На первом же собрании матросов мы решили, что никаких перерывов и увольнительных не будет. Мы будем грести посменно день и ночь. А я, как самый выносливый, буду грести за двоих. Наша задача остаётся неизменной: как можно быстрее разорвать дистанцию и достичь Равенфира в кратчайшие сроки. Где, как я пообещал втянутым в плавание бедолагам, они получат значительное материальное вознаграждение.
Ну а затем я утянул на разговор Иберика.
— Иберик, мне кажется, пора. Пора тебе связаться с Сумманом. Имеешь представление, где он может быть?
— Если далеко, найдёт меня не сразу. Если близко, вряд ли понадобится больше одного рассвета, — ответил тот. — Он обязательно услышит мой зов… Хочешь узнать новости из столицы и Валензона? И отправить обратно?
— Нет, — сразу отмёл я. Пока мне было совершенно не до новостей. — Нам надо предупредить принца Тревина. Ты сможешь объяснить Сумману, куда надо лететь? И отыщет ли он того, кому послание будет предназначаться?
— Обижаешь… — наигранно насупился Иберик.
— Тогда действуй. Как ты там с ним связываешься?… Я хочу, чтобы Тревин не ждал нас, а встретил. И чем раньше, тем лучше.
Иберик прекрасно справился с поставленной задачей. Как и всегда, в принципе… Уже к следующему вечеру его доверенный сирей обнаружил нас. Кружил, кружил над рекой, а затем безошибочно совершил посадку на выставленную руку.
И он действительно доставил нам письма с новостями. И хоть новости оказались не самыми свежими, всё же мы с удовольствием с ними ознакомились. Убедились, что на всех фронтах пока затишье и облегчённо выдохнули.
Беда была лишь в одном: ответ писать было нечем. Не было ни чернил, не писчего набора. Даже жалкого пера не нашлось.
Так что аниран вынужден был проявить смекалку. Как узник горемычный он заперся в каморке два на два метра, где мы поселили Мириам, которая долго смеялась, что эта крошечная каюта меньше, чем её предыдущее жилище, и строчил письмо. Строчил на обратной стороне прибывшего послания, используя в качестве пера метательный нож Иберика, а в качестве чернил — собственную кровь.
Я постарался быть максимально лаконичным. И максимально острожным, чтобы не повредить ужасную бумагу. Аккуратно нацарапал несколько строк с просьбой о помощи и промакнул тряпицей, стараясь не размазать. А затем дал на утверждение Мириам. Она прочла мой ответ и, образно говоря, заверила.
— Пусть встретит меня на своей яхте, — посмеялась она. — Там хоть кровать есть нормальная.
Сирея накормили рыбой, чему он совершенно не возражал, и отправили в путь. Иберик о чём-то шептался с ним, затем погладил по голове и выставил руку.
— Чудеса эти сиреи, — уже в который раз подивился я. — Хочу себе такого…
***
Практически весь день — четвёртый в пути — я провёл на вёслах. Всё же действительно я мог работать, как минимум, за троих. И никогда не забывал, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А поскольку среди "утопающих" двое мало на что были способны — от слабосильного Терезина вообще не было никакого толку, а Мириам умела только есть рыбу, а не чистить — основная тяжесть пути легла на крепкие мужские плечи. Работали и остальные, конечно, но именно я был и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Поэтому ближе к закату я чувствовал утомление. Зуд в теле проходил, ведь раны заживали. Но теперь бедро чесалось сильнее, чем грудь.
Именно в этот момент мне решила докучать Мириам. За пару-тройку дней плавания она начала меня раздражать. Ведь реально была совершенно неприспособлена к дорожной жизни. Да и вообще к какой-либо, где надо что-то делать руками… Плюс к этому радость от спасения наполняло её недюжей энергией. Энергией, направленной на себя любимую: она ела всё подряд, постоянно что-то напевала, кружила по узкой палубе, принимала солнечные ванны, стараясь оголяться целомудренно, и даже купалась. То есть наслаждалась свободой, пока остальные работали.
Я, правда, старался относиться к её порханию с пониманием. Всё же женщине пришлось несладко. Почти год она провела взаперти. И её певучее настроение я терпел.
Но когда она взяла меня за руку, заговорщицки подмигнув при этом, и потащила в конуру, раздражение вновь проснулось.
— Что такое? Что случилось?
