пешим всаднику не делоСражаться, паладин сошел с коня.Мечи скрестились, битва закипела,Сверкают взоры, полные огня.Враги сошлись, напоминая обаБыков, которых ослепила злоба.Достойны ярких солнечных лучейИ зрителя отвага их и сила.О ночь, напрасно ты в груди своейСражающихся воинов сокрыла!Позволь поведать для грядущих днейПодробно обо всем, что дальше было.Да увенчает вечной славой их,Из мрака вырвав, мой правдивый стих.Обоим опасенья незнакомыИ хитрости. Идет открытый бой.Забыты в гневе ложные приемы,Искусство отступило перед тьмой.Оружие звенит, трещат шеломы,И след нога не покидает свой;Нога недвижна, только руки ходят,И без ошибки цель мечи находят.Оплошности, рождая жгучий стыд,Подогревают ненависть слепую,И каждый покарать врага спешит,Минуту приближая роковую.За кем удар, который все решит?Противники стоят почти вплотнуюИ в ход уже пускают сгорячаИ шлем, и щит, и рукоять меча.Трикраты дева паладином сжатаВ объятиях и трижды узы рвет —Железные объятья супостата,Но не любовника. И вновь чередДоходит до остывшего булата,И новая струится кровь. Но вотОни, измученные долгой схваткой,Расходятся для передышки краткой.Поодаль на мечи облокотясъ,Стоят они и смотрят друг на друга.Уже денница в небе занялась,И первым светом полнится округа,И замечает паладин, гордясь,Что больше вражья, чем его, кольчугаОбагрена. Безумцы! Каждый разЧуть повезет — и все ликует в нас.Какое ждет тебя, несчастный, горе,Не знаешь ты. Тебя повергнет в дрожьТриумф желанный, и (коль скоро в спореЖестоком смерти сам не обретешь)Ты в покаянье слез горючих мореЗа кровь, тобой пролитую, прольешь.Но вот окрепла, отдохнув, десница.Танкред к врагу дерзает обратиться:«Молчанью наша честная борьба,Увы, обречена, и я расстроен.Зачем лишила зрителей СудьбаНаш подвиг ратный, что хвалы достоин?Скажи, молю тебя (когда мольбаУместна в битве), кто ты, храбрый воин.Я вправе знать заранее, комуОбязан смертью, если смерть приму».Она в ответ: «Я тайны не открою,Привычке для тебя не изменю.Кто б ни был я, — один перед тобоюИз тех, что башню предали огню».Танкред взбешен: «Меня торопит к боюУслышанное. Я тебя казню,Предерзкий варвар, за твое признаньеИ в равной мере за твое молчанье».И снова гневом полнятся сердцаУсталые. О, яростная схватка,Где силы на исходе у бойца,Что лишь в одном не знает недостатка —В решимости сражаться до конца!Кто победит, по-прежнему загадка.Давно бы оба испустили дух,Когда бы пламень гнева в них потух.Эгейской наподобие стихии,Которая, когда стихает НотИль Аквилон, подолгу штормовыеЕще валы вздымает и ревет, —В сраженье силы истощив былые,Без коих быстрый меч уже не тот,Враги, начальным движимые жаром,Удар обрушивают за ударом.Но близится к минуте роковойСмертельный спор. Клоринда проиграла:Несчастной в грудь он меч вонзает свой,Чтоб кровью напоить стальное жало, —И ткань покрова с ниткой золотой,Что под кольчугой перси облекала,Алеет, жаркий впитывая ток.Конец. Земля уходит из-под ног.Нет прибегать к оружью больше следу,Клоринда упадает, вся в крови,И с просьбой обращается к Танкреду,Шепча слова последние свои.В них чувство, одержавшее победу,В них дух надежды, веры и любви;Пускай была Клоринда мусульманкой,Она уйдет из жизни христианкой.«Тебя прощаю, друг… и ты прости,Не телу, нет, — не знает страха тело.За душу помолись и окрестиМеня. Ты совершишь благое дело».Она мольбой, невнятною почти,Растрогать сердце витязя сумела,И, гнев забыв и тысячи угроз,Он плакать хочет и не прячет слез.Неподалеку брал ручей начало,Пробив журчащей струйкой горный скат.Наполнив шлем, Танкреду предстоялоУгодный богу совершить обряд.Он, над врагом склонясь, его забралоПриподнимает. О, виденье! ВзглядУзнал ее, и задрожали руки.Танкред молчит, сердечной полон муки.Нет, он не умер, он остался жив,Он — на свою беду — собой владеет,Надеясь, что, водою окропив,Сраженную мечом спасти сумеет.Когда над ней, колена преклонив,Слова обряда шепчет он, светлеетЕе чело, и словно говоритОна: «Душе на небо путь открыт».Лицо покрыла бледность гробовая,Сродни фиалкам посреди лилей,И кажется, что небо, сострадая,И солнце наклоняются над ней.Но вот она к Танкреду, умирая,Залогом мира длань взамен речейПодъемлет и в неловкой этой позе,Как будто бы уснув, почиет в бозе.Танкред не сможет никогда понять,Как мог собою он владеть дотоле.Недолго силы сердцу растерять,Державшиеся в нем усильем воли.На чувствах, на челе его — печатьСмертельная от нестерпимой боли.В нем все напоминает мертвеца:Безмолвие, недвижность, цвет лица.Его душа бы следом устремиласьЗа благородною ее душой,Что в небеса на крыльях возносилась,Когда б отряду франков за водойИли еще зачем-то не случилосьНаправиться сюда. Они с собойУвозят в стан Клоринду и Танкреда,Поверженного в прах своей победой.По снаряженью вождь издалекаУзнал Танкреда и через мгновенье,Приблизившись, — о, жребия рука! —Увидел деву. Он в недоуменье.Другой бы приказал навернякаВолкам ее оставить на съеденье,А он нести, хотя неверной мнит,В шатер к Танкреду и ее велит.Несущие считают, и напрасно,Что паладина жизнь оборвалась.И вдруг он застонал, и стало ясно,Что не убит, а только ранен князь,Тогда как неподвижно и безгласноВторое тело. Вот, не торопясь,В шатер просторный вносят их обоих,Но с тем, чтоб в разных поместить покоях.Хлопочут люди верные вокруг,И не проходят втуне их старанья.Уж рыцарь смутно слышит речи слугИ рук целящих видит очертанья.Однако то, что ожил он, не вдругДоходит до туманного сознанья.Но наконец он свой походный домИ слуг узнал и говорит с трудом:«Я жив? Дышу? И созерцают очиСпокойно этот ненавистный день,Что преступление минувшей ночиЯвил, рассеяв роковую тень?И ты, рука, ты не имеешь мочи,Тебе, трусливой, шевельнуться лень,Затем чтобы казнить меня, злодея, —Тебе, сразившей стольких, не жалея?Возьми оружье, дабы в грудь вонзитьИ это сердце изрубить на части.Ужели ты, привыкшая разить,Не хочешь мне помочь в моем несчастьеИз жалости? Итак, я должен житьПримером душу погубившей страсти,Любви жестокой горестный пример,Бесчестия достойный изувер.Я должен жить, и где бы ни носилоМеня, страданий мне не превозмочь.И день и ночь — мне будет все немило:В моей ошибке виновата ночь,А солнце мне на все глаза открыло;И от себя я буду мчаться прочь,Себя возненавидя бесконечно,И сам к себе прикован буду вечно.Но где останки милые лежат?Кто мог предать несчастную могиле?Едва ли то, что пощадил булат,Прожорливые звери пощадили.Какою благородной пищей гладБезжалостные твари утолили!Сначала я, и после хищный зверь!..Где, милый прах, искать тебя теперь?Я верю, что тебя найти сумею, —Сам по себе не можешь ты пропасть.Но если хищных тварей не успеюОпередить, пускай любимой частьМеня постигнет. Пусть вослед за неюМеня живьем поглотит та же пастьИ станет мне могилою утроба:Отдельного я не желаю гроба».Так молвит он и узнает в ответ,Что здесь останки бренные. Ужели!В потухшем взгляде вспыхивает свет,Как будто тучи в небе поределиПри вспышке молнии. С трудом ТанкредПодъемлет члены вялые с постелиИ, на увечный припадая бок,Влачится к той, кого мечу обрек.Когда ее увидел он на ложе,Увидел рану страшную в грудиИ бледный лик, на сумерки похожий,Танкред едва не рухнул посредиПоходного жилья. Но для чего жеТогда друзья стояли позади?«О милые черты, — воскликнул витязь, —Что, смерть украсив, смерти не боитесь!О милая рука, что мира в знакИ дружества к убийце простиралась!Какими видит вас недавний враг?Холодный прах, тобою лишь осталосьМне напоследок любоваться. Как?Над ней моя десница надругалась,А ты дерзаешь, беспощадный взор,Убитую разглядывать в упор?И горькими не полнишься слезами?Так пусть же кровь пример покажет им,Пускай прольется!» С этими словамиНесчастный, жаждой смерти одержим,Повязки рвет дрожащими руками,И током кровь из ран бежит густым,И рыцарь чувств лишается от боли —И только тем спасен помимо воли.Его кладут в постель и не даютИзмученной душе покинуть тело.О горе князя в несколько минутМолва огромный лагерь облетела.И вот уже Готфрид печальный тут,Друзья в палатку входят то и дело.Кто умоляет, кто бранит его, —Не помогает князю ничего.Мучительны для сердца наставленьяИ ласковые доводы друзей.Не так ли рана от прикосновеньяСмертельная болит еще сильней?Но тут, как пастырь, облегчить мученьяСтремящийся больной овце своей,Отшельник Петр берется за Танкреда,Как бы его не прерывая бреда:«Танкред, себя ты не узнаешь сам.Ты оглушен, но кто тому виною!Ты слеп, Танкред, но что твоим глазамПрозреть мешает! Знай — своей бедоюВсецело ты обязан Небесам.Ты их не видишь? Голос над собоюНе слышишь грозный, что тебе идтиИ впредь велит по прежнему пути?На путь, достойный рыцаря Христова,Вернуться призывает он тебя,На путь, которым (для пути другого)Ты пренебрег, неверную любя.За это справедливо и суровоУже наказан ты. Приди в себя:В твоих руках твое спасенье ныне.Ужели ты не примешь благостыни?Не принимаешь? Небу супротивИдти дерзаешь, о слепец беспечный?Куда спешишь ты, обо всем забывНа свете, кроме скорби бесконечной?Не видишь ты — перед тобой обрыв?Одумайся на грани бездны вечной!Ты гибели двойной не избежишь,Коль скоро скорбь свою не победишь».Отшельник смолк, и страх перед могилойВ Танкреде жажду смерти заглушил;Слова Петра явились тою силой,Что придала больному сердцу сил,Однако не настолько, чтоб о милойТотчас язык его стенать забыл,Которая его печальной речиВнимает, может статься, издалече.До сумерек и до рассвета к нейВотще взывает рыцарь исступленный;Так сиротливый плачет соловей,Вернувшись в дом, злодеем разоренный,И песней безутешною своей,Скорбя о чадах, полнит лес зеленый.Но наконец-то паладин, стеня,Смежает очи с возвращеньем дня.И вот, еще прекрасней, чем живая,Она ему является во сне,Небесная и вместе с тем земная,И паладину молвит в тишине,Заботливой рукою осушаяЕму глаза: «Ты плачешь обо мне?Смотри, как я блаженна, как прекрасна.Мой друг, ты убиваешься напрасно.Такою мне, когда б не ты, не стать:Ты у Клоринды отнял ненарокомЗемную жизнь, зато меня предстатьДостойной сделал перед божьим оком,Бессмертным небожителям под стать.Я не забуду о тебе, далеком,Здесь, где при Солнце вечном сможешь впредьТы красоту Клоринды лицезреть.На Небо путь в порыве скорби бреннойНе закрывай себе в недобрый час.Тебя люблю я, как душе блаженнойЛюбить возможно одного из вас».И вспыхнул пламень — знак любви священной —Во взоре Небом озаренных глаз,И, принеся Танкреду утешенье,В свое сиянье кануло виденье.Танкреда к жизни возвращает сон,И, пробудившись, он готов лечиться.Похоронить останки просит онЛюбезные. Пускай скромна гробницаИ скульптора (таков войны закон)Ее украсить не могла десница,Но, сколько позволяли времена,Надгробья форма камню придана.Над головами факелы горели,За гробом скорбный двигался поток.Нагое древо рядом пригляделиИ меч на нем повесили — залогВоенных почестей. Едва с постелиНазавтра паладин подняться смог,Щемящего благоговенья полон,Один к могиле дорогой пришел он.Явясь туда, где дух его живойПо воле Неба взаперти томился,Танкред, недвижный, хладный и немой,В надгробье взором безутешным впился.Но, наконец исторгнув: «Боже мой!»,Горючими слезами он залился.«О милый камень, под которым днесь —Мой пыл священный, а рыданья — здесь!Неправда, ты не смерти пребыванье, —Приют останков, для меня живых.Я чувствую горячее дыханьеЛюбви, которой пламень не затих.Прошу тебя, прими мои лобзанья,И вздохи, и потоки слез моихИ передай — мне это не под силу —Обретшей в глубине твоей могилу.К ее останкам обратившись, взорЕе души, по-новому прекрасной,Едва ль осудит нас за уговор —Плод состраданья и любови страстной.Клоринда смерть свою не мне в укор,Надеюсь, но руке моей злосчастнойВменяет: ей не безразличен тот,Кто жил, любя, и кто, любя, умрет.О смерти день желанный! Но намногоЖеланнее счастливый день, когда,Стоящий подле скорбного чертога,Сойду на веки вечные туда.Душе к душе откроется дорога,И с прахом прах сольется навсегда.Исполнится, о чем я грезил прежде, —Какое счастье пребывать в надежде!»«В Любви, в Надежде мнился мне залог…»
В Любви, в Надежде мнился мне залогВсе более счастливого удела;Весна прошла, надежда оскудела —И невозможен новых сил приток.И тайный пламень сердца не помог,Все кончено, и не поправить дела:В отчаянье, не знающем предела,Мечтаю смерти преступить порог.О Смерть, что приобщаешь нас покою,Я дерево с опавшею листвой,Которое не оросить слезою.Приди же на призыв плачевный мой,Приди — и сострадательной рукоюГлаза мои усталые закрой.«Порой мадонна жемчуг и рубины…»
Порой мадонна жемчуг и рубиныДарует мне в улыбке неземнойИ, слух склоняя, внемлет ропот мой, —И ей к лицу подобье скорбной мины.Но, зная горя моего причины,Она не знает жалости живойК стихам печальным, сколько я ни пой,К певцу, что счастья рисовал картины.Безжалостен огонь прекрасных глаз, —Жестокость состраданьем притворилась,Чтоб страсть в душе наивной не прошла.Не обольщайтесь, сердца зеркала:Нам истина давным-давно открылась.Но разве это отрезвило нас?«Когда ты бьешься над костром, пастух…»
Когда ты бьешься над костром, пастух,А он не хочет заниматься снова,Запомни: чтобы он от ветра злого,Как только что случилось, не потух,Оставь кремень в покое и огниво, —От лавра загорится он на диво.Но должен я тебя предостеречь:Себя недолго и отару сжечь.«Ее руки, едва от страха жив…»
Ее руки, едва от страха жив,Коснулся я и тут же стал смущенноПросить не прогонять меня с балконаЗа мой обидный для нее порыв.Мадонна нежно молвила на это:«Меня вы оскорбили бесконечно,Отдернуть руку поспешив тотчас.По мне, вы поступили бессердечно».О, сладостность нежданного ответа!Когда обидчик верно понял вас,Поверьте — в первый и последний разОн вам нанес обиду.Однако кто не обижает, тотОтмщенья на себя не навлечет.«На тебя ли я смотрю…»
На тебя ли я смотрю,На мое смотрю светило:Всех красавиц ты затмила,Лишь тебя боготворю.Засмеешься — звонкий смех,Словно в небе луч весенний.Для меня ты совершенней,Для меня ты краше всех.Молвишь слово — счастлив я,Словно птиц апрельских трелиВ зимних кронах зазвенели,Амариллис, боль моя.«Ни дуновенья; волны…»
Ни дуновенья; волныСмирили в море бег,И тише Леты воды сонных рек,И не услышать до зари в округеНи зверя, ни пичуги.Один лишь я в ночиО муках сердца в пустоту кричи.«Безмолвствуют леса…»
«Ровесник солнца, древний бог летучий…»
Ровесник солнца, древний бог летучий,Лежит на всем вокруг твоя печать,Тебе дано губить и воскрешать,Верша над миром свой полет могучий.Со злополучьем и с обидой жгучейМое не в силах сердце совладать:Лишь на тебя осталось уповать, —Не уповать же без конца на случай.Приди избавить сердце от тоски,Забвеньем горькой помоги обиде,Сановников изобличи во лжи,И на поверхность правду извлекиИз глубины, и в неприкрытом виде,Во всей красе, другому покажи.«Во времена весны твоей могла…»
Во времена весны твоей моглаТы с розою пунцовою сравниться,Что грудь подставить ветерку стыдитсяИ робкой ласке первого тепла.Но роза бренна — значит, ты былаПрекрасна, как небесная денница,В лучах которой поле серебрится,Алеют горы и редеет мгла.Года тебе не нанесли урона,И над тобой, одетою скромнее,Не торжествует юная краса.Цветок милей недавнего бутона,И солнце в полдень жарче и светлее,Чем поутру всходя на небеса.ДАЛМАЦИЯ[97]
МАРКО МАРУЛИЧ[98]
Молитва против турокОтрывокПеревод И. Голенищева-Кутузова
Всесильный боже мой, создатель и творец,Гнев утиши ты мой, помилуй нас, отец.Не отвращай свой лик от наших страшных мук,Мы страждем каждый миг от басурманских рук.Поля, и весь, и град ограбив, турок сжег.Стенает стар и млад, всех в рабство он увел.Юнаков пала рать, иссечена мечом,Кто не успел бежать — стенает под бичом.Враг и детей рубил в объятьях матерей,Безжалостно губил невинность дочерей,Он знал корысть одну, он семьи разрывал:Здесь продавал жену, а мужа там сбывал.Низвергнув алтари, святыни поругал,Твои монастыри с землею он сровнял,Коней вводили в храм, проклятою ногойСынам твоим на срам топтали крест честной.И шили дерзкие из риз и стихарейКафтаны мерзкие для шайки главарей.И, чаши для даров перековав в ковши,Отделкой поясов кичилися паши.В обители святой спасающихся девПокрыл он срамотой, их чистоту презрев.Он обрезал детей для войска янычар,И смерти был лютей постыдный тот удар.Спешили разрушать и жечь дома господ,И, не успев бежать, в них погибал народ.Он мучит христиан, всечасно гонит их,И чтить велит Коран оставшимся в живых.Нас турок победил и крепнет, победив,Ни у кого нет сил бороться супротив.И гибнет твой народ, и грозен каждый час,Всех лютый страх гнетет, а ты покинул нас.Терзают нашу плоть, немил нам этот свет,К тебе же, о господь, у них почтенья нет.И под ноги попрать решили твой закон,И силою сломать тех, кто не покорен.Когда огонь зажжен среди лесов и гор,То камень обнажен, стоит без листьев бор.Так не осталось здесь ничто без перемен,Горит и град и весь, людей уводят в плен.Сражались грек, поляк, латинянин, хорват,И серб, и с ним босняк — но крепок супостат.Иные, ослабев, уже не рвутся в бой,Мы узнаем твой гнев, отвергнуты тобой.Зачем же созывать, коль нам прощенья нет,На битву верных рать, бессилен наш обет.Чтоб не погиб народ, грехи нам отпустиИ в этот страшный год помилуй и прости.Сей агарянский меч сломи, о боже сил,Чтоб всем костьми не лечь, чтоб всех не погубил.От первых дней ты — спас, защита и покров,Помилуй, боже, нас, услышь наш смертный зов.За наш греховный путь такая нам судьба,Но милосерден будь, вот страждущих мольба.Пусть жала злых бичей, что свищут, нас губя,Падут на палачей, не знающих тебя.О, помоги своим, избавь нас от тягот,За веру мы стоим, а нас неверный бьет…ИЛИЯ Л. ЦРИЕВИЧ[99]
Ода Рагузе*Перевод Н. Познякова
Ты глаз дороже мне, Рагуза-родина!Земли и моря, землю окружившего,Дитя родное ты, родней колонии,Дважды Рима наследье.[100]О чем же лучшем мне молить, о лучшая?Блаженная когорта небожителейДа сохранит тебя на веки вечные,Вознося непрестанно!Ты умереть, ты сгинуть не позволишь мне,Начальнику той зачумленной крепости,[101]Где суша, море, воздух, все — зловониеОт болотной заразы.Благая, возвратишь к себе ты Элия,Воскормленника слабого и хворого,Чтоб он опять, как Вакх в бедре Юпитера,[102]У тебя возрастал бы.Бежав от сил подземных и от гибели,С рассказами к тебе приду я, радуясь,Как Геркулесу — фессалийка чистая,[103]Тезеид[104] — Эскулапу.ШИШКО МЕНЧЕТИЧ[105]Перевод Е. Левашова
Посвящение[106]
Коль ты, читатель, вдруг взял песни эти в руки,Будь весел твой досуг, не знай твой ум докуки.А коль тебя они невольно чем-то ранят,Терновник отклони — твоею роза станет.Твори и сам, твори, что можешь, что по силам.Ты волен: говори, что знаешь, с трезвым пылом.Я об одном прошу — костей моих не трогай:И так едва дышу, истерзанный тревогой.«Кто рай спешит познать, взгляни на вилу эту…»
Кто рай спешит познать, взгляни на вилу эту:Подобной не сыскать, хоть век ищи по свету.Как в сладостном раю, в ее лице блаженство.Взгляни — и жизнь свою славь это совершенство.Пред этой красотой как удержать волненье?Как сохранить покой? Как скрыть в глазах смущенье?Коль вила что-нибудь промолвит, голос дивныйНаполнит сразу грудь отрадой неизбывной.«Зачем так упорно лицо ты скрываешь?..»
Зачем так упорно лицо ты скрываешь?Я раб твой покорный— ужели не знаешь?Я назван поэтом молвой легкокрылой.Ужель ты об этом, цветок мой, забыла?Позволь же поэту быть рядом всечасно.На дерзость не сетуй, цветок мой прекрасный.Хвалу воздавая красе безупречной,Как солнце, тебя я прославлю навечно.«Не радость я пою, цветок благоуханный…»
Не радость я пою, цветок благоуханный, —Я в песнях слезы лью, сражен сердечной раной.Не проявляй к мольбам слепого безучастья.Зачем печалюсь там, где так возможно счастье?В честь вилы молодой как петь мне гимны страстно,Когда мечтой одной живу — мечтой напрасной?Желаньями горю, а сердце грусть сжимает,Как розу, что зарю последнюю встречает.«Случай, а не слухи: юношу тайком…»
ДЖОРЕ ДРЖИЧ[107]
«О время златое! Сколь ты быстротечно!..»Перевод В. Корчагина
О время златое! Сколь ты быстротечно!Неужто с тобою прощаюсь навечно?Как быстрое лето, ты сникло, увяло,В душе моей света так мало, так мало…О время веселья! Сколь ты быстрокрыло!Ты сладкое зелье мне щедро дарило,Но все, что светилось безбрежностью счастья,Теперь обратилось во мрак и в ненастье.О ты, время рая! Где, где твоя сила?Иль власть чья-то злая тебя погасила,Иль просто с дороги свернуло ты круто,Чтоб жить без тревоги другому кому-то?..О радости время! Не жду с тобой встречи:Гнетущее бремя легло мне на плечи —Грустна моя участь, горьки мои муки,И смех и певучесть со мною в разлуке.О время цветенья! И как же случилось,Что стал словно тень я, что все омрачилось,Что взор мой впервые померк от печали,Что песни былые в устах отзвучали?О ты, время счастья! За что ж это горе,Что должен попасть я в бурливое море,Над тьмою глубокой держась так некрепкоВ ладье одинокой, бессильной, как щепка?О время слепое! Куда ж забрело ты,Оставив со мною лишь боль да заботы?Я сам, видно, сохну сухоткой твоею —И слепну, и глохну, и скорбно немею…МАРИН КРИСТИЧЕВИЧ[108]
Письмо любимому в СтонПеревод И. Голенищева-Кутузова
Ты уверял меня, и нежен и влюблен,Что только на три дня, не дольше, едешь в Стон.Уж отцвела земля и минула весна,Уж скошены поля, а я в слезах одна.Достойно ль милый мой со мною поступил!Я проклята судьбой, мне белый свет не мил.Скажи, доколе ждать, напрасно глядя вдаль,И море вопрошать? Утешь мою печаль!Напрасно я платком всем лодочкам машу,Покинув отчий дом, на узкий мол спешу.О лилия моя, приди, мой белый цвет,Вьюсь, как в кругу змея, — тебя, как прежде, нет.О камень Купидон пусть стрелы разобьет,Я знаю, другу он вернуться не дает.Чтоб в белый парус твой попутный ветер дулИ чтоб простор морской тебя назад вернул,Я призову богов: «Эол, приди скорей,Владыка парусов и пенитель морей,Услышь, Нептун седой, не преграждай пути,Верни его домой, разлуку сократи!»Внимательно читай, мой милый, письмецо,Увидеть снова дай любимое лицо.Как не цвести цветку без солнечных лучей,Так жить я не могу без красоты твоей.АНТУН БРАНЧИЧ*[109]Перевод Ф. Петровского
Венграм
* * *
Все вы, паннонцы[110], пока самовластно, управы не зная,Каждый из вас у себя правит и властно царит,Междоусобную брань разжигает в своей же отчизнеИ ослабляет ее силу былую и мощь.В прах повержен Таврун[111], покорилась Славония[112] турку,Истр и Буда[113] уже рабское иго несут.Общими силами вы не хотите в согласье сражаться!Был бы Данубий тогда с Будою неодолим.Что мне сказать вам, враги своей же великой державы,Вам, о паннонцы, никем непобедимые встарь?Тратить не надобно слов. Примером Греция служит.Ясно: хотите вы все разом себя погубить.* * *
Что раздираете вы своей же Паннонии тело,Родину вашу и свой уничтожая народ?Не выбивайтесь из сил: вот он, турок-тиран, перед вами!Сможет он вас без труда всех уничтожить один.К портрету Филиппа Меланхтона
Дюрер портрет написал Меланхтона[114] с великим искусством,Только не дышит, молчит и неподвижен портрет.Весь же облик его исполнен жизненной силы:Явственно выражен здесь мужа божественный ум.Шея, глаза у него и все лицо его в целомИстинной жизни полны в образе этом немом.Что ж, коль дыхания нет и движений в картине безмолвной,Славного не завершил в ней живописец труда.МАВРО ВЕТРАНОВИЧ[115]
Галион[116]Перевод Евг. Солоновича
Флот дубровницкий прекрасный —Всех морей владыка властный,Всех судов и всех флотилий,Где б они ни проходили.Кто же в этом усомнится,Жизнью должен поплатиться,Ведь святого Влаха[117] знамяГордо реет над судами.Он над нами капитаном,Он известен дальним странам,И блестит его корона,Как денница, с небосклона,Возвестившая с восходомУтро новое народам.Судно каждое сравнитсяС легкой златокрылой птицей,Пролетающей проворноНад поверхностью озерной.Старики и молодые —Все матросы удалые:Волки с алчущими львамиУправляют парусами.Им противен турок жалкий,Как навоз, как грязь на свалке,И когда врага встречают,Парусов не опускают,Принимая смерть без стона,Рубятся ожесточенно,Кровь из свежих ран струится —Лишь бы славы не лишиться!И в любой стране далекойЗапада или востокаДубровчан достойных знают,Короли их уважают.Нет нигде морей закрытыхДля матросов знаменитых,Бороздят любые водыКорабли сынов свободы,Что прославлены без мерыЗа защиту правой веры.На чужбине ли, в отчизне —Всюду счастливы их жизниВ посрамленье чужестранцам,Паче всех — венецианцам.ГАННИБАЛ ЛУЦИЧ[118]
Похвала ДубровникуОтрывокПеревод Е. Левашова
Дубровник, цели я не знаю величавей,Чем воспевать тебя в твоей великой славе.Дубровник, край отцов, часть милого предела,Возникший в тьме веков, в века смотрящий смело.Я рад тебе слагать хвалу нелицемерно,До неба возвышать тебя, слуга твой верный,Мой голос тих пускай, — я для тебя дерзаю,Похвал не отвергай, что в честь тебе слагаю;Пусть слышен он едва, но он звучит не ложно.Правдивые слова отвергнуть невозможно.Дубровник — горный дуб с могучею вершиной.Взобравшись на уступ, стоит он над долиной.Корнями он проник туда, где под землеюПитает их родник живительной водою.Он испокон веков стоит неколебимо,От северных ветров и от жары хранимый.Как грозный богатырь, наперекор стихииРазбрасывает вширь он ветви вековые,А все, что вкруг растет, в тени его великойСкрываясь от невзгод, — все немощно и дико:Земля здесь так крепка, а корни здесь так хилы,Что даже родника достичь у них нет силы.Дубровник, разум твой и к истине стремленьеНесут тебе покой, и честь, и уваженье.Ты только им одним обязан тем, что нынеСтоишь неколебим, — и нет прочней твердыни.Прельстясь твоим добром, твоей свободной долей,Стал тот твоим врагом, кто сам живет в неволе.Кто лживостью живет, кто немощен глазами,Тот одного лишь ждет — чтоб свет померк над нами.И властелин иной, что полон спеси гордой,Тебя б хотел порой смирить рукою твердой.Дубровник, наблюдай вокруг, рассудку верный,Себя оберегай от зла, храни от скверны.Всевышний, с высоты окинь Дубровник разом:Во всем увидишь ты спокойствие и разум.Как под плащом клинок, враг прячет озлобленьеИ выжидает срок, чтоб сделать нападенье.Но правдою тверда державная основа,О правде никогда нельзя сказать худого.Дубровник, твердо стой, смотри в глаза напасти,Удел извечный твой — творить для граждан счастье.Неизвестный итальянский гравер XVI в.
Всадник. Гравюра на дереве
ПЕТР ГЕКТОРОВИЧ[119]
Рыбная ловля и рыбацкие присказкиОтрывокПеревод Ал. Ревича
Выйдя в полдень жаркий к берегу залива,У рыбачьей барки повстречал я диво:Чувствами богатых бедняков я встретил,Пусть наряд в заплатах — был бы разум светел!Нас всегда смущает вид простонародный,Знайте — он скрывает разум благородный.Нищета богата, — бог тому свидетель! —В ней, как в недрах злато, скрыта добродетель.Бедняков считаем мы ненужным сором,Так что нищета им кажется позором,Но, когда при встрече к беднякам снисходим,Их простые речи мудрыми находим.Кажется убогим их существованье,Но даны немногим мудрость их и знанье.Диоген когда-то был увенчан славой,Жил он не богато — в бочке жил дырявой.Персов победитель[120] знал величью цену,Но познал властитель зависть к Диогену.И сказал тогда я рыбакам смиренным:«Что же, обладая опытом бесценным,Вы свой дар таите? Братья, вы не правы!Если знать хотите, вы достойны славы.Разум ваш чудесен, он во все вникает,Сладость ваших песен в сердце проникает.Мне бы плыть беспечно с вами по просторамИ внимать бы вечно вашим разговорам».И тогда Паское отвечал с поклоном:«Вы со всей душою — к людям неученым.Наше вам спасибо, вы добры без мерыК нам, крестьянам, ибо мы бедны и серы.Не судите строго — знают даже дети:Тех, чья жизнь убога, больше всех на свете».Прекратив беседу, я сказал крестьянам:«Приступить к обеду, кажется, пора нам».Говорится слово — делается дело,Варево готово, быстро закипело.И когда вкусили мы горячей снеди,Снова приступили к прерванной беседе.Долго говорили про улов богатыйИ о том, как плыли мы в ладье дощатой.Я сказал: «Свершилось все, как мы хотели:Море покорилось, волны отшумели.Долго мы блуждали по морю седому,Но опять пристали к берегу родному».MAPИH КАБОГА[121]
Песнь о динареПеревод Е. Левашова
Слушай речи эти, молодой и старый,Как сейчас на свете властвуют динары.Дьявол в преисподней так вершит делами,Что динар сегодня — господин над нами.Где динар — забыто сразу там о боге,Правда там открыто брошена под ноги.Ныне ум и мудрость не в цене, заметьте,Потому что глупость царствует на свете.Жалкая бездарность с хитростью бесчестнойВерность, благодарность гонят повсеместно.Где к добру стремленье? Нет его в помине.Дружба, уваженье — не найти их ныне.С каждым новым утром — новые страданья,Преданным и мудрым — разочарованье.Ты слывешь ученым. Но коль ты в заплатах,Будь хоть Соломоном, — нуль ты для богатых.Муцием будь, Гаем,[122] бей врагов победно,Храбрый почитаем… если он не бедный.Кто сейчас полезен, тех не вспоминают.А кто бесполезен — лаврами венчают.О любви мечтаешь ты к земной богине,Но ты нищ и знаешь: не полюбят ныне.Люди в отношенье к беднякам едины:Бедным лишь презренье и не лица — спины.И друзья не знают ныне дружбы чистой, —Кто дружить желает дружбой бескорыстной?И любовь и верность позабыты, видно:Всюду лишь неверность и обман бесстыдный.Суд забыли честный, мир забыли сладкий,Ныне повсеместно видим беспорядки.Богатей ничтожный ныне всем владеет,Думает — все можно, коль мошну имеет.Будь ты глуп отменно, — если ты с деньгами,Мудрый ты, почтенный, господин меж нами.В лавках беспощадно грабят и воруютИ того, кто жадный, щедрым именуют.Этим — уваженье, судьи к ним не строги,А тебе — презренье, умный, но убогий.Голос бедных страстный отклика не знает,Бедного всевластный только презирает.А осел шумливый, золотом набитый,Глупый и спесивый, — всеми чтим открыто.Деньги порождают зло на этом свете,Все сейчас страдают, кто попал в их сети.Против знати Рагузы[123]Перевод Евг. Солоновича
Страна вершин суровых и бесплодных.Живет здесь варвар, злобен и жесток, —Толпа глупцов, толпа лжецов негодных,Где каждый добрых помыслов далек.Ты, злейший враг деяний благородных,Недаром этот край тебя привлек,В котором летом — пекло, ад — зимою,Где все богаты бедностью одною.Здесь влезли псы в нарядные одежды,Здесь, щеголяя в дорогих мехах,Зажгли в себе тщеславные надеждыМужланы наяву — князья в мечтах,Почтенный вор, ученые невеждыИ храбрецы, чей так отважен страх.Светлейшие, вы даже в масках лживыхОстанетесь гуртом овец паршивых!Вы знатными кичитесь именами,Но кто труслив и лжив, не знатен тот.Вы знатными себя назвали сами,Но подлостью любой из вас живет.Кто с низменными не сумел страстямиПроститься, тот ничтожеством умрет.Бревну какая польза в славословье?(И это проглотите на здоровье.)Вот благородства вашего основа:Всех угнетать и жить чужим трудом,Сдирать три шкуры с должника любого,Лишь в доме хорохориться своем,Иметь надменность — ничего другого,И каждого считать себе врагом,И, с голодом воюя, жить без хлеба,К врагам своим причислив даже небо.Читаешь ты с трудом и текст печатный,А сделался советником, дурак,Тебе латынь с volgare[124] непонятны,Но ты уверен, что учен и так,Что доктор ты, юрист, астролог знатный,Что геометрия тебе — пустяк.Как Демосфен красноречив порою.Ты хвастаешь своею пустотою.Не возразит никто, тебе внимая,И не из уважения к тебе,А потому, что, нрав твой алчный зная,Никто не пожелает зла себе.Готов бедняк сквозь землю провалиться,Коль встретится ему такая птица:Отдав поклон, бежит простолюдин,Тебя завидев, Лютер и Кальвин.[125]В твоей груди и месть и яд сокрыты,Но ты отчета небу не даешьЗа слезы вдов: мужья тобой убиты,А в ком тебе нужда, так тот хорош;Для достиженья самой грязной целиТы называешь честным подлеца(Закон еретика Макиавелли),А всех других тиранишь без конца.Ты бровь дугою изгибаешь, словноЗаконодатель славный из Афин,Но ты своей не помнишь родословной,Так я тебе открою, чей ты сын:Был варваром отец твой, иноверцемС клыками острыми, с жестоким сердцем.Как ты, он благородный был синьор,Который крал всю жизнь и сдох, как вор.Ты скажешь: «Я, трудиться не умея,Открыл торговлю — польза для людей».Наверно, у подобного злодеяСоветником какой-то иудей.Свершенные тобою преступленьяСуд божий вывесть могут из терпенья,Тогда придется, хочешь или нет,За все грехи тебе держать ответ.Зато теперь в судебном заседанье,Per fas et nefas[126] слушая дела,Кричишь: «Я умный, я имею званье!..»По мне, произошел ты от осла.Прочтя подчас из умных книг цитатку,Ты хочешь ею скрыть ума нехватку.Учись! Иначе, на свою беду,В котел кипящий попадешь в аду.Спроси тебя — не сможешь дать ответа,Владеешь ли ты ремеслом каким.Знакомого случайно встретив где-то,Браниться тотчас начинаешь с ним —Таков, безбожник, твой обычай скверный.И здесь любой закон — слуга твой верный,Ты все пороки воплощаешь сам,Собой ты оскверняешь даже храм.О знатности своей подумай снова:Вся жизнь твоя проходит в грабежах.Избавься от тщеславия пустого,Родившегося на чужих слезах,Доверься добродетели, тупица,Тогда твой темный разум прояснится,Сверни скорей с преступного пути,Учти — иначе душу не спасти.Стыдись кричать: «Я заслужил признанье…Сенатор я, блюду законов свод!»Ты глуп настолько, что не в состояньеПересчитать свой собственный доход.Ты сам не знаешь, в чем твое призванье,И вот в чужой забрался огород,Без роздыха твердя как заведенный:«Я знатный, следовательно, ученый».Зависит все от вашего хотенья,Про всех у вас подарок припасен:Богатым — милость, бедным — притесненья,Для слабых — брань, для сильных — льстивый тон.Любой из вас готов на преступленья,Едва заслышит где монеты звон.Но вновь к словам вернусь, вам неприятным:Никто из вас вовек не станет знатным!Крестьянином был Цицерон ученый,Был знатен Катилины римский род,[127]Но Катилина умер осужденный,А Цицерон снискал себе почет.Пример берите с римлян, пустозвоны:В ком светел ум, безмерно знатен тот.А вы, расхваставшись, забыли сами,Что ваша знатность выдумана вами.МАРИН ДРЖИЧ[128]Перевод В. Корчагина
«Пусть блещут мгновенья улыбкой твоею!..»
