На раскалённый дневным солнцем остров каждый вечер возвращался слабый и размеренный ветерок. Гонимый с морской глади он приносил освежающую прохладу. Стоило Торену почувствовать на себе его лёгкое прикосновение, как жгучая боль от палящих лучей мгновенно отступала, даруя долгожданное спокойствие измождённому телу.
Расположившись в тени ветвей старого и невысокого дерева, одиноко растущего среди могильных холмиков, Торен провожал тянувшиеся друг за другом дни под защитой своего молчаливого друга. Это было идеальное место для размышлений. Он постоянно прокручивал в голове события прошедших дней, стараясь отыскать в прошлом ответы на своё будущее.
Мирас мог бы стать спасением. Торен не сомневался, будь старик жив, он бы без труда уговорил его написать письмо в Совет и отменить столь никчёмное назначение. Но думать об этом уже не имело смысла. Какой спрос с покойника?
А если подделать письмо? Но вдруг обман раскроется, и что тогда? Нет, риск слишком велик. Вероятность того, что он опять окажется на этом проклятом острове, но уже в кандалах и с киркой в руках, была более, чем реальна. И, следовательно, угрозы Гарри познакомить свою плеть со спиной Торена тут же воплотятся в жизнь. Возможность повторной встречи с "бандитами", так он называл незваных стражников, пугала его.
— Да горите вы все в огне! — наполненный до краёв кубок взметнулся вверх. — И старика с собой прихватите! — закончив тост, Торен осушил свою чашу.
Хмель от вина тут же ударил в голову, расслабляя и успокаивая изнывающую душу. Перед глазами предстал образ Джека. Из всей злости и гнева, что бурлила в сознании Торена, не нашлось бы и самой малости для этого человека. Джек был единственным из всех людей, повстречавшихся на его недавнем пути, кто не опустился до оскорблений. Снести с повозки покойников, а затем помочь с их погребением — Торен вечно будет ему благодарен. Сама мысль, что подобное пришлось бы проделывать одному, болью отзывалась в его мышцах.
Наполнив кубок вином из быстро пустеющего бочонка, пастырь добавил:
— Кроме Джека.
Но выпить полностью содержимое Торен был уже не в состоянии. Вино быстрыми ручейками струилось по губам и телу пастыря, делая его одежду мокрой, а кожу липкой.
— Хватит, — остановил себя Торен и вытер лицо рукавом.
Вино стало неотъемлемой частью его вечерней трапезы. Оно помогало побороть страх. Страх темноты и того, что приходит вместе с ней, — снов. Каждую ночь, в сновидениях, Торен, подобно ворону, кружил над здешними землями и лицезрел остров с высоты птичьего полета.
Вскоре видения начали становиться реальностью. Так, впервые забравшись на маяк, чтобы подлить масла в чашу, Торен был ошарашен открытием. Сквозь стеклянное обрамление его взору предстал знакомый пейзаж. Небольшая лагуна расположилась под скальным навесом и была один в один с той, что он видел во сне. Но как? Раньше он сюда не поднимался. Обернувшись, смотритель окинул взором раскинувшийся на холме погост. Могилы, одинокое дерево, ограда, ворота, горы вдали — всё было ему знакомо.
— Ой.
Споткнувшись и потеряв равновесие, пастырь неуклюже скатился с небольшого холмика по мягкой земле.
— Простите, мне так жаль, — оперевшись о надгробие, он поднялся и стряхнул грязь.
Ему бы просто добраться до кровати и рухнуть в беспамятстве.
Старинный, массивный дуб пророс сквозь твёрдую почву на вершине скалистого берега. Он, подобно колоссу, подпирал своими ветвями бескрайний небосвод, не позволяя тому упасть и раздавить землю под собой. На верхушке, расправив чёрные крылья, сидел безмолвный наблюдатель.
"Опять?!" — отчаянье промелькнуло в голове Торена-ворона. Но… Сон отличался от предыдущих: храма, маяка, как и всего остального, тут не оказалось. Он попытался осмотреться по сторонам, как вдруг услышал странный шум. Большое черное облако из глубины острова хаотично двигалось в его сторону. Оно подобно камню, сорвавшемуся с обрыва, стремительно летело вниз, а у самой земли резко вздымалось ввысь.
