— В сторону! В сторону! — уже не такие плотные потоки довольных паломников прижались к обочине. Сверху спускалась тяжёлая телега, запряжённая двумя крепкими лошадками. Но, в отличие от ранее виденных телег, гружённых телами, эта была загружена большой металлической клеткой. — В сторону, покаявшиеся! Пропустите тех, кого уже ничего не спасёт!
Недовольный гул сопроводил крик неизвестного храмовника, восседавшего на лошадке и двигающегося впереди телеги. Паломники зафыркали и принялись сквернословить в след телеге и нескольким бедолагам, жмущимся друг к другу в углу клетки. Эти бедолаги были грязны до отвращения, коротко стрижены и одеты в совершенные лохмотья.
Клетка выудила из недр моей памяти неприятные воспоминания. Подобную клетку я видел однажды и хорошо помнил детей, от страха забившихся в угол. Правда те боялись работорговцев. И боялись небезосновательно. Эти же испытывали ужас перед счастливыми паломниками. То есть перед обычными людьми.
И они, как мы очень быстро убедились, испытывали ужас не зря: в след телеге, несмотря на грозные окрики храмовника-сопроводителя, полетели куски грязи, камни и свежий лошадиным помёт. Решётка клетки возмущённо заскрипела, а люди внутри клетки завизжали и ближе прижались друг к другу.
Сразу я не смог разобрать пол этих бедолаг. Все они были стрижены одинаково и одеты в одинаковые лохмотья. Но когда я услышал женский визг, после попадания одного из камней точно в ногу, возмущение начало просыпаться. Безобразная сцена, свидетелями который мы стали, требовала вмешательства.
Но, наверное, провидение не позволило вмешаться.
Мы отпрянули вместе со всеми, когда нас попросили. А когда в клетку полетели камни, отошли ещё дальше. На самую обочину, практически. Но когда грязной короткостриженой женщине прилетело в ногу, а она вскрикнула и на мгновение окинула толпу злым взглядом, я обомлел. Я увидел лицо, узнал его и замер парализованной статуей.
Это была Мириам. Жена Фелимида, дочь Эоанита. Никогда и ни с кем я бы не спутал эту женщину, которую в глубине души уже давно похоронил. Никогда бы не принял за другую. Эти тонкие губы, эти странные брови, эта чудовищная схожесть с собственным отцом не позволила бы мне ошибиться.
— Фласэз милосердный, — сам того не желая, прошептал я. Рот мой закрылся с трудом, а ноги чуть не понесли за телегой.
— Ты что, Иван? — Сималион взял меня под руку.
— Иберик, — я оттолкнул Сималиона и схватил Иберика. — Видишь женщину в клетке? Узнаёшь её? Посмотри. Не может быть, чтобы я ошибался. Это же Мириам!
Парень испуганно посмотрел на меня, а потом скосил глаза и долго изучал удалявшуюся клетку. И чем дольше он смотрел, тем шире раскрывались его глаза.
— Она же мертва, — выдохнул он. А затем добавил еле слышно. — Она, милих. Она… Но как?…
— Идём следом! Живо! — шок уходил, клетка удалялась. И чтобы не потерять её из виду, я едва не побежал вприпрыжку.
Сималион и Феилин успели остановить меня прежде, чем я бы начал дёргать во все стороны тяжёлый замок на решётчатой двери. Перехватили, взяли под руки и оттащили подальше от совсем недобрых взглядов храмовников.
— Не горячись! — посоветовал Сималион. — Мы просто проследим за ней. Пока не стоит привлекать внимание.
Горячесть уходила, уступая место рассудительности. Прямо сейчас ломать клетку — не самая лучшая затея. Мы и так в этой счастливой толпе выглядим чересчур подозрительно. Не говоря уже про физическое состояние, добротные одежды и сытый вид. От подозрительных взглядов надо держаться подальше. Отслеживать маршрут и всё запоминать.
