Европейские поэты Возрождения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
Стрефон:И лебединые мои напевы,Которыми оплакиваю утро,Давно взлетают, полны смерти, в долы,Я в мыслях заблудился, словно в чащах,И всем отрадам наступает вечер,Достоинство с высот нисходит в долы.Клай:
Давно все те, кто населяет долы,Меня молили прекратить напевы,Что отравляют им и день и вечер;Ночь ненавижу, ненавижу утро,Терзают мысли, словно звери в чащах…Когда б меня похоронили горы!Стрефон:
И мнится мне, что царственные горыОбращены в заброшенные долы;И мнится мне, что совы в темных чащахВнушают соловьям свои напевы;И мнится мне, что благостное утроПревращено в смертельно тихий вечер.Клай:
И мнится мне: настал дождливый вечер,Когда рассветом озарились горы;И мнится мне: когда настанет утро,Цветы зловоньем наполняют долы;И мнится мне, коль слышу я напевы,Что это вопли жертв разбоя в чащах.Стрефон:
Хотел бы я поджечь деревья в чащах,Я солнцу шлю проклятья каждый вечер,Я проклинаю нежные напевы,Завистник злобный, ненавижу горыИ всей душою презираю долы.Мне мерзки ночь и вечер, день и утро.Клай:
Проклятьями я привечаю утро,Мой огнь грозней бушующего в чащах,Стал ниже я, чем низменные долы,Последним я считаю каждый вечер,К позору моему привыкли горы.Боюсь: меня с ума сведут напевы.Стрефон:
Ведь та, что гармоничней, чем напевы,Та, чья краса слепительней, чем утро,Та, что величественнее, чем горы,Та, чей стройнее стан, чем кедры в чащах,Меня отныне ввергла в вечный вечер:Двух солнц ее не видят больше долы.Клай:
Она, в сравненье с кем и Альпы — долы,Рождающая в небесах напевы,Она, чей облик солнцем полнил вечер,Несущая в своем обличье утро, —Ее теперь не видно больше в чащах,И запустеньем стали наши горы.Стрефон:
Нам это горы подтвердят и долы.Клай:
И в чащах слышны горькие напевы.Стрефон:
То нам на утро гимнКлай:
и песнь на вечер.Жан Периссен.
Турнир, на котором Генрих II был смертельно ранен. 1570 г. Гравюра на дереве
Филомела[329]
Апрель пробудит Филомелу зовом,И соловьиный глас поет и тужит,И слышит вся земля в наряде новом,Как острый шип ей песенником служит, И льется все звончееИз трепетной гортаниПеснь скорби и страданий,Вещая о насильнике Терее.Узнай, о Филомела, в утешенье:Переношу я худшее лишенье;Твой мир цветет, мой — вянет,Твой шип снаружи, мой — мне сердце ранит.Одна причина у нее для боли:Изнемогла она, в плену слабея,И хрупкой деве недостало волиПротивиться объятиям Терея.Увы! От злейших пытокЯ непрестанно стражду:Вотще любви я жажду,И горше недостаток, чем избыток.Узнай, о Филомела, в утешенье:Переношу я худшее лишенье;Твой мир цветет, мой — вянет,Твой шип снаружи, мой — мне сердце ранит.ЭДМУНД СПЕНСЕР[330]
Пастушеский календарь
АвгустОтрывокПеревод В. Рогова
Будь, лес глухой, моей свидетель скорби —[331]Знаком тебе моих рыданий глас;Вам, птицы, ведом звук моих стенаний —Ах, не они ль — напевов ваших часть?Ты, ручеек, мне навевал дремотуИ слез моих бывал нередко полн.На людях я все больше горем полн,В градских стенах я умножаю скорби —В лесной трущобе эха гулкий гласСозвучней жалобе моих стенаний.Под кровлей с милой я расстался — часть,Навек прогнавшая мою дремоту.Потоком слез я заменил дремоту.Что мило, то ушло. Я горя полн.Уместнее мои оплакать скорбиВ лесу, где эхо, разливая глас,Ответит жалобе моих стенаний,Но ввек не обрести мне даже частьБылых отрад. Нет, выпала мне частьЗдесь ожидать последнюю дремоту,Что мне глаза смежит — покоя полн,С ней не узнаю умноженья скорби.О птицы злобные, ваш резкий глас,Вещая смерть, мольбе моих стенанийСозвучен. Что же до моих стенаний(Они скорбей не выразят и часть),Не молкнущих в ночи, когда дремотуЗовет природа — крик ваш ими полн.Я ночь отдам стенаньям, день же — скорби.Поклялся я: их не заглохнет глас.Но если милой серебристый гласЯ вновь услышу, то взамен стенанийЯ запою, и это будет частьМелодий соловья — презрев дремоту,В ночи напев он льет, истомы полн,Забыть не в силах о великой скорби.Ты, чуждый скорби, ночью слыша гласМоих стенаний, знай страдальца часть —Прервав дремоту, стань участья полн.ОктябрьПеревод А. Сергеева
Пирс:
Не стыдно ль, Кадди, никнуть головой,[332]Когда в медлительное время годаУтех людская требует природа?Не ты ли пастухов сбирал толпойДля песнопенья, пляски, хоровода, —А ныне спишь, и игры спят с тобой.Кадди:
Я так усердно утомлял свирели,Что Муза истощила свой запас.Я все богатства в играх порастряс,И с чем же оказался я на деле?Как стрекоза из басни, в зимний часЯ должен дрогнуть в ледяной постели.Слагал я песни на прелестный лад,И юноши под них резвились прытко:Им — щедрый хмель любовного напитка,Мне — похвалы скупые невпопад.От их восторга мало мне прибытка:Я бьюсь о куст, а птицы к ним летят.Пирс:
Но, Кадди, похвала ценней наградыИ слава много выше всякой мзды:Поверь, что нет счастливее звезды,Чем буйству юных возводить преграды,Советом отвращать их от бедыИ вдохновенья объяснять отрады.Настрой свирель на сладостный напев,И, покорясь, округа молодаяК тебе прильнет, рассудок забывая:Так укрощал Орфей Плутонов гнев,Из Тартара подругу вызволяя,И самый Цербер слушал, присмирев.Кадди:
Так Аргусовы очи дети славят,[333]И птица, распуская хвост, горда;Но за красу павлину никогдаНи зернышка в кормушку не прибавят.Что слово? Дым и тает без следа.Что слава? Ветр и к ветру путь направит.Пирс:
Певец, оставь пустое шутовство,Душой из бренной воспари юдоли:Воспой героев, иже на престолеДелили с грозным Марсом торжество,И рыцарей, врага разивших в поле,Не запятнав доспеха своего.И Муза, вольно простирая крылья,Обнимет ими Запад и Восток,Чтоб ты на гимн благой Элизе могНаправить вдохновенные усильяИль пел медведя,[334] что у милых ногДары свои слагает в изобилье.Когда ж остынет гимнов жаркий звук,Ты воспоешь блаженство нежной ласкиИ будешь вторить мирной сельской пляскеИ прославлять хранительный досуг.Но знай, какие б ни избрал ты краски,Хвала Элизе и тебе, мой друг.Кадди:
Да, я слыхал, что римлянин ВергилийБыл Меценатом к Августу введен:Для бранных песен вмиг оставил онСмиренный звук пастушеских идиллий.Поныне отражает небосклонНабат его легенд и грозных былей.Увы, Октавиан давно почил,И Мецената прах оделся глиной:Не до́лжно ль быть сие певцам причинойВеликих славить, не жалея сил,Напоминать о доблести стариннойИ гнать забвенье от святых могил?Но днесь к упадку мужество клонится,И просится геройство на покой,И рой пиитов жалких вразнобойТвердит ученым судьям небылицы,И разум иссыхает, как изгой,И солнце чести замкнуто в темницу.И если твой, Поэзия, ростокОт корня старого пробьется снова,Ты потакаешь слуху сквернословаИ поощряешь низость и порок:Так в поисках признания земного,Не расцветая, вянет твой цветок.Пирс:
О Муза, где пребыть тебе по чину?Когда ты не допущена к дворцу(А он тебе всех более к лицу),В служанки ты идешь к простолюдину.Взмахни крылами, вознесись к Творцу:В презренном мире нет тебе притину.Кадди:
Ах, Пирс, не всякой Музе сей удел:Моей не хватит рвенья, и здоровья,И дара воспарять от многословья.Вот Колин[335] бы взлететь не оробел:Не будь он злою поражен любовью,То лебедем бы взвился и запел.Пирс:
Глупец, не от любви ль его усердьеСтремиться дале звезд за горний свод,Не от любви ль он дерзко предпочтетВзирать с восторгом в зеркало бессмертья?Возвышенная страсть зовет в полет,И низкий ум парит над низкой твердью.Кадди:
Куда там! Все как раз наоборот:Всевластная любовь певца тиранит,И силы гонит прочь, и ум туманит,И сякнет стих от горестных забот.Неволя вольной Музе крылья ранит.Немудрый ткач две ткани сразу ткет.Тому, кто ищет славы лирным звоном,Свобода ради грозных слов нужнаС обильем яств и реками вина.Недаром Бахус дружит с Аполлоном:Когда в пирах мечта опьянена,Стихи бегут потоком оживленным.Ах, Пирс, певцы поют не для забав:Не знаешь ты терзаний наших бурных.О, как сменить позор венцов мишурныхНа славный плющ и хмель старинных прав,Чтоб Муза гордо вышла на котурнах,Себе Беллону в спутницы избрав!Увы! Нужда мешает песне звонкой:Угас, не разгоревшись, пламень мой.Хоть ты, мой друг, утешь певца зимойИ дай приют его свирели тонкой.Пирс:
Когда стада придут с пастьбы домой,Получит Кадди лучшего ягненка.Девиз Кадди:[336]
Agitante calescimus illo etc.[337]Царица фейОтрывкиПеревод А. Сергеева
«Она внимала повести скорбей…»
Она внимала повести скорбей,[338]Стараясь превозмочь свои печали,Но те от тщанья делались сильней,И любящее сердце разрывали,И угли страсти в пламень подсыпали;Чем чище и возвышенней мечта,Тем невозможней расставанье с ней.В очах померкнет мира красота,Когда в несчастье рыцарь Алого Креста.Едва в груди страданье утолилось,Не в силах оставаться взаперти,Она в скитанья дальние пустиласьПо заданному карликом пути,Чтоб рыцаря любезного найтиЖивым иль мертвым; многие кручиныВ дождях и бурях должно ей снести.Так шла она чрез горы и стремнины,Блуждала по лесам и мерила равнины.И вот ей повстречался наконецДостойный рыцарь с юношей-слугою.Как Фебов ослепительный венец,Он лил кругом сиянье неземное,Смущая взоры блещущей бронею.Закован в латы с головы до ног,Он был неуязвим на поле боя;Алмазный пояс стан его облег,Сверкая, как в ночи святых небес чертог.Один алмаз меж прочих выделялсяКак средоточье чародейных сил,Он дивной девы профилем казался,Горел, как Геспер средь меньших светил,И слабый взгляд могуществом дивил;Он острый меч, оправленный ножнамиСлоновой кости, к поясу крепил;На рукояти золотое пламяЛизало перламутр витыми языками.Надменный шлем лучился, позлащен;Его убранство ужас порождало;Вцепился в гребень золотой драконНесытыми когтями: на забралоСпадало ядом дышащее жало;И мнилось, пасть, пылая, пред собойСтоль яростные искры рассыпала,Что содрогнулся б тотчас всяк живой;А скользкая спина лоснилась чешуей.Над гребнем и чудовищем крылатымКачался многоцветный конский хвост,Обрызганный внизу зерненым златомИ перлами увитый вперехлест;Так дерево с цветами ярче звездНа высотах зеленой Селинии,[339]Одно дерзнув подняться в полный рост,Приемлет ветры добрые и злыеИ пляшет круглый год, потворствуя стихии.Округлый щит был кожами укрыт,Дабы случайно смертный робким глазомНе увидал разящий этот щит,Что был сплошным сверкающим алмазом;Верней защиты не отыщет разум,Затем что камень тверже, чем металл,Он ржу и силу отвергает разом;Он в жарких битвах копья притуплялИ мог крушить мечи о яростный кристалл.Сей щит не выставлялся против правых,Но угрожал злокозненным сердцамИ укрощал чудовищ многоглавыхИль слал отважный вызов небесам,Где в зыбких высях солнечным лучамНе вырваться из облачного плена;Так златокудрый Феб изведал срам,Равно как среброликая Селена,Когда на ней волшба наводит пятна тлена.Но щит не опасался колдовстваУжасного в заклятьях чародеяИль оборотня, чья душа мертва;Зане при взгляде на него, немея,Камнями становились лиходеи,А камни прахом, и от праха следМгновенно исчезал; и, цепенея,Глаза гордыни свой природный цветМеняли иль вовек не зрели белый свет.Сей свод чудес достоин чистой веры,Затем что чудотворный исполинЯвлял их слишком многие примеры:То был славнейший из волхвов — Мерлин,Что щит и латы принцу мог одинСодеять для воинственной потехи;Когда ж скончался дивный властелин,Царица Фей взяла его доспехи:Кто хочет правду зреть, да узрит без помехи!«Суровый ум, чье гордое призванье…»
Суровый ум, чье гордое призванье[340]Вершить дела царей и судьбы стран,Презрит мои свободные писанья,Зане я с неких пор любовью пьянИ не врачую боль сердечных ран,Но юность подвергаю искушеньюИ, воспевая сладостный обман,Немудро подношу ей в поученьеНе доблести пример, но тлен стихоплетенья.Да смолкнут те, кто не умел любить:Их льдистых душ не растопило пламя;Не им природный чистый жар судить,Вотще сравняв с нечистыми деламиВосторги, коих не знавали сами.Любовь есть подвиг, благодать и честь,Она венчает доблестных венцамиИ шлет векам о верных сердцем весть,Готовых для любви все муки перенесть.Кто хочет обозреть седую древность,Отыщет в ней примеры без числаТому, как славную к наукам ревностьИ огнь, врагов сжигающий дотла,В мужах любовь благая разожгла.Об этом в полдень под зеленой сеньюСократова не раз беседа шла:Он славил дивной страсти вдохновенье,И Стоик не нашел ему опроверженья.Пою не вам, премудрые вожди,Но лишь моей Монархине священной:Она вмещает в девственной грудиЩедроты и красы любви нетленной;Пою богине, порожденной пеной,Лишь той пою, что любит больше всех,И больше всех любима во вселенной,И не почтет стихи мои за грех;И сын ее меня подвигнет на успех.Храни к певцу монаршее участье,Амур жестокий, нежный голубок:Да облеченная гневливой властьюС престола не осудит как порокПриволье дум и прихотливый слог;Но сделай так, чтоб чистой страсти сила,Пролив с небес амброзии поток,Ей царственное сердце умягчилаИ к сим словам любви вниманье устремила.«Итак, пройдя чрез множество преград…»
Итак, пройдя чрез множество преград,[341]Я прибыл к неким островным пределам,И простодушный поразился взгляд:Досель я мнил, блаженство в мире целомЗемным не почитается уделом.Но здесь я видел всякий дивный плод,Какой своим рачением умелымПрирода-мать из персти создает,И умножает труд число ее красот.Блистали пущи, порослью богатыОт гордых кедров до убогих мхов,Цветенье рощ точило ароматы,Равно как пестрый луговой покровИ стройное изящество садов.И мыслилось, любое притязаньеСей чудный остров утолить готов,Любое прихотливое желанье;Для каждого бы здесь нашлось очарованье.Казалось, к смертным возвратился рай:Столь дивное природы совершенствоУкрасило роскошный этот край,Что праведник, вкушающий блаженствоНа небесах, избрал бы отщепенство,Покинув Елисейские поля,Затем что много больше благоденстваСулит ему обильная земля,И вновь бы жаждал жить, свой дух возвеселя.Здесь кто хотел — в лесах искал прохлады,Кто к солнцу устремлялся на простор;Плескались в речках резвые наяды,В тиши журчал ручьев созвучный хор;Издалека виднелись кручи гор,От взоров долы скромно укрывались;Влюбленные, оставив сладкий спор,В зеленых лабиринтах забавлялись;Искусство с естеством друг другу изумлялись.Здесь ровными рядами вдоль аллейРосли дерев различные породы,Приятно красовались меж ветвейОтдохновительных беседок своды,К цветущим берегам манили воды;И всюду тысячи влюбленных парБродили, божеству слагая оды,И небо принимало их как дар:Так непорочен был любви их чистый жар.Они являли пеньем и игроюНевинного довольства образец;От них поодаль виделось иноеСогласье верно любящих сердец,Иной любви возвышенной венец;Сих добродетель гордая роднила,Тщете страстей кладущая конец;Она их души исполняла пылаИ к доблестным делам их думы возносила.Средь них Геракл и верный Иолай,Дамон и Пинтий, общие судьбою;Давид с Ионафаном, отчий крайОтважно защитившие собою;Тесей, спаситель чести Пирифоя;С Британиком негордый добрый Тит,Пилад, Орест и прочие герои,Кто столь великой дружбой знаменит,Что даже смерть и та друзей не разлучит.«С таким коварством золото волос…»Перевод А. Сергеева
С таким коварством золото волосНа ней покрыла сетка золотая,Что взору вряд ли разрешить вопрос,Где мертвая краса и где живая.Но смельчаки глядят, не понимая,Что глаз бессильный каждого обрекНа то, что сердце чародейка злаяУловит тотчас в золотой силок.А посему я зренью дал зарокИгрой лукавой не пленяться боле,Иначе, поздно распознав подлог,Потом вовек не выйти из неволи.Безумен тот, кто предпочтет взаменСвободе — плен, хоть золотой, но плен.«Окончил путь усталый старый год…»Перевод А. Сергеева
«Лесной кукушки радостный рожок…»Перевод А. Сергеева
Лесной кукушки радостный рожокТрикраты возвестил весны явленье,Напомнив, что вернулся юный богИ требует от юности служенья.В ответ кукушке зазвучало пеньеВсей птичьей пробудившейся семьи,И лес ей эхом вторил в отдаленье,Как бы поняв, что значит жар в крови.Лишь та, что паче всех должна любвиВоздать хвалу, осталась безучастна,Замкнула губы гордые свои —Певцы весны взывали к ней напрасно.Любовь, пока ей чужд их нежный зов,Причти ее к числу своих врагов.«Как пламень — я, любимая — как лед…»Перевод В. Рогова
Как пламень — я, любимая — как лед;Так что ж я хлад ее не растоплюИ он в жару моем не изойдет,Но крепнет лишь, чем больше я молю?И почему я жар не утолюНа том морозе, что в душе у ней,А все в поту клокочущем киплюСредь ширящихся яростно огней?О, всех явлений на земле странней,Что огнь твердыню льда лишь укрепил,А лед, морозом скованный сильней,Чудесно раздувает жгучий пыл.Да, страсть в высоких душах такова,Что рушит все законы естества.«В безбрежном океане звездный луч…»Перевод В. Рогова
Я за твоим лучом привык идти,Но скрылась ты — потерян я, несмел,Твой прежний свет я жажду обрести,Гадая, где опасностям предел.И жду, хоть лютый ураган вскипел,Что ты, моя Полярная Звезда,Вновь озаришь сияньем мой уделИ тучи бед разгонишь навсегда.Пока ж ношусь по волнам без утех,Тая задумчивость и скорбь от всех.«Любимая в театре мировом…»Перевод В. Рогова
Любимая в театре мировомНа все бесстрастно устремляет взгляд.Участвую в спектакле я любом,Меняя облики на разный лад.Найдя на свете повод для отрад,Я машкеру комедии беру,Когда же горести отяготят,Я делаю трагедией игру.Но, радостный ли, в страстном ли жаруЯвлюсь на сцене я — ей все равно:Я засмеюсь — от строгих глаз замру,Заплачу — ей становится смешно.Она, стенай пред нею иль смеши,Не женщина, а камень без души.«Лети, Весна, герольд царя страстей…»Перевод В. Рогова
В той нежной свите, где Любовь царитИ каждой, кто останется одна,Глаза росой отчаянья кропит.Лови же радости, моя любовь:Никто былого не воротит вновь.«Как часто дух мой распрямит крыла…»Перевод В. Рогова
Как часто дух мой распрямит крыла,Желая взмыть к чистейшим небесам,Но кладь забот вседневных тяжелаИ нудит смертного к земным делам.Когда же явится краса очам,Подобная сиянию небес,То счастья выше не изведать нам,И, глядь, порыв за облака исчез.Для хрупкой мысли больших нет чудес,Блаженств и наслаждений не избыть,Одно влечет, коль мир в душе воскрес:Как ревностнее милой послужить,И сердце грезит только об одном —О счастье райском в бытии земном.«Я имя милой вздумал написать…»Перевод В. Рогова
«Теперь, когда я в бурях изнемог…»Перевод В. Микушевича
Теперь, когда я в бурях изнемог,Изведав этих волн смертельный бег,Когда преподан мне такой урок,Что мой корабль — калека из калек,Я вижу вдалеке желанный брег,Незыблемый под бременем благимВсего того, чем счастлив человек,Того, что звать привык он дорогим.Блажен, кто был в пути тоской томимИ очутился вдруг в земном раю.Когда такая радость перед ним,Забудет он былую боль свою.В былых страданьях видит краткий мигТот, кто блаженства вечного достиг.Iambicum TrimetrumПеревод В. Рогова
Унылый стих, свидетель моих горестей,[342]Из мысли скорой крылья сотвори себе,Лети к Любви моей, где б ни была она:Простерлась ли, томясь, на ложе тягостном,Сидит ли, невеселая, за брашнамиИли игрой на вирджинале тешится.На ложе? Ей скажи, что нет мне отдыха;За брашнами? Скажи: вкушать не в силах я;Играет? Ей скажи: нет в звуках счастья мне.А спросит — почему? Скажи: бессонна страсть,Неистовая, яствами гнушается,Печальная, не радуется музыке.Скажи: ее лишь ласка усыпит меня,Скажи: ее лишь очи взор насытят мой,Скажи: ее лишь речь меня возрадует.Ночь каждую все чахну я без отдыха,День каждый сохну я без насыщения,Всегда я умираю без веселия.И коль зачахну, кто удел оплачет мой?И коль иссохну, кто конец опишет мой?И коль умру, кто скажет: жаль Immerito?ДЖОН ЛИЛИ[343]
Песнь Сафо[344]Перевод А. Сергеева
Любовь, я зло твое кляну,Затем что я в твоем плену;И сторожат Посул и СтрахМеня, зачахшую в слезах;И Полночь бархатной рукойОчам не даст благой покой;И делят скорбную юдольСо мной подруги, Грусть и Боль;И, чтобы время извести,Дано мне лишь стихи плести.Полынь — мой Хлеб, и Желчь — мой Мед,И День ослеп, и Сон нейдет;И обнимаю я досельОдну пустынную постель;И шутовская кутерьмаНадежд меня свела с ума,Как ты, Фаон, — так знай же наперед:Сафо жила тобой и для тебя умрет.Песнь Вулкана при ковке стрелПеревод А. Сергеева
Сюда, Циклопы, что ж, блеснемЛемносским древним ремеслом:Пускай, как птица,Стрела стремится,Разя в зеницуБуяна и тупицу.Взлетит златая с упоеньем,Серебряная с вожделеньем,Зато свинцовойУдел суровый —Добить шута,Чья суетаВ красотке вызвала презренье,И смерть он кличет как спасенье.Наш труд окончен, что ж, пораСпешить к тебе, Игра, Игра!Песнь Аполлона[345]Перевод А. Сергеева
У Дафны златом кудри вьются,В очах две звездочки смеются,От ручки веет белоснежнойТеплом и нежностью нездешней,К ее челу летят Хариты,Румяней роз ее ланиты,Уста алей и слаще вишен,А дивный голос так возвышен,Что движет сферы неба песней:[346]На свете Дафны нет прелестней.Я гимны пел, спеша за нею,Но лавром стала дочь Пенея.Песнь ПанаПеревод А. Сергеева
