Разбудил меня знакомый звук: "тыгы-дык", "тыгы-дык", "тыгы-дык". С такими "тыгы-дыками" я познакомился именно в этом мире. И, отчасти, привык к ним. А когда сквозь сон услышал десятки продолжительных "тыгы-дыков", моментально вскочил.
— Погоня!? — я выкрикнул раньше, чем осмотрелся.
— Угу, — лаконично ответил Феилин. Он сидел у небольшой ямки, ворочал угли и тушку птицы, насаженную на деревянный вертел.
Сон не сразу выветрился, но спокойный тон Феилина успокоил. Прежде чем активировать все метки, я осмотрелся.
Солнце стояло высоко. Похоже, уже полдень. Иберик и Сималион чистили оружие и проверяли запасы провианта. Терезин сидел на коленках чуть в стороне и, видимо, молился. Ожившая Мириам глазами хищницы смотрела на запекавшуюся птицу.
— День добрый, аниран. Горазд же ты спать.
Далёкий стук копыт прекратился. Всадники промчались мимо.
— Что это было? — обратился я к Феилину. — Мы так близко к тракту, что ли?
— Близко, — кивнул он. — Но с той стороны непроходимый кустарник и полоска трясины, охватывающая островок. Сунутся — потонут. Но не сунутся… Скорее, подкрепление пошло к мосту. Как стемнеет, я проверю.
— Как стемнеет? — удивился я. — Мы останемся тут на ночь?
— Может, и не на одну, — пожал плечами он. — Это самое безопасное место… Всё, готово. Садитесь у костра.
Упрашивать не пришлось троих: Мириам, Иберик и Сималион подобрались к Феилину и подставляли деревянные миски под мясо, которое тот рвал.
— Аниран, это тебе, — он отломал от птицы сочную ножку и протянул мне.
Я бросил взгляд на Мириам, увидел, как она, обжигаясь, зубами рвёт мясо и уверовал, что с барышней всё будет в порядке. А вот Терезин, всё так же сидевший к нам спиной, меня беспокоил. Время поститься прошло. Как и время безоговорочно верить в каких-то Фласэзов. Пришла пора бороться за жизнь. Пить, есть, заниматься физическими упражнениями и думать о завтрашнем дне. Пришла пора вспомнить, кто он есть.
— Ваше Высочество, — Терезин вздрогнул от подобного обращения, когда я подсел к нему. — У вас практически не осталось сил. Если не будете есть, не осилите дорогу.
— Не называй меня так, аниран. Я отрёкся от прошлого. Отрёкся о того, кем был.
— Пришла пора вспомнить, — я протянул ему миску с мясом. — Аниран не хочет видеть безликого служку. Испуганного и слабого. Анирану нужен принц. Принц, знающий о своих корнях. Не забывший братьев, мать, отца, — Терезин опять вздрогнул. — Прошу вас, Ваше Высочество, вкусите этой пищи не во благо Фласэза, а во благо своё. Насытьтесь. Наполните тело силой. И выслушайте, что вам скажет посланник небес.
Я быстро обернулся: четыре морды уставились на меня, а уши внимательно прислушивались. Мириам даже жевать перестала, наблюдая, как я собираюсь проводить обряд экзорцизма.
К сожалению, я прекрасно понимал, что изгнать демонов сразу не удастся. Это будет долгий путь. Не менее долгий, чем дорога домой.
— Ваш отец обратился ко мне с просьбой о вашем спасении, Ваше Высочество, — Терезин принялся слушать и грызть мясо одновременно. Но ел как-то странно. Полуобернувшись. Будто стеснялся насыщаться и боялся, что отберут. — Но, как вы понимаете, у посланника небес и так дел невпроворот. Посланник небес даже хотел отказаться спасать незнакомого ему паренька. Ибо что есть одна жизнь по сравнению с сотнями жизней? С десятками сотен жизней… Но ваш отец сказал, что вы стоите на опасном пути — на пути заблуждения.
— Заблуждения? — Терезин озадаченно нахмурился.