— Феилин, телега повернула дальше. Наверное, двинет на противоположную сторону холма, вне взглядов счастливых муравьёв. Давай-ка ты по правой стороне обогни холм и посмотри там, что к чему. Мы разделимся у будем следить за каретой. Из виду её не выпускать, ясно? Но и ведите себя осторожно, чтобы никто не пожелал задавать наводящие вопросы. В общем, не мальчики. Всё сами знаете.
Мы разделились. Иберик и Фелин разбежались, Сималион держался чуть позади, я шёл следом за телегой, часто смотрел себе под ноги, сжимал ладошки у груди и делал вид, что молюсь. Но объект интереса из виду не упускал.
Телега с клеткой действительно повернула, с желанием обогнуть холм. Дорога, по которой она двигалась, уходила дальше на север. Где-то там, почти на горизонте, виднелись заросли лиственных деревьев и столбы дыма. Скорее всего, там находился очередной лагерь. А то и тюрьма.
Но я немножко ошибся в своих предположениях.
Осилив половину дороги вдоль холма, телега повернула налево. Свернула на просёлочную дорогу и направилась к любопытному оазису из начисто скошенной травы. Местные строители там обустроили странный круг из понаставленных по периметру железных клеток в человеческий рост. Клетки закольцовывались, а в центре этого кольца, как самая правильная композиция, располагался деревянный помост с тремя виселицами. И каждая из трёх виселиц имела собственного жильца.
Возле въезда дежурила парочка храмовников. Поэтому я поунял свою прыть. Шмыгнул в зелёный куст, осмотрелся на предмет удивлённых глаз, и сосредоточился на картине передо мной.
Оказывается, телега развозила жильцов по квартирам. Равнодушный возница правил, а храмовник с "синдромом вахтёра" по очереди вытаскивал из клетки бедолаг и пинком под зад придавал необходимое ускорение. С Мириам он тоже не церемонился. Не схватил за волосы, ибо не за что было хватать, но взял за шкирку, вытащил из клетки и зашвырнул в клетку другую. Она ударилась о прутья, упала и инстинктивно принялась зарываться в грязное сено на полу.
Но храмовник потерял к ней всякий интерес. Как и двое сопровождающих. Они продолжили развозить квартирантов, а я торопливо дал по газам, пока они смотрели в другую сторону.
Краем глаза я успел заметить Сималиона и Иберика. Оба держались на расстоянии, но не выпускали меня из виду.
Метров сто я преодолел гигантскими прыжками. Обогнул две клетки, где полубезумные бородатые мужики горестно рыдали, и нырнул щучкой в траву, когда телега завершила объезд.
— Как стемнеет, дадите им похлебать что-нибудь, — услышал я голос главного храмовника. — Но не густо… А утром снимите этих, — кивком головы он указал на трупы на виселицах. — Вскоре их места займут другие.
Погрузившись лицом в траву, я полз. В нескольких метрах обогнул ещё одну клетку и приблизился к той клетке, где, сжимая руками колени и прижимаясь к решётке, сидела измученная и почти сдавшаяся женщина.
Я приподнял лицо, увидел, что стража заняла место вдалеке, а затем глянул на клетку и прочёл абсолютно понятные слова на деревянной табличке: "Апостат".
Значит, вот как. Мириам — вероотступница. Предательница веры. Предательница отца и дела всей его жизни. Всего, что он так долго выстраивал.
Теперь понятно, почему эта надменная тварь оставалась такой равнодушной, когда Фелимид сообщил о смерти дочери. Эоаниту не было плевать на неё. Он просто изначально знал, что она не мертва. Это мы — дураки — поверили. А он знал. Ибо — теперь я на сто процентов уверен — сам приказал её сюда упрятать. Приказал трусливому Эокасту сбежать из Равенфира и захватить дочь с собой. Иного логичного объяснение просто не может быть.
Зло заскрипели мои зубы: сдерживаться от увиденного, сдерживаться от осознания, что меня легко обманули, было совсем непросто. Но прямо здесь и прямо сейчас я дал себе обещание, что ни за что не оставлю Мириам. Как и сынульку короля, я вывезу её отсюда.