Мириам сменила одежды. Мы успели загрузить пару комплектов из последней коллекции местной моды — ночные рубашки, длинные юбки самого простого покроя, фартуки и передники. Элотан Хашуб остался крайне недоволен внешним видом Мириам и подсобил.
Но из одежды она носила только рубашки и юбки. О фартуках и передниках не могло быть и речи.
— У нас есть время поговорить серьёзно, — заявила она, закрывая перегородку, чтобы защитить клочок приватности. — Его немного, ведь с каждым рассветом мы всё ближе и ближе. Но оно есть.
— О чём ты, Мириам?
Она усадила меня на кровать, а сама уселась на стульчике в шаге напротив.
— Тревин будет испытывать тебя, — без подготовки начала она. — Прости, что не предупредила ранее, но он знает о драксадаре столько же, сколько и я.
Я ничего не понял. И, ожидаемо, встряхнул головой.
— Мы спорили с ним до хрипоты, когда я пыталась убедить его в твоём существовании. Тогда, когда по доносу в темнице заперли моего… супруга, — Мириам поёжилась при этих словах. — Я пыталась всё объяснить. Говорила, что видела анирана сама. Что разговаривала с ним… Он поверил мне, конечно. Хоть не поверил Фелимиду… Но и то не сразу. Ибо намного раньше этого мы обсуждали то, что прочли в священной книге.
— Ты и Фелимид поделились с принцем тем, по какой причине вас изгнали в Равенфир? — переспросил я.
— Угу. Мы же росли вместе. Он хотел знать… Он обязан был знать!
— Ну и что с того? — развёл руками я.
— Я уверена, он ждёт не анирана. Не того, кто готов стать милихом. А того, кто…
— …может стать драксадаром?
Мириам кивнула головой. Сейчас она была серьёзна, а не весела.
— Поэтому я хочу тебя предупредить. Подготовить и предупредить…
— Зачем меня готовить? Я такой, какой я есть. С ним я тоже справлюсь. Справился же с его папашей.
— Боюсь, ты не представляешь, какая пропасть между "папашей", — Мириам вложила в голос слишком много презрения, как по мне. — И сыном.
— Ты когда короля в последний раз видела? — усмехнулся я. — Он давно не такой бестолковый, прости, жирдяй, каким был раньше.
— Охотно верю, — поспешила согласиться она. — Скажу даже больше: я хочу в это верить! Хочу, чтобы всё то, что ты мне рассказывал, оказалось правдой. Хочу верить, что король вновь стал королём, а не подставкой для ног моего отца… Но речь не о нём, Иван. Речь о Тревине.
— Я слушаю тебя, — я предложил Мириам продолжать.
— Это очень опасный, очень умный и очень недоверчивый человек. Ему нельзя врать, его нельзя водить за нос, с ним нельзя играться. Он видит насквозь каждого, с кем достаточно долго ведёт беседу. Он слушает тембр голоса, смотрит в глаза и задаёт каверзные вопросы. Он мастер расставлять ловушки… И, как ты мог ранее понять, скор на расправу.
— Я тебя ему привезу. Разве что за это он захочет со мной расправиться.
Мириам улыбнулась. Секунду назад ещё была полна серьёзности, но моя шутейка пришлась ей по душе.
— Да не перебивай! Послушай, — он шлёпнула меня по руке. — Ты думаешь, почему именно Тревина король послал править ничтожным Равенфиром? Туда только ссыльных и отправляют. Как нас с… супругом… Почему не доверил управление густонаселённым Плавином или, возможно, Винлимаром? Да потому что опасается, что Тревин посеет смуту. Возгордится своими способностями управителя и захочет смести ленивого короля. Ведь — я ещё раз тебе напомню — Тревин очень умён. Он обучался у магистров, а затем прошёл полную службу в Сторожевом Лагере. Он обладает знаниями полководца и учёного мужа. И не верит на слово никому. Верит только поступкам. Поэтому его доверие тебе придётся заслужить. А поскольку он знает о драксадаре то, что знаю я…
— Наконец-то мы подошли к сути, — снисходительно усмехнулся я. Тоже мне: нагнала страху перед каким-то принцем. Я с её папашей сидел нос к носу и не сбежал. А она мне тут пугалки устраивает. — И чём смысл сей басни?