Пусть блещут мгновенья улыбкой твоею![129]Мои песнопенья бессильны пред нею:едва ли сумею воспеть я, как надо,атласную шею, твой стан, о отрада,роскошность наряда, как луч, золотого,распахнутость взгляда, пленительность слова —ах, сердце, мне снова ты жжешь, о царица,оно ль не готово тебе покориться?Пускай же темница надежды напраснойв мечтах озарится звездой твоей ясной —алтарной, прекрасной, которой не стою;ревнивой душою исплачусь, любя,а душу открою, чтоб славить тебя.Испей эту радость
Увы, наша младость с годами увянет,И с нею и радость в минувшее канет.И сад твой цветущий, и май твой бесслезный,И душу мне жгущий твой взор двоезвездный,И лик — лик богини, как сорванный цвет,Уж гибнут и ныне… И вот мой совет:Весны нашей чудо прекрасно, но кратко, —Так пей же, покуда оно еще сладко,Вдохни это счастье, испей эту радость,Любовью и страстью возвысь свою младость!Как дождик весенний, пройдут эти дни —Лишь боль сожалений оставят они.НИКОЛА ДИМИТРОВИЧ[130]
Николе Нале[131]Перевод Ал. Ревича
Строка, ты крылата, лети же к Николе,Сожрал с ним когда-то немало я соли,Лети же с приветом над славной Рагузой,Любезной поэтам, взлелеянной музой.Порой мы в такие уносимся дали,Которых иные во сне не видали.В далеких державах скитаюсь я ныне.Дворцов величавых полно на чужбине.Мне столько изведать пришлось в этих странах —Всего не поведать и в книгах пространных.Сегодня в стране я неведомой, новой,Здесь рожи чернее икры осетровой;Здесь силу и старый подчас сохраняет,Посмотришь — кантары[132] шутя поднимает;Здесь молодец ражий за трапезу сядет —С подобной поклажей и лошадь не сладит;Когда не хватает для выпивки денег,Свой скарб пропивает мгновенно мошенник;За выпивкой пищи глотает он горы —Обжора почище любого обжоры.В тех землях святыми считают безумных[133],Толпятся за ними на торжищах шумных,Они здесь персоны всех выше на свете,Здесь бьют им поклоны и старцы и дети.Диковин немало в земле этой странной:Врата из металла, а ключ — деревянный,Здесь люди порою к учтивости глухи:Облают свиньею и отпрыском шлюхи.Тебя лиходеи побьют между делом,Беги поскорее — останешься целым.Без чести, без сердца живут образины,Любой иноверца предаст за майдины[134].Тебя супостаты обманут открыто,Здесь деньги лишь святы, а совесть забыта.Налешкович славный, все это не диво:Ведь силою главной здесь стала нажива.Здесь можно порою нажиться не худо,С набитой мошною уехать отсюда.Венеция стала сильна и богата —Не здесь ли стяжала Венеция злато?Она посещает давно эти страныИ вдаль посылает галер караваны,И грузит их, Нико, она не холстами —Торгует гвоздикой, корицей, шелками.Мы, друг мой, робеем в торговле недаром —Совсем не владеем купеческим даром:Тростник поставляем и лен басурманам,Барыш уступаем купцам чужестранным.Когда бы мы были немного лукавей,Мы их бы затмили в богатстве и славе,И мы б торговали тогда не впустую…А впрочем, мой Нале, о чем я толкую!Тебя бы о жизни хотел расспросить я:Какие в отчизне случились событья?Слыхал я: от мору страна пострадала,[135]Погибло в ту пору сограждан немало.Пускай наградит их наш бог-вседержительИ примет забытых в господню обитель!А коли с чумою ты справился черной,С болезнью любою ты сладишь бесспорно.Ты силой отмечен и ладно сколочен,Как тис долговечен, и кряжист, и прочен.Ведь четверть ягненка съедал ты, бывало,В придачу цыпленка, жаркого немало,С друзьями гуляя под сенью Парнаса,Вином запивая горячее мясо.Обижен судьбою, я горько заплачу,Коль дружбу с тобою навеки утрачу.Кто рифмой не хуже владеет, чем Матко[136],И пишет к тому же так нежно и сладко?Тревожусь о Матке: он в Стон перебрался —В краю лихорадки живым бы остался!Но тягостней муки, когда умираем,Скорбя от разлуки с отеческим краем,Плывешь на чужбину — и солнце не светит;А Матко кончину с улыбкою встретит,Он мир не покинет, останется здесь он,Поскольку не сгинет краса его песен;Поет для влюбленных он песни поныне,Как пел Арион их, плывя на дельфине.[137]Хоть дома бывают болезни жестоки,От них умирают и здесь, на востоке.Мне страны такие еще не встречались,Где жизни людские два раза кончались;Два раза кончаться захочет ли каждый —Со светом прощаться приятно ли дважды?Нас гибель — о, боже! — одна ожидает,Кто раньше, кто позже сей мир покидает.О Нико мой милый, ты знаешь прекрасно:Избегнуть могилы живое не властно.Я жив, и при этом здоров я покуда;Здесь гибельно летом, а нынче нехудо:Зимой расцветают поля и долины,Плоды созревают, бобы и маслины,Пройди по базарам: капусты, салатуДадут, коль не даром, — за малую плату.Ни глада, ни стужи здесь нет и в помине,А в поле к тому же привольно скотине,Баранина всюду жирна неизменно,И льется в сосуды молочная пена,В три гроша монету достань наудачу —Получишь наседку и яйца в придачу,И мелочи тоже на рынке достаток:Динар — не дороже — голубок десяток.Здесь сыра головки, там бочки сметаны,На пыльной циновке огромные жбаны,Здесь столько съестного всегда продается,Лишь сала свиного купить не придется,Огромнейшей рыбы цена — полдинара,Вовек не уйти бы с такого базара!Хлебов здесь пятнадцать за грош покупаем,Два наших сравнятся с таким караваем.Здесь сладостна даже вода из колодца —В Рагузе не слаже вино продастся.Всего не изложишь. Рассказ покорочеИ то ты не сможешь дослушать до ночи.Не край здесь, а чудо, с ним рай не сравнится;Кто станет отсюда в могилу стремиться?Я точку на этом поставлю, пожалуй,Не медли с ответом, бродягу побалуй,Матьело я тоже поклон посылаю.(Он жив ли, о боже!) На этом кончаю.Сей Александров град основан Македонцем,[138]Здесь, Нале, твой собрат живет под жарким солнцем,Здесь в тысячу пятьсот пятьдесят третий годС тех пор, когда господь явил Христа приход,В день теплый января на солнечном востоке,С тобою говоря, писал я эти строки.ДИНКО РАНИНА[139]
ДубровникуПеревод Евг. Солоновича
В страну итальянцев когда б терпеливоИскал ты посланцев разумных на диво,Способных лукавить, в суждениях — зрелых,Чтоб каждый прославить, увидев, хотел их, —Тогда бы ты славы заслуживал вящей,Мой град величавый, над морем стоящий,Который красою и честью сравнитьсяСумел бы с любою латинской столицей.Но ежели кто-то, приверженный к злату,Поедет с охотой — но только за плату,Про общее дело совсем забывая,Открыто и смело напомню тогда я:Достоин несчастий, обижен судьбоюТот город, где власти — с пустой головою.«Бери, человек, что захочешь, бери же!..»Перевод Ал. Ревича
Бери, человек, что захочешь, бери же!Что делать! Свое нам дороже и ближе.Ведь если бы взял свои горести каждыйИ в общую кучу свалил их однажды,Нам стало бы ясно, что мы оплошали,Все горести наши с чужими смешали,И каждый бы думал, забыв о покое:Вернуть бы назад лишь свое — не чужое!Тому, кто ничего не сделал, а хулит все чужоеПеревод Евг. Солоновича
Мой ненавистник злой, ты, завистью взбешенный,Написанное мной хулишь, неугомонный.Пускай в стихах моих слова не сохранились,Которыми других времен певцы гордились:«О розочка моя, бесценное колечко,[140]О девочка моя, влюбленное сердечко,Веночек золотой, о ясное светило,Покинут я тобой, меня ты разлюбила».Упрям ты и не нов, а наше поколеньеНаходит для стихов иные украшенья.Как сад теряет вдруг цветочное убранство,Ничто, ничто вокруг не знает постоянства.И слов удел таков: ведь старыми умамиЦенилось много слов, почти забытых нами,Которые ж теперь поэт искусный ценит,Потомство, мне поверь, отвергнет иль изменит.Весь этот мир, судьбе неведомой подвластный,Все до конца в себе меняет ежечасно.Так вот, чтоб избежать хулы певцов нещадной, —Собравшись их ругать, подумай-ка изрядно.ЮРИЙ БАРАКОВИЧ[141]
Славянская МузаОтрывокПеревод Ал. Ревича
Как верное чадо, ты должен по правуРодимого града[142] поддерживать славу,Отчизны былое ты помнить обязан,Ты с этой землею, как с матерью, связан.Нас мать породила, вскормила, и все жеЗемли этой милой и мать не дороже,Ведь женское бремя не длится столетье,В известное время рождаются дети,А лоно земное и после рожденьяХранит все живое, все божьи творенья.Адама когда-то земля породилаИ вновь без возврата во чреве сокрыла.Подумай же здраво, настрой свою лиру!Прошла моя слава — верни ее миру!Слагай свои песни, любовью пылая, —В них дух мой воскреснет и слава былая.Прославить дано мне отчизну родную.Народу напомни, что я существую!Хочу объясниться сегодня с тобою,Не стану таиться, всю правду открою.Я здешняя вила, славянская муза,Но жизнь мне постыла и стала обузой.В безвестности людям темней, чем в могиле,Себя мы забудем, коль нас позабыли.Я в нашей отчизне была знаменита,[143]А ныне при жизни я всеми забыта.Ты помнишь поэта Марулича славу?Латинянам это пришлось не по нраву.По годы промчались бесследно, и нынеУ нас помешались на школьной латыни.Все музы стяжали бессмертные лавры:Своих почитали и греки и мавры,Поляки, тевтоны гордятся своими,У нас же каноны заимствуют в Риме.Язык свой ругая, сограждане нашиТвердят, что другая поэзия краше.Но мы бы стяжали всемирную славу,Когда б уважали язык свой по праву.ДОМИНКО ЗЛАТАРИЧ[144]
«Сегодня тает снег, проснулся мир растений…»Перевод Ал. Ревича
Сегодня тает снег, проснулся мир растений,И снова человек встречает день весенний,Я к вам иду, луга, спеша навстречу той,Что сердцу дорога, что блещет красотой.Пусть ищет кто другой почет, богатство, славу,А мне удел такой, признаться, не по нраву.Под кровлею ветвей уснуть я был бы рад.Где свищет соловей, не требуя наград,Любимую мою его прославят трели,Чтоб, вторя соловью, и горы зазвенели.Глупцы! Вам не дано простую суть понять,Что золото одно не может счастья дать.Коль совесть нечиста, не пожелаешь трона,Уж лучше нищета, чем царская корона,Чем ты бы ни владел, — хотя бы всей землей, —Не сладок твой удел, когда исчез покой.ГЕРМАНИЯ
СЕБАСТИАН БРАНТ[145]
ИзреченияПеревод Л. Гинзбурга
Спрячь недовольство, хмурость, злость,Когда к тебе приходит гость.Радушьем теплым встреть его, —Себя уважишь самого.Коль сбился твой сынок с пути,Не медли: розгу в ход пусти,Сумевши вовремя постичь,Что бьет больнее божий бич!По правде, сын мой, поступай.От истины не отступай.И, в честности неколебим,Ты будешь счастлив и любим.Перед тобою — даль и ширь.Так — в путь!.. Но деньги не транжирь!Останешься без кошелька,Вот и намнут тебе бока.Смотри, не очень заносись,С умом к удаче относись:Какой бы ни нашел ты клад,Все может бог забрать назад.Порою глянешь на иных:Добро промотано в пивных.Разумен будь! Не лезь в кабак!Живи по средствам! Только так!..Взвесь, разгляди себя, проверь:Кем был ты, кто ты есть теперь,Куда ты будешь занесен?..И ты — безгрешен. Ты — спасен!..КОНРАД ЦЕЛЬТИС*[146]Перевод С. Апта
К матери пресвятой богородице —с мольбой о согласии среди князей Германии
Ты, о дочь небес, богоматерь-дева,Мир вдохни в народ, распаленный злобой,Чтоб немецкий край не сломило бремяМерзости нашей.Чернь кипит, бурлит, разоряя слепоВсе, что не вконец разорили предки,Стены городов укрепляет, пушкиК бою готовит.Нам пойти б войной на свирепых турок,С гордым Римом нам потягаться б в сечеИль чужих князей потеснить бы к вящейСлаве германцев.Нет, пуская кровь соплеменным братьям,Руки мы свои оскверняем только,Только лишь урон, дураки, себе жеСами наносим.Кто, гляжу я, шлем поспешил напялить,Кто, гляжу, мечом замахнулся грозно,Кто рычит, как зверь, потрясая палкойИли секирой.Тот, глядишь, из искр раздувая пламя,Знай себе палит и, свинцом летучимВоздух распоров, наполняет местностьДымом и громом.Угнан крупный скот, приуныли овцы,Страшно им пастись. Лишь прядут ушами,Как услышат гул, да дрожат, бедняги,Мелкою дрожью.Вот стоит в строю кольцевом пехота.Сколько грозных лиц! Как сурова песня,Что поют бойцы под глухой и дробныйБой барабанов!Пышет жаром конь, облаченный в латы,Битву чуя, вдаль, белопенный, рвется,Звонко ржет, взыграв, и копытом землюБьет в нетерпенье.Всюду слышен стон матерей почтенных:Слезы льют, клянут кровопийцу Марса.Нынче этот гость северян изводит,Завтра — богемцев.Дева, ты внемли неустанным зовам,Ты конец войне положи нелепой,Мир нам дай, сплоти племена родныеДружбой, любовью!Рейнских лоз красу сбереги, опекойТы своей святой осчастливь предгорьяАльп, и славный Пфальц, и у волн дунайскихПышные нивы!Вот о чем тебя умиленно молимВ храмах, где горит благовонный ладан,Где тебе хвалу воздаем и к небуГимны возносим.К Аполлону, творцу искусства поэзии, —чтобы он пришел с лирой от италийцев к германцам
Ты, о Феб, творец звонкострунной лиры,Пинд и Геликон возлюбивший древле,К нам теперь явись, не отвергни нашейПесни призывной!Пусть придут с тобой баловницы музы,Пусть поют, резвясь, под студеным небом.Край наш посети, где неведом сладкийГолос кифары!Варвар, чьи отцы, космачи-мужланы,Прожили свой век, о латинском лоскеСлыхом не слыхав, наделен да будетПевческим даром,Словно тот Орфей, что певал пеласгам,Пеньем за собой увлекая следомХищное зверье, дерева с корнями,Ланей проворных.Ты, веселый гость, пожелал пустынюМоря пересечь и, придя от греков,Музам дал приют, утвердил наукиВ землях латинян.Так же, Феб, и к нам, как во время оноВ Лаций ты пришел, препожалуй ныне.Грубый пусть язык, темнота людскаяСгинут бесследно!О древности — гражданам Трира
Какая слава громкая цезарейВ камнях умолкла города вашего,О Трира жители, которыхМозель поит ледяной водою!Как будто снова Рима развалиныВоочью вижу, глядя на эти вотКолонны, портики, воротаИли бродя пустырем убогим,Где только остов царской хороминыТеперь маячит кровлей, поросшеюЧертополохом, или куполВетки кустов к облакам вздымает.Как хлам ненужный, глыбами мрамора,Лежат, о жалость, прямо на улицахКумиры, чье величье толькоВ литерах гордых застыло ныне.Порой увидишь где-нибудь в садикеПлиту надгробья с надписью греческойИль вдруг найдешь, гуляя в поле,Холм безымянный, обломки урны.Чего не смелет мельница времени?Столпов Геракла медных как не было,И мы со скарбом нашим тожеВ прах превратимся под небом вечным.АЛЬБРЕХТ ДЮРЕР[147]
О плохих и хороших друзьях[148]Перевод Л. Гинзбурга
Тот, кто в беде бросает друга,Когда тому живется туго,Кто сердце не готов отдатьТому, кто вынужден страдать,Кто сам страдает безутешно,Когда дела идут успешноУ друга первого его, —Достоин только одного:Неумолимого презренья!Сторонник этой точки зренья,Я не желаю предпочестьСуровой искренности лесть.Держаться надо бы подальшеОт лицемерия и фальши,Поскольку добрый друг не тот,Кто перед нами спину гнет,К уловкам прибегая лисьим!..Но кто, в поступках независим,Удачу иль беду твоюВоспримет также, как свою,Кто за тебя горою встанет,Не подведет и не обманет,За то не требуя наград, —Тот верный друг тебе и брат.И этой верности сердечнойТы сам ответишь дружбой вечной.ТОМАС МУРНЕР[149]
Заклятие дураковВступлениеПеревод О. Румера
Я белый свет исколесилИ потерял немало сил.Терпел одни лишения,Позор и унижения.Я глаз ночами не смыкал.Корпел и потом истекал.Я исхудал, устал и сник,Прочел тома мудреных книг.Сносил нужду и муки,Штудировал науки.И вот за все старанияУзнал я заклинания,Как сжить на вечные векаСо света орден Дурака.Дураков полным-полно.Беда! В глазах от них темно.И куда ни сделай шаг,Тут дурак и там дурак.Их развез по всей землеНа дурацком кораблеБрант Себастиан… ДоколеДуракам гулять на воле?Их теперь на свете тьма,Тех, что бог лишил ума.Как вокруг ни погляди:Дураков — хоть пруд пруди.И вам, быть может, невдомек,Что Брант и сам себя нарекДураком. Но кто ж умен,Если вправду дурень он?Но, видно, Брант не просто такПризнал открыто: «Я дурак».Повел почтенный СебастианСвой корабль, как капитан.И взял с собой в морской походБезмозглых дурней хоровод.Средь них себя узнает всяк,Кто вправду олух и дурак.И Брант, что к дурням был немил,Их всех позором заклеймил.В злобе корчится тупица:«Лучше б в землю провалиться».Он лишится состоянья,Чтоб избегнуть осмеянья.Чтобы на глазах у всехНе попасть в компашку тех,Кто с времен былых вековНосит званье дураков.Сказал недаром Соломон,Что ими свет заполонен.Земля, что олухов не знает,Где дурень хлеб не пожинает,Счастливей испокон веков,Чем та, где много дураков.От них не жизнь — кромешный ад.От них томится стар и млад.Они несут страдания,Но эти заклинания,Которым обучился я,От них избавят все края.И враз покинет наш народЛенивых трутней глупый сброд.Скрылись дурни под личиной,Словно волки под овчиной.Полон ими высший свет,И дурак попал в совет.Убирайтесь восвояси,Дураки в поповской рясе!Мы пролили много слезИз-за вас, что Брант привез.Я как-то видел простака,Что, пожалевши дурака,Его пригрел в глухую ночь.Дурак беднягу выгнал прочь.Гласят предания отцовО том, как полчища глупцов,Что арманьяками звались,На нашу землю ворвались.Но был недолог разговор.Мы дали им такой отпор!И с них содрали шкуру.Пусть не воюют сдуру!Но дурни прибыли опять.И как нам повернуть их вспять?И как изжить в конце концовРать лиходеев и глупцов?Сатана-настоятельПеревод И. Грицковой
На свете есть одна страна,Где службы служит сатана.Он настоятель не простой.Он прочь отринул крест святой.И выкинул бесценныеПисания священные.Пусть кто-то думает из вас,Что небылица сей рассказ.Но на земле, поверьте,Есть пострашнее черти.И каждый может в них узнатьПрелатов, княжескую знать.Священник — тот мертвецки пьян.Князь топчет пахоты крестьян.Поляжет вся пшеница,Коль князь с охоты мчится.Они бесчинствуют и лгут.Они вершат неправый суд.Разбой, вино и битвыИм слаще, чем молитвы.И кто покуда не ослеп,В монастырях узрит вертеп.Пируют здесь прелаты,Пороками богаты.Где есть епископ иль аббат,Царят бесчестье и разврат.Что Библия, что Часослов?Они разводят гончих псов.И нищих подаяньяИдут на злодеянья.Грошами бедняков полна,Звенит церковная мошна.Забыты паства и приход.Но поднимается народ,И лютые проклятьяУже разносят братья.Нечистой силы слугамВоздастся по заслугам.И будет им награда —Позор и муки ада.МАРТИН ЛЮТЕР[150]Перевод В. Микушевича
«Твердыня наша — наш Господь…»
Твердыня наша — наш Господь.Мы под покровом Божьим.В напастях нас не побороть.Все с Богом превозможем.Наш злой супостатСвирепствовать рад.Лукавый силен.И нет ему препон,И нет ему подобных.Давно бы нам пришел конец,Когда бы не подмога.Грядет Он, праведный боец,Святой сподвижник Бога.Гонимым принесПобеду Христос.Наш Бог-Саваоф,И больше нет богов.За Ним всегда победа.Пускай вселенная полнаИсчадиями ада,Нас не проглотит Сатана,Не нам бояться надо.Осилим его!Князь мира сего,Наш враг осужден.Всесильный, рухнет онОт одного словечка.Осталось только бы при насНавеки Божье слово!Не пожалеем в грозный часИмения мирского.Берите в полонДетей наших, жен!Лишите всего!За нами — торжество!И царство будет наше!Детская песня на Рождество Христово
Я к вам прямехонько с небес.Узнал я чудо из чудес.Услышьте, люди, весть мою!Я говорю, и я пою.Младенец девою рожден.На благо вам родился Он.Хорош Младенец до того,Что всюду в мире торжество.Он всем спасение принес,Господь наш Иисус Христос.Он пострадать за вас готов.Очистит вас Он от грехов.Блаженство даст Он вам в удел.Отец небесный так велел:И днесь и присно и вовекЖиви на небе, человек!По всем приметам это Он:Беднее не сыскать пелен.В убогих этих яслях Тот,Кто на Себе весь мир несет.Отныне радость наша — в Нем.За пастухами в дверь войдем!Приносит счастье Он один,Благословенный Божий сын.Ах, сердце, верь моим глазам!Кто это в бедных яслях там?Младенец этот, милый нам,Христос, Господь, Спаситель сам.Привет, желанный гость, привет!Не презирая наших бед,Нисходишь к нашим Ты грехам.За это чем Тебе воздам?Господь, начало всех начал,Творец вселенной, как Ты мал!Осел и вол траву жуют.У них в кормушке — Твой приют.Однако даже целый свет,Где самоцветам счету нет,Весь мир, где столько звезд блестит,Христа-младенца не вместит.Ни бархата, ни багреца…Охапка прелого сенца.Но Ты, Небесный Царь, на немВо всем величии Своем.Христа всем сердцем узнаю.Явил Ты правду мне Свою.Богатство, слава, блеск мирской —Ничто, Господь, перед Тобой.Войди в меня, Спаситель мой,Как возвращаются домой.В смиренном сердце — Твой покой!Нет, не расстанусь я с Тобой.Не ведать мне печали впредь!Я буду прыгать, буду петь.Я в ликовании святомСлагаю сладостный псалом.Пою о Боге всеблагом,О Божьем сыне дорогом.Все войско райское поет,Нам возвещая Новый год.«Из глубины моих скорбей…»
Из глубины моих скорбейК Тебе, Господь, взываю.Слух преклони к мольбе моей.Я в муках изнываю.Когда за первородный грехТы будешь взыскивать со всех,Кто на земле спасется?В небесном царствии ТвоемЛишь благодать всевластна.И даже праведным житьемКичимся мы напрасно.Не с горделивой похвальбой,А со смиренною мольбойОбрящешь милость Божью.На Господа надеюсь я, —Не на свои заслуги.Зовет Его душа мояВ земном своем недуге.Не нужно мне других наград.Мой самый драгоценный клад —Святое слово Божье.И пусть продлится долго ночь,И снова на рассветеПод силу с Богом превозмочьСомненья злые эти.Иаковлев завет храни,Который нам в былые дниДарован духом Божьим!Пускай, блуждая наугад,Мы нагрешили много,Простится больше во сто кратТому, кто помнит Бога.Бог — пастырь добрый. Бог спасетЗаблудший, грешный Свой народОт всяческих напастей.УЛЬРИХ ФОН ГУТТЕН[151]Перевод С. Апта
«Сегодня правда спасена…»
Сегодня правда спасена,Сегодня ложь посрамлена.Спасибо господу скажиИ слух свой не склоняй ко лжи.Да, правда попрана была,Но верх, гляди, опять взяла.Хвали же тех, кто столько силНа это дело положил,Хотя служение добруИным совсем не по нутру.Попы-прохвосты — за обман.Так вот, я честных христианПрошу вранья не слушать впредьИ делу общему радеть.Не бог ведь папа, если он,Как все, скончаться обречен.Ах, немцы, вот вам мой совет:Назад — ни шагу! Поздно. НетДля вас обратного пути.За то, что вас вперед идтиЯ призывал, наград не жду,И пусть я попаду в беду,Лишившись помощи, — клянусь,От правды я не отступлюсь!Пусть предо мною лебезят,Пусть мне анафемой грозят,Пусть меч заносят надо мной —На свете силы нет такой,Чтобы сломить могла меня,Хоть плачет мать моя, кляняТот день, когда решил начатьЯ это дело. Полно, мать,Оно пойдет! А если богСудил ему короткий срок, —Что ж, тут обратных нет дорог.Новая песнь господина Ульриха фон Гуттена
Я шел на это смело.Я знал, на что иду.И пусть я начал делоСебе же на беду.Не о себе,А о судьбеСтраны своей радею,Хотя твердят,Что я лишь радПопам намылить шею.Твердите что угодно —Все вздор и болтовня.Будь лжец я, всенародноХвалили бы меня.А я не лгал,Я не молчалИ вот в изгнанье ныне.Ну что ж, вернусь,Не заживусь,Надеюсь, на чужбине.Мне милости не надо:За мною нет вины.Ни жалость, ни пощадаМне, право, не нужны.Нет, пусть дадутНа честный судМне выйти для ответа.Припрет нужда —Они тогдаРешатся и на это.Такое уж бывало,Что все менялось вдругИ кто брал верх сначала,Проигрывал на круг.Пожар, глядишь,От искры лишьИной раз и займется.Паду ль в боюИль устою —Но я решил бороться.Сознанье мне поможет,Что честен был мой путь,Что враг меня не можетВ корысти упрекнуть,Что и врагуСказать могу:Я вел себя достойно.Я не юлилИ не хитрил,Душа моя спокойна.Но если правды словоДля немцев звук пустойИ нация готоваВредить себе самой —Как ей помочь?Тут выйти прочьМне из игры пристало.Что ж, удалюсь,Конца дождусь,Коль заварил начало.А что задать мне перцаГрозит придворный сброд —Плевать! Спокойно сердце,Хула врага не в счет.Итак, за мнойБросайтесь в бой,Ландскнехт и рыцарь, вместе —Чтоб Гуттен жилИ победил,К своей и к вашей чести.БУРХАРД ВАЛЬДИС[152]Перевод И. Грицковой
О крестьянине и боге Геркулесе
Мужик, не ведая тревоги,Однажды ехал по дороге.Все б хорошо, но вот с разбегаВ канаву съехала телега.Крестьянин просит у небес:«О, помоги мне, Геркулес!О, если б мне всесильный богОтсюда выбраться помог!»Но голос с неба отвечал:«Глупца такого не встречал.Сидишь, покорно ждешь чудес.Уж лучше б ты с телеги слез.Телегу поднял, а потомКобылу отхлестал кнутом.И, если сделал все, что мог,То жди — теперь поможет бог».О моряке и воре
Однажды в путь я поспешилС товаром в Ригу и решилПоплыть туда на корабле.Я мог бы ехать по земле,Но этот путь (я твердо знал)Меня бы скоро в грусть вогнал.Толпился на корме народ.Сновал меж нами всякий сброд.Ведь поговаривают так,Что будет рад любой морякС собою вора прихватить —Он может много заплатить(Но я об этом не тужил).Вот наконец корабль отплыл.Вдруг у Шотландских береговПоднялся шторм до облаков.За валом возвышался вал.И ветер парус разорвал.Повсюду стоны, крики, вой.И чернота над головой.Волна людей сбивала с ног.«О, помоги, всесильный бог! —Моряк что силы закричал. —Не ты ли жизнь нам даровал?Друзья, молитесь! Час придет —Нас бог от гибели спасет».И лютый страх людей сковал.Тут каждый на колени встал.И все стали молиться богу,Призывать его на подмогу.Бушует шторм, за валом вал.Моряк, как мог, всех утешал.Так он по палубе ходил…Его немало удивилВид одного мужчины —Тот и не знал кручины.Он в стороне от всех стоялИ тихо песню напевал.«Ему не страшен шторм и тьма,Должно быть, он сошел с ума.Но я спросить его решусь:«Скажи мне, что же ты за гусь,Что смерти не боишься?Иль смелостью кичишься?»«В мои дела — не суй-ка нос.Но есть ответ на твой вопрос.Всю жизнь я краденым кормлюсь,И умереть я не боюсь.Коль твой корабль пойдет ко дну,Я все равно не утону.Пусть шторм, пусть ветер. Все одно!Нет, мне другое суждено:Моя погибель — плаха.Так что ж дрожать от страха?»ГАНС САКС[153]
ШлаураффияПеревод И. Грицковой
Шлаураффия — так названаНеобычайная страна,Лежащая от нас к Востоку,От рождества неподалеку.Желающий туда попастьВовсю пускай разинет пасть,Большую раздобудет ложкуИ постепенно, понемножку,Бесстрашно двигаясь вперед,В горе пшена проест проход.Не так вкусна гора пшена,Зато Шлаураффия вкусна.Дома там просто бесподобны —Они поджаристы и сдобны,А возле дома на порогКладут рассыпчатый пирог;Окошки там из рафинада,Булыжники из мармелада,Плетень, сплетенный из колбас,Щекочет нос, ласкает глаз.Вино сухое из колодцаБродяге прямо в глотку льется,Как будто он — великий князь;Мечтает жареный карась,Вися в лесу на ветке ели,Чтоб все его скорее съели;На соснах там висят не шишки,А соблазнительные пышки;Там на столбах не фонари,А сливочные сухари;Не черепица там, не дранкиЛежат на крышах, а баранки;Там среди города рекаСтруит потоки молока,В которое валятся с небаДушистые краюхи хлеба.Там рыбки плавают в пруду,Забравшись на сковороду,Шипят и, жарясь без огня,Пищат: «Рыбак, поймай меня!»Там среди красочной натурыЛетают жареные куры,А жареные каплуныНа вкус особенно нежны:Лентяям в рот они влетаютИ, неразжеванные, тают.Петух, крича «Кукареку!»,Там носится с ножом в бокуНа случай, если кто захочетОтрезать от него кусочек;И у свиньи в спине ножи:Отрежь — на место положи.Как яблоки, висят на веткеКрестьяне — взрослые и детки;Созрев, спадают мужикиС деревьев прямо в башмаки.Кобыла там, секрет достатка,Несет яиц по три десятка;Там фиги делает ишак;Там вишни собирают так:Сидят на корточках ребята,В руках у каждого лопата.Там есть волшебный родничок:Помылся древний старичок,Утерся ветхим полотенцем,Глядишь — он, снова став младенцем,Посасывает карамель.Из лука там стреляют в цель;Тому награда достается,Который больше промахнется.А в беге первым будет тот,Который позже всех придет.Пастух пасет там не баранов,А вошек, блох и тараканов.Там деньги зашибать — пустяк:Кто дрыхнуть день и ночь мастак,За сутки получает пфенниг.Там тунеядец и мошенникБогаче всех во много крат.Там проиграться каждый рад:Продутое вернут обратно,Умножив сумму троекратно.Там возвращающих долгиВсегда преследуют враги;Того же, кто большого долгаПлатить не хочет очень долго,Там поощряет правый суд,Для плута не жалея ссуд.Там суд и ложь в законном браке,Награды платят там за враки;За ложь поменьше платят грош,И плапперт — за большую ложь.За рассудительное словоЛюдей карают там сурово,Кто работает, томуГрозят, что заточат в тюрьму.Кто честен и богобоязнен,Не избежит позорной казни.Кого же в этом крае чтут?Того, кто лизоблюд и плут.Кто признан первым их лентяем,Тот государем избираем.Кто дик, невежествен и зол,Обороняет их престолСвоею заячьей отвагой.А машущий колбасной шпагойВ сословье рыцарей введен.А тот, кто жалок и смешон,Кто жрет и пьет за спинкой трона,Тот получает сан барона.Кто туп, и глуп, и сукин сын —Тот в этом крае дворянин.Так вот, не забывайте, братцы:Хлыщи, обжоры, тунеядцы,Лентяи, плуты — все найдутВ стране Шлаураффии приют.Ее в былые годы предкиПридумали, чтоб наши деткиБоялись в этот край попасть, —Боялись врать, грубить и красть,Быть лоботрясом и обжорой…Шлаураффия — страна, в которойВ любое время место естьДля тех, кто любит спать и есть.Трудитесь! Мир не будет раемДля тех, кто хочет жить лентяем.Крестьянин и СмертьПеревод А. Энгельке
Крестьянин бедный полон дум:Ему понадобился кум.Он было в путь, но к воротамПодходит вдруг всевышний самИ вопрошает: «Ты куда?»«Да кум мне нужен, вот беда!»«Возьми меня», — господь в ответ,Но мужичонка молвит: «Нет!Ты делишь блага кое-как:Один — богач, другой — бедняк!»Идет навстречу Смерть: «А яНе подойду ли в кумовья?Коли меня захочешь взять,То научу я врачевать,И вскорости ты — богатей!»«Коль так, нет кума мне милей!»Вот и дитя окрещено.Смерть куманьку твердит одно:«Придешь к больному — так гляди,За мною только и следи!Коль в головах я у больного,То ждать ему конца худого,Но коли я в ногах стою,Поборет он болезнь свою».Раз заболел мужик богатый.Пришел наш лекарь, кисловатоВзглянул, ответил на поклон,А сам на кума — где же он?Глядит — а он в ногах стоит.Больному лекарь говорит:«Дай мне двенадцать золотых,И ты здоров». — «Не жаль мне их!»Мужик поправился, и вотО лекаре молва идет,А тот знай лечит — всякий разЛишь с кума не спуская глаз:Кум в головах — больной не встанет,В ногах — опять здоровым станет!Разбогател наш врач: за нимЛишь посылают за одним.Чрез десять лет — увы и ах! —Смерть уж у кума в головахСтоит и речь к нему ведет.«Теперь настал и твой черед!»Но лекарь просит погодить:«Дай мне молитву сотворить!Вот «Отче наш» прочту, — тогдаУйду с тобою навсегда!»Согласна Смерть: «Пусть будет так!»Молиться принялся бедняк.Но только первые словаОн произнес едва-едва…И этак молится… шесть лет:Конца молитве нет как нет.Смерть выбивается из сил:«Ну, как? Молитву сотворил?..»Смекнув, что тут обойдена,Прибегла к хитрости она:Прикинулась больной тотчасИ у порога улеглась,Кричит: «Ах, лекарь! Я в огне!Лишь «Отче наш» поможет мне!»Прочел тут врач все до конца —А Смерть скрутила молодцаИ молвила: «Попался, брат!..»Недаром люди говорят:От смерти не уйти. ПридетИ Ганса Сакса заберет.О Виттенбергском соловье,чья песнь слышна теперь вездеПеревод В. Шора
Проснитесь! Утро настает!Я слышу: соловей поетСреди листвы в лесу зеленом;Несется трель по горным склонам,Звенит в долинах, ночь гоня,И возвещает царство дня.Заря восходит золотая,И солнце, тучи разгоняя,На землю шлет свои лучи.Луна, сиявшая в ночи,Теперь бледнеет и тускнеетИ власти больше не имеетНад стадом жалобным овец,Которых страшный ждал конец.* * *
Страдает от попов народ,Не перечесть его невзгод:Зимой и летом гнет он спину,Чтоб отдавать им десятину.Коль не заплатишь — проклянут,Изгонят, свечи вслед швырнут,Другим чтоб было не повадно;Трудиться разве не досадноКрестьянину по целым дням,Чтобы поповским холуямСидеть в трактирах было можно,Кутить и пьянствовать безбожно?Есть у попов про всех товар —Лишь покупай и млад и стар!Известно — каждый поп и инокДом божий превращает в рынок:Дают реликвии доход,А главное — в церквах идетПродажа индульгенций бойко.Вот что и есть овечья дойка!Толпа церковников жадна:Привыкнув грабить издавна,Живя бессовестным обманом,Церковник ловко лжет мирянам:За мощи выдав зуб быка,Он им притронется слегкаК болящему — и дань сбирает.Мирян церковник уверяет,Что в братства надо им вступатьИ чинш исправно отдавать.Поистине — в алчбе неистовЛюбой из братии папистов;Они из края в край пешкомБредут — всегда с большим мешком,В котором индульгенций ворох,С крестом, с хоругвями, и хор ихЗвучит везде: «Спасенье тут!Чистилища же избегутИ те на небо будут взяты,Кто по природе тороваты.Монета звякнет — ты спасен!»Тот, кто нанес другим уронИ приобрел добро нечестно,Благодаря им, как известно,Выходит из воды сухим.Всех обирает папский РимС настойчивостью и упорством.Вот что зову я шкуродерством!Епископов я до порыНе поминал, а их дворыС нотариусами, с писцами,Глумящимися над истцами,Что правосудья ищут там,Отнюдь не безразличны нам.Ведь здесь супругов разлучают,Насильно браки заключают,На бедняков наводят страх,Честят, разносят в пух и прах:Ах, еретик! Ах, еретичка!В день постный смели съесть яичко!Немедленно их отлучить!Не жди того, чтоб облегчитьЗдесь согласились наказанье:Напрасно издавать стенанья,О снисхождении моля.Охотой потравлять поляИ прочие творить бесчинства,Всемерно поощряя свинстваСвоих наемников-солдат,Что грабят всех людей подряд,И вкупе с челядью разбойнойВести бесчисленные войны,Потоки крови проливать,Людей нещадно убивать,Сжигать их мирные жилищаИ оставлять лишь пепелищаТам, где недавно жизнь цвела —Вот вам епископов дела!Не значит ли то — жрать овечек?Ягненок у волков ответчикЗа ненасытный голод их;Но часто и волков самихМы под овечьим зрим обличьем;Овец так поудобней стричь им.Но жадность волка выдает,И всяк его опознает.* * *
Нет хищников жадней и злее.Теперь на очереди — змеи,Или, иначе говоря,Монахи. Племя их не зряВеками кровь из нас сосало:За деньги, яйца, свечи, сало,За уток, кур, сыры, маслаТворили добрые делаУ нас монашеские братства —На том и нажили богатство!Повадки их теперь ясны:Пустые выдумки и сны,Нелепейшие измышленьяНам выдают за откровенья,А так как освятил их Рим,Выходит — надо верить имИ не скупиться на монету!Что в баснях этих правды нету,А есть один обман и ложь,Не так-то сразу и поймешь!Вот и заводят понемножкуТебя на скользкую дорожку.Чтоб от Христа ушел ты прочьВ безверье иль — что то же — в ночь…ЭРАЗМ АЛЬБЕР[154]Перевод И. Грицковой
Об одном отце и его сыновьях
Есть расположенный в лесахНад Рейном город Андернах,И жил в том городе купец, —Он был удачливый отец,Родивший много сыновей;Однажды он семье своей —Немногословен, мудр и строг —Сравненьем преподал урок:«Мои любимые сыны,Пока вы будете дружны,Пока меж вас не будет ссор,Пока вы все, как до сих пор,Стоите твердо друг за друга, —Вам не придется слишком туго.Но если в злополучный часПозволите поссорить васИ в стороны себя развесть, —Тогда погибнет все — и честь,И дом, который мною нажит,Как эта притча вам покажет».Вручил он веник сыновьям,Сказав: «Сломайте пополам!»Старался каждый, как умел,Но веник был упруг и цел.Никто сломать его не мог.«Сынки, запомните урок:Пока тесьма на нем крепка,Ничья могучая рукаВреда не причинит ему».Но развязал старик тесьмуИ всем по прутику раздал.И каждый без труда сломалЕму врученный тонкий прут.Старик сказал: «Вот так и тут!Тесьмою стянутые туго,Стоят все прутья друг за друга.Не ослабляйте же тесьму,Живя в отеческом дому.Вражду не допускайте в дом,Построенный с таким трудом.Вражда безжалостна, как зверь,Она вас выгонит за дверь».Мораль
Concordia res parvae crescunt,discordia maximae dilabuntur (Salustius).Согласье нам богатство копит,А несогласье сразу топит.Об осле, ставшем Папой
В Ионии есть город Кума,Где в оны дни у толстосумаБольшая мельница была,При ней старик держал осла,Который, не любя трудиться,Сбежал из Кумы за границу;Бредя пустыней, тот оселНа шкуру львиную набрел,Нагромоздил ее на плечиИ принял облик человечий.«Несчастный мельник, трепещиИ сам свои мешки тащи!Нет, мельник! Я отныне мельник,А ты — ворочайся, бездельник!Тебя беру я в батраки;А ну, тащи мои мешки!Нет, досадил ты нам, скотинам, —Я лучше буду дворянином.Чем я не герцог? Чем не князь?Таких не знал ты отродясь!Ну что, перекосилась харя?Я буду выше государя!Эй, поглядите на меня!Красив, могуч… Кто мне ровня?У кайзера без промедленьяЯ отберу его владенья,Пускай вельмож терзает страх,Пускай они падут во прах.Сам кайзер пусть меня боитсяИ пусть целует мне копытца!И днесь и присно мне, ослу,Пускай возносит он хвалу!Всех попирая львиной лапой,Над кайзером я буду папой!»Тут все умолкли, присмирев,И стал осел — завзятый лев.Он овладел святейшим трономИ подчинил своим законамСвященников; он, самодур,Спускает с них по восемь шкур:Попам он запрещает браки,И вот прелаты, как собаки(На передок-то каждый слаб),Кидаются на бедных баб,Бахвалясь перед всей округой;А если со своей супругойЗастигнет муж духовника,То мужу и намнут бока, —Попы несчастного ославятИ каяться еще заставят.Так власть святейшего ослаНесчастье людям принесла.Кто нарушает пост великий?Придется худо горемыке!Яичек, масла хочешь? Нет,На них теперь лежит запрет.Сыр? Молоко? Забудь об этом,Все это подлежит запретам.Всё под ослом — стол и престол.Владыка христиан — осел.Все государи всей Европы —Его покорные холопы,Все бьют обманщику челомИ смирно ходят под ослом,Который правит ими строго,Как будто он — наместник бога.Всем продает в раю местаУполномоченный Христа…Так над вселенной власть обрелВладыка христиан, осел.Не странно ли? В обличье львиномОсел стал грозным властелином.Ты скажешь, это басня? Нет!Прошло, мой друг, шесть сотен лет,Как Иисус за правду нашуИспил мучительную чашу, —И вот, мечтавший отдохнуть,Осел пошел в далекий путьИ, львиную напялив шкуру,Другую приобрел фигуру.Он одурачил целый светИ девятьсот двенадцать летТянулось это представленье.Но как-то всем на удивленьеРазумный человек, едваВзглянув на правящего льва,Довольного своей наживой,Вдруг догадался: он фальшивый!Под гривою, которой левПотряхивал, рассвирепев,Людские потрясая души,Ослиные торчали уши;Смекнув немедля, в чем тут суть,Он тихо стал за них тянуть,И все увидели в натуреОсла-злодея в львиной шкуре.Тут шкуру он с него совлек,Осел же в огорченье слег.Все стало ясно христианам,И разнеслось по разным странам,Стонавшим под фальшивым львом,Что оказался лев — ослом.Как только шкуру льва спалили,Еще недавно бывший в силеСвятейший господин оселВнезапно оказался гол;Расстался с оболочкой тленнойМогущественный царь вселенной.Того ж, который мудро насОт гнусного тирана спас,Который, мужественный воин,Великих почестей достоин(Хоть он и скромен выше мер),Который нам явил пример,Как свергнуть Гога и Магога,Как верить в истинного бога,Как уничтожить ложь и блуд —Мартином Лютером зовут.Он нам явил господне слово,Чтоб никогда лукавый сноваНе отвратил нас от креста.На том — благодарим Христа.ГЕОРГ РОЛЛЕНХАГЕН[155]