— Вы верите в то, чего не видели. Вы каетесь за то, чего не совершали. Вы смиренно истязаете себя во имя всеобщего искупления, хотя в жизни ни разу не согрешили…
— Неправда! Я жизнь провёл во грехе! — воскликнул принц. — Мы — грешники, — он окинул взглядом моих компаньонов. — Мы все грешники от рождения. Ибо именно мы получили заслуженное наказание. Мы, а не наши пращуры. Карающий огонь снизошёл именно на тех, кто заслуживал этого.
В каком-то смысле Терезин был прав. Он стал свидетелем того, о чём знали задолго до него. Многие поколения знали и готовились. Но досталось на орехи именно его поколению.
— И я пришёл спасти вас. Тогда, когда и должен, — спокойно сказал я. — Триединый мог спокойно взирать на вас со звезды и не делать ничего. Но он решил, что пора пришла. Что вы достойны не только наказания, но и спасения. Он наказал вас карой неизбежного вырождения, но всё же предоставил возможность спастись — прислал нас. Двенадцать тех, один из которых станет милихом. Станет тем, кто исцелит ваш мир, спасёт во всех смыслах этого слова и встретит Триединого, когда тот придёт оценить дела его. И вот он я — один из двенадцати — стою рядом с тобой… Вернее, сижу… Именно я — тот, кто станет милихом. Кто объединит родную для тебя страну, излечит наказание бесплодием и возглавит народ, ожидающий пришествия Триединого. А чтобы ты не сомневался, я поведаю тебе важный секрет. Доверюсь умению королевской крови держать язык за зубами.
— Секрет?
— Ваше Высочество, именно тот аниран, которого вы видите своими глазами, уже поборол наказание бесплодием: благодаря ему и чистой деве из вашего мира, на свет Божий появилось дитя. Первое дитя со времён карающего огня.
Подобную пафосную фразу я уже произносил. И видел, как на неё реагируют люди. Этот же ещё не созревший "людь" отреагировал скептически: он посмотрел на меня, как на базарного врунишку.
— Анираны неспособны спасти мир через возобновление таинства рождения, — заученной фразой ответил он. Фразой, явно вдолбленной в головешку другими. — Много зим прошло с тех пор, как мы были наказаны. Но никто из аниранов, как бы далеко или близко они не находились, не смог побороть женский недуг…
Сзади фыркнула Мириам. Не оборачиваясь, я показал ей кулак.
— Тем не менее, это так, Ваше Высочество. Я пришёл за вами не только для того, чтобы позволить стать голосом анирана, его апостолом в будущем. А для того, чтобы вернуть туда, где вам всегда будут рады — вернуть домой.
— Но…
— И именно там, в родных для вас местах, — я моментально перебил пацана. — Вы сможете увидеть своими глазами то, во что не верите, — увидеть дитя анирана.
Терезин сбился на полуслове. Нахмурился и смотрел на меня недоверчиво.
— Те, кто уже заслужил право стать моим голосом, ждут вас там. Это ваши родители, Ваше Высочество. Ваш отец и ваша мать. Ваша плоть и кровь. Аниран уже исполнил то, ради чего прибыл в ваш мир — он создал новую жизнь. И подарил право вскармливать эту жизнь тем, кто больше всего этого заслуживал.
— Но… почему? За что? — прошептал обескураженный Терезин.
— Нет воли иной, кроме воли Фласэза. И не союзников более достойных, чем король Анфудан Третий и королева Исида, — я опять добавил в голос пафоса. — Приняв анирана в столице, делами своими они доказали, что аниран их выбрал не зря. Они заслужили то маленькое счастье, что сейчас находится на их попечении. И именно из столицы начнут распространяться по миру спасительные перемены. Таково решение и воля анирана.
Терезин всё ещё блуждал в собственных мыслях. Я понятия не имел, верит ли он мне на слово, но собирался весь путь — каким бы он долгим не оказался — давить именно на эту мозоль: возвращение домой, возвращение к корням. Ибо в этом состояла главная цель всего путешествия — отобрать козырь у Эвенета и вернуть сына родителям.