— Басни? Говори понятным языком, — она нахмурилась и опять шлёпнула меня по руке. — Он не верит в милиха, вот что я пытаюсь тебе сказать. В его глазах, как и в глазах самых главных святых отцов, нет спасителя. Есть лишь драксадар. Гордый и спесивый аниран, который погубит не только своих соратников, но и тех, кто спустился с небес вместе с ним.
— Вот! А теперь давай поподробнее.
— Тревин никогда не был особо религиозен. Но всегда был любознателен. К книгам, как я помню, испытывал особую любовь. А книги — это кладезь знаний. Они помогли ему отточить ум до остроты кинжала. А сомнительная любовь отца научила не доверять никому… Он мой друг. Мой старый-старый друг. Но даже я не могу предположить, как он встретит тебя.
— На месте разберёмся. Что по драксадару? Просветишь меня, наконец?
Мириам поёрзала на стуле. Смотрела на меня и, видимо, проговаривала про себя те слова, которые готовилась обрушить на мои уши.
— В священной книге говорилось, что только один аниран способен стать милихом. Но каждый из вас может стать драксадаром. Наш мир захлестнут войны. Анираны поведут друг на друга армии и будут безжалостны ко всем, кто не склонится перед ними. Нашими руками они будут сражаться за частицы божественной силы. И тот, кто окажется самым смелым, самым способным, победит. Но когда через много-много зим придёт пора позвать Триединого, аниран изменится. Он увидит дела рук своих и возгордится своими способностями. Он решит, что он — Божество и есть. Он встретит того, кто нас покарал, и предаст его. Он не возжелает удовлетвориться ролью наместника. А захочет править по своему усмотрению. Он захочет, чтобы мы молились и прославляли его. И нанесёт подлый удар создателю. Он станет драксадаром. Тем, кто завидовал и коварно предал. Кто был жесток и деспотичен. Кто алчно желал власти и не смог побороть гордыню. В этом и есть основная опасность для аниранов: согласно книге, никто из них не способен победить себя. Они будут побеждать друг друга, но тот, кто останется, проиграет последнюю битву — проиграет самому себе. Мой отец… Эвенет… Да, думаю, и другие церковные деятели знают об этом. Как и принц Тревин. Поэтому никто из них не желает видеть анирана-победителя. По крайней мере до тех пор, пока живы сами. Ибо проигравшим будет лишь наш мир: Триединый не пощадит предателя, не пощадит нас. Он накажет анирана. А с ним и нас. С небес вновь придёт огонь. И в этот раз не для того, чтобы проверить крепость нашей веры и способность справляться со сложностями. А для того, чтобы окончательно уничтожить. Всё, что ты видишь перед собой… Все поля, леса, реки… Всё сгорит в огне. Сгорит дотла.
После торопливой речи Мириам, ощущения меня беспокоили не самые приятные. Часть из того, что она рассказала, мне было знакомо. Но то, что всё однозначно закончится большим капздецом, для меня было в новинку. Я помню, то самое божество, написавшее книгу, в конце философствовало на тему: милих его всё же встретит или драксадар? Я не думал, что всё так однозначно — что обязательно найдётся тот, кто заартачится. Кто покажет инопланетному божеству дулю и даже постарается уничтожить. То есть, по предположениям Эоанита и ему подобных, как бы анираны не старались, конец неизбежно будет печальным. И Тревин, судя по словам Мириам, считает точно так же.
— Ничего подобного я не читал, — признался я. — От книги не веяло фатализмом, как мне показалось. Я не чувствовал неизбежности. Наоборот: я считал, что книга подталкивает аниранов к действию. Что намекает: всё в ваших и только в ваших руках.
— Так и есть, — кивнула головой Мириам. — Только толковать слова можно по-разному. А с учётом того, что ты читал не полную версию, выводы мог сделать неправильные.
— Да погоди ты! — отмахнулся я. — Ты намекаешь, что, как бы я не пыжился, как бы не старался, как бы не мечтал о глобальном исцелении, ничего у меня не выйдет? Если мне посчастливится дойти до конца, я обречён подойти к нему гордецом, который поднимет руку на пришедшее с небес божество?
— Я ни на что не намекаю, — Мириам старалась говорить спокойным голосом и опять взяла меня за руку. — Я предупреждаю тебя, что так думают другие. Те, кто знают.