Пленился Пан младой Сирингой,[347]Но дева сделалась тростинкой;От той тростинки происходитСвирель, чьи звуки превосходятКифару с лютней, и смущенноСмолкает лира Аполлона.Свирелью звонкою разбуженНарод, лицом круглей жемчужин;Пастух со скотницей охочиИзвесть на пляску дни и ночи.Коль славен Пан, когда стремитсяДыханьем оживить цевницу!Затих докучный гуд волынки,Зане губами Пан к тростинкеПрильнул, напевом мир чаруя,И с милой слился в поцелуе.Купидон и Кампаспа[348]Перевод В. Рогова
Ей на лобзанья КупидонПроигрывал за коном кон:Он проиграл колчан и лук,Венеры голубей и цугСвоих веселых воробьев,Но дальше был играть готов;Поставил уст своих кораллИ цвет ланит — и проиграл.Засим поставил свет чела —Его Кампаспа отняла.Глаза поставил наконец —И Купидон теперь слепец.Любовь! Так поступив с тобой,Что сделает она со мной?КРИСТОФЕР МАРЛО[349]
Влюбленный пастух — своей возлюбленной[350]Перевод В. Рогова
О, стань возлюбленной моей,Живи со мной среди полей!Всем наслаждаться будем мы,Чем славны долы и холмы.Увидишь ты со мной тогда,Как пастухи пасут стадаУ мелких речек, возле скал,Где слышен птичий мадригал.Постель из роз тебе сложу,Букетов тысячу свяжу,Сплету передник из травыС узором миртовой листвы;Тончайшей шерсти на нарядТебе овечки подарят;Дам башмачки тебе зимой,К ним — по застежке золотой;Еще тебе я приберегС янтарной пряжкой поясок;Коль мило то душе твоей,То стань возлюбленной моей.Тебе в погожие денькиСпоют и спляшут пастушки;Коль есть отрада в жизни сей,То стань возлюбленной моей.УОЛТЕР РЭЛИ[351]Перевод В. Рогова
Ответ нимфы влюбленному пастуху[352]
Коль юность вечно бы цвела,Тогда, пожалуй, я б моглаС тобою жить среди полейИ стать возлюбленной твоей.Но в хлев погонит Хрон стада,Когда начнутся холода,И смолкнет Филомелы глас,И всем настанет жалоб час.Поля поблекнут и холмыПо приказанию зимы,В словах весны — сладчайший мед,А осень сердцу желчь несет.Наряды, башмачки, цветы,Что щедро посулил мне ты,Порвутся, сносятся, сгниют —В них блажь сильна, а разум худ.С янтарной пряжкой поясок,Что для меня ты приберег,Не убедит меня, ей-ей,Любезной сделаться твоей.Не знай любовь забот и зла,Тогда, пожалуй, я б моглаС тобой делить утехи днейИ стать возлюбленной твоей.Напутствие душе[353]
Шлю душу, гостью тела,В неблагодарный путь:Иди по свету смело,Всегда правдива будь.Умру я. Мне служи:Мир обличи во лжи.Скажи, что двор сияет —Свечением гнилым;Что церковь прославляетДобро, а служит злым;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что потентаты,Владетели страны,Любимы ради платы,Чужим трудом сильны;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что господа,Кто правят государством,Одним берут всегда:Тщеславьем и коварством;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи разгульным мотам,Что им не след кичиться:Хвалы своим щедротамХотят они добиться;А крикнут; «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи: закон — глумленье,А послушанье — страх,А время — лишь движенье,И плоть — всего лишь прах;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что честь забвенна,Что дружба быстротечна,Что красота мгновенна,Что страсть недолговечна;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что медицинеУменья не хватило;Скажи, что мудрость нынеСовсем перемудрила;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что мзде послушноДвуличное усердье;Скажи, что равнодушноК страданьям милосердье;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что счастье слепо,Что нет в природе сил,Что искренность нелепа,Что ум позорно хил;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи: парадны школы,Но в них науки ложны;Скажи: деревни голы,А города безбожны;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Скажи, что разноречьеНейдет искусству впрок,Что сердце человечьеДавно пленил порок;А крикнут: «Докажи!» —Их обличи во лжи.Когда ж в конце концовВсе скажешь без боязни —Хоть смысл подобных словЗаслуживает казни, —Пусть каждый точит нож,Но душу не убьешь!Прощание с двором
Все радости прошли, как лживый сон,Веселья дни исчерпаны до дна,Любовь обманута, ум притуплен:Все минет, остается скорбь одна.Один бреду неведомой тропой,Утехи в море унесла волна,Дух гаснет, жизнь — в руках судьбы слепой:Все минет, остается скорбь одна.Как заблудившийся в чужой стране,Зову я смерть, чтоб шла скорей она,Уходит лето, не бывать весне:Все минет, остается скорбь одна, —И к цели до прихода зимних днейДовесть меня велит забота ей.Эпитафия графу Лейстеру[354]
Здесь погребен воитель,Что меч не обнажал;Здесь погребен придворный,Что слова не держал;Здесь погребен граф Лейстер —В правленье был он плох,Его боялись людиИ ненавидел бог.«Анахорет, в глуши, покинув свет…»
Вкушая брашна тягот и забот,Упьюсь слезами из моих очей;В неодолимой мгле мне свет прольетОгонь сгорающей души моей.Печали плащ мне тело облачит,Надежда сгубленная — посох мой,Влеченье долгое и поздний стыдМне образуют жесткий одр ночной.И пусть Отчаянье стоит у вратИ впустит Смерть, коль Страсть и Рок велят.«Пусть плоть, в стенах заточена…»
Пусть плоть, в стенах заточена,Не чует ран, ей нанесенных злом,Зато душа, свободы лишена,Прикована к пленявшему в былом,Лишь бледный лик унынья виден ей.Был прежде этот казематЛюбого обиталища милей,Но время и превратности сулятИного стража мне и стол иной.Свет красоты и огнь любви меняЖивили, но сокрытому стенойНи пищи нет, ни света, ни огня.Отчаянье замкнуло мне врата.Стена́м кричу — в них смерть и пустота.«Что жизнь? Комедия страстей…»
МАЙКЛ ДРЕЙТОН[356]
Азенкур[357]Перевод В. Рогова
Во Францию пора!Попутные ветраПодули нам — ура!Война в разгаре!Доплыли мы легкоДо устья Сены, в Ко:Привел нас далекоДержавный Гарри.Был каждый вражий фортПред нами распростерт —Кто весел был и горд,Остался хмурым!Ни дня без битвы нет…Но показал рассветФранцузской рати цветПод Азенкуром.Их коннетабль-нахалГерольда к нам прислал:Чтоб Генрих выкуп дал,Он сразу хочет.Но негодяям тотОтвета не дает:Улыбкой тьму невзгодВрагу пророчит.Такую речь тотчасЗавел король для нас:— Их больше в десять раз,Но нам не страшно.Мы в битву поспешим,Француза сокрушим,Победой завершимБой рукопашный.Что сам я, — молвил он, —Доставлю им уронИль буду тут сражен —Любому явно.Я торжества добьюсьИль кровью обольюсьИ наземь повалюсь,Убит бесславно.О боже в небеси,Ты вспомни о Креси[358]И так нас вознеси,Как предки были,Когда наш славный дед,[359]Священный дав обет,Заставил меркнуть цветФранцузских лилий».Передовой отрядВесть герцог Йорк[360] был радСтал Генрих с ними в ряд,Овеян славой.И под началом тылУ Эксетера[361] был —Вовсю их разъярилФранцуз лукавый.Отряд мечи рванул,Доспехами сверкнул,А барабанный гулГотовил к бою.При кличе боевомВсе дрогнуло кругом:Вел речи с громом гром,Труба — с трубою.А Эрпингам[362]-старикДал знак засаде вмиг —Он духом не поникВ годах преклонных!Чуть рой разящих стрелЛавиной полетел —Строй мигом поределФранцузов конных.И стрел смертельный шквалФранцузов поражал,Как рой змеиных жал,Теперь уж близких.Стрелок любой стоит,Как будто в землю врыт —Никто не посрамитСердец английских!Бросай, ребята, лук,Нам целить недосуг,Теперь и силой рукХвалиться можно!Немало череповПробили до зубов:У наших молодцовРука надежна.Король, отрада сеч,Подъемля острый меч,Заставил многих лечь,Могуч и статен.Французов кровь на немВовсю текла ручьем,Понес его шеломНемало вмятин.И Глостер[363] из ножонМеч разом вырвал вон —Был равен брату онЖеланьем биться,А Кларенс был палимКрещеньем боевым —Немногие бы с нимМогли сравниться!Французов Оксфорд бил,А Уорик чуть не плылВ крови, что щедро лилВ разгаре дела,А Саффолк топоромВсех поражал кругом,И Феррерс был при нем,И Фэнхоп смелый.В Криспинов день святой[364]Был дан сей славный бой,И взысканы судьбойМы в щедром даре.О, так же нашу ратьПридется ль воспевать?Родится ли опятьТакой же Гарри?«Прими, о дева, горестный итог…»Перевод А. Сергеева
Прими, о дева, горестный итогВседневного любовного томленья,Слезами окропленный между строк,Овеянный тоски унылой тенью;Печальный памятник моих скорбей,Бессчетных вздохов жалкое жилище,Укор судьбе и гимн любви моей,Которой в мире не бывало чище.Тебе как дань возжег я фимиамС усердьем, верой, мыслями благими,С мольбой, с надеждой завещать векамТвое блаженное святое имя:Его как добродетели примерПоднимет Муза выше горних сфер.«Осиленное мраком, солнце дня…»Перевод А. Сергеева
Кто жаждал видеть, как ревнует дол,Когда горе́ неслось ее дыханье;Кто в мире зримом слышать предпочелТравы под дивной ножкой колыханье;А я не смел искать блаженней див,Чем звезды те, что глянули в зеницыЕе очей и, солнце отразив,Скликали херувимов в очевидцы;Сияла ночь, и воздуха кристаллВ лучах любви восторженно блистал.«Глухая ночь, кормилица скорбей…»Перевод А. Сергеева
Глухая ночь, кормилица скорбей,Подруга бед, вместилище томленья,Зачем, смолы тягучей и черней,Ты отдаляешь утра наступленье?Зачем надежды ты спешишь известьИ адским замыслам даешь раздолье;Зачем ты пробуждаешь в сердце местьИ грех берешь под сень свою соболью?Ты — смерть сама, в тебе заключенаМогила света, радостей темница,Да помрачатся звезды и луна,И благовонье с неба не струится,Затем что ты тревожишь страсть во мне,От коей я горю в дневном огне.«Сколь многих пышных суетных особ…»Перевод А. Сергеева
Скорбеть начнут матроны и девицы,Что не дано им было при тебе,Украсившей прекрасный пол, родиться.Ты воспаришь, презрев земную ложь,И в вечных песнях вечность обретешь.«Как часто время за года любви…»Перевод А. Сергеева
Как часто время за года любвиСвой зыбкий облик странно изменяло,Прямые искривляло колеиИ прихотям Фортуны потакало!Не доверяя зренью, видел глазНесчастье Эссекса,[365] покой Тирона,[366]Великой королевы смертный час,Преемника восход к вершинам трона,С Испанцем лад, с Голландией разрыв[367], —Так пляшет колесо слепой Фортуны.Но я служу любви, пока я жив,И для служенья силы в сердце юны.Пусть изменяют небо и земля —Своей святыне вечно верен я.БЕН ДЖОНСОН[368]Перевод В. Рогова
Гимн Диане[369]
Час царице воссиять!Феб на отдых отошел,Так войди в чертог и сядьНа серебряный престол.Как ты Гесперу[370] мила,Превосходна и светла!Гея, зависть отгони,Тенью твердь не заслоняй:Чистой Цинтии[371] огниОзарят небесный край —Ждем, чтоб свет она лила,Превосходна и светла.Лук жемчужный и колчанНенадолго позабудьИ оленю средь полянДай хоть малость отдохнуть;День в ночи ты создала,Превосходна и светла!Триумф Хариты[372]
Посмотрите! Любимой моейНесется колесницаС цугом горлинок и лебедей,А Купидон — возница.Ей — всех смертных умиленьеИ поклоненье,И, узрев ее облик, любой,Очарован красой,Возглашает священный обет:В вихре бурь, в лязге сеч ей стремиться вослед.При огне золотистых кудрейТусклей Любви светило,И сиянье прекрасных очейМир страсти озарило!Не найти конца отрадеВ едином взгляде,Слов, достойных воспеть ее, нет!И чела ее светТоржествует, вселенной лияВсеблагое начало стихий бытия.Вы видали лилей белизну,Не тронутых рукою?Вы видали снегов пелену,Не смешанных с землею?Осязали мех соболиный,Пух лебединый?Обоняли шиповника цвет по веснеИли нард на огне?Услаждала вас улья казна?Столь бела, столь нежна, столь прелестна она!Песочные часы[373]
Взгляни: в стекле запаян, тонкий прахДавно остыл.Влюбленным, что от горестей зачах,Он раньше был.Он к милой льнул, что к свечке мотылек,Но взор ее страдальца сжег.И в смерти решено судьбой,Как в жизни злой,У пылких отнимать покой.Ода к самому себе[374]
Ты о трудах, лентяй,Припоминал давно ль?Коль спит ученость, знай:Ей смерти ожидай.Безделье — злая моль,Что ум и мастерство пожрет, лишь ей позволь.Иссяк ли АонидРучей?[375] Иль Кларий самСтрунами не звенит?[376]Иль оттого молчитХор нимф по всем лесам,Что оскорбляет их сорок несносный гам?Коль потому ты нем,То не без правоты;Умам великим всемПочета ждать зачем?В том силу черпай ты,Что добродетели цветут без суеты.Пусть жадная плотваКидается к крючкам,Где громкие словаНасажены едва —Они, присягу дам,Достойны жалости с презреньем пополам.Вдохни же в лирный стройСынов Япета пыл,Моли, гремя струной,Чтоб Аполлон благойВновь на квадриге взмылИ пламя повое, как встарь, нам подарил.И в век жеманный наш,Что чужд правдивых слов,Ты ль сцене-шлюхе паж?Будь, не впадая в раж,О важном петь готовВдали от волчьих морд и от копыт ослов.Памяти любимого мноюмистера Вильяма Шекспира,сочинителя; и о том, что он оставил нам[377]
Ни к этой книге, ни к тебе, Шекспир,Не мыслю завистью исполнить мир,Хотя твои писанья, признаюсь,Достойны всех похвал людей и муз.То правда. Но по этому пути,Хваля тебя, я б не хотел идти,А то пойдет невежество за мной,Ничтожный отзвук истины живой,Иль неразумная любовь, чей ходЛишь наудачу к правде приведет,Или коварство, чьи стремленья злы,Начнет язвить под видом похвалы.В том вред, как если сводня или б…Решилась бы матрону восхвалять,Но ты для них навек неуязвим,Не жертва их и не обязан им.Начну же: века нашего Душа,С кем наша сцена стала хороша,Встань, мой Шекспир! К чему в тиши могил,Где Чосер, Спенсер, Бомонт опочил,[378]Теснить их, чтобы кто-то место дал?Ты памятником без могилы стал.Ты жив еще, покуда жив твой томИ мы для чтенья снабжены умом.Тебе искать я место не примусьМеж славных, но несоразмерных Муз.Будь нужен ты для наших лишь годов,Тебе б найти я равных был готов,Сказав, как Лили с Кидом ты затмилИ Марло,[379] что исполнен буйных сил.Нет, хоть запас твоей латыни мал,А греческий еще ты меньше знал,[380]Тебя равнять с другими мне претит.Пускай Эсхил, Софокл и Еврипид,Пакувий, Акций, Сенека[381] придутИ слушают, как сцену сотрясут[382]Твои котурны; а надень ты сокк[383] —И кто б тогда с тобой сравниться мог?Эллада дерзкая и гордый РимПомеркли пред умением твоим.Ликуй, моя Британия! Твой сынНад сценами Европы властелин.Не сын он века, но для всех времен!Порой расцвета муз, как Аполлон,Он к нам пришел наш слух отогреватьИль, как второй Меркурий, чаровать.[384]Была горда сама Природа им,Наряд из строк его был ей любим:Он так хитро и соткан был и сшит,Что ей талант иной не угодит.Шутник Аристофан, задира-грек,И Плавт с Теренцием[385] ушли навек:Они в забвение погружены,Как будто не Природой рождены.Но здесь одна ль Природа? Нет, права,Шекспир, есть также и у мастерства.Пусть сотворен Природою поэт,Но все ж Искусством выведен он в свет.Кто стих живой создать желает, тотПусть, не жалея, проливает пот(Как ты), вздувая в горне жар огня,По наковальне Муз вовсю звеня,Иль вместо лавров стыд познает он!Прямой поэт и создан и рожден —Таков ты был! Живут черты отцаВ потомстве — так, не ведая конца,Шекспира ум и нрав живет в векахВ законченных, отточенных строках,И каждая в могуществе своемГрозит невежеству, тряся копьем.О нежный лебедь Эйвона![386] Как милТвой вид среди потоков наших был,А твой полет над Темзой, дивно смел,Элизу с Яковом пленить сумел!Но вижу я: взойдя на небосвод,Твое светило нам сиянье льет.[387]Звезда поэтов, ярче нам сияйИ наш театр зачахший оживляй:Ушел ты — и ему надежды нетНа луч в ночи, когда бы не твой свет.Любовь и Смерть[388]
Мне ль в лета юные моиСудить о Смерти и Любви?Но я слыхал, что стрелы ихОпасны для сердец людских;Нас одинаково разятИ жар Любви, и Смерти хлад —Они, хоть облик их не схож,Готовят нам одно и то ж.Губительна любая часть —Быть взорванным иль в бездну пасть;Ударит гром, плеснет волна —А пагуба от них одна;И так равны Любви огоньИ Смерти хладная ладонь,Но все ж Любви способен пылМороз прогнать из тьмы могил.ИРЛАНДИЯ
ПАТРИОТИЧЕСКИЕ БАЛЛАДЫ[389]Перевод Д. Орловской
МАК УОРД ОУЭН
Темнокудрая Розалин[390]
Холмы и долиныОбъяты темнотой,И ветер в смятеньеВздыхает о тебе.Я вычерпал бы мореЯичной скорлупой,Чтоб горя ты не знала,Моя Розалин.Я ночью вчерашнейВесь Эрин[391] пересек,И бурный Лох-Эрн[392]Я переплыл во тьме.Не звезды и не месяц —Мне, словно огонек,Светила ТемнокудраяРозалин.Не плачь, не печалься —По вздыбленным валамПрощение РимаВезет тебе монах.Испанские вина[393] —Живительный бальзам —Излечат ТемнокудруюРозалин.Я болен любовьюУже который год.Любовь без отрады,Любовь — моя беда.Ужели в утешеньеНи слова не найдетДля преданного сердцаМоя Розалин?Весь Манстер[394] пройду яС Заката на Восток,Чтоб только улыбкуЛюбимой заслужить.Цветущая веточка,Темный цветок,Раскрывшаяся роза моя —Розалин.Окрасятся кровьюОзера и моря,Холмы содрогнутся,Долины задрожат,И на небе вспыхнетКровавая заря,Когда тебя не станет,Моя Розалин.ФИАРФЛАТА О' НАЙВ[395]
Падение гэлов
Жесток наш удел —Сердце в горькой печали:Кто знатен и смел,Тот сегодня в опале.Ирландцев сыны —Бесприютны, гонимы —Скитаться должны,Как слепцы-пилигримы.Так бегущие прочьС полей пораженьяМолят лунную ночьО спасительной тени.Так средь яростных волнМореплаватель бедныйЖдет, смятения полн,Встречи с тайнами бездны.Так велений судьбыЖдет больной, умирая…Слезы, стоны, мольбы —Участь нашего края.Путь ирландцев — в слезах,Честь ирландцев — в позоре,Вместо мужества — страх,Вместо радости — горе.Туман над землей,Впавшей нынче в немилость.Окруженная мглой,Наша слава затмилась.Мы чужим отданы́И от Бойна до ЛиннаИз родимой страныГонят отпрысков Финна[396].Сынам короля —О, позор! О, паденье! —Запретны поляКоролевских владений!В королевских лесахНе загнать им лисицу,Сокол их в небесахНе посмеет кружиться.Никнет зелень холмовПод громадами башен.Звук чужих топоровЛесу нашему страшен.Чей он — этот простор,Край, когда-то счастливый?Станет замок РатморГрубым саксам поживой.В озерном краюПусты черные дали.Гэлы землю свою,Увидав, не узнали.Ужель сторона,Породившая гэла,Дотла сожжена,Навсегда опустела?Ирландия-матьСмотрит в горьком смущенье —Как сына узнатьВ жалкой, сгорбленной тени?За накрытым столом,Где и яства и вина,Мы от голода мремИ клянем господина.Гость хозяином стал —Сакс тупой и надменный.А хозяин — вассал,В доме собственном пленный!Словно горстка досокВ океане бурлящем,Эрин — утлый челнок…Где спасенье обрящем?Нам спасенье одно —Единенье, сплоченье.А иначе — на дноУвлечет нас теченье.ИСПАНИЯ
МАРКИЗ ДЕ САНТИЛЬЯНА[397]
Серранилья[398]Перевод Инны Тыняновой
Луга и откосыНе знали девчушкиКрасивей пастушкиИз Финохосы[399].Как шел я впервыеИз КалатравеньиДо Санта-Марии,Почти что в забвеньеЗабрел за покосы,Набрел на опушкуИ встретил пастушкуИз Финохосы.Где зелень — отрада,Где пахнет цветами,Пасла она стадоМеж пастухами.Пушистые косы,А с виду — простушка.Да это ль пастушкаИз Финохосы?И розам из сада,Расцветшим весною,Равняться не надоС ее красотою.Слагаю не глоссы[400]В честь милой резвушки:Нет лучше пастушкиИз Финохосы.На личико этоГлядел я лишь малость,Чтоб сердце поэтаСвободным осталось.Я задал вопросы,Как будто подружке:Далёко ль к пастушкеИз Финохосы?Она засмеялась,Сказала: «Простите,Я уж догадалась,Чего вы хотите.Тропинки-то косы,Любовь не игрушка,Не ждет вас пастушкаИз Финохосы».ХОРХЕ МАНРИКЕ[401]
Стансы на смерть отцаПеревод Инны Тыняновой
(На смерть магистра ордена Сантьяго
дона Родриго Манрике, его отца)
Душа, очнись от забвенья,И встанет воспоминаньеПред тобою,Как жизни бегут мгновенья,Как смерти грядет молчаньеЧередою;Как счастье летит стрелой,И давит потом, как бремя,Мысль о нем,И кажется день былойЛучше, чем это время,Когда живем.И раз настоящее судим,Едва мгновенье промчится,Промелькнувшим, —То, право, мудрее будем,Сочтя не смевшее сбытьсяУже минувшим.Да не впадет в обманСчётший, что длиться должноЧего ожидаетДольше мига, что дан,Ибо на свете равноВсе исчезает.Наши жизни — это реки,Что в море текут,И смерть оно;Там все величья навекиКонец свой найдут,Истлев равно;Туда — потоки-стремнины,Туда — ручьи покрупнееИ ручейки;Прибывши, станут единыВчерашние богатеиИ батраки.Воззвание