Полевая мышь идет в гости в городПеревод И. Грицковой
Случилось это как-то в ночь,Когда никто поспать не прочь.Дремали птички на ветвях.Форель не плавала в ручьях(Она спала на дне реки).Заснули звери и жуки.Луна на небе засверкала,И землю тишина сковала.И вот, когда все в мире спят,Две мыши у ворот стоят.Пред ними каменный забор.Закрыты двери на запор.Но только сторожа заснули,Как эти мыши прошмыгнулиВ щель под забором, а потомОни в большой прокрались дом.Хозяин дома крепко спал.Он целый вечер пировал,С гостями много ел и пил.Так день за днем он проводил.А на столе — вот благодать!Чего там только не сыскать!Фисташки из заморских стран,Гусь и зажаренный баран,Изюм, фазаны и жирнаВ огромном блюде ветчина.Ковриги, сахар, виноградИ пироги кругом лежат.Кувшины с пивом и вином.Весь стол завален серебром…И все, что на столе лежало,Тех мышек очень привлекало.Никто заметить их не мог.Они на стол скорее — скок!Гуткезхен — городская мышь.Ее ничем не удивишь.Варнфрида — полевая мышка(Она ужасная трусишка).И тут Гуткезхен говорит!«О гостья! Все, что здесь лежит,Хочу тебе я подарить.О нет! К чему благодарить!Не надо. Лучше поживейНаешься вдоволь и попей!»Варнфрида только: «Ах» и «Ох».«Да этот стол совсем не плох.Какая вкусная еда!Вот это жизнь! Вот это да!Какой божественный паштет!Какое множество конфет!»И снова только «ох» и «ах».«Как можешь жить ты на полях?Питаться лишь одним зерном?Я часто думаю о том, —Гуткезхен молвит, как царица, —Здесь можно только подивиться!»И тут внезапно пробудилсяХозяин дома. Он напилсяСегодня здорово, и вотБолят и сердце и живот.Так где ж его былая сила?Ему мерещится могила,Не может он ни сесть, ни встать…И он от страха стал кричать:Ему до смерти два шага!Бегут служанка и слуга…Свою жену позвать он просит:«И где ж ее, дуреху, носит?»Но вот, заботлива, нежна,К нему бежит его жена…Она дрожит. «Мой дорогой!Я отпою тебя водой!Господь да не оставит нас!»И слезы катятся из глаз……Повсюду шум и суета.Смела Гуткезхен, да и таБежит в нору, забыв с испугуСвою любимую подругу.Но час прошел, прошел другой,И вновь царит кругом покой.Две мыши встретились опять.«Давай продолжим пировать, —Гуткезхен говорит Варифриде, —Ты на меня не будь в обиде!»Пищит Варнфрида и вздыхает:«Скажи, и часто так бывает,Что в доме все идет вверх дном?»«Да, да. Скандалы день за днем.Хозяин всякий раз кричит.Но возрастает аппетит,И все вкуснее кажется,Когда скандал уляжется».На что Варнфрида отвечала:«Я часто в поле голодалаИ мокла под дождем. Но все жеМне тишина всего дороже.Я шум и крик не выношу.Сейчас же в поле поспешу,Пока светать не стало.Прощай! Я побежала!..»ИОГАНН ФИШАРТ[156]
Царь и блохаПеревод И. Грицковой
Рассказывает вошь:
Блоха, рассказать мне тебе разрешиО жизни одной неприметной вши.К ней, представь себе, были внимательныЛица, которые крайне влиятельны.Однажды один император славныйВелел подавать свой камзол исправный.Вдруг камердинера бросило в дрожь —Он на камзоле заметил вошь.Несчастный от страха совсем зачах.Теперь не сносить головы на плечах.И, поправляя кружево манжетное,Движение сделал он еле заметное.Снял с рукава рыжеватую вошь,Но императора не проведешь.Жизнь камердинера на волоске.«Что же ты держишь в правой руке?»В крови от стыда разгорелся огонь.Как он боится разжать ладонь!В последней надежде на чудесаМолит о помощи он небеса:«О, ниспошли мне, господь, милосердиеЗа все мое рвение и усердие!»Он раскрывает ладонь. И что ж?Император смеется, увидев вошь.«Значит, и мне даровал господьВсего лишь навсего тленную плоть.Пусть я сижу на высоком троне,С жезлом в руке, в золотой короне!Как ни старайся, как ни пляши,И у меня, императора, вши!Может, проживу еще немного я.До чего же наша жизнь убогая!»И слугу, что был таким проворным,Наградил он титулом придворным.И тут же смекнул камердинер-пройдоха:«Еще поживлюсь я на этом неплохо.И, коль понадеюсь я вновь на удачу,Мешок золотых получу я в придачу.Куй железо, пока горячо!»На высочайшее глянув плечо,К особе светлейшей он сделал шаг,Что-то усердно зажал в кулакИ тотчас признался, как на духу,Что на камзоле поймал блоху.«Как? — закричал император в злости. —Пересчитаю тебе я кости!Выпущу я из тебя потроха.Откуда на платье моем блоха?Ах ты, негодник, коварный и лживый,Что ж я, по-твоему, пес шелудивый?Катись отсюда без оглядки,Да так, чтобы сверкали пятки!»В назиданье нерадивым слугамПолучил обманщик по заслугам.И в тот же день и в тот же часИздал император строжайший указ.И всем с тех пор считать приходится,Что только у животных блохи водятся.Людей же порою кусают вши,Несмотря на наличие вечной души.Тот, кто жить привык беспечно,Вспомнит: жизнь не вековечна.Коль тебя укусит вошь,Знай, от смерти не уйдешь.Пусть вши порой приносят муку,Но деньги платят за науку.Ведь император понял сам,Что вши угодны небесам!Мы, вши, прямое подтверждениеТому, что все охватит тление.Как мне жаль вас, прыгучие блохи.До чего же дела ваши плохи!Предостережение немцам, по случаю картины,которую являет собою ГерманияПеревод Л. Гинзбурга
Ужель, Германия, скажи,Ты лести поддалась и лжи?Неужто жребий твой прославленТем, что весь мир тобой отравлен?Ах, не стыдясь своих детей,Кичишься ты картиной сей,Которой бы страшиться надо!О, недостойнейшее чадоМогучих предков!.. Почему,На гибель сердцу и уму,Отцов притворно восхваляешьИ память их в грязи валяешь?Твердишь, в делах увязнув злых,О добродетелях былыхИ к дедовским взываешь нравам,Предавшись мерзостным забавам!Ты вся пронизана пороком,Хоть и глаголешь о высоком!Напоминаешь сим птенца,Что, сидя в клетке у ловца,Обозреваемый народом,Кичится именитым родом,Он-де орлов привольных сын,Жильцов заоблачных вершин,Царей в заоблачной державе!..Но проку нет в отцовской славе,Коль отпрыск чахлый — под замком…Пример подобный нам знаком.Германия, не ты ли это,Чье сердце пагубой задето?Что́ нам сияние победИ доблесть немцев прошлых лет?Во благо своему народуОни сражались за свободуИ злых соседей — видит бог! —Не допускали на порог!А нынче мы и в самом делеСвободу родины презрели.Толпится враг у наших врат,Верша бесчинства и разврат!Ужели Трусости царицаВ германских землях воцарится?Отдать ли скипетр ей и трон?!Нет, полагаю, не резон!Мы по-иному с ней поладим:С почтеньицем ее подсадимНа деревянного коняИ, погремушками звеня,Напялим на нее «корону»,Взамен орла дадим ворону,Взамен державы — круглый мяч,Тот самый, что несется вскачь,Как только по нему ударят…О, нам свободу не подарят!Завоевать ее спеши!Прочь страх, прочь робость из души!..Без благочестья нет свободы!Чужие мысли, нравы, модыСвободно в наш проникли дом,И кажется давнишним сномГерманских строгих нравов прочность.Всё — легкомыслие, порочность,Распутство бабье!.. Что за стыд!..Нет, нам потомство не проститТого, что мы столь низко палиИ честь отцовскую распяли!..Германский край, остепенись!Орел германский, вознесись!Да возвратит господь нам сноваТо, что родной земли основа —Бесстрашие твоих бойцов!..Геройство дедов и отцовИ в нас геройством отзовется,И высоко орел взовьется,Победы ввысь взовьется стяг…Воспрянет друг! И сгинет враг!..БАРТОЛОМЕАС РИНГВАЛЬД[157]
О подражании чужим модамПеревод Л. Гинзбурга
Поляки. — доблестное панство —Блюдут в одежде постоянство.У москвитян, у турков естьПонятья: мера, ум и честь.И лишь в краю германском нашемНа разум мы рукою машем,Своих обычаев не чтим —Все собезьянничать хотим.В одеждах ходим иностранных,Добытых в сопредельных странах.Я «итальянец»! Ты «француз»!..Что говорить! Вошли во вкус!На что у них сегодня мода —Нам слаще сахара и меда.Взгляните на господ и дам:Все носят всё, что носят там.Болезнью тяжкой мы болеем!Ни сил, ни денег не жалеем.Чужой покрой, чужой наряд,Страшусь, нас вскоре разорят.Да как угонимся мы с вамиЗа шляпками, за башмаками,Длиною юбок, цветом лент,Коль все меняется в моментИ в моде новые фасоны!Влиятельнейшие персоныИ те не выдержат такойБезумной гонки колдовской!Придет ли к немцам час прозренья,Дабы избегнуть разоренья?..Сколь нищ, сколь глуп безмозглый мот —Любитель чужестранных мод!ПЕСНИ КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ[158]
Песня о Флориане ГайереПеревод В. Топорова
Настали золотыеДля Коршуна деньки,[159]Птенцы его лихие —Простые мужики.Они теперь восстали —Немецкий весь народ, —Оружие досталиИ двинулись в поход.Зачем им не сиделосьВ насиженном гнезде?Откуда взяли смелостьИ силу взяли где?По божьему веленьюИдут они на бой —Идут на искупленьеГреховности мирской.Отчаянным народомСилен крестьянский полк.Иной зовет их сбродом.Глядит на них как волк.Так делают злодеи,Гордец, ханжа и трус.Мы с каждым днем сильнее —Мотайте-ка на ус!Еще на нас коситсяВысокомерный враг:Мол, что они за птицыИ кто у них вожак?Вожак наш этим барамПокажет, что почем!Ведь Гайера недаромМы Коршуном зовем.И вот идут крестьяне,Бесстрашны и честны,Идут на поле брани,На тяжкий труд войны.И пусть они покудаНе ведали побед —Дворянам будет худо, —Такой дают обет.Бесчисленное войскоОтважных мужиковСражается геройскиИ не щадит врагов.Оно разрушит храмы,Оно сожжет дворцы, —Недаром нас упрямоПорочат подлецы.Песня рыцарей-разбойниковиз вольницы ШенкенбахаПеревод Н. Вильмонта
Тебе воздать хваленья,Пречистая, спешим.Мария! Все моленьяНесем к стопам твоим!На конях наши ротыСидят, полны заботы;Щадить нам нет охоты,Лишь ты, Христова мать,Не устаешь внимать.Свят Юрий благородный,Хорунжим будь у нас!Дай нам денек погодный,Даруй счастливый час,Чтоб мы не оплошали,Крестьян в силки забрали,Что нас взнуздать мечтали,Не им в дворянстве быть!Им лиса не словить.Купцы с дворянской спесьюСроднились, мнят, вполне.Так грянем по полесью,Мы на борзом коне.Почешем ихни спины!Из темных нор дубиной,Зажженной хворостинойНачнем зверье травить,Чтоб ихню спесь посбить.Да знает каждый рыцарьНаш орденский статут;Нам от нужды не скрыться,Нам яств не нанесут,Нас голод мучил с детства.Но есть другое средство:Сорвать с купца наследство,Все, чем нажился плут.Пускай себе ревут!Ну, как себе на пищуДоходы соберу?Но эту дичь мы сыщемЗалетную в бору:Франконцев с их сумою,Что, не готовясь к бою,Сидели за стеною.Вот эта дичь — по мне,В глухом бору — вдвойне.Как птицу мы подымем,Так не устанем гнать.Со всех сторон нахлынемМы, рыцарская рать.Пошлем ребят дозоромПо рощам, косогорам.Того прославим хором,Кто вечный даст покойПевунье городской.Рыбачить мы умеемИ на сухой земле.Мы ветерочком веемВдоль рощи. На седлеНе будем мы гнусавить:«Как одежонку справить?»Иль не вподъем заставитьПлатить того, кто в лесС тугой сумой полез?В Франконии нам любоНи год, ни два сновать.Крестьяне точат зубыНа рыцарскую знать.Господь от бед избави!По полю, по дубравеДай волю всей оравеГулять, пока петлейНе стянут ворот мой.Дай покарать нам, боже,Лихих бунтовщиков!Иль молодец пригожийНе стоит ста голов?Их спесь навеки скрутим,Смерть братьев не забудем.В них страх такой пробудим,Что с трепетом в сердцахПоймут, кто Шенкенбах.Джованни Батиста Досси(?).
Иллюстрация к седьмой песни поэмы Л. Ариосто «Неистовый Роланд» (изд. Винченцо Вальгризи, Венеция, 1542). Гравюра на дереве.
Ответная песня крестьянПеревод Н. Вильмонта
Такой лихой печали,Таких великих бедСыздетства не видалиНи я, ни мой сосед.И господа и слугиНа покаянье туги.Живут по всей округеБез бога, без узды,Смирению чужды.Не рыцарскому родуБить, грабить, жечь, пытать!Торговцам нет проходу:Всех тщатся обобрать.Легко ль от бед укрыться?Как лих в разбое рыцарь,И в песне говорится,Что лютая семьяСложила про себя.Свят Юрий, божий витязь,Водитель ваших орд?Эх, подлые, стыдитесь —Над ним не властен черт!Свят Юрий вас оставит,Сразит мечом, удавитИль сам топор направитВ загривок гордый твойНа площади большой.Вы пели о затравеОхотничьей в лесу?Не всякий час забаве,Приходит смерть и псу.Качнется в дреме вечнойПод балкой поперечной,Охотничек беспечный,Что по лесу гулял,Не заслужив похвал.Хвалились вы заранеУхлопать дичь в упор.Эх, господа-дворяне,Не крепок ваш дозор,Не медлим мы с расправой,Сведем свой счет кровавый.А суд не знает правыйНи смердов, ни господ,На плаху всех сведет.Дозорных ваших любоВ темнице зреть, в цепях,Под одежонкой грубой,В тревоге и мольбах.Иную песню птахиПоют при виде плахи.«О сударь! — молят в страхе. —Хоть мессу нам пропойДуше на упокой».Мы рассказать могли быПро муки, крики, плач;Невинного на дыбыС виновным взвил палач,Так вор-разбойник губитИ тех, кого он любит;Он жизнь под корень рубитСупруги и детей.А это мук больней.Вы плутовством, нахрапомПозорили свой род;Нас звали «сиволапым»,Брань чести не берет.А вас — которых чтилиС младенчества не мы ли? —Дворянства-то лишили.В кого всадили клин,Уж тот не дворянин.Дворянству денег мало,На то и господа!А слугам-то присталоЗа них платить всегда?Иссякнут все колодцы,А коли сердце бьется,Садись на иноходцаДа мчись в шумливый бор,А там виси, как вор.Максимилиану славуМы, кесарю, поемЗа твердую расправуС сиятельным жульем.Петля пришлася впоруИ Гогенкранцу-вору.Колите песью свору,Что кесаря хулит,В них божий глас молчит!Песня об усмирении МюльгаузенаПеревод Н. Вильмонта
Хотите песенке внимать,Что пелась про князей да знать,ВысокоблагородныхТеснителей народных?Им христианскую-то кровьПивать за трапезой не вновь,Им миловать негоже,Спаси нас, бедных, боже!В четверг стряслась у нас беда.Сошлись князья и господаПод Шлотгейм всей оравой,Грозили нам расправой.Как герцог Юрий зол и лют,Расскажет эббелейдский люд;К князьям он едет в поле,Чтоб благ стяжать поболе.Мюльгаузен — крепость хоть куда,Но взяли город господа,В том доктор был виноюС багряной бородою.Ты, доктор, признанный злодей,Ты худо сделал, ей-же-ей!Но мы тебя отвадим,На кол тебя посадим.И Генрих Баумгард был из тех,Кого не устрашает грех,Он знал, что доктор хочет,О чем злодей хлопочет.Их плутни Кенемунд открыл.Зато и голову сложилВ угоду барам злобнымУ нас, на месте лобном.Был Пфейфер честен и учен,Славней не сыщется имен.В пути его схватили,Навеки уложили.Так нам Мюльгаузенский советНе мало понаделал бед,Из злобы и из местиНас бьют на лобном месте.И даже тех, кому князьяСвободу дали, видел я,Прислужники хваталиИ насмерть убивали.Людей не милуют они.Господь, теснителей казни!Пусть черти в хворостиныИх примут в час кончины.Нам Ламгарт, воевода-плут,Сказал: на Попперекский прудИдите всей толпоюС повинной головою.И жены бедные гурьбой,Ведомы докторской женой,Пошли молить злодеев…Спусти на ведьму змеев!Кто эту песенку сложил,Тот на земле недолго жил —Он выпил злую чашу.Ты песню слышал нашу?НАРОДНАЯ ЛИРИКА[160]Перевод Л. Гинзбурга
Господин фон Фалькенштейн
Однажды с охоты граф ФалькенштейнСкакал по лесам и полянам.И вдруг на дороге увидел онДевчонку в платке домотканом.«Куда ты, красавица, держишь путь?Не скучно ль бродить в одиночку?Поедем! Ты в замке со мной проведешьХмельную, веселую ночку!»«Чего вы пристали? Да кто вы такой?Все хлопоты ваши напрасны».«Так знай же, я сам господин Фалькенштейн!Теперь ты, надеюсь, согласна?»«Ах, коли взаправду вы граф Фалькенштейн, —Ему отвечает девица, —Велите отдать моего жениха.Он в крепости вашей томится!»«Нет, я не отдам твоего жениха,Ему ты не станешь женою.Твой бедный соколик в поместье моемСгниет за тюремной стеною!»«Ах, если он заживо в башне гниет, —Бедняжка в слезах отвечает, —Я буду стоять у тюремной стены,И, может, ему полегчает».Тоскует она у тюремной стены,Звучит ее голос так жутко:«О милый мой, коли не выйдешь ко мнеНаверно, лишусь я рассудка».Все ходит и ходит вкруг башни она,Свою изливая кручину:«Пусть ночь пройдет, пусть год пройдетНо милого я не покину!Когда б мне дали острый меч,Когда б я нож достала,С тобою, граф фон Фалькенштейн,Я насмерть бы драться стала!»«Нет, вызов я твой все равно не приму,Я с женщиной драться не буду!А ну-ка, бери своего жениха,И прочь убирайтесь отсюда!»«За что ж ты, рыцарь, гонишь нас?Ведь мы небось не воры!Но то, что нам принадлежит,Берем без разговора!»Королевские дети
Я знал двух детей королевских —Печаль их была велика:Они полюбили друг друга,Но их разлучала река.Вот бросился вплавь королевичВ глухую полночную тьму,И свечку зажгла королевна,Чтоб виден был берег ему.Но злая старуха черницаХотела разбить их сердца,И свечку она загасила,И ночь поглотила пловца.Настало воскресное утро —Кругом веселился народ.И только одна королевнаСтояла в слезах у ворот.«О матушка, сердце изныло,Болит голова, как в чаду.Ах, я бы на речку сходила, —Не бойтесь, я скоро приду».«О дочка, любимая дочка,Одна не ходи никуда.Возьми-ка с собою сестрицу, —Не то приключится беда».«Сестренка останется дома, —С малюткой так много хлопот:Поди, на зеленой полянеВсе розы она оборвет».«О дочка, любимая дочка,Одна не ходи никуда.Возьми с собой младшего брата, —Не то приключится беда».«Пусть братец останется дома, —С малюткой так много хлопот:Поди, на зеленой опушкеОн ласточек всех перебьет».Ушла во дворец королева,А девушка в страшной тоске,Роняя горючие слезы,Направилась прямо к реке.Вдоль берега долго бродила,Печалясь — не высказать как.И вдруг возле хижины ветхойЕй встретился старый рыбак.Свое золотое колечкоЕму протянула она.«Возьми! Но дружка дорогогоДостань мне с глубокого дна!»Свою золотую коронуЕму протянула она.«Возьми! Но дружка дорогогоДостань мне с глубокого дна!»Раскинул рыбак свои сети,И вот на прибрежный песокУже бездыханное телоС немалым трудом приволок.И девушка мертвого друга,Рыдая, целует в лицо:«Ах, высохли б эти слезинки,Когда б ты сказал хоть словцо».Она его в плащ завернула.«Невесту свою приголубь!»И молча с крутого обрываВ холодную бросилась глубь……Как колокол стонет соборный!Печальный разносится звон.Плывут похоронные песни,Звучит погребальный канон…Улингер
Веселый рыцарь на конеСкакал по дальней стороне,Сердца смущая девамПленительным напевом.Он звонко пел. И вот однаЗастыла молча у окна:«Ах, за певца такогоЯ все отдать готова!»«Тебя я в замок свой умчу.Любви и песням научу.Спустись-ка в палисадник!» —Сказал веселый всадник.Девица в спаленку вошла,Колечки, камушки нашла,Связала в узел платьяИ — к рыцарю в объятья.А он щитом ее укрылИ, словно ветер быстрокрыл,С красавицей влюбленнойПримчался в лес зеленый.Не по себе ей стало вдруг:Нет никого — сто верст вокруг.Лишь белый голубочекУселся на дубочек.«Твой рыцарь, — молвит голубок, —Двенадцать девушек завлек.Коль разум позабудешь —Тринадцатою будешь!»Она заплакала навзрыд:«Слыхал, что голубь говорит,Как он тебя порочитИ гибель мне пророчит?»Смеется Улингер в ответ:«Да это все — пустой навет!Меня — могу дать слово —Он принял за другого.Ну, чем твой рыцарь не хорош?Скорей мне волосы взъерошь!На траву мы приляжемИ наши жизни свяжем».Он ей платком глаза утер:«Чего ты плачешь? Слезы — вздор!Иль, проклятый судьбою,Покинут муж тобою?»«Нет, я не замужем пока.Но возле ели, у лужка, —Промолвила девица, —Я вижу чьи-то лица.Что там за люди? Кто они?»«А ты сходи на них взгляни,Да меч бы взять неплохо,Чтоб не было подвоха».«Зачем девице нужен меч?Я не гожусь для бранных встреч.Но люди эти вродеКружатся в хороводе».Туда направилась онаИ вдруг отпрянула, бледна:В лесу, на черной ели,Двенадцать дев висели.«О, что за страшный хоровод!» —Кричит она и косы рвет.Но крик души скорбящейНикто не слышит в чаще.«Меня ты, злобный рыцарь, здесь,Как этих девушек, повесь,Но не хочу снимать яПеред кончиной платья!»«Оставим этот разговор.Позор для мертвых — не позор.Мне для моей сестрицыНаряд твой пригодится».«Что делать, Улингер? Бери —Свою сестрицу одари,А мне дозволь в наградуТри раза крикнуть кряду».«Кричи не три, а тридцать раз, —Здесь только совы слышат нас.В моем лесу от векаНе встретишь человека!»И вот раздался первый крик:«Господь, яви свой светлый лик!Приди ко мне, спаситель,Чтоб сгинул искуситель!»Затем раздался крик второй:«Меня от изверга укрой,Мария пресвятая!Перед тобой чиста я!»И третий крик звучит в бору:«О брат! Спаси свою сестру!Беда нависла грозно.Спеши, пока не поздно!»Ее мольбу услышал брат.Созвал он всадников отряд, —На выручку сестрицыЛетит быстрее птицы.Несутся кони, ветр свистит,Лес вспугнут топотом копыт.До срока подоспелиОни к той черной ели.«Что пригорюнился, певец?Выходит, песенке — конец.Сестру свою потешу —На сук тебя повешу!»«Видать, и я попался в сеть.Тебе гулять, а мне — висеть.Но только без одежиМне помирать негоже!»«Оставим этот разговор.Позор для мертвых — не позор.Камзол твой и кирасуОтдам я свинопасу!»И тотчас головою внизРазбойник Улингер повисНа той же самой ели,Где пленницы висели.Брат посадил в седло сеструИ прискакал домой к утруС сестрицею родимой,Живой и невредимой.Беглый монах
Я песню новую своюГотов начать без страха.А ну, споемте про швеюИ черного монаха.Явился к повару монах:«Давай скорей обедать!Что в четырех торчать стенах?Хочу швею проведать!»Вот он поел да побежал,Плененный белой шейкой.Всю ночь в постели пролежалС красоткой белошвейкой.Меж тем колокола гудят,Зовут монахов к мессе.«Эх, что сказал бы мой аббат,Когда б узнал, что здесь я?»Он пред аббатом предстает,Потупив долу очи.«Мой сын, изволь-ка дать отчет,Где был ты этой ночью?»И говорит ему чернец:«Я спал с моею милкойИ пил вино, святой отец,Бутылку за бутылкой!..»Весь день томительно гудятКолоколов удары.Монахи шепчут: «Бедный брат,Побойся божьей кары!»И говорит чернец: «Друзья,Погибнуть мне на месте,Но мне милей моя швея,Чем все монахи вместе!»Кто эту песенку сложил,Ходил когда-то в рясе,В монастыре монахом жил,Да смылся восвояси.Была б ты немного богаче…
Однажды я на берег вышла,По тропке спустилась к реке.Вдруг вижу: челнок подплывает,Три графа сидят в челноке.Вот граф, молодой и прекрасный,В бокал наливает вина.«Красавица, светик мой ясный,Ты выпить со мною должна».Глядит на меня, чуть не плача,И шепчет, склонясь надо мной:«Была б ты немного богаче,Моей бы ты стала женой».«Не смейтесь над девушкой честной.Зачем мне ваш графский дворец!Бедняк из деревни окрестнойМеня поведет под венец».«А коль жениха не дождешьсяНи в том и ни в этом году?»«Тогда я монахиней стану,Тогда я в обитель уйду».С тех пор миновало полгода,Зима наступила, и вотПриснилось ему, что голубкаМонахиней в келье живет.Стрелой к монастырским воротамЛетит он на быстром коне…Открылось окошечко: «Кто там?»«Любовь моя, выйди ко мне!»И девушка в белом нарядеВыходит к нему на порог.Отрезаны длинные пряди,И взгляд ее грустен и строг.Он ей не промолвил ни слова,Он ей не сказал ничего.Но сердце от горя такогоРазбилось в груди у него.Горемыка Швартенгальз
В пути заметил я трактирИ постучал в ворота.«Я горемыка Швартенгальз.Мне пить и есть охота!»Хозяйка отворила дверь.Я плащ и шляпу скинул,Налил вина — да стал глазетьИ кружку опрокинул.Она тут потчевать меня,Что барина какого.Да только денег не возьмешьИз кошелька пустого.Хозяйка сердится, бранит —Чуть не оглох от крика.Постель не стелит, гонит прочь:«Иди в сарай поспи-ка!»Что делать, братцы! Лег я спатьВ сарае возле дома.Эх, незавидная кровать —Колючая солома.Проснулся утром — смех и грех, —Дрожу, от стужи синий.Вот так хоромы! На стенеЗасеребрился иней.Ну что же, взял я в руки меч,Пошел бродить по свету.С пустым мешком пошел пешком,Коль не дали карету.А на дороге мне сынокКупеческий попался,И кошелек его тугойПо праву мне достался!Портной в аду
Под утро, в понедельник,Портняжка вышел в сад.Навстречу — черт: «Бездельник,Пойдем со мною в ад!Теперь мы спасены!Сошьешь ты нам штаны,Сошьешь нам одежонку,Во славу сатаны!»И со своим аршиномПортняжка прибыл в ад.Давай лупить по спинамЧертей и чертенят.И черти смущены:«Мы просим сшить штаны,Но только без примерки,Во славу сатаны!»Портной аршин отставилИ ножницы достал.И вот, согласно правил,Хвосты пооткромсал.«Нам ножницы странны!Изволь-ка шить штаны.Оставь хвосты в покое,Во славу сатаны!»С чертями трудно сладить.Портной согрел утюгИ стал проворно гладитьЗады заместо брюк.«Ай-ай! Ужель должныНас доконать штаны?Не надо нас утюжить,Во славу сатаны!»Затем он вынул нитку,Чертей за шкуру — хвать!И пуговицы началИм к брюху пришивать.И визг и плач слышны:«Проклятые штаны!Он спятил! Он рехнулся,Во славу сатаны!»Портной достал иголкуИ, не жалея сил,Своим клиентам ноздриКак следует зашил.«Мы гибнем без вины!Кто выдумал штаны?За что такая пытка,Во славу сатаны?!»На стену лезут черти —Шитье всему виной.«Замучил нас до смертиБессовестный портной!Не слезем со стены!Не будем шить штаны!Иначе мы подохнем,Во славу сатаны!»Тут сатана явился.«Ты, парень, кто таков?Как ты чертей решилсяОставить без хвостов?Коль так — нам не нужныЗлосчастные штаны.Проваливай из ада,Во славу сатаны!»«Ходите с голым задом!» —Сказал чертям портнойИ, распрощавшись с адом,Отправился домой.Дожив до седины,Он людям шьет штаны,Живет и не боитсяЧертей и сатаны!«Кабы мне птицей стать…»
Кабы мне птицей стать,Крылья бы где достать, —Был бы с тобой!Но как ни хочу — не взлечу,Проклят судьбой.Ночью снишься ты мне,Вижу тебя во сне,Взгляд твой ловлю.А разомкну глаза —Слезоньки лью.Верь, что каждую ночьСердцу уснуть моему невмочь, —С тобой говорит…Тысячу раз тебяБлагодарит.Проданная мельничиха
В деревню мельник под хмелькомБез денег шел, да с кошельком.Но денежки найдутся.Вот завернул он в лес густой —Навстречу три злодея: «Стой!»И три ножа сверкнули.«Здорово, мельник! Нам нужнаТвоя брюхатая жена.Мы хорошо заплатим!Чего ты струсил? Не дрожи!Вот — триста талеров держиИ убирайся с богом!»«Как! Моего ребенка матьЗа триста талеров отдать?!Нет, мне жена дороже!»«Бери шестьсот — и по рукам!Ее ты в лес отправишь к намНе позже чем сегодня!»«Да вы в уме ль? — воскликнул муж. —Мне за вдовство столь жалкий куш?!Здесь тысячами пахнет!»Хохочут изверги: «Разбой!На девятьсот — и черт с тобой!Но шевелись живее!»Бедняга муж потер чело:«Ну, девятьсот — куда ни шло.Что ж! Сделка состоялась».Домой вернулся он… ЖенаЖдет у ворот, как смерть бледна:«Откуда ты так поздно?»«Жена! Я из лесу иду.Там твой отец попал в беду.Беги к нему на помощь!»И лишь она вступила в лес,Как ей спешат наперерезРазбойники с ножами.«Красотка, здравствуй! В добрый час!Твой муженек три шкуры с насСодрал за эту встречу!»И принялись ее топтать,По лесу за косы таскать.«Сейчас помрешь, красотка!»«О, боже! Не снесу я мук!Ах, проклят будь злодей супругНа том и этом свете!Когда бы мой услышал крикМой брат — охотник, в тот же мигОн вас убил бы, звери!»И тут, сестры заслышав зов,Явился брат из-за кустовИ уложил злодеев.«Сестрица, не о чем тужить.Пойдем со мной! Ты будешь житьВ родном отцовском доме!..»Прошло три долгих дня. И вотОхотник мельника зовет:«Зайди-ка, мельник, в гости!..»«Ну, зять, здорово! Как живешь?Что без жены ко мне идешь?Сестрица не больна ли?»«Ох, шурин, горе у меня.Твою сестру третьёва дняНа кладбище снесли мы.Душа бедняжки — в небесах…»Но тут с младенцем на рукахК ним мельничиха вышла.«Ах, мельник — изменник, мошенник и вор!Жену заманил ты к разбойникам в бор —Так сам отправляйся на плаху!»ИЗ НАРОДНОЙ КНИГИ «ГРОБИАНУС»[161]Перевод И. Грицковой
О том, как просыпаться утром
Зачем вставать в глухую рань?Ты лучше попозднее встань.Со сна забудь надеть камзолИ нагишом садись за стол.К чему приветствовать родню?Еще успеется на дню.Коль за столом случится гость,Ему в тарелку выплюнь кость.И посмотри на всех сердитоДля поддержанья аппетита.Не говори слуге: «Спасибо!»Сиди и лопай, нем как рыба.Какой в словах излишних толк,Когда ты голоден как волк?Наешься лучше до отвала,Чтоб за ушами затрещало.Набей себе плотнее брюхоДля бодрости и силы духа!Хороший тон и поведеньеИспортят враз пищеваренье.К чему манеры, тонкий вкус?Живи себе не дуя в ус!О том, как надо гулять
Когда к семи начнет смеркаться,Выходят люди прогуляться.Кто в одиночку, кто с дружкомИдут по улицам пешком.И если ты гуляешь тоже,Будь побойчее и построже.Тебе смущаться не пристало,Чтоб грязь к ботинкам не пристала,Ты лужи обходи вокруг —Пусть в них купается твой друг!Поуже выбирай дорожки.Всем встречным подставляй подножки.И шутки ради, для забавыПрохожих сталкивай в канавы!И, совершив сей променад,Наверняка ты будешь рад.О длинных волосах
Прими совет мой — будешь рад.Расти же волосы до пят!Они согреют без трудаТебя в любые холода.В те золотые времена,Когда земля была юна,Все были голы, босы,К тому ж длинноволосы.И в том давно уверен я,Что все ученые мужьяВкушают уваженьеЗа париков ношенье.Расти же волосы до пят —И будешь всем милей в сто крат!ФРАНЦИЯ
ФРАНСУА ВИЙОН[162]
Баллада о дамах былых временПеревод Ф. Мендельсона
Скажи, в каких краях они,Таис[163], Алкида[164] — утешеньеМужей, блиставших в оны дни?Где Флора[165], Рима украшенье?Где Эхо[166], чье звучало пенье,Тревожа дремлющий затон,Чья красота — как наважденье?..Но где снега былых времен?Где Элоиза[167], объясни,Та, за кого приял мученьяПьер Абеляр из Сен-Дени,Познавший горечь оскопленья?Где королева[168], чьим веленьемЗлосчастный Буридан казнен,Зашит в мешок, утоплен в Сене?..Но где снега былых времен?Где Бланка[169], белизной сродниЛилее, голосом — сирене?Алиса, Берта,[170] — где они?Где Арамбур[171], чей двор в Майенне?Где Жанна[172], дева из Лоррэни,Чей славный путь был завершенКостром в Руане? Где их тени?..Но где снега былых времен?_______
Принц, красота живет мгновенье.Увы, таков судьбы закон!Звучит рефреном сожаленье:Но где снега былых времен?..Жалобы Прекрасной ОружейницыПеревод Ф. Мендельсона
Мне никогда не позабытьПлач Оружейницы Прекрасной[173],Как ей хотелось юной бытьИ как она взывала страстно:«О, увяданья час злосчастный!Зачем так рано наступил?Чего я жду? Живу напрасно,И даже умереть нет сил!Ведь я любого гордецаКогда-то сразу покоряла,Купца, монаха и писца,И все, не сетуя нимало,Из церкви или из кружалаЗа мной бежали по пятам,Но я их часто отвергала,Впадая в грех богатых дам.Я чересчур была горда,О чем жестоко сожалею,Любила одного тогдаИ всех других гнала в три шеи,А он лишь становился злее,Такую преданность кляня;Теперь я знаю, став умнее:Любил он деньги, не меня!Но он держал меня в руках,Моею красотой торгуя.Упреки, колотушки, страх, —Я все прощала, боль любую;Бывало, ради поцелуяЯ забывала сто обид…Доныне стервеца люблю я!А что осталось? Грех и стыд.Он умер тридцать лет назад,И я с тоскою понимаю,Что годы вспять не полетятИ счастья больше не узнаю.Лохмотья ветхие снимая,Гляжу, чем стала я сама:Седая, дряхлая, худая…Готова я сойти с ума!Что стало с этим чистым лбом?Где медь волос? Где брови-стрелы?Где взгляд, который жег огнем,Сражая насмерть самых смелых?Где маленький мой носик белый,Где нежных ушек красотаИ щеки — пара яблок спелых,И свежесть розового рта?Где белизна точеных рукИ плеч моих изгиб лебяжий?Где пышных бедер полукруг,Приподнятый в любовном раже,Упругий зад, который дажеУ старцев жар будил в крови,И скрытый между крепких ляжекСад наслаждений и любви?В морщинах лоб, и взгляд погас,Мой волос сед, бровей не стало,Померкло пламя синих глаз,Которым стольких завлекала,Загнулся нос кривым кинжалом,В ушах — седых волос кусты,Беззубый рот глядит провалом,И щек обвисли лоскуты…Вот доля женской красоты!Согнулись плечи, грудь запала,И руки скручены в жгуты,И зад и бедра — все пропало!И ляжки, пышные, бывало,Как пара сморщенных колбас…А сад любви? Там все увяло.Ничто не привлекает глаз.Так сожалеем о былом,Старухи глупые, седые,Сидим на корточках кружком,Дни вспоминаем золотые, —Ведь все мы были молодые,Но рано огонек зажгли,Сгорели вмиг дрова сухие,И всех нас годы подвели!»Баллада приметПеревод И. Эренбурга
Я знаю, кто по-щегольски одет,Я знаю, весел кто и кто не в духе,Я знаю тьму кромешную и свет,Я знаю — у монаха крест на брюхеЯ знаю, как трезвонят завирухи,Я знаю, врут они, в трубу трубя,Я знаю, свахи кто, кто повитухи,Я знаю все, но только не себя.Я знаю летопись далеких лет,Я знаю, сколько крох в сухой краюхеЯ знаю, что у принца на обед,Я знаю — богачи в тепле и в сухе,Я знаю, что они бывают глухи,Я знаю — нет им дела до тебя,Я знаю все затрещины, все плюхи,Я знаю все, но только не себя.Я знаю, кто работает, кто нет,Я знаю, как румянятся старухи,Я знаю много всяческих примет,Я знаю, как смеются потаскухи,Я знаю — проведут тебя простухи,Я знаю — пропадешь с такой, любя,Я знаю — пропадают с голодухи,Я знаю все, но только не себя.______
Я знаю, как на мед садятся мухи,Я знаю Смерть, что рыщет, все губя,Я знаю книги, истины и слухи,Я знаю все, но только не себя.Баллада истин наизнанкуПеревод И. Эренбурга
Мы вкус находим только в сенеИ отдыхаем средь забот,Смеемся мы лишь от мучений,И цену деньгам знает мот.Кто любит солнце? Только крот.Лишь праведник глядит лукаво,Красоткам нравится урод,И лишь влюбленный мыслит здраво.Лентяй один не знает лени,На помощь только враг придет,И постоянство лишь в измене.Кто крепко спит, тот стережет,Дурак нам истину несет,Труды для нас — одна забава,Всего на свете горше мед,И лишь влюбленный мыслит здраво.Кто трезв, тем море по колени,Хромой скорее всех дойдет,Фома не ведает сомнений,[174]Весна за летом настает,И руки обжигает лед.О мудреце дурная слава,Мы море переходим вброд,И лишь влюбленный мыслит здраво.______
Вот истины наоборот:Лишь подлый душу бережет,Глупец один рассудит право,Осел достойней всех поет,И лишь влюбленный мыслит здраво.Баллада поэтического состязания в БлуаПеревод И. Эренбурга
От жажды умираю над ручьем.[175]Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя.Куда бы ни пошел, везде мой дом.Чужбина мне — страна моя родная.Я знаю все, я ничего не знаю.Мне из людей всего понятней тот,Кто лебедицу вороном зовет.Я сомневаюсь в явном, верю чуду.Нагой, как червь, пышнее всех господ.Я всеми принят, изгнан отовсюду.Я скуп и расточителен во всем.Я жду и ничего не ожидаю.Я нищ, и я кичусь своим добром.Трещит мороз — я вижу розы мая.Долина слез мне радостнее рая.Зажгут костер — и дрожь меня берет,Мне сердце отогреет только лед.Запомню шутку я и вдруг забуду,И для меня презрение — почет.Я всеми принят, изгнан отовсюду.Не вижу я, кто бродит под окном,Но звезды в небе ясно различаю.Я ночью бодр и засыпаю днем.Я по земле с опаскою ступаю.Не вехам, а туману доверяю.Глухой меня услышит и поймет.И для меня полыни горше мед.Но как понять, где правда, где причуда?И сколько истин? Потерял им счет.Я всеми принят, изгнан отовсюду.______
Не знаю, что длиннее — час иль год,Ручей иль море переходят вброд?Из рая я уйду, в аду побуду.Отчаянье мне веру придает.Я всеми принят, изгнан отовсюду.Четверостишие, которое написал Вийон,приговоренный к повешению[176]Перевод И. Эренбурга
Я — Франсуа, чему не рад.Увы, ждет смерть злодея,И сколько весит этот зад,Узнает скоро шея.Баллада повешенныхПеревод Ф. Мендельсона
О люди-братья, мы взываем к вам:Простите нас и дайте нам покой!За доброту, за жалость к мертвецамГосподь воздаст вам щедрою рукой.Вот мы висим печальной чередой,Над нами воронья глумится стая,Плоть мертвую на части раздирая,Рвут бороды, пьют гной из наших глаз…Не смейтесь, на повешенных взирая,А помолитесь господу за нас!Мы — братья ваши, хоть и палачамДостались мы, обмануты судьбой.Но ведь никто, — известно это вам? —Никто из нас не властен над собой!Мы скоро станем прахом и золой,Окончена для нас стезя земная,Нам бог судья! И, к вам, живым, взывая,Лишь об одном мы просим в этот час:Не будьте строги, мертвых осуждая,И помолитесь господу за нас!Здесь никогда покоя нет костям:То хлещет дождь, то сушит солнца зной,То град сечет, то ветер по ночамИ летом, и зимою, и веснойКачает нас по прихоти шальнойТуда, сюда и стонет, завывая,Последние клочки одежд срывая,Скелеты выставляет напоказ…Страшитесь, люди, это смерть худая!И помолитесь господу за нас._____
О господи, открой нам двери рая!Мы жили на земле, в аду сгорая.О люди, не до шуток нам сейчас,Насмешкой мертвецов не оскорбляя,Молитесь, братья, господу за нас!Баллада-восхваление парижского судас просьбой предоставить Вийону три дня отсрочкина сборы перед изгнанием[177]Перевод Ф. Мендельсона
Пять чувств моих проснитесь: чуткость кожи,И уши, и глаза, и нос, и рот;Все члены встрепенитесь в сладкой дрожи:Высокий Суд хвалы высокой ждет!Кричите громче, хором и вразброд:«Хвала Суду! Нас, правда, зря терзали,Но все-таки мы в петлю не попали!..»Нет, мало слов! Я все обдумал здраво:Прославлю речью бедною едва лиСуд милостивый, и святой, и правый.Прославь же, сердце, Суд, что мог быть строже,Излей слезами умиленья мед!Пусть катятся по исхудалой роже,Смывая грязь тюремную и пот,Следы обид, страданий и забот.Французы, иноземцы — все дрожали,Взирая на судебные скрижали,Но в мире справедливей нет державы, —Здесь многие раз навсегда позналиСуд милостивый, и святой, и правый.А вы что, зубы? Вам молчать негоже!Пусть челюсть лязгает и, как орга́н, поетХвалы Суду, и селезенка тоже,И печень с легкими вступают в свой черед,Пусть колоколом вторит им живот,Все тело грешное, — его вначалеОтмыть бы надо, чтоб не принималиМеня за кабана в трясине ржавой, —А впрочем, пусть восхвалит без печалиСуд милостивый, и святой, и правый.______
Принц, если б мне три дня отсрочки дали,Чтоб мне свои в изгнанье подсобралиХарчей, деньжишек для дорожной справы,Я б вспоминал, уйдя в чужие дали,Суд милостивый, и святой, и правый.Джакомо Франко.