— А вы, Ваше Высочество, — пацан всё ещё метался, и я продолжил. — Разве не хотите помочь анирану насытить чужой для него мир новой жизнью? Разве желаете смиренно ждать конца, день и ночь погружаясь в молитвы, которые и так уже были услышаны? Ведь я стою перед вами. А значит, грехи замолены, смирение дало всходы, зимы покаяния принесли плоды — сам аниран пришёл за вами. И теперь аниран просит вас о доверии. Поверьте анирану. Идите за ним. Станьте его громким голосом. Станьте его решительным апостолом. Своими глазами узрите, что мир уже изменился. Он уже не тот, что был прежде. Это мир, куда вернулся детский смех.
Терезин вновь уставился в мои глаза. Но теперь смотрел так, будто хотел верить. Будто хотел верить, что мои слова — не просто слова. А что за ними стоят реальные дела.
— Неужели это возможно?
— Это не только возможно. Это уже случилось. И этот аниран не собирается останавливаться. Он спасёт ваш мир. Он станет милихом. Он, а не кто-либо иной.
— Но… Но ведь… Но ведь ни один аниран не способен стать милихом. Это — ошибка. — запутанно заговорил Терезин. — Да, анираны — посланники небес. Они пришли побороться за право предстать перед Фласэзом, — он осенил себя знамением. — Но разве мы должны просто довериться им? Разве наше спасение — не в наших руках? В нашем смирении, в нашем искреннем желании покаяться. В необходимости жертвенности от каждого… Особенно от женщин — тех, кто прогневал Фласэза, — он бросил мимолётный взгляд на моментально нахмурившуюся Мириам. — Разве аниран не просто помощник святой церкви?
Я поморщился: у пацана в голове реально каша. Смешались в кучу кони, люди… То аниран — спаситель. То аниран ни хрена не спаситель, а помощник церкви. Эдакий таскатель каштанов из огня… И, похоже, юный принц испытывает определённую долю презрения к женщинам. Как он на Мириам посмотрел. Как на греховную блудницу, достойную побития камнями. Скоро время подойдёт, когда у него на уме только бабы и должны быть. Он за каждой юбкой гоняться обязан. Против инстинктов же не попрёшь, ёлки-палки. А он, хоть и не скопец, как я мельком убедился, с такими взглядами рискует никогда не пройти, как говорится, через врата рая. И так у него, судя по всему, половое созревание затянулось.
Нет, принца надо спасать по полной. Не только башку прочистить от бреда, но и объяснить, что виноватых в наказании нет. Что ни женщины не гневили безжалостное божество, ни мужчины. Как и положено природой, они обязаны идти рука об руку, а не испытывать друг к другу брезгливость.
— Мои… друзья, — я сделал паузу, перед тем, как произнести это важное слово. При этом указывал рукой на затихших у костерка людей. — Уже называют меня милихом. Называют, потому что видели своими глазами, на что я способен. Именно они помогли вручить в руки твоих родителей бесценное сокровище. Они видели радость на лицах короля и королевы. И, я тебе обещаю, так называть станешь меня и ты. Ты своими глазами увидишь, что мир уже изменился. Ты прочувствуешь на себе масштабность грядущих перемен. И убедишься, как сильно повезло измученному и никому не нужному храмовому служке повстречать на пути анирана. Тебе лишь нужно осилить этот путь. Ты готов?
Измазанный жиром подбородок немного портил впечатление, но вновь загоревшиеся глаза доказывали, что Терезин очень хочет мне верить. А слезинка у края глаза как бы намекала, что и домой ему тоже хочется.
— Я последую за тобой, аниран, — он опять опустился на колени и поклонился. — Я хочу увидеть дела, что ты уже сотворил. И что сотворишь в будущем. Прошу лишь об одном — о честности. Я не переживу, если окажется, что был обманут в доверии. Что меня обманул тот, чего пришествия я ожидал не меньше, чем пришествия Триединого.
— Никогда доверия твоего я не опозорю, мой будущий апостол, — я прикоснулся рукой к остриженной макушке. — Ты — мой голос в толпе неверующих. Мой воин, с оружием в руках стоящий на защите родного мира. Мой брат, разделивший краюху хлеба и скромный ночлег. А когда ты увидишь настоящее чудо Астризии в столице, ничего иного от тебя я не жду, кроме верной службы. С сего дня и до конца твоей жизни.
