Время тянулось медленно, Сташ вновь отошёл в тень и сел. Очень странным было ничего не делать, слишком непривычным. В его жизни почти не возникали моменты, когда можно остановиться и просто сидеть. Во время короткого отдыха они чистили оружие, затачивали клинки или готовили пищу. Ночной сон напоминал провал в глубокую бездну — без сновидений, без воспоминаний, а тело никогда не расслаблялось до конца, находясь в постоянном ожидании действий. А когда наступал новый день, их маленький отряд вновь отправлялся в путь, собирая кровавую дань с тех, кто перестал быть людьми.
Никто из них не задумывался, что их жизнь напоминает безумную гонку со смертью. Это стало слишком обыденным, привычным…. Выжигающим душу.
Он сжал голову руками, зажмурился. Почему старик сказал про тени? Тот, кто видит тени — сам уже тень? И он бы согласился с этим, если бы это относилось только к этому периоду его жизни — когда почти переступил Грань. Но ведь тени существовали рядом с ним и раньше — с самого раннего детства, они появились ещё до того, как он впервые убил перерождённого.
У половины людей в их селении были кровавые тени, так же как здесь. И у его родителей тоже… Только раньше он об этом не думал, просто не хотел осознавать… Он чуть не задохнулся от неожиданных воспоминаний. В горле появился давящий комок.
Не вспоминать! Не вспоминать…. Не вспоминать? Шелест одежды по ночам, почти беззвучный шорох и отсветы красноватых глаз на склонившихся над ним лицах. Шёпот синих, потрескавшихся губ и глухо рычание, когда они отталкивали друг друга, заставляя себя уйти. Его родители? Он думал, что видит сон — ночной кошмар, не прекращающийся, пока они не погибли. Его семья.
— Эй, я еду тебе принёс.
Сташ с трудом поднял голову, выныривая из жуткого омута собственного прошлого, и посмотрел на веснушчатого паренька лет пятнадцати, который поставил рядом с прутьями глубокую миску, полную каши с мясом.
— Вот ложка, — он продемонстрировал деревянный столовый прибор, имеющий длинную прямую ручку, и воткнул её в кашу. — Давай налетай, пока не остыло.
Сташ пожал плечами и пододвинулся ближе, рассматривая парня. Тот опасливо отступил, быстро поправил ворот своей рубахи и одновременно потёр шею. Руки у него были длинные, худые, на тонком запястье блеснул металлический браслет, оплетённый какими-то ремешками. Да и лицо покрывала болезненная бледность, что, если учесть, что его тень имела множество красноватых полос, было совсем не удивительным.
Берущий ухватился за ложку и сквозь прутья принялся хлебать кашу. Как же давно он не ел обычной человеческой еды! И не важно, что её принёс перерождённый.
— Я видел, как ты вчера убивал, — вдруг проговорил парень. — Из башни смотрел, хорошо дерёшься, я так не умею. Дед говорит, что вы не люди, — он криво усмехнулся. — Пожалуй, он прав, люди так быстро не двигаются.
— Дед? — Сташ остановился, за какие-то мгновения успев ополовинить миску от каши и заставил себя не просто глотать, но ещё и жевать пищу. Он покосился на парня, отмечая его внешнее сходство с колдуном — светлые глаза, упрямая линия губ и чётко очерченные скулы. Родственники значит. — Ты тоже колдун?
Тот отрицательно мотнул головой и вздохнул.
— Не передались мне умения, почти, я воином хотел быть, — он вновь потёр шею, поморщился. Сташ хорошо знал, как выглядит кожа за воротом парня — синее пятно, а в центре незаживающая рана, укус кровлига очень долго не затягивается.
— Болит? — поинтересовался он.
Парень вздрогнул, натолкнувшись на слишком пристальный взгляд Берущего. Внешне тот выглядел не на много старше его самого, но сейчас напоминал замершего в ожидании хищника. Только что бывшие вполне человеческими глаза наполняла чёрная мгла.
— Я, я, пойду я, — паренёк попятился, потом развернулся и побежал.