Иллюстрация к поэме Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим».
1590 г. Резец, офорт
МЕЛЛЕН ДЕ СЕН-ЖЕЛЕ[178]
ПапствоПеревод М. Казмичова
Распутница, владея светом целым,Такой себе присвоила почетИ власть такую над душой и телом,Как бог, который в небесах живет.И долго тешилась она. Но вотСтрелу в нее какой-то враг направил.А там и лекарь вдруг ее оставил,Беспомощную и больную тяжко,Плоха она, и кто-то уж расславил,Что впала в слабоумие бедняжка.РевностьПеревод О. Румера
Глаза и рот ваш целовать прекрасныйГотов я много, много тысяч раз,Когда вы отбиваетесь напрасно,А я держу в объятьях крепких вас.Но в это время мой влюбленный глаз,Чуть отстранясь, на прелести косится,Которые мой поцелуй крадет.Я так ревнив, что глаз мой не миритсяС соперником, хотя б им был мой рот.МАРГАРИТА НАВАРРСКАЯ[179]Перевод А. Парина
Послание
Бог дал мне в пастыри Христа —К иным владыкам мне ль стремиться?Я хлебом бытия сыта, —На пищу смерти мне ль польститься?Меня хранит его десница, —Мне ль верить собственной руке?Мое спасенье в нем таится, —Мне ль строить веру на песке?Лишь на Христа надеюсь я, —Не отступлюсь ни впредь, ни ныне.Он сила, мощь и власть моя, —Так припаду ль к иной святыне?Он духа моего твердыня, —Как я могу его забыть?Увязнуть стоит ли в пучине,Чтоб славу ложную добыть?Вся жизнь моя в любви к Христу, —Прельщусь ли суетой земною?Его завет я свято чту, —Пойду ли я стезей иною?Такой учитель дан судьбою, —Кого я с ним могу равнять?Он не гнушался править мною, —Так отступлю ли хоть на пядь?Бог дочерью меня зовет, —Я ль звать отцом его не буду?Мои слова весь мир клянет, —Я ль слух открою злу и блуду?Он дух мой вынул из-под спуда, —Меня ли осыпать хвалой?Нет, ибо бог — везде и всюду.Ему — любовь и трепет мой.«Спаситель мой, что я могу добавить?..»
Спаситель мой, что я могу добавить?Перед тобою нет нужды лукавить:Ты с тайн срываешь полог темноты.Ты видишь, помыслы мои просты:Тобой дышать, тебя любить и славить.Я научилась ни во что не ставитьЗемную власть. Кому же мною править,Как не тебе, средь этой суеты,Спаситель мой.Лишь ты один сумел меня избавитьИ оградить от зол, на путь наставить.Плоть, дух и мысль питаешь только ты.Яви свою заботу с высотыИ помоги мне жизнь мою исправить,Спаситель мой.«Приправа смерти пряна и остра…»
Приправа смерти пряна и остраИ тело жжет до самого нутра.Кому ее не хочется хлебнуть?Ведь только смерть дает душе прильнутьК сосуду очищенья и добра.Утратив брата,[180] вслед за ним сестра —Ей смерть была страшна еще вчера —Свой хлеб скорее жаждет обмакнутьВ приправу смерти.Она душой спокойна и бодраИ чувствует, что ей теперь пораК Спасителю идти в последний путь,И нетерпенье ей стесняет грудь.Она губами тянется с одраК приправе смерти.КЛЕМАН МАРО[181]
Послание королю с просьбой вызволить автора из тюрьмы[182]Перевод Ю. Корнеева
Король французский, страждущих оплот,Заутра день шестнадцатый пойдет(Ошибки в счете нет — даю вам слово),Как в монастырь Отсидия святогоМаро на кошт казенный помещен,И хоть я этим несколько смущен,Дерзну поведать все ж, в чем дело было.К вам во дворец три пристава-верзилыВнезапно ворвались, чтоб мне сказать:«Король вас повелел под стражу взять».И удивил меня приказ такойКуда сильней, чем гром с небес зимой.Предъявлен был пергамент мне потом.Он нелюдским был писан языком:Там говорилось лишь о пресеченье,Поимке, задержанье, заключенье.«Вы помните, — прохвосты изрекли, —О том, как арестанту помоглиИз наших рук намедни ускользнуть?»Тут я, конечно, стал твердить: «Отнюдь!»Ведь если б я ответил: «Да» — оноВ вину мне после было б вменено.К тому ж я в этом случае к лжецамОткрыто бы себя причислил сам:Ну, где мне от тюрьмы спасать других,Коль разделю я вскоре участь их!Но понапрасну тратил я слова:Им внять не пожелали пристава.Меня они, скомандовав: «Ни с места!»,Под локти подхватили, как невесту,Но чуть грубей, и повлекли в тюрьму.И все ж скорей прощу я и поймуИх неучтивость, наглость, шельмовство,Чем подлость прокурора моего —Чтоб в ад он шел точить с чертями лясы!Я зайца, перепелку и бекасаЕму послал, но до сих пор сижу;А если куш побольше предложу,Он хапнет и его без лишних слов:Свои силки подобный птицеловТаким липучим клеем покрывает,Что в них любая птичка застревает.Но к делу! Вот о чем посланье это:Боюсь, что будет песня моя спетаИ пропоют отходную мне вскоре,Коль на мое не при́зрите вы горе.Одна надежда у меня осталась —На ваше милосердие и жалость.Да и к чему вам надо мною суд? —Лишь пересуды лишние пойдут.А коли впрямь понатворил я бед,Что тоже, кстати, доказать бы след,С меня вполне довольно порицанья.Такое мне и дайте наказанье —Его принять от вас я буду рад.А если крючкотворы возопят,Со мной — тут остановка лишь за вами —Всегда их можно поменять местами.Итак, пусть вашим, государь, указомЯ из тюрьмы отпущен буду разом,А уж когда я выберусь на волю,Меня сюда не заполучат боле.Прощения прошу у вас смиренноЗа то, что к вам решился дерзновенноС посланьем этим глупым обратиться,Хоть лично б должен во дворец явиться.Но тут уж, право, нет моей вины —Прогулки мне сейчас воспрещены.Брат ЛюбенПеревод Ю. Корнеева
Обитель бросив на день целый —Пускай себе брюзжит приор, —Скакать в Париж как угорелый, —Тут брат Любен на дело скор;Но жить страстям наперекорИ, как Писание велело,Не устремлять к соблазну взор, —Тут брат Любен не скор на дело.Содрать у человека смело,Коль тот, бедняга, не хитер,Последнюю рубаху с тела, —Тут брат Любен на дело скор;Но устыдиться клички «вор»И в пользу жертвы оскуделойОтдать хоть часть того, что спер, —Тут брат Любен не скор на дело.Искусней сводни закоснелойВнушать, что блуд не есть позор,Девице юной и незрелой, —Тут брат Любен на дело скор;Громит он пьянство с давних пор,Но пусть, коль жажда одолела,Пьет воду пес его Трезор, —Тут брат Любен не скор на дело.ПосылкаПосеять зло, разжечь раздор —Тут брат Любен на дело скор;Но ближнему помочь умело —Тут брат Любен не скор на дело.Против той, кто была подругой поэта[183]Перевод Ю. Корнеева
Когда я в пост, повздорив с милой,Ревнивый бросил ей упрек,Со зла красавица решила,Что дать мне следует урок,И вот она, не чуя ног,Спешит с доносом на того,Кто за нее костьми бы лег:«Он сало ел. Хватай его!»Так эта весть святош взбесила,Что через самый краткий срокЯвились стражники-верзилыМеня упрятать под замок,И толстый их сержант изрекС порога дома моего:«Вот он, Клеман, убей нас бог!Он сало ел. Хватай его!»Хоть всякое со мною было,Такого все ж я ждать не мог!В тюрьму злодейка посадилаМеня за сущий пустячок,Хоть не пойму, какой ей прокЛишаться друга своего,Властям духовным дав намек:«Он сало ел. Хватай его!»ПосылкаПринц, только та, чей нрав жесток,В чьем сердце злость и ханжество,Шепнуть способна под шумок:«Он сало ел. Хватай его!»Совершенное рондоДрузьям после освобожденияПеревод Ю. Корнеева
На воле я, друзья, гуляю снова,А все-таки томился под замком.Ну, до чего ж судьба ко мне сурова!Но благ господь. Сменилось зло добром.Меня в Нуэ, узилище сыром,Завистники сгноить давали слово,Но не смогли поставить на своем.На воле я, друзья, гуляю снова.Рим на меня косился, строил ковы,Хоть не бывал я в обществе дурномИ не содеял ничего плохого,А все-таки томился под замком.Как только стала та моим врагом,Кто мне дороже бытия земного,В тюрьму Сен-При[184] я брошен был тайком.Ну, до чего ж судьба ко мне сурова!В Париже долго я влачил оковы,А в Шартре был до этого знакомС темницею, где света нет дневного.Но бог велик: сменилось зло добром.Друзья, похлопотали вы о том,Чтоб отпустили узника больного,И ныне извещаю вас письмом,Что вновь гуляю, бодрый и здоровый,На воле я.Элегия о злосчастном богачеЖаке де Боне, сеньоре Самблансе[185]Перевод Ю. Корнеева
Фортуна долго нянчилась со мной,Но, подавая мне рукой однойИмения, чины и бла́га прочьи,До коих мы во Франции охочи,Она петлю вила рукой другою,И та петля была моим слугою,Спасти хотевшим жизнь свою младую,Надета мне на голову седую;И я глазам своих детей, с рожденьяК высокому привыкших положенью,Предстал, увы, и перед смертью в нем,На виселицу вздернут палачом.Лишился я столь дорогой мне чести,Которая со мной погибла вместе.Меня мое богатство не спасло,А до постыдной казни довело.Не многим помогли мне и друзья:Оплакан для приличья ими я.Так щедро взыскан я судьбою был,Что от щедрот оскомину набил.Меня своим отцом король наш звал,Но даже это суд в расчет не взял.Там все ошибки мне в вину вменили,Заслуг же и трудов не оценилиИ обрекли меня по приговоруУдавке, разоренью и позору,И мне одно осталось — к месту казниПроследовать, не выказав боязниИ ни на миг не побледнев с лица,Чем так привлек к себе я все сердца,Что вынудил, идя в последний путь,Завистников своих и тех всплакнуть.Не стану спорить, жил я столь богато,Что зависть в людях пробуждал когда-то,Но пусть она теперь уснет спокойно:Болтаюсь я, считавший, что пристойноМеня по смерти предадут земле,На Монфоконе[186] в мерзостной петле,И сильный ветер труп мой охладелыйКачает в вышине остервенело,А слабый — в волосах моих седыхИграет, как в листве дерев густых.Мои глаза, что молнией блистали,Добычею ворон голодных стали,А шею, коей я вовек не гнул,Ошейник смертный мне, как псу, стянул.Носил я встарь изысканный наряд,А ныне бьет меня нещадно град,И дождь сечет, и солнце сушит там,Где место лишь убийцам да ворам.Заканчивая жалобу свою,Богач злосчастный, я совет даюИ королю, и смертному простомуЗа славою не гнаться по-пустому.Я в жизненной игре брал верх не раз,Но и меня — не первого из нас! —Фортуна, уготовив мне веревку,В последний час переиграла ловко:Я слыл за ловкача из ловкачей,Она же оказалась половчей.Итак, прошу я люд честной молиться,Да и с душой моей не сотворитсяТого, что плоти довелось узнать;А также заклинаю всех понять,Что золото хоть и сулит услады,Да за него платиться горем надо.«Да» и «Нет»Перевод Ю. Корнеева
Хочу, чтоб вы, когда я вас целую,Твердили «нет» с улыбкою, но строго:Ведь слыша «да», вас упрекнуть могу я,Что вы наговорили слишком много.Не полагайте только, ради бога,Что цвет любви ненужен стал мне вдруг,И все ж, отнюдь не корча недотрогу,Шепчите: «Нет, он не про вас, мой друг!»К АннеПеревод Ю. Корнеева
Как солнце разгоняет сумрак синийСияньем несказанно золотым,Так разгоняешь и мое уныньеТы, Анна, появлением своим.Тебя не видя, я тоской томим,Тебя увидев, оживаю вновь я,И это объясняется одним —Тем, что к тебе пылаю я любовью.Про АннуПеревод Ю. Корнеева
Увидев ту брюнетку, что поспоритС Венерою сложеньем и красой;Услышав голосок, чьим звукам вторитСпинет, звенящий под ее рукой,Я радости исполнен неземной,Как праведники перед ликом бога,И становлюсь в блаженстве им ровнёй,Чуть вспомню, что и я ей мил немного.Маргарите НаваррскойПеревод Ю. Корнеева
Как раб, я предан госпоже, чья плотьСтыдлива, непорочна и прекрасна,В чьем сердце постоянство поборотьНи радости, ни горести не властны;С чьим разуменьем ангельским напрасноСоперничать бы тщился ум людей.На свете нет чудовища странней —Такому слову не дивитесь вчуже,Затем что тело женщины у ней,Но разум ангела и сердце мужа.О сочинениях Маргариты НаваррскойПеревод Ю. Корнеева
Настолько дивный дар стихосложеньяДан грациями госпоже моей,Что я сержусь, дивясь ему при чтенье,На то, что не дивлюсь еще сильней.Когда же я, ведя беседу с ней,Вновь на ее творенья брошу взгляд,Дивлюсь я неразумью тех людей,Кого плоды пера ее дивят.ПесняПеревод Ю. Корнеева
Пленен я самою прекраснойИз женщин, живших в мире сём,За что хвалу своим стихомПою Венере громогласно.Когда б Амур себе напрасноГлаз не завязывал платком,Он в девушку с таким лицомИ сам бы мог влюбиться страстно.Она ко мне небезучастна,А я готов поклясться в том,Что счастлив, став ее рабом,Служить ей всюду и всечасно.Судья и СамблансеПеревод Ю. Корнеева
Когда на монфоконский эшафотВел Самблансе Майар, служитель ада,Кто выглядел бодрей — судья иль тот,Кого судье повесить было надо?Бросал вокруг Майар так робко взглядыБыл Самблансе так тверд, хоть он и старЧто мнилось: на расправу без пощадыВедом своею жертвой сам Майар.Аббат и его слугаПеревод Ю. Корнеева
С хозяином слуга аббата схожТак, что порою различить их трудно;Бесчинство этот любит, тот — дебош;Тот шутит непристойно, этот — блудно;Тот пьет мертвецки, этот беспробудно.Лишь вечером идет у них война:Аббат боится, что во время снаУмрет, коль ночью глотку не промочит,Слуга ж, пока хоть капля есть вина,Упорно отойти ко сну не хочет.О самом себеПеревод А. Пушкина
Уж я не тот любовник страстный,Кому дивился прежде свет:Моя весна и лето красноНавек прошли, пропал и след.Амур, бог возраста младого!Я твой служитель верный был;Ах, если б мог родиться снова,Уж так ли б я тебе служил!БОНАВАНТЮР ДЕПЕРЬЕ[187]
ЛюбовьПеревод Ал. Ревича
Вышел на праздникЮный проказник,Без упоенья и слез,В день изобильяНовые крыльяСплел он из лилий и роз.Сладости любит,Но лишь пригубит —Вмиг улетает, пострел,В этой снующейПраздничной гущеМечет он молнии стрел.Скольких ни встретит,В каждого метит,В сердце стремится попасть.Лучник умелыйШлет свои стрелы,Яд их погибельный — страсть.Смех твой — наградаТем, кто от ядаГибнет, печаль затая.Мальчик жестокий!Наши упрекиМать услыхала твоя.Взор ее строгийВ смутной тревогеИщет тебя на лугу,В дикорастущихЧащах и пущах,В праздничном шумном кругу.МОРИС СЭВ[188]Перевод В. Орла
К Делии
Не пламенная Анадиомена[189],Не ветреный и любящий Эрот,А память, не желающая тлена,В моем творенье пред тобой встает.Ты в нем найдешь, я знаю наперед,Ошибку в слове, слабость в эпиграмме.Но вот Любовь мои стихи беретИ, пощадив, проносит через пламя.страдать — не страдать«Над самой прекрасной из Океанид…»
«Два раза мне являлся лунный серп…»
Два раза мне являлся лунный серп,Два раза полная луна всходила,И снова месяц плелся на ущерб,Два раза полуденное светилоНапоминало, что в терпенье сила,Что время разлучило нас давно,Что с жизнью мне ужиться не дано.Ведь умереть — но жить в тебе, о Дама, —Погибнуть от разлуки — все равноЧто в ожиданье мучиться упрямо.«Любил я так, что только ею жил…»
Любил я так, что только ею жил.Так ею жил, что и люблю доныне.Меня слепил души и чувства пыл,Запутывая сердце в паутине.Но вот и подошла любовь к вершине.Неужто верность оскудеть могла?Взаимной искра страсти в нас была,И твой огонь во мне рождает пламя.Так пусть же два костра сгорят дотла,Одновременно сгинув, вместе с нами.ЛУИЗА ЛАБЕ[192]
«Еще целуй меня, целуй и не жалей…»Перевод Ю. Денисова
Еще целуй меня, целуй и не жалей,[193]Прошу тебя, целуй и страстно и влюбленно.Прошу тебя, целуй еще сильней, до стона,В ответ целую я нежней и горячей.А, ты устал? В моих объятиях сумейВновь целоваться так, как я — воспламененно.Целуясь без конца, без отдыха, бессонно,Мы наслаждаемся, не замечая дней.Две жизни прежние объединив в одну,Мы сохраним навек надежду и весну.Жить без страстей, Амур, без муки не могу я.Когда спокойна жизнь, моя душа больна.Но стынет кровь, когда я ласки лишена,И без безумств любви засохну я, тоскуя.«Согласно всем законам бытия…»Перевод Э. Шапиро
Согласно всем законам бытияДуша уходит, покидая тело.И я мертва, и я зову несмело:Где ты, душа любимая моя?Когда б ты знала, как страдаю яИ как от горьких слез окаменела,Душа моя, ты, верно б, не посмелаЖестокой пытке подвергать меня.Охвачена любовною мечтою,Страшусь, мой друг, свидания с тобою.Молю тебя: не хмурь тогда бровей,Не мучь меня гордыней непреклоннойИ красотою одари своей,Жестокой прежде, ныне благосклонной.«Лишь только мной овладевает сон…»Перевод Э. Шапиро
Лишь только мной овладевает сонИ жажду я вкусить покой желанный,Мучительные оживают раны:К тебе мой дух печальный устремлен.Огнем любовным дух мой опален,Я вся во власти сладкого дурмана…Меня рыданья душат непрестанно,И в сердце тяжкий подавляю стон.О день, молю тебя, не приходи!Пусть этот сон всю жизнь мне будет сниться,Его вторженьем грубым не тревожь.И если нет надежды впередиИ вдаль умчалась счастья колесница,Пошли мне, ночь, свою святую ложь.«Что нас пленяет: ласковые руки?..»Перевод Э. Шапиро
Что нас пленяет: ласковые руки?Надменная осанка, цвет волос?Иль бледность, нежность взгляда, скупость слез?И кто виновник нестерпимой муки?Кто выразит в стихах всю боль разлуки?Чье пение с тоской переплелось?В чьем сердце больше теплоты нашлось?Чья лютня чище извлекает звуки?Я не могу сказать наверняка,Пока Амура властная рукаМеня ведет, но вижу тем яснее,Что все, чем наш подлунный мир богат,И все, о чем искусства говорят,Не сделает мою любовь сильнее.ОЛИВЬЕ ДЕ МАНЬИ[194]Перевод В. Левика
«Горд, что мы делаем? Когда ж конец войне?..»
Горд[195], что мы делаем? Когда ж конец войне?[196]Когда конец войне на стонущей планете?Когда настанет мир на этом грешном свете,Чтобы вздохнул народ в измученной стране?Я вижу вновь убийц пешком и на коне,Опять войска, войска, и гул, и крики эти,И нас, как прежде, смерть заманивает в сети,И только стоны, кровь и города в огне.Так ставят короли на карту наши жизни.Когда же мы падем, их жертвуя отчизне,Какой король вернет нам жизнь и солнца свет?Несчастен, кто рожден в кровавые минуты,Кто путь земной прошел во дни народных бед!Нам чашу поднесли, но полную цикуты…«Не следует пахать и сеять каждый год…»
Не следует пахать и сеять каждый год:Пусть отдохнет земля, под паром набухая.Тогда мы вправе ждать двойного урожая,И поле нам его в урочный срок дает.Следите, чтобы мог вздохнуть и ваш народ,Чтоб воздуху набрал он, плечи расправляя.И, тяготы свои на время забывая,В другой раз легче он их бремя пронесет.Что кесарево, сир, да служит вашей славе,Но больше требовать, поверьте, вы не вправе.Умерьте сборщиков бессовестную рать,Чтобы не смели те, кто алчны и жестоки,Три шкуры драть с людей, высасывать их соки.Стригите подданных, — зачем их обдирать?ПОНТЮС ДЕ ТИАР[197]
Песня к моей лютнеПеревод Е. Витковского
Пой, лютня, не о жалобе напрасной,Которою душа моя полна, —Пой о моей владычице прекрасной.[198]Она не внемлет — но звучи, струна,Как будто Сен-Желе тебя тревожит,Как будто ты Альберу[199] отдана.Забудь про боль, что неустанно гложетМеня, и пусть прекрасный голос твойС моею нежной песнью звуки сложит.Ее златые волосы воспой —Признайся, эти волосы намногоПрекрасней диадемы золотой.Воспой чело, откуда смотрит строгоС укором Добродетель в душу мне,А там, в душе, — любовная тревога.Пой мне об этой нежной белизне,Подобной цвету розы, что раскрыласьВ прекрасный день, в прекраснейшей стране.Пой о бровях, где счастье преломилось,Где чередуются добро и зло,Мне принося немилость или милость.Воспой ее прекрасных глаз тепло:От этого божественного взораНа небе солнце пламень свой зажгло.Воспой улыбку, полную задора,И щеки цвета ярко-алых роз,Которым позавидует Аврора.Еще воспой ее точеный нос,И губы, меж которых ряд жемчужин,Каких никто с Востока не привез.И слух, который песнью не разбуженМоей — для грешных звуков он закрыт,С ним серафимов хор небесный дружен.Сто милостей, которые хранитОна в себе, воспой: я пламенею,Сто факелов любви во мне горит.Воспой и эту мраморную шею:От этого кумира не спастиМеня, склоняющегося пред нею.Пой о красотах Млечного Пути,О полюсах — о правом и о левом, —Способных мне блаженство принести.И пой мне о руках, что королевамПод стать, когда их легкие перстыТебя встревожат сладостным напевом.Но о сокрытой доле красотыНе пой мне, лютня, я прошу, не надо:Не пой о том, к чему летят мечты.Но пой мне, как бессмертная отрадаСтремится ввысь, раскрыв свои крыла, —И не страшна ей ни одна преграда;Как сердце у меня она взяла,И как порой она меня терзала —Лицом грустна, душою весела.Но если песнь такую, как пристало,Не сможешь ты найти в своей струне,Тебя жалеть я буду столь же мало,Сколь мало у нее любви ко мне.ПЬЕР РОНСАР[200]Перевод В. Левика
Стансы
Если мы во храм пойдем,Преклонясь пред алтарем,Мы свершим обряд смиренный,Ибо так велел законПилигримам всех временВосхвалять творца вселенной.Если мы в постель пойдем,Ночь мы в играх проведем,В ласках неги сокровенной,Ибо так велит законВсем, кто молод и влюблен,Проводить досуг блаженный.Но как только захочуК твоему припасть плечу,Иль с груди совлечь покровы,Иль прильнуть к твоим губам, —Как монашка, всем мольбамТы даешь отпор суровый.Для чего ж ты сбереглаНежность юного чела,Жар нетронутого тела, —Чтоб женой Плутона стать,Чтоб Харону их отдатьУ стигийского предела?Час пробьет, спасенья нет,Губ твоих поблекнет цвет,Ляжешь в землю ты сырую,И тогда я, мертвый сам,Не признаюсь мертвецам,Что любил тебя живую.Все, чем ныне ты горда,Все истлеет без следа —Щеки, лоб, глаза и губы.Только желтый череп твойГлянет страшной наготойИ в гробу оскалит зубы.Так живи, пока жива,Дай любви ее права, —Но глаза твои так строги!Ты с досады б умерла,Если б только поняла,Что теряют недотроги.О, постой, о, подожди!Я умру, не уходи!Ты, как лань, бежишь тревожно!..О, позволь руке скользнутьНа твою нагую грудьИль пониже, если можно!«Ко мне, друзья мои, сегодня я пирую!..»
Ко мне, друзья мои, сегодня я пирую!Налей нам, Коридон[201], кипящую струю.Я буду чествовать красавицу мою,Кассандру иль Мари,[202] — не все ль равно, какую?Но девять раз, друзья, поднимем круговую, —По буквам имени я девять кубков пью.А ты, Белло[203], прославь причудницу твою,За юную Мадлен прольем струю живую.Неси на стол цветы, что ты нарвал в саду,Фиалки, лилии, пионы, резеду, —Пусть каждый для себя венок душистый свяжет.Друзья, обманем смерть и выпьем за любовь!Быть может, завтра нам уж не собраться вновь.Сегодня мы живем, а завтра — кто предскажет?«Ах, чертов этот врач! Опять сюда идет!..»
Ах, чертов этот врач! Опять сюда идет!Он хочет сотый раз увидеть без рубашкиМою любимую, пощупать все: и ляжки,И ту, и эту грудь, и спину, и живот.Так лечит он ее? Совсем наоборот:Он плут, он голову морочит ей, бедняжке,У всей их братии такие же замашки.Влюбился, может быть, так лучше пусть не врет.Ее родители, прошу вас, дорогие, —Совсем расстроил вас недуг моей Марии! —Гоните медика, влюбленную свинью.Неужто не ясна вам вся его затея?Да ниспошлет господь, чтоб наказать злодея,Ей исцеление, ему — болезнь мою.Веретено
Паллады верный друг, наперсник бессловесный,Ступай, веретено, спеши к моей прелестной!Когда соскучится, разлучена со мной,Пусть сядет с прялкою на лесенке входной,Запустит колесо, затянет песнь, другую,Прядет — и гонит грусть, готовя нить тугую.Прошу, веретено, ей другом верным будь,Я не беру Мари с собою в дальний путь.Ты в руки попадешь не девственнице праздной,Что предана одной заботе неотвязной:Пред зеркалом менять прическу без конца,Румянясь и белясь для первого глупца, —Нет, скромной девушке, что лишнего не скажет,Весь день прядет иль шьет, клубок мотает, вяжетС двумя сестренками, вставая на заре,Зимой у очага, а летом во дворе.Мое веретено, ты родом из Вандома[204],Там люди хвастают, что лень им незнакома,Но верь, тебя в Анжу полюбят, как нигде.Не будешь тосковать, качаясь на гвозде.Нет, алое сукно из этой шерсти нежнойОна в недолгий срок соткет рукой прилежной;Так мягко, так легко расстелется оно,Что в праздник сам король наденет то сукно.Идем же, встречено ты будешь, как родное,Веретено, с концов тщедушное, худое,Но станом круглое, с приятной полнотой,Кругом обвитое тесемкой золотой.Друг шерсти, ткани друг, отрада в час разлуки,Певун и домосед, гонитель зимней скуки,Спешим! В Бургейле[205] ждут с зари и до зари.О, как зардеется от радости Мари!Ведь даже малый дар, залог любви нетленной,Ценней, чем все венцы и скипетры вселенной.«Едва Камена мне источник свой открыла…»
Едва Камена мне источник свой открылаИ рвеньем сладостным на подвиг окрылила,Веселье гордое мою согрело кровьИ благородную зажгло во мне любовь.Плененный в двадцать лет красавицей беспечной,Задумал я в стихах излить свой жар сердечный,Но, с чувствами язык французский согласив,Увидел, как он груб, неясен, некрасив.Тогда для Франции, для языка родного,Трудиться начал я отважно и сурово.Я множил, воскрешал, изобретал слова —И сотворенное прославила молва.Я, древних изучив, открыл свою дорогу,Порядок фразам дал, разнообразье — слогу,Я строй поэзии нашел — и, волей муз,Как Римлянин и Грек, великим стал Француз.«Природа каждому оружие дала!..»
Природа каждому оружие дала:Орлу — горбатый клюв и мощные крыла,Быку — его рога, коню — его копыта,У зайца — быстрый бег, гадюка ядовита,Отравлен зуб ее. У рыбы — плавники,И, наконец, у льва есть когти и клыки.В мужчину мудрый ум она вселить умела,Для женщин мудрости Природа не имелаИ, исчерпав на нас могущество свое,Дала им красоту — не меч и не копье.Пред женской красотой мы все бессильны стали,Она сильней богов, людей, огня и стали.Ручью Бельри
Полдневным зноем утомленный,Как я люблю, о мой ручей,Припасть к твоей волне студеной,Дышать прохладою твоей,Покуда Август бережливыйСпешит собрать дары земли,И под серпами стонут нивы,И чья-то песнь плывет вдали.Неистощимо свеж и молод,Ты будешь божеством всегдаТому, кто пьет твой бодрый холод,Кто близ тебя пасет стада.И в полночь на твои поляны,Смутив весельем их покой,Все так же нимфы и сильваныСбегутся резвою толпой.Но пусть, ручей, и в дреме краткойТвою не вспомню я струю,Когда, измучен лихорадкой,Дыханье смерти узнаю.«Когда от шума бытия…»
Когда от шума бытияВ Вандомуа скрываюсь я, —Бродя в смятении жестоком,Тоской, раскаяньем томим,Утесам жалуюсь глухим,Лесам, пещерам и потокам.Утес, ты в вечности возник,Но твой недвижный, мертвый ликЩадит тысячелетий ярость.А молодость моя не ждет,И каждый день и каждый годМеня преображает старость.О лес, ты с каждою зимойТеряешь волос пышный свой,Но год пройдет, весна вернется,Вернется блеск твоей листвы.А на моем челе, увы!Задорный локон не завьется.Пещеры, я любил ваш кров,Тогда я духом был здоров,Кипела бодрость в юном теле.Теперь, окостенев, я сталНедвижней камня ваших скал,И силы в мышцах оскудели.Поток, бежишь вперед, вперед,Волна придет, волна уйдет,Спешит без отдыха куда-то.И я без отдыха весь векИ день и ночь стремлю свой бегВ страну, откуда нет возврата.Судьбой мне краткий дан предел,Но я б ни лесом не хотел,Ни камнем вечным стать в пустыне:Остановив крылатый час,Я б не любил, не помнил вас,Из-за кого я старюсь ныне.«Прекрасной Флоре в дар — цветы…»
Прекрасной Флоре в дар — цветы,Помоне — сладкие плоды,Леса — дриадам и сатирам,Цибеле — стройная сосна,Наядам — зыбкая волна,И шорох трепетный — Зефирам,Церере — тучный колос нив,Минерве — легкий лист олив,Трава в апреле — юной Хлоре,Лавр благородный — Фебу в дар,Лишь Цитерее[206] — томный жарИ сердца сладостное горе.«Мой боярышник лесной…»
Мой боярышник лесной,Ты веснойУ реки расцвел студеной,Будто сотней цепких рукВесь вокругВиноградом оплетенный.Корни полюбив твои,МуравьиЗдесь живут гнездом веселым,Твой обглодан ствол, но все жТы даешьВ нем приют шумливым пчелам.И в тени твоих ветвейСоловей,Чуть пригреет солнце мая,Вместе с милой каждый годДомик вьет,Громко песни распевая.Устлан мягко шерстью, мхомТеплый дом,Свитый парою прилежной.Новый в нем растет певец,Их птенец,Рук моих питомец нежный.Так живи, не увядай,Расцветай, —Да вовек ни гром небесный,Ни гроза, ни дождь, ни градНе сразятМой боярышник прелестный.«В дни, пока златой наш век…»
В дни, пока златой наш векЦарь бессмертных не пресек,Под надежным ЗодиакомЛюди верили собакам.Псу достойному геройЖизнь и ту вверял порой.Ну, а ты, дворняга злая,Ты, скребясь о дверь и лая,Что наделал мне и ей,Нежной пленнице моей,В час, когда мы, бедра в бедра,Грудь на грудь, возились бодро,Меж простынь устроив рай, —Ну зачем ты поднял лай?Отвечай, по крайней мере,Что ты делал возле двери,Что за черт тебя принес,Распроклятый, подлый пес?Прибежали все на свете:Братья, сестры, тети, дети, —Кто сказал им, как не ты,Чем мы были заняты,Что творили на кушетке!Раскудахтались соседки.А ведь есть у милой мать,Стала милую хлестать, —Мол, таких вещей не делай!Я видал бедняжку белой,Но от розги вся краснаСтала белая спина.Кто, скажи, наделал это?Недостоин ты сонета!Я уж думал: воспоюШерстку пышную твою.Я хвалился: что за песик!Эти лапки, этот носик,Эти ушки, этот хвост!Я б вознес тебя до звезд,Чтоб сиял ты с небосклонаПсом, достойным Ориона.Но теперь скажу я так:Ты не друг, ты просто враг.Ты паршивый пес фальшивый,Гадкий, грязный и плешивый.Учинить такой подвох!Ты плодильня вшей и блох.От тебя одна морока,Ты блудилище порока,Заскорузлой шерсти клок.Пусть тебя свирепый догСъест на той навозной куче.Ты не стоишь места лучше,Если ты, презренный пес,На хозяина донес.«Когда хочу хоть раз любовь изведать снова…»
Но так как скоро мне в земле придется гнитьИ в Тартар горестный отправиться, пожалуй,Пока я жить хочу, а значит — и любить,Тем более что срок остался очень малый.«Оставь страну рабов, державу фараонов…»
Оставь страну рабов, державу фараонов,[207]Приди на Иордан, на берег чистых вод,Покинь цирцей, сирен и фавнов хоровод,На тихий дом смени тлетворный вихрь салонов.Собою правь сама, не знай чужих законов,Мгновеньем насладись — ведь молодость не ждет!За днем веселия печали день придет —И заблестит зима, твой лоб снегами тронув.Ужель не видишь ты, как лицемерен Двор?Он золотом одел Донос и Наговор,Унизил Правду он и сделал Ложь великой.На что нам лесть вельмож и милость короля?В страну богов и нимф — беги в леса, в поля,Орфеем буду я, ты будешь Евридикой.«А что такое смерть? Такое ль это зло…»
А что такое смерть? Такое ль это зло,Как всем нам кажется? Быть может, умирая,В последний, горький час, дошедшему до края,Как в первый час пути, — совсем не тяжело?Но ты пойми — не быть! Утратить свет, тепло,Когда порвется нить и бледность гробоваяПо членам побежит, все чувства обрывая, —Когда желания уйдут, как все ушло.И ни питий, ни яств! Ну да, и что ж такого?Лишь тело просит есть, еда — его основа,Она ему нужна для поддержанья сил,А дух не ест, не пьет. Но смех, любовь и ласки?Венеры сладкий зов? Не трать слова и краски, —На что любовь тому, кто умер и остыл?«Я к старости клонюсь, вы постарели тоже…»
Я к старости клонюсь, вы постарели тоже.А если бы нам слить две старости в однуИ зиму превратить — как сможем — в ту весну,Которая спасет от холода и дрожи?Ведь старый человек на много лет моложе,Когда не хочет быть у старости в плену.Он этим придает всем чувствам новизну,Он бодр, он как змея в блестящей новой коже.К чему вам этот грим — вас только портит он.Вы не обманете бегущих дней закон.Уже не округлить вам ног сухих, как палки,Не сделать крепкой грудь и сладостной, как плод.Но время — дайте срок! — личину с вас сорвет,И лебедь белая взлетит из черной галки.«Я высох до костей. К порогу тьмы и хлада…»
Я высох до костей. К порогу тьмы и хладаЯ приближаюсь, глух, изглодан, черен, слаб,И смерть уже меня не выпустит из лап.Я страшен сам себе, как выходец из ада.Поэзия лгала! Душа бы верить рада,Но не спасут меня ни Феб, ни Эскулап.Прощай, светило дня! Болящей плоти раб,Иду в ужасный мир всеобщего распада.Когда заходит друг, сквозь слезы смотрит он,Как уничтожен я, во что я превращен.Он что-то шепчет мне, лицо мое целуя,Стараясь тихо снять слезу с моей щеки.Друзья, любимые, прощайте, старики!Я буду первый там, и место вам займу я.ЖОАКЕН ДЮ БЕЛЛЕ[208]Перевод В. Левика
«Не стану воспевать, шлифуя стих скрипучий…»
Не стану воспевать, шлифуя стих скрипучий,Архитектонику неведомых миров,С великих тайн срывать их вековой покров,Спускаться в пропасти и восходить на кручи.Не живописи блеск, не красоту созвучий,Не выспренний предмет ищу для мерных строф.Лишь повседневное всегда воспеть готов,Я — худо ль, хорошо ль — пишу стихи на случай.Когда мне весело, мой смех звучит и в них,Когда мне тягостно, печалится мой стих, —Так все делю я с ним, свободным и беспечным.И, непричесанный, без фижм и парика,Не знатный именем, пусть он войдет в векаНаперсником души и дневником сердечным.«Невежде проку нет в искусствах Аполлона…»
Невежде проку нет в искусствах Аполлона,Таким сокровищем скупец не дорожит,Проныра от него подалее бежит,Им Честолюбие украситься не склонно;Над ним смеется тот, кто вьется возле трона,Солдат из рифм и строф щита не смастерит,И знает Дю Белле: не будешь ими сыт,Поэты не в цене у власти и закона.Вельможа от стихов не видит барыша,За лучшие стихи не купишь ни шиша, —Поэт обычно ниш, и в собственной отчизне.Но я не откажусь от песенной строки,Одна Поэзия спасает от тоски,И ей обязан я шестью годами жизни[209].«Ты хочешь знать, Панжас, как здесь твой друг живет?..»
