Дежурная машина скорой медицинской помощи города Артёма, обслуживающая Владивостокский аэропорт, подъехала к первой городской больнице, сдала «пациента» «по описи» и уехала. Мамаева осмотрели, сделали «замеры» кардиограммы и артериального давления, установили, что оное «верхнее» повышено аж на сорок единиц, а оное «нижнее» на тридцать, заодно присутствует тахикардия.
Полковнику прямо в приёмном отделении поставили капельницу, отвезли в лифте на четвёртый этаж и оставили в палате на пятерых с тремя занятыми койками.
Минут через тридцать в палате появился врач Лисицын Андрей Юрьевич. Оценив сходу состояние друга, как удовлетворительное, он подошёл совсем близко, наклонился и спросил на ухо:
- Ты как?
Мамаев прикрыл и открыл левый глаз, одновременно приподняв левый край рта.
- Говорить можешь? – прошептал врач.
Мамаев прикрыл и открыл оба глаза, чуть дрогнув уголками губ.
- Твои архаровцы меня из дома дёрнули. На разведку прислали. Что сказать? Нормально?
Мамаев на секунду прикрыл и открыл оба глаза.
- Понятно. А по первичному объективному исследованию, состояние у тебя не очень.
Мамаев шевельнул губами и, когда Лисицын приблизил к ним ухо, тихо прошептал:
- Не пали малину[1].
Лисицын удивлённо посмотрел на друга, хмыкнул, дёрнув головой, пощупал «пульс», снова дёрнул головой и вышел из палаты. Тут же по коридору разнёсся его голос:
- Сергей Борисович, я хотел бы с вами поговорить!
Мамаев прикрыл глаза и снова сосредоточился на контроле симпатической нервной системы, а именно на управлении мышцами артерий. Чтобы иметь возможность воздействовать на сосуды, и, соответственно, на артериальное давление, нервную систему, которая отвечает за управление работой внутренних органов и протекание в организме обмена веществ, надо было контролировать постоянно.
Мамаев только недавно немного разобрался в особенностях своего организма. Всё произошло, когда он пытался понять причины быстрого заживления ран и полной регенерации тела. Ведь шрамы не только от недавних, но и от старых ранений рассосались полностью.
Времени подумать, пока он добирался из Австралии до Владивостока, было в избытке. От мыслей по планированию жизненного пути у Юрия туманило разум и он переключался с внешних проблем на внутренние.
Для Мамаева стало неожиданным открытием осознание того, что Субботин сильно продвинулся в познании своего тела. Проведение физических расправ над бандитами и их убийства сильно подорвали его психическое здоровье и Субботин, оказывается, «с головой» погрузился в Буддизм. Читал мантры, медитировал, пытался овладеть внутренней энергией.
Мамаев знал, что друг и раньше предпочитал снимать стресс не алкоголем, а медитациями, что сильно раздражало окружающих. Юрий тоже сначала не понимал Субботина, а тот не спешил кому бы то ни было раскрывать свою душу. Только в госпитале, куда они попали после возвращения со стингером и Лисицыным, Сергей немного рассказал другу о своих «познаниях» собственного тела. Тогда Мамаев впервые услышал про гормон и нейромедиатор дофамин и симпатической нервной системе.
- Понимаешь, Юрка, у нас внутри всё настроено, а мы жрём, что не попадя, и пьём всякую гадость, которая убивает в нас симбионтов похлеще антибиотиков. Этил – яд, Юра.
Но Субботина тогда «мотало» из крайности в крайность, – он то пил, то медитировал – и Мамаев, в конце концов, привык к его «чудачествам» и перестал воспринимать их серьёзно. А оказалось, что Сергей экспериментировал над организмом. И экспериментировал удачно.
И вот, попав в тело друга и случайно мысленно во время операции, «погрузившись в него, – это было ещё в «санатории» - Мамаев с удивлением и даже с некоторым ужасом «увидел», что к ранам весте с кровью и лимфой подаётся множество несмешивающихся друг с другом химических растворов. Самое страшное было то, что Юрий знал, что организму даёт каждый.
