Золото в лазури - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
ОБРАЗЫ
ВЕЛИКАН
1
«Поздно уж, милая, поздно усни:это обман…Может быть, выпадут лучшие дни.Мы не увидим их… Поздно… усни…Это — обман».Ветер холодный призывно шумит,холодно нам…Кто-то, огромный, в тумане бежит…Тихо смеется. Рукою манит.Кто это там?Сел за рекою. Седой бородойнам закивали запахнулся в туман голубой.Ах, это, верно, был призрак ночной…Вот он пропал.Сонные волны бегут на реке.Месяц встает.Ветер холодный шумит в тростнике.Кто-то, бездомный, поет вдалеке,сонный поет.«Всё это бредни… Мы в поле одни.Влажный туманнас, как младенцев, укроет в тени…Поздно уж, милая, поздно. Усни.Это — обман…»Март 1901
Москва
2
Сергею Михайловичу Соловьеву
Бедные дети устали:сладко заснули.Сонные тополи в далигорько вздохнули,мучимы вечным обманом,скучным и бедным…Ветер занес их туманоммертвенно-бледным.Там великан одинокий,низко согнувшись,шествовал к цели далекой,в плащ запахнувшись.Как он, блуждая, смеялсяв эти минуты…Как его плащ развевался,ветром надутый.Тополи горько вздохнули…Абрис могучий,вдруг набежав, затянулибледные тучи.3
Средь туманного дня,созерцая минувшие грезы,близ речного ручьявеликан отдыхал у березы.Над печальной странойпротянулись ненастные тучи.Бесприютной главойон прижался к березе плакучей.Горевал исполин.На челе были складки кручины.Он кричал, что один,что он стар, что немые годинынадоели ему…Лишь заслышат громовые речи,—точно встретив чуму,все бегут и дрожат после встречи.Он — почтенный старик,а еще не видал теплой ласки.Ах, он только велик…Ах, он видит туманные сказки.Облака разнеслиэтот жалобный крик великана.Говорили вдали:«Это ветер шумит средь тумана».Проходили века.Разражались ненастные грозы.На щеках стариказаблистали алмазные слезы.4
Потянуло грозой.Горизонт затянулся.И над знойной странойего плащ растянулся.Полетели, клубясь,грозно вздутые скалы.Замелькал нам, искрясь,из-за тучи платок его алый.Вот плеснул из ведра,грозно ухнув на нас для потехи:«Затопить вас пора…А ужо всем влетит на орехи!»Вот нога его грузным столбомгде-то близко от нас опустилась,и потомвновь лазурь просветилась.«До свиданья! — кричал.—Мы увидимся летними днями…»В глубину побежал,нам махнув своей шляпой с полями.5
В час зари на небосклоне,скрывши лик хитоном белым,он стоит в своей коронезамком грозно-онемелым.Солнце сядет. Всё притихнет.Он пойдет на нас сердито.Ветром дунет, гневом вспыхнет,сетью проволок повитыйизумрудно-золотистых,фиолетово-пурпурных.И верхи дубов ветвистыхзашумят в движеньях бурных.Не успев нас сжечь огнями,оглушить громовым ревом,разорвется облакамив небе темно-бирюзовом.1902
НЕ СТРАШНО
Боль сердечных ран,и тоска растет.На полях — туманСкоро ночь сойдет.Ты уйдешь, а ябуду вновь один…И пройдет, грозя,меж лесных вершинвеликан седой:закачает лес,склон ночных небесзатенит бедой.Страшен мрак ночной,коли нет огня…Посиди со мной,не оставь меня!..Буйный ветер спит.Ночь летит на нас…Сквозь туман горитпара красных глаз —страшен мрак ночной,коли нет огня…Посиди со мной,не оставь меня!Мне не страшно, нет…Ты как сон… как луч…Брызжет ровный светиз далеких туч…Надо спать… Всё спит…Я во сне……Вон тамвеликан стоити кивает нам.Май 1900
Москва
ПОЕДИНОК
Посвящается Эллису
1
Из дали грозной Тор воинственныйгрохочет в тучах.Пронес огонь — огонь таинственныйна сизых кручах.Согбенный викинг встал над скатами,над темным бором,горел сияющими латамии спорил с Тором.Бродил по облачному городу,трубил тревогу.Вцепился в огненную бородуон Тору-богу.И ухнул Тор громовым молотом,по латам медным,обсыпав шлем пернатый золотомвоздушно-бледным:«Швырну расплавленные гири яс туманных башен…»Вот мчится в пламени валькирия.Ей бой не страшен.На бедрах острый меч нащупала.С протяжным крикомпомчалась с облачного купола,сияя ликом.2