Торен затаился в густой листве дуба. Наконец, ему удалось разглядеть, что туча из себя представляла. Две стаи, летучих мышей и птиц, сцепились в смертельной схватке. Обезумев от крови, они разрывали плоть друг друга, а их предсмертные крики сотрясали ночную тишину на многие мили вокруг. "Только не сюда. В море. Летите в море!" — взмолил Торен.
Когда до его укрытия оставалось с десяток метров, произошло немыслимое. В одно мгновение крылатые стаи бросились вниз, даже не пытаясь избежать столкновения с землёй. Глухой удар поднял плотное облако пыли, которое тут же поглотило в себе непримиримых соперников. Стоило ветру разогнать смог, как взору пастыря предстали неподвижные тела двух людей, лежавших друг напротив друга. Магия? Будучи ребенком, Торен слышал разные истории о колдунах, но всегда считал их выдумками.
Первым поднялся тот, кто был по правую сторону. Он с легкостью оттолкнулся от земли и сразу очутился на ногах. Не удостоив вниманием своего оппонента, он кинулся к самому краю обрыва. Его целью был небольшой тряпичный сверток, подобный тем, в которые пеленают младенцев. Взяв его в руки, человек начал его укачивать, словно пытаясь успокоить.
Вдруг позади раздался грубый и сильный голос. Незнакомец медленно и аккуратно опустил дитя на землю, затем обернулся на окрик.
Торен впервые слышал странный диалект, на котором разговаривали соперники. Понять их было невозможно.
Тот, который держал в руках ребёнка, был на голову выше своего оппонента. Пепельные волосы спадали на плечи. Одет во всё чёрное. Рубаха заправлена в кожаные штаны. На ногах сапоги с высоким голенищем. Лицо, полностью лишённое эмоций, под стать голосу и глазам.
Второй же, напротив — сама ярость, нашедшая своё воплощение в образе человека. Массивный торс покрывали многочисленные шрамы. Гладкая голова и бешенные, переполненные гневом глаза. Обезумевшая от злобы улыбка так и кричала о желании вцепиться и разорвать глотку врагу. В правой руке он сжимал длинный меч, направив острие на своего противника. Лезвие полыхало белым светом, разгоняя вечернюю тьму вокруг.
Яростный воин неспешно двинулся на своего противника. Расстояние неуклонно сокращалось, но пепельноволосый был неподвижен. Отдав инициативу своему сопернику, он явно выжидал и готовился отразить выпад.
Не дойдя до своей жертвы и десяти метров, агрессор в миг оказался подле соперника. Яркое свечение от пламени на лезвии описало изящную дугу. Удар был нанесен мгновенно со скоростью, неподвластной человеческому взору. Но меч встретил не плоть врага, а черное лезвие соперника.
Разум Торена с трудом улавливал бешеный ритм борьбы. Звон металла от соприкосновений мечей, буквально, накладывался друг на друга, превратившись в одну сплошную мелодию, где не было места тишине. Пастырь, словно завороженный, не в силах отвести свой взор, наблюдал за танцем жизни и смерти, пытаясь понять, кто же одержит верх в этой битве.
Человек со шрамами уступал своему врагу в скорости, но брал силой и напористостью, заставляя оппонента постоянно защищаться и лишь изредка контратаковать. Порой удары достигали цели. Оба воина словно не замечали их. Порезы от стали тут же затягивались, но кровь от ран успевала окрасить землю под ногами сцепившихся.
На горизонте показались первые лучи солнца, знаменуя собой новый день. Именно в этот момент и произошла развязка затянувшегося противостояния. Рука с тёмным клинком смогла нащупать слабое место. Меч вонзился в плоть противника, прямо в сердце.
Воин замер, уставившись на торчавший в своей груди меч. После, переведя взгляд на пепельноволосого, с диким рёвом вогнал своё орудие в брюхо обидчику. Удар был такой силы, что лезвие, пройдя через брюшную полость, вышло со спины врага.
Пламя на клинке засияло ещё ярче. Белоголовый, сраженный ответным ударом, пал на землю, извлекая лезвие меча из тела соперника. Оставшись стоять на ногах, Ярость молча наблюдал как из его раны хлынула кровь, заливая оголенный торс, придав ещё более жуткий вид. Спустя мгновение рана, хоть и медленно, но стала затягиваться, а кровотечение становилось всё меньше, пока полностью не прекратилось. Победитель склонился на колени перед поверженным. Ярость в его глазах угасала также, как и силы врага. Меч будто бы вытягивал жизнь из проигравшего. Именно этим Торен смог объяснить себе исход битвы.