Ты хочешь знать, Панжас[210], как здесь твой друг живет?Проснувшись, облачась по всем законам моды,Час размышляет он, как сократить расходыИ как долги отдать, а плату взять вперед.Потом он мечется, он ищет, ловит, ждет,Хранит любезный вид, хоть вспыльчив от природы.Сто раз переберет все выходы и входы.Замыслив двадцать дел, и двух не проведет.То к папе на поклон, то письма, то доклады,То знатный гость пришел и — рады вы, не рады —Наврет с три короба он всякой чепухи.Те просят, те кричат, те требуют совета,И это каждый день, и, веришь, нет просвета…Так объясни, Панжас, как я пишу стихи.«Пока мы тратим жизнь, и длится лживый сон…»
Пока мы тратим жизнь, и длится лживый сон,Которым на крючок надежда нас поймала,Пока при дяде я,[211] Панжас — у кардинала,[212]Маньи — там, где велит всесильный Авансон[213], —Ты служишь королям, ты счастьем вознесен,И славу Генриха умножил ты немало[214]Той славою, Ронсар, что гений твой венчалаЗа то, что Францию в веках прославил он.Ты счастлив, друг! А мы среди чужой природы,На чуждом берегу бесплодно тратим годы,Вверяя лишь стихам все, что терзает нас.Так на чужом пруду, пугая всю округу,Прижавшись крыльями в отчаянье друг к другу,Три лебедя кричат, что бьет их смертный час.«Ты помнишь, мой Лагэ, я собирался в Рим…»
Ты помнишь, мой Лагэ[215], я собирался в Рим,И ты мне говорил (мы у тебя сидели):«Запомни, Дю Белле, каким ты был доселе,Каким уходишь ты, и воротись таким».И вот вернулся я — таким же, не другим,Лишь то, что волосы немного поседели,Да чаще хмурю бровь, и дальше стал от цели,И только мучаюсь, все мучаюсь одним.Одно грызет меня и гложет сожаленье.Не думай, я не вор, не грешен в преступленье,Но сам обрек себя на трехгодичный плен,Сам обманул себя надеждою напраснойИ растерял себя из жажды перемен,Когда уехал в Рим из Франции прекрасной.«Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею…»
Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею,В Колхиду парус вел[216] за золотым руномИ, мудрый опытом, вернулся в отчий домОстаток дней земных прожить с родней своею;Когда же те места я посетить сумею,Где каждый камешек мне с детских лет знаком,Увидеть комнату с уютным камельком,Где целым княжеством, где царством я владею!За это скромное наследие отцовЯ отдал бы весь блеск прославленных дворцовИ все их мраморы — за шифер кровли старой,И весь латинский Тибр, и гордый Палатин[217]За галльский ручеек, за мой Лире[218] один,И весь их шумный Рим — за домик над Луарой.«Я не люблю Двора, но в Риме я придворный…»
Я не люблю Двора, но в Риме я придворный,Свободу я люблю, но должен быть рабом.Люблю я прямоту — льстецам открыл свой дом,Стяжанья враг — служу корыстности позорной;Не лицемер — учу язык похвал притворный,Чту веру праотцев, но стал ее врагом.Хочу лишь правдой жить, но лгу, как все кругом,Друг добродетели — терплю порок тлетворный;Покоя жажду я — томлюсь в плену забот,Ищу молчания — меня беседа ждет,К веселью тороплюсь — мне скука ставит сети, —Я болен, но всегда в карете иль верхом.В мечтах — я музы жрец, на деле — эконом.Ну можно ли, Морель[219], несчастней быть на свете!«Блажен, кто устоял и низкой лжи в угоду…»
Блажен, кто устоял и низкой лжи в угодуВысокой истине не шел наперекор,Не принуждал перо кропать постыдный вздор,Прислуживаясь к тем, кто делает погоду.А я таю свой гнев, насилую природу,Чтоб нестерпимых уз не отягчить позор,Не смею вырваться душою на просторИ обрести покой иль чувству дать свободу.Мой каждый шаг стеснен — безропотно молчу.Мне отравляют жизнь, и все ж я не кричу.О, мука все терпеть, лишь кулаки сжимая!Нет боли тягостней, чем скрытая в кости!Нет мысли пламенней, чем та, что взаперти!И нет страдания сильней, чем скорбь немая!«Когда б я ни пришел, ты, Пьер, твердишь одно…»
Когда б я ни пришел, ты, Пьер[220], твердишь одно:Что, видно, я влюблен, что сохну от ученья,Что книги да любовь — нет худшего мученья,От них круги в глазах и в голове темно.Но верь, не в книгах суть, и уж совсем смешно,Что ты любовные припутал огорченья, —От службы вся беда, от ней все злоключенья —Мне над конторкою зачахнуть суждено.С тобой люблю я, Пьер, беседовать, но еслиТы хочешь, чтобы я не ерзал, сидя в кресле,Не раздражай меня невежеством своим!Побрей меня, дружок, завей, а ради скукиТы б лучше сплетничал, не трогая науки,Про папу и про все, о чем толкует Рим.«Ты Дю Белле чернишь: мол, важничает он…»
Ты Дю Белле чернишь: мол, важничает он.Не ставит ни во что друзей. Опомнись, милый,Ведь я не князь, не граф, не герцог (бог помилуй!),Не титулован я и в сан не возведен.И честолюбью чужд, и тем не уязвлен,Что не отличен был ни знатностью, ни силой,Зато мой ранг — он мой, и лишь недуг постылый,Лишь естество мое диктует мне закон.Чтоб сильным угодить, не стану лезть из кожи,Низкопоклонствовать, как требуют вельможи,Как жизнь теперь велит, — забота не моя.Я уважаю всех, мне интересен каждый.Кто поклонился мне, тому отвечу дважды,Но мне не нужен тот, кому не нужен я.«Заимодавцу льстить, чтобы продлил он срок…»
Заимодавцу льстить, чтобы продлил он срок,Банкира улещать, хоть толку никакого,Час целый взвешивать пред тем, как молвить слово,Замкнув парижскую свободу на замок;Ни выпить лишнего, ни лишний съесть кусок,Придерживать язык в присутствии чужого,Пред иностранцами разыгрывать немого,Чтоб гость о чем-нибудь тебя спросить не мог;Со всеми жить в ладу, насилуя природу;Чем безграничнее тебе дают свободу,Тем чаще вспоминать, что можешь сесть в тюрьму,Хранить любезный тон с мерзавцами любыми —Вот, милый мой Морель, что за три года в РимеСполна усвоил я, к позору своему!«Ты хочешь, мой Дилье, войти в придворный круг?..»
Ты хочешь, мой Дилье[221], войти в придворный круг?Умей понравиться любимцам именитым.Средь низших сам держись вельможей, сибаритом,К монарху приспособь досуг и недосуг.В беседе дружеской не раскрывайся вдругИ помни главное: поближе к фаворитам!Рукою руку мой — и будешь сильным, сытым,Не брезгай быть слугой у королевских слуг!Не стой за ближнего, иль прослывешь настырным,Не вылезай вперед, кажись, где надо, смирным,Оглохни, онемей, будь слеп к чужой игре,Не порицай разврат, не будь ему свидетель,Являй угодливость и плюй на добродетель, —Таков, Дилье, залог успеха при дворе.«Ученым степени дает ученый свет…»
Ученым степени дает ученый свет,Придворным землями отмеривают плату,Дают внушительную должность адвокату,И командирам цепь дают за блеск побед.Чиновникам чины дают с теченьем лет,Пеньковый шарф дают за все дела пирату,Добычу отдают отважному солдату,И лаврами не раз увенчан был поэт.Зачем же ты, Жодель[222], тревожишь Музу[223] плачем,Что мы обижены, что ничего не значим?Тогда ступай себе другой дорогой, брат!Лишь бескорыстному служенью Муза рада,И стыдно требовать Поэзии наград,Когда Поэзия сама себе награда.«Как в море вздыбленном, хребтом касаясь тучи…»
Как в море вздыбленном, хребтом касаясь тучи,[224]Идет гора воды и брызжет, и ревет,И сотни черных волн швыряет в небосвод,И разбивается о твердь скалы могучей;Как ярый аквилон, родясь на льдистой круче,И воет, и свистит, и роет бездну вод,Размахом темных крыл полмира обоймет,И падает, смирясь, на грудь волны зыбучей;Как пламень, вспыхнувший десятком языков,Гудя, взметается превыше облаковИ гаснет, истощась, — так, буйствуя жестоко,Шел деспотизм — как вихрь, как пламень, как вода,И, подавив ярмом весь мир, по воле рокаЗдесь утвердил свой трон, чтоб сгинуть навсегда.ЖАН ДОРА[225]
«Чтоб Миру петь хвалу, по моему сужденью…»Перевод В. Дмитриева
Чтоб Миру петь хвалу, по моему сужденью,Хор наших голосов чрезмерно слаб и тих.Тут ангелы нужны, и громкий голос их,Воспевший некогда Спасителя рожденье.Творца, создавшего в шесть дней свои владенья —И твердь и небеса, — да восхвалит мой стих!Но если гром бомбард доныне не утих[226] —Как богу посвятить благие побужденья?Отныне только Мир хочу я воспевать,Те черствые сердца решил завоевать,Что Миру предпочли военную дорогу.Мир — благо высшее; мы все его хотим.Подобно ангелам, мы хором возгласим:«Мир людям на земле, и слава в вышних богу!»ЖАН-АНТУАН ДЕ БАИФ[227]
«Когда в давно минувшие века…»Перевод А. Парина
Когда в давно минувшие векаСплошным клубком лежало мирозданье,Любовь, не ты ли первой, по преданью,Взлетела и отторглась от клубка?Ты принялась, искусна и ловка,За труд размеренного созиданья,И всем предметам ясность очертаньяДала твоя спокойная рука.Но если правда, что одна лишь тыСумела размотать клубок вражды,И если дружбу ты изобрела,То где же доброта твоя была,Когда в моей душе плелся клубокДруг друга раздирающих тревог?«О, сладкая, манящая картина!..»Перевод А. Парина
О, сладкая, манящая картина!На поле боя сладостных ночейМоя душа сливается с твоей,И тело с телом слиты воедино.Как жизнь сладка и как сладка кончина!Моей душе неймется поскорейВ тебя вселиться разом, без затей —То вверх, то вниз несет меня пучина.О, сила в нас обоих не ослабла!Я весь в тебе, я взят тобой всецело.Ты пьешь меня, когда окончен путь,И возвращаешь мне остаток дряблый.Но губ твоих и ласки их умелойДостаточно, чтоб силы мне вернуть.Эпитафия писателю Франсуа Рабле[228]Перевод Вл. Васильева
Плутон, суровый повелитель тех,Кого уже давно оставил смех,Впусти Рабле в свой сумрачный Аид:Насмешник сразу всех развеселит.РЕМИ БЕЛЛО[229]Перевод Е. Витковского
Апрель
Ты, Апрель, земных долинВластелин;Ты ласкаешь потаенноЛегкой дланью каждый плод,Что живетВ нежной глубине бутона.Ты, Апрель, живишь листвуИ траву, —Зелен, как волна морская —Сотни тысяч лепестковСредь луговРассыпаешь ты, играя.Ты, Апрель, сошел на мир,И Зефир,Спрятавшись, незримый взору,Порасставил сто сетейСредь полей,Возжелав похитить Флору.Ты, Апрель, дары несешь,Ты хорош,Ты в цветении богатомНаполняешь лес и луг —Все вокруг —Несравненным ароматом.Ты, Апрель, цветешь кругом,И тайкомГоспоже в златые косыИ на грудь бросаешь тыВсе цветыИ предутренние росы.Ты, Апрель, дарить нам радАромат,Вздох легчайший Кифереи,Чья волшебная красаВ небесаСмотрит чище и нежнее.Птицы, словно год назад,К нам летят,С юга, что далек и жарок;Эти вестницы весныНам даныОт тебя, Апрель, в подарок.Вот шиповник средь полян,И тимьян,И фиалка, и лилея,И гвоздики, что растутТам и тут,В ярких травах пламенея.И сладчайший соловей,Меж ветвейЗаливаясь нежной песней,В небо шлет за трелью трель,О Апрель,Все волшебней, все чудесней.Твой приход людей живит,И звучитПеснь любви в весеннем гимне,И трепещет нежно кровьВ жилах вновь,Растопляя панцирь зимний.И с тех пор, как ты пришел,Столько пчелНад цветами суетится:Собирают жадно впрокСладкий сок,Тот, что в чашечках таится.Май на землю низойдет,Чистый медПринося в подарок пчелам,Новым фруктам будет радВертоград —Созревающим, тяжелым.Но тебе, Апрель, приветВ твой расцвет —Месяц Анадиомены,Той богини, что веснойНеземнойРодилась из белой пены.Берилл
Бериллу песнь моя. Сей самоцвет хорош,Окраской на волну морскую он похож.В тот нежный час, когда уходят аквилоныИ дышит вновь зефир, весною пробужденный.Но иногда берилл бывает золотист —Как самый свежий мед, необычайно чист;Однако меньше блеск, и лик его туманней,Коль не имеет он необходимых граней:Затем, чтоб мог берилл достоинства хранить,Потребно камень сей искусно огранить.Зеленый — лучше всех, коль он похож при этомНа гордый изумруд своим глубоким цветом.С Индийских берегов его привозят к нам,Зеленый и златой. Испорченным глазамИ печени больной — нет ничего полезней;Одышку, тошноту, сердечные болезниИзлечивает он — а также он одинХранитель брачных уз для женщин и мужчин.Он изгоняет лень, он возвращает друга,Пред ним надменный враг робеет от испуга.О, если ты, берилл, воистину таков,Из Франции гони воинственных врагов:Нет пользы ни душе, ни сердцу, ни здоровьюНам руки обагрять напрасно вражьей кровью.ЭТЬЕН ЖОДЕЛЬ[230]Перевод В. Левика
К Музе
О Муза гордая, изведав труд бесплодный,Узнали оба мы, что нынче не в ценеНи дух возвышенный, ни дух простонародный.Ты знаешь, от щедрот, тобой даримых мне,Обогащал я знать неблагодарной славой,Лишь время потеряв по собственной вине.Ты знаешь, только то вознес их суд неправый,Что в обезьян должно людей преображать,И стала Истина растленной лжи забавой.Ты знаешь, что везде мы ищем благодать,Но нет ее нигде, — что разум, подчиненныйЖеланьям низменным, не может счастье дать,Что в Добродетели — наш путь из тьмы исконный,Хоть любо ей во тьме, в тиши, где нет людей,Быть замкнутой в себе, от мира отрешенной.Ты знаешь: кто на вид ей следует верней,Тот дальше от нее, и чем достойней лица,Тем более сердца в разладе, в ссоре с ней.Ты знаешь, тот, кто глуп, казаться мудрым тщится,И тот особенно, кто лестью ослеплен, —Так вместе с червяком глотает смерть плотица.Что лесть — приятный звук! Но чем он так силен,Что кормит и пьянит, что даже мненье света,Легенду, славу, песнь обманывает он?Ты знаешь, суд живых в живом не чтит поэта,Их справедливостью ценим лишь фаворит,И чем он сам наглей, тем больше слава эта.Ты знаешь, мудрости толпа теперь не чтитИ не поверит в то, что юноша счастливый,За что ни взялся бы, соперников затмит.Ты знаешь, жертвой став хулы и брани лживой,Я к Добродетели, чтоб ей помочь, прибег,И вот в ее плену томлюсь душой строптивой.Ты знаешь, сердцем добр — как слабый человек,Собой не властвуя, — в ответ на все ударыЧуть не прощения прошу я весь мой век.Ты знаешь, как на мне свои проверить чары,Когда я слушаю глупцов неправый судИ, опустив глаза, терплю их растабары.Ты знаешь, если бы тебя хвалил король,Остряк смеялся бы, любой бы хлыщ придворныйНавязывал тебе насильственную роль.Ты знаешь, как велик поэта труд упорный,Но все кругом кричат (толпа извечно зла!):Он фантазер, глупец, рифмач, писака вздорный!Ты знаешь, если я хотел уйти в делаИль путешествия, хотел войны и славы,Преграда мне — в моих достоинствах была.Ты знаешь, в зависти — она сильней отравы —В презренье к низшему коснеют их сердца,И оскорбительны высокой знати нравы.Ты знаешь, хоть бы ты боролась до конца,Твой выигрыш — ничто. Но чести мне не надо,Той чести, что влечет тщеславные сердца.Для Добродетели — лишь в ней самой отрада,Кто будет верен ей, прибежище своеЛишь в ней и обретет, — в ней слава и награда.И все, что я творю, — творю лишь для нее.Так пусть в реке своей себя же утоплю я,В огне своем сожгу свое же бытие!Но если, никакой корысти не взыскуя,Я остаюсь собой, лишь Истину любя,То, значит, блага все в самом себе найду яИ мнением чужим не удушу себя.«Вы первая, кому я посвятил, мадам…»
Вы первая, кому я посвятил, мадам,[231]Мой разум, душу, страсть и пламенные строки,В которых говорю, какой огонь высокийДарит незрячий бог попавшим в плен сердцам.Под именем другим я вам хвалу воздам,Ваш образ воспою, и близкий и далекий,И так сложу стихи, чтоб даже сквозь намекиВы были узнаны, краса прекрасных дам.А если вы никем покуда не воспетыИ божества никем не явлены приметы —Не гневайтесь! Амур таинственным огнем,Таким огнем не мог наполнить грудь другую,И он не мог найти в другой или в другомПодобную любовь и красоту такую.«Я двигался в горах извилистой тропой…»
Но нечто странное творилось предо мной,Такое, что узреть не доводил мне случай:Под солнцем таял снег, и стужу плетью жгучейСквозь этот дикий мир гнал шедший с неба зной.Я был свидетелем таких чудес впервые:Там — снег и лед в огне — враждебной им стихии,Здесь — я в дыханье льдов, где жар томит меня.Но снег застыл опять. И солнце, полыхая,Весь окоем зажгло от края и до края,А я от холода дрожал среди огня.«Стихи-изменники, предательский народ!..»
Стихи-изменники, предательский народ!Зачем я стал рабом, каким служу я силам?Дарю бессмертье вам, а вы мне с видом милымВсе представляете совсем наоборот.Что в ней хорошего, скажите наперед?Зачем я перед ней горю любовным пылом,Что в этом существе, моей душе постылом,Всегда мне нравится, всегда меня влечет?Ведь это из-за вас, предательские строки,Я навязал себе такой удел жестокий,Вы украшаете весь мир, но как вы злы!Из черта ангела вы сделали от скуки,И то я слепну вдруг для этой ложной муки,То прозреваю вновь для лживой похвалы.КЛОД ДЕ БЮТТЕ[232]Перевод В. Дмитриева
«Амур, смиришься ли с горчайшей из потерь?..»
Амур, смиришься ли с горчайшей из потерь?Заплачь, коль слезы лить умеешь, своенравный!Скончался Дю Белле,[233] певец твой умер славный…Кто воспоет тебя во Франции теперь?Увы, оставь меня! Не стоит больше, верь,Разить меня стрелой, как ты разил недавно.Лети к трем Грациям: их горести нет равной,Они готовятся захлопнуть склепа дверь.Твоя в печали мать: и стонет и рыдает…Лети же, раздели скорбь, что ее снедает!Я надпись сделаю, отдав земной поклон:«Не верьте, что мы здесь поэта схоронили!Нет, не покоится наш Дю Белле в могиле,Он музами живым на небо унесен».«Прочь, ворон, с глаз моих! Ты предвещаешь горе…»
Прочь, ворон, с глаз моих! Ты предвещаешь горе,Три раза каркал ты уже в моем саду,Пророча всякие несчастья и беду,В смятенье приводя всех птиц в крылатом хоре.Орехов хочешь ты — они поспеют вскоре, —Иль вишни — ведь они бывают раз в году —Ты прилетел клевать, а с этим нарядуСулить моей любви и слез, и скорби море?Ты перья белые на черные сменил,Чтоб возвещать беду, и стал черней чернил,Сычам и филинам стал другом закадычным.Жаль, лука нет со мной… Поэту не мешай:Священен Муз приют. Его не оглашайЗловещим карканьем, столь мало мелодичным.ЭТЬЕН ДЕ ЛА БОЭСИ[234]Перевод Е. Витковского
«Сегодня солнце вновь струило жгучий зной…»
Сегодня солнце вновь струило жгучий зной,Густой, как локоны Цереры плодородной;Теперь оно зашло, повеял ветр холодный,И снова Маргерит[235] пойдет бродить со мной.Мы не спеша идем тропинкою лесной,И светит нам любовь звездою путеводной;Когда прискучит сень дубравы благородной —Нас поджидает луг и плеск воды речной.И мы любуемся равниною просторнойВдали от города, от суеты придворной —О нелюдимый край, о сладостный Медок[236]!Здесь хорошо душе, и взору здесь приятно, —Ты на краю земли, и дорог нам стократно:Здесь наш злосчастный век, как страшный сон, далек.«Прости, Амур, прости — к тебе моя мольба…»
Прости, Амур, прости — к тебе моя мольба,Тебе посвящены мои душа и тело,Любой мой помысел, мое любое дело, —Но было нелегко во мне найти раба.О, сколь изменчива коварная судьба!С тобою, о Амур, я бился неумело,Смеялся над тобой — но сердце ослабело:Я сдался, я пленен — и кончена борьба.Ты упрекнуть меня за этот бой не вправе,Сраженье долгое — к твоей же вящей славе,И то, что лишь теперь тебе хвалу пою,Поверь мне, на тебя не бросит малой тени:Презрен, кто упадет без боя на колени,Победа радостна лишь в подлинном бою.«Благословенна светлая весна…»
Благословенна светлая весна,Сошедшая на землю своечасно.Природа, в доброте вдвойне прекрасна,Тебе дарит сокровища сполна.И вот — тебе отныне отданаВся красота, что ей была подвластна.Тревожится природа не напрасно:Не слишком ли щедра была она?Твоя рука насытилась, но сноваТебе природа жертвовать готова,Всю Землю предлагая под конец.Тогда ты улыбаешься невольно:Ты отвергаешь дар — тебе довольноБыть королевою мужских сердец.АМАДИС ЖАМЕН[237]Перевод Э. Шапиро
Сравнение с Фениксом
Подобно Фениксу, что, смерти приближеньеПочуяв, вновь и вновь восходит на костер,Чтобы свершить судьбы извечный приговор,Сжигая в пламени цветное оперенье,Покорно я себя готовлю на сожженье,Когда меня слепит Ваш лучезарный взор[238].Сгораю день за днем, не в силах до сих порПонять, зачем рожден на новые мученья.Жжет Феникса огонь пылающих лучей,Я солнцем обожжен прекраснейших очей,Где я краду огонь, подобно Прометею,За что к седой скале навеки пригвожден,И коршун злой, Амур, врываясь в тяжкий сон,Казнит меня рукой безжалостной своею.О том, что никто не свободен
Любой, кто б ни был ты, здесь рабство — твой удел,Любой иль под ярмом, иль дни влачит в оковах,Порою сладостных, порой, как жизнь, суровых.В сем мире каждый — раб земных страстей и дел.Один стать баловнем Фортуны не сумел,Другой не приобрел себе владений новых.Один — слуга господ, всегда карать готовых,Другому не спастись от сладострастных стрел.Один у суеты житейской раб послушный,Другой — слуга толпы, пустой и равнодушной.Законы тяжкие в суровости своейЧураться нам велят обычая чужого.Но мы могли б найти покой и счастье снова,Изведав сладкий плен нежнейших из цепей.ЖАК ТАЮРО[239]
«Брожу ли по тропинкам я лесным…»Перевод В. Дмитриева
Брожу ли по тропинкам я лесным,Иль у реки скитаюсь в час заката,Или в горах, где пахнет дикой мятойИ эхо внемлет возгласам моим;Иль слушаю, угрюм и нелюдим,Трель соловья, что так замысловата,Или, когда душа тоской объята,Берусь за лютню, горестью томим, —Везде со мной ты шествуешь незримо…[240]Ты так близка, хотя неуловима,Что руки я вослед тебе тянуИ тщусь обнять… Обманчивые грезы!И сызнова я проливаю слезы,В пучине мук я сызнова тону…ЖАН ПАССЕРА[241]
«Нету горлинки моей…»Перевод Ю. Денисова
Нету горлинки моей.[242]Я не слышу песен милой,Полететь бы мне за ней.Жаль тебе любви своей,Мне ведь тоже все постыло:Нету горлинки моей.Верен ты, но я верней.Полюбил я до могилы,Полететь бы мне за ней.Так зови и слезы лей!Жалуюсь и я уныло:Нету горлинки моей.Нет прекрасней и светлей,Но вернешь ли птицу силой?Полететь бы мне за ней.Так зову я много дней.Счастье, ты мне изменило!Нету горлинки моей.Полететь бы мне за ней.«Я знаю: все течет, все бренно изначала…»Перевод В. Дмитриева
Я знаю: все течет, все бренно изначала,Ряд грозных перемен страну любую ждет,И все, что родилось, когда-нибудь умрет,И есть всему конец, как есть всему начало.Я знаю: суждено нам, людям, счастья мало,И вслед за светлым днем день горестный придет,И постоянства нет, как жизни без забот,Ведь сохранять его лишь небесам пристало…Но с верой предков я расстаться не хочу,«Меняйте короля, законы!» — не шепчу,Хоть не могу взирать спокойно и беззлобно,Как трижды за шесть лет несчастная страна,И завоевана и опустошена,Добычей делалась вражды междоусобной[243].«Тюлена больше нет… Скончался он, увы!..»Перевод В. Дмитриева
Тюлена больше нет… Скончался он, увы!Так воскресим его! Вполне возможно это.Преемником шута вы сделайте поэта:Поэты и шуты — родня, согласны вы?Ведь оба — бедняки, беспечнее их нету;Обоим дела нет до суетной молвы;Обоих рассердить легко — уж таковы!Импровизируют и шутки и сонеты.Хоть на одном — берет, а на другом — колпак,Не видно, кто из них — поэт, а кто — дурак:Ведь рифма звонкая — такая ж погремушка.Одно различие найду, пожалуй, сам:Весьма благоволит к безумцам и шутам,А нас не жалует Фортуна-потаскушка.ВОКЛЕН ДЕ ЛА ФРЕНЕ[244]Перевод В. Аленикова
Идиллии
«Амур, в молчанье лук бери…»
Амур, в молчанье лук бери;Там лань моя, моя дикаркаПри свете утренней зариВыходит за ограду парка.Вот на лужайке легкий след!Не промахнись, готовься смело,Нацель ей в сердце арбалет,Чтоб посмеяться не посмела.Ты слеп, стрелок! Твоя вина:Ты метко целился, и что же?Она свободна, спасена,А я лежу на смертном ложе.«На мягких травах, на лилеях…»
Красой младенчески воздушнойЯ любовался простодушно,Но мне шепнул рассудок тут:Зачем, безумный, время тратишь?Ты дорогой ценой заплатишь,Не воротить таких минут.И вот беззвучно, бессловесноЯ наклонился к ней, прелестной,И алых губ коснулся я —С тем наслаждением блаженным,Что только душам совершеннымПодарят райские края.Альбрехт Дюрер.