К поэтам не обращаюсь,К ораторам не взываюЗнаменитым;Их выдумкой не прельщаюсь,Как тайных я трав не знаюС соком скрытым.Лишь пред одним в ответе,Одного только я сейчасЗдесь призвал,Кто жил меж нами на светеИ в ком бога никто из насНе узнал.Мир этот — лишь дорогаК иному, где без страданьяПриют для всех;И надобно смыслить много,Чтоб это пройти расстояньеБез помех.Вступаем вместе с рожденьем,Покуда живем — блуждаем,А приходимЛишь с вечным успокоеньем;Так что, когда умираем,Покой находим.Мир этот будет хорош,Коль в нем сумеем прожить,Как должны мы,Ибо он, как поймешь,Дан лишь, чтоб заслужитьТот, незримый.Даже ведь Божий Сын,Чтобы поднять нас к небу,СнизошелРодиться средь нас одинИ жить на земле, где требуИ смерть нашел.Дешево стоит мечта,За коею мы стремимсяИ поспешаем:В мире, где все суета,Раньше всего лишимся,Чем умираем.Одно у нас старость берет,Другое берется бедою,Что настигает,От нее не спасся и тот,Кто силой самой большоюОбладает.Скажите мне: красота,Нежная свежесть щек,Гладкая кожаКем бывает взята,Как старости при́дет срок, —На что похожа?Юности пыл молодой,Удаль и стройный вид,Силы много,Немощью станет самой,Коль старость уже стоитУ порога.Го́тов знатная кровь,Гордость их и величье,Что воспеты,Теряются вновь и вновьКто знает в каком обличьеЖизни этой!В одних — затем, что гнусны,Что гордость и честь во всемУнижают,В других — затем, что бедныИ хлеб нечистым путемДобывают.Богатство и положенье —Проходит все и минуетТак нежданно,Не будем ждать снисхожденья:Госпожа, что нам их дарует,Непостоянна.Это — Фортуны даянья,Чье колесо верти́тсяЗа часом час,Не знает оно колебанья,Не может остановитьсяХотя бы раз.Но знайте: следом за неюПуть наш до самой гробницыОпределен;И нет ничего вернее,Ибо и жизнь промчится,Словно сон:Все наслажденья тут —То, чем мы насладимсяВ миге кратком,А там нас мученья ждут,Коим навек предадимсяСвоим порядком.Радости и невзгоды,Что в жизни этой встречаем,Уж поверьте:Что́, как не переходы,По коим мы попадаемВ яму смерти?По переходам этимБез устали мы стремимся,Не чуя бед;Когда же обман заметимИ думаем: воротимся,Пути уж нет.Если бы мы моглиПравить своей красотоюТелесной,Как силу мы обрелиПравить своей душоюНебесной,Какое бы тогда уменьеВсечасно не уставалиМы являть,Творя рабе облаченье,А госпожу бы сталиРазоблачать!Про королей великихПодробно вещают древниеНам скрижали,А сколько случаев диких,Какие дела плачевныеПри них бывали!Так что ничто не прочно:Император ли, Папа — с дорогиСмерть смететИ поступит с ним так же точно,Как с пастухом убогим,Пасущим скот.Оставим теперь троянцев,Мы славы их не видали,Ни лишений,Оставим римлян, спартанцев,Хоть истории их узналиИз многих чтений.Не будем тщиться узнать,Как было то, что давноСовершилось;Попробуем лучше понятьТо, что вчера свершеноИ уж забылось.Где ныне король Дон Хуан?Инфанты из АрагонаКуда пропали?[402]Где рыцарей гордый сан,Умы, что во время оноТак блистали?Шитье, наряды, плюмажи,Игры, турниры, забавыХрабрецов —Иль были только миражи?Только зеленые травыСредь лугов?Где те прекрасные дамы,Их прически, уборы,Одеянья?Где тех рыцарей драмы,Их горящие взоры,Их страданья?Где те певцы-хугляры,Песни струн позабытых,Что стонали?Где те веселые парыВ платьях, кожей расшитых,Что плясали?Ну а наследник, другой,Дон Энрике?[403] Какой же властиДостигал он!Нежностью, лестью какойТешить себя в сладострастьеРазрешал он!Но сколько непримиримыхПротивников, интригановВдруг открылосьСреди друзей любимых!Как счастье ушло нежданно,Как мало длилось!Невиданные щедроты,Дворцов королевских залыПо́лны злата,Вазы чеканной работы,Казна — дублоны, реалы, —Что так богата;Кони в узорной сбруе,Пышные ткани горою,Наряд людей —Иль все погибло всуе?Иль было только росоюСредь полей?А брат, кого в малые лета[404]Преемником при живомНарекли?Гранды высшего светаПризнали его королем,За ним пошли.Но смертен он был, и тутСмерть его вдруг бросаетВ горн свой!Таков божественный суд:Пламя, что ярче пылает,Зальет водой.А Коннетабль со званьем[405]Магистра, что королемТак прославлен?Его обойдем молчаньемИ только скажем о нем,Что обезглавлен.Селенья его с городами,Богатство его, раздольеИ влиянье —Иль были только слезами?Иль были только лишь больюРасставанья?Ну а других два брата,Магистры, что процветали,[406]Как на троне,Что высшую знать когда-тоВластно себе подчинялиВ своем законе;Пора их былого расцвета,Бывшая столь громогласноВозглашена, —Иль только полоска света,Что, проявившись ясно,Затемнена?Все эти графы, бароны,Герцоги все сановитыИ вельможи,Что встарь окружали троны,Смерть, скажи, куда они скрыты?Где их ложе?А славные их дела,Что на войне вершилисьИ в мира дни?Когда ты во гнев вошла,Рассеялись, обратилисьВ прах они.Стяги, хоругви, знамена,Войско, которому счетаИ не знают,Крепости, бастионы,Глубокие рвы, ворота,Чем помогают?За́мки, что не возьмешь,Высокой защищеныСтеною,Когда ты, злая, придешь,Бывают сокрушеныТвоей стрелою.Быв для честных радетель,Делами велик и быстрИ по правуЧтимый за добродетель,Родриго Манрике, магистр,Знал славу.Мне о нем говорить,Поступки его хваля,Не подобает;Зачем их превозносить.Коли их вся земляИ так знает?Какой для друзей друг!Какой пример для лихихХрабрецов!Какой господин для слуг!Враг какой для своихВрагов!Как умен для пытливых!Как чуток для подопечных,Их призрев!Как остер для сметливых!Для злых же и бессердечных —Сущий лев!Удачею Октавиан,Юлий Цезарь, когда побеждал[407]На поле брани;По доброте Траян,В труде же был Ганнибал[408]И в знанье;Мощью был Архидан,[409]Доблестью как СципионОбладал;Щедротой как Тит воздан;Истину как ЦицеронВсем являл.Антонин был мягкосердечием,Марк Аврелий — осанкою равноюИ красотою;Адриан — своим красноречием;Теодосий — своей благонравноюПростотою.Александром Аврелием был,Строго строй соблюдаяБоевой;Константином вере служил;Камиллом любовь стяжаяЗемли родной.По себе не оставил казну,Не было в нем гордыниИ следа,Но с маврами вел войну,Завоевывая твердыниИ города;И в битвах, где побеждал,Рыцарей много с конямиВзято в полон;Так что себе добывалПодданных с податямиВ сраженьях он.При всей его чести, скороС иными он временамиПовстречался:Оставшися без опоры,Лишь братьями да слуга́миПродержался.После ж подвигов, всем известных,И всего, что им совершалосьВ той войне,Путем договоров честныхЗемли уж ему досталосьПочти вдвойне.Истории эти былыеНачертал он своею десницейЕще молодым,А будучи старым, другиеНовых побед страницыПрибавил к ним.За ловкость свою и уменье.За старость, когда примеромДля многих был,Высокое посвященьеВ Орден Меча[410] кавалеромЗаслужил.Земли свои с городамиПотом под тиранской пятоюОн нашел,Но осадами да боямиИ мощной своей рукоюВновь обрел.А что исконному далиКоролю дела и усилия,Что он явил,Пусть скажет король Португалии[411]И кто в его стане в КастилииВ то время был.После того как стократноЖизнь он на карту ставилПо закону,И ревностной службой ратнойСвоего короля прославилКорону;После стольких на поле браниДел, что уж им, признаться,Счет потерян,К дому его в Оканье[412]Смерть пришла постучатьсяВ двери.(говорит смерть)
И сказала: «Рыцарь, прошу я,Оставь этот мир мечтаньяИ суеты;В трудный миг испытаньяВолю свою стальнуюПокажешь ты;И раз для славного делаТы жизни своей и счастьяНе жалел,Хочу я, чтоб дух твой смелыйИ эту минуту ненастьяПреодолел.И пусть не будет горькаБитва, что столь ужасноюОжидаешь,Ибо жить на векаТы славу свою прекраснуюОставляешь.И хоть эта жизнь почетнаяТоже не бесконечна,Не настояща,Все ж она боле добротная,Чем та, что недолговечна,Преходяща.Жизни искать искупленьеСредь дел мирских и утехНе надо,Ни через все наслажденья,В коих таится грехАда;Монахи его в молитвах,В слезах своих заслужили,Не зная лавров;А рыцари — в жарких битвах,В трудных делах, что вершилиПротив мавров.Поскольку, доблестный воин,Ты столько крови невернойПроливал,То ждать награды достоин,Что в мире жизнью примернойЗавоевал;И так, с надеждой простой,С крепкою верой, какаяВ тебе есть,Отправься навстречу той,Третьей жизни, что ожидаетТебя днесь».(отвечает магистр)
«Не станем таким путемВ той жизни терять мгновенья,Что скудна,Ибо воля моя во всемНебесному изволеньюПодчинена;Я смерть свою согласитьС благою волей решил,Чистой, ясной.Хотеть человеку жить,Когда бог ему смерть сулил, —Бред напрасный».Молитва
Ты, что погиб на кресте,Принявши имя мирскоеИ облик бренный;Ты, что в своей чистотеНе погнушался людскоюПлотью презренной;Ты, что такие мученьяПринял без содроганияНа пути,Хоть я недостоин прощенья,Но только из состраданияМеня прости.Заключение
Так выразив мысли свои,Сохранив как нельзя яснейСвой дух,В окружении всей семьи —Братьев, жены, и детей,И слуг,Отдал душу тому, кем дана(Кто ее поместит со хвалениемВ небе своем),И хоть жизнь его прервана́,Послужит нам утешениемПамять о нем.ХИЛЬ ВИСЕНТЕ[413]Перевод Инны Тыняновой
Песня Кассандры[414]
Выйти замуж? Вот совет!Мне не надо мужа, нет.Я живу пока раздольно,меж холмов брожу привольно,думать нужно мне не больно,выйду ль замуж или нет.Выйти замуж? Вот совет!Мне не надо мужа, нет.Да в замужестве мне, грешной,может, ад сужден кромешный,где красе моей утешнойне избавиться от бед.Выйти замуж? Вот совет!Мне не надо мужа, нет.А на свет и не родитсятот, кто мне в мужья сгодится,мать, мне нечего стыдиться:я красна, как божий цвет.Выйти замуж? Вот совет!Мне не надо мужа, нет.«Как любимая мила…»
Как любимая мила,[415]как красива и бела!Ты скажи, моряк отважный,что гуляешь по волне,так ли бел твой белый парус,так ли звездочка светла?Ты скажи, отважный рыцарь,что сражаешься в броне,так ли резв твой конь любимый,так ли битва весела?Ты скажи мне, пастушонок,что пасешь в горах овец,так ли горы горделивы,так приветны ли луга?Как любимая мила,как красива и бела!«Расцвела во саду роза красная…»
Расцвела во саду роза красная.Я пойду взгляну,как поет соловей,разливается.Над рекою над быстроювырастало лимонно деревце.Я пойду взгляну,как поет соловей,разливается.По крутому по бережкуобирала лимоны девушка.Я пойду взгляну,как поет соловей,разливается.Обрывала лимоны девушка,чтобы их отдать другу верному.Я пойду взгляну,как поет соловей,разливается.Чтобы их отдать другу верномуда насыпа́ть их полной мерою.Я пойду взгляну,как поет соловей,разливается!«На весла, гребец, плыви…»
На весла, гребец, плыви:это — челнок любви!Когда сирены песней своейогласят голубые дали,разрежут спокойные воды морейвесла твоей печали.Чтоб вздохи волну качали,на весла, гребец, плыви:это — челнок любви!Ждут тебя новые ночи бурь,ждут тебя новые грозы,и возмущенная ими лазурь,и ураганов угрозы.Но, сквозь страданья и слезы,на весла, гребец, плыви:это — челнок любви!Стала дрожь твое тело трясти,руки твои онемели,ты увидишь, что сбился с пути,считая, что близок к цели.И все ж, чтоб мечты кипели,на весла, гребец, плыви:это — челнок любви!«У девчушки чудо-очи…»
У девчушки чудо-очи,глянет — как огнем проймет,глянет — как огнем проймет!Ах, боже, кто их поймет!Ах, боже, кто их поймет!Черны очи соколины,ровно вешний цвет невинны,занеможет без причинытот, кто в них любовь найдет.Ах, боже, кто их поймет!Ах, боже, кто их уймет!Взгляд очей ее таков,как у горных у орлов;оживляет мертвецов,а живых-то долу гнет.Ах, боже, кто их поймет!Ах, боже, кто их уймет!Неизвестный нидерландский гравер XVI в.
Сварливая баба. Из серии «12 пословиц». Гравюра на меди.
«Мать, любимый мой уходит…»
Мать, любимый мой уходит,в землях дальних станет жить.Не могу его забыть.Как его мне воротить?Как его мне воротить?Мне, родная, нынче снилось,может, вещий сон то был,что любимый мой на островпо синю́ морю отплыл.Не могу его забыть.Как его мне воротить?Как его мне воротить?Мне, родная, снилось нынче,может, вещий был то сон,что уехал мой любимыйпо дороге в Арагон,В том краю он станет жить.Нету сил его забыть.Как его мне воротить?Как же, как же воротить?ХУАН БОСКАН[416]Перевод Вл. Резниченко
«Как сладко спать и сознавать одно…»
Как сладко спать и сознавать одно:все то, что видишь, — сказка, небылица,как сладко упиваться тем, что снится,и ждать, что счастье будет продлено!Как сладостно беспамятство — ономоим желаньям позволяет сбыться,но, как ни сладок сон, душа томится,что вскоре ей очнуться суждено.Ах, если б не кончались сновиденьяи сон мой был бы долог и глубок!Но неизбежна горечь пробужденья.Лишь в снах я счастлив был на краткий срок:что ж, пусть в обманах ищет утешенья,кто наяву счастливым стать не смог.«Зачем любовь за все нам мстит сполна…»
Зачем любовь за все нам мстит сполна:блаженство даст — но слезы лить научит,удачу принесет — вконец измучит,покой сулит — лишит надолго сна,лишь в плен захватит — схлынет, как волна,лишь сердцем завладеет — вмиг наскучит,подарит счастье — все назад получит?Неужто впрямь двулична так она?О нет! Амур безвинен; вместе с намигорюет он, когда придет беда,и плачет, если нас терзают муки.В своих несчастьях мы повинны сами;любовь, напротив, служит нам всегдаподмогой — и в печали и в разлуке.«Я жив еще, хоть жить уже невмочь…»
Я жив еще, хоть жить уже невмочь,хоть вслед мне — хохот и насмешки злые;влачу, как цепи, годы прожитые,сиянью дня предпочитаю ночь,но даже мрак не в силах мне помочь:усталый ум рождает сны дурные;порой зову друзей, как в дни былые,но чаще, заскучав, гоню их прочь.Невзгоды, на пути моем маяча,свой страшный круг сжимают все тесней;душа о бегстве помышляет, плача, —я был бы рад последовать за ней,когда б любовь, привычка и удачане помогали мне в беде моей.«Душа моя со мной играет в прятки…»
Душа моя со мной играет в пряткии лжет, рисуя все не так, как есть;я с радостью приемлю фальшь и лесть,хоть изучил давно ее повадки,и сторонюсь, храня обман мой сладкий,того, кто мне несет дурную весть;я знаю сам — невзгод моих не счесть,но лучше думать, будто все в порядке.Таким смятеньем разум мой объят,что, вмиг забыв о гибельном уроне,чуть стихнет боль, спокоен я и рад.Жизнь ускользает между рук; в погонеза ней, хватаю жадно все подряд —но только пустота в моей ладони.«Встревожен шкипер небом грозовым…»
Встревожен шкипер небом грозовым,но стоит солнцу вспыхнуть на просторе,он все тревоги забывает вскоре,как будто почва твердая под ним.И я плыву по волнам штормовым:любовь моя бездонна, словно море;но, лишь на краткий миг утихнет горе,мне чудится, что я неуязвим.Когда ж на судно вновь свой гнев обрушитсвирепый вихрь, вздымая гладь валами,моряк дает обет не плавать впредьи замолить грехи в господнем храме —ведь лучше землепашцем быть на суше,чем властелином в бездне умереть.«Отраден миг, когда светлеет снова…»
Отраден миг, когда светлеет снованенастьем затемненный небосвод,приятен солнца пламенный восход,зардевший после сумрака ночного,и скорбная душа моя готовав часы отдохновенья от забот,отторгнув груз страданий и невзгод,воспрянуть, словно после сна дурного.Но вновь тревожусь — ведь известно мне:за временное исцеленье этоплатить придется — и платить немало.Любой, кто путешествовал по свету,смог убедиться: тяжела вдвойнедорога после краткого привала.«Легавая, петляя и кружа…»
Легавая, петляя и кружа,несется с лаем по следам кровавым,пока олень, бегущий от облавы,на землю не повалится, дрожа.Так вы меня травили, госпожа,такой желали смерти мне всегда вы;гонимый гневом яростным, неправым,до крайнего дошел я рубежа.И снова вы терзаете и рветесплошную рану сердца моего,где всюду боль кровоточащей плоти.Верны своей безжалостной охоте,вы истязать намерены егои уязвлять, покуда не убьете.ГАРСИЛАСО ДЕ ЛА ВЕГА[417]
Эклога I[418]Перевод Инны Тыняновой
Вице-королю Неаполя
Салисио. Неморосо
Я о любви печальных пастухов,Салисио и Неморосо скромныхПоведаю, их боль передавая;Тех, чьи стада, под властью жалоб томных,Пастись забыли средь своих лугов,Их песни звукам сладостным внимая.Ты, кто, вовеки устали не зная,Завоевал себе повсюду славу,Делами создал кто свою державу,Ты, кто порой со тщаньем и терпеньемСвоих владений занят управленьем,Порой же, забывая о покое,Ведешь войну, блестя вооруженьем,Как Марса воплощение земное;Порою же, освобожден от пенейИ от трудов, в неведенье счастливомОхоте предан, горы попирая,И мчишься на коне нетерпеливом,Преследуя опасливых оленей,Что длят свои мученья, убегая, —Увидишь: возмещаяДосуг, что мной утрачен,Я, рвением охвачен,Мое перо позднее так направлю,Что множество бессчетное прославлюТех добродетелей, что ты являешь;Умру, но не убавлюХвалы тебе, что многих превышаешь.Покуда же досуг мне не дарованИ долг исполнить не настало времяПеред твоею славою и силой —Что должен быть не мной одним, а всемиИсполнен, кто делами очарованДостойными, чтоб память их хранила, —Та ветвь, что послужилаТебе венцом победным,Отступит пусть пред беднымПлющом, что разрастетсяВ твоей тени и тихо вверх завьется,Высокой славы приобщась даров.Покуда слава о тебе поется,Послушай песню скромных пастухов.Из ясных вод поднявшись, огневоеСияло солнце, светом достигаяВершин, когда под деревом зеленымЛежал Салисио, в прохладе отдыхаяТам, где чрез луг со свежею травоюПрозрачный ручеек бежал со звоном.Он пел, и словно стономЗвучала песнь простая,Потоку отвечая,И в жалобе его не слышно было гнева,Словно ее могла услышать дева,Такое причинившая мученье,И скорбного напеваПонять и чувство и предназначенье.Салисио
Ты, тверже мрамора моим стенаньямИ жаркому огню, где я сгораю,Ты, холоднее снега, Галатея![419]Я жить страшусь, хотя уж умираю,Я жизнь отныне отдал бы страданьям,Жить без тебя иначе не умея;И от стыда не смеяПеред людьми явиться,Решил я схоронитьсяИ от себя, от собственного взора.Зачем покинуть хочешь ты так скороТу душу, что была твое владенье,И алчешь лишь простора?О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Уж солнце шлет свои лучи златыеНа горы и поляны, пробуждаяОт дремы птиц, животных и людей:Одни взмывают в воздух, улетая,По горным кручам разбрелись другие,Или пасутся мирно средь полей;Чуть станет посветлей,Спешат уж третьи на работу,Обычную явив заботу,Как им и склонности и долг повелевают.Мои лишь слезы всё не иссякают,Покроется ли мир ночною тенью,Или лучи сверкают.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!А ты, меня забывшая беспечно,Ты и сочувствием того не одарила,Кто здесь из-за тебя умрет в печали,Ты ветру веру и любовь вручила,Что мне должны принадлежать бы вечноИ мне лишь одному принадлежали!О господи, нельзя ли(Тебе с высот возможноЗнать, кто клянется ложно),Чтоб столь жестокую с печальным другомСамо судило небо по заслугам?Раз другу за любовь даря́т одни мученья,Врага дарят досугом, —О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Из-за тебя тенистых рощ молчанье,Из-за тебя вершин уединенныхБезлюдье и покой меня пленили.Из-за тебя я жаждал трав зеленых,И сладкого весны благоуханья,И алых роз, и белоснежных лилий.О, как отличны былиТе чувства, что до срокаТаила ты глубоко,О, как я был несчастлив, заблуждаясь!Недаром грай вороний, повторяясь,Вещал одни обманы и мученья,Зловеще раздаваясь.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!О, сколько раз в лесу, объятый дремой(Порой сродни бывавшею кошмару),Терзался я и в снах моей судьбою!Мне снилось, что гоню мою отаруНа берег Тахо, издавна знакомый, —Чтоб отдохнула в полдень, — к водопою.Иду своей тропою,И вдруг, необъяснимо,Поток, бегущий мимо,Путь новый и нежданный избирает.И, чувствуя, как зной меня сжигает,Спешу вдоль незнакомого теченьяВоды, что убегает.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Чьи уши сладкими чаруешь ты речами?Чью шею нежными руками обвиваешь?Кем ты меня так скоро заменила?И на кого ты ласково взираешьТеперь своими ясными очами?И верность ложную кому ты подарила?Из камня сердце б было,Когда бы, плющ знакомыйВдоль стен чужого домаИ милую лозу вкруг дерева чужогоУзрев, в слезах растаять в те мгновеньяУж не было готово.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Каких еще потерь, какого краха,Какого в чувствах нового разлада,Скажи, отныне ожидать пристало?И что теперь считать надежным надо,Пред чем влюбленный не познает страха,Раз положила ты всему начало?Когда ты покидалаМеня с моей тоскою,Явила ты собоюДурной пример для всех под небесами,Ведь даже за надежными замкамиБоишься потерять любимое именье;Струитесь же ручьями,О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Начало ты дала моей надеждеДостичь того, что чуждо, незнакомо,И сочетать, что несоединимо,Раз злое сердце отдано другому,А у моей любви отъято прежде.То будет вечно каждому вестимо:Змея вползет незримоВ гнездо невинной птицыИ станет единитьсяГолодный волк со смирною овцою;Между твоим избра́нным и тобоюЯ большее увидел расхожденье;Так я гоним судьбою.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Парное молоко вкушаю летом,И хладною зимой: моя отараДает мне сыр и масло в изобилье;Ты моего не отвергала дараИ песнь мою встречала ты приветом,Как будто пред тобою сам Вергилий.Сдается, не явилиМои черты уродства,Не чу́жды благородстваОни и самому мне показались,Когда в ручье прозрачном отражались;Я с тем не поменял бы отраженья,С кем счастьем поменялись.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Как понят был столь мало я тобою?Чем заслужил подобную брезгливость?Как ненавистен сделался столь скоро?Не будь в твоей душе такая лживость,Я был бы век ценим одной ценою,И между нами не было б раздора.Ты знаешь, без надзораПорою летней стадоПрохладе свежей радоГористой Куэнки, а зимой суровойЭстремадуры ищет лес дубовый.Но что все блага? Мне одни томленьяДаны судьбою новой.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Моим рыданьям камни сострадают,Свою теряя твердость и ломаясь,И древеса склоняются в печали,И даже птицы, трелью заливаясь,Меня услышав, голос свой меняют,Как будто смерть мою предугадали.И звери, что дремали,Устав, в лесу прохладном,Забыв о сне отрадном,От моего печалуются стона.Одна лишь ты, доныне непреклонна,Твоя душа не знает угрызеньяОт моего урона.О, лейтесь, лейтесь, слезы сожаленья!Но если помощи ты мне не оказала,Не оставляй места, что так прекрасны,И верь в мое смиренье: я покинуМеста, где я покинут был, несчастный:Я не хочу, чтоб ты их забывала,Коли я верно угадал причину.Ты помнишь ли долинуСо свежею травою,С прозрачною струею,Любезною тому, кто плачет одиноко?Ты здесь найдешь, когда уйду далёко,Похитившего клад, что мне всего дороже;Не будет уж жестоко,Похитив клад, отнять долину тоже.Окончил песнь Салисио и стенаньеИ вздох последний испустил глубокий,И слезы горькие потоком полились.Тому, кто здесь томится, одинокий,Явили даже горы состраданьеИ эхом горестным вдали отозвались,И трели раздались,Как будто ФиломелаСочувствием хотелаНежнейшим на его ответить муки.Как Неморосо начал песнь разлуки,Скажите вы, Пиериды,[420] я не смеюПоведать эти звукиСлабеющею лирою моею.Неморосо