Сильными руками воин приподнял голову умирающего, дабы всмотреться в ещё живое лицо. Пастырь видел, как губы белоголового едва шевелились. Его убийца всеми силами старался разобрать последние слова умирающего. Свет от меча погас.
Ещё недавно обезумевший от гнева воин был спокоен и даже опустошен. Победа над противником не принесла ему радости. Вытащив меч из тела убитого, он приобнял ещё неостывшее тело и заплакал.
Внезапный крик прервал окутавшую всё вокруг тишину. Держа на коленях безжизненное тело, победитель отсылал свой крик в небеса, а его тело вдруг охватило пламя. Миг и всё вокруг запылало огнем, обращая остров в прах.
Вскрикнув от жгучей боли, Торен проснулся.
Нет, это была его комната: всё те же мрачные стены, старый испачканный стол и узкая деревянная кровать. Его сознание медленно возвращалось в реальность. Но боль от пламени, проглотившая его, продолжала преследовать свою жертву. Окинув себя взглядом, он убедился, что ожогов нет. "Это сон, всего лишь сон”.
— Они сведут меня с ума, — бормотал себе под нос Торен.
Мысль о потере рассудка болью отозвалась в его душе. Перед глазами предстал Мирас, не друживший со своей головой. По крайней мере, такой образ прежнего настоятеля сложился в сознании из услышанных рассказов. Но насколько они были правдивы? Жаль, что старик ушёл раньше времени. Он многое бы поведал своему ученику.
"Мирас же вёл дневник!" — подобно холодному душу, эта мысль заставила пробудиться разум Торена.
Вскочив с кровати, он зажёг огарок свечи. Тусклый свет разогнал тьму по уголкам небольшой комнатушки.
— Он должен быть где-то здесь, — роясь в куче старых и потрёпанных книг, Торен пытался отыскать ранее откинутое им за ненадобностью.
Нашел! Почувствовав облегчение, пастырь выдвинул стул и тут же уселся за чтение. Старинный переплёт уже поистрепался. То ли от времени, а может, и по умыслу своего хозяина некоторые листы дневника были отделены и вложены обратно. Общая последовательность повествования была нарушена. Глаза Торена быстро забегали по страницам. Судя по размеренному почерку, писавший эти строки явно был в ладах со своими мыслями:
Уже более тридцати лет я остаюсь бессменным смотрителем прихода "Последней надежды". Новый день практически неотличим от предыдущего. Меняются лишь времена года. Каждое утро всегда начинается одинаково: кружка горького кофе, сваренного на костре, и несколько яиц с чёрствым хлебом. Я был бы рад отведать запечённого с овощами поросёнка, но Понтифики, вероятно, считают, что мне достаточно и этого. Поэтому довольствуюсь тем, что заслужил.
Далее я в гордом одиночестве зачитываю Книгу Двух и до обеда провожу всё время в молитвах о душах усопших.
Как только солнце после зенита начинает свой путь в сторону заката, я отправляюсь на кладбище и до первых сумерек провожу на нём всё своё время.
Раньше, когда я был моложе, мне было куда проще поддерживать порядок на нём. Но с годами сил на это остаётся всё меньше и меньше. Я слишком стар и немощен в своих возможностях. Мне нужен помощник. Сегодня снова напишу в Совет. Пусть мне пришлют молодого послушника.
Чтение длилось не долго. Странный шум с улицы прервал его занятие. Меньше всего Торен хотел вновь встретить бандитов из шахт.
Медленно, стараясь не издать ни единого звука, он вышел из комнаты и, словно затаившаяся кошка, начал вслушивался в ночную тишину. "Показалось", — успокаивал себя пастырь, прогоняя дурные мысли из головы. Но звук мелкой гальки под сапогами в ту же секунду разжёг страх.
Бежать! Прятаться! Но куда? Куда можно было сбежать из здешних стен? В подвал, а оттуда наружу. Потом украдкой по склону на песчаный берег. Нет. Петли давно проржавели, их скрип сразу привлечёт внимание, и тогда ему не скрыться от обидчиков. Наверх по винтовой лестнице к чаше маяка. Но пляски теней от пламени сразу его выдадут.
