Сташ опустил голову, медленно развернулся и двинулся в другие комнаты, нужно было осмотреть весь дом. В просторной столовой были разбиты стёкла, именно сюда забрались незадачливые соседи. Три тела лежали у самых окон, у двоих на месте горла виднелись огромные рваные раны, под головами расплывались багровые лужи. Третий едва заметно шевелился, тихо стонал. Сташ подошёл ближе, человек лежал на животе, руки скребли по полу, он пытался куда-то ползти. Берущий осторожно его перевернул, несчастный с ужасом уставился ему в лицо. Кожа на его горле тоже была разорвана, но видимо рана оказалась не глубокой, и он был ещё жив. Человек слабо задёргался, пытаясь вырваться, напомнив Сташу, что он сам, выглядит не лучше, чем перерождённая.
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — селянин слабо замотал головой. Сташ стащил с ближайшего стула чехол и приложил ткань к ране. — Сейчас колдуна позову.
Ещё в одной комнате никого не обнаружилось, парень быстро в неё заглянул и побежал к выходу. Толпа встретила его мгновенно смолкшими разговорами, лишь за спиной Берущего продолжала завывать перерождённая. Люди уставились на него непонимающими взглядами, начали настороженно переглядываться. Судя по звукам, тварь оставалась живой, но Берущий, не закончив дела, зачем-то вышел на улицу. Сташ повернулся к стоящему в первом ряду колдуну.
— Там раненый, ему нужна помощь. Идём.
Колдун окинул его пронизывающим взглядом, молча кивнул и первым шагнул к проёму входа.
— Дед, — взвизгнул его внук. — Не ходи!
— Всё в порядке, Нестор, я вернусь. Ведь так? — он глянул на Берущего.
— Да, — просто ответил Сташ. — Всё в порядке.
Они вошли в дом под завывания перерождённой и молчание толпы. Никто им больше не препятствовал, не пытался остановить.
— Куда идти? — обречённо вздохнул колдун.
— Он здесь, — Сташ невольно поморщился, представив, что этот человек сейчас думает. Целью Берущих было только убийство, а те, кто пострадал от тварей, становились следующими целями.
Колдун свернул в указанный коридор и ступил в залитую кровью столовую. Невольно охнул и кинулся к пострадавшему. Он приподнял закрывающую рану ткань, сделал несколько пасов руками, что-то тихо прошептал, заставляя кровь остановиться.
Сташ хорошо знал эти заклинания, в воздухе всегда чувствовалось лёгкое покалывание, по крайне мере он воспринимал их именно так. Колдун наклонился к раненому и тихо заговорил с ним. Селянин с трудом ответил. Берущий не стал вслушиваться, это было не важным. Он просто ждал, стараясь ни о чём не думать, не ощущать, что этот дом превратился в могилу. Так просто превратился, а ставшее прошлым время поглотило совсем недавно оборванное будущее нескольких человек.
— Ты не убил его, — из оцепенения вырвал голос колдуна. Сташ посмотрел на него и заметил, как человек вздрогнул.
— Нет, — его губы изогнулись в кривой усмешке. — Я больше не убиваю.
Колдун глянул в сторону доносившихся из соседней комнаты воплей.
— Даже таких?
— Это всего лишь проявление здравого смысла, — вновь усмехнулся Сташ. — Если в монстра превращусь я, вы вряд ли сможете меня остановить. А мне для этого нужно совсем немного. Поверь.
В глазах старика мелькнуло понимание.
— Ладно, значит, ты не хочешь брать их энергию… и что нам делать?
Берущий пожал плечами.
— Перерождённая обездвижена, дальнейший выбор за вами. Решайте.
У колдуна вырвался горестный вздох.
****
— Смотри, наверное, это цветок, — худая, с просвечивающей кожей рука осторожно прикоснулась к бледно-розовым лепесткам маленького, едва поднимающегося над землёй растения. Оно выросло между двух потрескавшихся от жгучего солнца камней, которые прикрывали его и от беспощадных лучей и от порывов пронзительного ветра. Тщедушный стебелёк едва заметно качался, широкие, полупрозрачные листья трепетали от задевающих их потоков воздуха. Сам цветочек казался непростительно ярким на фоне голой, серой земли.
Два человека очень сильно напоминали это растение — болезненно худые, с бледной, пронизанной синими прожилками кожей и похожими на скелеты лицами — настолько сильно заострились от голода их черты. Тела прикрывали лохмотья одежды, волосы грязными, спутанными прядями падали на костлявые плечи. Это были мужчина и женщина, но отличить кто из них кто с первого взгляда было трудно.
