С полковником творилось что-то неладное. Как только он закрывал глаза в голове, словно он был сильно пьяным, начинал вращаться вертолёт. Вертолёт перемешивал мысли и образы. Время от времени вращение останавливалось и осколки мыслеформ «осыпались». Из них создавалась картинка с текстом, например, газетным, или целый изобразительный ряд, подкреплённый звуковым сопровождением. Причём, изобразительные ряды были настолько динамичными и комплексными, словно это были короткометражные кинофильмы, снятые хорошими режиссёрами и операторами. Они имели огромную информационную ёмкость и хорошую запоминаемость.
Так, например, оказалось, что Сергей в будущем изучил корейский и китайские языки. Полковник, чтобы отвлечься от событий будущего, которые перегружали его мозг, обратил внимание на мелькающие периодически изображения документов с иероглифами.
Разбирая один из многих, полковник вдруг понял, что понимает общий смысл текста. При дальнейшей концентрации мысли, пред ним возник изобразительно звуковой киноряд, обучающий корейскому языку. Юрий возвращался к нему периодически, когда хотел, чтобы никакие другие мысли и образы в голову не лезли.
Через месяц он свободно мог читать, писать и говорить по-корейски и по-китайски. Тогда же через месяц его выписали, предупредив о выписке заранее.
Сергея ночью вывезли из санатория «Амурский залив» и уже через тридцать минут он открывал ключом дверь своей холостяцкой однокомнатной квартиры на улице Некрасова.
Жил Сергей Субботин небогато, несмотря на статус члена известной и уважаемой в определённых кругах группировки. Почти все деньги он отсылал своей бывшей жене на воспитание дочери, так как та в своём Подмосковье работу найти не могла, а ездить на работу в столицу, тратя по три часа в один конец, было утомительно и для жены и для девятилетнего ребёнка.
Юрий на квартире у Сергея был. Они вместе выбирали её в девяносто втором году, поэтому легко нашёл кухню и холодильник. Поставив на плиту кастрюлю с водой, он включил конфорку на максимум. Налил воду в чайник и включил. Нашёл в стенном шкафу заварку, сахар и кружку с эмблемой ГРУ.
- «Это нам дарили на каком-то сборище», - подумал Юрий.
Он всё делал автоматически, словно у себя дома. Но это был не его дом. В его доме были жена и двое маленьких дочерей погодок. Юрий женился поздно. Сначала Афганистан, потом работа на правительство. И только после развала Союза и переходе на работу в милицию он ощутил покой и женился. Однако покой был временным. Началась первая чеченская война.
Но жена ему попалась стойкая. Как оказалось, она влюбилась в него ещё когда они учились в школе, а он об этом не знал. Жили они в детстве в одном доме вот и встретились в девяносто первом. Встретились и поженились. Юрий был младшим ребенком в семье. Два старших брата жили в Москве, поэтому квартира родителей, по умолчанию, досталась Юрию. В ней сейчас и жили его жена и дочери. А он теперь жил в этой квартире и в чужом теле.
Юрий заметил, что стоит у стола с ножом и перед ним на кухонной доске лежит кусок масла.
- «И на хрена? - подумал он. - Хлеба то нет».
Он открыл морозилку. Холодильник был громадный, трёхкамерный, японский, на сто десять вольт и подключался через трансформатор. В морозилке кроме какой-то кости с остатками мяса и пельменей, лежала замороженная булка хлеба.
- «Наша привычка», - подумал Юрий, вынимая полиэтиленовый пакет с хлебом. – «Жаль, микроволновки нет».
Что такое микроволновка Юрий даже не стал обдумывать. За последний месяц у него в голове столько раз всплывали воспоминания о приборах из будущего, что он уже с ними свыкся и перестал сильно сожалеть, что приборов ещё нет.
Вода в кастрюле уже была тёплой и он завязав полиэтилен, опустил хлеб в воду. Пока закипит вода, хлеб немного разморозится и с него можно будет срезать корочку. На бутерброды с маслом хватит. А пока... Юрий прошёл в зал и присел на диван. Раны ещё болели, правая рука находилась в гипсе.
Перед диваном стояла чёрная корейская тумба под телевизор со стеклянными дверками. На полках внутри стояли: видик, дек с усилителем и кассеты, на тумбе, большой японский телевизор «Шарп», пульт от которого валялся на диване. По обе стороны от тумбы располагались два шкафа: один для верхней одежды, другой для белья.
- «Одному достаточно», - подумал Юрий.
За месяц о уже переболел и перестрадал по поводу своей семьи и сейчас только вздохнул, а поначалу «кушать не мог». Да ещё голова лопалась от разнородной информации. Особо мучили совместные с Сергеем воспоминания, которые, как оказалось, оценивались двумя людьми по-разному.