Посвятив Терезина в эдакие рыцари прямо посреди болот, я почувствовал облегчение. Не только благодаря тому, что увидел его лицо и убедился в грамотности именно такого подхода, а потому, что сам считал это правильным. Теперь пацан точно будет держаться. Не сломается по дороге. Не будет кидать на Мириам уничтожающие взгляды и втихаря шептать молитвы, как псих. Теперь он будет идти и обязательно осилит весь путь.
Без спросу я полез в котомку Терезина и достал оттуда несколько сухарей. Положил на тарелку рядом с наполовину обглоданной ножкой и строго сказал:
— Наедайся.
Затем оставил его улыбаться в одиночестве и вернулся к костру.
Мириам смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Так, будто увидела впервые. Она обгладывала косточку, но именно в этот момент прожигать меня глазами ей было куда интереснее.
Фелилин отдал мне оставшийся кусок от разобранной на части птицы, где мяса оставалось раз в двадцать меньше, чем костей, а Сималион, сидевший рядом, склонился и прошептал в ухо:
— Так дитя же анирана не в столице, а в Валензоне. Мы меняем маршрут?
— Нет. Мы строго следуем плану, — прошептал я в ответ. — Я не говорил, что отведу его смотреть моё дитя. В Обертоне тоже есть на кого посмотреть. К тому же, там его отец и мать. Они ему куда ближе и куда нужнее. Даже если он станет утверждать обратное.
— Семья поможет парню исцелиться, — задумчиво произнёс Сималион. — Думаю, для него она не менее важна, чем доказательство успешности милиха.
— Я надеюсь на это, — кивнул головой я. — Парень запутался. К тому же явно не способен выживать в одиночку. Здесь бы он погиб рано или поздно. И мы обязаны спасти эту душу.
***
На этой непонятной полянке в топких болотах мы провели весь день. Благодаря умению Феилина доставать пропитание практически из-под земли, почти ничего не сожрали из запасов. Съели птицу, съели какие-то ягоды и корешки, которые он приволок, напились пахучего отвара и отсыпались.
Ну, отсыпались другие, я имею в виду. Феилин и я бодрствовали.
Следопыт описывал эти места и рассказывал, что река близко. Хоть шума её быстрых вод ещё не слышно, она рядом. И она опасна. Переплыть столь бурную реку мало кто способен. Возможно, лишь аниран. Поэтому прорываться придётся через мост, так или иначе. А поскольку дневной стук копыт намекал, что стражи у моста прибавилось, Феилин решил выяснить это своими глазами.
Когда стемнело, а самые сонные сони ещё спали, Феилин тихо растворился во тьме. Только шевелились кусты, а в следующую секунду я уже не мог в точности сказать, в каком направлении он пополз.
Я сидел на страже до тех пор, пока не проснулись Сималион с Ибериком. Они меня сменили и позволили отдохнуть. Но едва я закрыл глаза, как мне показалось, меня уже тормошили.
Стояла непроглядная темень. Лишь где-то в ямке тлели последние угольки.
— Следопыт вернулся, — шептал Иберик. — Взволнован.
Феилин жадно пил воду из фляги. Вчетвером мы сели практически нос к носу, чтобы иметь возможность видеть друг друга.
— Плохо дело, — шептал Феилин. — Почти полсотни храмовников оберегают мост. Телеги поставили. Перекрыли. Слышал даже, торговцев разворачивают обратно. Факелы, костры повсюду. Мышь не проскочит.
— Реку мы никак не переплывём? — я был мрачен и вопрос задал чисто машинально. Ведь Феилин уже отвечал на него.
— Ты — да. Мы — может быть. Они, — он кивнул в темноту, где спали два балласта. — Никак. Потонут сами и утопят тех, кто будет их тащить.
— Есть предложения какие?
— Сидеть тихо, пока сидится…
— Хреновое предложение, — буркнул я. — Нам нельзя терять время. Надо двигаться. Надо пересечь мост и затеряться в враждебном лесу, пока цепи расходного материала в виде паломников не начали прочёсывать болото.
