Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток,
Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино...
Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок,
Опечатка, зиянье, забытое цепью звено.
Как безжалостно небо! Душа оступилась -- и крышка:
Потеряла дорогу,
своих не находит начал.
А ведь был и очкарик, и школьник, и чей-то сынишка;
И высокие звезды подзорной трубой приручал;
И лимонниц любил, и капустниц; и карта Европы
Волновала как тайна; и бабушка пела про степь...
Я живое лицо различаю под ретушью злобы:
Это просто усталость -
еще восстановится цепь!
***
Голос молодой, прямой,
Но уже такой натруженный...
-- Приходи ко мне, отужинай,
Только про любовь не пой.
...Точно выводок утят,
Годы по небу свистят -
Над лугами, над озерами,
Над почтовыми и скорыми...
Не воротятся назад!
Ты накинь-ка пальтецо,
Да швырни с крыльца кольцо
В заросли иван-да-марьины,
Да скажи себе в лицо,
Что силенки -- разбазарены!
Но и то себе скажи,
Что, избавясь ото лжи,
Можно, можно, можно
заново
Вздрогнуть от гудка баржи -
Ледяного, безымянного...
***
В кофейне, где клубится перебранка,
Колдунья, но отчасти шарлатанка,
Мне толковала про нездешний дух
И как, ревнуя, заварить лопух...
Был день весенний свеж и лопоух.
Она желала, крутанув тарелку,
В опасную пуститься переделку
И взять у Клеопатры интервью.
...Я думала
про музыку свою,
Которой шарлатанства -- не привью;
Все остальное музыке во благо:
Больная нота, путаница, брага,