— И ты так считаешь? — я прищурился. — Ты ведь тоже знаешь немало…
— Нет! — её голос звучал непоколебимо. Ни секунды она не тянула с ответом. — Я уже сейчас готова поверить в то, что ты, и только ты, способен стать милихом. Ибо я уже видела твои поступки. А поступки — это самое важное в жизни анирана.
— Другие уже считают меня милихом.
— Для них, возможно, ты он и есть. Ты милих для своей… женщины, для своего сына. Ты — милих для примо Сималиона, Иберика и Феилина, ведь они видели, на что ты способен. Доверие же других тебе ещё предстоит заслужить. А доверие того, кто изначально ожидает увидеть драксадара, заслужить практически невозможно. Поэтому я хотела тебя предупредить, чтобы ты вёл себя с Тревином крайне осторожно. Никаких поклонов, никаких восторженных или суеверных взглядов от него ты не дождёшься. Только недоверие и сдержанность. Уверена, даже рассказ, что ты первым из всех аниранов смог победить божественное наказание естественным способом, не удовлетворит его.
Я почесал наморщившийся лоб: похоже, третий принц, с которым мне вскоре предстоит встретиться, самый недоверчивый. Самый умный, самый опасный и самый самостоятельный. В принципе, как и положено самому старшему.
— Посмотрим. Спасибо, что предупредила. И рассказала, чего я не знал, — поблагодарил я Мириам. — Но забудь про неизбежный плохой конец. Этого не случится. Я видел достаточно и достаточно приобрёл. Мне есть, что терять. А значит, за этот мир я буду биться до конца.
Вновь засиявшее лицо Мириам подсказало, что мои слова она восприняла с воодушевлением. Что именно таких слов ожидала.
— Я верю тебе, аниран. Я уже успела хорошо тебя изучить… Ты самый смелый мужчина из всех, что я когда-либо видела. Самый решительный. Ты вырвал из лап бессердечного Эвенета абсолютно безвольную душу. И ты вдохнул в эту душу достаточно жизни, чтобы она пробудилась… Я знала Терезина ещё в молодые зимы. Он практически не изменился с тех пор. Но он разительно изменился после встречи с тобой. Те рассветы, что он провёл подле тебя, несомненно пошли ему на пользу. Всю свою жизнь ему не хватало именно тебя — достойного примера для подражания. Его отец, как ты понимаешь, никогда для него примером не был. Как и братья. И он потянулся за тем, в ком чувствовал силу — за моим отцом. А сейчас он тянется к тебе. Он чувствует твою силу. И я уверена, только ты способен превратить принца в принца.
— Спасибо на добром слове, — я улыбался и плавал в облаках похвалы.
— Но это ещё не всё, — Мириам опять по-доброму улыбнулась. — Я хочу поблагодарить тебя и от своего имени. Ты мог пройти мимо, но не стал. Ты не забыл меня и не бросил гнить в клетке. Хотя пришёл не за мной… В этом, на мой взгляд, твоя главная сила, как посланника небес, — отзывчивость к нам, жителям этого мира. Ты не проходишь мимо, ты вмешиваешься. Ты меняешь не только людей вокруг себя, но и события. И это качество, я надеюсь, поможет тебе стать милихом. Ибо нет в тебе гордыни. Есть только желание протянуть руку помощи… Благодарю тебя, аниран, что спас меня.
Мириам наклонилась и поцеловала меня в щёку. Проделала всё так быстро, что после столь добрых слов от неё, я не сразу среагировал.
— Но и это ещё не всё, что я хотела бы сказать… Вернее, хотела бы попросить. Пожалуйста, помоги мне. Выполни небольшую просьбу.
Мириам встала, головой практически коснувшись потолка. Затем принялась развязывать верёвку, служившую поясом для юбки. Развязала её в два счёта и сбросила под ноги, при этом не сводя с меня слегка обеспокоенного взгляда. А пока я тихонько охреневал, собрала в гармошку длинную рубаху и стащила через голову.
Зрелище было не самым изысканным: никаких вьющихся длинных волос на голове, никаких пышных форм. Мальчишеская причёска, не особо привлекательное лицо. Исхудавшие плечи, маленькая грудь с торчащими сосками. Выпирающие рёбра и узкие бёдра. И слишком пушистый, на мой вкус, треугольник между ног. Лишь живот с идеальным пупком приковывали взгляд. Живот был плоский, без капли жира. Никаких растяжек. Было очевидно, что передо мной стоит не рожавшая женщина, в последнее время придерживавшаяся очень строгой диеты.
