Иерусалимские гарики - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Второй иерусалимский дневник

1

Россия для души и для ума -как первая любовь и как тюрьмаМы благо миру сделали великое,недаром мы душевные калеки,мы будущее, черное и дикое,отжили за других в двадцатом веке.Остался жив и цел, в уме и силе,и прежние не сломлены замашки,а был рожден в сорочке, что в Россиивсегда вело к смирительной рубашке.Мы жили там, не пряча взгляда,а в наши души и артериисочился тонкий яд распадагниющей заживо империи.Россия, наши судьбы гнусно скомкав,еще нас обрекла навернякана пристальность безжалостных потомков,брезгливый интерес издалека.Где взрывчато, гнусно и ржаво,там чувства и мысли острее,чем гуще прогнила держава,тем чище к ней слабость в еврее.Как бы ни были духом богаты,но с ошмётками русского тестамы заметны везде, как цитатыиз большого безумного текста.Пока мы кричали и спорили,ключи подбирая к секрету,трагедия русской историилегко перешла в оперетту.Темна российская заря,и смутный страх меня тревожит:Россия в поисках царясебе найти еврея может.Мы обучились в той странеотменно благостной наукеценить в порвавшейся струнееё неизданные звуки.В душе у всех теперь надрыв:без капли жалости эпохавсех обокрала, вдруг открыв,что где нас нет, там тоже плохо.Бессилен плач и пуст молебенв эпоху длительной беды,зато стократ сильней целебендух чуши и белиберды.В чертах российских поколенийчужой заметен след злодейский:в национальный русский генийзакрался гнусный ген еврейский.Забавно, как тихо и вкрадчивоиз воздуха, быта, искусства –проникла в наш дух азиатчинатяжелого стадного чувства.Мне чудится порой: посланцы Божьи,в безвылазной грязи изнемогая,в российском захолустном бездорожьикричат во тьму, что весть у них благая.Российская судьба своеобразна,в ней жизненная всякая играпронизана миазмами маразмачего-нибудь, протухшего вчера.Не зря мы гнили врозь и вместе,ведь мы и вырастили всех,дарящих нам теперь по честисвоё презрение и смех.Воздух вековечных русских споровпахнет исторической тоской:душно от несчётных прокуроров,мыслящих на фене воровской.Увы, приметы и уликироссийской жизни возрождённой –раскаты, рокоты и рыкинародной воли пробуждённой.Если вернутся временавсех наций братского объятья,то как ушедшая жена –забрать оставшиеся платья.Среди совсем чужих равнинтеперь матрёшкой и винтовкойторгует гордый славянинс еврейской прытью и сноровкой.Прохвосты, проходимцы и пройдохи,и прочие, кто духом ядовит,в гармонии с дыханием эпохилегко меняют запахи и вид.В России после пробужденияопять тоска туманит лица:все снова ищут убеждения,чтобы опять закабалиться.Сквозь общие радость и смех,под музыку, песни и танцыдерьмо поднимается вверхи туго смыкается в панцирь.Секретари и председатели,директора и заместители –их как ни шли к ебене матери,они и там руководители.В той российской, нами прожитой неволе,меж руин её, развалин и обломков –много крови, много грязи, много боли –много смысла для забывчивых потомков.Слепец бежит во мраке,и дух его парит,неся незрячим факел,который не горит.Нас рабство меняло за долгие годы –мы гнулись, ломались, устали...Свободны не те, кто дожил до свободы,а те, кто свободными стали.Послушные пословицам России,живя под неусыпным их надзором,мы сора из избы не выносили,а тихо отравлялись этим сором.Часы истории – рывкамии глазу смертному невнятноидут, но трогая руками,мы стрелки двигаем обратно.