Сташ горько усмехнулся, фыркнул, он не хотел его пугать, но иногда инстинкты вырывались из под контроля. Он медленно доел кашу, предполагая, что теперь следует ожидать визита колдуна и возможно не одного, а в компании воинов. И дело даже не в том, что сам Берущий находится на грани перерождения, а в том, что он может увидеть таких же перерождённых среди жителей деревни. Кто же захочет, чтобы среди них находился охотник, способный легко расправиться с жертвами. Пусть и в клетке. Пока. Ведь не поверят, что ему это совсем не нужно.
Колдун действительно пришёл, но случилось это ближе к вечеру, и он был один. Сташ успел за это время несколько раз покружить по клетке, обследовать все прутья и убедиться в их прочности. Жители с опаской обходили его стороной, лишь ребятня иногда подбегали поближе и разглядывали его любопытными глазищами. Берущий лишь улыбался, стараясь, чтобы улыбка не напоминала его обычную хищную усмешку. Дети неуверенно улыбались в ответ, а потом убегали, чтобы через некоторое время вернуться, словно в клетке находилась интересная зверюшка.
Старик остановился перед прутьями, тяжело опёрся на свой посох и долго смотрел сквозь Сташа. Парень спокойно ждал, первым он говорить не собирался.
— Вот значит как, у вас Берущих это является инстинктом… — наконец пробормотал колдун, внук видимо честно нажаловался деду. — А я дурак думал, что смогу оградить мою деревню от таких как ты.
Сташ поморщился.
— Оградить? Если здесь появится хоть один отряд Братства, они уничтожат всех. Не разбираясь. Просто потому что вы живёте все вместе. Ты знаешь, сколько в твоей деревне перерождённых?
Старик заметно вздрогнул и посмотрел на него с недоумением.
Берущий зло усмехнулся.
— Не один, не два и даже не десять, — Сташ наблюдал за его меняющимся лицом, убеждаясь, что колдун ничего не знает о масштабах постигшего их бедствия. — За то время, что я сижу здесь и наблюдаю за вами, мимо меня прошло не меньше тридцати полу-монстров.
— Ты так легко их увидел? — потерянно прошептал старик.
— Я сам такой же, даже в большей степени, чем они, я их чувствую.
Колдун зябко поёжился.
— У меня есть отвар, ещё мой прадед им лечил… отпаиваю тех, кого смог определить, они становятся спокойней, почти как люди, — по его губам пробежала горькая улыбка. — Но если их так много… Я не буду спрашивать у тебя, что нам делать, — он опустил голову. — Нет.
— Я тоже не буду тебе ничего предлагать, — жёстко проговорил Берущий.
Они переглянулись, старик тяжело отступил и побрёл прочь.
Ужином его не накормили, воды тоже не дали. Сташ несколько раз вставал, кружил по клетке, но чем сильнее сгущались вечерние сумерки, тем всё больше смыкалась над селением настороженная тишина. Площадь опустела, одинокие прохожие передвигались почти бегом, стараясь держаться ближе к домам и побыстрее достичь своих жилищ. То тут, то там слышался звук закрываемых дверей и лязганье задвигаемых запоров. А когда в свои права вступила ночь, единственными звуками остались шум ветра и шорох хвои окружающего леса.
Сташ опустился на подстилку и обхватил себя руками, стараясь сохранить остатки тепла. Ветер налетал порывами и холодными потоками воздуха проникал в разодранную куртку, добираясь до тела. Парень посидел некоторое время и снова встал, зашагал по клетке, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Он чувствовал себя хищником, обречённым хищником, у которого есть зубы, есть сила, но нет никакой возможности изменить ситуацию. Он уже не спрашивал себя — а нужно ли что-то менять? Инстинкты, перемешанные с жаждой действий, толкали сорваться с места и бежать прочь из этого селения.
Здесь слишком тихо и пусто для живых.
Он прислонился лбом к прутьям, обхватил их руками, попытался раздвинуть. Железо лишь слегка сдвинулось и встало на место. Сташ зло усмехнулся, выдохнул, его обострённый слух уловил крадущиеся шаги — мягкие, почти неслышные. Силуэт идущего терялся между домами, то проступая сквозь ночной мрак, то вновь исчезая. У одной из дверей он замер, слился с тенью стены и больше не появлялся.