Ослепший викинг встал над скалами,спаленный богом.Трубит печально над проваламизагнутым рогом.Сердитый Тор за белым глетчеромукрылся в туче.Леса пылают ясным вечеромна дальней круче.Извивы лапчатого пламени,танцуя, блещут:так клочья палевого знаменив лазури плещут.Октябрь 1903
Москва
БИТВА
В лазури проходит толпа исполинов на битву.Ужасен их облик, всклокоченный, каменно-белый.Сурово поют исполины седые молитву.Бросают по воздуху красно-пурпурные стрелы.Порою товарищ, всплеснув мировыми руками,бессильно шатается, дружеских ищет объятий:порою, закрывшись от стрел дымовыми плащами,над телом склоняются медленно гибнущих братий!..…………………………Дрожала в испуге земля от тяжелых ударов.Метались в лазури бород снегоблещущих клоки— и нет их. пронизанный тканью червонных пожаров,плывет многобашенный город, туманно-далекий.Июль 1903
Серебряный Колодезь
ПРИГВОЖДЕННЫЙ УЖАС
Давно я здесь в лесу — искатель счастья.В душе моей столетние печали.Я весь исполнен ужасом ненастья.На холм взошел, чтоб лучше видеть дали.Глядит с руин в пурпурном карлик вещийс худым лицом, обросшим белым мохом.Торчит изломом горб его зловещий.Сложив уста, он ветру вторит вздохом.Так горестно, так жалобно взывает:«Усни, мечтатель жалкий, — поздно, поздно»…Вампир пищит, как ласточка, шныряетвокруг него безжизненно и грозно.Ревут вершины в ликованье бурном.Погасли в тучах горние пожары.Горбун торчит во мгле пятном пурпурным.На горб к нему уселся филин старый…Молился я… И сердце билось, билось.С вампирным карлом бой казался труден…Был час четвертый Небо просветилось.И горизонт стал бледно-изумруден.Я заклинал, и верил я заклятью.Молил творца о счастии безбурном.Увидел вдруг — к высокому распятьюбыл пригвожден седой вампир в пурпурном.Я возопил восторженно и страстно:«Заря, заря!.. Вновь ужас обессилен!..»И мне внимал распятый безучастно.Вцепившись в крест, заплакал старый филин.1903
НА ГОРАХ
Горы в брачных венцах.Я в восторге и молод.У меня на торахочистительный холод.Вот ко мне на утеспритащился горбун седовласый.Мне в подарок принесиз подземных теплиц ананасы.Он в малиново-ярком плясал,прославляя лазурь.Бородою взметалвихрь метельно-серебряных бурь.Голосилнизким басом.В небеса запустилананасом.И, дугу описав,озаряя окрестность,ананас ниспадал, просияв,в неизвестность,золотую росуизлучая столбами червонца.Говорили внизу:«Это — диск пламезарного солнца…»Низвергались, звеня,омывали утесызолотые фонтаны огня —хрусталязаалевшего росы.Я в бокалы вина нацедили, подкравшися боком,горбуна окатилсветопенным потоком.1903
Москва
ВЕЧНОСТЬ
Шумит, шумит знакомым перезвономдалекий зов, из Вечности возникший.Безмирнобледная, увитая хитономвоздушночерным, с головой поникшейи с урной на плечах, глухим порывомона скользит бесстрашно над обрывом.Поток вспененный мчитсясеребряной каймой.И ей все то же снитсянад бездной роковой.Провалы, кручи, гротынедвижимы, как сон.Суровые пролетытоскующих времен.Все ближе голос Вечности сердитой…Оцепенев, с улыбкою безбурной,с душой больной над жизнию разбитой —над старой, опрокинутою урной —она стоит у пропасти туманнойвиденьем черным, сказкою обманной.1902
МАГ
В. Я. Брюсову
Я в свите временных потоков,мой черный плащ мятежно рвущих.Зову людей, ищу пророков,о тайне неба вопиющих.Иду вперед я быстрым шагом,И вот — утес, и вы стоитев венце из звезд упорным магом,с улыбкой вещею глядите.У ног веков нестройный рокот,катясь, бунтует в вечном сне.И голос ваш — орлиный клекот —растет в холодной вышине.В венце огня над царством скуки,над временем вознесены —застывший маг, сложивший руки,пророк безвременной весны.1903