Стал русский дух из-за жестокихрежимов, нагло самовластных –родильным домом дум высокихи свалкой этих дум несчастных.Я мало, в сущности, знакомс душевным чувством, что свободен:кто прожил век под колпаком,тем купол неба чужероден.От марша, от песни, от гимна –всегда со стыдом и несмеловдруг чувствуешь очень интимно,что время всех нас поимело.Я свободен от общества не был,и в итоге прожитого веканету места в душе моей, где быне ступала нога человека.Уже до правнуков наврядсумеет дух наш просочиться,где сок и желчь, где мёд и яд,и смысла пряная горчица.Играть в хоккей бежит слепой,покрылась вишнями сосна,поплыл карась на водопой,Россия вспряла ото сна.Ровеснику тяжко живётся сейчас,хотя и отрадно, что дожил,но время неслышно ушло из-под наско всем, кто намного моложе.Сами видя в себе инородцев,поперечных российской судьбе,очень много душевных колодцевотравили мы сами себе.Всегда из мути, мглы и мареваневыносимо чёрных днейохотно мы спешим на заревоболотных призрачных огней.Российской бурной жизни непонятностьнельзя считать ни крахом, ни концом,я вижу в ней возможность, вероятность,стихию с человеческим яйцом.Россия обретёт былую стать,которую по книгам мы любили,когда в ней станут люди вырастатьтакие же, как те, кого убили.Я, в сущности, всю жизнь писал о том, какмы ткали даже в рабстве нашу нить;достанет ли таланта у потомкадушой, а не умом нас оценить?В России ни одной не сыщешь нации,избегнувшей нашествия зверей,рождённых от безумной радиации,текущей из несчётных лагерей.Бурлит людьми река Исхода,уносит ветви от корней,и молча ждет пловца свободаи сорок лет дороги к ней.Еврей весьма уютно жил в России,но ей была вредна его полезность;тогда его оттуда попросили,и тут же вся империя разлезлась.Мы ушли, мы в ином окаянствеищем радости зренья и слуха,только смех наш остался в пространствефлегматичного русского духа.Мой жизненный опыт – вчерашен,он рабской, тюремной породы,поэтому так ошарашеня видом иной несвободы.Я скучаю по тухло-застойнойпошлой жизни и подлой морали,где тоскуя о жизни достойной,мы душой и умом воспаряли.Я уезжал, с судьбой не споря,но в благодетельной разлукекак раковина – рокот моря,храню я русской речи звуки.Я пишу тебе письмо со свободы,всё вокруг нам непонятно и дивно,всюду много то машин, то природы,а в сортирах чисто так, что противно.Навеки в нас российская простуда;живём хотя теплично и рассеянно,но все, что за душой у нас – оттуданадышано, привито и навеяно.Чисто русский, увы, человек –по душе, по тоске, по уму,я по-русски устроил свой веки тюрьму поменял на суму.От моей еврейской головыприбыль не объявится в деньгах,слишком я наелся трын-травына полянах русских и лугах.Боюсь с людьми сходиться ближе,когда насквозь видна их суть:у тех, кто жил в вонючей жиже,всегда найдётся что плеснуть.Один еврей другого не мудрей,но разный в них запал и динамит,еврей в России больше, чем еврей,поскольку он еще антисемит.Игра словами в рифму – эстафета,где чувствуешь партнёра по руке:то ласточка вдруг выпорхнет от Фета,то Блок завьётся снегом по строке.И родом я чистый еврей, и лицом,а дух мой (укрыть его некуда) –останется русским, и дело с концом(хотя и обрезанным некогда).Люблю Россию: ширь полей,повсюду вождь на пьедестале...Я меньше стал скучать по ней,когда оттуда ездить стали.Мечтал я тихой жизнью празднойпожить последние года,но вал российской пены грязнойза мной вослед хлестнул сюда.До боли всё мне близко на Руси,знакомо, ощутимо и понятно,но Боже сохрани и упасименя от возвращения обратно.