Сташ напряжённо вслушивался, но ничего не происходило. Он устал всматриваться в ночь, вновь отошёл к своей подстилке, сел и попытался укрыть от ветра прорехи в куртке. Пришлось съёжиться, прижать колени к груди и сидеть неподвижно. Теплее стало ненамного, но ветер почти перестал проникать под одежду. Он опустил голову и закрыл глаза, надеясь, что сможет уснуть.
Почти всю ночь его бил озноб, превращая столь желанный сон в настороженное полузабытье. Слух продолжал ловить окружающие звуки, не давая до конца расслабиться телу. Как-то отстранённо он понимал, что в этом нет никакого смысла. Чтобы ни произошло, у него не будет возможности повлиять на это, поэтому нужно попытаться расслабиться и дать себе отдых. Но вместо этого в голове продолжали метаться почти бессвязные мысли, мышцы сжимались в напряжении, и дело было не только в терзающем его холоде.
Забытое было ощущение Грани вновь вспыхнуло где-то в груди, зашевелилось, обволакивая щупальцами неизбежности. Страха не было, но это напоминание, словно внутри тела расширяется ледяной шар, слишком ясно давало понять о ждущей его судьбе.
Берущий глухо застонал, прикусил губу и невольно открыл глаза, вглядываясь в предрассветные сумерки. Взгляд так и притягивало к большому добротному дому на другой стороне площади. Именно рядом с его дверями исчезла ночью непонятная фигура. Сейчас, когда стало светлее, можно было разглядеть ложащиеся от дома тени. Сташ невольно встал, повёл плечами, разминая мышцы, и подошёл к решётке. Тень дома было неровной, переливчатой. Основная едва видимая тень здания перекрывалась более глубокими и насыщенными по цвету очертаниями хозяев дома, но среди них маячила и более невнятная тень — почти вся перевитая багровыми полосами, расплывающаяся, теряющая очертания.
Сташ качнул головой, подобные тени он видел у тех, кто поглощал в этот момент чужую жизнь — питался. Он даже не удивился, когда над селением понёсся долгий пронзительный крик. И сразу за ним захлопали двери, на улице почти мгновенно появились заспанные, полуодеты люди, сжимающие в руках оружие. Селяне словно ждали этого момента.
Крик повторился, сориентировав соседей куда нужно бежать. Четыре мужика заколотили в закрытую дверь дома, попытались её выбить. Две женщины догадались разбить окно, но сами не полезли, позвали мужчин.
Сташ напряжённо всматривался в начавшие метаться тени. Они накрывали друг друга, переплетались и отскакивали. Краем зрения он ловил, как рядом с домом собирается большая толпа. Криков больше было неслышно, зато ропот людей нет-нет да перекрывался глухим, разъярённым рычанием.
Двое селян продолжали ломать дверь, когда доски почти поддались, дверь вдруг сотряс удар с внутренней стороны. Протяжно скрипнули петли, выдираемые из косяка, преграда перед людьми зашаталась и выпала на дорогу, едва не придавив зазевавшегося мужика с топором в руках. Люди поспешно расступились, но из дома никто не вышел, лишь в проёме метнулся быстрый силуэт и скрылся в глубине комнат.
До слуха Сташа донёсся испуганный спор, перед выбитой дверью остановились несколько воинов. Все были вооружены, но входить внутрь не спешили. Берущий прекрасно их понимал, то существо было уже не бесом, оно пережило эту стадию и превращалось в новую сущность. Отсюда и безумие.
К дому быстрым шагом приблизился колдун, он почти бежал, за ним спешил его внук, держащий в руках посох старика. Чародей остановился рядом с входом, было видно, как тяжело вздымается его грудь. Парнишка подал ему посох и схватил за руку, стараясь удержать на месте. Тот качнул головой, напряжённо огляделся, его взгляд остановился на клетке. Берущий невольно поморщился. Колдун развернулся и зашагал через площадь к пленнику.
Сташ отступил к противоположной стене, прижался спиной к прутьям и угрюмо взглянул на подошедшего старика. Тот горько усмехнулся.
— Ты прав, — проговорил он глухо. — Я не хотел тебя ни о чём просить и, если ты сейчас откажешься, я пойду туда сам. Это только мой долг. Единственное чего я боюсь, что когда эта тварь покончит со мной, люди останутся беззащитны.