Бегущие струи́, прозрачны, чи́сты,И древеса, чья в них глядится крона,И плющ, что кра́дется извилистой тропою,Пышнозеленое пересекая лоно,И птицы, в небе сеющие свисты,И луг тенистый с нежною травою,Когда с моей бедоюЕще я не спознался,То вдоволь наслаждалсяЧудесным вашим я уединеньем,Порой охвачен сладким сновиденьем,Порою погружен в раздумья и мечтанья,Не мучился сомненьем,И были радостны мои воспоминанья.В долине этой, где сейчас тоскую,Я наслаждался отдыхом беспечно,Взирая на зеленые просторы.О счастье, как ты пусто, быстротечно!Я помню, как в минуту дорогую,Здесь пробудясь, Элисы встретил взоры.О рок, зачем так скороТакою нежной тканьюОдаривать, как данью,Смерть с острою ее косою?Уж лучше бы подобною судьбоюМои усталые замкнулись годы:С потерею такоюЖивя, я, верно, каменной породы.Где очи ясные и томные где вежды,Что за собой повсюду увлекалиМой дух, куда б они ни обратились?Где руки белые, что нежно отобралиВсё у меня — и чувства и надежды?Где пряди, что пред золотом гордились?Так ярко золотились,Что злато с ними рядомКазалось меньшим кладом?Где грудь высокая, где стройная колонна,Что купол золотой так непреклонно,С такою милой грацией носила?Теперь, увы! сокрыто все, что мноюЛюбимо в жизни было,Пустынной, хладной, жесткою землею.Элиса, друг, кто б угадал заране,Когда вдвоем под свежими ветрамиМы здесь с тобой бродили, отдыхая,Когда, любуясь пестрыми цветами,Их собирали вместе на поляне,Что я останусь сир, о прошлом воздыхаяПришла минута злая,И горестному небуСвою принес я требу —Оно мне одиночество сулило.И тяжелей всего, что я унылоТропою жизни осужден влачиться,Что мне ничто не мило,Слепцу без света в сумрачной темнице.Все без тебя вокруг переменилось:Стада в лугах так вольно уж не бродят,И в помощь землепашцу над полямиКолосья золотистые не всходят.И нет добра, что б в зло не обратилось:Пшеница тучная глушится сорнякамиИ дикими овсами.Земля, что взорам нашимДала цветы, что крашеИ не найдешь, чтоб радовали око,Один репей сейчас родит жестоко,И плод его, ненужный и колючий,Я, плача одиноко,Сам возрастил моей слезой горючей.Как при заходе солнца тень ложится,А под его лучами прочь уходитГустая тьма, что землю одевает,Откуда страх на душу к нам нисходитИ формы странные, в какие облачитьсяГотово все, что ночь от нас скрывает,Пока не воссияетСветила свет лучистый, —Такой казалась мглистойНочь, что тебя взяла, и той пороюОстался мучим страхом я и тьмою,Покуда не укажет смерть порогаИ я, ведом тобою,Как солнцем, не увижу, где дорога.Как соловей, чье так печально пенье,Когда, сокрыт в густой листве, он свищет,На землепашца жалуяся злого,Что детушек его лишил жилища,Пока, летая, был он в отдаленьеОт милой ветви и гнезда родного,И боль свою все сноваИ так разноцветистоВыводит горлом чистым,Что самый воздух полнится звучаньем,И ночь суровая, с ее молчаньем,Не властна над его печальными делами:В свидетели страданьямОн небо призывает со звезда́ми;Вот так и я вещаю бесполезноМое страданье, сетуя унылоНа смерти злой жестокость и коварство.Она мне в сердце руку запустилаИ унесла оттуда клад любезный,Где было для него гнездо и царство.Смерть! Про мое мытарствоЯ небу повествую,Из-за тебя тоскуюИ полню мир стенаньями моими,И нет моей страды неизлечимей.И чтоб не сознавать сего страданья,Мне было бы терпимейУже навек лишенным быть сознанья.Обернутую тонкой тканью белой,Я прядь твоих волос храню смиренно,Их от груди моей не отрываю,Беру их в руки и такой мгновенноЖестокой болью поражен бываю,Что предаюсь рыданьям без предела.День коротаю целыйНад ними, и лишь вздохи,Пылая, как сполохи,Их сушат; медлю я, перебираяПо волоску, как будто их считая.Потом, связав их тонкой бечевоюИ тут лишь отдыхаяОт мук моих, я предаюсь покою.Но вслед за тем на память мне приходитТой ночи сумрачной угрюмое ненастье,Мне душу отравляя непрестанноВоспоминаньем про мое несчастье,И вновь пред взоры образ твой приводитВ час смертный, под эгидою Дианы,[421]И голос твой избра́нный,Чьи звуки неземныеСмиряли вихри злые,И что не прозвучит уже отныне.Вновь слышу, как у сумрачной богини,Безжалостной, ты помощи просила,Уже близка к кончине.А ты, богиня рощ, зачем не приходила?Иль так ты рьяно предалась охоте?Иль так тебя завлек пастух твой спящий?[422]Того тебе довольно ль, непреклонной,Дабы не внять мольбе души скорбящей,Отдавшись состраданью и заботе,Дабы красы не видеть обреченнойИ в землю обращенной?Не зреть того в печали,Деянья чьи являлиТебе служение в охоте дерзновенной,Когда я нес на твой алтарь священныйМои дары, плод моего старанья?За что ж, тобой презренный,Я гибель зрел любимого созданья?Элиса дивная, что ныне свод небесный,Его изменчивость в покое наблюдая,Своей бессмертной меряешь стопою,Зачем не просишь, чтобы, поспешая,Лишило время оболочки теснойМой дух, меня соединив с тобою?И мы, рука с рукою,В пространстве третьей сферы,Где льется свет Венеры,[423]Искали реки новые и горы,Цветных лугов тенистые просторы,Где отдохнуть, и чтоб тебя бессменноМои видали взоры,Без страха потерять тебя мгновенно.Так никогда б уже не прекратилисьТе песни, что слыхали только кручи,Плач пастухов вовек бы не прервался,Когда б, взглянув, как розовые тучиУже в огне заката позлатились,Не поняли они, что день кончался.Все шире расстилалсяТуман густой по склонам,И тень в лесу зеленомВверх по горе вползала. От печальнойОни очнулись дремы. Луч прощальныйИ скудный проводили грустным взглядомИ по дороге дальнойУшли тихонько вслед за мирным стадом.Цветку Нидо[424]Перевод Инны Тыняновой
Когда бы так звучалаПростая лира, что в одно мгновеньеЧудесно бы смирялаИ ветра дуновенье,И грозных волн могучее волненье;И на суровых кручахСвоей бы песней трогала живоюОна зверей могучихИ, зазвенев стрелою,Деревья увлекала б за собою;Узнай, что не воспеты,Цветок прекрасный Нидо, мною б былиНи Марс, броней одетый,Во смертоносной силе,Кого и пыль, и кровь, и пот покрыли;Ни эти капитаны,Что боевую мчали колесницу,За кем германец чванныйВ тугой петле влачится,Пред кем француз был вынужден склониться.О нет, одна лишь мноюМощь красоты твоей была б воспета,А вместе с красотою(В том не сочти навета)И хо́лодность — души твоей примета.И раз в печальной доле,Терзаемый любовью запрещенной,Вручил тоску виолеТвой бедный друг, сраженныйТвоею красотою непреклонной,Я расскажу, как пленный,Достойный большей жалости и веры,В печали неизменнойПлывет, рабом галеры,[425]За раковиной дальнею Венеры.Из-за тебя отнынеОн уж конем не правит, усмиряяЕго в лихой гордыне,Уздою направляяИ шпоры острые в бока ему вонзая.Из-за тебя он болеВ азарте не выхватывает шпагу,Не мчится в ратном поле,Явив свою отвагу,А лишь змеей крадется по оврагу.Из-за тебя и МузуСвоей звенящей цитры он лишает,Своих скорбей союзуЕе он поручаетИ горькой влагой лик свой омывает.Из-за тебя без верыВстречает он и друга появленье;Зачем искать примеры:Я был в его крушеньеНадежной пристанью, где ждет спасенье;Ну а теперь столь жгучимСтраданье сделалось для разума больного,Что зверь в лесу дремучемНе встречен так сурово,Как я, и страха не внушал такого.Уж не земли ль холоднойТебя зачало чрево вековое?Ведь тот душой бесплоднойУж заблудился вдвое,Кто заблужденье оттолкнул чужое.Пускай тебя серьезноПример Анаксареты устрашает,[426]Раскаявшейся поздноВ том, что любви не знает,И чья душа во мраморе сгорает.Всегда одной отрадыОна в чужом страдании искала.Но, опустивши взгляды,Вдруг мертвым увидалаНесчастного, что ране презирала.Петлей сдавило шеюТому, кто от цепей тоски сердечнойБыл мукою своеюИзбавлен быстротечной,Что обрекла гордыню каре вечной.И тотчас обратилосьВ любовь и нежность прежнее презренье.Как поздно пробудилосьРаскаянья мученьеИ как ужасно было пробужденье!Глаза ее гляделиНа мертвого, уж свет не различая,И кости в ней твердели,Длиннее вырастая,Всю плоть ее собою поглощая.И все нутро остылоИ постепенно превратилось в камень;И кровь не находила,Куда излить свой пламень,Сухие вены не признав путями.В безмолвии великомСвершилось в мертвый мрамор превращенье,Дивя не хладным ликомЛюдей воображенье,А хо́лодностью, вызвавшей отмщенье.А Немезида больноСтрелою ранит,[427] не забудь об этом!И славить уж довольноВосторженным поэтамОдну красу твою пред целым светом.И пусть мой стих печальныйХотя б на миг прервет очарованье,Напомнив в час прощальный,Потомкам в назиданье,Тобою причиненное страданье!«О, ласковые локоны любимой…»Перевод Вл. Резниченко
О, ласковые локоны любимой,Бесценный талисман прошедших дней,Вы — в заговоре с памятью моей,И гибель — мой удел неотвратимый!Вы вновь воссоздаете образ зримыйТой, что и ныне мне всего милей;Покой и радость скрылись вместе с ней,И я мечусь в тоске неутолимой.Что ж, если вам похитить сужденоМое блаженство, жалости не зная,Возьмите же и горе заодно!Затем ли мне дана любовь былая,Затем ли счастье некогда дано,Чтоб умер я, о прошлом вспоминая?«Пока лишь розы в вешнем их наряде…»Перевод Вл. Резниченко
Пока лишь розы в вешнем их нарядеТягаться могут с цветом ваших щек,Пока огонь, что сердце мне зажег,Пылает в горделивом вашем взгляде,Пока густых волос витые прядиПросыпаны, как золотой песок,На плавность ваших плеч и ветерокРасплескивает их, любовно гладя, —Вкушайте сладость спелого плода:Уйдет весна, и ярость непогодыНа золото вершин обрушит снег,Цветенье роз иссушат холода,Изменят всё стремительные годы —Уж так заведено из века в век.«О нимфы златокудрые, в ущелье…»Перевод Вл. Резниченко
О нимфы златокудрые, в ущельеС хрустальной колоннадой в глубине,Среди блестящих глыб, на мягком дне,Что служит вам и домом и постелью,Живущие в довольстве и веселье, —Кто крутит пряжу на веретене,Кто шепчется с подружкой в стороне,Кто замечтался, сев за рукоделье, —Когда в слезах я вдоль реки иду,Дела свои прервите на мгновеньеИ оглянитесь на мою беду,Не то, не в силах выплакать мученье,Я, превратясь во влагу, здесь найдуНавеки и покой и утешенье.«О, если есть у слез такая власть…»Перевод Вл. Резниченко
О, если есть у слез такая власть,Что вспененные струи им покорны,Что с мест сошли дубы в лощинах черных,Чтоб к плачущему листьями припасть,И может тронуть истинная страстьИ злых зверей, и камни высей горных,И тот, чьи просьбы были столь упорны,Сумел живым в загробный мир попасть, —То отчего ж, скажи, в такой же мереНе трогают тебя мои рыданья,И ты не снизойдешь к моей мольбе?Ведь большего достоин состраданьяЯ, льющий слезы о самом себе,Чем он, скорбящий о своей потере.«Моя щека окроплена слезой…»Перевод С. Гончаренко
Моя щека окроплена слезой,Стенанья рвутся из груди всечасно;Но тяжелей всего, что я, несчастный,Сказать не смею: «Вы тому виной!»Влекусь за вами узкою стезей —Валюсь без сил. Хочу бежать — напрасно:Я цепенею, вспомнив, как прекрасноВиденье, покидаемое мной.Когда ж дерзну карабкаться к вершине,Сорвавшихся мерещатся мне тени —И ужаса в крови не превозмочь,И в довершенье я лишен отнынеНадежды, освещавшей мне ступениВ глухую, как твое забвенье, ночь.ГУТЬЕРРЕ ДЕ СЕТИНА[428]
МадригалПеревод С. Гончаренко
Вы, очи, ярче света дняИ сладостней, чем луч авроры;И все ж, мои встречая взоры,Порой, как лед, вы холодны.Вы всех ласкаете приветом,Но отчего вы так гневны,Когда ко мне обращены?Что ж! Ослепленный вашим светом,Твержу, свою судьбу кляня:Хоть так глядите на меня!«Смертельный яд, который выпит взглядом…»Перевод Вл. Резниченко
Смертельный яд, который выпит взглядом,Жестокий плен, желанным ставший вдруг,Златые цепи, сладостный недуг,Пустая прихоть с безрассудством рядом,Чертополох в соседстве с пышным садом,Богатство, что уплыло между рук,Бальзам для сердца, не унявший мук,Вкус горечи, примешанный к усладам,Сокровища, растаявшие в снах,Удар свирепый, не повлекший мести,Надежда, что, блеснув, погасла вновь,Удача, обращенная во прах,Ненайденный причал — все это вместеОдним зовется именем: любовь.ЛУИС ДЕ ЛЕОН[429]Перевод Инны Шафаренко
Уединенная жизнь
Сколь жизнь отдохновеннаДля тех, кто может от толпы крикливойТропою сокровеннойБежать, — и под оливойНайти покой отшельника счастливый!Они глядят без дрожиНа те хоромы с крышей золоченой,Что на дворцы похожи,Где пышные колонныВоздвиг для их владельцев мавр смышленый;И гонят прочь досаду,Когда услышат зов нужды суровыйИль сладкую руладуПритворщика, чье словоЛюбую низость восхвалять готово.Мне ж — только развлеченье,Когда высокомерные сеньорыС гримасою презреньяВ меня кидают взоры:Смешны мне их надменные укоры!Мне надоели схваткиС капризным морем, бурями, туманом…И только отдых сладкийМне кажется желаннымВ общении с природой невозбранном.Тому, кто избегаетЛюдей, — равно ученый и невеждаСоседством досаждает:Он позабыть мечтаетЛюбовь и страхи, ревность и надежду…Не по душе мне, право,В одышке гнаться за корыстью голой!Тенистая дубрава,Луга, поля и долыДарят мне легкий сон и день веселый!Здесь ясным утром раннимМеня с постели поднимают птицыНестройным щебетаньем;Что им до всех традиций?Ведь правилам им ни к чему учиться!Вот тут, на склоне горном,Мой сад. В нем каждый куст посажен мною,Взращен трудом упорным.Он, весь в цвету весною,Дает мне летом тень и хлеб зимою.И, словно бы стараясьПрелестный вид собой украсить пуще,Журчит, с горы спускаясь,Поток быстробегущийИ прячется в густой зеленой куще.На мураве синея,Струя живая меж деревьев вьется,Цветы стоят над нею,Кругом прохлада льется,Жужжанье пчел повсюду раздается;Эол своим дыханьемЕдва листву деревьев задевает,И сад благоуханьемЛюбовно овевает…Живущий здесь все беды забывает!А тех, кто в жажде властиГоняется за золотом ничтожным,Кого сжигают страстиИ кто, в порыве ложном,Жизнь кораблям вручает ненадежным —Мне жаль. Ведь в час крушенья,Когда, кренясь под ветром, мачта стонетИ в громе разрушеньяКорабль в пучине тонет,Надежды нет, что буря их не тронет!О, предпочту легко яПростую пищу в миске деревяннойСредь мира и покояТем яствам, что гурманыНа серебре едят с усмешкой чванной.Все лезут вон из кожи,И каждый обскакать других стремится;От алчности похожиНа маски взбудораженные лица…А я — я их стараюсь сторониться.Один, в тиши, небрежноЧуть трогаю любимой лиры струны,Гляжу на облик нежныйПрироды вечно юнойИ думаю: прекрасен мир подлунный!Ясной ночью[430]
Диего Оларте
Когда я созерцаюБессчетных звезд мерцанье надо мноюИ землю озираю,Покрытую ночноюСна и забвенья тяжкой пеленою, —Любовь и состраданьеИз глаз моих потоки исторгают,Всю грудь мою рыданьяНещадно потрясаютИ горестно воскликнуть заставляют:О, храм добра и света, —Душа! Ты в сфере родилась высокой!Возможно ль, что за этоЗлой рок тебя жестокоВо мрак темницы заточил без срока?Безумьем одержима,От истины и блага, как слепая,Бежишь ты дальше, мимо,На страшный путь вступая,Туда, где все — тщета, где тьма без края!Живут все так бездумно,Как будто бродят в мареве дремоты,А неба свод бесшумноСвершает обороты;Часы текут — и сводят с жизнью счеты.О братья! ПробудитьсяПора! Пусть каждый в будущее глянет!Ведь, если не стремитьсяК добру, — что с нами станет?А мы погрязли в сварах и обмане!Так поднимите взорыТуда, где блещет свод небес прекрасный!Поймите, что раздорыС их злобою всечаснойСмешны и мелки, глупы и опасны,Ибо в межзвездной шириЗемля песчинкой малой утопаетИ в бесконечном миреОна лишь повторяетВсе то, что было, есть и наступает.И тот, кто, восхищаясьБожественной гармонией вселенной,Глядит, не отрываясь,На ход светил бессменный, —Постигнет смысл творенья сокровенный!Луна подобна дискуИз серебра над темным небосклоном;Меркурий яркий близкоГорит огнем зеленым;Венера нежный свет дарит влюбленным;А дальше — Марс кровавый,Бог ярости, недоброе светило,И, окруженный славой,Юпитер величавый, —Владыка, чья корона всех затмила;Над ними, в золотистом,Сверкающем широком ореоле,Как божий нимб лучистом,Сатурн алмазом истымЛьет ясный свет на горы, дол и поле…Любуясь бездной синейИ видя в ней полет созвездий плавный,Я плачу над рабынейУбогой и бесправной —Людской душой, попавшей в плен бесславный.О, светлые пространства!Там мир в союзе с истиной нетленнойБез злобы, без тиранстваХранит покой блаженный,Оберегая трон любви священный.Под сладостное пеньеТам вечно свет немеркнущий струится,Там красоты цветенье,Не увядая, длится,Восторг парит там легкокрылой птицей.Какой простор и воля!В лугах цветущих — свежесть и отрада,Полно плодами полеИ дивная услада —Искрящихся источников прохлада!Франсиско Салинасу[431]
Салинас, все смолкает,И яркие лучи рекою льются,И ветер утихает,Чуть звуки раздаются,Когда струны твои персты коснутся.Под неземное пеньеМой дух, дремотой тяжкою сраженный,Очнувшись от забвеньяИ, словно оживленный,Вновь обретает память, просветленный.И, радуясь прозренью,Он к истине высокой воспаряет,Исполненный презреньяК металлу, что сияетИ чернь неверным блеском ослепляет.Вдаль от юдоли теснойТа музыка мой легкий дух умчалаТуда, под свод небесный,Где искони звучалоБожественной гармонии начало.Звенящие аккорды,Как музыке небес ответ певучий,Ты посылаешь гордо,И сонмы тех созвучийСливаются в мелодии могучей.В ней, как в морской лазури,Душа плывет, полна такой истомы,Что все земные бури,Несчастья, беды, громыКак будто ей чужды и незнакомы…О сон, восторга полный!Ты забытье, какого нет блаженней!И пусть меня, как волны,Уносит дивный генийОт грубых чувств и низких побуждений!Любимцы Аполлона!Друзья! Ваш хор зовет нас вдохновенноВнимать ему влюбленно,Отбросив все, что бренно,Освободившись от земного плена.О друг мой юный,Салинас! Пусть звенят, не умолкая,Божественные струны,Мой чуткий слух ласкаяИ от всего земного отвлекая!О сдержанности и постоянстве
Блажен, кто цену знаетВсему, чье проницательное окоПовсюду проникаетИ видит мир широкоОт запада до самого востока!Один, гонимый жаждойОставить сыну пышное именье,Грош экономит каждыйИ в безрассудном рвеньеСам терпит холод, голод и лишенья;Другой пред знатью чванной,В восторге млея, стелется травою,Тщеславьем обуянный,Подачек ждет с мольбою,Смирившись с жалкой, шутовской судьбою;Бедняга третий, таяПред локонами и лукавым взглядом,Мгновения считаяБлаженные, когда он с милой рядом,Потом за них годами платит адом…И только тот, кто в силахСебя смирить и отнестись к порывамЖеланий легкокрылыхС презреньем молчаливым,По праву назовет себя счастливым.Ведь если день сияет,То злобный ветер, нагоняя тучи,Его не вытесняет,И, пролетая над скалой могучей,Он пик ее не может сбросить с кручи.Так дуб тенистый, старый,Жестоким топором лишенный кроны,Вновь с силой жизни яройЛиствой темно-зеленойВесной укроет ствол свой оголенный, —Его уничтожают,Ломают, рубят и калечат грубо, —А он все расцветает,И снова корни дубаСмеются над бессильем лесоруба…Я восхищаюсь теми,Кто, перед силой не сгибая стана,Судьбы нелегкой бремяНесет, хоть гнев тиранаНад ним висит угрозой постоянно!Он гордо скажет: пламяРасплавит и твердейшие металлы;Что ж, расправляйся с нами,Коль жертв тебе все мало,И крови вновь твоя душа взалкала!Руби, коль надо мноюТвоя слепая ярость разразилась!Я грудь тебе открою, —Но знай: в ней сердце билось,В котором мирозданье уместилось!Легко пронзишь ты телоНожом, — и все же злость твоя напрасноМеня сломить хотела:Здесь ты достиг предела —Моя душа кинжалу неподвластна.Из пут освободитьсяТы ей помог, мной завладеть желая,И вот она, как птица,Летит к воротам рая…Мне жаль тебя: ничтожна власть земная!Выходя из тюрьмы[432]
Сраженный завистью и клеветою,Попал я в эту мрачную темницу.Как счастлив мудрый: он не соблазнитсяБольшого света мишурой пустою!Навек с мирской расставшись суетою,Живет он в сладостном уединенье;Неприхотлива жизнь его простая,Лишь с богом он находится в общенье,Сам зависти не ведая мученьяИ зависти в других не вызывая!Питер ван дер Хейден (раб. 1530–1572).