Страх перерастал в панику. Она сковала несчастного, полностью парализовав. Застыв, Торен всё отчетливей слышал шаги приближающиеся к главному входу обители.
Дверь, заперта ли она? Воспоминания прошлого дня, словно картинки замелькали перед глазами. Но нет, он не в силах был вспомнить о такой мелочи. Шаги затихли на каменных ступенях, и кто-то потянул за ручку двери.
— Мирас, ты тут? — спокойный и даже смиренный голос послышался по ту сторону двери.
Торен хорошо запомнил голоса надсмотрщиков, но этот явно был не из них. Кто это? И зачем ему Мирас? Вопросы появлялись один за другим. Узник? Беглец? Кто же ещё?
— Да чтоб тебя, Мирас! Я скоро околею тут, — не сдавался незнакомец.
А если это контрабандисты? Мысль о подобном пробудила желание открыть и впустить гостей внутрь. Но голос за дверью не был похож на голос Нэда, да и шаги были лишь одного человека. Это не они.
— Ты не оставил мне выбора. Видимо, придётся заночевать прямо тут. И, к твоему сведению, эти ступени чертовски холодные!
Возня за дверью сопровождалась неразборчивым ворчанием путника, решившего расположиться на ночлег у входа в храм.
— Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Ты только представь, каково тебе будет? Утро, солнце и окоченевшее тело на пороге. Ты, наверное, подумаешь "Не страшно. Ещё одна заблудшая душа представилась и Спаситель распахнул пред ней свои врата"…
Говоривший оборвал свою историю, а следом послышался шорох. Торен на цыпочках как можно ближе подкрался ко входу и, убедившись, что засов на месте, затаился.
— Мне даже интересно, какое будет у тебя выражение лица, когда поймешь, что представившийся — это я?
Судя по звукам, незнакомец раскуривал трубку.
— Как только ты поймешь, что медвежий сон и старческая глухота, стали причиной непоправимого, тебя начнет изводить совесть. Вот тут бы я посмотрел на тебя!
Видимо, представив красочную картину, незнакомец громко засмеялся. Через мгновение смех сменился сильным приступом кашля.
— По-видимому, твой Спаситель покарал меня за шутки над своим слугой. Да и ладно. Давай, досматривай свои сны, старый пень, и не переживай за меня. Я встречу рассвет на этих ступеням с самым славным табаком во всей округе. Правда, я хотел поделиться им с тобой. Но после такого приёма желание чудным образом куда-то исчезло, — с обидой подытожил своё положение путник.
Стоя в тёмном углу, Торен пытался побороть разбушевавшееся воображение. Ночной посетитель. Зачем ему понадобился старик? Да ещё в столь позднее время. Говоривший был совершенно спокоен, и это внушало уверенность в искренности его слов. Правда незнакомец и не подозревал, что тот, с кем он так жаждал встречи, уже упокоился, а его место занял другой.
Стоит ли впустить гостя и объясниться? Но что сказать? Правду? А если он в неё не поверит и решит, что именно он, Торен, прикончил старика? Как поступить? Как? Быть может, открыться и будь что будет? Но так рисковать Торен не смел. Не сейчас и, тем более, не в таких обстоятельствах.
Медленно отступая, он стал удаляться от входной двери. Но в голове промелькнуло "шанс". Настоятель обернулся. Спасение или погибель? Что именно скрывается по ту сторону? Желание встретиться с незнакомцем всколыхнуло порабощённую страхом душу. Смелость, сравни хмели, пьянила и отвергала нерешительность. Торен, словно околдованный, направился ко входу. Где-то в глубине души недавний он кричал нынешнему остановиться. Но новый пастырь был глух к мольбе труса.
Стоило убрать засов и распахнуть дверь, как вся решительность сразу же испарилась. Торен увидел сидящего спиной к нему незнакомца.
Укутанный в плащ он сидел весь в дыму. Скрип двери прервал безмятежное курение.
— Ну, наконец-то! Мирас, я думал мне и спа… — поднявшись, незнакомец замер в замешательстве. Приветственная речь так и не была закончена.
— Я не Мирас.
Как же глупо было начинать знакомство с очевидных вещей. Путник и так уже успел убедиться, что его встречает не старый друг.