Я пополз по пластунски. Пополз прямо к клетке. Но явно не птичий свист отвлёк меня. Я остановился, замер, осторожно выглянул из травы и обернулся. Сималион, рискуя привлечь к себе внимание храмовников, размахивал руками. И, надо признать, размахивать руками он начал вовремя: остановка привела меня в чувство. И заставила думать головой, а не действовать, руководствуясь гневом.
И я стал сдавать назад. Вышел за радиус обзора стражи и сел на обочине той самой просёлочной дороги. Нет, сейчас палиться нельзя. Это глупо. Лишь взгляд бросит любой храмовник на любопытного паломника, и проблем не оберёшься. Надо действовать умнее — надо действовать в темноте.
Поэтому мы ушли в базовый лагерь, дождались Феилина и всё обсудили. А как стемнело, пошли не к тому, за кем пришли, а за той, кого не ожидали здесь увидеть.
По плану, Иберик и Сималион должны были отвлечь стражу, если та меня заметит. А то и булыжником по голове огреть, если поднимет крик.
Но делать этого не пришлось, ибо я был предельно осторожен. Очень хорошо запомнил клетку, куда заперли Мириам, и, как только она выхлебала какую-то баланду, вновь пополз.
Я молился про себя, чтобы мой шёпот не спугнул её. Чтобы она не заорала на все окрестности.
И помогло.
— Мириам… Примо Мириам, это ты?
Шорох в клетке прекратился. Я видел, как женщина пыталась улечься поудобнее и елозила тощей задницей по полу. Но, услышав голос, замерла.
— Мириам, это же ты, верно? Это — Иван. Аниран… Милих…
Только после этих слов я решился приблизиться достаточно близко. И в сгущающихся сумерках разглядел знакомые испуганные глаза.
Некрасивое грязное лицо и стрёмная стрижка делали измученную женщину совершенно непривлекательной. Но глаза, эти умные и когда-то решительные глаза, я узнал.
Грязные пальцы сжали решётку, лицо просунулось сквозь прутья. Теперь не осталось никаких сомнений: это — она.
— Мириам… Мириам… Посмотри на меня. Это я — Иван. Помнишь меня? Узнаёшь?
Громкий всхлип едва не испортил всю малину. Женщина узнала меня. И не смогла сдержать эмоции. Хорошо хоть ладони вовремя спасли хозяйку и зажали её рот.
— Аниран, ты ли это? — сквозь слёзы произнёс слабый голос. Знакомый голос. — Нет, не верю. Не может быть. Что анирану здесь делать? Уйди, злой сон.
— Да тише ты! — я подскочил и схватил её за руку. — Прикоснись ко мне. Сожми руку с такой же силой, как я сжимаю твою. Вспомни меня. Вспомни Фелимида. Вспомни, как ты защищала меня от храмовников.
Это помогло. Хоть слёзы всё так же текли по измождённому лицу, Мириам смогла заставить себя прикоснуться ко мне. На коленях подползла к решётке, провела пальцами по лбу и узнала анирана, несмотря на бородатую рожу. Затем просунула худые руки между прутьев и обняла меня. Я ответил ей тем же и осторожно прижал к себе.
Момент был впечатляющий. Даже для меня довольно эмоциональный. И даже металлические прутья между нами не портили его.
— Они убили Рэнэ, — всхлипывания продолжились. Едва она справилась с первым шоком, пришёл следующий. — Сожгли моё поместье… Моих слуг… Звери!
Я тяжко вздохнул: к Рэнэ я всегда относился с огромадным уважением. Я знал его всего-ничего, но тоже был обязан жизнью.
— Пусть Фласэз примет его в свою армию и подберёт достойное место, — тихо прошептал я. — Он это заслужил… А ты, Мириам. Как ты здесь очутилась? Почему ты здесь?
— У тебя есть… Прости, аниран, у тебя есть еда?
Она принялась меня торопливо ощупывать. И я ни секунды не сомневался в том, что сейчас самое важное для неё.
— Да, захватил, — я полез в карманы, извлёк несколько сухарей и кусок вяленой конины, приобретённый за серьёзные деньги у того самого животновода, с которым налаживал контакт Феилин. — Держи. Ешь, не стесняйся. Но осторожно. Ты слаба, как тростинка. Сломаешься ещё. Не забивай сразу желудок.