Кухня тощих. С композиции Питера Брейгеля Старшего. Гравюра на меди.
БАЛЬТАСАР ДЕ АЛЬКАСАР[433]
УжинПеревод Инны Тыняновой
В Хаэне у нас проживаетНекто дон Лопе де Coca.Мы коснулись такого вопроса,Что смешней, Инес, не бывает.У него португалец лакеемСлужил, да и вдруг исчез…Но поужинаем, Инес,Поболтать и после успеем.Хочется есть до зарезу,И хорошая ты хозяйка.Уж в чашах вино, давай-ка,Пора начинать трапезу.Молодого вина — избыток,Его я благословлю;Я набожен и люблюКрестить благородный напиток.Приступим-ка чин по чину:Подай мне бурдюк, сестрица,Мне красное это сгодится —За каплю дашь по флорину.Откуда его приносят?Ах да… из таверны «Башня»:По десятке за четверть. Не страшно,Дешевле у нас не просят.Богом клянусь, что редкоПриятней таверну найдешь;А в общем, сладко живешь,Когда таверна — соседка.Старо оно или ново,Не знаю даже примерно,Но дивное, право слово,Изобретенье — таверна.Туда прихожу, алкая:На выбор — разные вина;Отмерят, нальют, опрокину,Плачу́ — и пошел, напевая.Можно хвалить бы вечноБлаженство, Инес, такое,В одном лишь вижу плохое —Что слишком оно быстротечно.Что нам теперь подадут?Салат и закуски съели.Госпожа колбаса? Неужели?Приветствую ваш дебют!В каком же соку и силе!Как стянута! Как дородна!Сдается, Инес, ей угодно,Чтоб тотчас мы к ней приступили.Входи, кровяная, ну-тка,Дорожка узка, осторожно…Воду в вино? Невозможно!Инес, не обидь желудка!Налей вина постарее,Чтоб кушаньям вкусу придать;Храни тебя бог, не сыскатьМне ученицы мудрее.Еще колбасы подай-ка,Такую бросать не дело.Во рту прямо все сгорело —С лучком, с чесночком, негодяйка!В ней есть и орешки — славно!Чем только она не набита!Проперчена тоже сердито.Готовишь, сестрица, исправно.Чувства во мне закипаютОт такого блаженства. А ты?Впрочем, твои чертыУдовольствие выражают.Я рад, хоть шумит в голове,Но… не думай, что я шучу:Ты одну ведь зажгла свечу,Почему ж их сделалось две?Впрочем, там, где питье и еда,Вопросов не задают:Когда так здо́рово пьют,Размножаются свечи всегда.Попробуем тот кувшин:Небесный в нем, знаю, ликер;Лучшим он даст отпорИз самых отборных вин.Нежен-то как, прозрачен!Приятно как горьковат!Пряный какой аромат!Ну до чего ж удачен!Но на сцену выходит сыр(Колбасу мы съели, бедняжку)И, кажется, требует чашку,Чтобы закончить пир.Сыр овечий, как ты хорош!Пою тебе гимн хвалебный;А вкус у маслин — волшебный.Что, сестрица, их не берешь?Теперь, Инес, как обычно:Бурдюк — и глоточков пять.Ну, пора со стола убирать,Мы поужинали отлично.И поскольку с тобой на дивоМы поели, вернуться сразуБудет, Инес, справедливоК прерванному рассказу.Так слушай: тому лакеюВздумалось вдруг простудиться…Бьет одиннадцать, время ложиться;Досказать и завтра успею.САН ХУАН ДЕ ЛА КРУС[434]Перевод Вл. Васильева
«В ночи благословенной…»
В ночи благословенной,Смятенная, по ходу потайному, —О, миг столь вожделенный! —Тая любви истому,Когда все стихло, вышла я из дому.В поспешности смятеннойОдна во тьме по ходу винтовому, —О, миг столь вожделенный! —По холоду ночному,Когда все стихло, вышла я из дому.Полна огня и дрожи,Чужим глазам невидима я стала.Мой взор затмился тоже.Светить мне продолжалоЛишь пламя, что во мне не угасало.Оно надежней было,Чем солнце, что юдоль мне освещало.А я к тому спешила,Кого давно я зналаИ вот в безлюдном месте повстречала.О, ночь, как утро мая!О, ночь, моя благая проводница!О, ночь, когда смогла яС любимым обручиться,В любимого смогла преобразиться!Был цвет любви взлелеянЛишь для него, за что воздал он щедро,И на груди моей онУснул под сенью кедра,А нас ласкали нежно крылья ветра.Там у стены зубчатойЯ волосы его перебирала.Благоуханье мяты,Пьянившее сначала,И мысль мою, и чувства оборвало.Исчезли все дороги.Был предо мною только образ милый.Все кончилось. Тревоги,Что некогда томили,Забытыми остались среди лилий.Огонь любви нетленной
Песнь о единении души с божественной любовью
Огонь любви нетленной!Владей душой моею,Томи ее. Отрадны мне страданья.Не угасая денноИ нощно, поскорееСожги препону нашему свиданью!О сладостные раны!Для вас открыт я настежь.О добрая рука! Ты указуешьДуше эдем желанный.Мой каждый долг ты платишь,И даже смерть ты в жизнь преобразуешь.Светильник мой! Ты недраСознанья озаряешь,И верен путь мой в озаренье этом.О столп огня! Ты щедроИ чутко одаряешьИзбранника своим огнем и светом.Небес посланец дивный,Предвестник благодати!Лишь ты живешь в груди моей смятенной.На голос твой призывныйЯ в трепете объятийСтупаю, полн любви неизреченной.ФРАНСИСКО ДЕ ЛА ТОРРЕ[435]
ЛаньПеревод Павла Грушко
Страдающая лань с открытой раной,испачканной землею и травой,ты ищешь воду чистого истокаи дышишь сдавленно, клонясь главойна грудь, залитую струей багряной;красу твою унизить — много ль прока!Стократ рука жестока,спешащая проткнутьбелеющую грудь, —рука, которой боль твоя — услада,когда твой нежный друг, твоя отрада,вовеки не поднимется с земли —застывшая громада,чью грудь ножи охотничьи нашли.Вернись, вернись в долину, к той поляне,где друг твой гиб, чтоб ты спаслась в лесу,не знал он, что и ты — над бездной черной.Ты принесешь ему свою красу,чтобы забыться в роковом тумане,что наслан грубою рукой проворной.Уже на круче горнойвовек не зазвучитпривольный гул копыт,вам отказали небеса в защите,и звезды были глухи к вам в зените,дозволив, чтобы злой простолюдинтворил кровопролитье,гоня безвинных средь немых равнин.Но — право! — не кропи кровавым сокомтраву из раненой твоей груди,страданьем и любовью истомленной.Ты, бегом изнуренная, придик ручью, чтоб сломленный твой дух потокомомыть, что рассекает дол зеленый.Олень окровавленный,чью жизнь затмила мгла,чтоб ты спастись могла, —признайся, не был он любим тобою,и раз он пал, чтоб ты была живою —живи и тем ему любезной будь,чтобы тоской слепоюи острой болью не терзало грудь.Где дни, когда на солнечных полянах,как нежные в разлуке голубки,вы порозну в лесной глуши бродили,пушистым лбом касаясь у рекифиалок, мирта, сочных трав и лилий!Увы, навек уплылите дни, когда ваш зовбыл тяготой лугов,печаля дол, богатый и счастливый,где Тахо, ясный и неторопливый,бежал, призывы трубные ловив,доколе мглой тоскливойсмерть не затмила благодатных нив.Уже недвижимо оленя тело,в нем ужас воплощен, хотя оноеще вчера чащобу украшало.И ты, чье сердце ужаса полно,в агонии смыкаешь взор устало,затмение настало,уже вас смерть свела,и дивные тела —желанная добыча алчной страсти —любовью вечной венчаны в несчастье,ее венец — награда беглецам,в ее верховной властии в смерти дать победу двум сердцам.Напев, чей замысел словами стал,о лани, павшей от жестоких жалловца, чье сердце не смягчила жалость,среди лесов и скал, —лети, напев, а мне рыдать осталось:был славы свет, но мрак его застлал!АЛОНСО ДЕ ЭРСИЛЬЯ[436]
АрауканаОтрывокПеревод Мих. Донского
О, наша жизнь, юдоль скорбей и плача![437]О, человек, игралище тревог!Сколь непрочна житейская удача:Возвысившийся упадет в свой срок.Благой удел избраннику назнача,В конце концов его низвергнет рок.Печаль венчает все услады наши,Всегда есть желчь на дне медовой чаши.Увы, достойнейшие из мужейПорой самих себя переживали,Тускнел их блеск от умноженья дней:Тому пример мы видим в Ганнибале;И если бы окончил жизнь Помпей[438]В канун несчастной битвы при Фарсале,Остался бы он в памяти людскойКак первый полководец и герой.Вот так же и о КауполиканеВсегда бы вспоминали и везде,Как об отважнейшем на поле брани,Мудрейшем полководце и вожде,Что был индейцам в годы испытанийНадежнейшей опорой в их беде, —Будь не дано ему дожить до срока,Когда он сломлен был десницей рока.Испанцы одолели, в плен он взят,Его дружина в бегство обратилась.Минувшего уж не вернуть назад,Звезда его успехов закатилась.И тут вошел Наместник в круг солдат, —Что пленнику назначит — казнь иль милость?Но страха не явил наш гордый враг,И победителю он молвил так:«Когда бы волей рока непреложнойВ пучину был повергнут я стыда —Меня противник бы разбил ничтожный,Ты можешь мне поверить, что тогдаЯ тотчас бы нашел исход надежный,Рука моя достаточно тверда:Я в грудь себе клинок вонзил бы с силой,Теченье жизни оборвав постылой.Но от тебя я не почту за стыдПринять в подарок жизнь, о вождь могучий!Быть может, побежденный возвратитС лихвою долг, когда найдется случай;Не помышляй, что смерть меня страшит:Лишь тот боится смерти неминучей,Кто счастлив, но поверженным во прахВнушает смерть надежду, а не страх.Я Кауполикан. Рок своенравныйСудил мне в бездну с высоты упасть.Я вождь арауканцев полноправный,Моя над ними безгранична власть.Решает все один мой взгляд державный:Мир заключить с врагом или напасть.Я сила их, я воля их, их разум,Послушна вся страна моим приказам.Да, это я, тобою взятый в плен,Убил Вальдивию при Тукапеле,Сжег Пенко, стер с лица земли Пурен,[439]Не раз вы от меня урон терпели.Чревата жизнь чредою перемен, —И воинов моих вы одолели,А сам среди толпы врагов, один,Я жду — продлит ли жизнь мне властелин.Коль судишь ты — я воевал неправо,Все ж будь великодушен, одолев:Твоя тем ярче воссияет слава.Пусть мощь твоя твой обуздает гнев,Мешает он судить и мыслить здраво.Но если алчет месть, разинув зев,И моего ей мало униженья,Будь милостив, казни без промедленья!Не мни, что обезглавленный народОставлю я, в пучину смерти канув.Своей победы не вкусить вам плод:Арауканцы, яростно воспрянув,Сметут вас, — чтобы их вести вперед,Найдутся сотни Кауполиканов.Со мной ты вел нелегкую борьбу,Не стоит снова искушать судьбу.Вождь доблестный, к твоей ли будет чести,Когда порыв твой победит тебя?Пусть мудрость обуздает жажду мести:Как ты смирял других, смири себя.Всеобщий сгубишь мир со мною вместе.Твой грозный меч, мне голову рубя, —Мои слова да не оставишь втуне, —Главу отрубит и твоей фортуне.Не торопись, глотком не захлебнись,Величья истинного будь достоин:Сама судьба тебя поднимет ввысь, —Не шпорь ее, победоносный воин,И высоко ты сможешь вознестись.Раз я в плену, ты можешь быть спокоен.Моей ты жизни волен кончить срок,Но вам от мертвеца велик ли прок?Когда ж главой отрубленной моеюТы все же усладить желаешь взор,Я под разящий меч подставлю шею,Оспорить не пытаясь приговор.Не о плачевной жизни я жалею,Боюсь, чтоб ты не углубил раздор,Чтобы твое поспешное решеньеНам не закрыло путь для примиренья.Свободен я или в плену, но мнеПокорны без предела и без мерыАрауканцы в мире и войне,Ты видел сам не раз тому примеры.Спрячь в ножны меч, и я по всей странеРаспространю закон Христовой веры,И королю Филиппу мой народЗа мною вслед на верность присягнет.Оставь меня заложником в темнице,Пока я обещанья не сдержу.Со мной совет старейшин согласитсяИ сделает все так, как я скажу.А если нет, — ведь я в твоей деснице:Ты повелишь — я голову сложу.Решай, какую мне назначить долю,Безропотно твою я встречу волю».На том арауканец кончил речь.Спокойно ждал ответного он слова:На жизнь иль смерть решат его обречь?Его лицо бесстрастно и сурово:Убийственный тому не страшен меч,Кто ввергнут в бездну униженья злого.Свободу потеряв свою и мощь,Величья не утратил пленный вождь.Его призыв остался не уважен,Суд был поспешным, страшным был удел:Индеец на кол должен быть посажен,А вслед за тем прикончен тучей стрел.Вождь слушал приговор спокоен, важен,Его суровый дух не ослабел.Увы, судьба с ним обошлась жестоко,Но избежать нельзя велений рока.Однако поддержала в этот мигЕго благая божия десница:Луч веры в душу дикаря проник,Он пожелал пред смертью окреститься.Триумф Христовой церкви был велик,Кастильцам повод был возвеселиться,Хоть жалость осужденный вызывал.Зато индейцев ужас обуял.Потом в сей день, день славы и печали,Крещенья совершив святой обряд,Вождя в началах веры наставляли.Но срок настал, и воинский отряд,Молитвы заглушив бряцаньем стали,Его повлек на казнь. Пусть предстоятЕму теперь телесные мученья —Снискал душе он вечное спасенье.С главою непокрытой, бос и наг,Он шел; гремели тяжкие оковы,Отсчитывая каждый его шаг,А шею узел захлестнул пеньковый.Веревку намотав на свой кулак,Вел пленника палач, к трудам готовый,Солдаты с копьями — по сторонам.Кто это зрел, не верил тот глазам.Они остановились у помоста,Что спешно был для казни возведен, —Чуть ниже человеческого роста,Он взорам был открыт со всех сторон.По лесенке уверенно и простоПоднялся осужденный, будто онНе страшную готов принять был долю,А из темницы выходил на волю.Индейский вождь взошел на эшафотИ дол окрест обвел спокойным взором.Он оглядел теснящийся народ,Прислушался к молчанию, в которомТаился хладный ужас; «Вот он — тот,Кто обречен жестоким приговоромНа муки, не сравнимые ни с чем!»Был каждый зряч вдвойне, был каждый нем.Вплотную подойдя к орудью казни,Ничуть не изменился он в лице,Хоть нет для смертных мысли неотвязней,Чем мысль о неминуемом конце.«Нет, — молвил он, — не пробудить боязниНичем в судьбой испытанном бойце.Навстречу мукам простираю длани;Ведь в муках сих — конец земных страданий».Убийственное ждало острие.Умолк индеец, жребию покорный.Тут, чтобы дело выполнить свое,Приблизился к нему палач проворный —Одетый в непотребное тряпье,Свирепый обликом невольник черный.Такой обиды новой не стерпев,Индеец в сих словах излил свой гнев:«Вот как? Вы, воины, вы, христиане!Ужель вам мало вида смертных мук?Я вашим был врагом на поле браниИ смерть готов принять из ваших рук,Но отдан я в час тяжких испытанийНа произвол последнего из слуг!Подвергнув храброго бойца бесчестью,Вы сделали возмездье подлой местью.Ужели жалкой жертвой палачаЯ, доблестный военачальник, стану?Ужели не найдется здесь меча,Чтоб подарить смертельную мне рану?Иль, воинов моих рубя сплеча,Вы не мечтали КауполикануНанесть удар? Да не отдаст судьбаМеня во власть презренного раба!»Тут палача он пнул ногою, даромЧто был в цепях. Издав свирепый вой,Тот, сваленный неистовым ударом,С помоста грянулся вниз головой.Но, гнев излив в порыве этом яром,Арауканец овладел собойИ не сопротивлялся грубой силе,Когда палач с подмогой подступили.В него вонзился заостренный колИ, постепенно погружаясь в тело,Утробу всю страдальцу пропорол.Ужаснее никто не знал удела.Но вождь индейский бровью не повел,Суровое чело окаменело:Не на колу сидел, казалось, он, —Вкушал на ложе безмятежный сон.Для завершенья казни всенароднойШесть лучников, расставленных вокруг,Тут начали стрелять поочередно.Но хоть убийство для их сильных рукДавно работой стало обиходной,Им не хотел повиноваться лук:Знать, дело это было не простое —Прославленного умертвить героя.Его страданий сократила срокСудьба, столь беспощадная доселе:Хоть целил мимо не один стрелок,Хоть стрелы неуверенно летели,Спрямлял их путь своей десницей рок,И ни одна не миновала цели.Понадобилась все же сотня стрел,Чтоб этот дух могучий отлетел.Я знаю, лег как тягостное бремяНа совесть вам правдивый мой рассказ,Будь даже вы черствы душой. В то времяЯ, выполняя данный мне приказ,[440]Оружьем усмирял другое племя,Подъявшее мятеж противу нас.А не отозван будь я этой смутой,Свершиться казни не дал бы столь лютой.Не мертвенно — спокойно недвижим,С открытыми глазами, величавый,Казался Кауполикан живым,Как будто смерти восковой, костлявой,Застывшей в изумленье перед ним,Претило с гнусной поспешать расправой.А дикарей объял священный страх:Для них он все был вождь, не мертвый прах.Мгновенно на крылах молвы проворнойПомчалась весть во все концы землиО смерти столь ужасной и позорной.И все, кто жил вблизи, кто жил вдали,В смятенье встретив этот слух упорный,Взволнованным потоком потекли,Дабы увериться, что нет обмана, —Узреть останки Кауполикана.Густел и ширился поток людской,Ручьи со всей окрестности вбирая,И, став необозримою рекой,Заполнил дол от края и до края.И всяк старался собственной рукойПотрогать труп, глазам не доверяя;Но, и касанием не убежден,Не мог понять — явь это или сон.МИГЕЛЬ ДЕ СЕРВАНТЕС СААВЕДРА[441]
Послание к Матео Васкесу[442]Перевод О. Румера
Дрожа от холода, во тьме ночнойДосель бродил я, и меня в болотоПривел мой путь пустынною тропой,Я оглашаю стонами без счетаТюрьму, куда меня забросил рок,Захлопнув пред надеждою ворота.Переполняет слез моих потокПучину моря, от моих стенанийМутнеют в небе запад и восток.Сеньор, полна неслыханных страданийЖизнь эта средь неверных дикарей;Тут — смерть моих всех юных упований.Но брошен я сюда судьбой моейНе потому, что без стыда по светуБродяжил я, как вор и лиходей.Уже десятое минуло лето,[443]Как я служу на суше и в моряхВеликому Филиппу шпагой этой.И в тот счастливый день, когда во прахРазвеял рок враждебную армаду,[444]А нашей, трепет сеявшей и страх,Великую победу дал в награду,Участье в битве принимал и я,Хоть слабым был бойцом, признаться надо.Я видел, как багровая струяГорячей крови красила пучину, —Смешалась кровь и вражья и своя.Я видел, как над водною равнинойНосилась смерть, неистово ярясь,И тысячам бойцов несла кончину.Я видел также выраженье глазУ тех, которые в огне и пенеВстречали с ужасом свой смертный час.Я слышал стоны, жалобы и пениТех, кто, кляня безжалостность судьбы,Изнемогали от своих ранений.Уразуметь, каков исход борьбы,Они могли в последнее мгновенье,Услышавши победный глас трубы.То возвещало о конце сраженьяИ о разгроме мавританских силВеликое Христово ополченье.Мне праздником тот миг счастливый был.Сжимал я шпагу правою рукою,Из левой же фонтан кровавый бил.Я чувствовал: невыносимо ноя,Рука готова изнемочь от ран,И грудь от адского пылает зноя.Но, видя, что разбит неверных станИ празднуют победу христиане,Я радостью такой был обуян,Что, раненный, не обращал вниманьяНа то, что кровь из ран лилась рекой,И то и дело я терял сознанье.Однако этот тяжкий опыт мойНе помешал мне через год пуститьсяОпять туда, где шел смертельный бой.Я вновь увидел варварские лица,Увидел злой, отверженный народ,Который гибели своей страшится.Я устремился в край преславный тот,Где память о любви Дидоны[445] властнойК троянцу-страннику досель живет.Паденье мавров лицезреть так страстноХотелось мне, что я пустился в путь,Хоть раны были все еще опасны.Я с радостью — могу в том присягнуть —Бойцов убитых разделил бы долю,Там вечным сном уснул бы где-нибудь.Не такова была судьбины воля,Столь доблестно окончить не далаОна мне жизнь со всей ее недолей.Рука насилия меня взяла;Был побежден я мнимою отвагой,Которая лишь похвальбой была.Я на галере «Солнце» — не во благоОна с моим связала свой удел —Погиб со всею нашею ватагой.[446]Сначала наш отпор был тверд и смел;Но слишком люты были вражьи силы,Чтоб он в конце концов не ослабел.Познать чужого ига бремя былоМне, видно, суждено. Второй уж годЯ здесь томлюсь, кляня свой плен постылый.Не потому ль неволи тяжкий гнетМеня постиг, что сокрушался малоЯ о грехах своих, чей страшен счет?Когда меня сюда судьбой пригнало,Когда в гнездовье это прибыл я,Которое пиратов тьму собрало,Стеснилась отчего-то грудь моя,И по лицу, поблекшему от горя,Вдруг слезы покатились в три ручья.Увидел берег я и то нагорье,Где водрузил великий Карл свой стяг,И яростно бушующее море.Будил в нем зависть этот гордый знакИспанского могущества и славы,И потому оно бурлило так.Перед картиной этой величавойСтоял я, горестной объят тоской,Со взором, застланным слезой кровавой.Но если в заговор с моей судьбойНе вступит небо, если не в неволеМне суждено окончить путь земнойИ я дождусь от неба лучшей доли,То ниц паду перед Филиппом я(Коль в том помочь мне будет ваша воля),И, выстраданной мысли не тая,Все выскажу ему я откровенно,Хоть будет неискусной речь моя.«О государь мой, — молвлю я смиренно, —Ты строгой власти подчинил своейБезбожных варваров полувселенной,Всечасно от заморских дикарейК тебе идут послы с богатой данью.Так пусть же в царственной душе твоейПроснется грозное негодованьеНа тот народ, что смеет до сих порТебе оказывать непослушанье.Он многолюден, но врагу отпорДать не способен: нет вооруженья,Нет крепостей, нет неприступных гор.Я убежден: одно лишь приближеньеТвоей армады мощной ввергнет в страхИ бросит в бегство всех без исключенья.О государь, ключи в твоих рукахОт страшной и безжалостной темницы,Где столько лет в железных кандалахПятнадцать тысяч христиан томится.К тебе с надеждою обращеныИх бледные, заплаканные лица.Молю тебя: к страдальцам без виныОтеческое прояви участье, —Их дни и ночи тяжких мук полны.Теперь, когда раздоры злые, к счастью,Утихли все и снова наконецКрай под твоею процветает властью,Ты заверши, что начал твой отецТак смело, доблестно, и новой славойУкрасишь ты державный свой венец.Спеши же предпринять поход сей правый,Верь, государь: один лишь слух о немПовергнет в прах разбойничью ораву».Я так скажу, и нет сомненья в том,Что государь ответит благосклонноНа стоны страждущих в краю чужом.Изобличил свой ум непросвещенный,Быть может, низким слогом речи я,К особе столь высокой обращенной,Но оправданьем служит мне мояГорячая об узниках забота.Послание кончаю, — ждет меняПроклятая на варваров работа.Путешествие на Парнас[447]ОтрывокПеревод В. Левика