— И правда. На старика ты не похож. Позволь представиться. Ариман.
Гость опустил капюшон и с добродушной улыбкой поприветствовал Торена. Юноша, высокий и крепкий, держался совершенно непринуждённо, что говорило об уверенности в себе. Одежда отличного качества подчёркивала состоятельность владельца.
— А ты, я полагаю, столь долгожданный ученик нашего общего знакомого? — закусив основание курительной трубки и затянувшись, предположил Ариман.
— Ученик? Что вы? Нет! — делая секундные паузы, пастырь специально подводил акцент под значимость конечной фразы. — Я — настоятель здешней обители, — впервые за всё время данное назначение прозвучало с гордостью. Видимо, богатство одеяний гостя побудило Торена с важностью отметить свой пост.
— Однако, — слегка растерялся Ариман, — думаю, мой старый друг не обрадовался отставке. Он просил совсем об ином, и такое решение, наверняка, разбило ему сердце. Ты знаешь куда он направился?
Торен не знал, как правда о случившемся повлияет на стоявшего перед ним. Последствия могут быть слишком непредсказуемы. Стоит ли поддержать его заблуждения или открыть истину? Но времени для раздумья не было. Изумрудные глаза, так пристально смотревшие на него, вынуждали его к быстрым решениям.
— Простите, но боюсь у меня нет хороших новостей для вас. Спаситель, по неведомым причинам, призвал Мироса в своё Царствие, — склонив голову и возложив руки к груди, как того требовал обычай, Торен смиренно ждал реакции от незнакомца.
— Но как? Как это произошло?
Торен рассказал Ариману, что именно падение с верхних ступеней винтовой лестницы является очевидной причиной скоропостижной смерти Мираса. Также он не забыл упомянуть про почести, оказанные старцу при захоронении. Про выпитое вино и пьяный разговор с усопшим Торен решил умолчать.
— Благодарю за труды, пастырь.
— Я не мог поступить иначе. Это был мой долг.
— Как же мне быть? Путь сюда изрядно утомил меня, а обратная дорога явно прикончит, — за шуткой гость пытался скрыть свою растерянность, но грустный голос выдавал его тревоги.
— Простите моё любопытство, но позвольте узнать, как Вы оказались здесь, да ещё в такой час?
— Так же, как и всякий, кто оказывался на острове. Приплыл на корабле.
— Но зачем? Тут ведь кроме каторжников и тех, кто стережет их, никого не найти.
— Боюсь, Вы забыли про пастыря.
Торен подловил себя на мысли, что это уже не первый раз за разговор, когда гость заставил его почувствовать себя глупо. Самолюбие Торена было подпорчено.
— Я всего лишь пастух вернувшийся к своему стаду, — продолжил Ариман. — Ведь господин должен время от времени проверять свои владения и знать о происходящем здесь.
— Так вы барон? — в душе Торена промелькнула надежда.
— Ну, не совсем, — рассмеялся Ариман, но тут же оборвал себя, поёжившись от резкого порыва ветра. — Я уже и забыл, насколько колким бывает морской ветер.
— Как я мог? Позвольте. Прошу, входите, — пастырь пригласил уставшего путника к своему очагу.
Серые стены маяка прекрасно удерживали тепло жаровни, освещающей тёмные воды, а комната всегда была нагрета и спасала своих обитателей от лютых ветров. Стоило немного повозиться с кремниевым камнем, и пламя от зажжённых свечей тут же осветило скромные покои.
— Прошу прощения, но у меня не прибрано, — оправдываясь за беспорядок от раскинутых книг и вещей, тихо проговорил Торен.
— Не страшно. Главное, что тут тепло.
— Вы не будете против моего любопытства? — Торен чувствовал, что решительность таяла и начала подводить его. "Ну и пусть! Шанс! Это мой Шанс". — Видите ли, этот пост лишил меня возможности живого общения, — "Давай же, играй. Грусть и смирение, вот что сейчас нужно. Пусть у него в груди защемит от несправедливости, постигшей меня", — тем более с лучшими и благороднейшими из нашего общества.