Кусок мяса она уделала за секунды. Как мне сразу стало понятно, таких деликатесов ей давно не давали. Сухари же жевала неторопливо, запивая водой из моей кожаной фляги.
— Мы думали, ты мертва. Я, Фелимид и остальные, — начал я диалог.
— Фелимид жив? — хруст на мгновение прекратился. — Он сбежал?
— Сбежал святой отец Эокаст. А Фелимид пришёл на помощь и помог анирану справиться с "покаянниками", — я в двух словах рассказал ей историю. — Он теперь дознаватель при дворе. Его Величество простил его. Теперь они вместе строят новый Обертон.
— Я рада…
— Он и сообщил, что вернулся домой на пепелище. Сказал, ты сгорела…
Мириам глухо рассмеялась. Что было немножко неожиданно.
— Сжигать меня бессмысленно. Я слишком важна для многих. А вот наказать… Сломать… Я… Я даже не знаю сколько дней провела под землёй. Только с приходом лета меня переселили под открытое небо. Я два рассвета веки не могла поднять — солнце резало глаза.
— Это ведь Эокаст тебя сюда увёз, верно? Он успел сбежать из Равенфира до того, как Тревин приказал его поймать.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Нет, наверное. Я лишь помню, как под вечер пришли храмовники. Как убили Рэнэ и остальных. Как ударили и схватили меня. Дальше всё как в тумане. Я даже не помню, как сюда добралась. Но ты прав: Эокаста я здесь видела. Он насмехался надо мной, приказал держать на цепи в подземелье… Но так же добавил, что… отец, — перед произношением этого важного слова, она сделала паузу. — Приказал сохранить мне жизнь. Не церемониться и относиться, как к вероотступнику, но жизнь сохранить. Я не сомневаюсь, что от тех далекоидущих планов на меня он не отказался. Он хочет сломать меня, обуздать. Но моей смерти никогда не желал.
— Я встречался с Эоанитом, — усмехнулся я.
— И как?
— Подружиться нам не удалось. Но теперь он точно знает, что шутить с ним я не намерен: мы выдавили его из Обертона. И захватили сады с деревьями Юма.
— Серьёзно? — Мириам даже хрустеть сухарями перестала.
— Более чем. Ты уж извини, но твой папаша несколько раз был очень близок к утрате головы. Только благодаря умелому языку отвертелся. Он умён, что тут сказать.
— Ум — не единственное его оружие, — добавила она. — Он смотрит далеко. И видит гораздо дальше, чем ты можешь предположить, аниран.
— Я тоже не лыком шит…
— Неважно. Сейчас, пока есть время, расскажи мне, как обстоят дела в столице. Расскажи, что с тобой произошло за это время.
***
История вышла продолжительной. Даже не односерийной, когда мне пришлось взять паузу и затихариться во время ночного обхода. Но когда я завершил рассказ, Мириам, более-менее, была в курсе произошедших событий. И тех, которым только предстояло произойти.
— Ты прибыл сюда за принцем, оказывается, — впервые она улыбнулась. — А мне хотелось думать, что ты пришёл спасать меня… Но неважно. Поступок опасный, но весьма важный. Ты рискуешь придать себя огласке раньше времени, конечно, но Его Величество прав — спасти его сына крайне важно.
— Ты можешь не сомневаться, — я сжал прутья, пощупал их и даже подёргал слегка, проверяя на прочность. — Я тебя здесь не оставлю. Эта решётка — не преграда для анирана… И я могу освободить тебя прямо сейчас.
— Нет! — в её голосе пробудилась знакомая властность. А затем она крепко сжала мою ладонь. — Нельзя! Не сейчас. Я едва ноги переставляю…
— Я тебя понесу.
— И куда ты меня понесёшь?
— Ну, в Винлимар. Обратно в Винлимар на лошадях. Мы уже планируем кое-что…
— Нет, погоди, аниран. Сбежим мы этой ночью, на утро меня хватятся обязательно. Других бы не хватились, возможно, но меня сия участь не минёт. И что дальше? Сколько лиг до Винлимара? Не перекроют ли дороги? Не выставят ли посты? Не придёт ли наместнику почтовый сирей?