Преследуем, гоним за каждый стихНевежеством и завистью презренной,Ревнитель твой не знает благ земных.Давно убор я создал драгоценный,В котором Галатея расцвела,Дабы вовек остаться незабвенной.[448]«Запутанная» сцены обошла.[449]Была ль она такой уж некрасивой?Была ль не по заслугам ей хвала?Комедии то важной, то игривойЯ полюбил своеобразный род,И недурен был стиль мой прихотливый.Отрадой стал для многих Дон-Кихот.Везде, всегда — весной, зимой холоднойУводит он от грусти и забот.В «Новеллах» слышен голос мой природный,Для них собрал я пестрый, милый вздор,Кастильской речи путь открыв свободный.Соперников привык я с давних порСтрашить изобретательности даромИ, возлюбив камен священный хор,Писал стихи, сердечным полон жаром,Стараясь им придать хороший слог,Но никогда, из выгоды иль даром,Мое перо унизить я не могСатирой, приносящею поэтамНемилости иль полный кошелек.Однажды разразился я сонетом:«Убийственно величие его!»[450] —И я горжусь им перед целым светом.В романсах я не создал ничего,Что мог бы сам не подвергать хуленью.Лишь «Ревность» принесла мне торжество[451].Великого «Персилеса» тисненьюЗадумал я предать — да служит онМоих трудов и славы умножению.Вослед Филиде песен легкий звонМоя Филена в рощах рассыпала,[452]И ветер уносил под небосклонМечтания, которых я немалоВверял теченью задушевных строк.Но божья длань меня не покидала,И был всегда мой помысел высок.Влача покорно жребий мой смиренный,Ни лгать, ни строить козни я не мог.Я шел стезею правды неизменной,Мне добродетель спутницей была.Но все ж теперь, представ на суд священный,Я не могу не вспомнить, сколько злаУзнал, бродя по жизненным дорогам,Какой урон судьба мне нанесла.РевностьПеревод С. Гончаренко
Едва зима войдет в свои права,Как вдруг, лишаясь сладкозвучной кроны,Свой изумруд на траур обнаженныйСпешат сменить кусты и дерева.Да, времени тугие жерноваВращаются, тверды и непреклонны;Но все же ствол, морозом обожженный,В свой час опять укутает листва.И прошлое вернется. И страница,Прочитанная, снова повторится…Таков закон всеобщий бытия.И лишь любовь не воскресает снова!Вовеки счастья не вернуть былого,Когда ужалит ревности змея.ЛУПЕРСИО ЛЕОНАРДО ДЕ АРХЕНСОЛА[453]
Гимн надеждеПеревод Павла Грушко
Измученный оратай,в морозный день чуть жив,мечтает, иней с бороды сметая,о всей пшенице, сжатойсредь августовских нив,и о вине, чья кровь пьянит, густая,он пашет дол, мечтаяо том, как серп возьмет,и этим облегчает груз забот.Тяжелые доспехии меч влачит с трудомюнец, чью ратный труд сгибает спину,и нет ему утехи,он милый отчий домменяет на враждебную чужбину,но, строгую судьбинузабыв, идет солдатна рать, избранник будущих наград.Кочует в океане,доверясь двум стволам,любитель злата из отважной братьи;здесь меркнет дня сиянье,и горний неба храмштурмуют волны в яростном подъятье;а он, в мечтах о злате,забыл, что смерть близка,искатель страстный желтого песка.Покинув ночью ложе,где сладко спит жена,идет охотник за добычей в поле,где хладный ветр по кожеи снега белизна,но разве не награда в этой доле —лишать природной волистремительных зверей:как ни хитры они, а он хитрей.Труду вослед награда,своя пора и прок,одно влечет другое непременно,и зимняя прохлададает плоды в свой срок —вот так идет времен согласных смена,и лишь одна нетленнаНадежда среди благ,живая там, где все похитил мрак.Надежду отбирая,что сердцу дашь взамен?Что может заменить нам это диво?Надежда, умирая,все обращает в тлен.Зачем бежишь ты, Флерида, стыдливоприродного порыва?Рук любящих страшась,чем наградишь ты трепетную страсть?Любовь равно мужчинеи женщине дана;он — не скрывает вожделенной цели;и если половинедоверится она,то сбудутся надежды их на деле.Умерь вражду — ужелипротивиться резон?Придет пора — и рухнет бастион.«О смерти отблеск, злой кошмар, не надо…»Перевод Вл. Резниченко
О смерти отблеск, злой кошмар, не надотерзать меня, изобразив конец,пришедший единенью двух сердец, —любовь последней служит мне отрадой.Спеши туда, где дремлет за оградойтиран, замкнувшись в золотой дворец;где спит, за свой карман держась, скупец, —чтоб сон для них был мукой — не усладой.Пусть первому приснится, что народстальные двери в гневе пробивает,что раб продажный в руки нож берет;Второму — что богатство убывает,что в дом его проник разбойный сброд;и пусть любовь в блаженстве пребывает.«Отнес октябрь в давильни виноград…»Перевод Павла Грушко
Отнес октябрь в давильни виноград,и ливни пали с высоты, жестоки,и топит Ибер берега[454] в потоке,мосты, поля окрестные и сад.Опять Монкайо привлекает взгляд[455]челом высоким в снежной поволоке,и солнце еле видно на востоке,когда сошли на землю мгла и хлад.Вновь аквилон терзает лес и море,везде — в полях и в гаванях — народот ветра двери держит на запоре.И Фабьо на пороге Таис льетручьи стыдливых слез,[456] пеняя в горе,что столь бесплоден долгих дней черед.«Во-первых, дон Хуан, поверьте мне…»Перевод Павла Грушко
Во-первых, дон Хуан, поверьте мне:Эльвира, что одета всем на диво,не более модна и прихотлива,чем это соответствует цене.Затем, поскольку мы наедине,скажу, что ложь Эльвиры столь красива,что и краса, которая не лжива,вовек не будет с нею наравне.И если правда ложью оказалась,зачем рыдать, когда и детям ясно,что все в природе — лицедейство сплошь.И неба синь, что нас слепит всечасно,не небо и не синь. Какая жалость,что вся эта краса — всего лишь ложь.БАРТОЛОМЕ ЛЕОНАРДО ДЕ АРХЕНСОЛА[457]
«Открой же мне, о вседержитель правый…»Перевод С. Гончаренко
Открой же мне, о вседержитель правый,в чем промысл твой всевышний заключен,когда невинный в цепи заточен,а суд творит неправедник лукавый?Кто мощь деснице даровал кровавой,твой, божий, попирающей закон?Чьей волей справедливый взят в полони наделен несправедливый славой?Зачем порок гарцует на коне,а добродетель стонет из подвалапод ликованье пьяных голосов?Так мыслил я. Но тут явилась мневдруг нимфа и с усмешкою сказала:«Глупец! Земля ли лучший из миров?»ЛОПЕ ДЕ ВЕГА[458]
«О бесценная свобода…»[459]Перевод В. Портнова
О бесценная свобода,Ты, что золота дороже, —В мире божьем драгоценного немало:Под лучами небосводаНа подводном мягком ложеМного перлов ослепительно сверкало.Но всегда их затмевает блеск кинжала,Пот и кровь их заливают,Жизнь — их страшная оплата,И свободу, а не златоДети мира неустанно воспевают,Все в ней слито величаво:Жизнь, добро, богатство, слава.И когда мне вдруг забрезжилСредь земного прозябаньяСвет небесный, свет живительный и яркий, —Ибо я дотоле не жилИ сучили нить страданьяТри загадочных сестры, седые Парки, —Охватил меня восторг немой и жаркий,Утоленье вечной жажды:Я свободою владею,Упиваюсь жадно ею,И лишь тот, кто в жизнь мою проник однажды,Тот оценит беспристрастно,Как судьба моя прекрасна.Я, единственный властительСей горы и долов милых,Наслаждаюсь их привольем бесконечно,И войти в мою обительЧестолюбие не в силах,Ибо скромный жребий выбрал я навечно.И когда веду я за руку беспечноСлепенького мальчугана,Ищущего перехода,Защитит меня свободаОт стрелы, меча, насилья и обмана.Я оплачу боль чужуюИ спою, о чем горюю.На заре, уже омытойПервой розовой росою,Я из хижины, в предутреннем тумане,Выхожу к реке, покрытойОгневою полосою, —Здесь ищу себе дневное пропитанье.И когда жары почую нарастанье,Грудь стеснится, взор смежится,Ива тенью вырезноюОхранит меня от зноя,Ветерок над головою закружится,Щебет и благоуханьеВосстановят мне дыханье.Сходит ночь в плаще громадном,Никнет день в ее объятья,И надолго воцаряется прохлада.И в тумане непроглядномПеснь заводят, слов не тратя,Дети сумрака, веселые цикады.И тогда моя единая отрада —Строки деревенской прозы,Немудреные подсчеты,Но легки мои заботы:Ведь подвластны мне лишь овцы или козы,И мой день не омрачалиКоролевские печали.Груша нежно зеленеет,Яблоки сгибают ветку,И, как воск, прозрачно-желт орех мускатный,Терн поспел, и ярко рдеет,Лозами заткав беседку,Виноград — медвяный, сочный, ароматный,Изобилен урожай мой благодатный!И пока его сберу яТерпеливою рукою,Над спокойною рекою,Там, где Эстио катит ласковые струи,Увенчает сбор мой новыйЗолотистый плод айвовый.Не завидую чужому,Хоть богатому жилищу,Где разврат и бессердечье душу давят.В чистом поле я как дома,Здесь нашел я кров и пищу,Здесь вовек меня навет не обесславит.Кто вкусил от сельской неги, не оставитШкурой застланного ложа,Ибо так оно покойно,Что презрения достойноЛоже бархатное чванного вельможи.Бедный ключ, поящий травы,Не таит в себе отравы.Во дворце, в толпе придворной,В жажде роскоши сугубой,Новой утвари, еды или нарядаЯ бы шею гнул покорноИ тянул проворно губыК той руке, в которой спрятана награда.Ждал неверного, обманчивого взглядаТех, кто краткий миг в фавореИ возносится над нами,Кто в погоне за чинамиВидит счастье иль отчаянное горе…Мир милей в крестьянском платье,Чем война в парче и злате.Не боюсь аристократа,Не робею толстосума,Не лакействую пред тем, кто на престоле,Не стремлюсь затмить собрата,Не ищу пустого шума,Вечной славы и расфранченной неволи.Но порадует крестьянское застолье,Как пастух придет усталый,Хлебом, и вином, и мясом, —А вечерним тихим часомОдинаково великий спит и малый.Все равны во мраке ночи,Когда сон смыкает очи.Романс о столице[460]Перевод Инны Шафаренко
Умерь свои громкие стоны,Моя разбитая лира:Душе моей многострадальнойВ аккорде одном не излиться.Изломана ты изрядноНемилостивой судьбою,И твой несчастный владелецТебе, бедняжка, подобен.Давай же снова расскажемО бедах, давно не новых,И в этой печальной песнеПечальный оплачем жребий.Твои безумные струны —Единственная отрадаБезумца-поэта, которыйТеперь умудрен страданьем.А если кто не поверит,Что стал я много мудрее, —Пусть сам пройдет мою школу,Познает горечь изгнанья.Тогда он скажет, наверно,Что самый благоразумныйНе смог бы такие обидыСтерпеть, не издав ни звука.И все же лишь та, в ком причинаВсех мук моих и унижений,Мне может принесть исцеленьеИ сладостный свет надежды;Когда в кипарис высокийУдарит молния с неба,Он падает, опаленный,И гибнет в огне жестоком,Но если злобная буряНад тростником пронесется, —Тот гнется и стелется низко,А после встает невредимый…О ты, Вавилон кишащий!Так, видно, судьбе угодно,Что издали я, сквозь слезы,На пышность твою взираю.В обители бедной и скромной,Которая столь дорога мне,В моем одиночестве тихомПрозрел я и многое понял.Я вижу, какие лавиныПозорных и подлых наветовКатятся с гор твоих черных —Гор клеветы и обмана…По улицам многолюднымРыщут хищные звери,На ощупь бродят слепые,Беспомощно спотыкаясь…А сколько там душ томитсяПод мертвою оболочкой,Честных душ, обреченныхНа медленную погибель;Сколько самодовольныхБогатых невежд и болванов,Чьим глупостям с восхищеньемПрислужники их внимают!А сколько коварных Веллидо[461]Под маской друзей бескорыстныхИ Александров Великих,Ничтожных в своем самомненье!Как много там хитрых УлиссовИ юных сирен сладкогласных,Как много коней троянских,В чьем чреве враги с оружьем!Как много судейских жезлов,Настолько тонких и гибких,Что гнутся они послушноПод тяжестью страха и денег!Как много людей никчемных,Что прячутся за спиноюДругих, достойных почтенья,Доверчивых, благородных, —И их сосут потихоньку;Так плющ сосет, обвиваяМощный и стройный тополь,Его животворные соки.Как много там лицемеров,Падких до денег и славы,Чьи веки опущены скромно,Чтоб алчность не выдать взглядом…Сколько там важных сеньоров,Чье чувство чести и долгаСравнится величиною,Пожалуй, лишь с их долгами;Как много сеньор надменных,Растративших состояньяПредков с гербом золоченымНа золото позументов!Сколько там гордых Лукреций,[462]Чья нерушимая верностьРушится даже от звонаМелкой разменной монеты!Каждый хватает, что может,Обманывает, как умеет,А золота блеск, словно латы,Любые грехи прикрывает.И полчища разоренныхРядятся в шелка и бархат,Купленные ценоюПодлости и бесчестья;Толпы юнцов безусых,Отвагой дам умиляя,Толкуют о фландрских битвах,[463]Ни разу боя не видев;Льстецы вельмож окружают,Униженно изгибаясь,И сети интриг плетутсяВ надежде на щедрость подачек…Уроды в пышных нарядах,Расшитых камзолах и брыжахМнят, что они красивы —Им лгут зеркала кривые,А пылкие кавалерыС ухоженными усами,Хоть машут шпагами грозно,На деле — жалкие трусы.Придворные выступаютВ плюмажах, огромных, как крылья,Что их вознесли высоко…Как больно им будет падать!О Вавилон, гудящийШумом разноязыким!Ты добрая мать чужеземцам,Но — мачеха собственным детям!Когда-то народы мираКазну отдавали Риму,А нынче все из МадридаСокровища только увозят!Но, лира, скорее умолкни!Зашли мы слишком далеко:Боюсь, своей головоюЗа это можно ответить.О многом, что нам известно,Болтать мы лучше не станем,И наши обиды скроемПод тяжкой плитой молчанья!Лодка[464]Перевод Инны Шафаренко
О злополучная лодка,Разбившаяся о скалы,Без парусов, без мачты,Одна среди волн свирепых!Куда тебя злобный ветерОт милой земли уносит?Куда ты плывешь, бедняга,В какие стремишься дали,Надеждою безрассуднойИль дерзкой мечтой влекома?Подобно судам могучим,Что знают дальние страны,Покинув привычный берег,Ты смело уходишь в море,К судьбе своей равнодушна,Величественно-печальна,В игре стихий беззащитна,Себя ты волнам вверяешь…Но знай, что волны коварноТебя увлекут к утесам,Где почести разобьютсяО рифы зависти черной.Пока ты плавала, лодка,Вблизи берегов знакомых,Тебе ничем не грозилиПорывы гневные ветра;Полет твой был беззаботен,Ибо места родныеНеглубоки, укрытыИ плавать в них безопасно.Правда, на родине ныне,Ах, не в чести добродетель:Там и жемчужину ценятЛишь в дорогой оправе…Ты скажешь, что знаешь многих,Кто в милостивую погодуСнимался с якоря нищим,И богачом возвращался.Не следуй этим примерам:Из тех, кто умчался далеко,Сколько несчастных погибло,Прельстившись чужой удачей!Ведь для открытого моряНет у тебя в запасеНи весел лжи хитроумной,Ни паруса тонкой лести!Кто обманул тебя, лодка?Не поддавайся соблазнуИ поверни обратно,Чуя верную гибель!Разве твоя оснасткаГодна для далеких странствий?Где в ней цветные флаги,Вымпелы золотые,Где высокие реи,С которых издали виденЗеленый лесистый берегСо светлой каймой песчаной?Где лот на длинном канате,Чтоб глубину измерить,Когда ты с пути собьешьсяИ будешь блуждать во мраке?Что пользы от громкой славыБеднягам, на дне погребенным?Ведь никогда неудачникМечты своей въявь не увидит!Быть может, тебя опояшутВ соленой подводной чащеЗелено-красные ветвиГустых кудрявых кораллов,Зато блестящие листьяПышных венков лавровыхНа берегу увенчаютСуда с богатой добычей.Ужель ты хочешь, чтоб стал я,Тебя стараясь прославить,Средь моряков Фаэтоном,Сгоревшим в пламени неба?Увы, миновало время,Когда зефир легкокрылыйПорхал над нежною розой,Дыша ее ароматом.Теперь ураган жестокийНесется с яростным воемИ катит валы крутые,До солнца вздымая брызги,Из раскаленного горнаНебесной кузницы жаркойЛьются лучи, опаляяИ замки, и крыши хижин…Ты помнишь, как мы с тобоюМирно ловили рыбуИ, выйдя на берег с уловом,Довольные, обсыхали?Заря заливала небоРозовым перламутром,Борта твои, полные рыбы,Блестели жемчугом влажным;С моей возлюбленной вместеВ прибрежной хижине скромнойМы тихий приют находилиИ ложе из свежих листьев;Она звала меня мужем,Я звал ее нежно женою;Пред столь лучезарным счастьемБледнели светила в небе…И вот нежданным ударомСмерть с милой меня разлучила…О лодка, до самого краяТебя затопили слезы!Ну что ж, валяйтесь без делаТеперь и весла и сети!Тому, кто лишился счастья,Крылатый парус не нужен!Владелица бедной лодки,Ты сладостный мир вкушаешь,А я лишь мечтаю о правеК тебе с мольбой обратиться:О, сделай так, чтобы мог яСудьбу разделить с тобою,С тобою, прекрасной и чистой,Встретиться в вышних сферах!Внемли любви моей пылкой,Ведь божества милосердныИ не должны оставатьсяГлухи к людским стенаньям!Но нет, ты меня не слышишь!А впрочем, о чем сокрушаться?Век человека недолог,И мы увидимся вскоре!Живому — всего не хватает,А мертвому — много ли надо!Дровосек и Смерть[465]БасняПеревод Инны Тыняновой
Послушай сказку: дряхлый старец,годов восьмидесяти, не меньше,из леса дальнего в Афинытаскал огромные поленья.Был труд его настолько тяжек,что жаждал он одной лишь смертии лютую молил смиренно:— Приди, о Смерть! О Смерть, не медли! —И Смерть услышала однажды,стуча доспехами скелета,пред ним явилась и сказалана костяном своем наречье:— Ты звал меня, чего ты хочешь? —И старец, задрожав, ответил:— Хочу, чтоб ты мне пособилавязанку дров взвалить на плечи.Назидание любимцам[466]БасняПеревод Инны Тыняновой
Знакомая это картина:не должен казаться слуга,коль жизнь ему дорога,ученее господина.Король однажды сказалсвоему любимцу такое:— Мне лист не дает покоя,что так ладно я написал;я взгляну, как напишешь ты,лучшее выбрать умея.—У придворного вышло ладнее,когда сравнили листы.Королем расхваленный, к домунаправляется он скорейи, из трех своих сыновей,обращается ко старшому:Нам здесь оставаться опасно,большая грозит мне беда. —О причине спросил тогдасын, испугавшись ужасно.Что в отце твоем больше прокачем в нем, наш король нашел.А того, кто его превзошел,не терпит тот, кто высоко!Клевер[467]«Иисусе, ах, как сладко…»Перевод Федора Кельина