— Что ты, нет, даже напротив. Ведь сегодняшняя ночь так похожа на те, когда Мирас и я коротали время за душевными разговорами, — устроившись поудобней на скамье и облокотившись спиной о каменную стену, Ариман продолжил. — Не знаю, будет ли мой рассказ интересен, но решать это уже тебе, Торен. Всё очень банально. Сын и единственный законный наследник барона Естреда, который в силу своего возраста большую часть своих полномочий возложил на будущего главу семьи. На меня! — с самодовольной улыбкой кивнул он Торену. — Детство у меня было не из лёгких.
"Нелёгкое детство!" — неунемающееся эхо, отражённое от стен, звучало в голове у пастыря. Внутри разгоралось пламя.
— Отец заменил себя кучкой старых глупцов. “Мудрость этих мужей, сравни кузнечному молоту, создадут из тебя будущее нашего дома”. Как он мог? Разве трудно было понять, что я просто нуждался в отцовской любви, а он подменил её толпой напыщенных, самовлюбленных… — упоминание об отце ранило Аримана. С каждым словом голос становился всё громче, но вовремя одёрнув себя, он продолжил уже со свойственной ему интонацией. — Думаю, не время об этом говорить. Тебя, наверное, больше интересует наше знакомство с Мирасом?
— Если Вы хотите, можем продолжить и про ваши отношения с отцом.
— Ох, нет! О таком я мог говорить только с одним человеком и лучше уж я расскажу про него. В далёком прошлом царским указом этот клочок суши, окружённый со всех сторон солёной водой, был дарован моему прапрадеду. Здешние шахты приносили отличный доход короне, но с тех пор, как столицу перенесли на юг, контроль за рудником стал нашей обязанностью. На самом деле, нехитрое занятие. Следить, чтоб количество каторжников, свозимых из многих уколков страны, не опускалось до низких пределов, ведь это приведет к упадку выработки, а значит, и к вниманию престола. Да и о судьбах обречённых здесь сильно хлопотать не нужно. Не сдох от рабского труда — считай счастливчик. По правде, скотина, выращенная в моих владения, обходится куда дороже, чем эта свора уголовников. — задумавшись и впившись взором на полки с книгами, висевшими над столом, Ариман спустя мгновение продолжил. — А теперь представьте себе моё удивление. Тут на клочке суши, давно забытом самим Спасителем, с гордо поднятой головой стоял Его верный слуга, Мирас. Уже позже, имев возможность поговорить с ним, я понял, как силён был этот человек. Его непоколебимая вера, словно маяк, для заблудших и ищущих спасения, возвращала души отчаявшихся на истинный путь. Он говорил со мной, а его слова лечили то, что не могли исцелить многие. Признаюсь, его стараниями я изменился. Он научил меня смирению и преклонению пред волею судьбы, дарованной нам свыше. Как жаль, что меня не оказалось рядом в последний миг его земного пути.
— Вы были очень близки, — изображая печаль на лице, восхитился дружбе Торен.
Из дальнейшего рассказа Торен узнал о трагической судьбе Мираса. Прекрасное начало службы, свой приход, большая паства. Но счастье рухнуло в один момент. Властная и богатая дама в своем письме известила Совет светлейших о нечестивых приставаниях к ней со стороны тогда ещё молодого служителя. Церковь не стала разбираться, ей проще было поддержать обвинения. И вот Мирас и оказался на корабле, причалившему к берегу острова. По стечению обстоятельств отец Томми, скоропостижно скончался от недуга, долгие годы мучающего его. Так что лучшей кандидатуры на пост было не сыскать. Так Мирас получил место своего предшественника и на долгие годы стал пристанищем надежды для всех обитателей этой тюрьмы.
— Я часто виню себя. Ведь будь я старше и обладай той властью что есть сейчас, судьба моего друга могла сложиться совсем иначе, — сделав глоток из своего бурдюка, Ариман спросил у Торена. — Позвольте спросить, а в чём повинен ты?
Торен растерялся от прямоты, с которой был задан вопрос. Подобрать нужные слова не получилось.
— Повинен?
— Я всегда считал места подобные этому наказанием. Сюда ссылают за грехи или за проигрыш в битве с властью. Но увидев тебя, я сразу понял — грех.
Торен готов был поклясться, что последняя фраза прозвучала с издевкой. Богатый баловень судьбы. Отвращение — именно такое чувство пробуждал нахальный гость.
— Что Вы! Моя судьба скорее схожа с вашим другом. Грех был, но точно не за мной.
— Как интересно!
— Не так, как мне.