В тот раз Юрий отогнал видение, посчитав его наркотическим бредом. Однако он вскоре вернулся к наблюдению за потоками, так, как оказалось, что мозг Субботина был настроен на постоянное созерцание себя изнутри. Но Мамаев наблюдал за внутренними процессами отстранённо, опасаясь что-то изменить в настройках организма Субботина. Но, вероятно, что-то всё-таки изменил.
У него сильно болели раны – особенно раздробленная ключичная кость, которую хирург собрал из осколков – и Мамаев сконцентрировал всё своё внимание на этом участке тела. Болело зашитое сердце, раневой канал и главное, он мысленно это всё видел. Раны чесались и Мамаев их «мысленно» почёсывал, сначала осторожно поглаживая, а потом всё активнее. Зудело жутко и Юрий очень хотел, чтобы раны затянулись! И они затянулись. Да так, что и швы рассосались.
Когда это произошло, Юрий испугался, побоявшись негативных последствий, но негативные последствия не наступили. По крайней мере видимые.
Изучая Субботинское тело в зеркале, Мамаев, естественно, уже не видел шрамов, но он неоднократно наблюдал друга в обнажённом виде, так как бани они любили и посещали их многократно. Опять же, спину другу тереть вехоткой[2] приходилось не раз и не два. Так что со шрамами Субботина Юрий был знаком. И вот они исчезли.
С тех пор Мамаев частенько перед сном «пробегался» внутренним взором по своему организму и вскоре понял, что сбросить, или изменить его «настройки» не так-то просто. А ещё он понял, что сам Субботин этого делать не мог, ибо симпатическая и парасимпатическая нервные системы, - это организм в организме. Даже головной мозг её не контролировал напрямую, а через особые вегетативные образования. Центры же управления находились по обе стороны вдоль позвоночника. Мамаеву даже понравилось засыпать под мигание нейронов и движение симпатинов[3].
При дальнейших наблюдениях Мамаев заметил, что именно парасимпатическая система, включаясь в период его сна, – особенно ночью – «ремонтировала» организм, восстанавливая органы и регенерируя ткани. Именно факт того, что Мамаев мысленно своей волей активизировал одновременно обе системы, привел к ускоренной регенерации его организма.
В то время, как Субботинский разум выдерживал стабильные настройки, разум Мамаева потребовал заживления. И оно произошло. Потом система откатилась к «предустановкам», но Мамаев – ради эксперимента – порезал себе палец и снова своей волей заживил его. Однако во время заживления поднималось артериальное давление, что Мамаев и использовал для обмана врачей.
Так что, нервная система, как была под контролем разума Субботина, так и продолжала оставаться. Сегодня утром Мамаев в машине скорой помощи внёс корректировки по давлению и сердцебиению, а сейчас лишь поддерживал внесённые им изменения. Разум Субботина пытался вернуть всё «как было», а Мамаев то и дело менял установки.
Однако через тридцать минут после приезда в больницу он почувствовал, как под воздействием введённых ему медицинских препаратов давление стало падать. Мамаев перестал насиловать организм. Дело было сделано. Юрий позволил себе расслабиться и уснул.
Разбудил Мамаева Лисицын, «нагло» вытянув его левую руку, уложенную на подушку, и надев на неё манжет сфигмоманометра[4].
- Ты охренел? – спросил Мамаев. – Дай поспать. Десять часов полёта...
- О! – обрадовался врач. – Значит, оклемался уже.
- Оклемался-оклемался, - недовольно буркнул полковник.
- Вот и проверим...
Лисицын накачал нагнетатель и открыл клапан.
- Сто двадцать на восемьдесят. Пульс шестьдесят. Как себя чувствуешь?
- Нормально, я же сказал.
- И что это с тобой было?
- Да хрен знает. Вы – врачи, вы и разбирайтесь.
- Да? – спросил Лисицын и прищурился. – Я взялся тебя вести. Борисыч разрешил. Не против?
- С чего бы я был против? Только ты не мучь меня своими приходами. Нормально уже всё. Стабилизировалось.
- Это ты своими экспериментами организм раскачал. Я предупреждал тебя, чтобы не лез в вегетативку. Центральную можешь сколько угодно ковырять своими медитациями, а вглубь не лезь, Серёжа. Это я тебе, как доктор доктору говорю.