Например, их разлад каждый воспринимал, как предательство другого. И Юрию пришлось потрудиться, чтобы преодолеть конфликт интересов у него, у Юрия, потому, что личности Сергея не существовало. Осталась только память. Память о будущем тоже была памятью Сергея и, естественно, была без его семьи.
Вернее, какие-то эпизоды в памяти проскальзывали, но только до определённого времени, где-то года до дветысячи десятого. Видимо Сергей помогал Юркиным детям, но потом Галина с девочками из его памяти исчезала. Как не рылся Юрий в будущих событиях, но своего семейства в мыслях Сергея не нашёл.
Порадовало одно, то, что жена второй раз замуж не вышла. И это успокаивало Юркину душу, но не радовало. Жили его девочки тяжело. Особенно в девяностые.
Юрий положил кейс на колени и раскрыл. Это был не чемодан, конечно, а кейс, но большой. В нём лежало двадцать две тысячи купюр номиналом по одной тысяче рублей. То есть всего двадцать два миллиона рублей.
Килограмм картофеля стоил около двух тысяч, килограмм крупы – пять тысяч, мясо – пятнадцать тысяч, рыба – десять-двенадцать. А зарплата полковника Мамаева вместе с надбавками составляла пятьдесят две тысячи.
Оставив две упаковки, он поднялся и вместе с чемоданчиком пошёл на кухню. Там он нажал и выдвинул одну угловую пластину кафеля в сторону коридора и нажал на другую плитку. Угол кухни, ранее представлявший собой вентиляционную шахту, отошёл в сторону и открылся сейф, где у Сергея хранилась зарегистрированная «сйга» и боеприпасы к ней, лежащие на полочках.
Полочек равномерно распределённых до самого потолка хватило, чтобы уложить оставшиеся деньги. Не собирался он эти деньги вкладывать в ГКО. Кто его знает, что теперь будет, после того, как он рассказал о дефолте. Поговорка про свинью рулит в этом мире, и дефолт может грянуть гораздо раньше. Ведь поделятся же «бизнес-партнёры» со своими друзьями, а те со своими. И пошло-поехало.
Полковник на прощание попросил никому не говорить про дефолт и успел сказать губернатору поговорку про знающую секреты свинью. А тот лишь усмехнулся и спросил, типа, «это кого ты сейчас свиньёй назвал?». Потом рассмеялся и, почему-то, похлопал Балу по плечу.
Полковник ещё успел сказать про равновесие, пока никто не вмешается, а потом, дескать, «хрен знает, что будет...»
- Не отмазывайся. Мы рассчитываем на тебя, Саид, - сказал губернатор и гости ушли.
Сергей уже закрытой двери сказал:
- Я - не Саид. Я - Абдула.
Закрыв сейф и засунув пачки в джинсы, полковник достал из закипевшей кастрюли пакет с хлебом, из морозилки пакет мороженных пельменей и засыпал их в кипяток.
Потом он налил в заварник кипятку и сыпанул туда же заварки, нарезал хлеб и наделал громадных бутербродов с маслом. Отцедив через ситечко слабо заваренного напитка, добавил в кружку сахар и пошёл в зал. Чай он мог пить до еды, во время еды и после еды.
Рано утром прозвенел телефонный звонок. На настенных часах, висевших над телевизором, стрелки показывали ровно шесть ноль-ноль – его стандартное время для побудки.
- Абдула? – спросила трубка голосом Серёгиного водителя.
- Сам ты – Ченгиз!
- Извините, я ошибся номером.
Это означало, что Сергей готов, а машина приедет через час. Если бы Сергей ответил: «Слушаю», значит стоило перезвонить через час, а если: «Вы охренели в такую рань звонить?!» - сам перезвонит, но машина должна быть на «товсь». Если же ответ: «Вы не туда попали», значит никто никуда сегодня не едет.
Сегодня Юрию надо было заехать на Острякова к «своим» и хотя бы одним глазком их увидеть. Он мечтал об этом больше месяца.
Когда Юрий делал зарядку, умывался, одевался, его слегка поколачивало. В дверь условно стукнули. Полковник глянул в специально устроенный в бетонной стене глазок. У двери стоял свой боец. Возле заранее вызванного и удерживаемого лифта стоял ещё один боец. На первом этаже встречали ещё двое на выходе. У подъезда двенадцатиэтажного дома на улице стоял один.
Там же стоял «Мицубиси Паджеро» девяностого года выпуска. Левее и правее стояли его близнецы. Машины сдвинулись. Левая подъехала ближе к средней, правая сдала назад. Вышедшая из подъезда группа людей, одетых в одинаковые джинсы и куртки с капюшонами, надвинутыми на глаза, расселись по машинам.