— Если бы они знали, что мы здесь, уже бы давно прочёсывали, — высказался опытный Сималион. — Судя по всему, недостачу обнаружили, но не могут понять, куда она делась. Я бы на месте церковников сначала подмёл весь лагерь. Каждого паломника бы вывернул наизнанку. Потом изучил самое очевидное место — Винлимар. Ну, может быть, и в шахтах поискал. Хотя маловероятно, что беглецы укрываются в шахтах. Оттуда лишь один выход есть — наверх… Так что, мне кажется, Эвенет, если он действительно руководит поисками, сейчас занят паломниками и Винлимаром. А это не шуточные расстояния и не шуточные людские массы. Перебрать их все… — он присвистнул. — В общем, за мостом, мне кажется, пока просто присматривают. Они не могут не учитывать, что мы могли пойти на север. Но это не самое очевидное место, как ты и предполагал, милих.
— Я ж потому и говорю, что времени терять нельзя. Надо прорываться.
— Нашу ношу мы не сохраним при прорыве, — отрицательно покачал головой Сималион. — Да и себя можем не сохранить…
— Надо сидеть тихо, — повторил Феилин. — Отсюда мы уйдём. Впереди тоже есть тихое местечко. Но там никакого огня. Дым сразу заметят. А как их станет меньше, попробуем перебраться. Когда я тут был впервые, лишь десяток стоял в охране. Да трое чинуш торговцев обчищали. Будем ждать.
Подобные расклады меня не устраивали, но я ничего не мог поделать. Идти на штурм моста вчетвером — самоубийство. Даже для меня. А идти вшестером — вообще не обсуждается. И Мириам, и Терезин совсем не бойцы. Этих доходяг обязательно стрела шальная достанет, даже если каждому из них мы вырежем деревянный щит.
Так что Феилин прав — надо ждать. Сидеть тихо, аки мыши, прожирать запасы и копить силы. А как придёт пора — надеюсь, она всё же придёт — рвать когти.
***
Мы действительно переехали поближе к опушке, за которой, примерно на несколько сот метров, открывалось чистое пространство. Сочная зелёная трава, кустики, редкие деревца. А за ними — резкий обрыв. Как объяснил Феилин, трёхметровый обрыв, за которым начиналась река.
Но так же по сочной зелёной траве изредка бродили носители знакомых белых ряс, накинутых на кожаные доспехи. Храмовники, как я увидел собственными глазами, когда, как настоящий партизан, выглядывал из-за кустов и изучал окрестности, не оставляли болота без внимания. В этом мире всё ещё не существовало подзорных труб, хотя профессор Гуляев уже сделал первый шаг в этом направлении. Поэтому храмовники не удовлетворялись простым осмотром кустарника. Они регулярно патрулировали границы, топтали зелёную траву и иногда поглядывали на быстрые воды реки. Заходить на территорию болот не решались, видимо, памятуя о том, что там можно легко и просто отдать богу душу, но глаз не спускали не только с моста, но и с густых кустов. И храмовников этих было порядка пятидесяти душ, как я успел прикинуть с довольно приличного расстояния.
Сам же блокпост выглядел, как сарай. Ни шлагбаума, ни контролёрской будки я не заметил. Лишь деревянная одноэтажная коробка, у стен которой в тени прятались лишние храмовники. Часть из них патрулировала каменный мост, переругиваясь с недовольными торговцами на противоположной стороне. Часть патрулировала окрестности. А человек двадцать, на мой взгляд, просто ловили мух.
Так что с Феилином я был вынужден согласиться: очевидно, для клоповника, где проживали стражи моста, здесь слишком много людей. Не вмещаются, вон. А значит, надо немного подождать, когда они свалят. Подождать, и надеяться, что они всё же свалят, а не к ним прибудет подкрепление.
Почти двое суток мы били баклуши. Сидели на сухарях, корешках и ягодах, ведь разводить огонь Феилин строжайше запретил. Даже когда он отловил болотного ужа, перемалывать зубами сырое мясо пришлось всем. Ни Мириам не побрезговала, ни Терезин.
К концу второго дня осталась лишь одна фляга с чистой водой. А поскольку собирать болотную и тщательно кипятить, мы не решались, Сималион сказал, что ночью надо кому-то попробовать прорваться к реке. Осмотреть спуск и постараться наполнить фляги. И, разумеется, вернуться.
Идея была крайне опасной и я её отверг. Если припрёт, я сам попробую устроить вылазку. Но не раньше, чем действительно припрёт.
Но следующей день принёс спасительные изменения.