Прогулка. Ок. 1496–1498 гг. Гравюра на меди
МАРК ПАПИЙОН ДЕ ЛАФРИЗ[245]Перевод А. Парина
«Мой друг Шапле, тебе ль успех не привалил?…»
Мой друг Шапле, тебе ль успех не привалил?Не ты ли переспал с возлюбленной моею?Ты послан, чтобы мне Амур не сел на шею,Чтоб вере в господа я посвятил свой пыл.Но, как ни поверни, Амур мне все же мил:Когда, потупив взгляд, я в церкви цепенею,Я вспоминаю вновь любовные затеи,И сердце усмирить мне не хватает сил.Уставясь вверх, шепчу: «Когда бы мне за веруВсевышний даровал сладчайшую Венеру,Я б не стеснялся с ней, чтоб не прослыть глупцом!»Судачит весь приход, как страстно крест целую,Как рьяно я молюсь с восторженным лицом.Но им и невдомек, каких святых зову я.«Неужто никогда, пройдя круги невзгод…»
Неужто никогда, пройдя круги невзгод,Не поплыву к любви рекой неторопливой,Легонько теребя волос твоих извивы,Покусывая твой гвоздично-алый рот.Давая ощутить мужского тела гнет,Сжимая ртом сосцы — как две тугие сливы,Касаясь языком ресниц твоих ревнивыхИ чувствуя рукой, как кровь в тебе течет.Неужто никогда не слышать, опьянев,Как нега изнутри мурлычет свой напев,И не сжимать тебя в объятьях, дорогая,Ловя на ощупь дрожь округлого плеча,И вдосталь не испить из сладкого ключа,Шалея, горячась, паря, изнемогая?«В чем дело? Ты меня считаешь дураком?…»
В чем дело? Ты меня считаешь дураком?Стремительную страсть, шальную без оглядки,Пытаешься унять то поцелуем кратким,То словом ласковым, то вежливым кивком.Мы на людях. Ну как обнять тебя тайком?Они глядят на нас — так поиграем в прятки.Беседовать начнем, изучим их повадкиИ усыпим их слух пристойным пустяком.Когда беседа их пойдет сама собой,Используем хоть миг, дарованный судьбой,И напрямик пойдем стезею наслаждений!Взирая на гостей с бесстрастьем старика,Я глазом не моргну, когда моя рукаВ восторге ощутит тепло твоих коленей.ГИЙОМ ДЮ БАРТАС[246]
Из поэмы «Неделя, или Сотворение мира»
День первыйОтрывокПеревод Ал. Ревича
Несет прохладу ночь, дневной смиряя зной,И нивы освежив и небеса росой,Отдохновение дарует нам, усталым,Заботы наши скрыв под черным покрывалом.Распахивает ночь широкие крыла,И весь безмолвный мир их тень обволокла,И льется тишина и ласка струй дремотныхПо жилам и костям натруженных животных.О ночь, нам без тебя не жизнь была бы — ад,Где жажда и тоска, где горести царят,Где тысячи смертей, где мукам нет предела,Где и душа страдать обречена и тело.Тому, кто осужден за грех на тяжкий труд,На поиски в горах каких-то ценных руд,И тем, кто у печей стоит, подобных аду,Всем горестным сердцам дарует ночь отраду.И тем, кто борется с напором быстрины,Влача на бечеве груженые челны,Вдоль пенных берегов шагая до упаду, —На жестком сеннике дарует ночь отраду.И тем, кто в дни страды руно равнин стрижет,Кто падает без сил в конце дневных работ,Усладу ночь дарит в объятиях подруги,Дает забыть во сне усталость и недуги.Когда приходит ночь, когда весь мир почилПод сенью влажною огромных черных крыл,Лишь дети новых Дев бессонны в эту пору,Они устремлены к небесному простору,Они ведут людей за облачный покров,Взмывая на крылах своих летучих строф.День второйОтрывокПеревод Ал. Ревича
Поклон тебе, земля, вместилище плодов,Здоровья, злаков, руд, народов, городов,Земля-кормилица, о, как ты терпелива!В недвижности своей ты хороша на диво,Благоуханная, одетая в наряд,Где вытканы цветы и ленты рек пестрят.Поклон тебе, земля, о корень сокровенный,Стопа животного — его зовут вселенной,Избранница небес, подножие дворца,Чьих ярусов не счесть, чьей выси нет конца.Поклон тебе, сестра и мать царя природы,Владычица всего: огни, ветра и водыПодчинены тебе. Как ярко озарилТебя простор небес сиянием светил,И солнечный огонь, плывя по небосводу,Струит сквозь облака свой жар тебе в угоду,И, остужая зной, доносится с морейТо ласковый зефир, то яростный борей,Вода морей и рек тебя омыла щедро,По венам, словно кровь, в твои струится недра.Мне горько сознавать, что лучшие из насТебя, моя земля, не жалуют подчас,Ведь лучшие умы считают, что зазорнаРабота пахаря и тех, кто сеет зерна,Что участи такой достоин лишь глупец,Чьи руки словно сталь, а разум как свинец.Сонет о великой победе ДавидаПеревод В. Дмитриева
Победа над собой — нелегкая победа:Труднее одолеть себя, чем сто врагов.Коль с плотью ты своей сразиться не готов —То слава далека, ты это твердо ведай.Давид, что победил хвастливого соседа,[247]Прославился везде, герой былых веков.Но все же, раб страстей, он шел стезей греховИ на себя навлек неосторожно беды.О, если бы Давид боролся сам с собойИ победил себя, характер свой крутой —Тогда бы я сказал: «Сему примеру следуй!»Он лавры заслужил, венчавшие его,Но было бы славней иное торжество —Победа над собой… Трудна сия победа!АГРИППА Д'ОБИНЬЕ[248]
Трагическая поэма
ЛезвияОтрывокПеревод Ал. Ревича
Да разве это бой! Там грудь броней прикрыта,Там сталь поверх одежд — надежная защита,Здесь отбиваются лишь криком да рукой,Один вооружен, но обнажен другой.Попробуй рассуди, кто доблестней, достойней,Тот, кто разит клинком, иль жертва этой бойни.Здесь праведник дрожит, здесь горлопанит сброд,Невинного казнят, преступнику почет.К позору этому причастны даже дети,Здесь нет невинных рук, здесь все за кровь в ответе.В темницах, во дворцах, в особняках вельмож,Везде идет резня, гуляет меч и нож,И принцам не уйти, не спрятаться в алькове,Их ложа, их тела, их слава в брызгах крови.Святыни попраны, увы, сам государь[249]На веру посягнул и осквернил алтарь.Принцессы в трепете, едва успев проснуться,От ложа прочь бегут, им страшно прикоснутьсяК изрубленным телам, но не скорбят о тех,Кого не спас приют любви, приют утех.Твой, Либитина, трон окрашен постоянноВ цвет бурой ржавчины, как челюсти капкана.Здесь западня — альков, здесь ложе — одр в крови,Здесь принимает смерть светильник у любви.Прискорбный этот день явил нам столько бедствий,Хитросплетения раскрыл причин и следствийИ приговор небес. Глядите: стрежень водЛавину мертвецов и раненых несет,Плывут они, плывут вдоль набережных Сены,Где ядом роскоши торгует век растленный[250],И нет в реке воды, лишь спекшаяся кровь,Тлетворную волну таранят вновь и вновьУдары мертвых тел: вода людей уносит,Но сталь других разит, их следом в реку бросят.Ожесточенный спор с водой ведет металлО том, кто больше душ в тартарары послал.Мост, по которому зерно переправляли,[251]Сегодня плахой стал в гражданском этом шквале,И под пролетами кровавого мостаЗияют гибели зловещие врата.Вот мрачная юдоль, где кровь струится в реки,Юдоль страдания, так зваться ей вовеки.Четыре палача[252], бесчинствовавших тут,Бесчестие моста на совести несут,Четыре сотни жертв швырнул он водам Сены!Париж! Ей хочется твои разрушить стены:И восемь сотен душ погубит ночь одна[253],Невинных погребя и тех, на ком вина.Но кто же впереди отары обреченной?Кто первой жертвой стал толпы ожесточенной?Ты оживешь в молве, хотя твой лик в тени,Благочестивою была ты, Иверни[254].Гостеприимица, защитница для многихПечальных узников, для путников убогих.Был на тебе убор монашеский надет,Но выдал в час резни пурпурных туфель цвет:Господь не пожелал, чтоб лучшая из стадаРядилась под святош, меняла цвет наряда.Спасая избранных, даруя благодать,Не хочет мерзостям всевышний потакать.Но чья там голова? Чье тело неживое?Обмотана коса вокруг скобы в устоеЗлосчастного моста. И странной красотойЗастывший бледный труп мерцает под водой.Он, падая, повис в объятиях теченья,Он к небу взор возвел, как бы прося отмщенья.Паденье длилось миг, но, вверившись судьбе,Покойница два дня висела на скобе,Она ждала к себе возлюбленное тело,К супружеской груди она прильнуть хотела,И мужа волокут. Расправа коротка,В грудь безоружного вонзили три клинка,И вот он сброшен вниз, где мертвая супруга,Качаясь на волнах, ждала на помощь друга.Убитый угодил в объятия к жене,Схватил сокровище — и тонут в глубине.Но триста мертвецов на том же самом месте,К несчастью, лишены такой высокой чести.Убийца, ты вовек не разлучишь тела,Коль души навсегда сама судьба свела.Передо мной Рамо[255], подвешенный под кроной,Седоголовый Шапп[256], весь кровью обагренный,А вот возник Брион[257], столь немощный старик,И малолетний принц к его груди приник,Он старца заслонил с недетскою отвагой.Но этот слабый щит насквозь пробили шпагой.Корабль у пристани отправили на дно,Хоть право убивать лишь времени дано.Покуда в городе на славу шла работа,И Лувр кровавый стал подобьем эшафота,Из окон и бойниц, с балконов и террасНа быстрый бег воды взирают сотни глаз,Коль кровь назвать водой. Полунагие дамы,Припав к любовникам, следят развязку драмы:Их возбуждает кровь и трупов голых вид,И каждая ввернуть скабрезность норовит,Им женских жаль волос — мол, пропадут задаром!А ведь дымится кровь и души стали паром.Глядят бездельницы, как здесь, невдалекеКромсают жен и дев и топят их в реке.Как обесчещенным пронзают грудь стилетом,Чтоб сами падали и верили при этом,Что нелегко на кровь глядеть глазам Творца,Что в миг отчаянья вселяет он в сердцаСвоей надежды свет. Сарданапал[258] наш мерзкий,Столь переменчивый — то робкий он, то дерзкий, —Охрипшим голосом подбадривает сброд,Хоть слабосилен сам, других зовет вперед.Сей доблестный храбрец, страшась всего на свете,Среди придворных шлюх сидит в своем Совете.Никчемный он король, зато какой стрелок!Из аркебузы он бегущих валит с ног,[259]Все промахи клянет, но меткостью кичится,В компании честной желая отличиться.Комедию дают в трагический сезон,Что ни лицо — Гнатон, Таис или Тразон.[260]И королева-мать[261] со всей своей оравойОтправилась глядеть плоды резни кровавой.Одна из дам[262] верхом спешит в тот самый мигДвух спасшихся предать и выдать их тайник.Здесь, в сердце Франции, где кровь повсюду вижу,Затеял шумный двор прогулку по Парижу.Нерон в былые дни нередко тешил РимАреной цирковой, театром площадным,Совсем как в Тюильри иль, скажем, в Бар-ле-Дюке,В Байоне иль в Блуа[263], где затевают штукиТакие, как балет, турнир иль маскарад,Ристанья, карусель, борьба или парад.Нерон, сжигая Рим, насытил нрав свой дикий,Как наслаждался он, повсюду слыша крикиОтчаявшихся толп, дрожащих пред огнем,Несчастие других лишь смех рождало в нем,Все время раздувал он пламя для острастки,Чтобы на пепле жертв владычить без опаски.Когда огонь вполне насытился бедой,Властитель ублажил народ несчастный свой,Найдя виновников: он их припас заране.И вот извлечены из тюрем христиане,Они чужим богам стать жертвою должны,Быть искупителями не своей вины.В часы вечерние на пышном карнавалеЗевакам напоказ несчастных выставлялиИ на глазах толпы, в угоду божествам,Швыряли их в огонь и в пасть голодным львам.Так и во Франции пожаром сотен хижинБыл вознесен тиран, а нищий люд унижен.В горящих хижинах отчаянье царит,Но деспот восхищен: «Как хорошо горит!»Народ не видит зла, мошенникам доверясь,Их кормит, а винит в своих несчастьях ересь.И ты, христианин, за глад и мор ответь,Ты землю превратил в железо, небо — в медь.«О, сжальтесь, небеса, избавьте от напасти…»Перевод Ал. Ревича
О, сжальтесь, небеса, избавьте от напасти,[264]Пучина, смилуйся, смири свой грозный вал,Он смертным холодом уже сердца обдал,Так пощадите ж тех, чьи судьбы в вашей власти!Корабль трещит по швам, не выдержали снасти,Увы, надежды нет, последний рвется фал,Ветрила рухнули, все ближе зубья скал,В чьей гордой красоте зловещий знак несчастий.Превратности судьбы зыбучи, как пески,Рыданья, словно гром, как вихри — вздох тоски,Надежды тщетные подобны зыбкой пене.Где любящих сердца, превозмогая страх,Плывут почти без сил в бушующих волнахНавстречу гибнущим, молящим о спасенье.«Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим…»Перевод Ал. Ревича
Ронсар! Ты щедрым был, ты столько дал другим,Ты одарил весь мир такою добротою,Весельем, нежностью, и мукой, и тоскою,И мы твою любовь, твою Кассандру чтим.Ее племянницу, любовью одержим,Хочу воспеть. Но мне ль соперничать с тобою?Лишь красоту могу сравнить одну с другою,Сравнить огонь с огнем и пепел мой с твоим.Конечно, я профан, увы, лишенный знаньяИ доводов. Они полезны для писанья,Зато для нежных чувств они подчас не впрок.Восходу я служу, а ты вечерним зорям,Когда влюбленный Феб спешит обняться с моремИ повернуть свой лик не хочет на восток.«Мила иному смерть нежданная в бою…»Перевод В. Дмитриева
Мила иному смерть нежданная в бою,От пули, от меча, кинжала иль картечи,Кончина славная среди кровавой сечи,Где та ж судьба грозит оставшимся в строю.Мила другому смерть в постели, не таю,И суетня врачей, потом — над гробом речи,И вопли плакальщиц, и факелы, и свечи,И склеп на кладбище, и уголок в раю…Но не прельстит меня нимало смерть солдата:Ведь в наши времена его ничтожна плата.В кровати смерть скучна, она — удел ханжей.Хочу я умереть в объятиях Дианы,Чтоб в сердце у нее, от горя бездыханной,Воспоминания воздвигли мавзолей.«Один солдат был пулею сражен…»Перевод В. Дмитриева
Один солдат был пулею сражен,И смерть его была не за горами.Мы собственными видели глазами,Как он страдал, упав на бастион.Струилась кровь, и раздавался стон,В агонии он скрежетал зубами,Моля, чтоб мы его добили сами…Был ни живым, ни мертвым брошен он.И у меня зияет в сердце рана,Что нанесла жестокая Диана.Как описать мучения мои?Я знаю: смерть мне эта рана прочит…Добить меня прекрасная не хочет,И вот ни жив, ни мертв я от любви.«В неровных бороздах убогие ростки…»Перевод Ал. Ревича
В неровных бороздах убогие росткиДо срока родились, но холод грянул снова,Чтоб с юной красотой расправиться сурово,И вновь пришла зима природе вопреки.Для чахлой поросли морозы нелегки,Но ей на выручку прийти метель готова,Укроет белизна надежного покроваИ вдосталь напоит весною колоски.Надежды любящих — ростки хлебов зеленых,Обида и разлад, как изморозь на склонах,Когда погожий день еще за тучей скрыт.Таится блеск весны под сумрачною тенью,Размолвки любящих приводят к примиренью,А гневная гроза возврат любви сулит.«Рыданья горестные, вздох печали…»Перевод Ал. Ревича
Рыданья горестные, вздох печалиИ слезы, застилающие взор, —В них боль моя, обида и укор,Они мои мученья увенчали.Надежды призрачные, как вначале,Смятенье мыслей и страстей раздор, —Агонии моей наперекорВсе эти чувства вновь затрепетали.Ты слышишь, небо, мой посмертный стон,Он сдавлен горем, смертью заглушен,Ты покарай раскаяньем Диану.За то, что навязала мне вражду,Желала, чтобы я сгорел в аду,И нанесла мне гибельную рану!«На строгий суд любви, когда меня не станет…»Перевод Ал. Ревича
На строгий суд любви, когда меня не станет,Мое истерзанное сердце принесут,Кровоточащий ком, обугленный, как трут,Свидетельство того, как беспощадно ранят.Перед лицом небес несчастное предстанет,Где отпущение лишь праведным дают,Оно всю боль свою слепой Любви на судПредставит, а тебя в ответчицы притянет.Ты скажешь: это все Венера, все онаИ озорник Амур… мол, не твоя вина.Но ведь на них валить — нехитрая наука.Смертельный этот жар сама ты разожгла,И если Купидон пустил стрелу из лука,Твоя зеница — лук, твой быстрый взор — стрела.«Как, я изменчив? Мненье ложно…»Перевод В. Дмитриева
Как, я изменчив? Мненье ложно,Моя привязанность крепка.Скажите лучше: разве можноПостроить зданье из песка?Вас холодность моя тревожит?О, я всегда гореть готов,Но ведь огонь пылать не может,Коль не подкладывают дров.Ну, что поделаю я с вами?Вы охлаждаете мой пыл…Поджечь не может льдину пламя,А растопить — не хватит сил.Сырое дерево способноДымить, а не огонь питать.И тело впрямь душе подобно,И госпоже слуга под стать.Рассеяться успели грезы…Как заливает дождь костер —Так погасили в сердце слезыПожар, пылавший до сих пор.Когда любил я беззаветно —Смеялись вы, меня дразня.Когда ж увидел: чувство тщетно, —Вы обвиняете меня!Я вижу: вам для развлеченьяБыла нужна моя любовь.Мои жестокие мученьяВы смаковали вновь и вновь.Вас разлюбить решил я, знайте,Решил избавиться от мук.Ну что же, на себя пеняйте:Ведь это — дело ваших рук!«Ни молния, ни зной не тронут стебелька…»Перевод Ал. Ревича
Ни молния, ни зной не тронут стебелькаПрижавшейся к земле ползучей повилики,Вовек не поразит сей гнев небес великийБылинки тоненькой и нежного цветка.Но кедр, уткнувшийся вершиной в облака,Но стены крепостей и скал высоких пикиОт бурь и войн дрожат, и гордому владыкеГрозит Юпитера разящая рука.К примеру вспомните того[265], кто, как хозяин,Топтал несчастный край от Сены до окраин.Другой всю Францию возвел на эшафот,Он солнцу господин, ему покорны луны.Так всякий, вознесясь, нисходит в свой черед,Покорно следуя за колесом фортуны.«Осточертело мне транжирить мой досуг…»Перевод Ал. Ревича
Осточертело мне транжирить мой досуг,Свободу продавать мне больше неохота,На что-то уповать и ублажать кого-то,Во имя долга быть одним из верных слуг.Мне больше по душе пустынный горный луг,Ночлег под скалами и мрак под сводом грота,Густая сень лесов, где нега и дремота,Где столько отзвуков рождает каждый звук.Принцесс увеселять и принцев надоело,И даже мой король[266], который то и делоМне дарит милости, увы, постыл и он.От почестей и ласк держаться бы подале,Не надо их совсем, уж лучше быть в опале,Чтоб не кричал никто, что я хамелеон.Надгробные стихи Теодора-Агриппы Д'Обинье на смертьЭтьена Жоделя, парижанина, короля трагических поэтовПеревод В. Парнаха
Когда Жодель пришел[267], оставив наши стены,Еще от смертных мук бессилен и разбит,Когда подземных царств ему открылся вид,Он с облегчением вздохнул от перемены.Он Ахеронт нашел приятней нашей Сены,Парижа нашего приятнее — Аид:Хоть этот порт черней, но все ж не так смердит,Как жизнь там, наверху, и все ее измены.Харон берет его в свой погребальный челн,И говорит Жодель, плывя во мраке волн:«Нельзя ль мне утонуть, чтобы скончаться снова.И столь же выгадать еще один разок,Как в этот первый раз?» Но больше он не могПеременить жилье для счастия двойного.К королюПеревод Ю. Денисова
Ваш пес в опале, сир. Под ним холодный пол,А некогда он спал сладчайшим сном в постели.Он преданность свою вам выказал на деле,Среди придворных он предателей нашел.На вашей службе он вынослив был, как вол,И перед ним враги от ужаса немели.Теперь он бит, его не кормят по неделе.Неблагодарность, сир, горчайшее из зол.За ловкость, молодость вы так его любили.Теперь же он презрен. Уже другие в силе.Коварством, злобой он теперь терпим едва.Он брошен. Перед ним все двери вдруг закрыты.Вы травите его, но знайте, фавориты:За верность плата всем, всем будет такова.Утренняя молитваПеревод Ал. Ревича
Восходит солнце вновь и огненной коронойСияет в дымке золотой.Светило ясное, огонь любви святой,Пронзи потемки душ стрелою раскаленной,Погожим днем нас удостой.Но солнце всякий раз становится смиренней,Смежает свой слепящий взор,Когда над всей землей, поверх долин и гор,Плывет завеса мглы, скопленье испарений,Скрывая голубой простор.Господень ясен лик, но свет его мы застимГустыми тучами грехов,Когда они ползут, стеля сплошной покров,Всплывают над землей, становятся ненастьем,И черный небосвод суров.Но полог сумрачный колеблется, редеет.Его пробил могучий свет.Бегите прочь, грехи! Нам солнце шлет привет,Оно своим лучом ваш темный рой рассеет,Развеет — и завесы нет.Из праха нам восстать, над мраком, над могилой,Как день из ночи восстает.И если смерть — врата во тьму, то в свой чередЛюбой погожий день — кончина тьмы унылой.А жизнь над смертью верх берет.ФИЛИПП ДЕПОРТ[268]
«Когда я отдохнуть сажусь под тень берез…»Перевод В. Дмитриева
Когда я отдохнуть сажусь под тень берез,Амур, отбросив лук, садится на пенечке.Когда пишу стихи — и он кропает строчки.Коль плачу — удержать и он не может слез.Когда пожалуюсь, что много перенес,Предупреждает он: «Знай, это лишь цветочки!»Порою, оторвав полоску от сорочки,Врачует рану мне, что сам же и нанес.Когда невесел я — со мною вместе тужит,И днем и по ночам мне провожатым служит,В сражении щитом прикроет иногда.Куда б я ни пришел — его увижу вскоре.Охотно делит все: и радости и горе.Короче — он со мной повсюду и всегда.«Бегут за днями дни, как волны в океан…»Перевод Э. Шапиро
Бегут за днями дни, как волны в океан,Бесшумно небеса свершают путь извечный.О смертный! Ты в своей гордыне бесконечнойНе ведаешь, что жизнь твоя — сплошной обман.Прошелестят года, как ветры дальних стран.Мгновенно пролетит срок жизни быстротечной.Смерть грубо оборвет наш карнавал беспечный,И суеты мирской рассеется туман.Один умрет, как раб, раздавленный судьбою.Другой тоску любви уносит за собою.Блеск славы одному, другому — шум войны.Желаниям людским нет ни конца, ни края.Но для чего, скажи, игра страстей пустая,Коль в землю навсегда вернуться мы должны?«Здесь пал Икар, тот молодой смельчак…»Перевод Ю. Денисова
Здесь пал Икар,[269] тот молодой смельчак,Вознесшийся в небесные пределы.Он пал! Пучина схоронила телоСреди стихий. Не каждый гибнет так!Блажен, кто к небу сделал первый шаг,В неведомое плыть — безумцев дело.Блажен, чью смерть поэзия воспела,Кто славой победил столетний мрак.Так новую стезю открыла смелость.Ему в безбрежный мир взлететь хотелось,Герой к звездам направить путь посмел.Им жажда подвига руководила.Цель — небеса, а океан — могила.Бывает ли прекраснее удел?«О сон, я для тебя все припасу, что надо…»Перевод Вл. Васильева
ЖАН ДЕ СПОНД[270]
«Но ведь конец придет. Спесивой жизни лик…»Перевод В. Орла
Но ведь конец придет. Спесивой жизни ликПри виде смерти страхом исказится.Под жаром солнц цветок испепелится,И время разорвет наполненный гнойник.Уже давно поник сияющий ночник,Прекрасный свет навеки прекратится,Холстина из-под красок оголится,Бить перестанет редкостный родник.Я видел жар зарниц и зарево кругом,Меня встречал ворча в суровом Небе гром,И грозы грозные в пути меня встречали.Я видел, как в поток преобразился лед,В пустыне на меня без гнева львы рычали.Живи, о человек; но ведь конец придет.«Вы смертны, смертные, и смертных порожденье…»Перевод В. Аленикова
Вы смертны, смертные, и смертных порожденье,Вам от рождения до смерти истлевать.Что в тленных сундуках сокровища скрывать?Наследье мертвецов лишь источает тленье.Среди чреды смертей, под плач и песнопеньеВам траурных одежд не суждено сорвать,И все ж вы смеете страх смерти забывать,В беспамятстве не помня о спасенье.Ужель вам сладки лишь утехи, лишь услады,И сумрак смерти вам столь помрачает взгляды,Что жизнь иную вы не в силах призывать?Все обвинят, но я прощаю вам, беспечным,Вину забвенья. Там, в забвенье смерти вечном,Сумеете на жизнь, на вечность уповать.ВЕНГРИЯ
ПЕТЕР БОРНЕМИССА[271]
«Как грустно, что с тобой расстаться должен я…»Перевод Н. Чуковского
Как грустно, что с тобой расстаться должен я,Благословенная Мадьярия моя.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?Проклятый турок взял весь наш мадьярский юг,А немец взял весь Верх, не выпустит из рук.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?От немца чванного мне просто нет житья,Средь турок-нехристей проходит жизнь моя.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?Наскучила мне знать. Все наши господаУченье божие забыли без стыда.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?Благословенная Мадьярия, прощай,Отныне ты пустой и разоренный край.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?Я Борнемисса Петр, я в замке Хуста был,И там в веселый час я эту песнь сложил.О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?БАЛИНТ БАЛАШШИ[272]Перевод Н. Чуковского
Журавлям
День добрый, журавли,Летящие вдалиТуда, к родному краю!Едва замечу вас,Ток слез бежит из глаз,И горько я вздыхаю.Красавица моя!Тебя припомню я —И снова я страдаю.Вы, журавли, впередСтремите свой полет,В край милый, животворный,К подруге дорогой,Что всей моей душойВладеет так упорно.Вас видя в вышине,Вздохнет ли обо мне,Служившем ей покорно?Чужие здесь места,Я здесь, как сирота,Бреду все мимо, мимо,Я в темное одет,И в сердце вечный следТоски невыносимой.Я не имею крыл,А то б я воспарилИ улетел к любимой.Ты, мой журавль, крылат,Ты мчишься, ветра брат,Садишься, где желаешь,И чистою водой,Холодной, ключевой,Ты жажду утоляешь.Коль под своим крыломЕе заметишь дом,Мой рай ты повидаешь.Журавль, подставь мне грудь,Чтоб на груди черкнутьЕй краткое посланье.Не торопись, прошу.Лишь имя напишуЯ ей в напоминанье.Пусть знает, что люблю,Из-за нее терплюВсе муки, все страданья.Так пусть господь с высотЗдоровья ей пошлет,Пошлет ей долголетья,Так пусть из божьих рукЛетят к ней, как на луг,Все блага, как соцветья,Чтоб след ее проросКустами ярких роз,Чтоб мог ее воспеть я.Когда, средь битв и бурь,Вдруг надо мной лазурьПрорежет птичья стая,Летящая в края,Где Юлия мояЖивет, красой блистая,Кричу я птицам вслед,С крылатыми приветЛюбимой посылая.«Как плачет соловей…»
Вся в блеске красоты,Оплакиваешь брата.Как россыпь нежных росРумянец юных розВесною омываетИ роза под росойБлестит, горит красой,Сверкает и пылает,Так Целия от слезПылает ярче розИ краше расцветает.Как лилия, косойПодрезанная злой,Вдруг падает с откоса,Так Целия челоСклоняет тяжело,На гроб роняя косы,И слезы на очахГорят, блестят в лучах,Как жемчуг или росы.«О, как несчастен я!..»
О, как несчастен я!Вся молодость мояПовита хмурой мглою.Как трудно к моемуПривыкнуть мне ярму!Оставил за собоюЯ радость прежних лет,Влеком в пучину бедПечальною судьбою.Осенние лесаСперва кропит роса,В чащобах ветер воет,Потом с деревьев листСлетает, золотист,А там и снег покроетРосу в лесах сырых,След алых, огневыхСапог моих зароет.Грустят мои глаза,Бежит из них слезаИ падает, сияя,И сердце слез полно,Тоской напоеноИ сетует, рыдая.Я думаю о той,Что так строга со мной,И слезы лью, страдая.Господь, что делать мне?Скажи, в какой странеИскать мне утешенья?Ужель мне так и жить, —Грустить, всегда грустить,Не зная избавленья?Ужели жребий мой —Пройти весь путь земной,Терпя одни мученья?В тоске, за годом год, —Так юность и пройдет.Чем сердце успокою?Уж лучше с журавлем,Родной покинув дом,Осеннею пороюУмчаться в край, кудаЗавистник никогдаНе прилетит за мною.И, может быть, сказав«Прости» и убежавНа край земли, далече,Моих клеветников,Завистников, враговИзбегну я злоречья.Зачем им будет лгать,Браниться, клеветать,Коль прекратятся встречи?Тебе желаю яСчастливого житья,Любви тебе желаюИ не жалею, нет,Что столько отдал летОдной тебе; мечтаю,Чтоб ты всегда былаЗдорова, весела;Тебя благословляю.Прости, что согрешилСлуга твой и не скрылНевольную досаду.Как тяжело сойтиМне с твоего пути,Но знаю: надо, надо.Увижу ль, друг ты мой,Еще хоть раз живойТебя, моя отрада?Был сокол у тебя,И ты его, любя,На привязи жемчужной,На нитке золотойВсегда несла с собой.Теперь простись с ним дружно,Скажи ему: «Лети!» —И с миром отпусти,И не сердись, не нужно.Мольба изгнанника
Господь, я отдаюТебе всю жизнь мою,Храни меня в дороге.Тоскуя и скорбя,На одного тебяПокинут я в тревоге.С младенческих годовТвоих щедрот, даровУсердно ожидал я.Как сын отца зовет,Так средь тревог, невзгодК тебе всю жизнь взывал я.Тебя и нынче чтуИ лишь на добротуТвою я уповаю,Тобой одним храним,Тобой одним водим,Тебе себя вручаю.Что выгадаешь ты,Разбив мои мечты?Зачем внушать сомненьяМне, сыну твоемуПриемному, комуТвой сын принес спасенье?Внемли моей мольбе,В моей судьбе, борьбеПрими и ты участье.Дай знак своей любви,Меня благослови,Пошли немного счастья.Меня не покидай,Надежду мне подай,Мне помоги с охотой,Свободно и светлоМне осени́ челоОтеческой заботой.Как ты кропишь веснойСвои цветы росой,Раскрыв для них объятья,Так, жизнь мою храня,Ты окропи меняСвоею благодатью.Чтоб до последних днейВ груди все веселей,Все звонче сердце билось,Чтоб вольно я дышалИ всюду прославлялБлагую божью милость.Пишу я это тут,Где гребни волн несутНа берег пены перлы,Пишу все это в годЯ тысяча пятьсотДевять-на-десять первый.ЯНОШ РИМАИ[273]
«Тяжко, если рядом нет со мною милой…»Перевод Ю. Гусева
Тяжко, если рядом нет со мною милой,День и ночь вздыхаю, грустный и унылый,Все-то мне постыло,Словно нас навеки небо разлучило.К милой сердце рвется, нет ему покоя,Все бы любовался я ее красою,А глаза закрою —И во сне ее лишь вижу пред собою.Я дождусь прихода радостного срока,Пусть над ней в дороге бдит господне око,Верю — недалекоДень, когда я вновь не буду одиноким.Обойму за плечи трепетной рукою,Свой восторг и нежность перед ней не скрою,На груди укроюИ, ее лаская, сердце успокою.Песня солдатаПеревод Е. Витковского
Полководец, ты правая божья рука.С божьей помощью битва да будет легка,И палаш закален, и кольчуга крепка.Барабан и труба веселят тебя, воин, —Ты на битву шагаешь — и горд и спокоен,И победы над вражеской силой достоин.Смелость верным дарует великий господь,Палашом беспощадным ты будешь колоть,И рубить, и крушить басурманскую плоть.И тебя не покинет всевышнего слово —Ведь врагами поругано имя Христово,Даже смерть не страшна ради дела святого.Сладко сердцу бойца, и отрадно ему:Он победу друзьям принесет, потомуЧто в сраженье господь помогает ему.С окровавленной сталью, с открытою раной,Он вернется домой, славный доблестью браннойИ готовый по-прежнему бить басурмана.Кто не ведает праведной жизни такой,За спиной у других ищет мир и покой —Тот не будет помилован божьей рукой.Не оставь нас, господь, отврати непогоды,Щедрой жатвы пошли в эти трудные годы.Да придет к нам веселье, да минут невзгоды.Порча и убавление венгерской нацииПеревод Е. Витковского
Мой бедный, мой родной, мой гибнущий народ!Побед не знаешь ты уже который год, —Ты плачешь, ты скорбишь — и гаснет славный род:К спасенью ни одна дорога не ведет.С насмешкой говорят о доблести венгерской,И больше не снискать почета саблей дерзкой.И негодяй кривит лицо улыбкой мерзкойНад именем твоим иль пышет злобой зверской.Надежда Венгрии, дворянские сыны,Для славных подвигов отныне не нужны:Чужие люди есть венгерский хлеб должны, —Любой из них подлей и хуже сатаны.Ограблены твои прекрасные равнины,От войска твоего не стало половины,Бедна твоя постель — доска взамен перины,И на столе твоем полупусты кувшины.Кто мыслит о твоей трагической судьбе?О венгр, ты одинок. Никто не внял мольбе,И тот, кто мог помочь твоей стране в борьбе,В постыдных кутежах лишь изменил тебе.Ни деньги, ни стада, ни дорогие тканиУже не привлекут тебя на поле брани —Подобна вся страна кровоточащей ране,И никому не счесть ужасных злодеяний.Родная Венгрия, моей души весна,Всю чашу скорбную со мной испей до дна.И горечь строк моих пусть выразит сполна,Как я люблю тебя и как ты мне нужна.Альбрехт Дюрер.
Танцующие крестьяне. 1514 г. Гравюра на меди
ПОЛЬША
МИКОЛАЙ РЕЙ[274]Перевод А. Эппеля
«Не будь лозиной вербной, коя, смладу, гнута…»
Не будь лозиной вербной, коя, смладу, гнута,Тако и вырастает, и всяк с нею крутоОбойдется, ломая, — что бесплодна, знает;Ее же пнут клюкою и коза глодает.Ты будь древу подобен — гор Ливанских кедру,Благовонный, заслужишь благодарность щедру;Пусть и тень твоя будет густа и пространна,И твоя добродетель тож благоуханна.И, под сенью своею укрыв, кого сможешь,Тем себе во славе, ему ж— в нужде поможешь.Речь Посполитая
Речь Посполита, голой девой в колесницеВсеми изображенна, разно все же чтится.Те вправо ее тянут, эти тащат влево —Несогласную челядь держит в доме дева.А ежли ты не веришь, можешь убедиться,Поглядевши, что в сейме хваленом творится;[275]Узришь, сколь беспощадно бедную пытают,Чуть ли кожа не лопнет, так ее растягают.Про всегдашнюю нашу нехватку
Сказал достойный некто: «Не уразумею,По потребностям я ведь вроде все имею,А все ищу чего-то, все в чем-то нехватка;И вроде бы, сколь надо, у меня достатка».Таково же и все мы — взять в толк не умеемИ, кажется, достатка довольно имеем,А всё в бегах за чем-то, всё чего-то ищем,Ну не тошно ли жить нам в свете этом нищем?Мужики в городе Страсти Христовы покупали
Холопы двух придурков в город снарядили,Чтобы Страсти Христовы к празднику купили.Мастер видит — болваны, и пытает: «Смерды,Вам как изобразить-то — живого иль по смерти?»Мужики обсудили: «Лучше-де живого,Всяко нам удобняе приобресть такого;Сельчанам не потрафим — можно и убити,А излишек случится — можно и пропити».Швец, который град из каменьев устроил
Швец искал поймать ксендза Мачея с женою,Набрал каменьев в торбу, засел за стеною.Ксендз пришел, а бабенка: «Где были?» — пытает.«Яровое посеял», — Мачей отвечает.Та задрала подол-то: «Чтоб так разрослося?»А ксендз: «Чтобы эдак, как вот здесь, поднялося!»А швец берет каменья: «Таковое житоЛишь таковым и градом до́лжно быть побито!»Мужик, который под дубом срал
Ехал пан по дороге и маленько вбок взял,Там дуб стоял тенистый, а под ним холоп срал.Смешался тот, а барин рёк: «Не суетися!Без этого ж никто не может обойтися!»Мужик и отвечает: «Я, чай, обойдуся,Все, пане, тут оставлю и прочь повлекуся.Надо вам — так берите, мне оно не треба.Взамен же соглашуся на ковригу хлеба».Смелость мельниковой рубахи
Гуторили однажды, кто смелее в свете.Те назвали медведя, льва злобного эти.Иные рассудили: «Ворог беглых — стражник».«Вишь, смелый, — молвил кто-то, — с алебардой стражник,А мельника рубаха — без всего отважна;Она имает вора в день всякий и кажный».От такого ответа все развеселились,Что мельник — вор отпетый, сразу согласились.Члены тела Сердце царем избрали
Члены тела на царство Сердце посадили,Живот в Сенат, Десницу в Министры срядили.Жопа метила в Думу. Министр не дал ходу.А она пригрозила: «Учиню-де шкоду!»Тут нужда им приперла. Жопа ни в какую:«Сами и управляйтесь, я чести взыскую».Дали ей место в Думе, а Министр отнынеУтирать ее должен, хоть и старше в чине.«Пусть иные дивятся стенам с намалевкой…»
ЯН КОХАНОВСКИЙ[276]
Фрашки
О докторе-испанце[277]Перевод Вс. Иванова
«Наш доктор спать пошел, отдав поклон.Не хочет ужина дождаться он».«Пускай идет! Найдем его в постелиИ станем пить, как прежде пили, ели.Отужинав, к испанцу мы пойдем!»«Пойдем с кувшином, налитым вином.Впусти нас, доктор, брат родной по вере!»Он не впустил, зато впустили двери.«Одна ведь чарка, доктор, не вредна!»А он в ответ: «Ох, если бы одна!»Мы от одной до девяти добрались.У доктора мозги перемешались.«Беда мне пить порядком круговым:Лег трезвым спать я, встал же — пьяным в дым!»ГоспожеПеревод Л. Мартынова
Свое ты имя, госпожа, находишьВ моих произведеньях многократно,Понеже мне твердить его приятно,Чтоб люди знали: всех ты превосходишь.Когда б тебе я статую поставил(Достойную красы твоей и права)Из злата или мрамора, то, право,Тебе бы крепче славы не прибавил.Египетские стогны, мавзолеиВсе ж не бессмертны; коль огонь и водыИм нипочем, то все же их сильнееВласть времени, ревнующие годы.И слава в слове лишь не умирает,Лет не боится, пропаду не знает.О жизни человеческойПеревод Л. Мартынова
О Мысль Извечная, котора древле века,Коль трогают тебя волненья человека —То сущей масленицей мир тебе сей мнится,Где каждый задарма мечтает угоститься.Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети,Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети.Базар! Без рукавов останутся тут шубы,Тот шапки не найдет, другой лишится чуба,Кому не пофартит, кого и смерть с любоюДобычей разлучит… Достоин ли с тобоюСмотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель,Но не участник я сих драк, а наблюдатель!О проповедникеПеревод Л. Мартынова
Однажды у ксендза спросили прихожане:— Что ж не живете так, как учите вы, пане? —(С кухаркою он жил.) А он в ответ смеется:— Не диво! Мне пятьсот за проповедь дается,Но, говорю, не взял бы даже вдвое болеС условьем жить вот так, как я учу в костеле.На липуПеревод Л. Мартынова
Мудрый гость, коль в самом деле ты доволен мною,Если под моею сенью спасся ты от зноя,Если на коленях лютня, а с тобою рядомЖбан на льду, что столь приятным одаряет хладом, —Ни вином меня, ни маслом не дари за это —Древесам лишь дождь небесный нужен в знойно лето, —А почти стихом хвалебным, нету дара слащеНам, пусть будем хоть бесплодны, хоть плодоносящи.Те ж, кто думают: «Что липам до стихов?» — не правы,Ибо, коль Орфей играет, пляшут и дубравы!КсендзуПеревод И. Голенищева-Кутузова
Всегда пишу я так, как и живу, — свободно.Пусть ритм мой часто пьян, ведь сам я пью охотно.Люблю беседовать, и шутка мне приятна;О женском чепчике писал неоднократно.Умеренности, ксендз, ты учишь, лицемерьюМеня, а кроешь сам нечистого за дверью.ДевкеПеревод Л. Мартынова
Не чурайся меня, девка молодая,Подходяща борода моя седаяК твоему румянцу: коль венок сплетают,Возле розы часто лилию вплетают.Не чурайся меня, девка молодая,Сердцем молод я, хоть борода седая,Хоть она седая, крепок и теперь я, —Бел чеснок с головки, да зелены перья.Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже,Чем кот старше, тем и хвост у него тверже.Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен,А стоит он крепко, корень его силен!Песни
«Сердце радуется: вышли сроки!..»Перевод Л. Мартынова
Сердце радуется: вышли сроки!Так недавно снег лежал глубокий,И деревья были вовсе голы,И по рекам шли возы тяжелы.А сейчас луга цветут чудесно,Лед сошел, и веточки древесныОдеваются зеленым ли́стом,И ладьи плывут по водам чистым.Все смеется. Всходы зеленеют,Ветер западный над ними веет.Гнезда вить пичуги замышляют,Поутру проснувшись, распевают.Тут бы наслаждаться, веселиться,Никаких желаний не стыдитьсяИ не знаться с грустью никакоюЧеловеку с цельною душою.И ему не надо опьяненья,Ни игры на лютне и ни пенья.Будет весел и с водицы, колиОщутит, что он почти на воле.Но уж чье нутро червь тайный точит,Тот и яств обеденных не хочет.Не доходит песнь ему до слуха,Все идет на ветер мимо уха.Счастие, какого и не знаютТе, кто стены шелком обивают,Шалашом лесным моим не брезгуй,Будь со мною, пьяный или трезвый.«Что ж тут поделаешь: в предчувствии разлуки…»Перевод Л. Мартынова
Что ж тут поделаешь: в предчувствии разлукиМне так невесело, нейдет и лютня в руки,И каждый помысел к тебе одной стремится.Никто не вызволит меня из сей темницы,Покуда, госпожа, я вновь с тобой не встречусь,С красавицей, какой не порождала вечность.Забыв о всех других, я помню лишь прекрасный,Неповторимый лик, заре подобный ясной,Что по утрам глядит на море белопенно,Чтоб мрак ночной сменить рассветом постепенно.Все мелки звездочки из виду пропадаютИ ночи следующей где-то ожидают.Такой мне видишься. И счастливы дороги,Что лягут под твои прельстительные ноги.О, как завидую я вам, леса и горы,Что роскошью такой вы насладитесь скороИ голос благостный услышите, и речи,По коим тосковать я буду издалече.Мое веселие, любезные забавы!Лишь только на одно я не теряю права:Надежду сладкую, скорбя, в душе лелеять.В надежде человек пахать идет и сеять.А ты не будь столь зла и не карай столь дико,Надолго не скрывай прелестнейшего лика!«Где б ты ни была, храни тебя бог и милуй!..»Перевод Д. Самойлова
Где б ты ни была, храни тебя бог и милуй!Я буду твоим, покуда не взят могилой.Так бог мне судил от века; и не жалею,Ты сотни других прекраснее и милее.Не только пригожей прочих ты уродилась,Но нравом своим с красою лица сравнилась;И как изумруд оправой златой удвоен,Так отблеск души телесной красы достоин.Я был бы счастлив, когда бы мог убедиться,Что тело с душой — не мнимое есть единство;Но в бурных морях плывем не согласно воле,А мчимся туда, куда нас уносит море.Но либо любовь сама себе только снится,Иль хочешь и ты, чтоб я не мог усомниться.Надеждой такой живу; а если иное —Не нужно тогда существованье земное!«Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили…»Перевод Л. Мартынова
Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили,Нет спасенья от пыли,Реки пересыхают,Опаленные злаки о дождике к небу взывают.Дети, флягу — в колодец; стол ставьте под липами теми,Чтоб хозяйское темяЗащитила прохлада, —За посадку деревьев в горячее лето награда.Ты со мной, моя лютня: пусть струн благозвучное пеньеУмеряет смятенье,Ты звучи, не печалясь,Чтоб за рдяное море лихие тревоги умчались.«Вы, государством управляющие люди…»Перевод Л. Мартынова
Вы, государством управляющие люди,Держащие в руках людское правосудье,Уполномочены пасти господне стадо,Вам, пастырям людским, скажу я, помнить надо:Коль вы на сей земле на место сели божье,То, сидючи на нем, обязаны вы все жеНе столько о своем заботиться доходе,Сколь думать обо всем людском несчастном роде.Над всеми меньшими дана вам власть велика,Но и над вами есть на небесах владыка,Которому в делах придется отчитаться,И будет не весьма легко там оправдаться.Он взяток не берет, и он не разбирает,Кто хлоп, а кто себя вельможей почитает,В сермягу ли одет, во ризы ли парчовы,Но если виноват — влачить ему оковы!Мне все же кажется, что с меньшим безрассудствомГрешу: лишь сам себя гублю своим распутством,А преступления распущенного барстваГубили города, дотла сжигали царства!«Что от нас ты хочешь, боже, за свои щедроты…»Перевод Л. Мартынова
Знаю, ты не жаждешь злата — ибо ведь твое лишьВсе, что людям в этом мире счесть своим позволишь.И от чистого мы сердца чтим тебя, о боже,Ибо жертвы не найдется для тебя дороже.Ты, владыка бела света, создал свод небесныйИ украсил его звездной росписью чудесной,И заложил ты фундамент для земли громадный,Наготу ее прикрывши зеленью нарядной.Ты повелеваешь морю знать свои границы,И оно сии пределы перейти страшится.Рек земных не иссякают мощные потоки,Ясны дни и темны ночи знают свои сроки,Следом за весной цветущей колосится поле,Лето во венце из злаков — по твоей же воле.Осень нам подносит вина, плод в саду фруктовом,Чтоб во дни зимы ленивой жить на всем готовом.Ты ночной росой питаешь травы утомленны,И дождем ты орошаешь злаки опаленны,И по милости великой даришь пропитаньеЧеловеку, как и зверю, щедрой своей дланью.Будь бессмертен, господин наш, славный бесконечно!Пусть добро твое и милость не иссякнут вечно,И пока ты соизволишь, будем мы хранимы,Боже, на земле сей низкой крыльями твоими!ТреныПеревод Д. Самойлова
«Над очами насилье ты, Смерть, сотворила…»
Над очами насилье ты, Смерть, сотворила,Гибель чада узреть меня приговорила!Видел, как отрясала ты плод недозревший,Мать с отцом истомились душой изболевшей.В каких бы ее ле́тах ни взяла могила,Все равно б мое сердце болело и ныло;Если б даже и я вошел в возраст преклонный,Все равно бы страдал болью неутоленной;А от этой погибели, этой смерти раннейНет горя сильнее, нет страшнее страданий.Если б ты, господи, ей пожелал долголетья,Сколько счастья на свете успел бы узреть я!Я бы дожил свой век до черты похороннойИ сумел бы тогда предстать пред Персефоной,Той тоски не изведав, не испытав той боли,Коих нету ужасней в сей нашей юдоли.Не дивлюсь Ниобее, что окаменела,Когда мертвых детей пред собою узрела.«Злосчастная одежда, грустные наряды…»