— Придёт, очевидно, — прокряхтел я. Я уже и забыл, что эта женщина, как тот самый говорун — обладает умом и сообразительностью. Видимо, от отца не только непривлекательную внешность унаследовала, но и ум. Как и он, она зрит далеко. — И нас, скорее всего, даже в город не пропустят. Хотя в винлимарской клоаке мы бы легко могли затеряться. Золото есть.
— Ты упускаешь главное: ты здесь не за мной. И не меня обязан освободить.
— И это верно, — вынужден был согласиться я.
— Вас четверо, ты сказал? И нас двое. Двое истощённых, измождённых узника. Такую ораву в Винлимаре сразу отыщут. Церкви нас там выдаст каждый. И никакое золото не защитит.
— И что ты предлагаешь? Мне эта территория незнакома. Только беглым взглядом карты изучил. Чтобы исследовать её всю, чтобы найти грамотный путь отхода, придётся потратить слишком много времени. А на нас тут уже подозрительно косятся. Слишком пышим здоровьем, слишком многим интересуемся, слишком разбрасываемся деньгами. Того, гляди, решаться пощупать кошельки. И не только паломники, но и храмовники.
Мириам задумалась. Уверен, покинуть эти "гостеприимные" места ей очень хотелось. Вот только не хотелось возвращаться обратно, если план побега окажется плохо проработан и потерпит фиаско.
— Надо уходить на север, — решительно произнесла она. — Я тоже помню карты. И пока совсем не пала духом, тоже искала пути отступления. Но единственный более-менее возможный путь — это на север. По Восточному Мосту через реку Халират в леса, где укрываются отступники.
— Отступники?
— Это те, кому удалось бежать. Те же паломники, только не сломавшиеся. Не павшие духом и не поверившие в божественное исцеление через каторжный труд. Иногда кому-то удаётся сбежать. Но чаще нет, — она кивнула головой в сторону трёх виселиц. — Такое происходит почти каждый рассвет. И чем теплее становится воздух, тем чаще совершаются побеги. Поэтому Восточный мост тоже охраняется. Но вариант побега на север лучше, чем побег в Винлимар, потому что дальше моста за нами вряд ли пойдут. В те леса храмовники не суются, как я слышала по разговорам. Их там ни раз встречали стрелами из крон. Даже святые отцы предпочитают не нагнетать и не подбадривать паломников. Могли бы их погнать, конечно, но тогда шахты рискуют потерять слишком много рабочих рук.
— Вольные стрелки, блин, — пробурчал я. Но сам себе пообещал как-то выяснить, что действительно происходит севернее равнины. Что за мост такой, что за лес за ним и что за "отступники" такие.
— Там, севернее, если и не враги церкви, то точно не друзья. А в Винлимаре… В общем, аниран, нет дороги обратно. Дальше на восток к берегам Бескрайнего океана, или на север под защиту спасительных крон.
— А что там за лесом?
— Если я правильно помню, после появления карающего огня в тех местах оставалась лишь одна деревня — деревня Ритран. Её основали у истока реки Левый Рукав в давние времена. И она ещё стояла многие зимы спустя. Но самое главное — река проходит вдоль Равенфира. Если нам удастся пересечь лес и удастся добраться до деревни, тогда ты сможешь щедро вознаградить чернь тем золотом, которого у тебя так много, как ты рассказываешь. Ты наймёшь судно, чтобы доставило нас в Равенфир. Под защиту моего старого друга — принца Тревина.
— Вариант интересный, — согласился я. Добраться в Равенфир, минуя Винлимар и Плавин, где правят наместники, было бы очень неплохо. Там, по крайней мере, врагов у анирана куда меньше. — Ну а сколько времени нам придётся провести в пути, приблизительно?
— Вверх по течению под парусом или на вёслах где-то с декаду…
— Нет, не по реке. До этой деревни… как там её? Через лес и всё такое.
Мириам замолчала. Но не потому, что считала километры. А потому, что осознала, что всё совсем непросто.