Ещё в квартире Сергей написал на трёх бумажках адрес и раздал старшим групп. Машины нырнули по Партизанскому проспекту и полковник умом Субботина старшего отметил, что развязки на пересечении проспекта с улицей Гоголя ещё нет. А ночью, как-то не обратил внимание. Наверное, потому, что почти не горели фонари.
Они быстро проехали кольцо «Инструментального завода» выехали на проспект Острякова. Тут в пятиэтажном доме жила семья Юрия. Машины свернули во двор и почти сразу он увидел знакомый микроавтобус, на котором перемещалась его дежурная группа. То есть, дежурная группа СОБРа.
- Собр, командир. Туда нельзя, - сказал Юра Мартковский.
- Вижу, Марат. Не слепой. Надеюсь все стволы официальные? – спросил полковник.
- Обижаешь, командир.
- Я спрашиваю, ты отвечаешь.
- Все.
- Иду один, - сказал Юрий и вылез из машины.
- Сейчас всех нас положат лицом в грязь.
- Отъедь за угол.
Полковник шёл к такой родной «Мазде Бонго» медленно и с некоторой опаской. Не доходя метров трёх полковник остановился. Его правая загипсованная рука торчала из прорезанной по правому боковому шву дыры в джинсовой рубашке. Рукав завернут вовнутрь.
Как только он остановился левая боковая дверь раскрылась из автобуса высыпала дежурная группа СОБРа.
- Стоять! На колени! Руки за голову! – крикнул самым первым выбравшийся Лёшик.
- Стою. На коленях. Правая рука в гипсе.
- О! Да это Абдула! – сказал, вылезший третьим из автобуса его бывший заместитель Максим Коротеев.
- «Он, то, что тут делает?», – удивился полковник. – «Дежурит, что ли?».
- Заждались мы тебя, красавчик, - сказал он и ударил Сергея ногой.
Если бы не короткий, но вовремя сделанный уклон назад, то полковник бы получил перелом рёбер или ещё того хуже – остановку сердца. Удар был направлен точно в грудину, а от такого удара умирают. Полковник завалился, якобы от удара, на спину. И заорал:
- Убивают!
- Ты чё, сука, орёшь? – зашипел Коротеев. – В машину его, быстро!
Двое бойцов подхватили его под руки и поволокли к машине. В глазах у полковника потемнело и он снова заорал:
- Рука, блять, сломана, черти! Максим, блять, что творишь!
- Я тебе дам сейчас Максима. Только в автобус затащим.
Полковник оттолкнулся обеими ногами от земли и кувыркнулся. Перед выпиской Юрий попросил, чтобы гипса не жалели и забинтовали бы его побольше. Так Верочка и сделала. Поэтому сейчас кувырок вперёд получился очень хорошо. Его левая рука была вывернута за спину, а левую сторону боец зафиксировать не успел, ибо не нашёл за что её обхватить. Через правое плечо Юрий и крутанулся.
Крутанулся, снова заорал и распластался на тротуаре ближе к подъезду. Из которого наконец-то вышла его жена и обе дочери. У полковника почему-то вдруг хлынули слёзы.
- Что здесь происходит, - испуганно вскрикнула женщина, кинувшись обратно в подъезд.
- Галя! – крикнул полковник. – Это я, Субботин Сергей.
Женщина оглянулась, закрывая спиной девочек.
- Серёжа?! – удивилась она. – Субботин?! Ты вернулся?!
Юрка вспомнил, что уже вот, как четыре года говорит жене, что Субботин мотается по горячим точкам.
Несколько раз они встречали его, но у Юрия всегда «не было времени» задержатся и дать им поговорить.
- Да, я пришёл... Соболезную!
Бойцы снова схватили Сергея и попытались поднять его за плечи, но он так выпрямил и напряг тело, что оно выпрямилось, как бревно.
- Что вы делаете, мальчики?! Максим! – крикнула. – Сейчас же отпустите!
Галина топнула ногой, обе девочки одновременно заплакали.
Бойцы бросили его и полковник прилично приложился об асфальт правой стороной лица. Полковник перевернулся на спину и махом правой ноги заставил тело принять вертикальное положение.
- Ой, у тебя кровь! Пошли в дом!
- Да, я не на долго! Не надо! – попытался отказаться Юрий.
Он боялся, что в квартире он разревётся и начнёт говорить правду, чем напугает Галину.
- Пошли! – приказала «жена». – А на вас, Максим, я пожалуюсь вашему начальству. И не надо меня больше охранять. Не нужны мы никому!