КЕНТАВР
Посвящается В.В. Владимирову
Был страшен и холоден сумрак ночной,когда тебя встретил я, брат дорогой.В отчаянье грозном я розы срывали в чаще сосновой призывно кричал:«О где ты, кентавр, мой исчезнувший брат —с тобой, лишь с тобою я встретиться рад!..Напрасен призыв одичалой души:Ведь ты не придешь из сосновой глуши».И тени сгустились… И тени прошли…Блеснуло кровавое пламя вдали…Со светочем кто-то на слезы бежал,копытами землю сырую взрывал.Лукаво подмигивал. Взором блеснули длинные руки ко мне протянул:«Здорово, товарищ… Я слышал твой зов…К тебе я примчался из бездны веков».Страданье былое, как сон, пронеслось.Над лесом огнистое солнце зажглось.Меж старых камней засиял ручеек.Из красной гвоздики надел я венок.Веселый кентавр средь лазурного днядождем незабудок осыпал меня.Весь день старый в золоте солнца играл,зеленые ветви рукой раздвигал,а ночью туманной простился со мнойи с факелом красным ушел в мир иной.Я счастья не мог позабыть своего:всё слышал раскатистый хохот его.Июль 1901
Серебряный Колодезь
ИГРЫ КЕНТАВРОВ
Кентавр бородатый,мохнатыйи голыйна стражеу леса стоит.С дубиной тяжелойот зависти вражьейжену и детей сторожит.В пещере кентавриха кормит ребенкапьянящимсвоим молоком.Шутливо трубят молодые кентавры над звонкошумящимручьем.Вскочивши один на другого,копытами стиснувши спину,кусают друг друга, заржав.Согретые жаром тепла золотого,другие глядят на картину,а третьи валяются, ноги задрав.Тревожно зафыркал старик, дубиной корнистойвзмахнув.В лес пасмурно-мглистыйумчался, хвостом поседевшим вильнув.И вмиг присмирели кентавры, оставив затеи,и скопом,испуганно вытянув шеи,к пещере помчались галопом.1903
БИТВА КЕНТАВРОВ
Холодная буря шумит.Проносится ревом победным.Зарница беззвучно дрожитмерцаньем серебряно-бледным.И вижу — в молчанье немомсквозь зелень лепечущих лавровна выступе мшистом, крутомнемой поединок кентавров.Один у обрыва упал,в крови весь, на грунте изрытом.Над ним победитель заржали бьет его мощным копытом.Не внемлет упорной мольбе,горит весь огнем неприязни.Сраженный, покорный судьбе,зажмурил глаза и ждет казни.Сам вызвал врага и не могосилить стремительный приступ.Под ними вспененный потокшумит, разбиваясь о выступ…Воздушно-серебряный блескпотух. Все во мраке пропало.Я слышал лишь крики да всплеск,как будто что в воду упало.……………….Холодная буря шумит.Проносится ревом победным.И снова зарница дрожитмерцаньем серебряно-бледным.Смотрю — колыхается лавр…За ним удаленным контуромнад пенною бездной кентаврстоит изваянием хмурым.Под ним серебрится река.Он взором блистает орлиным.Он хлещет крутые бокаи спину хвостом лошадиным.Он сбросил врага, и в потокбессильное тело слетело.И враг больше выплыть не мог,и пена реки заалела.Он поднял обломок скалы,Чтоб кинуть в седую пучину.…………………..И нет ничего среди мглы,объявшей немую картину.Кругом только капли стучат.Вздыхаешь об утре лазурном.И слышишь, как лавры шумятв веселье неслыханно бурном.Апрель 1902
Москва
ПЕСНЬ КЕНТАВРА
Над речкой кентавр полусонный поет.Мечтательным взором кого-то зовет.На таре играет И струны звенят.В безумных глазах будто искры горят.В морщинах чела притаилась гроза.На бледных щеках застывает слеза.Вдали — точно Вечность. Все то же вдали.Туманы синеют Леса залегли.Уснет и проснется порыв буревой,и кто-то заблещет, бездонно-немой.Над речкой кентавр полусонный стоит.В тревоге главу опустил и молчит.Мечтатель со дна приподнялся реки,раздвинув дрожащей рукой тростники.И шепчет чуть слышно: «Я понял тебя…Тоскую, как ты, я Тоскую, любя…Безумно люблю и зову, но кого?Не вижу, как ты, пред собой никого.