Иисусе, ах, как сладкоПахнет клевер, Иисусе,Алый клевер, весь в цвету!Клевер женщины прекрасной,Что так в мужа влюблена,Клевер девушки, — онаПод охраною всечасной,Но любовь в ней ложью страстнойБудит первую мечту.Иисусе, ах, как сладкоПахнет клевер, Иисусе,Алый клевер, весь в цвету!Клевер девушки без мужа, —Женихам потерян счет, —И вдовы, что мужа ждет,Прикрывая неуклюжеТокой белою снаружиНижней юбки пестроту.Иисусе, ах, как сладкоПахнет клевер, Иисусе,Алый клевер, весь в цвету!Майская песня[468]«Пусть себя поздравят…»Перевод Федора Кельина
Пусть себя поздравятМай счастливый,Ручьи и реки,Радостные нивы!У ольхи зеленойСтвол пусть станет выше,Даст миндаль цветущийПлоды другие!Расцветут на дивоНа заре росистойНа зеленых шпагахРукоятки лилий.Пусть стада уходятЗа зеленым тминомПо горе, недавноСнегами покрытой!Пошли своим молодоженамБлагословенье, о господь!Вам поздравлять, лугам зеленым:Одна теперь в них кровь и плоть.Вы — льдистые горы,Вы — гордые пики,Вы — древние дубы,Вы — сосны седые,О, дайте дорогуВоде, чтобы чистымРучьем низвергаласьС утесов в долину!Соловьи пусть звонкимЩекотом и свистомПро любовь расскажутЗеленым миртам,Чтоб с искусством новымИ новым пыломДля птенчиков гнездаСвивали птицы.Пошли своим молодоженамБлагословенье, о господь!Вам поздравлять, лугам зеленым:Одна теперь в них кровь и плоть.«Верни ягненка мне, пастух чужой…»Перевод Вл. Резниченко
Верни ягненка мне, пастух чужой,Ведь у тебя и так большое стадо,А он — моя последняя отрада,В разлуке с ним я потерял покой.Не мил ему ошейник золотой,Бубенчик медный — лучше нет наряда;А нужен выкуп — вот тебе награда:Теленок, будет год ему весной.Ты доказательств просишь? Вот приметы:Глазенки с поволокой, как спросонок,Шерсть темная, сплошные завитки.Хозяин — я. Чтобы проверить это,Пусти его — ко мне придет ягненокИ будет соль лизать с моей руки.«Терять рассудок, делаться больным…»Перевод Вл. Резниченко
Терять рассудок, делаться больным,Живым и мертвым стать одновременно,Хмельным и трезвым, кротким и надменным,Скупым и щедрым, лживым и прямым;Все позабыв, жить именем одним,Быть нежным, грубым, яростным, смиренным,Веселым, грустным, скрытным, откровенным,Ревнивым, безучастным, добрым, злым;В обман поверив, истины страшиться,Пить горький яд, приняв его за мед,Несчастья ради счастьем поступиться,Считать блаженством рая тяжкий гнет, —Все это значит: в женщину влюбиться;Кто испытал любовь, меня поймет.«Ну, Виоланта! Задала урок!..»Перевод С. Гончаренко
Ну, Виоланта! Задала урок!Не сочинил я сроду ни куплета,А ей — изволь сонет. Сонет же — этоГеенна из четырнадцати строк.А впрочем, я четыре превозмог,Хоть и не мыслил о судьбе поэта…Что ж, если доберусь я до терцета,Катрены не страшны мне, видит бог.Вот я трехстишья отворяю дверь…Вошел. И не споткнулся, право слово!Один терцет кончаю. А теперь,С двенадцатым стихом — черед второго…Считайте строчки! Нет ли где потерь?Четырнадцать всего? Аминь! Готово.«Король — легенда есть — был деревом пленен…»[469]Перевод Федора Кельина
Король — легенда есть — был деревом пленен,А юноша один так с мрамором сдружился,Что близ своей любви он вечно находился,И камню страсть свою вверял всечасно он.Но тот, кто в грубый ствол и в камень был влюблен,Надеждой большею, бесспорно, тот гордился.Мог подойти он к ним, когда мечтой томился,Лобзанием своим был тайно награжден.Увы, о, горе мне! Я о скале тоскую.Зеленый плющ, что той скале родня,Жестокий, дикий плющ разжалобить хочу я.Надежду скорбную в душе своей храня,Что ты, крылатый бог, коль от любви умру я,В такой же камень здесь ты превратишь меня!«Как дым, что в небе вычертил почти…»Перевод Вл. Резниченко
Как дым, что в небе вычертил почтиЖивой узор — и все уж улетело;Как ветер, что везде шныряет смело,А сеть расставишь — пустота в сети;Как пыль, что тучей вьется на пути,Но дождь пошел — и тут же пыль осела;Как тень, что похищает форму тела,Но тела нет — и тени не найти, —Так речи женщин: фальшь в любом ответе;Прельстятся чем-нибудь, — рассудок вон! —Стыд потеряв, забудут все на свете.Непостоянство — имя им. Смешон,Кто верит женщине: лишь дым и ветер,Лишь пыль и тлен — то, в чем уверен он.ПОРТУГАЛИЯ
ЛУИС ВАС ДЕ КАМОЭНС[470]
ЛузиадыОтрывкиПеревод Инны Тыняновой
Вступление
Мужей оружья, славой вознесенных,Что с Запада, где жили Лузитаны,Путем морей, дотоле не пройденных,Прошли далёко мимо Топробаны[471],В опасностях и битве непреклонныхПревыше силы, человеку данной,И Королевство Новое воздвиглиСреди чужан, и мощи сей достигли;А также память Королей суровых,Расширивших Империи и ВереПростор в открытых ими землях новых,Всю Африку и Азию измеря,И тех, кто смерти разорвал оковы,Величьем подвига дела поверя —Я воспою, прославивши повсюду,Коль мыслью и уменьем взыскан буду.Забыты мудрый Грек и гений Трои,Что в плаваньях великих отличились;И Александр и Траян, герои,Что громкими победами гордились;Я Лузитан усердье боевое,Пред коим и Нептун и Марс склонились,Пою, чтоб Муза древняя молчалаИ новое величье воссияло.Вы, Нимфы Тежо[472], что мое твореньеИсполнили могущества и пыла,Коль ране стих мой, выказав смиренье,Пел вашу реку, что меня пленила, —Мне новое даруйте вдохновеньеИ красноречье, в коем страсть и сила.Пусть правит Феб волною вашей пенной,Соперничать заставив с Гиппокреной.Меня даруйте яростью певучей,Не сельского рожка, простой свирели, —Трубы военной, гулкой и могучей,Чтоб грудь трещала и чтоб щеки рдели.Пусть песнь моя достойна будет лучшейПобеды тех, что Марсу так радели;Пусть ширится она по всей вселенной,Коль стоит стих награды столь священной.Правление дона Мануэла и его вещий сон
Как будто небо ясное хранило[473]Для Мануэла[474] за его стараньяТо дело трудное, что пробудилоВ нем смелые и славные дерзанья;Он от Жоана[475], как в преемстве было,Наследовал и власть и упованья,И, Королевством сим прияв управу,Над дальным морем он приял державу.И, будучи высоким помышленьемО славном долге, что ему досталсяЕще от предков (кто приумноженьемЗемли, столь недешевой, занимался),Захвачен, каждым пользуясь мгновеньем,Он, когда свет дневной уже скрывалсяИ звезды, ясно в небе расцветая,Как будто падали, к покою приглашая,Однажды, на златом лелеясь ложе,Где так простор мечтаниям дается,И в мыслях все вертя одно и то же —Свой кровный долг, что выполнить придется, —Вдруг видит сон, и этот сон дорожеЕму всего и в сердце остается.Ибо пред ним, когда он сном забылся,Морфей в обличьях разных появился.И чудится ему, что он высокоВдруг поднялся, до самой Первой Сферы[476],И чуждые миры он зрит широкоИ нации иной судьбы и веры.Он видит, дале устремляя око,Туда, где день, рождаясь, чертит меры,Как среди гор далеких, древних, мрачных,Бьют два ключа[477] высоких и прозрачных,Там звери странные, неведомые птицыВ горах и рощах диких обитают;И тысяча деревьев там ветвится,И травы встречам и ходьбе мешают.И горы дикие, где только лес темнится,Своим немым молчаньем выражают,Что от греха Адамова до векаНога там не ступала человека.И видится ему: из вод поднялись,К нему шаги широко направляя,Два старца, что преклонными казались,Хоть дикий, но почтенный вид являя.С волос их, что на спину опускались,Стекали капли, тело омывая;Смуглы, черны, с огромной бородою,Всклокоченной, нестриженой, густою.Чело обоих старцев увенчалоСплетенье трав неведомых и дрока.Один из них глядел совсем устало,Словно бы шел сюда уж издалёка;Казалось, что в иных местах началоБерет волна могучего потока.Так, из Аркадии направясь в Сиракузы,Искал Алфей объятий Аретузы.[478]Сей муж, чье столь обличье величаво,Так издалёка Королю вещает:«О ты, кого корона и державаБольшою частью мира обладает!Здесь мы, кого летит широко слава,Кто выи ни пред кем не преклоняет,Речем: настало время приказаньюНас обложить твоей великой данью.Я славный Ганг, и на земле небеснойИмеет колыбель мое теченье;А этот — Инд, что на горе отвесной,Что видишь, первое обрел рожденье.Войны мы будем стоить, но, известнойСвоею силой выиграв сраженье,Путем побед, одержанных тобою,Всех, кто предстанет, свяжешь ты уздою».И боле не сказал Поток Священный,Но оба вдруг исчезли в то мгновенье.И Мануэл проснулся, потрясенный,Во власти весь тревоги и сомненья.А тут и Феб раскинул плащ нетленныйНа Полумира сонные владенья;И небо утра цветом засиялоСтыдливой розы и гвоздики алой.Избрание Васко да Гамы
командиром эскадры и отплытие ее из Белема
Созвал Король совет, и приближеннымОбрисовал виденья сна былого,И всем поведал, крайне пораженным,Святого старца мудростное слово.И порешили: флотом оснащенным,Послушавшись сердец отважных зова,Искать, избороздя валы морские,Клима́ты чуждые и берега чужие.А я, кто не надеялся уж было,Что скрытое стремленье может сбыться,Хоть сердце зачастую мне дарилоПредчувствие, что важное свершится,Увидел вдруг, — что за черта, иль сила,Иль знак во мне успели проявиться? —Как наш Король мне ключ вручает чудный,Чтоб путь открыть великий, многотрудный.И мне словами, полными смиренья,Что у монархов тверже приказаний,Он молвит: «Все великие свершеньяСуть плод труда и тяжких испытаний;Чьи высоки и го́рды устремленья,Тем жизнь готовит множество терзаний,И лишь для жалких, кто всего страшится,Она не так тяжка и доле длится.Вы мной средь прочих избраны как главныйНа труд, определенный вам судьбою,На подвиг тяжкий, дерзостный и славный,Что легок вам, ибо предложен мною».Я не сдержался: «О Король державный,Готов с огнем, железом, мерзлотоюСразиться я за вас, одно мне больно,Что краткой жизни будет не довольно.Представьте вы такие приключенья,На кои Еврисфея[479] нрав тиранскийТолкнул Геракла: Гарпий убиенье,Немейский Лев и Вепрь Эриманфский.И с Гидрою стоглавою сраженье.Спущусь туда, где рой теней гигантский,Ибо для вас и плотью и душоюГотов с любою встретиться бедою».Меня он милостями осыпаетИ восхваляет мудрыми словами,Ибо хвала решимость подымаетИ управляет доблести делами.За мной к походу тотчас примыкает,Из нежной дружбы, что царит меж нами,Алкая славы, как и я, упрямо,Мой брат любимый Пауло да Гама[480].За ним и Николау Коэльо[481] тоже,Что не страшится никаких трудов.И разумом и честью оба схожи,И каждый яр и к подвигу готов.И так растет, во мне отвагу множа,Вокруг меня команда храбрецов.Бесстрашны все, как быть и подобаетТем, кто дела подобные свершает.Награждены все щедро Мануэлем,Дабы охотнее готовы былиЗаняться ждущим их опасным делом,На что его слова одушевили.Так Аргонавты, было чьим уделом, —Когда за золотым руном уплылиНа Корабле судьбы, — узнать впервые,Сколь грозны Моря Черного стихии.У Града Одиссеева пределаВо власти юной силы непреклонной(Где волны и песок приемлет белыйОт Тежо пресного Нептун соленый)Стояли наготове каравеллы;И не был страх бесстрашию препоной,Ведь людям Марса и морскому людуЗа мной пристало следовать повсюду.По побережью шествуют солдаты,Лицом различны и цветно одеты,Решимостью и храбростью богаты,Чтоб новые разведать части света.На крепких мачтах знамена́ крылатыКолышут ветры тихие рассвета,Чтоб кораблям, как Арго, за морямиСтать на Олимпе новыми звезда́ми.[482]Покончив с уготовкою такоюК опасному походу, как ведется,Мы к смерти уготовились душою,Товарке неотлучной мореходца.Небесного Владыку, что одноюЛишь милостью о небесах печется,Молили на пути нас не покинутьИ в трудных начинаниях подвинуть.Так в храме мы молились, отбывая,Что на морском брегу расположилсяИ носит, для примера, имя края,Где миру во плоти́ господь явился.[483]Клянусь тебе, Король, что, созерцая,Как берег, мне знакомый, отдалился,Я испытал мучения такие,Что еле обуздал глаза сухие.Все люди города в то утро хором(Одни — друзья, другие домочадцы,А третьи — лишь взглянуть) с печальным взоромПришли на берег с нами попрощаться.А мы, идя́ под благостным призоромЧестны́х монахов, стали направляться,Всевышнему молясь в смиренье кротком,Процессией торжественною к лодкам.Перед путем, опасностию грозным,Потерянными нас уже считали,И женщины своим стенаньем слезным,Мужчины ж тяжким вздохом провожали.Супруги, Матери, чьи в пребыванье розномСердца всегда страшатся, выражалиСвое унынье взглядами немыми,Уж не надеясь видеть нас живыми.Одна твердит: «О сын, кого считалаОпорой нежною и утешеньем,Зачем ты в старости моей усталой,Что будет впредь наполнена мученьем,Меня бросаешь, жалкою и малой?Куда спешишь с подобным нетерпеньем?Или тебе конец ужасный нужен,Когда ты рыбам попадешь на ужин?»А та, простоволоса: «Муж мой нежный,Любовь права: жить без тебя не смею.Зачем бросаешь в океан безбрежныйЖизнь, что была моей, а не твоею?Зачем меняешь ты на путь мятежныйТу нежность, что всегда в душе лелею?Иль хочешь, чтоб умчалось все, что было,Как в бурном ветре легкое ветрило?»Словами провожали нас такими,Что были по́лны скорби и привета,И старцы и младенцы вслед за ними,В ком меньше силы умещают лета.Гудели горы склонами своими,Словно печалью каждая задета;И белые песчинки омывалисьСлезами, что обильем им равнялись.А мы и взора подымать не смелиНа Жен и Матерей, чтоб не смущатьсяВсей этой скорбью и от твердой цели,К какой стремимся, вдруг не отказаться;И я решил: минуты подоспелиВзойти на борт и нужды нет прощаться,Хоть то любви благое предписанье,Кто вдаль, кто остается — всем страданье.Старик из Рестело
Но тут старик, наружностью почтенный,Что пребывал на берегу с толпою,На нас уставив взор свой удрученныйИ трижды покачавши головою,Свой голос подымая дерзновенный,Чтоб нами быть услышан за волною,Со знанием из опыта суровымНапутствовал нас следующим словом:«О, жажда властвовать, о, суетность пустаяТщеславия, что называем Славой!Обманчивая страсть, что, раздувая,Молва народная равняет с честью правой!Сердца несчастные, что ждут тебя, алкая,Какой караешь карою кровавой!На них испытываешь грозности какие,Какие смерти, страхи и стихии!Души и жизни горестное бремя,Источник тягостей и прелюбодеяний,Пожрательница, признанная всеми,Империй, королевств и состояний:Тебя великою назвало время,Когда достойна ты лишь проклинаний,Тебя вотще назвало Славой дивной,Обманывая тем народ наивный.Какою новою еще бедоюСразишь ты сих людей и государства?Под именем, прославленным молвою,Какие уготовишь им мытарства?Почто коварной тешишь их мечтоюОбресть златые россыпи и царства?Какие обещаешь им событья,Победы, восхваления, открытья?А ты, о племя, кое безрассудный,Грех совершивший неповиновенья,[484]Не только вертоград оставя чудный,Познать обрек изгнанье и мученья,Но и сменить понудил дивнолюдный(Когда невинно было дней теченье)Век золотой, спокойный и полезный,На войнами гремящий век железный;Уж если, дань воздав высокомерью,Ты вознеслось фантазией напраснойИ грубой силе, что пристала зверю,Дало названье доблести прекрасной,Уж если столь ты предалось безверью,Что жизнь уже не ценишь, ежечаснойДостойную заботы, — ведь и ТотТерять ее боялся, кто дает[485];То ведь с измаильтянином[486] всегда тыВ сраженье многотрудном пребываешь,Что Магомета чтит закон проклятый,Тогда как ты Христов исповедаешь;Его ль земля и грады не богаты,Коль кладов и земель еще алкаешь?Не он ли славится непобедимым,Коль хочешь за победы быть хвалимым?Но допускаешь ты врага до двериИ вдаль стремишься, чтоб найти другого,А королевство древнее потери,Упадок, нищету терпеть готово!Затем лишь, чтобы слава, в лицемерье,За то, что не избрал пути иного,Тебя властителем назвала для утопийАравий, Индий, Персий, Эфиопий!О, проклят будь, кто в мире сем впервыеПриладил парус к дереву сухому!Ты обречен на муки вековые,Коль я закону следую благому!Ни трезвый ум, ни чувствия живые,Ни лира звонкая, чужды греху такому,Тебя за то да не почтят хвалою,Твое же имя да умрет с тобою!Огонь похитил с неба сын Япета[487],Чтоб духу человека дать горенье,Огонь, каким была война возгрета,Вражда и смерть (какое заблужденье!).Куда как лучше было бы для света,О Прометей, и меньше ущемленье,Коль статуя твоя бы не узналаОгня страстей высокого накала!Не испытал бы юноша на го́реОтцову колесницу[488]; мглу высокуВеликий зодчий с сыном[489], на́звав мореОдин, другой же славу дав потоку.Ведь нет такого зла, что в тяжком спореОгню, воде, железу, хладу, пёкуНе поручило б человечье племя.О, жалкий рок! Неведомое бремя!»Огни святого Эльма и смерч
Рассказывать тебе о всех опасныхМорских делах[490], что люди и не знают,О всех штормах, внезапных и ужасных,О молниях, что небо зажигают,О черных ливнях, о ночах ненастных,Громах, что ревом воздух разрывают, —Тяжелый труд, к тому же бесполезный,Хоть был бы голос у меня железный.Я видел случаи, что моряки седые,Чье только в долгом опыте ученье,Поведали как истые, былые,Судя́ событья только чрез виденье;И кои людям, чьи умы благиеНаукам отдавали предпочтенье,Кто видел мира спрятанные тайны, —Предстали ложны и необычайны.Я близко зрел свечение живоеВо время бурь и ветра завываний,Что моряками чтится как СвятоеСреди ночей кромешных и рыданий.Не меньше поразило нас такоеЯвление иль чудо, всех нежданней:Воронкой длинной тучи из туманаЗаглатывают волны Океана.Я видел ясно (не был бы терпимымОбман очей), как в воздух подымалосьКак будто испаренье с легким дымомИ, уносимо ветром, округлялось;И, к Полюсам небесным и незримымВоронкою столь тонкой устремлялось,Что взглядом мы за ней не поспевалиИ дальних туч материей считали.Воронка утолщалась постепенноИ выше главной мачты вырастала;То жмется, то растянется мгновенно,Когда восплески длинных струй глотала;И волновалась в лад с волною пенной;Вершину ж туча грозная венчала,Все становясь обширней, тяжелееОт груза влаги, поглощенной ею.Как пьявка красная, что вдруг вопьетсяВ губу животного (ее с водоюВобравшего, напившись из колодца),Гасила жажду кровию чужою…Сося, все вырастает, раздается,Вдруг поразит безмерной толщиною —Вот так колонна делала могучейСебя с носимой ею черной тучей.Но вот, уже насытившись по горло,Придаток, в море спущенный, вбираетИ по́ небу, дождя, полет простерла,И высшей влагой низшую питает;Как будто солью глотку ей натерло,Волне волну, что взята, возвращает.Пусть знают книжники любой породы,Какие есть секреты у Природы!Коль древние б философы, что далиЗемель прошли, чтоб их предаться тайнам,Те дива, что я видел, увидали,Доверив паруса ветрам случайным,Какие б нам писанья даровали!О звезд влиянии необычайном,О разных чудах рассказали б живо,И было б все не ложно, а правдиво!Явление Адамастора