Его рука легла на замок клетки, заскрежетал ключ, и дверь оказалась открыта. Он выжидающе посмотрел Сташу в глаза. Но Берущий не сдвинулся с места и не произнёс ни слова. Лишь в чёрных глазах можно было прочитать усталое безразличие так не вяжущееся с его молодым лицом.
— Скажи мне только одно, — по губам старика вновь скользнула горькая усмешка. — Твоя жизнь теперь имеет хоть какой-то смысл?
Сташ не ответил. Колдун некоторое время подождал, а потом резко повернулся и зашагал к дому. Берущий выдохнул, коснулся рукой плеча, на котором темнели кровавые разводы, и оглянулся на лес. Смысл? Он не хотел об этом думать. Не хотел, чтобы его заставляли об этом думать. Разве может быть смысл у жизни, которой почти не осталось?
Открытая дверца клетки протяжно скрипнула под порывом ветра. Парень почти прыжком пересёк небольшое пространство, отделявшее от выхода, и шагнул наружу. Рядом была стена, отгораживающая пока ещё живое селение людей от леса. Стена, накрытая прочным силовым куполом. Он был сплетён очень грамотно, привязан сразу к нескольким источникам энергии, находившимся на территории деревни, что позволяло надеяться, что в случае, если один источник иссякнет, другие смогут поддерживать купол до его восстановления. Вот только сама связь между источниками и куполом была завязана на шагающем к обречённому дому колдуне.
Сташ скрипнул зубами, отстранёно удивившись, что может видеть энергетические лучи купола. Чем — чем, а колдовскими способностями он никогда не обладал. Но именно сейчас почему-то очень ясно воспринимал все источники. Старик тоже был одним из источников, причём самым мощным, сквозь него проходил весь поток и передавался на подпитку купола. Если он погибнет, селение будет обречено. Берущий фыркнул, старый дурак настолько сильно сосредоточился на защите своей деревни, что втянул в себя все нити, контролирующие энергию купола.
Берущий бегом пересёк площадь и оттолкнул почти шагнувшего внутрь дома колдуна. Тот невольно вскрикнул. Сташ оглянулся на попятившихся селян и, больше ни о чём не думая, переступил порог.
Прихожая была просторной и светлой, не заставленной ничем лишним. Взгляд привычно обежал пространство, а рука легла на рукоять меча. Вот только оружия не было, пальцы нащупали пустой пояс, не отягощённый ножнами. Ничего удивительного, просто он так и не свыкся с ролью пленника, которому не полагается меч. Сташ на мгновение замер, дверь во внутренние комнаты тоже была открыта, неровная, подрагивающая тень маячила прямо за стеной. Ждала. Обострённый слух Берущего вычленил сопение и тяжёлое дыхание словно больного существа.
За спиной послышалась возня, Сташ повернулся боком и позволил себе оглянуться. В дверях стоял Герт, кто-то держал его за руку и пытался оттащить назад.
— Эй, Сташ, ты туда без оружия собрался? — воин протянул ему топор. — Держи.
Парень сделал осторожный шаг к выходу, наблюдая, как занервничал перерождённый, как сдвинулась его тень. Он протянул руку за топором и тут же опустил. Нет, нельзя убивать, даже ранить не стоит. Грань слишком близко.
— Не дури, Берущий, — Герт попытался войти в дом, но его не пустили. — Ты не бессмертный.
«— Да знаю я», — Сташ пожал плечами. Далеко не бессмертный. Он с места метнулся вглубь дома, прыжком влетел в следующее помещение, на ходу перехватив рванувшего к нему с боку противника. В воздухе взметнулись длинные светлые волосы, невероятно сильные жилистые руки вцепились в его одежду, перед лицом мелькнули огромные голубые глаза, просто светящиеся голодом. Голодом, помутившим рассудок и преобладающим над разумом.