Учитель, учитель, мы оба в тоске —бездомные волны на шумной реке…Как ты, одинок я Ты робок, как я.Учитель, учитель! Я понял тебя»…Уснул и проснулся порыв буревой.В волнах захлебнулся мечтатель речной.Кентавр — хоть бы слово: в затишье гроза.На бледных щеках застывает слеза.Над речкой кентавр возмущенный зовет.Уставшую землю копытами бьет.Он вытянул шею. Он лиру разбил.Он руки в безумстве своем заломил.И крик его — дикое ржанье коня.И взор его — бездна тоски и огня.В волнах набегающих машет рукойДвойник, опрокинутый вниз головой.1902
УТРО
1
Грядой пурпурнойпроходят облачка все той же сменой.В них дышит пламень.Отхлынет прочь волна, разбившись бурнойшипучей пенойо камень.Из чащи вышедший погреться, фавн лесной,смешнойи бородатый,копытом бьетна валунеПоетв волынку гимн весне,наморщив лоб рогатый.У ног его вздохнетволна и моетсяОн вдаль бросает взгляды.То плечи, то рука играющей наядымеж волн блеснети скроется…2
В небе туча горит янтарем.Мглой курится.На туманном утесе забила крыломбелоснежная птица.Водяная поет.Волоса распускает.Скоро солнце взойдет,и она, будто сказка, растает.И невольно грустит.И в алмазах ресницы.Кто-то, милый, кричит.Это голос восторженной птицы.Над морскими сапфирами рыбьим хвостомстарец старый трясет, грозовой и сердитый.Скоро весь он рассеется призрачным сном,желто-розовой пеной покрытый.Солнце тучу перстомогнезарным пронзило.И опять серебристым крыломэта птица забила.1902
Москва
ПИР
Поставил вина изумрудного кубки.Накрыл я приборы Мои стол разукрашен.Табачный угар из гигантовой трубкина небе застыл в виде облачных башен.Я чую поблизости поступь гиганта.К себе всех зову я с весельем и злостью.На пир пригласил горбуна-музыканта.Он бьет в барабан пожелтевшею костью.На мшистой лужайке танцуют скелетыв могильных покровах неистовый танец.Деревья листвой золотою одеты.Меж листьев блистает закатный багрянец.Пахучей гвоздикой мой стол разукрашен.Закат догорел среди облачных башен.Сгущается мрак… Не сидеть нам во мгле ведь?Поставил на стол я светильников девять.Пришел, нацепив ярко-огненный бант,мастито присев на какой-то обрубок,от бремени лет полысевший гиганти тянет вина изумрудного кубок.1902
Москва
СТАРИННЫЙ ДРУГ
Посвящается Э.К. Метнеру
1
Старинный друг, к тебе я возвращался,весь поседев от вековых скитаний.Ты шел ко мне В твоей простертой дланипунцовый свет испуганно качался.Ты говорил: «А если гном могильныйиз мрака лет нас разлучить вернется?»А я в ответ «Суровый и бессильный,уснул на веки Больше не проснется»…К тебе я вновь вернулся после битвы.Ты нежно снял с меня мой шлем двурогий.Ты пел слова божественной молитвы.Ты вел меня торжественно в чертоги.Надев одежды пышно-золотые,мы, старики, от счастья цепенели.Вперив друг в друга очи голубые,у очага за чашами сидели.Холодный ветер раздувал мятежнопунцовый жар и шелковое пламя.Спокойно грелись… Затрепался нежноодежды край, как золотое знамя.Вдруг видим — лошади в уборе жалкомк чертогу тащат два железных гроба.Воскресший гном кричит за катафалком:«Уйдете вы в свои могилы оба»…В очах сверкнул огонь смертельной муки.Коротко было расставанье наше.Мы осуши та праздничные чаши.Мы побрели в гроба, сложивши руки.2
Янтарный луч озолотил пещеры…Я узнаю тебя, мой друг старинный!Пусть между нами ряд столетий длинный,в моей душе так много детской веры.Из тьмы идешь, смеясь «Опять свобода,опять весна, и та лее радость снится»Суровый гном, весь в огненном, у входав бессильной злобе на тебя косится.Вот мы стоим, друг другу улыбаясь…Мы смущены все тем же тихом зовом.С тревожным визгом ласточки, купаясь,в эфире тонут бледно-бирюзовом.О, этот крик из бездн, всегда родимый.О друг, молчи, не говори со мною!..Я вспомнил вновь завет ненарушимый,волной омыт воздушно-голубою…Вскочил, ногой стуча о крышку гроба,кровавый карлик с мертвенным лицом:«Все улетит. Все пронесется сном…Вернетесь вы в свои могилы оба!»И я очнулся… Старые мечтанья!..Бесцелен сон о пробужденье новом.Бесцельно жду какого-то свиданья.Касатки тонут в небе бирюзовом.3