Злосчастная одежда, грустные нарядыВозлюбленного чада!Почто мои взоры вы влечете невольно,И так тоски довольно.Она в свою одежду уже не облачитсяИ к нам не возвратится.Сон сковал ее вечный, суровый, железный…Летничек бесполезный,Материнский подарок, ленточки, поясочки —Ни к чему моей дочке.Не на эту постельку, не на смертное ложеМать мечтала — о, боже! —Возвести свою дочку. Шить наряд венчальный,А дала погребальный,А дала рубашонку да грубой холстины,А отец комья глиныПоложил в изголовье. Так вместе с приданымСпит в ларе деревянном.«Из-за несчастья и горькой печали…»
Из-за несчастья и горькой печали,Что меня почти до костей пробрали,Должен расстаться я с рифмой и лютней —Чуть не с жизнью утлой.Жив я? Или сон блажит надо мною,Сон, что сквозь окно вошел костяное,Разностью разной занять мысли хочет,Наяву морочит.О, заблужденье! Гордыни нелепость!Легко почитать рассудок за крепость,Если мир тебе мил, дела твои гладки,Голова в порядке.Кто в достатке живет — бедность превозносит,Тот, кто счастлив, легко печаль переносит,И пока у пряхи хватает шерсти,Не страшится смерти.А если беда стучится в ворота,Тут уж никому терпеть неохота.А явится смерть в саване зловещем,Тут мы трепещем.Зачем, Цицерон, слезами своимиИзгнанье омыл? Ты плачешь о Риме,А мудрость твоя дарует отрадуВселенскому граду.По дочери ты зачем убивался?Ведь ты одного бесчестья боялся,Мол, прочее все тебя не тревожит,Что случится может.Сказал: смерть страшна одним лишь бесчестным,А сам дрожал пред убийцей безвестным,Как только пришлось за слово прямоеПлатить головою.Докажешь другим — себе не докажешь,Поступишь совсем иначе, чем скажешь,Рассудок с душой в извечном раздоре,Когда грянет горе.Душа не гранит. Меняются думы,Когда повернется колесо Фортуны.Проклятье ему! Ведь старая ранаБолит непрестанно!О время, отец покоя, забвенья!Когда уже и мне пошлешь исцеленье!В беде, где разум исцелить не может,И бог не поможет.МИКОЛАЙ СЭМП ШАЖИНСКИЙ[278]Перевод А. Эппеля
О краткости и шаткости жизни человеческой на свете
Эгей, как время крутит по-над намиИ небеса, и быстрого Титана.И тщетну радость оборвет нежданноСмерть, нас достигнув тяжкими шагами.А я чем дале, тем сильней тенямиГрехов измучен, кои невозбранноМне гложут сердце — и несносна рана,И удручен я дней былых страстями.О, мощь! О, роскошь! О, плоды усердья!Пускай нелишни — все-таки мешаютИ нас, беспечных, божья милосердья(Суть истинного счастия) лишают.Пустой прибыток! Приобрел стократноПознавший смладу, что́ душе отвратно.О непрочности любви к вещам мира сего
Не полюбить — беда, любить, однако,Невелика утеха, хоть и смладуПрикрасит разум сладкую приваду,И переменчиву и бренну одинако.Ну кто вкусить горазд приятство всяко:Скиптр, злато, почести, любви усладу,Дородство облика, коль нету сладуС тревогами и сердце бьет инако?Любовь есть бытованья ход бегущий,Но тело — четырех начал творенье —Начаток превозносит равносущийИ душу мнит прельстить, а та в смятенье,Когда Тебя, творца в предвечном Слове,Не может зреть, к Тебе стремясь в любови.О мироправлении божьем
Вековечная мудрость, боже непостижный,Движущий мирозданье, сам же несодвижный,Ангелов ты скликаешь бессчетные рати.Дабы с волей своею сонмы сочетати.Твердям вспять поворотным ты указал движенье,Дабы им в сообразном быть от века круженье;Здесь Титаново небо созвездья выводит,Там и Цинтия роги на взлобье возводит.Пребывают в согласье стихии небесны,И не диво — ты дал им законы чудесны,Чтобы не преступали сей воли предвечной;Ты ж в доброте и доброй воле бесконечный.Прах твоего подножья, для чего вольны мыТвоих не чтить законов, кои нам вестимы,То лишь предпочитая, что тщета и гибель?Ты разум дал нам, — что же нас минует прибыль?Не дай, обрушив громы, как в древние лета,В испытаньях узнать нам, что хочешь завета.Уйми ты алчность нашу, коей нету меры,И мы в святой отчизне возжжем пламень веры.О шляхетской добродетели
Знатные от знатных суть происходят,Славен конь кровями, не производитГрозна орлица голубят пугливых,Зайцу от львов не родиться гневливых.Также шляхетность знатный умножаетТем, что всемерно сердце утверждаетВ разных науках, а не будь ученья,Много средь знатных было б удрученья.Доблестный Рим над сыном посмеялсяОтца, чьей силы в битвах убоялсяСам Ганнибал, побросавший в поспехеОтческий край и победны доспехи.Но не лишен был похвал меж богамиХрабрый Алкид, порожденный громамиГрозного Зевса, желал он тружденьемСлавен быть боле, чем знатным рожденьем.Сколько чудовищ на земле ни было —Всех богатырска одолела сила.Тем он и славен и прославлен будет,Доблестей оных свет не позабудет.В славном рожденье лишь дорога к славе,Славы ж — нисколько, потому не вправеК низким забавам знатный стремиться,Не гербом — делом надобно тщиться.Те же пребудут вечно достославны,Кто блюл в покое устои державны;Чтится молвою границ охранительИ с вероломным соседом воитель.Разум человеку сокровищ важнее
Злато на пробном камне, человек на златеОтродясь проверялся, добродетель кстатиНе малит и не множит металл благородный,Кому господь дал разум, тот всегда свободный.Тот несытую алчность и страх изгнал гадкий,В скудости не возропщет, не прячет в укладки,Без смысла не потратит, не копит завзято,Дороже ли, дешевле — с умом ценит злато.И словами и делом указал нам здравоТвой внук, Иессей, что лишки — лишняя отрава.И с тем, кому их не дал, милосердней вышний,Чем с тем, кто пребывает в роскоши излишней.Бедный, коли захочет, найдет утешенье,Удачливым труднее не впасть в искушенье;И пагубу беспечно, коль сладка, полюбят,И то почтут здоровым, что скорее сгубит.В счастье, да и в несчастье, преуспеть не жажду;Того почту счастливым, кто утеху каждуВ тебе, господи, ищет с великой охотойИ для тебя себя же обойдет заботой.Эпитафия Риму
Ты Рим узреть средь Рима хочешь, пилигриме,А между тем проходишь мимо Рима в Риме.Гляди — вот стены града, вот руины зданий,Там столпов обломки, а там стогны ристаний.Се Рим! И город этот в могильном обличьеВсе еще возвещает о прежнем величье.Сей град, мир победивши, поверг и себя же,Не мог непобедимых он представить даже.И в Риме побежденном Рим непобежденный(Тело в собственной тени) лежит погребенный.Все вкруг переменилось, неизменен сущийТибер, вперемешку воды с песком несущий.Вот она, Фортуна; то с годами распалось,Что недвижно было, что подвижно — осталось.СЕБАСТЬЯН ФАБИАН КЛЁНОВИЦ[279]
Сетования на смерть Яна КохановскогоПеревод А. Эппеля
Плачьте, славянски реки, деревья зеленоволосы,Плачьте, сарматски земли, — все-то пени и слезыУ меня поиссякли, и глухие рыданьяДух и силу забрали, и удел мой — стенанья.Извели причитанья слов прибыток богатый,Слезы съедены плачем, и, тоскою объятый,Изубожился разум, расточил, не иначе,Перлы слез неутешных в нескончаемом плаче.Вы, земли порожденья, низовые травинки,Пчелки скупой привада — расписные барвинки,Соки лугов приятны, где плывет без помехиБеловодная Висла по угодьям Сецехи.Плачьте, господи, травы, плачьте же, земнородны,Плачьте в горах и долах, плачьте, растенья водны;Зацветай, Гиацинт, печальней, чем в первы лета,И печальные знаки вновь читай на себе ты.Лес дремучий и в поле вы, еще молодыеРощи, и все пустые, вовсе необжитыеПущи, от Каританских верховин и до брегаПолнощи, где недвижно море от льда и снега.И предел, Меотида илистая в которомВлагу приводит к Понту Киммерийским Босфором,И тот, где Океана одичавшие водыОтделяют от Ляха западные народы.Плачьте, полей прозрачных илистые покровы,Темнохвойные ели, вековые дубровы,Плачьте, слезливы сосны, не жалейте живицы,Пусть слезою точится из мертвой глазницы.Пусть и твоя, Алфей, знает о том Аретуза,Знают пусть Сиракузы и Дорийская Муза,Что умер, умер Орфеус, чадо польского лона,Похоронили Ляхи славянского Амфиона.Умер Ян Кохановский, Кохановский милый,Если смертью зовется, коль из темной могилыСам Зевес человека земного призываетИ в пиру Олимпийском меж бессмертных сажает.Но не надо б навечно, ибо чем эти богиОсобливым владеют в поднебесном чертоге?Глупо нам, человекам, о таком сокрушатьсяИ на те благодати на земле покушаться.Уж с тобою, Орфей наш, кончились добры годы,Когда рощи пускались за тобой в хороводы.Песни поют глухие неутешной подруге,Недопетые песни благодарны округи.Знать, и нынче, пируя между жителей неба,Всласть поет Кохановский, и питья ему Геба,Как и прочим, подносит бессмертного в чаше,Но не сниждется пенье в обиталище наше.Уж и скалы высоки песнетворцу не внемлют,Уж леса пробуждающей лютни не емлют,Уж, нема и печальна, без клика и спеха,Меж теснины укрылась звукодельная Эхо.ШИМОН ШИМОНОВИЦ[280]
Из идиллии «Жницы»ОтрывокПеревод А. Эппеля
Петроха:
Солнышко, светик ясный, дня ласково око!В старостовых привычках не видишь ты прока.День ко дню ты сбираешь до круглого года;Мы же все ему сделай с одного захода.Часом ты припекаешь, часом ветерочкуВеять повелеваешь жарким дням в отсрочку;А он: «Жни, не ленися!» — кричит, хоть и знает,Что со жницы работа семь потов сгоняет.Нет, староста, не будешь ты солнышком в небе!Знаем твою докуку, ино в той потребеМы тебе не услужим, а чтим службу эту,Тут хотение важно, его же и нету.Плеткой много стегаешь — нет-нет да и свистнет!Чтоб у тебя свисало, как у плетки виснет.Староста:
Пожинай, не ленися! Ты небось хотелаДругой отведать плети; все б не делать дела!А ты попробуй эту! То-то будет смеху!Живее управляйся! Мало вижу спеху.Петроха:
Солнышко, светик ясный, дня ласково око!В старостовых привычках не видишь ты прока.Часом темные тучки тебя заслоняют,Только их легкий ветер быстро разгоняет;А старосте и в очи глядеть неохота —Вечно-то он нахмурен и зол отчего-то.Ты на зорьке росою землю оделяешьИ обильной росою к ночи одаряешь;Нам же с зорьки до зорьки пост голодный сужен,Завтрака не снедаем, не льстимся на ужин.Ты солнышком высоким, староста, не будешь.Ни вдовки, ни девицы в жены не добудешь.Всюду тебя ославим, всюду, за побои,Бабу за обиды, бабу сведем с тобою,Бабу в четыре зуба. Вот будет потешноВидеть, как вы сидите друг с дружкой нежно.А уж коль поцелует тебя эта баба,Вроде бы как оближет шершавая жаба.Олюхна:
Счастье, что не слыхал он твою прибаутку,Ино бы получила красную обуткуИль спину полосату за то величанье;Слышь, каково Марушке чинит привечанье!Она ж слаба, бедняга, третьеводни встала;Ей бы лежать, а пани жать ее послала:«Нечего, мол, валяться, поспевай, затрепа!»Разве же наши баре берегут холопа!Гляди, ведь озверел он: голову закрыла,До крови полосует, нечистая сила.Видать, не то сболтнула. На язык востра-то!А много наболтаешь — тут тебе и плата.Язык брехливый нужно б держать за зубами,Неча с ним заводиться, хоть и шутит с нами —Господска шутка быстро злобой обернется;Ты ему полсловечка — он за плеть берется.АНОНИМНАЯ МЕЩАНСКАЯ ПОЭЗИЯ[281]Перевод А. Эппеля
На алчных[282]
Перестал я жизни этой вовсе удивляться,Как мне, скудному, при алчных нынче напитаться?Богачи шинки содержат, богачи мозгуют,Богачи, как перекупки, крупами торгуют.Можно видеть и шляхтянку с меркой на базаре,То-то в город зачастила с кухаркою в паре.Масло ложками базарит, горшочками пахту,Домодельный сыр поштучно — панночке на плахту.Пива на дворе наварят да накурят водки,Не заплатишь, сколь запросят, не промочишь глотки.Бедняку, как ни вертись он, дали на орехи,А на хлеб вот не досталось — алчные в успехе.Стежки даже распахали, выгоны, полянки,Перепашут и дороги под свои делянки.Уж от жадности от ихней просто спасу нету,Просто видеть невозможно ненасытность эту.Черта вам еще! Хоть жизнью хвалитесь вы сытной,Да зато не отберете нищеты постыдной.И всего-то вам не вдоволь, все-то вы с долгами,Отобрали хлеб у бедных, а без хлеба сами.Танец[283]
«Ты лужок мой выкосить не зарься,Хоть моли, хоть в ножки мне ударься;Я его в косьбу другому прочу,Обещалась — вот и не морочу.Уж ходил он, уж меня просил он,Мол, не дам ли, чтобы покосил он.Как не дать, когда учтиво просят,Пусть его разок себе покосит.Складно, знать, его прошенье было —Я сенца тогда и посулила,Пусть конечка попасет досыта,Чтоб в дороге не волок копыта.Только, малый, обходись с опаскойС тем конечком на дорожке тряской;Этот сивка, коль ему потрафят,Напроказит и траву потравит.Шел бы в кузню да свою бы косуПоскорее ладил бы к покосу,Закалилась чтоб да затвердела, —Что, как вовсе не сгодится в дело?Я ж давно забыла и бояться,Что лужку дадут перестояться,Еще вербы не пускали почку —Примерялись косари к лужочку».Он в ответ: «Позволила б хоть раз-то,А косить коса моя горазда.И не только травку-то положит,Но небось пронять до сердца может».«Ладно, парень, приходи в садочек,Будет вёдро — выкосишь лужочек.Только помни, раз уж напросился,Не ленись, мол, «хватит, накосился».Песня[284]
«Ой же, ой же, кузнецова дочка,Дай полтину — выпью пива бочку».«Дам полтину,Дам полтинуМилому дружочку».«Ой же, ой же, девка белолица,Дай веночек — вдруг да мне сгодится».«Может, дам,Может, дам,Честная девица».«Ой же, ой же, я не набиваюсь,Я твоих посул не добиваюсь».«Посулю,Посулю,Я дарю, кого люблю».«Ой же, ой же, было дело, было,Ты меня, случалось, и дарила.Будь моей,Будь моей,Ты ж меня любила».«Ой же, ой же, в пору ты явился,Ты один со мною и любился.Я твоя,Я твоя,Ты мне полюбился».«Ой же, ой же, кузнецова девка,Попаси-ка моего ты сивку».«Попасу,ПопасуИ себя не упасу».Жалоба крестьян на худые годы[285]
Ой, куда деться в эти злые лета,Не конец ли света?С голоду просто чуть ли не колею,Гроша не имею.Сплю на рогоже, ем, что в снедь негоже,Господи боже!Мы ведь костелы с отцом сооружали,Слуг содержали.Я ведь платил прелатам десятину,Ем вот мякину.Я ж напитал и короля со свитойПодатью сытой.Я порадел для барского достаткаВсем без остатка.Я накормил ярыгу городского —Мастерового.Я школяру да побирушке нищейДоставил пищи.Сам нынче нищий и душой болею,То-то околею.Нет мне защиты, нету мне спасеньяОт притесненья.Вон и жолне́р коня пасет в амбаре —Тоже ведь баре!В будни на пана, в праздник на общинуГнуть надо спину.Без десятины и в костел не ступишь.Грех не искупишь.Тело тощает, волоса редеют.Спать разучился, сон нейдет на очиДо полуночи.Волка боюся — все из-за коровы,Вот и конь соловыйНе остерегся, дьявола прохлопал,Тот его и слопал.Тут еще сорной заросло травоюЖито яровое.Я в поле робить, а школяр харчитьсяК женке стучится.В дом ворочуся, а в дому ни крошки,Чистые плошки.Скрыня пустая, тоже и кладовка;А жена-мотовкаИ говорит мне: «Поснедали дети».Сколько ж терпети?Вся и надежда, что на божье чудо,Очень уж худо!ГОЛЛАНДИЯ
ЙОНКЕР ЯН ВАН ДЕР НОТ[286]Перевод Е. Витковского
«И свежи и чисты черты моей любимой…»
И свежи и чисты черты моей любимой,Она, как вешний цвет, с Олимпа низошлаИ свет златых волос на землю принеслаИ бронзовых бровей излом неповторимый.И взор ее (в душе столь бережно хранимый),Как солнце, не таил ни горести, ни зла.И ложь любую мог испепелить дотлаЕе прелестных уст пожар неугасимый.О чем еще сказать? Она столь хороша,Божественный восторг дарит ее душа,Она прелестнее и радостней денницы…Но я отвергнул все — я с тягостным трудомЛистаю медленно за томом новый том,Где красота ее впечатана в страницы.«Я нимфу видел в светлые года…»
Я нимфу видел в светлые года:Веселая, среди цветов стоялаОна одна у чистых вод канала, —Покинув дом, пришла она сюда.Нарциссами вспоенная водаВсе многоцветье луга отражала:Расшитое цветами покрывалоС тем лугом не сравнится никогда.В цветах стояла нимфа, словно Флора,Равна Диане чистотою взора,Прекрасна — хоть Венерой назови;За честь и ум сравнимая с Минервой,С Юноной — небожительницей первой;И жажду я с тех пор ее любви.«Я лань увидел в благостной долине…»
Я лань увидел в благостной долине,Вокруг нее шумел веселый лес(Цвела весна по милости небес),Она была под стать живой картине.Она лежала гордо посрединеЛужайки, над ручьем, в тени древес.Тот непорочный образ не исчез —В моей душе храню его доныне.И я за ней последовал с тех порИ воспеваю золотой уборВкруг шеи гордой — в мире нет чудесней.Я буду весел, доблестен и смел,Чтобы никто злонравно не посмелЕе встревожить недостойной песней.«Когда в апреле раскрывает Флора…»[287]
Когда в апреле раскрывает ФлораЦветенью пышному луга и чащи,И шлет дары, столь милые для взора, —Я обращаюсь к ней, животворящей.Любовь прекрасна — молвил я вначале,Завидев розу, что должна раскрыться;Но долго мы потом в саду искали,Куда сокрылась алая царица.Да, розы нет — кругом кусты в зеленойПрозрачной и сверкающей одежде.Мы только вспоминали удивленноТу красоту, что нам сияла прежде.И я сказал: печалиться не надо,Что в дни весны свершается утрата,Что никому не ведома усладаУвянувшего с розой аромата.Увы, цветок весны увял до срока,Но повторять готов я неустанно:В любви благословенной нет порока,Блажен, кто любит — поздно или рано.Была — любовь, теперь — воспоминанья.Конец достойно завершил начало.Пускай приходят в добрый час желанья,Чтоб наша жизнь, как роза, не увяла.ПИТЕР КОРНЕЛИСОН ХОФТ[288]Перевод В. Орлова
Песенка«Серый заяц, озираясь…»
Серый заяц, озираясьНа лугу, увидеть смог,Как пустилась наутек,Влажных трав едва касаясь,Пара стройных, быстрых ног.Зря ль девчонка прочь спешила,Зря ль бежала, что есть сил,Если Виллема любила,Если Герхард сзади был?«Природа, сколько ж сил, сноровки и чутья…»
Природа, сколько ж сил, сноровки и чутьяПотребовалось, чтоб такое обаянье,Такую красоту вложить в одно созданье,Чтоб родилась на свет любимая моя!Как научилась ты из быстрых слов ручьяВнезапно извлекать ярчайшее сияньеВозвышенной души, в привычном одеяньеОт глаз людских ее величие тая?Тону в разгадке я той силы неизвестной,Которая устам с улыбкою небеснойИ неземным очам прекраснейшей дана.Богинею считать ее готов отныне,Но чудеса творить положено богине,Она своей рукой снять боль мою должна.Песенка«Чтобы спрятать в глубине…»
Чтобы спрятать в глубинеЛюбящего сердца горе,Лебедь белая у моряШепчет, жалуясь волне:Без него тоскливо мне,Он угрюмее, чем вьюга,Он холодный, как родник,Он колючий, как тростник,Краше он, чем солнце юга.Новорожденному
Младенец, юный плод, с утробной тихой дремойРасставшийся и в жизнь приотворивший дверь,На радость и отца и матери теперьВ скопление страстей, в дотошный день влекомый,Тебя уже нашел твой жребий незнакомый,И от него не раз узнаешь ты, поверь,Что зла нет без добра, нет счастья без потерь,Что страх навеки слит с надеждою искомой.Но если чересчур жестоким будет рок,Пусть вопреки ему наш милосердный богОт смертоносных стрел тебя хранит надежно,А если ты судьбе все время будешь мил,То сколько б от нее даров ни получил,Благодари за все и трать их осторожно.«Когда всемирный свет слепому от рожденья…»
Когда всемирный свет слепому от рожденьяВдруг зренье подарил, слепой был потрясен.Игру тонов и форм открыл впервые онИ, восприняв их ритм, застыл от возбужденья.Возникли перед ним дворцов нагроможденья:Могущество людей в величии колонн.Но более всего он солнцем был пленен.Уста молчали — дух кричал от наслажденья.Электра[289], так и ты, мне душу озарив,Тепло своей души ей щедро подарив,Вернула то, чего меня судьба лишила.И сердце жаждало, мою покинув грудь,Ниц пасть перед тобой, к твоим стопам прильнуть,Тебе хвалу воздать за все, что ты свершила.«Стремительный старик, покоя никогда…»
Стремительный старик, покоя никогдаНе знающий, вперед летящий, словно птица,Что скоростью с тобой попробует сравниться?Ты ветер обогнать способен без труда.О время, твой полет сметает города,Престолы и дворцы, державы и границы;Ты разрушаешь все, что прочностью гордится.Зачем же для меня ты медлишь иногда?Любимая, теперь, когда ты не со мною,Пугает каждый день меня своей длиною,Медлительность его едва-едва терплю.Но время зря, увы, я все же погоняю,И, вероятно, день тем больше удлиняю,Чем больше я его, страдая, тороплю.«Галатея, даль уже светла…»
Юноша:
Галатея, даль уже светла.Галатея:
Ах, не надо торопиться,Ночь все длится.Ах, не надо торопиться, то луна взошла.Юноша:
Галатея, это солнца свет.Галатея:
Разве утро наступило?Двух не било.Разве утро наступило? Двух еще ведь нет.Юноша:
Галатея, на небо смотри.Галатея:
Прав ты, милый, очевидно.Как обидно!Прав ты, милый. Очевидно, это свет зари.Если б ночь до вечера продлить!Чтобы нас не разлучалоДня начало,Чтобы не могло начало дня нас разлучить.Ну, прощай, пора, любимый мой!Юноша:
Нет, мой свет, без поцелуяНе уйду я.Твой последний поцелуй позволь забрать с собой.Галатея:
Ты придешь ли вечером опять?Юноша:
Тише! Мать нам помешает,Коль узнает.Но к тебе приду я снова, пусть узнает мать.Галатея:
Мне разжать объятия невмочь!Юноша:
Новый день уже все ближе.Отпусти же!Как тебе я благодарен за такую ночь!По поводу осквернения могилы Петрарки[290]
Пока Петрарки дух витал за облаками,Прах гения земля надежно берегла.Но мстительный болван явился и со злаМогилу осквернил нечистыми руками.Послушай, лжегерой с куриными мозгами,Тебя не ждет отнюдь за подвиги хвала!Взбесившегося ты напоминал козла,Который тень пронзить попробовал рогами.И прах, что с первых дней за духом вслед стремился,Но двести с лишним лет в сырой земле томился,За то, дурак, тебя готов благодарить,Что наконец сумел он выйти из могилы,Вновь обрести свой дух, ему прибавить силыИ новых лавров блеск Петрарке подарить.«О время, почему помчалось ты стремглав…»
О время, почему помчалось ты стремглав,Когда с любимой я обрел все счастье снова?За что ты обошлось со мною так сурово?В чем оказался я перед тобой неправ?Ты, древнее, живешь, увы, не испытавТой силы, что в себе любви скрывает слово.Я плакать был готов, по ритму стука злогоЗавистливых часов о гневе их узнав.Ах, мастер, ты часы чинил нам аккуратно.Но что сломалось в них той ночью, — непонятно.Они решили бить три раза каждый час.Когда же срок пришел расстаться нам с любимой,Замедлили они свой бег неудержимый,Пробив за целый день едва-едва шесть раз.«Когда светлейший бог за вожжи золотые…»
Когда светлейший бог за вожжи золотыеХватается своей горячею рукойИ, желтый диск достав из глубины морской,С людей срывает сны, тяжелые, густые,Когда поля, луга и улицы пустыеСпешит наполнить вновь собою шум людской,Все радуется дню. И радостью такойПолны вершины гор и берега крутые.Но прочим звездам днем на небе места нет.За свой престиж боясь, их гасит солнца свет,И ни одна звезда не смеет встретить Феба.И ты, моя любовь, едва войдя в меня,Поведала душе о наступленье дня,Который всех других прогнать способен с неба.«Люблю, люблю, люблю — звучало в тишине…»
Люблю, люблю, люблю — звучало в тишине,Пока любимых губ касался я губами.Не знаю, как тремя короткими словамиВсе мысли спутала любимая во мне,Которые, увы, пришедшего извнеЗначения трех слов не понимали сами.И то, что в этот миг возникло между нами,Сумела лишь она расшифровать вполне.О, сердца моего бесценная награда!В ее душе моя была укрыться рада.Но день от поздних звезд очистил небосклон.И вместе с ними вдруг любовь исчезла тоже.Но как же могут сны так быть на явь похожиИ как же может явь так походить на сон!«Сударыня, коль беречь…»
Сударыня, коль беречьРифмованные посланьяВам негде, без колебаньяШвырните их прямо в печь.Не страшно, что они сноваВстретятся там с огнем,Ибо когда-то в немРождалось каждое слово.Эпитафия
Могиле этой оказала честь Христина Хофт[291] последним сном своим.Всех больше счастье в жизни заслужив, она всех меньше наслаждалась им.ГЕРБРАНД АДРИАНСОН БРЕДЕРО[292]Перевод В. Топорова
Песня прощания
Любимая, простимсяВ мгновенья перед тягостной разлукойИ к богу обратимся —Да будет он опорой и порукой.Храни, господь,Душу и плотьТой, что люблю я нежно.Дай парусу щедроПопутного ветраВ путь безбрежный.Таинственные воды,Бушующие с яростию темной,Прошу, от непогодыЧелнок ее в пути щадите скромный.Морская глубь,Храни, голубь,Злой Норд, не шли борея.Будь с нею любезна,Ревущая безднаЗюйдерзее.На рейде АмстердамаКорабль стоит, других судов угрюмей.Здесь нет богини храма,Едва нашлась ей койка в грязном трюме.Лишь грязный трюмДа мрачный шумВолны и пены клочья.Я в страшной тревоге:Смогу ли в дорогеЕй помочь я?Пусть солнца блеск полдневныйКосматые громады туч разгонит.Корабль с моей царевной —Пусть он в пучине грозной не потонет.Ах, сердце-лотВ груди скользнет,Как в море, — в путь опасный.Рассудка лишаюсьИ не притворяюсь —Это ясно.Ты знаешь ведь, ты знаешь,Как дорога мне, как любима мною.Зачем ты уезжаешь?Зачем твое сердечко — ледяное?Ты кладезь муз,Твой тонок вкус,Бесспорна добродетель.Твое внимание —Очарование,Я свидетель.И ты, кто над волнамиТо огненные взоры молний мечешь,То нежно с кораблямиИграешь и ни в чем им не перечишь,Царица волн,Веди сей челнТуда, где нет ненастья.Где боги ликуют,Где людям даруютРадость, счастье.И все, что я помыслю,К тебе перед разлукой обращаясь, —Всего не перечислю, —Твоим все это будет, я ручаюсь.Лишь будь моейИ все сильнейЖелай конца разлуки.Ведь нету на свете,Чем месяцы эти,Горшей муки.Мужицкая пирушка
Арендт Питер Гейзен, друзья и кумовьяЗатеяли пирушку в сторонке от жнивья —На травке, у ручья.Кому бутыль, чтоб лечь в ковыль,А им — нужна бадья.Арендт Питер Гейзен — на что уж пить мастак —Знай льет из штофа в шляпу, да не нальет никак,Чуть стоя на ногах.Кончать пора, кто пьет с утра,Лужайка не кабак!Класьян, Клон и Лентьян — они пьяны давно.На чистое, ворсистое, форсистое сукно,Батисты и рядно(Пусть шьет их швец — пропьет их жнец),Не глядя, льют вино.А рядом — деревушка, и проживают тамВеселые ребята: Кес, Тойнис, Франц и Шрам,И Дирк ван Димердам,И Симьян Слот, и Ян де Дод,И Тим, и Баренд Бам.Девицы из деревни, хоть самая страда,Заслышав шум гулянки, а ну бегом тудаБез всякого стыда.И парни враз пустились в пляс,Крича: «Айда! Айда!»Тут каша заварилась — аж коромыслом дым!С штрафного зашатались Дирк, Баренд, Кес и ТимОдин вопит другим:Болит живот! — Хлебни, пройдет.Добавим, побратим!Меж тем девица Тринти и пришлый парень КлонРешили разобраться: кто тут в кого влюблен?Она в него иль он?В густом стогу на берегуБыл спор их разрешен.Но Арендт Питер Гейзен, пунцов, как маков цвет.Вдруг выхватил оружье, — да если бы стилетИль даже пистолет! —А то — тесак, и вдарил так,Что сам свалился вслед.Девицы разбежались, вопя что было сил,И колокол в деревне истошно завопил —Но Кес уже почил.«Ах, сучья рать, поймать, догнать,Поднять на зубья вил!»«Нет, лучше — за решетку, на дыбу и в щипцыУбийц и бузотеров, — решили мудрецы. —А кто отдал концы,Запишет тех, коль вышел грех,Наш пастор в мертвецы».Так кончилась пирушка — ах, если б лишь одна!Вино отменно сладко, а кровь-то солона:Не дремлет сатана!Хоть сам люблю быть во хмелюОт доброго вина.ЙОСТ ВАН ДЕН ВОНДЕЛ[293]
РейнПеревод Е. Витковского
Иоганну Волфарду де Бредероде, барону де Вианен[294]
Светлейший Рейн, мечта моя,Тебя хвалой восславлю новой.С высоких Альп твоя струяАртерией материковойПрыжками пролагает путь.Дунай, твой брат, с тобой простился,Решил к Востоку повернуть,А ты — на Север устремился.Снега, туманы, облакаВас сотворили за века.Еще Герцинский лес[295] шумел,Служа Германии покровом;Германцам был сужден удел —Мужать в смирении суровом.Тобою, Рейн, о господин,Сам Тибр поставлен на колени,Когда великий КонстантинС далеких рейнских укрепленийПовел под знаменем своимВойска на развращенный Рим.И принял ты ярмо Христа,Твои брега поют осанну.Вод окрещенных чистотаБросает вызов Иордану.Но оказался крест ХристовНеизмеримо легче грузаВысоких цезарских мостов,И горьких слез под властью Друза[296],И вставших над волной твоейПятидесяти крепостей.Ты во Христе неуязвим,Как злато в пламени горнила.Пускай бряцаньем боевымШум рейнских волн глушил Аттила,Невинной кровью христианОн обагрил твое теченье,Убийствами и злобой пьян,Он грабил каждое селенье, —В огне дымились берега,Пустели пашни и луга.Мольбам о мщении творецВнимал, и твой возвысил жребий.Сам Карл Великий наконецОт злобных варварских отребийСумел очистить берег твой.Преемник славы Константина,Он рейнской овладел землей,Слагая камни воедино,И создал сад среди теснинБлагочестивый властелин.О мукомол, о винодел,О землекоп, градостроитель,О мастер оружейных дел,О смелый лоцман и воитель,Бумагоделатель, молю,Бумагу дай для этой оды, —Горжусь тобой и восхвалюТвои стремительные воды, —Так лебедь резвый хмелю рад,Вкушая рейнский виноград.Как радуга, твоя красаЦветет светло и горделиво,И кажется, что небесаТускнеют перед ней стыдливо.Пунцовый, синий, белый цветТяжелых гроздий виноградных —В них каждый город твой одетСреди садов и вод прохладных, —Со всех сторон любой притокНесет воды тебе глоток.Вот Майн, холмов лесистых сын,Вот Мозель, яблоками славный,Маас, духовный властелин,Что с Рейном спор ведет, как равный,И Рур, журчащий в тростниках,И Неккар, лозами увитый,И Липпе в низких берегах,Среди дубрав, под их защитой, —И сотни рек и ручейковВ венках из трав и васильков.Стопами ты коснулся горШвейцарских, где сыны свободыВрагам готовы дать отпор;Ты руки погружаешь в водыМорские, где стоит оплотЗемли батавов — остров гордый,[297]Где героический народРазбил гостей незваных ордыИ плещет Рейнская волна,Лишь для свободы рождена.Ты, словно греческий пифон,В долине завитки раскинув,Ползешь, и лижешь горный склон,И пьешь из пенистых кувшиновПотоки мутных, талых вод.И пухнет от водянки телоТвое, и множится твой гнет,Губя все то, что в поле зрело, —Ты гложешь камни горных грядИ дол, где зреет виноград.Когда-то к Альбиону в домТянулся ты разверстой пастью,Теперь заплывшею песком;Но ныне Лек и Эйсел,[298] к счастью,Убыток вдвое возместив,Тебя ведут к морским просторам,И сдержан дамбами разлив,Чтоб под губительным напоромРастаявших весной снеговНе вышел ты из берегов.Река мерцающих светил,[299]Бегущая во тьме аркада —Нет, это не роскошный Нил,Не По — Ломбардии отрада.Нет, это только Рейн златой,Где рыбки плещут шаловливо,И серебристой чешуейПереливаются игриво,И по хрустальным небесамВ ночи блуждают здесь и там.Ты утопить, защекотатьМеня могла, русалка Рейна,Но как тобой гордится знатьИ чтит тебя благоговейно!Ты странам имена дала,Ты многих рыцарей сманила,[300]Свершивших славные дела,Здесь расцвела их мощь и сила;Но кровь голландских сыновейПривычна для твоих очей.Твоей весной мой стих рожден,И в боевых играет горнах, —Пусть я услышу перезвонТвоих колоколов соборных,Пусть проскользнет моя ладья,Пусть повернет на гребне вала,Пусть Кельном налюбуюсь я,Пусть в Базеле сойду с причала,Где навсегда обрел покойЭразм, расставшийся с землей.[301]Ты в Шпейере глядишь на суд,Где тянут кляузники дело,Под бременем бумажных грудСама Фемида поседела.Но как ты в Бингене ревешь!Как полнишь в Нидерландах чашиВином, — забыты лесть и ложь,И беззаботны семьи наши.Мои чернильницы полныГолубизной твоей волны.Но горе! Плачу я в бедеИ шлю проклятья мерзкой твари —Церковной злобе и вражде,Кровавой распре государей:[302]Сын гидры с тысячью голов,Убийца, адский отравительСладчайших рейнских берегов —Погибни! Пусть освободительОчистит Рейна берегаОт ненавистного врага.Как гордо рейнский Лек вскипитУ стен Вианена волною,Когда наследника родитСупруга Волфарду-герою,Вождю Нассауских знамен.[303]Пускай хранит наследник нравыИ честь, достойную временМинувших и отцовской славы.Пусть расцветет, творя добро,Достойный сын ван Бредеро.Лелеять будет рейнский Лек,Покорный нежному влеченью,Зеленой поросли побег,Что защитит своею теньюМать и прекрасных дочерей.Так ждут проснувшиеся лозыВесенних радостных дождей,И жаждут вешних ливней розы.Пусть небеса благословятТу колыбель и этот сад.АНОНИМНАЯ НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ
Вильгельм[304]Перевод С. Петрова
Я — княжеского роду,в Нассау родня моя,и нашему народудо гроба верен я.Я есмь Вильгельм Оранский,ничем не посрамлен,и мной король Испанскийвсегда бывал почтен.За то, что я стремилсяво страхе Божьем жить,я родины лишилсяи обречен тужить.Орудием десницыГосподней стану я,и мне да возвратитсябылая власть моя!Кто долг свой честно правит,друзья мои в беде,Господь тех не оставитв юдоли и нужде.Молитесь денно-нощно,дабы меня Господьпоставил силой мощнойгишпанцев обороть.Отважно шел на рать я,как воин во строю,презревши, как и братья,добро и честь свою.Адольф мой незабвенныйв сраженье пал тогдаи впредь душой блаженнойждет Страшного суда.В моей во родословнойбыл кесарь, и к тому жбыл избран полюбовносей благочестный муж.Хваля Господне имя,я страха не знавал.Деяньями своимиврагов я устрашал.Средь бранного раздора,и горя, и невзгодТы, Боже, мне опора,защита и оплот!И дай слуге Господню,ведомому Тобой,низвергнуть в преисподнютиранство и разбой!Коль недругов сторицейшлет на меня судьба,оборони десницейсмиренного раба,дабы их злая силане овладела мнойи рук не обагрилав моей крови честной.И яко от Саулабежал пастух Давид,так я же от разгулаи вражеских обид.Но Бог его избавили горя и беды,царем его поставили власти дал бразды.Противу силы вражьейприемлю жребий мойотважною и княжьейи чистою душой.Умру, как за отраду,за родину своюи райскую наградуя обрету в бою.Несть большей мне печалив моей судьбе лихой,чем зрить, как истерзалигишпанцы край родной.И я не перечислюзлодейских их обид.Но лишь о том помыслю —вся кровь во мне кипит.Собравши рать порану,я на коня вскочили дерзкому тиранусраженье учинил.По Маастрихтским окопампехота их тряслась,когда оружным скопомк ним конница неслась.И будь Господня воля,так я бы с тех же поризгнал во бранном полесей чужеземный мор.Но все в Господней власти,и в тот злосчастный часот вражеской напастион не избавил нас.Как князь, по полю брания шел, врагов круша.Не знала колебанийгорючая душа.На деле стоя правом,я Господа молил,чтоб недругам лукавымменя он обелил.Вас горький страх объемлет,рассеянных овец.Но знайте, он не дремлет,ваш пастырь и творец!Служите же отчизне,и вас услышит Бог!Ведь в христианской жизнипобеды есть залог.И, Бога прославляя,как силу вышних сил,клянусь — на короля яхулы не возводил!Клянусь, что в бранном спореи в смертной жизни сейлишь Богу был покоренпо праведности всей!Песни гёзов[305]Перевод В. Топорова
Десятый пфенниг
Родимый край, вставай на бой,Поможет бог борьбе такой,Погибнут все злодеи.Богобоязненной рукойСорвем веревку с шеи.Испанцы Вешателя шлют,[306]И тот, верша неправый суд,Ярится, как Антихрист.Он идолов расставил тутИ наши деньги вытряс.Испанский Вешатель-злодейВсе больше пьет и жрет жирней,Сживая нас со света.Бродяги, странники морей,Отмстим ему за это!Мамона в храмах воцарен,Единственный его закон —Насиловать и грабить.Десятой доли хочет он,Чтоб нас еще ослабить.Десятой долею, подлец,Он разоряет нас вконец,Казня еще суровей.Уже не шерсти от овец —Пастушьей хочет крови.Когда могучий свой животДеньгами с кровью он набьет,Страну оставив нищей, —Опять отправится в походИ спросит с нас деньжища.Не больно ль жирно для негоДесятой доли от всегоПросить, десятый пфенниг?Лишь увеличится скотствоОт наших жалких денег.Страна родная! Каждый грош,Который втайне соберешь,Неси не в ларь испанский,А тем, кого в лесах найдешь, —Их принц ведет Оранский.Отдать ли деньги палачамИль нашим гордым смельчакам,Решить давно пора нам.На битву, гёзы! Счастья вам!Позор и смерть тиранам!«Воспрянем и грянем во славу Господню…»
В сраженье и рвенье — отмщение божье,И чудо повсюду — отрадой для глаз.Воспрянем из праха! Расправимся с ложью,Ведь правда за нами и вера за нас!Серьезно и грозно Испанца мы ждали,Который, как воры, ворвался в наш дом:Молитвы умолкли, мечи заблистали —Изрубим, изрежем и вспять повернем!Рядами пред нами чужие солдаты,Доныне гордыней известны своей,Но праведный меч сокрушит супостата,Да будь он, проклятый, хоть втрое сильней!ДАНИЯ
НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ[307]Перевод В. Потаповой
Рыцарь Карл в гробу[308]
Рыцарю Карлу неймется.Он спрашивает мать:«Как мне юную КирстинИз монастыря умчать?»А розы и лилии благоухали.«Больным скажись — и в гроб ложись,обряжен, как мертвец.Пусть никто не усомнится,что тебе пришел конец».Послушался рыцарь Карл.В постель улегся он.Был вечером болен, к утру с колоколензвучал погребальный звон.Пажи коней седлают,чтоб в монастырь поспеть.Покойного рыцаря Карлавезут в монастырь — отпеть.Въезжает гроб, качаясь,на монастырский двор.Встречать его с почетомвыходит сам приор.«Преставился рыцарь Карл молодой!»Пажи, пурпур надев,сегодня ночью над мертвым бдетьпросят прекрасных дев.Услышала крошка Кирстини спрашивает мать:«Могу я рыцарю Карлупоследний долг отдать?»«Должна ты пурпур надетьи на кудри — златой венец.Да в церкви, у гроба, глядеть надо в оба!Ведь рыцарь Карл — хитрец».Три двери дева прошла насквозь.Огни восковых свечейу ней расплывались в печальных очах,и слезы лились из очей.Вот села она к изголовью,раскрыв молитвослов.«Ты был моей любовью,когда был жив-здоров!»Стала она в изножье,льняной подняла покров.«Ты жизни мне был дороже,когда был жив-здоров!»Он ей шепнул чуть слышно:«Ты слез не лей обо мне!О маленькая Кирстин,я здесь по твоей вине!За стрельчатой оградойждут кони в час ночной.Поскачешь ли, крошка Кирстин,из монастыря со мной?»Он выпрыгнул из гроба,откинув прочь покров.Он маленькую Кирстинсхватил — и был таков.Монашки читали каноныи видели, как он воскрес:«Должно быть, ангел божийза девой слетел с небес!»Монашки читали каноны,и каждую мучил вопрос:«Почему этот ангел божийдо сих пор меня не унес?»А розы и лилии благоухали.Король Эрик и насмешница[309]
Живет спесивая девав поместье, к югу от нас.Ей об руку с парнем беднымзазорно пуститься в пляс.Сударыня, ах, удостойте! Снизойдите к просьбе моей!Ей об руку с парнем беднымзазорно пуститься в пляс.Искусно шнуром золотым перевиту ней рукавов атлас.Вот Эрик, молодой король,велит седлать коней:«Живет насмешница в нашем краю.Отправимся в гости к ней!»Вот Эрик, молодой король,вскочил в танцевальный круг.Он деву за белую руку взял,пошел с ней плясать сам-друг.«Больно жестки руки твои.Со мной не тебе плясать бы!Ты вилы сжимал или тын городилвокруг чужой усадьбы?»«Пировал я на свадьбе вчера.Там пытали рыцари силы.Досталась победа мне самому.Сжимал я меч, а не вилы!»«Пировал ты на свадьбе вчера,в победителях там остался:на отцовской телеге возил навоз,самому тебе срам достался!На одной из штанин — дыра,одёжа твоя в беспорядке.Отпустил господин со двора —то-то скачешь ты без оглядки».«Найдется ли в окру́ге у васшвея либо швец толковый —наряд из пурпура мне скроитьда сшить его нитью шелко́вой?»«Швею отыщешь в округе у нас,найдется и швец толковый —наряд из дерюги тебе скроитьда сшить его ниткой пеньковой».«Послушай, надменная дева моя,всей датскою казною,всем золотом Дании будешь владеть,если станешь моей женою».«Все золото Дании хранитсидящий на датском престоле.Ступай на чердак, залатай свой башмак,не то набьешь мозоли!»Тогда прислужница госпожу,не мешкая, укорила:«Ведь это с Эриком, королем,с насмешкою ты говорила!»«О, если я с Эриком, королем,с насмешкою говорила,то крепко раскаиваюсь теперьв том, что я натворила!Липа в саду отца моегошумит зеленой верхушкой.Прекрасные девы и рыцари тамвстречаются тайно друг с дружкой».«Липа в саду отца твоегошумит зеленой верхушкой.Мошенники и плуты под нейякшаются тайно друг с дружкой!»Сударыня, ах, удостойте! Снизойдите к просьбе моей!Эсберн Снаре[310]
У переправы, при Медельфа́ре[311],— а лес так зелен вокруг! —Ивер пил мед с Эсберном Сна́ре[312].Друг другом вовек не надышатся лето и луг.«Дружище Ивер, стань мне родня:Сестрицу Кирстин отдай за меня!»«На что тебе Кирстин? У ней для шнуровкисвоих рукавов не хватает сноровки!Ни шить, ни кроить не научишь ее.В город она отсылает шитье».Эсберн отправился тихомолкомв Рибе[313] за пурпурной тканью и шелком.С покупками он прискакал во всю прытьи просит Кирстин скроить да сшить.Брала девица шелк и суконцеи шить садилась при ярком солнце.На дощатом полу в изобилиивыреза́ла розы и лилии.Двух рыцарей с мечаминашила она за плечами.Ладьей на волне штормовойукрасила шов боковой.По проймам, руки воздев,танцуют пятнадцать дев.А на груди — у древацелуются рыцарь и дева.«Ну вот наконец и дошила одежду.Доставить в сохранности — дай бог надежду!»Поверили слову пажа-мальчугана:«Обнову берусь довезти без изъяна!»«За каждый стежок по сукну и шелку,пальчики девы, что держат иголку, —пальчики девы спаси Христос!» —Эсберн Снаре произнес.«Получит она за шитье в уплатугород Ри́бе с округой богатойи, в подарок за мастерство,если угодно, — меня самого!»«О рыцарь, щедра твоя награда!— А лес так зелен вокруг! —Тебя самого девице и надо!»Друг другом вовек не надышатся лето и луг.АНГЛИЯ
НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ[314]
Рождение Робин ГудаПеревод С. Маршака
Он был пригожим молодцом,Когда служить пошелПажом усердным в графский домЗа деньги и за стол.Ему приглянулась хозяйская дочь,Надежда и гордость отца,И тайною клятвой они поклялисьДруг друга любить до конца.Однажды летнею порой,Когда раскрылся лист,Шел у влюбленных разговорПод соловьиный свист.— О Вилли, тесен мой наряд,Что прежде был широк,И вянет-вянет нежный цветМоих румяных щек.Когда узнает мой отец,Что пояс тесен мне,Меня запрет он, а тебяПовесит на стене.Ты завтра к окну моему приходиУкрадкой на склоне дня.К тебе с карниза я спущусь,А ты поймай меня!Вот солнце встало и зашло,И ждет он под окномС той стороны, где свет луныНе озаряет дом.Открыла девушка окно,Ступила на карнизИ с высоты на красный плащК нему слетела вниз.Зеленая чаща приют им дала,И, прежде чем кончилась ночь,Прекрасного сына в лесу родилаПод звездами графская дочь.В тумане утро занялосьНад зеленью дубрав,Когда от тягостного снаОчнулся старый граф.Идет будить он верных слугВ рассветной тишине.— Где дочь моя и почемуНе поднялась ко мне?Тревожно спал я в эту ночьИ видел сон такой:Бедняжку дочь уносит прочьСоленый вал морской.В лесу густом, на дне морскомИли в степном краюДолжны вы мертвой иль живойНайти мне дочь мою!Искали они и ночи и дни,Не зная покоя и сна,И вот очутились в дремучем лесу,Где сына качала она.«Баюшки-ба́ю, мой милый сынок,В чаще зеленой усни.Если бездомным ты будешь, сынок,Мать и отца не вини!»Спящего мальчика поднял старикИ ласково стал целовать.— Я рад бы повесить отца твоего,Но жаль твою бедную мать.Из чащи домой я тебя принесу,И пусть тебя люди зовутПо имени птицы, живущей в лесу,Пусть так и зовут: Робин Гуд!_____
Иные поют о зеленой траве,Другие — про белый лен.А третьи поют про тебя, Робин Гуд,Не ведая, где ты рожден.Не в отчем дому, не в родном терему,Не в горницах цветных, —В лесу родился Робин ГудПод щебет птиц лесных.Ганс Зебальд Бехам (1500–1550).