Сташ сжал пальцы на шее существа, сдавил, но почти ничего не добился. Клацающие клыки, разорвавшие в кровь ещё не преобразившиеся губы, продолжали тянуться в его сторону. Лицо было почти человеческим, из отличий наблюдались лишь выдвинувшиеся челюсти и впавшие щёки. Женщина — перерождённая. Берущий встряхнул её, чувствуя, как сквозь одежду в его кожу впивается нечто острое. Увидел, как одна из рук в замахе летит к глазам. Он перехватил тонкое запястье, вновь поразившись невероятной силе. Рука существа, преодолевая сопротивление Берущего, продолжила движение. Похожие на лезвия когти коснулись лица. Сташ резко отдёрнул голову, пнул женщину в живот коленом, и неимоверным усилием отбросил от себя.
Та отлетела к противоположной стене, ловко приземлилась на четыре конечности и мгновенно атаковала. Сташ прыжком отскочил, перекувырнулся в воздухе и, не останавливаясь, нанёс несколько ударов по подвернувшемуся боку противника. Перерождённая тонко взвизгнула, заверещала, удары Берущего тоже превосходили по силе удары человека.
Сташ оттолкнулся от стены и прыгнул за решившей вдруг отступить женщиной, в её глазах вдруг мелькнули испуг и не понимание. Только — что она легко убила нескольких человек, а этот не только сопротивляется, но ещё и сам её калечит. Она быстро заскочила на шкаф, в лицо приближающегося Сташа понеслось шипение.
Он криво усмехнулся, очень сильно не хватало меча, он не привык вступать в бой с перерождёнными с голыми руками. Их клыки и когти давали им порой преимущество перед любым оружием. Единственным шансом было то, что конкретно этот экземпляр ещё не научился достаточно хорошо пользоваться своим переродившимся телом.
Он знал, что она чувствует опасность и будь такая возможность, она бы лучше сбежала. Единственные кто никогда не отступал перед Берущими это гримтоны, а все остальные твари, почувствовав силу противников, стремились уйти с их пути. Но Сташ загораживал единственный выход на улицу. Оставались ещё два окна, и женщина поглядывала в их сторону.
Парень лихорадочно думал, что делать дальше. Он не умел не убивать, если начинался бой, то его исходом могла быть только смерть противника. Быстрый взгляд на обстановку комнаты дал понимание, что это спальня. У стены стояла широкая кровать, на ней два растерзанных тела, заливших своей кровью постельное бельё. Ещё был маленький прикроватный столик, два кресла и этот шкаф, на котором затаилась убийца хозяев.
Сташ осторожно открыл его дверцу, оглядел содержимое. Сорвал с плечиков длинное красное платье и перекрутил его в жгут. Медленно отступил, чтобы лучше видеть перерождённую. Та замерла на самом краю, сжалась в комок, намереваясь прыгнуть. Тело пружиной слетело со шкафа и устремилось к окнам. Берущий метнулся следом, в прыжке навалился сверху, придавил к полу, воспользовавшись тем, что тяжелее. Существо под ним изогнулось, попыталась вырваться. Сташ чуть приподнялся, схватил её за обе руки и заломил их за спину. Жгут из платья прочно обхватил запястья, стягивая вместе. Перерождённая извивалась и беспрестанно верещала. Берущий с трудом поднялся на ноги, подтащил свою добычу к кровати, перевернул на бок и остатком жгута примотал к ножке. Для надёжности сходил к шкафу, достал ещё одно платье и привязал её покрепче. Лишь после этого он позволил себе выпрямиться и более внимательно оглядеть существо.
Переродившаяся женщина была одета в розовую ночную сорочку с множеством кружавчиков, видневшиеся из под неё стройные ноги были босы и покрыты грязью. Несомненно молодая и возможно ещё недавно очень красивая, судя по огромным, обрамлённым длинными изогнутыми ресницами глазам. Они пока не изменились по форме, лишь утратили осмысленный взгляд, наполнившись голодом и безудержной злобой на весь мир.
Жаль, ничего не изменишь. Сташ смотрел на неё и чувствовал только грусть, она не виновата, что стала такой. Светлые волосы вьющимися шелковистыми прядями рассыпались по спине и плечам и смешались с кровью, капающей с кровати. Никто не виноват.
Ему вдруг очень захотелось упасть на колени и завыть, но он никогда не позволял себе поддаваться чувствам, они были слабостью, ведущей к поражению. Они были тем, что отделяло Берущих от людей. Вернее отделяло отсутствие проявлений этих самых чувств. Монстры, как их называли. Бесчувственные монстры.