Над гробом стоя, тосковал бездонно.Пещера той же пастью мне зияла.К провальной бездне мчащийся исконно,поток столетий Вечность прогоняла.Могильный гном, согнувшийся у входа,оцепенев, дремал в смертельной скуке.«О где ты, где, старинная свобода!»Я зарыдал, крича, ломая руки,порывом диким, трепетно-бескрылым,с тупым отчаяньем безвинной жертвы.И пронеслось шептаньем грустно-милым:«Пройдут века, и ты восстанешь, мертвый…В гробах сквозь сон услышите вы обасигнальный рот, в лазури прогремевший.Старинный друг придет к тебе из гроба,подняв на солнце лик запламеневший».Текла лазурь Поток столетий шаткийв провалах темных Вечность прогоняла.Дремавший гном уткнулся в покрывало.Рвались по ветру огненные складки.И я молчал, так радостно задетыйкрылами черных, шелковых касаток.Горели славой меркнущие светы.Горел щита червонного остаток.4
Старела Вечность Исполнялись сроки.И тихо русла смерти иссякали.Лазурные, бессмертные потокижелезные гробницы омывали.Воздушность мчалась тканью вечно-пьяной.Иисус Христос безвременной свечоюстоял один в своей одежде льняной,обвитый золотистою парчою.Чисто столетий в безднах роковоебесследным вихрем в Вечность пролетело.Его лицо янтарно-восковоев лазурно-ясном счастье цепенело.Две ласточки с любовным трепетаньемуселися к Спасителю на плечи.И он сказал «Летите с щебетаньемв страну гробов — весенние предтечи»…На тверди распластался, плача слезно,пятном кровавым гном затрепетавший.Христу вручил он смерти ключ железный,услышав рог, в лазури прозвучавший.5
Лежал в гробу, одетый в саван белый,Гроб распахнулся Завизжала скоба.Мне улыбался грустно-онемелый,старинный друг, склонившийся у гроба.Друг другу мы блаженно руки жали.Мой друг молчал, бессмертьем осиянный.Две лacтoчки нам в уши завизжалии унеслись в эфир благоуханный.Перекрестись, отправились мы обасквозь этот мир на праздник воскресенья.И восставали мертвые из гроба.И раздавалось радостное пенье.Сияло небо золотой парчою.Воздушность мчалась тканью вечно-пьяной.Иисус Христос безвременной свечоюстоял вдали в одежде снежно-льняной.1903
ВОЗВРАТ
Посвящается А.С. Петровскому
1
Я вознесен, судьбе своей покорный.Над головой полет столетий быстрый.Привольно мне в моей пещере горной.Лазурь, темнея, рассыпает искры.Мои друзья упали с выси звездной.Забыв меня, они живут в низинах.Кровавый факел я зажег над бездной.Звездою дальней блещет на вершинах.Я позову теперь к вершинам брата.Пусть зазвучат им дальние намеки.Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата.И гном трубит, надув худые щеки.Вином волшебств мы встретим их, как маги.Как сон, мелькнет поток столетий быстрый.Подай им кубки пенно-пирной влаги,в которой блещут золотые искры.Колпак слетел, но гном трубит — ученый.В провал слетели камни под ногою.Трубою машет Плащ его зеленыйнад бездною полощется седою.Шепну тебе из стран обетованныхв долину скорби суждено уйти им…Цветами, гном, осыпь гостей желанных,зеленый плащ под ноги расстели им.2