— Наверное, — почти шёпотом произнёс мужчина, его потрескавшиеся губы разошлись в болезненной улыбке, напоминающей оскал. — Он красивый.
Женщина кивнула и тоже улыбнулась, по её подбородку потекла тонкая струйка крови. Пальцы гладили нежные лепестки, но огрубевшая кожа почти ничего не чувствовала.
— Как здорово, — произнесла она. — Здорово, что мы его нашли. Он смог выжить.
Мужчина вдруг вздрогнул и попытался быстро обернуться, но у него получилось лишь неловкое судорожное движение, от которого он почти упал — ослабевшее тело не желало слушаться хозяина. Он схватил за руку женщину и потянул её за собой прочь от растения.
— Ты что? — возмутилась она. И тоже обернулась, взгляд скользнул по застывшей в нескольких шагах молоденькой девушке, почти ребёнку. В глазах женщины мгновенно появился панический страх.
— Идём, — мужчина упорно тащил её за собой, его ноги подгибались, но он старался увеличить скорость.
Девушка смерила их холодным, безразличным взглядом огромных жёлто-зелёных глаз и шагнула к цветку. Все её движения были намного более уверенными и плавными, чем у этих людей, в них скользила скрытая сила хищницы, способной одним прыжком догнать жертвы. Но девушка склонилась над растением. Пальцы потянулись к лепесткам и замерли. Даже с расстояния она чувствовала, как под тонкой кожицей пульсируют волны жизни. Но стоит ей прикоснуться и вся эта сила, поддерживающая в бледно — розовом цветочке способность к существованию, перельётся в её тело. Она представила, как сморщиваются его лепестки, как чернеют листья, как бегут по стеблю трещины, заставляя склониться к земле — умереть. Её пальцы дрогнули, невыносимо хотелось есть, но она лишь смотрела, отстранённо поражаясь этому маленькому чуду, пробившемуся к жизни из засохшей почвы.
— Нет, оставь его! Оставь, — отчаянный крик не сразу коснулся слуха, а донёсся словно из далека, настолько слабым был голос. — Оставь, возьми меня, а он пусть живёт!
Девушка медленно повернулась, рядом дрожа топталась женщина, протягивала ей свою руку, перевитую синими прожилками. Мужчина пытался её увести, но женщина сопротивлялась, с трудом оставаясь на месте.
— Ты чудовище, — прошептала она.
Девушка кивнула, не спеша выпрямилась. Женщина, не переставая дрожать, закрыла глаза.
— Нет, — мужчина всё же оттолкнул женщину и занял её место, с вызовом посмотрел девушке в лицо.
Она вновь качнула головой, перевела взгляд на цветок.
— Красивый, — слова шелестящим эхом полетели над голой, безжизненной землёй. Она резко развернулась и пошла прочь, стараясь унять колющую пальцы энергию, что уже почувствовала, но не получила новую подпитку. — Живите.
Двое измученных людей с изумлением переглянулись, по губам женщины вновь скользнула столь непривычная улыбка. Но ей очень понравилось это чувство — радость, оказывается для этого нужно не так уж много — увидеть, как продолжается чужая жизнь. О своей собственной жизни она давно уже не думала.
Девушка медленно шла прочь, с трудом сдерживаясь, чтобы не вернуться. Эти люди слишком слабы, чтобы взять у них хоть что-то, её прикосновение просто их убьёт. Голод почти сводил с ума, она уже не впервые встретила тех, у кого нечего взять. Их жизни висели на волоске, а это значило, что вскоре, чтобы пополнить собственные силы ей придётся убивать. Но она отчаянно не хотела становиться убийцей.
Порыв горячего ветра вдруг с яростной силой ударил в спину, под ногами дрогнула земля и подбросила вверх. Её тело врезалось в полуразрушенную стену здания. Она глухо вскрикнула, когда в рёбра впились твёрдые камни, и сползла на землю. В голове заметались панические мысли — что теперь: очередной подземный взрыв, землетрясение или о себе дала знать воздушная стихия?
Встать на ноги удалось не сразу. Покачиваясь, она почему-то шагнула именно обратно — к пустырю, который только что покинула. И остановилась. На том месте, где только что рос цветок и стояли два человека зиял огромный разлом. Пустыря больше не существовало.