- Не лезу я никуда! Отстань! Сам не лезь, куда не надо! – сгрубил другу Мамаев и добавил одними губами. – Не пали малину.
Лисицын хмыкнул, и улыбнулся.
- Тут к тебе твои ломятся. За дверью стоят. Пустить?
- Одного, пусти.
- Ну, хорошо. Отдыхай. Витамины покапаем. Лекарство капать пока не будем. Понаблюдаем за давлением. Одноместную тебе сделаем к вечеру. За охрану я договорюсь.
- И хорошо.
Лисицын встал и вышел из палаты, в которую тут же вошёл коротко стриженый парень лет тридцати, одетый в классические брюки и рубашку с коротким рукавом. На ноги у него были надеты хорошо начищенные туфли чёрного цвета. Субботин заставлял своих подчинённых придерживаться классического стиля одежды.
- Как здоровье, командир? Заставил за тебя поволноваться.
- Всё в норме, Саша. Думаю, дня через три сбегу. Как у нас? Слышал, воюем?
- Да, так... Убитых, раненных нет. Синяки, шишки не в счёт.
- Ну, и хорошо. Приносить ничего не надо. Посижу на больничном рационе. Рацию мою захватил?
- Ага.
Охранник протянул «Кенвуд» Мамаеву и положил на тумбочку чёрный пакет.
- Тут зарядная станция и гарнитура.
- Сразу включи станцию в розетку. Рация будет на моём канале стоять. По пустякам эфир не засоряйте.
- Это понятно. Может охрану выставить?
- Обязательно. Работаем по схеме «охрана вип». С Андреем Юрьевичем согласуйте. Он утрясёт с руководством больницы. До вечера я здесь полежу, потом в отдельную палату переведут.
- Понятно, командир. Мы уже включились по этой схеме. Юрич в курсе.
- Ну и ладно. Всё. Работаем...
- Работаем...
Капыш не любил, когда его «елозят лицом об стол». Но сегодня был такой день. Раздражало то, что губернатор делал это хоть и улыбаясь, но с явным удовольствием.
- Да, развели вас, как лохов, майор. Вы почему не контролировали эфир? Мне доложили, что борт за тридцать минут до посадки оповестил землю о «чэпэ». И фамилию пилоты озвучивали.
- Да, кто знал-то? – скривившись, вопросил Капыш.
- Майор, ты охренел? – удивился губернатор. – А кто должен был знать? Я?
- Да, ладно вам, Евгений Иванович. Что меняет его госпитализация?
- Не понимаешь? – улыбнулся губернатор. – Его сейчас накачают лекарствами и полиграф ваш... Это если накачают... Но ты сам говорил, что парень занимается психотехниками. И хрен мы, что про него узнаем.
- Кольнём сыворотку - расскажет всё.
- Блять... - развел руками губернатор, вроде как обращаясь к кому-то постороннему. – Он не понимает. Он нам нужен лояльным. Ты понимаешь? К нам лояльным! Таким, каким он был. Не важно, бредит этот Субботин, или нет, но он попытался нас предупредить об опасности. А если ты его насильно уколешь, его иллюзии рассеются. Читал про волшебника изумрудного города? Очки снимет и писдец.
- Можно чаем его опоить... Специальным. Эффект слабее, но тоже...
Губернатор с сожалением посмотрел на Капыша и вздохнул.
- Вот, если тебя опоить таким чаем – я, кстати испытывал его на себе – ты поймёшь, что тебя опоили?
Капыш понурился.
- Пойму...
- А он, значит, нет?
- Так, что делаем, то? – озлился Капыш.
- А всё уже, - развёл руки губернатор. – Обошёл он вас, просчитал. Не хочет с вами общаться. Буду сам править. Отстаньте от него, но наблюдение не снимайте.
- Это, как это?
- А так! Наблюдайте издалека. Интерес свой обозначьте прямо. Завтра же посетишь больницу и скажешь, что я интересуюсь его здоровьем. Что хотели прямо из аэропорта пригласить его в администрацию для разговора со мной. Дескать, вопросов много появилось в связи с гибелью Бауло. Что присмотришь за его безопасностью, пока он в больнице будет находиться. Скажи, моё приказание исполняешь. Беспокоюсь, дескать. Со всем, каким возможно, уважением разговаривай. Но без заискивания. Тоже почувствует. Я знаю его. Он мне охрану обеспечивал несколько раз. Всё понял?!