На пир бежит с низин толпа народу.Стоит над миром солнца шар янтарный.Таинственно протянутый к восходу,на высях блещет жезл мой светозарный.Подножье пира — льдистая вершина.Пылает скатерть золотом червонца.В сосудах ценных мировые вина:вот тут — лазурь, а там — напиток солнца.Одетый в плащ зари вечерне-темныйи в туфли изумрудные обутый,идет мой гном, приветливый и скромный,над головой держа свой рот загнутый.Он жемчуга дарит, как поцелуи,то здесь, то там тяжелый рог нагнувши,журчащие, ласкающие струимежду собой и гостем протянувши.Меж них хожу в небесно-бледной тоге.То здесь, то там мелькает жезл волшебный.«Друзья, пируйте — будете как боги»,то там, то здесь твержу: «Мой стол — целебный.До ночи мы пробудем на высотах.А ночью, взяв пунцовые лампады,отправимся в таинственные гроты,где выход нам завесят водопады».Венчая пир, с улыбкой роковоювкруг излучая трепет светозарный,мой верный гном несет над головоюна круглом блюде солнца шар янтарный.3
В очах блеснул огонь звериной страсти.С налитыми, кровавыми челамиразорванные солнечные частисосут дрожаще-жадными губами.Иной, окончив солнечное блюдо,за лишний кус ведет глумливо торги.На льду огнисто-блещущею грудойотражена картина диких оргий.Я застил свет во гневе. Тенью длиннойлегла на них моей одежды лопасть.Над головою Вечностью старинной,бездонно-темной, разверзалась пропасть.Безмолвно ждал я алчущего брата,в толпе зверей ища высот намеки…Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата!..И гном трубит, надув худые щеки.Идите прочь!.. И ужасом безумнымобъятые, спускаются в провалы.Сорвавши плащ, в негодованье шумноммой верный гном им вслед бросает скалы.Лазурь, темнея, рассыпает искры…Ряд льдистых круч блестит грядой узорной.Я вновь один в своей пещере горной.Над головой полет столетий быстрый.1903
УЖ ЭТОТ СОН МНЕ СНИЛСЯ
Посвящается А.П. Печковскому
На бледно-белый мрамор мы склонилисьи отдыхали после долгой бури.Обрывки туч косматых проносились.Сияли пьяные куски лазури.В заливе волны жемчугом разбились.Ты грезила. Прохладой отдувалосквозное золото волос душистых.В волнах далеких солнце утопало.В слезах вечерних, бледно-золотистых,твое лицо искрилось и сияло.Мы плакали от радости с тобою,к несбыточному счастию проснувшись.Среди лазури огненной бедоюопять к нам шел скелет, блестя косою,в малиновую тогу запахнувшись.Опять пришел он. Над тобой склонился.Опять схватил тебя рукой костлявой.Тут ряд годов передо мной открылся…Я закричал: «Уж этот сон мне снился!..»Скелет веселый мне кивнул лукаво.И ты опять пошла за ним в молчанье.За холм скрываясь, на меня взглянула,сказав: «Прощай, до нового свиданья»…И лишь коса в звенящем трепетаньеиз-за холма, как молния, блеснула.У ног моих вал жемчугом разбился.Сияло море пьяное лазури.Туманный клок в лазури проносился.На бледно-белый мрамор я склонилсяи горевал, прося грозы и бури.Да, этот сон когда-то мне уж снился.1902
ПРЕДАНЬЕ
Посвящается С.А. Соколову
1
Он был пророк.Она — сибилла в храме.Любовь их, как цветок,горела розами в закатном фимиаме.Под дугами его бровейсияли взглядыпламенно-святые.Струились завитки кудрей —вина каскадыпенно-золотые.Как облачко, закрывшее лазурь,с пролетами лазурии с пепельной каймой —предтеча бурь —ее лицо, застывшее без бури,волос омытое волной.Сквозь грозыи напастистремились, и была в чертах печальныхнега.Из багряницы роз многострадальныхстраститворили розыснега.К потокам Стикса приближались.Их ветер нежил, белыми шелкамивея,—розовые зори просветлялисьжемчугами —умирали, ласково бледнея.2
На башнях дальних облаковложились мягко аметисты.У каменистых береговчелнок качался золотистый.Диск солнца грузно ниспадал,меж тем как плакала сибилла.Средь изумрудов мягко стлалстолбы червонные берилла.Он ей сказал: «Любовью смертьи смертью страсти победивший,я уплыву, и вновь на твердьсойду, как бог, свой лик явивший».Сибилла грустно замерла,откинув пепельный свой локон.И ей надел поверх челаиз бледных ландышей венок он.Но что их грусть перед судьбой!Подул зефир, надулся парус,помчался челн и за собойрассыпал огневой стеклярус.3