Поэтому никаких моментальных позывов я не ощутил. В моей жизни случались женщины куда привлекательнее.
Мириам, видимо, это почувствовала. Каждая женщина сразу понимает, хотят её или нет. Но обижаться на мой, в определённой степени равнодушный, взгляд, поднимать тряпки и со слезами на глазах убегать, не собиралась.
— Я хочу получить шанс испытать счастье, — тихо зашептала она. — Не скоротечное счастье, а вечное — я хочу, чтобы ты попробовал подарить мне дитя. Чтобы сделал счастливой, как сделал свою женщину…
— Мириам…, - неловко поелозил я задницей на твёрдой кровати. Момент, конечно, был интимный. Но мы уже доверяли друг другу достаточно, чтобы быть откровенными.
Но продолжить речь мне не позволили.
— Я знаю, что никогда не привлекала тебя, как женщина. Что ты смотрел на меня, максимум, как на соратника. Но, позволь, я попробую? Я смогу пробудить в тебе желание. Я умею это. Я тратила зимы на плотские утехи, считая, что времени у меня достаточно. Я ошибалась. Но умений не растеряла. Я всё сделаю сама. Только позволь.
Подобные заявления меня мало волновали. Я и сам умел растормошить бревно… Меня больше волновал моральный аспект проблемы.
Просьба Мириам не стала для меня удивительной. Как может удивляться единственный фертильный мужчина в этом мире, что обычная женщина просит его выполнить своё предназначение? Я подобного насмотрелся ещё в лагере. Потом в столице. Потом в Валензоне. Та же Алара не слезала с меня несколько дней. Образно говоря… И хоть ей навстречу я не пошёл, в основном из-за её мерзкого характера, всё же помогал королеве по собственной воле, а не потому, что меня пичкали "виагрой" и требовали "не вынимать". Так что нет ничего удивительного, что Мириам захотела того же. Ведь она, в отличие от королевы, точно знает, на что я способен.
Другое дело, что будет потом. Что будет, если всё же получится. И она, и я несвободны, мягко говоря. Не знаю, всё ещё любит ли она Феилина, но Дейдру я, несомненно, люблю. Ладно, пофиг, если не получился. Тогда никто ничего не узнает. Тайну мы сможем хранить. Но если всё же получится? Если у Мириам начнёт расти пузо. Что подумают остальные? Как быстро догадаются? Ответ очевиден — догадаются моментально. И что тогда будет делать Фелимид? Даст бабе в морду, а меня вызовет на дуэль? Или наоборот: порадуется за супругу, накупит бухла и будет готовиться стать отцом?
А Дейдра? Даже до Валензона слухи дойдут. Такого не утаить. И она тоже не дурочка, хоть молодая совсем. Сразу всё поймёт. Что тогда она скажет? Смертельно на меня обидится и подаст на развод? Или скажет: "Так и надо, милый. Вон, у стены стоит очередь претенденток. Иди, осеменяй.".
Зная Дейдру, вполне могу предположить, что так она и скажет. Но, ясен хрен, ничего подобного я делать не стану. Буду чувствовать себя, как кусок говна, изменивший любимой. Буду бороться с совестью и стараться всё забыть. И ради чего, спрашивается?
— Мириам, ты — привлекательная женщина, — я постарался говорить спокойно.
— Когда-то может быть и была, — она улыбнулась, присела на корточки и положила ладони на мои колени. — Тебе нет необходимости подбирать слова. Говори, как есть.
— Я знаю, что ничего не получится. Я пробовал с многими. Но лишь с одной получилось…
— Тем более надо пробовать дальше. Нельзя, чтобы семя способного анирана, не получило возможности насытить мир… Поверь, я знаю не хуже тебя, что не в этом твоя задача. Я — одна из немногих, кто прочёл священную книгу. Семя анирана не спасёт мир. Спасут его поступки. Поэтому не надо бояться, не надо задумываться о последствиях. Все последствия мы сможем разрешить.
— А Фелимид? Что скажет он?
— Надеюсь, когда мы все будем точно знать, он скажет: "Я прощаю тебя, супруга моя. Ты всё же смогла подарить мне радость. Как и должна была когда-то", — невесело вздохнула Мириам. — Я надеюсь, что в нём ещё достаточно любви, чтобы простить… А если нет… Что ж, пусть не прощает. Я смирюсь с этим, и буду жить ради другого — ради ребёнка.