Уж пятый раз Светила угасали[491]С тех пор, что мы отплыли, разрезаяМоря, где прочие не проплывали,И добрым ве́трам парус подставляя,Вдруг как-то ночью — на носу стоялиМы корабельном, море наблюдая, —Большая туча, все застлав тенями,Над нашими простерлась головами.Такой зловещей, грузною предстала,Что сердце в нас наполнила тоскою;Чернея, даль морская грохотала,Как бы внезапно встретясь со скалою.«О Твердь (я молвил), что ты ниспослала?Какою тайной иль какой бедоюГрозишь ты нам, — волну морскую хмуря, —Что кажется ужаснее, чем буря?»Еще не смолк я, образ беспримерныйЯвился в воздухе, могуч, ужасен,Нездешних форм и ростом непомерный,Брада всклокочена и лик неясен;Цвет кожи у него землистый, скверный,Глаза ввалились, вид его опасен;И волоса в земле, грязны и грубы,И черен рот его, и желты зубы.Так были мощны члены, что вопросомЯ задался, не находя ответа:Иль был вторым Родосским он Колоссом,[492]Что признан как седьмое чудо света?Таким свирепым был, громкоголосым,Как будто бы вещал из бездны где-то.И дыбом волосы у нас вставалиПред тем, что мы видали и слыхали.И молвил: «Люд отважный, кем вершитсяНа свете столько дел невероятных,Ты, что привык в жестоких битвах биться,Не отдыхая от усилий ратных,Раз ты прошел запретные границы,Моих морей коснувшись необъятных,Что столько лет я стерегу со гневом,Еще ничьим не вспаханные древом…Раз ты явился, чтоб разведать тайныПрироды и стихии этой водной,Что и таким мужам необычайны,Кто обессмертен славой благородной,Тогда послушай: земли те бескрайны,Что завоюешь средь пустыни водной,Грозят бедой твоей слепой гордыне.В сражение с тобой вступаю ныне.Узнай, что, сколько б кораблей на светеТвой путь ни повторило здесь, дерзая,Враждебными места им будут этиИ ждет их дикий ветр и буря злая!И первой же армаде, что наметитСтезю по волнам девственного края,Такой удар я нанесу[493] с размаха,Что будет их потеря больше страха!Надеюсь здесь, не будет коль обмана,Меня открывшего подвергнуть высшей мести,[494]И это не конец еще изъяна,Что нанесу упрямой вашей чести:Раз истина уму открылась рано,То вижу: каждый год на этом местеВсем вашим кораблям грозит крушеньеИ смерть сама вам будет в утешенье!И первому, кто славою гордитьсяСвоею может[495] перед небесами,Я стану вечно новою гробницей,Как тайно предначертано Богами.Турецкая армада здесь кичитьсяСвоих трофеев станет чудесами;Но и для них дождусь возмездья часа:Падут во прах Килоа и Момбаса[496].Другой прибудет[497], муж высокой чести,Приветливый, и щедрый, и влюбленный,Красавицы, что с ним прибудет вместе,Любовию и милостью плененный.Но черное грядущее из местиГотовит им мой гневный вал смятенный:Крушение оставит их живыми,Чтоб мучились страданьями своими.Они увидят смерть детей прекрасных,В такой любви рожденных и зачатых,Увидят кафров, жадных и ужасных,Одежды с милой рвущих бесновато;Увидят нежны члены, формы ясны,Жарою, хладом, вихрями объяты,После того как маленькой стопоюПески горячие истоптаны с тоскою.Еще увидят, как брели, спасаясьОт стольких бед, от бремени такогоЛюбовники несчастные, скрываясьСредь чащи леса душного, густого.И, скорбными слезами заливаясь,Что даже камни размягчат суровы,Обнявшись, душам дали распроститьсяС прекрасной и жалчайшего темницей».И дале страшное вещало чудоО наших судьбах, но, вскочив проворно,Я крикнул: «Кто ты, вестник, и откуда?Зачем ты нас пугаешь так упорно?»И с воплем, что, казалось, слышен всюду,Скривив свой рот чудовищный и черный,Он отвечал, сердито, недовольно,Словно вопрос его ударил больно:«Я грозный Мыс, сокрытый в сей пустыне,Что Мысом Бурь вы наименовали,И никогда Страбон, Помпоний, Плиний[498]И им подобные меня не знали.Весь Африканский брег над бездной синейМои крутые пики увенчали,Я к Полюсу далёко простираюсьИ вашею гордыней возмущаюсь!Я — из Гигантов, что самой Землею,Как Энкелад, Эгей, Тифон, зачаты;Звался Адамастор я, и войноюНа Громовержца я ходил когда-то;Не громоздил я гору над горою,Но властию моей была объятаСтихия, где я плавал капитаном,Нептунов флот ища по Океанам.Меня тогда любовь жены Пелея[499]К исканиям подобным побудила.Что были б мне Богини Эмпирея,Когда б Царица Вод меня любила!Когда однажды с дочерьми НереяОна на берег моря выходила,Ее я тайно видел обнаженнойИ не уйму с тех пор души смятенной.И раз была она недостижимаИз-за уродства моего большого,Решил я: сила здесь необходима,И тотчас же Дориде молвил слово.Но дочь ее была неумолимаИ, рассмеяться весело готова,Сказала: «Бедной нимфе было б странноЛюбовью утолить любовь Титана.Но, честь свою храня, я все же верю,Что, дабы гладь морей освободиласьОт треволнений, искуплю потерю».С таким ответом вестница явилась.Я слепоту влюбленных не измерю,Поведав, как обманом сим плениласьМоя душа и как ее до краяНадежда переполнила пустая.И мне, уж отошедшему от боя,Вдруг ночью, как Дорида обещала,Прекрасною, далекою, нагоюФетида в белизне своей предстала.Безумцем устремился я за тою,Что жизнь вот этой плоти составляла,Раскрыл объятья, и власы, и очи,И, нежный лик целуя среди ночи.Я думал, что любовь мою целую, —О! Тяжело рассказывать мне дале! —Сжимал в объятьях я скалу крутую,Что дикие побеги оплетали.И вот гляжу на крутизну немую,Где очи лик мне ангельский являли,И чувствую, как гаснет жизни пламень,И, рядом с камнем, стал я тоже камень!Прекраснейшая Нимфа Океана,Коль мой тебе противен лик могучий,Зачем ты не продолжила обмана,Будь ты хоть сном, мечтой, скалой иль тучей?С тех пор брожу, безумец, неустанноСо гневом и стыдом во тьме дремучейИ мир ищу другой, где не найдется,Кто над моим бесчестьем посмеется.В те времена мои титаны-братьяПовержены во прах давно уж были,И Боги, чтоб скрепить свое проклятье,Горами побежденных завалили.Поскольку до небес не мог достать яИ слезы тщетные меня сломили,Я понял, что враждебною СудьбинойУже вершится жребий мой единый.И стала плоть моя сухой землею,И стали кости каменною кручей;И члены, что ты видишь, над водоюРаскинулись, далекой и кипучей.И в темный Холм Богами и судьбоюБыл обращен тогда мой торс могучий;И, дабы я застыл в моем позоре,Меня волнами окружило море».Так он вещал; и вдруг, с глухим рыданьем,Пропал из виду, словно не бывало.Растаял черный облак; клокотаньемИ дальним ревом море прозвучало.И я, поднявши руки с упованьем,У неба, что нас так оберегало,Молил грядущих не карать позоромСтрастей, предсказанных Адамастором.Сетования поэта, обращающегося к королю
и указующего пути к новой славе
Нет, Муза, нет, я Лиру не настрою,[500]Она уже глуха, и голос сдавлен,Но не от песен, а затем, что мноюБесчувственный и грубый люд прославлен.Огонь, что освещает путь герою,Нам ныне родиной не предоставлен,Она погрязла в черствости, стяжанье,Жестоком, жалком, грустном угасанье.Не ведаю, каким влияньем РокаУ ней отъята гордость, честь живая,Что душу подымает так высоко,К работам и свершеньям обращая.А Вам, Король,[501] вокруг себя далёкоС престола, богом данного, взирая,Возможно, по сравнению с другими,Довольным быть вассалами своими.Как весело они по всем пределам,Подобно диким вепрям, львам гербовым,Идут, тела подставив пулям, стрелам,Огню и бденью, гладу и оковам,Пустыням знойным, брегам охладелым,Язычников ударам столь суровым,Опасностям, не познанным вселенной,Акулам, скалам и пучине пенной!Служить Вам расположены со рвеньемИ, далеко от Вас, всегда покорныСуровым часто Вашим повеленьям,Не протестуя, бодры и упорны.И, Вашим польщены благоволеньем,Всем демонам, всем адским силам чернымДадут сраженье, в коем Вы, властитель,Предстанете всегда как победитель.Их не лишайте милости, подмоги,Одушевите добрым, чутким словом;Оберегите от законов строгих,И будут чтить Вас всюду как святого.Тех вознесите, чьи познанья многи,Кто может, в силу опыта большого,Вам дать совет полезный, твердо знаяИ что к чему, и польза в чем какая.Вы их благоприятствуйте занятьямСогласно их наклонностям и нраву:В монастырях молиться должно БратьямЗа Вашу поусерднее державу,Поститься, приобщать благим понятьямЗаблудших; и забыть пустую славу.Ибо тому, кто бога чтит неложно,Алкать богатств и власти невозможно.И Рыцарей возвысьте благосклонно,Ибо своей бесстрашной кровью жгучейОткрыли путь не только для ЗаконаНебес, но для Империи могучей;И, Вам служа усердно, неуклонноВ чужих краях, когда предстанет случай,Двоих врагов сражают: человекаИ тяжкий труд, неведомый от века.И сделайте, Сеньор, чтоб, столь хвалимы,Германцы, италийцы, англичанеО нас сказали, что непокоримы,А только покоряют Лузитане.Совет держите с теми, кто учимыГодами были долгих испытаний,Ибо хотя наука знанья множит,Но опыт в каждом случае поможет.Когда философ стал красноречивый[502]Распространяться об искусстве бояПред Ганнибалом, речью сей красивойОн вызвал лишь насмешки у героя.О нет, Сеньор, фантазией ретивойНе познается дело боевое,Ни чтеньем, ни мечтой, ни восхищеньем,Но опытом, уменьем и сраженьем.Но перед кем я речь веду столь вялоИ низко, будучи не узнан Вами?Хоть похвала прекрасною бывалаИ высказана скромными устами.Занятий честных в жизни мне досталоИ опыта, что обретен годами,И дарования, скажу по чести, —Три вещи, что бывают редко вместе.Чтоб Вам служить, рука с оружьем свычна;Чтоб петь Вас, Музами душа согрета;Пускай же милость станет мне привычнаТого, чья доблесть будет мной воспета,Когда он поведет своеобычноДела, достойные стиха поэта,Как разум то пророческий подскажетИ Небо путь свершению укажет.Коль устрашится боле, чем Медузы,Виденья Вашего гора Атланта[503],Коль разобьете в далях Ампелузы[504]Вы камень стен Марокко и Труданта[505],Я потревожу сон усталой МузыИ славой уж венчанного таланта,Чтоб Александра в Вас планета чтила,Всем лаврам не завидуя Ахилла.«Колокола сзывали в божий храм…»Перевод В. Левика
Колокола сзывали в божий храм,И люди шли, как реки льются в море,Чтобы того прославить в общем хоре,Кто указал пути к спасенью нам.Но притаился бог незрячий там,И я в груди стрелу почуял вскоре,И он сломил мой разум в жарком споре,Прекрасный лик явив моим глазам.Язычник одолел меня во храме,Но я в душе не чувствую укора,Слепого супостата не кляну.Я дал ему обвить меня цепями,Я славил этим вас, моя сеньора.И жаль, что прежде не был я в плену.««Что унесла ты, Смерть?» — «Взошедшее светило»…»Перевод В. Левика
«Что унесла ты, Смерть?» — «Взошедшее светило».«Когда?» — «Как только день забрезжил в небесах».«И что ж теперь оно?» — «Уже остывший прах».«Кто приказал тебе?» — «Тот, чья безмерна сила»?«Кто телу даст приют?» — «Как всем телам — могила».«Где юный блеск его?» — «Как всё — погас впотьмах».«А Португалия?» — «Глядит на гроб в слезах».«Что говорит она?» — «Как рано ты почила!»«Кто видел мертвую — не умер?» — «Был убит».«Что говорит Любовь?» — «В молчании скорбит».«Кто ей замкнул уста?» — «Я! Чтоб не слышать вздора».«А королевский двор?» — «С Любовью заодно».«Что там готовится?» — «Там пусто и темно».«Кто мог бы свет вернуть?» — «Мария де Тавора».«Прощальный час, прощальной речи звук…»Перевод В. Левика
Прощальный час, прощальной речи звук —И жизнь уйдет путем необратимым,И станет все несбывшимся и мнимым,Обман мечты замкнет железный круг.О, смена встреч, свиданий и разлук!Ты к цели шел усердным пилигримом,Ты верен был, но все уходит дымом,Ни жертв не ценит Время, ни заслуг.Прошедшее не может возвратиться, —Такая даль разделит нас с тобою,Что нам едва ли встреча суждена.Все кончено! К чему еще стремиться?Мне будет — так начертано судьбою —Разлукой долгой жизнь сокращена.«Меняются и время и мечты…»Перевод В. Левика
Меняются и время и мечты,Меняются, как время, представленья.Изменчивы под солнцем все явленья,И мир всечасно видишь новым ты.Во всем и всюду новые черты,Но для надежды нет осуществленья.От счастья остаются сожаленья,От горя — только чувство пустоты.Уйдет зима, уйдут снега и холод,И мир весной, как прежде, станет молод,А я и песню слушаю в слезах.Иссякнут слезы, вновь придет веселье,Но страшно роковое новоселье,И неизменен в мире этот страх.«За что?! Сижу прикованный к стене…»Перевод В. Левика
За что?! Сижу прикованный к стене.За днями дни в тюрьме идут, как тени,Потоком смутным мыслей, чувств, видений,Бесследным и бесплодным, как во сне.Лишь прошлое стучится в дверь ко мнеТоской невыносимых сожалений,Да колесом, бессменным в общей смене,Слышней скрипит Фортуна в тишине.И, в хаосе бегущих дум затерян,Мой скорбный дух не знает, не уверен,То говорит со мною ночь и тьма,Иль, предаваясь тягостному бреду,С собой я сам веду в ночи беседу,Здоров ли я или схожу с ума.«Меня сочли погибшим, наблюдая…»Перевод В. Левика
Меня сочли погибшим, наблюдая,Как тягостно владеет горе мною,Как меж людей бреду я стороноюИ как чужда мне суета людская.Я погибал. Но, мир пройдя до края,Не изменил возвышенному строюСреди сердец, что обросли корою,Страданий очистительных не зная.Иной во имя золота и славыОбрыщет землю, возмутит державы,Зажмет весь мир в железное кольцо.А я иду любви тропой неторной.В моей душе — кумир нерукотворный —Изваяно прекрасное лицо.«Дожди с небес, потоки с гор мутят…»Перевод В. Левика
Дожди с небес, потоки с гор мутятРечную глубь. В волнах не стало брода,В лесах не стало лиственного свода,Лишь ветры оголтелые свистят.Сменил весну и лето зимний хлад,Все унеслось в круговращенье года,И Рок забыл, жива ль еще природа,Гармония ли в мире иль разлад.Но Время точно свой блюдет порядок.А мир… а в мире столько неполадок,Как будто нас отверг всевышний сам.Все ясное, обычное, простое,Все спуталось, и рухнули устои.А жизни нет. Жизнь только снится нам.«Туманный очерк синеватых гор…»Перевод В. Левика
Туманный очерк синеватых гор,Зеленых рощ каштановых прохлада,Ручья журчанье, рокот водопада,Закатных тучек розовый узор,Морская ширь, чужой земли простор,Бредущее в свою деревню стадо, —Казалось бы, душа должна быть рада,Все тешит слух, все восхищает взор.Но нет тебя — и радость невозможна.Хоть небеса невыразимо сини,Природа бесконечно хороша,Мне без тебя и пусто и тревожно,Сержусь на все, блуждаю, как в пустыне,И грустью переполнена душа.«Мучительно за годом год идет…»Перевод В. Левика
Мучительно за годом год идет.А дней уже осталось так немного.Но чем их меньше, тем длинней дорога,Тем больше в сердце горестных забот.Мой дар слабеет, и который годНе знает радость моего порога:И только опыт, все измерив строго,Порой обман грозящий узнает.Гонюсь за счастьем — вот оно! попалось!Увы! рванулось и опять умчалось.Я падаю, встаю, пропал и след…Бегу опять, зову, — оно далеко.Вперяю в даль отчаянное око…Оно исчезло, и надежды нет.«Вы мчитесь, волны, мимо всех преград…»Перевод В. Левика
Вы мчитесь, волны, мимо всех преград,Пускай с трудом, по радуясь заранеСоединенью в вечном океане,Который вас готов принять, как брат.Но горе тем, чей путь трудней стократ,Кто слезы льет, придя к последней грани,Кто, затеряв мечту свою в тумане,Ее причислил к тысячам утрат.Вы мчитесь по извилистым дорогамК морской груди как бы к земному раю,Вам тяжело, но радостен ваш бег,А я иду, как будто проклят богом,Я торный путь, ведущий к цели, знаю,Но для меня закрылся он навек.ФРАНСИСКО СА ДЕ МИРАНДА[506]Перевод Инны Чежеговой
«Что чувствую, смятенье затая…»
Что́ чувствую, смятенье затая,я в смехе вашем, вашем разговоре?Что́ мнится мне в молчанье вашем, взоре?Когда ж уеду в дальние края,что́ видит в вас тогда душа моя,смотря на вас сквозь небеса и море…Печален вздох ваш, но какое горескрывает он, увы, не знаю я.Что́ нас сближает, разделяя нас?То воздух иль неведомое пламястихий, чьей сути разум не постиг?Что́ вдруг сверкнет порой в глазах у вас?Но коль мне не понять, что́ между нами,бессилен это выразить язык.Подражание уличной песенке,[507]которую распевают две певицы
Первая:
В горы уйду я,здесь не останусь ни дня:кто меня любит,кто меня любит,там пусть отыщет меня.В деревне живем мывсе в споре да в ссоре:для вас — веселье,а мне — лишь горе.А с гор я моресмогу увидать,в тиши там буду мечтать.Вторая ей отвечает:
Живительны в знойпрохлада и тень,но кончится день,станет грустно одной…Ты дом свой роднойначнешь вспоминатьи будешь о нас тосковать.Первая:
Не след нам судитьо других по себе.Угодно судьбетебя наградить —умей сохранитьто, что ею дано:ведь счастье найти мудрено.Вторая:
Покуда кусокмы подносим ко рту,свою остротутеряет желанье…Пустые мечтанья,какой в них прок?Радости краток срок.Первая:
Быть может, в горахя счастье найду,а коль, на беду,все рассыплется в прах,я стану в слезахдни свои коротать:нечего больше мне ждать.БЕРНАРДИН РИБЕЙРО[508]
«О матери твоей, дитя…»Перевод Инны Чежеговой
О матери твоей, дитя,тебя я нянча, вспоминаю:в слезах, что катятся из глаз,я, как в воде, тебя купаю.Ты родилась в беде… Так будь жеты счастлива назло судьбе,коль в час рожденья твой фортунапрониклась завистью к тебе.Твою, малютка, колыбельпод пенье скорбное качали:нет матери твоей в живых,и мы все в горе и печали.Что в этой жизни ждет тебя,рожденную в слезах и горе?А ты красавицей растешь,глаза зеленые, как море…И красоте такой, увы,родиться довелось в изгнанье…Ах, сколь проступок ни тяжел,всегда тяжеле наказанье.Чтоб ты жила на белом свете,сошла твоя в могилу мать:но нет, дитя, нет, в этой смертитебя грешно мне обвинять.Судьба ко всем немилосердна,ее неправеден закон;но твоему отцу судьбоюудар безмерный нанесен.Я крик твой первый услыхала,ты без меня б и не жила…Ах, если б знать: к добру иль к худутебя для жизни я спасла.Не верю, что себе на гореты родилась в тот скорбный часс такой счастливою улыбкойв сиянии зеленых глаз.Пусть слабое, но утешеньея в сей надежде обретя,молю у бога лучшей долитебе, несчастное дитя.Хоть в старых сказках говорится,что счастье в ссоре с красотой:а ведь когда-то они былидрузья — не разольешь водой.Пусть мне твердят, что это сказки,но знаю я: коль быть беде,то, как ты от нее ни бегай,она найдет тебя везде.Но все же люди в зло не верят,о счастье грезят об одном,но их мечты и упованьяприносят им одни страданья,и жизнь все горше с каждым днем.АНТОНИО ФЕРРЕЙРА[509]Перевод Инны Чежеговой
«Как день является в очах авроры…»
Как день является в очах авроры,что, словно роза на снегу, нежна,и тень ночная днем побеждена,вновь небо сине, зелены просторы,как, светлым ликом привлекая взоры,в ночи всплывает бледная луна:рогами звезд касается онаи усмиряет грозных туч раздоры,так мне явилась светлая звездаи в душу пролила мне новый свет,и мир глаза по-новому познали…О, будь со мною до скончанья лет,и тучи, что мне небо закрывали,отступят пред тобою навсегда!«Ее улыбка, грация живая…»
Ее улыбка, грация живая,досель невиданная красота,величие ума и доброта —все в ней светилось, мир наш озаряя.Была для всех нас воплощеньем раяее душа — мудра, нежна, чиста…На небесах, куда она взята,она царит, смерть смертью попирая.Кого ж зову я, плачу и молюнад камнем, что к моим стенаньям глухи равнодушен к неизбывной муке?Да склонят небеса ко мне свой слух…Пока же светлый лик со мной в разлуке,я, как живую, мертвую люблю!
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 346. (прим. составителя)
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 346–347. (прим. составителя)
Данте Алигьери (1265–1321) — Данте Алигьери родился во Флоренции, в семье, принадлежавшей к дворянскому роду. Очень рано активно включился в политическую жизнь города-государства, но после поражения своей партии, в 1302 году, был изгнан из Флоренции, куда уже не смог вернуться до конца своих дней. Поэтическую славу Данте составляют не только цикл канцон и сонетов «Новая Жизнь» и поэма «Божественная Комедия»; его перу принадлежит множество лирических стихотворений, написанных в различные периоды его жизни, как во Флоренции, так и в изгнании. В своих произведениях Данте использует тосканский вариант итальянского языка, развитый затем Петраркой и Боккаччо и ставший литературной нормой.
«Вовек не искупить своей вины…» — Стихотворение флорентийского периода.
«О бог любви, ты видишь, эта дама…» — Стихотворение относится к циклу «Каменных канцон», написанных в изгнании; названы так потому, что они обращены к даме, сердце которой Данте сравнивает с камнем.
«Недолго мне слезами разразиться…» — Стихотворение, написанное в изгнании.
-