Торен знал, как стоит обращаться со знатными и властными людьми. Не вздумай просить прямо о том, что нужно, это лишь возвысит их и отвернёт от вашей просьбы. Они как взбалмошные дети, мольбы и просьбы, не действуют на них. Лишь направляя и доведя до нужного момента, не упусти мгновенье и слегка подтолкни. Так зародится вера, что выбор сделан ими. Ну а ты, словно родитель сорванца, получишь нужный тебе результат.
— Ну, что же, мне показалось, у нас доверительная беседа. Но, видимо, я был неправ.
— Прошу, поверьте, мне не составит труда ответить. Но у Вас может сложиться неправильное суждение о "достойнейших представителях нашей с вами веры", а я бы хотел этого избежать, — пытаясь почувствовать тонкую грань допустимого, продолжал играть Торен. Главное — не перегнуть в своей упёртости.
— Брось, Торен. В семье не без урода, и даже в такой непогрешимой, как ваша. Думаете, рассказ без упоминания "достойнейшего", не способен решить твои затруднения? — в примирительной улыбке продолжал настаивать на своем барон.
— Скорее да, чем нет.
Готово. Теперь предстояло разжалобить сердце барона. Но как? Сравнить себя с его погибшим другом, и тогда спасение, которое он готовил для Мироса, возможно, достанется нынешнему настоятелю.
Торен долго рассказывал о своем прошлом. Всё повествование сводилось к ярким эмоциональным потрясениям и тому, как вопреки всему он находил благие помыслы на своем тернистом жизненном пути. То, что должно было породить злобу и обиду, он заменял любовью и смирением. Все прихоти судьбы лишь закаляли, даруя истинные цели в жизни — поведать людям откровение, носителем которого он стал. Зависть тех, кто окружал его, постоянно вмешивалась в эти планы. Но заточение на этом острове не в силах изменить его стремлений. Он верует, что Спаситель не покинет и в этот трудный час, даруя милость верному слуге.
Торен дивился самому себе. Насколько был разителен сотворённый им образ! Но верит ли в него барон? Весь рассказ пастырь наблюдал за Ариманом в надежде понять его чувства. Но он, словно загадка, скрывал истину за раздражающим Торена спокойствием.
— Надеюсь, я не утомил Вас?
— Нисколько, — стоя спиной к пастырю и рассматривая наваленные горой книги на залитом воске столе, рассуждал гость. — Знаешь, я поражаюсь твоей силе духа. Так стойко держать удар судьбы и не сломиться способны единицы.
— Благодарю, это добрые слова, барон, но признаюсь, подобное далось мне нелегко. Я многое бы отдал за возможность избежать такого рода испытаний, но видимо Спаситель видит все иначе.
— Ты хороший человек, Торен, и мне становится вдвойне обидно за несправедливость, постигшую тебя. — Ариман обернулся, и его изумрудные глаза вцепились в собеседника, словно острые когти коршуна в маленькую тушку мыши. — Что скажешь, если я предложу тебе возможность исправить такое ужасное стечение обстоятельств и попытаться изменить свою судьбу, не дожидаясь вмешательства свыше?
— Боюсь, я не понимаю о чём Вы, Ариман.
— Хм, скажем так, в моих владениях завелся волк в овечьей шкуре. Его стремление к власти и наживе сравнится лишь с распутством и пристрастием к вину. Люди шепчутся, как низко пал слуга, а главная забава среди мирян — подсчет его грехов. Призвать к ответу за грехи я не в праве, да и Церковь не позволит. Своих они оберегают. Что скажешь, Торен? Как мне быть?
— Да, прилюдному судейству не дадут свершиться. Ведь такого рода процесс кинет тень на всех. Остается только обратиться напрямую к Архонту. И вероятность того, что его снимут и без лишней пыли и суеты уберут из ваших земель очень велика.
— Но вот кого пришлют ему на замену? Мне бы очень не хотелось менять одну прогнившую душу на другу.
— Остается только верить в прозорливость Совета и милость Спасителя, дабы они даровали Вам достойнейшего из своих слуг.
— А что ты скажешь на моё нежелание отдаваться на откуп судьбе? Думаю, в моём праве будет настаивать на знакомом мне избраннике.
— Я даже не знаю, как отреагирует Совет на Вашу просьбу?