— Мириам, гарантий нет никаких.
— Я знаю, — её руки проделали медленный путь по моим коленям, затем прошлись по груди и погладили бородатую мордень. — Тогда чего нам бояться? Наш секрет останется только нашим, если ты окажешься прав. Мы будем хранить его и никогда не заговорим о нём больше… Ты только должен сделать шаг навстречу. Без твоего согласия я не посмею двигаться дальше.
Тонкими пальцами она умело расстегнула мою рубаху. Прошлась по груди и задержалась, поглаживая рубец, оставшийся от стрелы. Затем склонилась и поцеловала его.
Я всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке, но старался рассуждать трезво. Долбаная "высшая необходимость" стучала кулаком по темечку, напоминая, для чего я прибыл в этот мир. Совесть крутила пальцем у виска, подсказывая, что я могу потерять, если всё же Мириам окажется не бесплодной, как почти все местные женщины. А профессор Гуляев грозно хмурился, стучал туфлёй по трибуне и раз за разом повторял: "Делай, что должен! И не сомневайся в своих поступках!".
Но все эти советчики, беснующиеся в моей голове, не могли принять решение за меня. С какими бы внутренними демонами я не боролся, решать мне. И только мне.
Мозолистой ладонью я погладил Мириам по голове. Провёл пальцами по лицу, когда она доверчиво на меня смотрела.
Она была полностью в моей власти. Я мог делать с ней всё, что бы захотел. И она бы сделала всё, что я захотел… Но если двигаться, то двигаться вместе. Двигаться навстречу друг другу. Не она сделает всё сама, как обещала, а мы сделаем вместе. И вместе будем нести ответственность.
Без лишних слов я склонился и поцеловал её в губы. Она ответила мне взаимностью, помогла быстро избавиться от рубахи и оседлала. Затем опустила руку ниже и принялась умело массировать, попутно осыпая лицо и плечи поцелуями.
Желание всё же пробудилось. Я был всё тем же анираном, который мог есть, если его кормят, но мог и сидеть на диете, вообще не заморачиваясь тем, что совсем не желудок остаётся голодным.
Мириам быстро почувствовала, что её усердия не напрасны. Она отстранилась на какое-то мгновение, улыбнулась и прошептала:
— Спасибо.
А затем стянула с меня штаны.
***
Это был странный вечер. И не менее странная ночь. Не потому, что мне совершенно не понравилось. А наоборот: мне понравилось.
В неумелости возбуждать мужчину, Мириам никак нельзя было обвинить. Она действительно разбиралась в этом вопросе. Чувствовался опыт… Уж я-то, перепробовавший и настоящих секс-бомб, и скованных, неумелых девственниц, понимал разницу. Она сразу находила важные места и помогала и так твёрдому предмету стать ещё твёрже. Сама возбуждала себя, не стеснялась просить меня посодействовать и вполне натурально охала.
И мне понравилось. Реально понравилось. Понравилось настолько, что я не позволил ей всё делать самой, как она обещала. Я подключился практически сразу и показал, что тоже кое-что умею. В полутьме каморки, освещённой лишь крохотной лучиной, я отчётливо видел алые женские щёки. Чувствовал, как женщина извивается подо мной, слышал, как искренне стонет.
И я не мог оторваться от Мириам. Не мог ею насытиться. Она была слаба и совсем невыносливая. Но старалась так, как со мной никто не старался ранее. Она выдыхалась, падала ко мне на грудь и просила не останавливаться. Тогда я всё брал в свои руки и продолжал доводить до изнеможения. А когда наградой за моё усердие становился очередной продолжительный и протяжный стон, когда ноги в судороге били по деревянной обшивке, я отпускал её и позволял отдохнуть.
Не знаю, как долго всё это длилось. Как счастливый человек, я времени не считал. Но самой лучшей наградой для меня стал взгляд Мириам, когда она утомилась настолько, что едва сопротивлялась накатывающим волнам сна. Она смотрела на меня влюблённо. По-настоящему влюблённо. Как на человека, который не только спас во всех смыслах слова, но и исполнил далёкую мечту.
Мы заснули вместе. Заснули обнявшись. И, уверен, никто из нас в этот момент не думал о последствиях. Именно сейчас, в эту ночь, мы оба были счастливы.