Тянулись дни. Он плыл и плыл.От берегов далеких Стикса,всплывая тихо, месяц стылобломком матовым оникса.Чертя причудливый узор,лазурью нежною сквозилистрекозы бледные. И взорхрустальным кружевом повили.Вспенял крылатый, легкий челнводоворот фонтанно-белый.То здесь, то там средь ясных волнкачался лебедь онемелый.И пряди длинные кудрей,и бледно-пепельные складкиего плаща среди зыбейкрутил в пространствах ветер шаткий.4
И била временем волна.Прошли года. Под сенью храмаона состарилась однав столбах лазурных фимиама.Порой, украсивши главувенком из трав благоуханных,народ к иному божествузвала в глаголах несказанных.В закатный час, покинув храм,навстречу богу шли сибиллы.По беломраморным щекамструились крупные бериллы.И было небо вновь пьяноулыбкой брачною закатов.И рдело золотом онои темным пурпуром гранатов.5
Забыт теперь, разрушен храм,И у дорической колонны,струя священный фимиам,блестит росой шиповник сонный.Забыт алтарь. И заплетенуж виноградом дикий мрамор.И вот навеки иссеченстаринный лозунг «Sanctus amor».И то, что было, не прошло…Я там стоял оцепенелый.Глядясь в дрожащее стекло,качался лебедь сонный, белый.И солнца диск почил в огнях.Плясали бешено на влаге,—на хризолитовых струяхмолниеносные зигзаги.«Вернись, наш бог», — молился я,и вдалеке белелся парус.И кто-то, грустный, у рулярассыпал огненный стеклярус.Ноябрь 1903
Москва
ГНОМ
1
Вихрь северный злился,а гном запоздалыйв лесу приютился,надвинув колпак ярко-алый.Роптал он: «За что же,убитый ненастьем,о Боже,умру — не помянут участьем!»Чредою тягучейгода протекали.Морщинились тучи.И ливни хлестали.Всё ждал, не повеет ли счастьем.Склонился усталый.Качался с участьемколпак ярко-алый.2
Не слышно зловещего грома.Ненастье прошло — пролетело.Лицо постаревшего гномав слезах заревых огневело.Сказал он «Довольно, довольно…»В лучах борода серебрилась.Сказал — засмеялся невольно,улыбкой лицо просветилось.И вот вдоль заросшей дорогиНеслась песнь старинного гнома:«Несите меня, мои ноги,домой, заждались меня дома».Так пел он, смеясь сам с собою.Лист вспыхнул сияньем червонца.Блеснуло прощальной каймоюзеркальное золото солнца.1902
СЕРЕНАДА
Посвящается П.Н. Батюшкову
Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась…Бирюза, бирюзазаливает окрестность…Дорогая,луна — заревая слеза —где-то там в неизвестностьскатилась.Беспечальных седых жемчуговпоцелуй, о пойми ты!..Меж кустов, и лугов, и цветовструйзеркальных узоры разлиты…Не тоскуй,грусть уйми ты!Дорогая,о пустьстая белых, немых лебедеймеж росистых ветвейна струях серебристых застыла —одинокая грусть нас туманом покрылаОт тоски в жажде снов нежно крыльями плещут.Меж цветов светляки изумрудами блещут.Очерк белых грудейна струях точно льдина.это семь лебедей,это семь лебедей Лоэнгрина —лебедейЛоэнгрина.Март 1904
Москва
ОДИНОЧЕСТВО
Сирый убогий в пустыне бреду.Все себе кров не найду.Плачу о дне.Плачу… Так страшно, так холодно мне.Годы проходят. Приют не найду.Сирый иду.Вот и кладбище… В железном гробучью-то я слышу мольбу.Мимо иду…Стонут деревья в холодном бреду…Губы бескровные шепчут мольбу…Стонут в гробу.Жизнь отлетела от бедной земли.Темные тучи прошли.Ветер ночнойрвет мои кудри рукой ледяной.Старые образы встали вдали.В Вечность ушли.Апрель 1900
Москва
УТЕШЕНИЕ
Скрипит под санями сверкающий снег.Как внятен собак замирающий бег…Как льдины на море, сияя, трещат…На льдинах, как тени, медведи сидят…Хандру и унынье, товарищ, забудь!..Полярное пламя не даст нам уснуть…Вспомянем, вспомянем былую весну…Прислушайся — скальды поют старину…Их голос воинственный дик и суров…Их шлемы пернатые там, меж снегов,зажженные светом ночи ледяной…Бесследно уходят на север родной.1901