Пирующие крестьяне. Гравюра на дереве.
Робин Гуд спасает трех стрелковПеревод Марины Цветаевой
Двенадцать месяцев в году,Не веришь — посчитай.Но всех двенадцати милейВеселый месяц май.Шел Робин Гуд, шел в Ноттингэм, —Весел люд, весел гусь, весел пес…Стоит старуха на пути,Вся сморщилась от слез.— Что нового, старуха? — Сэр,Злы новости у нас!Сегодня трем младым стрелкамОбъявлен смертный час.— Как видно, резали святыхОтцов и церкви жгли?Прельщали дев? Иль с пьяных глазС чужой женой легли?— Не резали они отцовСвятых, не жгли церквей,Не крали девушек, и спатьШел каждый со своей.— За что, за что же злой шерифИх на смерть осудил?— С оленем встретились в лесу…Лес королевским был.— Однажды я в твоем домуПоел, как сам король.Не плачь, старуха! ДорогаМне старая хлеб-соль.Шел Робин Гуд, шел в Ноттингэм, —Зелен клен, зелен дуб, зелен вяз…Глядит: в мешках и в узелкахПаломник седовлас.— Какие новости, старик?— О сэр, грустнее нет:Сегодня трех младых стрелковКазнят во цвете лет.— Старик, сымай-ка свой наряд,А сам пойдешь в моем.Вот сорок шиллингов в ладоньЧеканным серебром.— Ваш — мая месяца новей,Сему же много зим…О сэр! Нигде и никогдаНе смейтесь над седым!— Коли не хочешь серебром,Я золотом готов.Вот золота тебе кошель,Чтоб выпить за стрелков!Надел он шляпу старика, —Чуть-чуть пониже крыш.— Хоть ты и выше головы,А первая слетишь!И стариков он плащ надел, —Хвосты да лоскуты.Видать, его владелец гналСоветы суеты!Влез в стариковы он штаны.— Ну, дед, шутить здоров!Клянусь душой, что не штаныНа мне, а тень штанов!Влез в стариковы он чулки.— Признайся, пилигрим,Что деды-прадеды твоиВ них шли в Иерусалим!Два башмака надел: один —Чуть жив, другой — дыряв.— «Одежда делает господ».Готов. Неплох я — граф!Марш, Робин Гуд! Марш в Ноттингэм!Робин, гип! Робин, гэп! Робип, гоп!..Вдоль городской стены шерифПрогуливает зоб.— О, снизойдите, добрый сэр,До просьбы уст моих!Что мне дадите, добрый сэр,Коль вздерну всех троих?— Во-первых, три обновки дамС удалого плеча,Еще — тринадцать пенсов дамИ званье палача.Робин, шерифа обежав,Скок! и на камень — прыг!— Записывайся в палачи!Прешустрый ты старик!— Я век свой не был палачом;Мечта моих ночей:Сто виселиц в моем саду —И все для палачей!Четыре у меня мешка:В том солод, в том зерноНошу, в том — мясо, в том — муку, —И все пусты равно.Но есть еще один мешок:Гляди — горой раздут!В нем рог лежит, и этот рогВручил мне Робин Гуд.Труби, труби, Робинов друг,Труби в Робинов рог!Да так, чтоб очи вон из ям,Чтоб скулы вон из щек!Был рога первый зов как гром!И — молнией к нему —Сто Робин-Гудовых людейПредстало на холму.Был следующий зов — то ратьСзывает Робин Гуд.Со всех сторон, во весь опорМчит Робин-Гудов люд.— Но кто же вы? — спросил шериф,Чуть жив. — Отколь взялись?— Они — мои, а я Робин,А ты, шериф, молись!На виселице злой шерифВисит. Пенька крепка.Под виселицей, на лужку,Танцуют три стрелка.Король и пастухПеревод С. Маршака
* * *
Послушайте повестьМинувших временО доблестном принцеПо имени Джон.Судил он и правилС дубового трона,Не ведая правил,Не зная закона.Послушайте дальше.Сосед его близкийБыл архиепископКентерберийский.Он жил-поживал,Не нуждаясь ни в чем,И первым в народеПрослыл богачом.Но вот за богатствоИ громкую славуЗовут его в ЛондонНа суд и расправу.Везут его ночьюК стене городской,Ведут его к башнеНад Темзой-рекой.* * *
— Здорово, здорово,Смиренный аббат,Получше меняТы живешь, говорят.Ты нашей коронеЛукавый изменник.Тебя мы лишаемПоместий и денег!Взмолился епископ:— Великий король,Одно только словоСказать мне позволь.Всевышнему богуИ людям известно,Что трачу я деньгиДобытые честно!— Не ври понапрасну,Плешивый аббат,Для всякого ясно,Что ты виноват,И знай: навсегдаТвоя песенка спета,Коль на три вопросаНе дашь мне ответа.Вопросы такие:Когда я на тронеСижу в золотойКоролевской короне,А справа и слеваСтоит моя знать, —Какая цена мне,Ты должен сказать.Потом разгадай-каЗагадку другую:Как скоро всю землюОбъехать могу я.А в-третьих, сказатьБез запинки изволь:Что думаетТвой милосердный король?Тебе на раздумьеДаю две недели,И столько же будетДуша в твоем теле.Подумай, епископ,Четырнадцать дней, —Авось на пятнадцатыйСтанешь умней!* * *
Вот едет епископ,Рассудком нетверд.Заехал он в Кембридж,Потом в Оксенфорд.Увы, ни одинБогослов и философЕму не решилКоролевских вопросов.Проездил епископОдиннадцать днейИ встретил за мельницейСтадо свиней.Пастух поклонилсяУчтиво и низкоИ молвил: — Что слышно,Хозяин-епископ?— Печальные вести,Пастух, у меня:Гулять мне на светеОсталось три дня.Коль на три вопросаНе дам я ответа,Вовеки не видетьМне белого света!— Милорд, не печалься.Бывает и так,Что умным в бедеПомогает дурак.Давай-ка мне посох,Кольцо и сутану.И я за тебяПеред троном предстану.Ты — знатный епископ,А я — свинопас,Но в детстве, мне помнится,Путали нас.Прости мою дерзость,Твое преподобье,Но все говорят,Что мое ты подобье!— Мой верный пастух,Я тебе отдаюИ посох, и рясу,И митру мою.Да будет с тобоюПремудрость господня.Но только смотриОтправляйся сегодня!* * *
Вот прибыл пастухВ королевский дворец.— Здоро́во, здоро́во,Смиренный отец,Тебя во дворцеЯ давно поджидаю.Садись — я загадкиТебе загадаю.А ну-ка послушай:Когда я на тронеСижу в золотойКоролевской короне,А справа и слеваСтоит моя знать —Какая цена мне,Ты должен сказать!Пастух королюОтвечает с поклоном:— Цены я не знаюКоронам и тронам.А сколько ты сто́ишь,Спроси свою знать,Которой случалосьТебя продавать!Король усмехнулся:— Вот ловкий пройдоха!На первый вопросТы ответил неплохо.Теперь догадайся:Как скоро верхомМогу я всю землюОбъехать кругом.— Чуть солнце взойдет,Поезжай понемногуИ следом за солнцемСкачи всю дорогу,Пока не вернетсяОно в небеса, —Объедешь ты в двадцатьЧетыре часа!Король засмеялся:— Неужто так скоро?С тобой согласитьсяЯ должен без спора.Теперь напоследокОтветить изволь:Что думаетТвой милосердный король?— Что ж, — молвил пастух,Поглядев простовато, —Ты думаешь, сударь,Что видишь аббата…Меж тем пред тобоюСтоит свинопас,Который аббатаОт гибели спас!Королева Элинор[315]Перевод С. Маршака
Королева Британии тяжко больна,Дни и ночи ее сочтены.И позвать исповедников просит онаИз родной, из французской страны.Но пока из Парижа попов привезешь,Королеве настанет конец…И король посылает двенадцать вельможЛорда-маршала звать во дворец.Он верхом прискакал к своему королюИ колени склонить поспешил.— О король, я прощенья, прощенья молю,Если в чем-нибудь я согрешил!— Я клянусь тебе жизнью и троном своим:Если ты виноват предо мной,Из дворца моего ты уйдешь невредимИ прощенный вернешься домой.Только плащ францисканца на панцирь надень.Я оденусь и сам как монах.Королеву Британии завтрашний деньИсповедовать будем в грехах!Рано утром король и лорд-маршал тайкомВ королевскую церковь пошли,И кадили вдвоем, и читали псалом,Зажигая лампад фитили.А потом повели их в покои дворца,Где больная лежала в бреду.С двух сторон подступили к ней два чернеца,Торопливо крестясь на ходу.— Вы из Франции оба, святые отцы? —Прошептала жена короля.— Королева, — сказали в ответ чернецы, —Мы сегодня сошли с корабля!Если так, я покаюсь пред вами в грехахИ верну себе мир и покой!— Кайся, кайся! — печально ответил монах.— Кайся, кайся! — ответил другой.— Я неверной женою была королю.Это первый и тягостный грех.Десять лет я любила и нынче люблюЛорда-маршала больше, чем всех!Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах,Ты пред смертью меня не покинь!..— Кайся, кайся! — сурово ответил монах.А другой отозвался: — Аминь!— Зимним вечером ровно три года назадВ этот кубок из хрусталяЯ украдкой за ужином всыпала яд,Чтобы всласть напоить короля.Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах,Ты пред смертью меня не покинь!..— Кайся, кайся! — угрюмо ответил монах.А другой отозвался: — Аминь!— Родила я в замужестве двух сыновей,Старший принц и хорош и пригож,Ни лицом, ни умом, ни отвагой своейНа урода отца не похож.А другой мой малютка плешив, как отец,Косоглаз, косолап, кривоног!..— Замолчи! — закричал косоглазый чернец.Видно, больше терпеть он не мог.Отшвырнул он распятье, и, сбросивши с плечФранцисканский суровый наряд,Он предстал перед ней, опираясь на меч,Весь в доспехах, от шеи до пят.И другому аббату он тихо сказал:— Будь, отец, благодарен судьбе!Если б клятвой себя я вчера не связал,Ты бы нынче висел на столбе!ДЖОН СКЕЛТОН[316]Перевод Н. Горбаневской
«Ох, сердце жалкое, вопи от муки…»
Ох, сердце жалкое, вопи от муки,Кровоточи от смертоносных ран!Оплакивай свой рок, ломая руки.Судьба враждебная, крутой тиран,Тобою мне жестокий жребий данТерпеть в тоске и скорби нестерпимойМолчанье перед нею, пред любимой.Одна лишь есть, и лишь одна пребудет,О ком душе моей кровоточить, —Та, от кого и боль блаженна будет.И все-таки дозволь, господь, смягчитьНедобрый рок и муки облегчить.Мне дан судьбою жребий нестерпимый —Молчанье перед нею, пред любимой.К Марджери Уэнтворт[317]
О Марджери, май, медуница,О мой аромат майорана,Девичества плащаницаРасшита шелками тумана.И я не льстец, о нет,Когда твержу смиренно:Ты нежный первоцвет,Ты чистая вербена.О Марджери, май, медуница,О мой аромат майорана,Девичества плащаницаРасшита шелками тумана.Тиха, кротка, умна,Невинна, бог свидетель,Вместила ты однаДобро и добродетель.О Марджери, май, медуница,О мой аромат майорана,Девичества плащаницаРасшита шелками тумана.«Ты мнишь: как сон, опасности минуют…»
Ты мнишь: как сон, опасности минуют,Желаний всех исполнится порыв.Но берегись, судьба игру двойнуюВедет, в рукав крапленый козырь скрыв, —Вот так под кожей кроется нарыв.Безоблачна, помни́л ты, жизнь твоя,Но берегись, в траве шуршит змея.«Баю-баю, люли-люли…»
Баю-баю, люли-люли,Кто проспал, того надули.«Моя милашка, мой майский цвет,Позволь прилечь к тебе на грудь».Она сказала: «Ложись, мой свет,Лежи в тиши, поспеши уснуть».Он сонный пустился в любовный путь.Но взор в тумане и ум туманный, —Не устерег он своей желанной.Баю-баю, люли-люли,Кто проспал, того надули.И, ласками и сном пленен,Среди утех, под сладкий смех,Он позабыл, кто он, где он,Он позабыл про смертный грех.Он заплатил за свой успех,Но не успел — он спал. И что же?Она, как тать, сбежала с ложа.Баю-баю, люли-люли,Кто проспал, того надули.Вода темна, бурлит река,Но ей не страшно ступить в поток.Вброд перешла, нашла дружка,И крепко обнял ее дружок,И в ней, замерзшей, огонь разжег.«А мой, — сказала, — храпит ненаглядныйВ его голове туман непроглядный».Баю-баю, люли-люли,Кто проспал, того надули.Пивной бочонок, ну где твоя страсть?Который сон, засоня, глядишь?Ты перепился, проспался всласть,Глянь, лежебока, один лежишь!Теперь поплачешь да покричишь.Ты с ней опозорился, жалкий пьянчужка,Оставила с носом тебя подружка.ТОМАС УАЙЕТ[318]Перевод В. Рогова
«Охотники, я знаю лань в лесах…»
Охотники, я знаю лань в лесах,[319]Ее выслеживаю много лет,Но вожделений ловчего предметМои усилья обращает в прах.В погоне тягостной мой ум зачах,Но лань бежит, а я за ней воследИ задыхаюсь. Мне надежды нет,И ветра мне не удержать в сетях.Кто думает поймать ее, сперваДа внемлет горькой жалобе моей.Повязка шею обвивает ей,Где вышиты алмазами слова:«Не тронь меня, мне Цезарь — господин,И укротит меня лишь он один».«Нет мира мне, хоть кончена война…»
Смотрю без глаз, кричу без языка,Я кличу смерть, о здравии молю,Себя кляну, а не себя люблю,Мне силы скорбь дает, а боль легка.И жизнь и смерть постыли мне равно —Моей отрадой это мне дано.«Я терплю и терплю, без конца терплю…»
Я терплю и терплю, без конца терплю,Жду прекращенья скорбей и обид,А мне госпожа моя говорит:«Назойлив не будь — и печаль утолю».Я терплю и терплю, ожидание длю,Но радости миг от меня сокрыт —И так я терплю, а время летит,И никак не дождусь я, о чем молю.Увы мне, терпенья тягостный срокС муками, скрытыми в каждом дне,Смертью продленной кажется мне —Так он мучителен и жесток.Уж лучше б лишиться надежды враз,Чем напрасно терпеть, встречая отказ.Песни
«Ты бросишь ли меня?..»
Ты бросишь ли меня?Скажи, скажи, что нет!Тебя ль ославит светВиной скорбей и бед?Ты бросишь ли меня?Скажи, что нет!Ты бросишь ли меня?Твоя ль душа тверда?Богатство иль нужда —Но я любил всегда.Ты бросишь ли меня?Скажи, что нет!Ты бросишь ли меня?Хоть рок меня терзал,Тебя не покидалТвой преданный вассал.Ты бросишь ли меня?Скажи, что нет!Ты бросишь ли меня?В душе ко мне теплаУжель ты не нашла?О, до чего ты зла!Ты бросишь ли меня?Скажи, что нет!«Я тоской томим…»
«Я тоской томим;Мне ль счастливым быть,Беспечно жить,Подобно другим?»Так молвил тот,Кто горя гнет,Мне встретясь, проклинал;Тоской сражен,Слезами онРассказ свой прерывал.«Увы, — он рек, —Я человек,Изменою язвим:Та, что любил,Кого ценил,Покорена другим.Без лишних словЯ был готовОтдать всю душу ей,Я с ней хотелДелить уделБлагих и тяжких дней.Но вдруг зефир,Дохнув на мир,Ее любовь унес;Не стало всехЗемных утех,И лью потоки слез.О, тяжкий рок!Я краткий срокФортуной взыскан был,Когда, влюблен,Забот лишен,Я время проводил.Душа грустна:Ушла она,Былого не вернуть,И видно всем,Что мне затемСтал тяжек жизни путь.Мне счастья нет:Ее обетЗабвенью обречен.Пускай такимСловам пустымНе верит, кто умен.А если нет —Пусть мне воследСкорбят о доле злойИ песнь мою,Где слезы лью,Поют вослед за мной.Я тоской томим;Мне ль счастливым быть,Беспечно жить,Подобно другим?»Эпиграммы
«Всему противник, недруг бытия…»
Всему противник, недруг бытия,Который хладом губит зелень луга,Вечор заметив, что хвораю я,Меня решил избавить от недуга.Я согласился, боли не тая;Лук со стрелою натянул он туго —Туда он бил, куда Амур попал,И глубже первую стрелу вогнал.«Посеяв службу верную мою…»
Посеяв службу верную мою,[321]Я дал отчаянью сбор урожая.Под натиском беды я устою,Но у огня я гибну, замерзая.От голода я изнурен в раю,От жажды сохну, где река большая.Я Тантал, только в худшей я беде:Кругом друзья, но дружбы нет нигде.«О, соколы мои! Любой хорош…»
О, соколы мои! Любой хорош,И все не отреклись бы от свободы,Но в пору бед меня не бросьте все ж,Как некие друзья людской породы,Что от меня ползут, как с трупа вошь,Хотя еще легки мои невзгоды!Нет, ваши сбруи на кон ставлю я:Вы мне, как очень мало кто, — друзья.«Я вздохами питаюсь, слезы пью…»
Дождь, вёдро ли — на слух я узнаю:Вот правоте от злобы дар печальный!Да, Брайан, исцелюсь я наконец,Но рана все ж оставит мне рубец.«Я есмь, что я есмь, и пребуду таков…»
Я есмь, что я есмь, и пребуду таков,Но от взоров чужих меня застит покров.В зле, в добре, на свободе, под гнетом оковЯ есмь, что я есмь, и пребуду таков.Душа у меня не сгорает в жару,Честную в жизни веду я игру.Судите меня — на рожон я не пру,Но я есмь, что я есмь, и таким я умру.Не вдаваясь в веселость или в тугу,И горя и счастья равно я бегу.Они не отыщут во мне слугу —Я есмь, что я есмь, быть иным не могу.Иные разно в своем судеТолкуют о радости и о беде.Фальши много — так страсти держу я в узде,И я есмь, что я есмь, всегда и везде.И ежели нынче в упадке суд,Без изъятий пусть все приговоры несут,Приму я любой, как бы ни был он крут,Ведь я есмь, что я есмь, хоть меня проклянут.Тем, кто судит по совести — милость творца,И пусть покарает он подлеца;Так судите по чести, не пряча лица —Я же есмь, что я есмь, и таков до конца.От тех, кто коварен, отречься спешу,Зане клеветою отнюдь не грешу,И милости я у таких не прошу:Я есмь, что я есмь, и так я пишу.Молю я тех, кто прочтет сей стих,Верить правдивости слов простых;Вовеки я риз не меняю моих,И я есмь, что я есмь, в переменах любых.Но, исполнены благом вы или злом,Прежними будьте в сужденье своем:Не больше вам ведомо, чем в былом,И я есмь, что я есмь, при исходе любом.Не отрекусь я от сказанных слов,Но тем, кто меня осудить готов,Я отвечу как видно из сих стихов:Я есмь, что я есмь, и пребуду таков.ГЕНРИ ГОВАРД ГРАФ САРРИ[323]Перевод В. Рогова
Описание весны, когда меняется все,кроме сердца влюбленного[324]
Пришла пора, когда земля цветет:Зеленым затканы и холм и дол,В обнове сладко соловей поет,Гурлящий голубь милую обрел,Раскован у ручьев журчащих ход,Олень, рога роняя, бьет о ствол,В лесную чащу лань линять идет,У резвой рыбки в серебре камзол,Змея из выползины прочь ползет,Стал ласков к легкой ласточке Эол,Поет пчела, копя по капле мед,Зима зачахла, всякий злак взошел,Бежит беда от счастья и щедрот —И только мне не избежать невзгод!Сарданапал[325]
В дни мира ассирийский царь пятналДержавный дух развратом и грехом,А в пору битв не ратный пыл познал,Любезный славным душам, а разгром.И ложе блуда щит сменил затем,Взамен лобзаний он узнал мечи,Взамен венков душистых — тяжкий шлем,Взамен пиров — солдатские харчи.Женоподобный, в леность погружен,В изнеженности обреченный пасть,Нестойкий, слабый пред лицом препон,Когда и честь утратил он и власть(В довольстве горд, в грозу труслив и хил),Чтоб в чем-то мужем быть, себя убил.«Хожу я взад-вперед, надев небрежно плащ…»
Хожу я взад-вперед, надев небрежно плащ,И вижу, что Эрота лук и меток и разящ.Любое сердце он заденет без трудаИ даже легкой ранки след оставит навсегда.Наносит много он разнообразных ран:Тот еле тронут, а иной смятеньем обуян.Все это вижу я, и более того,Дивясь, что всяк на свой манер страдает от него.Я вижу, что иной томится много лет,Напрасно слушая слова — то «да», а чаще «нет».Секрет в душе моей замкну я на запор,Но вижу: дама иногда метнет украдкой взор,Как будто говоря: «Нет-нет, не уходи»,Хоть и следа подобных чувств нет у нее в груди.Тогда я говорю: от счастья он далек,Когда такой лишь у него целения залог.Она ж играет им — и это ясно мне, —Чтоб властью над чужой душой натешиться вполне.Но ласкова она тогда лишь, как сочтет,Что бросить он ее готов, не вытерпев невзгод.Чтоб удержать его, она изменит видИ улыбнется, будто впрямь объятия сулит.А если подтвердить ей надо нежный взгляд,Лишь горечь он и пустоту найдет взамен услад.Вот козни, бог ты мой! Как восхвалять ее,Что тешит хитростью такой тщеславие свое?С другими я почел, смотря на свару их,Что больше в ней лукавства есть, чем в двадцати других.Коварна столь она, пока еще юна, —Что ж будет с ней, когда ее напудрит седина?Молодость и старость
В постели я лежал; был тихий час ночной,Клубился в голове моей бессчетных мыслей рой —Столь видимы они воочью стали мне,Что вздох с улыбкой то и знай мешал я в тишине.Ребенок мне предстал: чтоб розги избежать,Высоким юношею он скорей мечтает стать,А юноша, в нужде мечтой иной влеком,Чтоб жить в покое, жаждет стать богатым стариком,Богатый же старик, дрожа перед концом,Быть отроком желает вновь или хотя б юнцом.И улыбался я, смотря, как всем троимОтрадно было б свой удел дать на промен с другим,И, размышляя так, нелепым я нашел,Чтоб некто горестный удел богатству предпочел.Но вдруг я увидал, что нехорош мой вид:Увяла кожа, сеть морщин мне щеки бороздит,А десны без зубов, врата моих речей,Так провещали мне тогда в безмолвии ночей:«Глашатаи годов, седины говорят,Что время лучшее тебе не воротить назад.Ты белой бородой похож на старика —Две первые поры прошли, и третья уж близка.Так, побежден, цени остаток шалых днейИ время наибольших благ определить сумей».Вздохнул я и сказал: «Восторг, навек прости!Сбери суму и всех детей скорее навести,Скажи им, что у них счастливейшие дни,Хоть, несмышленые, того не ведают они».ФИЛИП СИДНИ[326]Перевод В. Рогова
Из цикла «Астрофил и Стелла»[327]
«Пыл искренней любви я мнил излить стихом…»
Пыл искренней любви я мнил излить стихом,Чтоб милую развлечь изображеньем бед —Пускай прочтет, поймет и сжалится потом,И милость явит мне за жалостью вослед.Чужие книги я листал за томом том:Быть может, я мечтал, какой-нибудь поэт,Мне песнями кропя, как благостным дождем,Спаленный солнцем мозг, подскажет путь… Но нет!Мой слог, увы, хромал, от Выдумки далек,Над Выдумкою бич учения навис,Постылы были мне сплетенья чуждых строк,И в муках родовых перо я тщетно грыз,Не зная, где слова, что вправду хороши…«Глупец! — был Музы глас. — Глянь в сердце и пиши».«Не наобум, не сразу Купидон…»
Не наобум, не сразу КупидонМеня неизлечимо поразил:Он знал, что можно зря не тратить сил —И все равно я буду покорен.Увидел я; увлекся, не влюблен;Но бог коварный раздувал мой пыл,И наконец уверенно сломилСлабеющее противленье он.Когда же нет свободы и следа,Как московит, рожденный под ярмом,Я все твержу, что рабство не беда,И скудным, мне оставшимся умомСебе внушаю, что всему я рад,С восторгом приукрашивая ад.«Бог Купидон бежал из Греции родной…»
Бог Купидон бежал из Греции родной,Где каменным сердцам злодеев оттоманНе в силах был стрелой нанесть глубоких ран,И думал, что у нас он обретет покой.Но в северной земле, морозной, ледяной,Где вверг его в озноб и холод и туман,Он возомнил, что был ему жилищем данЛик Стеллы, что горит веселостью живой,Чья белизна и взор, как солнце на снегу,В него вселили вмиг надежду на тепло,И он решил: «Уж тут согреться я смогу!» —Но от нее, чей хлад его измучил зло,Мне в сердце он впорхнул, где, бросив уголекИ крылья опалив, вновь полететь не мог.«Амура, Зевса, Марса Феб судил…»
Амура, Зевса, Марса Феб судил —Кто наделен прекраснейшим гербом?Орел у Зевса на щите златом —Он Ганимеда цепко ухватил;У Марса щит зеленый, и на немМеч острый сердце до крови пронзил;Перчатку Афродиты Марс носил,А Зевс украсил стрелами шелом.Амур добился первенства легко,Едва лик Стеллы на щите вознес,Где на сребристом поле алость роз.Феб распахнул свод неба широкоИ рек Амуру, что в сравненье с нимНе зваться рыцарями тем двоим.«О Месяц, как бесшумен твой восход!..»
О Месяц, как бесшумен твой восход!Как бледен лик твой, как печален он!Иль даже там, где ясен небосклон,Упорный лучник стрел не уберет?В любви немало ведал я невзгод,И видно мне, что ты, как я, влюблен;Твой облик — скорби полон, изможден —Твое родство со мною выдает.Товарищ по несчастью, молви мне:Ужели верная любовь глупа,Ужели даже в горней вышинеКрасавиц горделивая толпаЛюбимой любит быть и мучит всех,А добродетель вызывает смех?«Приди, о Сон, забвение забот…»
Приди, о Сон, забвение забот,Уму приманка, горестям бальзам,Свобода пленным, злато беднякам,Судья бесстрастный черни и господ!От жгучих стрел твой щит меня спасет —О, воспрепятствуй внутренним боямИ верь, что щедро я тебе воздам,Когда прервешь междоусобья ход:Согласен я, чтоб ложе ты унес,Опочивальню тихую мою,И тяжесть в веждах, и гирлянды роз;А если все тебе я отдаю,Но не идешь ты, как молю о том, —Лик Стеллы в сердце покажу моем.«Уж если ты, дорога, мой Парнас…»
Уж если ты, дорога, мой Парнас,А Муза, что иным ушам мила,Размер подков гремящих предпочлаМелодиям, исполненным прикрас,То, словно счастья, я молю сейчас,Чтоб ты меня к любимой привела —И наша с Музой прозвучит хвалаБлагодарением тебе от нас.Пусть о тебе заботится народ,Пусть избежит забвенья даль твоя,Не знай греха, разбоя и невзгод —И в знак того, что не завистлив я,Тебе желаю много сотен летЛобзать благоговейно Стеллы след!«Разлуки хмурая, глухая ночь…»
Разлуки хмурая, глухая ночьГустою тьмой обволокла мне день —Ведь очи Стеллы, что несли мне день,Сокрылись и оставили мне ночь;И каждый день ждет, чтоб настала ночь,А ночь в томленье призывает день;Трудами пыльными замучит день,Исполнена безгласных страхов ночь;Вкусил я зло, что дарят день и ночь,Нет ночи непроглядней, чем мой день,И дня тревожней, чем такая ночь;Я знаю все, чем плохи ночь и день:Вокруг меня зимы чернеет ночь,И жжет меня палящий летний день.Из романа «Аркадия»[328]
«Ежели мой взор полон красноречья…»
Ежели мой взор полон красноречья,И его язык будет ясен милой,И поймет она мысль мою, — надежда,Мы с тобой живы.Ежели же он в трудную минутуНе сумеет быть для нее понятнымИ презрит она мысль мою, — надежда,Оба мертвы мы.Но и в смертный час воздадим ей честь мы,Монументом ей сделаем могилы:Что теряем мы — ей приобретенье,Вечная слава.Ежели средь сфер музыка таится,Ежели поет лишь пред смертью лебедь,Ежели родить звуки в силах древо,Ставшее лютней,Ум людской ужель одарен столь скудно,Что не в силах он с ненавистной СмертьюВозгласить мирам в искреннем обетеПодданство наше?Так и ей хвала, не прервясь, прервется:Наша плоть хрупка, но душа бессмертна,Ведая любовь; и любовь с душоюЖизнь съединяет.И когда мой взор полон красноречья,И его язык будет ясен милой,И поймет она мысль мою, — надежда,Мы с тобой живы.«Скажи мне, Разум, будет ли разумно…»
Скажи мне, Разум, будет ли разумноПротивиться, когда идет на приступПолк Чистоты, Фортуной оснащенный,Где грации штандарт подъемлют гордый,А Красота командует атакой?Что ты советуешь, скажи мне, Разум.Ее власы разметанные — пули,Движения — разведка, груди — пики,Ее уста, скрывающие перлы,Отменно служат полковой казною,А ноги движут весь прелестный лагерь, —Что ты советуешь, скажи мне, Разум.Ее глаза — орудия, мои же —При первом залпе рухнувшие стены,И мозг мой тотчас же взлетел на воздух,Подорван речью, что пронзает мысли.Я сам себя ослабил, нет подмоги, —Что ты советуешь, скажи мне, Разум.И слава, чести истинной глашатай,Устами всех людей вещает ныне,Что сущего владычица, Природа,Повелевает всем склонить коленаПеред ее любимицей единой, —Что ты советуешь, скажи мне, Разум.Вздыхая, Разум наконец ответил:Нет сил у Разума в делах небесных.Что ж, я сдаюсь тебе, алмаз Природы,Перл чистый, я и душу сдам и чувства,Боль сладкая, все сдам, чем обладаю.Спасайся, Разум! Я служу богине.«О рощи, милый край уединения!..»
О рощи, милый край уединения!О, как любезно мне уединение!Здесь вечно волен разум человеческийПовиноваться гласу добродетели,Видна здесь чувствам стройность мироздания,А мысли постигают суть Создателя.Тут Созерцания престол единственный:Безбрежное, крылом надежды поднято,Оно взлетает к звездам над Природою.Тебе покорно все и не смутит ничто,Все мысль рождает (мысль же — всем наукам мать),А птицы певчие дарят мелодии,Деревьев сень — тебе защита верная,И лишь в тебе самом — тебе опасности.О рощи, милый край уединения!О, как любезно мне уединение!Здесь не таится взор змеиный зависти,Измена не прикинется невинностью,Льстецы не брызжут скрытою отравою,Не путаются мненья хитроумием,Не губит вежливое ростовщичество,И пустословью не родить невежество;Нет чванства, нет и долга беспричинного,Не ослепляют титулы тщеславные,И раем цепь из золота не кажется.Здесь кривды нет, здесь клевета — чудовище,От века поношенья здесь неведомы,И кто к стволу привил бы ветвь двуличия?О рощи, милый край уединения!О, как любезно мне уединение!Но ежели душа в прелестном облике,Нежней фиалки и прекрасней лилии,Стройна, что кедр, и Филомела голосом,Кому нигде не ведомы опасности,Мудра, как воплощенье философии,Добра, как ликованье безыскусности,Та, что погасит взор змеиный зависти,Лесть обессилит, клевете уста замкнет —Когда она возжаждет одиночества,И взор ее и поступь встретим радостно:Не повредит она уединению,Украсит нам она уединение.«С любимым обменялись мы сердцами…»
С любимым обменялись мы сердцами:Он взял мое и дал свое взамен;Не может лучшей сделки быть меж нами,И нас обоих радует обмен.С любимым обменялись мы сердцами.И сердце милого во мне стучит,Мое — его умом повелевает;Мое — теперь ему принадлежит,Его — теперь со мною пребывает.С любимым обменялись мы сердцами.Двойная сестина
Стрефон:
Вы, боги, что стада ведете в горы,Вы, нимфы, чей приют — ручьи и долы,И вы, веселые сатиры в чащах,Внемлите заунывные напевы,Что я начну, когда наступит утро,И все пою, пока не снидет вечер.Клай:
Меркурий, предвещающий нам вечер,Диана-дева, чьи владенья — горы,Прекрасная звезда, чье время — утро,Пока мой голос оглашает долы,Внемлите заунывные напевы,Что Эхо повторяет в диких чащах.Стрефон:
Я некогда был рад свободе в чащах,Где тень мне полдень нес, утехи — вечер;Когда-то славились мои напевы,А днесь, изгнанник, вознесен я в горыОтчаянья, сошел к унынью в долы,И, как сова, я проклинаю утро.Клай:
Я прежде радовал любое утро,Охотился в непроходимых чащахИ в пении был вашим гласом, долы,А ныне мрачен я, мне день — что вечер,Кротовьи норы круты мне, что горы,И стоны исторгаю, не напевы.