— Просьбу?! — звонкий смех в тот же момент заполнил небольшую комнату. — Что ты! Это будет не просьба а, скорее — как бы это правильней сказать — руководство к действиям.
— Думаю, Ваше пожелание можно будет поддержать. Тем более, что предыдущий пастырь сильно пренебрёг заветами. Вам лишь останется найти достойную замену.
— Еще раз повторю. Просьбы — это не моё. Но опустим данную формулировку. А что касается замены, то я уже нашёл достойного приемника, и он сидит напротив меня.
В воздухе воцарилась тишина. Ариман не отпускал свой взгляд с пастыря и ожидал его реакции на сказанное.
Переполняемый эмоциями Торен не находил себе места. Он чувствовал, как улыбка на его лице буквально кричала о всех его переживаниях. Представить себе такое было немыслимо. Столь желанное спасение само протягивало ему руку, а всё, что требовалось от него, — сказать…
— Как же так?
— А вот так!
— Но Вы совсем не знаете меня? Не слишком ли рискованный для Вас шаг?
— Это уже второй раз, когда ты заставил меня усомниться в выводах. Разве рассказанное тобой было ложью? Или я не смогу рассчитывать на твою верность, стань ты наместником в Верхней Латире?
— Что Вы! Нет! Всё сказанное — правда.
— Так что же ты, примешь дар?
— Да, принимаю!
— Ну вот и славно, — Ариман схватил листок бумаги, лежавший на столе, и протянул его Торену. — Пиши.
— Но что писать?
— Прошенье на моё имя, которое я передам Совету.
Руки Торена тряслись от переполнявших его чувств. Шанс. Он получил. Сбывались самые светлые мечты. Большой приход, многочисленная паства, а также славный барон, под покровительством которого и будет служба. Такого он недавно и представить не мог. А теперь, парит, как сокол. Его звезда восходит на бесконечный небосвод. Но вдруг откажут? Что тогда?
— А если Совет не примет Ваше слово?
— Примет! Поверь мне, Торен. Всё, что от тебя зависело, ты уже сделал — не отказался от предложения.
Уверенность, с которой он говорил, передалась и Торену. Он точно знает, как всё будет. Бояться нечего!
Спустя некоторое время письмо, составленное славным почерком, было окончено. Внизу — роспись и титул. Сложив письмо, Торен налил красный воск и скрепил его печатью с символом Спасителя.
— Вот, прошу, возьмите.
— Я рад, что не ошибся в тебе, — Ариман убрал письмо в карман.
— И что теперь? — в голосе послышалась растерянность.
— Тебе нужно запастись терпением. Все эти письменные дела не так уж скоры.
— Но сколько ждать? — не унимался Торен.
— Не вечность! — расхохотался барон. — Сперва я вернусь на свой корабль, и днем мы отплывём домой. Ну, а дальше пошлю с гонцом письмо и буду ждать ответа. Сюда вернусь не раньше, чем через два десятка дней. Ну ладно, не печалься, пастырь. Всё лучше, чем годами прозябать на здешних скалах.
— Вы правы. Обидно только, что нечем мне ответить на Вашу доброту.
— Будет ещё время. Верностью вернёшь долг свой. Большего мне и не надо.
Ариман начал собираться в обратный путь.
— Уходите?
— Пора. Рассвет уж скоро, а мне ещё до рудника добраться к полудню надо.
— Как жаль.
— Не отчаивайся, время пролетит как миг. Главное — найти занятие.
— Ну, да. Буду ждать Вашего возвращения, барон, столько, сколько потребуется.
Ариман уже спустился со ступенек, но вдруг повернулся к Торену с печальным лицом:
— Ах, чуть не забыл.
— Что именно?
— У Мираса был дневник. Ты знаешь о нём?
— Да, видел.
— Не покажусь ли я чрезмерно наглым, если попрошу у тебя его?
— Конечно, нет, — Торен вернулся в комнату. Дневник лежал поверх кучи наваленных книг.
— Вот, прошу.
— Благодарю. Ты оказали мне любезность, и это очень многого стоит. Память о друге будет всегда со мной.
Одинокий пастырь застыл в дверях своей обители, устремляя свой взор в даль. Солнечный диск поднимался от линии горизонта, прогоняя ночную мглу и рождая надежду в сердцах всех, кто дожил до этого мига.