- Понял, Евгений Иванович.
Евгений Иванович и сам себе не мог объяснить, зачем ему больной на голову бандит? То, что тот «сдвинулся по фазе», было очевидным. Наздратенко наблюдал подобные случаи на прииске. От тяжёлой, монотонной работы, в удалённой от «цивилизации» глухомани обычно срывало с катушек «первоходок». Так называли новичков, тех, кто устраивался в бригаду золотодобытчиков впервые. Случайных людей старались не брать. Только по рекомендации своих, или начальства.
В данном случае Евгений Иванович первопричиной срыва видел конфликт бывших сослуживцев. Один из которых ушёл работать в милицию, а другой стал защищать частный бизнес незаконным путём. В любом другом случае Евгений Иванович забыл бы о существовании «экстрасенса» на второй день. Однако его смутили прослушанные им записи разговора этого «бойца» самим с собой в первые часы после операции. Можно было предположить, что именно в это время в его голове и произошёл «сдвиг». В последующие ночи раненный сам с собой не разговаривал, а лишь постанывал.
А вот первые часы записи «бреда» напугать могли кого угодно. Раненный спорил сам с собой двумя разными голосами с разным тембром и эмоциональной окраской. Могло показаться, что беседуют и спорят два разных человека. Это если не знать, что человек в палате был один, то – да. Сначала один «собеседник» извинялся, что убил другого, а другой крыл первого матом. А потом вдруг роли поменялись кардинально: первый стал ругать второго, что тот занял его тело, а второй извиняться.
Причём, если голос первого «собеседника» Евгений Иванович знал, – это был голос охранника Сергея Баулы - то голос второго ему был совсем не знаком. Тогда не знаком. Потом Капыш дал ему послушать старую запись своего разговора с командиром милицейского СОБРа и всё встало на свои места. Вторым «собеседником» в бреду Субботина был убитый им Мамаев Юрий Иванович.
Евгений Иванович не стал исключать вероятности прозрения бывшего спецназовца ГРУ ещё и потому, что сам был однажды дарован свыше предсказанием будущего, которое сбылось на все сто процентов. Губернатор не был мистиком. Но так случайно произошло, что его бригаде, пробивавшей зимний путик к новому участку, на берегу небольшой речушки повстречался отшельник-старовер, землянку которого они разрушили трактором, проехав по ней, не заметив.
Самого отшельника в землянке на тот момент не было. Оказалось, что старик знал, что именно сегодня его жилище будет разрушено и он просто стоял на льду замерзшей реки и ждал.
Об этом отшельник сказал Евгению Ивановичу и намеревался уже уходить, но был остановлен ошарашенными случившимся мужиками.
- Ты, мужик, не дури, - обратился тогда к отшельнику Евгений Иванович. – Мы твой дом разрушили, мы и восстановим. Делов то с нашей техникой тебе землянку выкопать?! Или может тебе избушку срубить? А сегодня с нами переночуешь в вагончике.
Старик ничего тогда не ответил, но ночь с ними переночевал и еды не побрезговал.
[1] Выражение «не пали малину» означает «не выдавай секретную информацию», «не говори ни слова о том, о чем не следует», «не выдавай притон».
[2] Вехотка – мочалка.
[3] Симпатины - особые химические соединения, с помощью которых Симпатическая нервная система (каждый отдельно взятый ее узел) контролирует тот или иной отдел организма, или орган. Контроль этот осуществляется через особые нервные сплетения. Выходящие из грудных центров волокна служат основой для солнечного сплетения, а из поясничных центров – для почечного сплетения. Эти сплетения являются посредниками при передаче сигнала от одной клетки к другой. При этом используются особые химические соединения – симпатины, которые являются продуктами деятельности нейтронов.
[4] Сфигмоманометр - тонометр для неинвазивного измерения артериального давления. Состоит из манометра, измеряющего давление воздуха; манжеты, надеваемой на руку пациента; и нагнетателя воздуха с регулируемым клапаном спуска.