Девушка быстро подошла к его краю, глянула вниз и отшатнулась от дохнувшего в лицо жара. Гул пламени почти заглушал завывание ветра, метавшегося между краями только что образовавшейся в земле гигантской дыры. Клубящиеся потоки огня неспешно перекатывались по её дну, бурлили и безостановочно взлетали вверх острыми резкими вспышками, подбираясь к поверхности.
Она невольно прикусила губу, в памяти по-прежнему покачивал лепестками бледно-розовый цветочек. Мгновение назад Живой цветочек. А рядом стояли те люди, что решили его защищать. А сейчас не осталось никого и ничего. Оказывается это больно — сожалеть.
Земля вновь дрогнула, но на этот раз не так сильно. Далеко на горизонте в небо взметнулся огромный столб пламени, потом ещё один и ещё. Краем глаза она увидела, как мимо бегут люди. Под их ногами обваливалась почва, они падали, вставали или соскальзывали в глубокие трещины, что всё больше и больше расползались от разлома.
Девушка перепрыгнула через метнувшийся к её ногам провал, аккуратно обошла следующую трещину и, больше не отпуская взглядом рвущиеся к низким серым тучам столбы огня, пошла в их сторону.
****
Она всегда знала, что отличается от других. Родители не скрывали, что она такой родилась. В мире, где почти не осталось чистой воды, не осталось деревьев и даже травы, у неё не было никаких шансов появиться на свет. Здесь слишком давно не рождались дети. Её будущая мать сразу начала пить отравленную воду, как только поняла, что беременна. Почему-то она решила, что именно этим способом сможет избавиться от нежелательного ребёнка. Плод слишком быстро истощал её и так слабый организм, отнимая последнюю возможность выжить. Но по какой-то прихоти судьбы они выжили, выжили обе. И мать и её дочь. Это был последний ребенок, рождённый за последние двадцать лет.
Внешне она почти не отличалась от жителей их умирающего мира. Та же белая, почти просвечивающая кожа, такая же болезненная худоба и огромные глаза с вечно голодным взглядом. Только её голод был совершенно другим….
Воспоминания о том времени так и остались единственной болью для её совершенно холодного, расчётливого разума. Странно, но родители совершенно не понимали, что она их любила, наверное, она даже для них казалась монстром… Она их не винила. Нельзя по-другому относиться к тому, кто поглощает твою последнюю энергию, твою почти и так исчезающую жизнь. Вместо пищи. Она сама называла себя монстром, но она любила этот умирающий мир, потому что он был её родным…. А потом произошёл тот взрыв. Последний из серии, сотрясающих планету на протяжении нескольких лет.
Взрыв…. Говорили, что глубоко под землёй расположено множество предприятий, когда-то обеспечивающих их мир всем необходимым. Потом все ресурсы были истощены, предприятиям стало нечего перерабатывать, но полностью автоматизированные цеха никто не остановил. Люди не сразу поняли, что произошло, а когда поняли — было поздно. Начавшиеся землетрясения, глубокие трещины и обвалившаяся почва перекрыли к ним все подступы. Но заводы почти не пострадали. Заложенной для обеспечения их работы энергии хватило ещё на десятки лет. Машины продолжали вгрызаться в недра планеты, разрушали уже опустошённую почву, нарушали русла рек, заражали водные источники отбросами переработанного топлива.
Первый взрыв был закономерным результатом их работы — из строя вышел один из реакторов, затем другой, затем следующие…. Их мир оказался обречён.
Память продолжала хранить воспоминания об огненном зареве, багровыми стрелами пронзившем низкие серые тучи, о чёрном песке, смерчами кружащем в воздухе, о бьющем в небо огне… Тогда она была единственной, кто бежал навстречу, а не прочь от разрушительной стихии.
В сознании поселилось слишком ясное понимание, что это рвущееся на поверхность пламя будет последним — оно поглотит их изувеченный мир. Она не знала, почему шагнула ему навстречу. Это не было желанием умереть первой, и, наверное, она бежала бы прочь, если бы не была уверена, что может что-то изменить. Странное ощущение, когда понимаешь, что в том, что несёт смерть, заложена огромная энергия. И ты можешь её вобрать, поглотить, преобразовать в нечто другое. Как пищу, что брала из живых существ….