2

Храпит и яростно дрожитказацкий конь при слове "жид"В евреях легко разобраться,отринув пустые названия,поскольку евреи – не нация,а форма существования.Давным давно с умом и пыломпевец на лире пробренчал:любовь и голод правят миром;а про евреев – умолчал.Развеяв нас по всем дорогам,Бог дал нам ум, характер, пыл;еврей, конечно, избран Богом,но для чего – Творец забыл.Везде цветя на все ладыи зрея даже в лютой стуже,евреи – странные плоды:они сочней, где климат хуже.Я прекрасно сплю и вкусно ем,но в мозгу – цепочка фонарей;если у еврея нет проблем –значит, он не полностью еврей.Я подлинный продукт еврейской нации:душа моя в союзе с диким нравомиспользует при каждой ситуациимоё святое право быть неправым.Пучина житейского моряи стонов и криков полна,а шум от еврейского горятем громче, чем мельче волна.Евреи рвутся и дерзают,везде дрожжами лезут в тесто,нас потому и обрезают,чтоб занимали меньше места.В истории всё повторяется вновьза жизнь человечества длинную,история любит еврейскую кровь –и творческую и невинную.Как тайное течение реки,в нас тянется наследственная нить:еврей сидит в еврее вопрекижеланию его в себе хранить.Евреи собираются молиться,и сразу проступает их особость,и зримо отчуждаются их лица,и смутная меня тревожит робость.Есть мечта – меж евреев онапротекает подобно реке:чтоб имелась родная странаи чтоб жить от нее вдалеке.На пире российской чумыгуляет еврей голосисто,как будто сбежал из тюрьмыи сделался – рав Монте-Кристо.Думаю, что жить еврею вечно,капая слезу на мёд горчащий;чем невероятней в мире нечто,тем оно бывает с нами чаще.Хотя они прославлены на светеза дух своекорыстья и наживы,евреи легкомысленны, как дети,но именно поэтому и живы.Знак любого личного отличиянам важней реальных достижений,мания еврейского величиявыросла на почве унижений.В еврейском духе скрыта порча,она для духа много значит:еврей неволю терпит молча,а на свободе – горько плачет.У Хаси энергии дикий напор,а вертится – вылитый глобус,и если поставить на Хасю мотор,то Хася была бы автобус.Забыв, что дрожжи только в тестерастут махрово и упруго,евреи жить стремятся вместе,травя и пестуя друг друга.Горжусь и восхищаться не устануискусностью еврейского ума:из воздуха сбиваем мы сметану,а в сыр она сгущается сама.Еврейской мутной славой дорожа,всегда еврей читает с одобрением,как жили соплеменники, служалюбой чужой культуры удобрением.Может, потому на белом свететак евреи долго задержались,что по всей планете на столетиядружно друг от друга разбежались.Еврейский бес весьма практичен,гордыней польской обуян,слегка теперь по-русски пьян,и по-немецки педантичен.На месте, где еврею все знакомои можно местным промыслом заняться,еврей располагается как дома,прося хозяев тоже не стесняться.В евреях есть такое электричество,что всё вокруг евреев намагничено,поэтому любое их количествоповсюду и всегда преувеличено.В мире нет резвее и шустрей,прытче и проворней (будто птица),чем немолодой больной еврей,ищущий возможность прокормиться.Всё ночью спит: недвижны воды,затихли распри, склоки, розни,и злоумышленник природы –еврей во сне готовит козни.Везде на всех похож еврей,он дубом дуб в дубовой роще,но где труднее – он умней,а где полегче – он попроще.Нынче нашёл я в рассудке убогомключ ко всему, чему был изумлён:да, у евреев был договор с Богом,только он вовремя не был продлён.Поверхностному взгляду не постичьдуховность волосатых иудеев;во многих – если бороду остричь –немедля станет видно прохиндеев.Ни одной чумной бациллене приснится резвость Цили.А блеснувшая монетав ней рождает скорость света.Это кто, благоухая,сам себя несет, как булку?Это вышла тётя Хаяс новым мужем на прогулку.