ЖИЗНЬ
Посвящается Г.К. Балтрушайтису
1
Сияя перстами, заря рассветаланад морем, как ясный рубин.Крылатая шхуна вдали утопала.Мелькали зубцы белых льдин.Душа молодая просила обмана.Слеза нам туманила взор.Бесстрашно отчалил средь хлопьев туманаот берега с песней помор.Мы сдвинули чащи, наполнив до краюдушистым, янтарным вином.Мы плакали молча, о чем, я не знаю.Нам весело было вдвоем.2
Года проходили… Угрозой седоюполярная ночь шла на нас.Мы тихо прощались с холодной зареюв вечерний, тоскующий час.Крылатая шхуна в туман утопала,качаясь меж водных равнин.Знакомым пятном равнодушно сияластена наплывающих льдин…Старушка, ты робко на друга взглянула,—согбенный, я был пред тобой.Ты, прошлое вспомнив, тихонько вздохнула,поникла седой головой.3
Я глухо промолвил: «Наполним же чаши…Пусть сердце забьется опять…Не мы, так другие, так правнуки нашизарю будут с песней встречать…Пускай же охватит нас тьмы бесконечность —сжимается сердце твое?Не бойся: засветит суровая Вечностьполярное пламя свое!..»Знакомую песню вдали затянули.Снежинки мелькали кругом.Друг другу в глаза мы с улыбкой взглянули…Наполнили чашу вином.Июль 1901
Серебряный Колодезь
ТОСКА
Вот на струны больные, скользнувши, упала слеза.Душу грусть oбyялa.Все в тоске отзвучало.И темны небеса.О Всевышний, мне грезы, мне сладость забвенья подай.Безнадежны моленья.Похоронное пеньенаполняет наш край.Кто-то Грустный мне шепчет, чуть слышно вздыхая «Покой»…Свищет ветер, рыдая…И пою, умирая,от тоски сам не свой…1903
ОДИН
Посвящается Сергею Львовичу Кобылинскому
Окна запотели.На дворе луна.И стоишь без целиу окна.Ветер Никнет, споря,ряд седых берез.Много было горя…Много слез…И встает невольноскучный ряд годин.Сердцу больно, больно…Я один.Декабрь 1900
Москва
ОСЕНЬ
Пролетела весна.Лес багрянцем шумит.Огневая лунаиз тумана глядит.Или вспомнила вновьты весенние дни,молодую любовь,заревые огни?Пролетела весна —вечно горький обман…Побледнела луна.Серебрится туман.Отвернулась… Глядишьс бесконечной тоской,как над быстрой рекойпокачнулся камыш.1901
Москва
ГРЕЗЫ
Кто ходит, кто бродит за прудом в тени?..Седые туманы вздыхают.Цветы, вспоминая минувшие дни,холодные слезы роняют.О сердце больное, забудься, усни…Над прудом туманы вздыхают.Кто ходит, кто бродит на той сторонеза тихой, зеркальной равниной?..Кто плачет так горько при бледной луне,кто руки ломает с кручиной?Нет, нет… Ветерок пробежал в полусне…Нет… Стелится пар над трясиной…О сердце больное, забудься, усни…Там нет никого… Это — грезы…Цветы, вспоминая минувшие дни,роняют холодные слезы…И только в свинцовых туманах они —грядущие, темные грозы…Январь 1899
Москва
СЕВЕРНЫЙ МАРШ
Ты горем убит,измучен страданьем —Медведица в небе горитбесстрастным сияньем.Вся жизнь — лишь обман,а в жизни мы гости…Метель набросает курганна старые кости.Снеговый шатерпротянется скучно…На небе огнистый костерзаблещет беззвучно.Алмазом сверкнетпокров твой морозный.Медведь над могилой пройдетпоходкою грозной.Тоскующий войв сугробах утонет.Под льдистой, холодной бронейвдруг кто-то застонет.Июль 1901
Серебряный Колодезь
КЛАДБИЩЕ
Осенне-серый меркнет день.Вуалью синей сходит тень.Среди могил, где все — обман,вздыхая, стелится туман.Береза желтый лист стряхнет.В часовне огонек блеснет.Часовня заперта. С тоскойтам ходит житель гробовой.И в стекла красные глядит,и в стекла красные стучит.Умерший друг, сойди ко мне:мы помечтаем при луне,пока не станет холоднакроваво-красная луна.В часовне житель гробовойк стеклу прижался головой…Кроваво-красная лунауже печальна и бледна…Ноябрь 1898
Москва