Разрушительная стихия захлестнула горячей болью, в воспоминаниях остался только огонь, жгучими волнами вгрызающийся в кожу. Она чувствовала, что балансирует на грани, впереди был бездонный омут, наполненный крутящимся вихрем путей, уводящих в неизвестность… и маленькая умирающая планета, покрытая пеплом. Здесь всё станет пеплом! Ей показалось, что она сделала правильный выбор — нужно лишь забрать эту разрушительную мощь и планета выживет! И это неважно, что её слишком много…
Она шагнула вперёд, пламя больше не жгло, оно стало потоком, что послушно вливался сквозь кожу, входил в тело, наполнял неведомой силой. За спиной с упругим хлопком ударил ветер, подбросил вверх, удерживая и разворачиваясь в… крылья? Первый взмах поднял её высоко в воздух, навстречу устремилось серое небо, внизу проносилась горящая земля. Взмах крылом и пламя затухает, превращается в чистую энергию, что вновь вливается в тело, наполняет новой силой. Открывает Путь!
Взгляд скользил по обожжённой почве, по раскалённым камням и по руинам, оставшимся на месте домов. Крылья плавно задевали поверхность и вбирали последние крупицы силы. Позади оставался пепел. Только пепел. Больше ничего нет!
Перед глазами замелькала пелена, она заставила себя подняться ввысь, навстречу мириаду кружащих звёзд, они потянули её прочь от погибшего мира. Пространство рвалось на части, высасывало накопленную силу, чтобы открыть путь.
Она хотела их спасти — своих родителей, свой народ. Свой дом. Она не собиралась уходить, когда поглощала то пламя…. Она любила свой мир.
Уже потом, когда пришло осознание, что вокруг совершенно другая реальность, чужой мир, не тот, что должен был выжить, её единственным желанием стало вернуться — найти дорогу туда, что перестало существовать. Потом были сотни других миров, безумным калейдоскопом проносящихся мимо, она взяла частичку каждого из них, чтобы пополнить силы и открыть Путь дальше. В никуда. И теперь круг замкнулся.
Ладонь легла на серый камень, впитавший в себя отголоски прошлого. Кожа ощутила холод, тугими потоками извивающийся под пальцами. Этот дом жил вне времени. Это был её дом, её память о той всепоглощающей ярости, что она почти обрушила на весь этот мир, когда поняла, что он чужой… Мир, ставший первым после её родного и давно превратившийся в тень, в забытую иллюзию, но это здание врезалось в память прочнее любого другого воспоминания. Когда она здесь очнулась, оно горело. И на мгновение ей показалось, что она всё ещё дома…
Сейчас на месте почерневшей от огня кирпичной кладки высились крепкие каменные стены. Новое здание взлетело ввысь причудливым и гротескным замком, словно посреди города стояла крепость. Уже ничто не напоминало тот дом, и всё же это был именно он. Ни стены, не узкие окна, ни огромный зал, с зеркальным полом, это всего лишь место, в котором продолжает жить Сила. Её Сила. Оставленная здесь, чтобы вернуться назад. Как маяк, чтобы знать, что всё начинает повторяться, а её родной мир так и не найден. Потому что его нет!
Боли не было, сожаления тоже, прошло слишком много времени, чтобы сожалеть. Эти чувства посетили её лишь однажды, а потом исчезли вместе с погибшим домом. Очень давно.
В конце зала раскинула чёрные крылья каменная скульптура. Они помнят? Напротив неё к столбу была привязана уже знакомая девчонка. Ветс — любительница попадать в неприятности. Из разрезанных запястий по жёлобу струилась алая кровь.
Она провела над жёлобом рукой, почувствовала, как в ладонь впиваются разряды энергии и горько усмехнулась. Пустая трата чужой жизни. Эти капли ничто по сравнению с тем, что ей нужно. Она медленно коснулась пальцами запястий девушки, подождала пока спаяются вместе края порезов, прекращая кровотечение, и отдёрнула руки.
Грудь Ветс слабо вздымалась, она потеряла много крови, но была жива. Девушка слабо застонала, приоткрыла глаза. Туманящийся взгляд скользнул по скульптуре и метнулся к стоящей рядом Лие. Ветс вздрогнула.
— Это ты…, - она вновь застонала, голова безвольно опустилась на грудь.
Лиа провела ладонями по её путам, верёвки вспыхнули огоньками и оказались разорванными. Девушка повалилась на пол. Лиа обошла вокруг её тела и вернулась к скульптуре. Её губы сами собой изогнулись в злой усмешке — у скульптуры не было лица. Всё правильно, она никто — тень, без дома и без будущего.