— Не знаю, — он помрачнела. — Открыто двигаться по тракту на лошадях будет сложно. Наездники привлекут внимание даже ленивых храмовников… А идти пешком… Не знаю. До моста на лошади можно добраться от рассвета до рассвета. А пешком…
— Ладно, мы постараемся выяснить, — я быстро сообразил, что от неё в этом вопросе пользы мало. Хватит того, что она подала интересную идею валить в Равенфир, а не обратно в переполненную счастливыми паломниками клоаку. Здесь мне поможет Феилин. Его неброская внешность и умение быть незаметным помогут. Он всё разузнает. — Но это потребует времени, Мириам. Ты справишься? Выдержишь? Это не тебя собираются повесить в ближайший рассвет?
— Я раньше умру от старости, чем от петли, — тихо засмеялась она. — Пусть даже в этой клетке.
Я скептически осмотрел тощую тушку почти в кромешной темноте. Но Мириам заметила мой взгляд и улыбнулась.
— Им не сломать меня, аниран. Особенно теперь, когда пришёл ты и всё рассказал. Теперь им не сломать меня никогда.
Я уважительно закивал головой: а ведь Мириам ни капельки не изменилась. Не внешне, конечно. Внутренне. Та же решительная и крепкая духом дама. Баба-таран, практически.
— Нисколько не сомневаюсь, что тебя сломать никому не под силу, железная ты леди, — улыбнулся я. — Я понял тебя и услышал. Теперь услышь меня: сиди тихо и не лезь на рожон. Утром я пришлю Иберика — сына Каталама. Ты должна помнить его. Лысый такой. Он принесёт еды и займётся тем, что будет за тобой присматривать. А ты отъедайся и никому не дерзи. Не заставляй Иберика резать понапрасну храмовников. Пока ты будешь наедать пузо, — Мириам фыркнула, но я заметил, что она радостно улыбнулась между делом. — Феилин — наш четвёртый компаньон — изучит дорогу на север. А мы с Сималионом разберёмся, как выкрасть сына короля. И с ним, мне кажется, будет не так просто, как с тобой. Так что сиди в клетке, как готовая покаяться вероотступница, а не как та бунтарка, кто ты есть на самом деле.
— А ты, оказывается, успел меня хорошо узнать, — Мириам вновь тихо рассмеялась.
— Потому и хочу спасти. Этот мир испытывает недостаток в ясных умах. Ты — один из них. И я не позволю кому-либо лишить это мир… короткостриженого ясного ума.
Я пытался пошутить, но к моим словам она отнеслась абсолютно серьёзно. При свете нескольких лун я отчётливо различил очередные быстрые слёзы.
Мириам просунула руку сквозь прутья, нащупала мою ладонь и сжала:
— Спасибо. Спасибо, что хочешь меня спасти. Ты — лучший мужчина, которого я когда-либо встречала.
Прозвучало довольно-таки откровенно. Я даже смутился немного. Было что-то в её тоне, что отличало от других слов, ею произнесённых. И глаза смотрели по-другому.
— Я отвезу тебя в Обертон, — я крепко сжал её руку в ответ. — Жди… И больше не падай в обморок, как когда-то.
— Хорошо, не буду, — она улыбнулась. А когда я бегло осмотрелся и уже хотел удалиться, вновь крепко вцепилась в мою руку. — Подожди… Скажи… — Мириам протиснула лицо между прутьями и уставилась на меня своими магнетическими глазами. — А твоя женщина… Она какая?
— Какая?
— Она… красивая? Ты подарил ей то, что уже столько зим ни один мужчина не может подарить ни одной женщине. Она… счастливая?
— Счастливая? — я сначала не понял всей глубины вопроса. Но, ещё раз посмотрев на ожидавшее ответа лицо, обо всём догадался. — Да, счастливая, — подтвердил я. — Да, красивая… И да, она — моя женщина.
Хватка ослабла. Мириам стушевалась и принялась мельтешить, будто искала место, где можно спрятаться в открытой клетке два на два метра.
Я отпустил её руку и не стал ничего добавлять. Все слова были сказаны. Дальше дело за поступками.