Содержимому наших головмир сегодняшний сильно обязан,в мире нету серьёзных узлов,где какой-то еврей не завязан.Еврей везде еврею рад,в евреях зная толк,еврей еврею – друг и брат,а также – чек и долг.Все гипотезы, факты и мнениядля здоровья полезны еврею:посещая научные прения,я от мудрости сладостно прею.Логичность не люблю я в человеке,живое нелогично естество,та логика, что выдумали греки –пустое для еврея баловство.Наука расщёлкать пока что слабахарактера нашего зёрна;еврейство – не нация, это судьба,и гибельность ей жизнетворна.Народ любой воистину духовен(а значит – и Создателем ценим)не духом синагог или часовен,а смехом над отчаяньем своим.А знает ли Бог в напряжённыхраздумьях о высшей морали,что пеплом евреев сожжённыхнедавно поля удобряли?Еврейский огонь затухал, но не гас,и тем отличаемся мы,но желтые звёзды пылают на насзаметней в периоды тьмы.Тайной боли гармоничныес неких пор у целой нации,у еврея с дымом – личныесвязаны ассоциации.Печально, если правы те пророки,слепые к переменным временам,которые все прошлые урокии в будущем предсказывают нам.Нравы, мода, вкус, идеи –всё меняется на свете,но всё так же иудеисостоят за всё в ответе.В истории бывают ночь и день,и сумерки, и зори, и закаты,но длится если пасмурная тень,то здесь уже евреи виноваты.Ту тайну, что нашёптывает сердце,мы разумом постичь бы не могли:еврейское умение вертеться –влияет на вращение Земли.Мы в мире живём от начала начал,меж наций особая каста,и в мире я лучше людей не встречал,и хуже встречал я не часто.Полон гордости я, что еврей,хоть хулу изрыгает мой рот;видя ближе, люблю я сильнеймой великий блудливый народ.Наверно, это порчи знак,но знаю разумом и сердцем,что всем евреям я никакбыть не могу единоверцем.Неожиданным открытием убиты,мы разводим в изумлении руками,ибо думали, как все антисемиты,что евреи не бывают дураками.Ещё я не хочу ни в ад, ни в рай,и Бога я прошу порой как друга:пугай меня, господь, но не карай,еврей сильнее духом от испуга.В лабиринтах, капканах и каверзах росмой текущий сквозь вечность народ;даже нос у еврея висит, как вопрос,опрокинутый наоборот.От ловкости еврейской не спастись:прожив на русской почве срок большой,они даже смогли обзавестисьзагадочной славянскою душой.Мне приятно, что мой соплеменникпри житейском раскладе поганомв хитроумии поиска денегделит первенство только с цыганом.Напрасно я витаю в эмпиреяхи столь же для химер я стар уже,но лучшее, что знаю я в евреях –умение селиться в мираже.Евреи уезжают налегке,кидая барахло в узлах и грудах,чтоб легче сочинялось вдалекео брошенных дворцах и изумрудах.Душе бывает тяжко даже бремялишения привычной географии,а нас однажды выкинуло время –из быта, из судьбы, из биографии.Так сюда евреи побежали,словно это умысел злодейский:в мире ни одной ещё державедаром не сошёл набег еврейский.Еврею от Бога завещано,что душу и ум ублажая,мы любим культуру, как женщину,поэтому слаще – чужая.Из-за гор и лесов, из-за синих морейкроме родственных жарких приветовнепременно привозит еврею евреймиллионы полезных советов.Еврей с отвычки быть самим собой,а душу из личины русской выпростав,кидается в израильский запойи молится с неистовостью выкрестов.Сметливостью Господь нас не обидел,её нам просто некуда девать,евреи даже деньги в чистом видеумеют покупать и продавать.Я то лев, то заяц, то лисица,бродят мысли бешенной гурьбой,ибо я еврей, и согласитьсямне всего трудней с самим собой.Израиль я хвалю на всех углах,живётся тут не скучно и упруго,евреи – мастера в чужих делах,а в собственных – помеха друг для друга.Не молясь и не зная канонов,я мирской многогрешный еврей,но ушедшие шесть миллионовпродолжаются жизнью моей.Расчислив жестокого века итог,судить нас не следует строго:каков он у нас, отвернувшийся Бог,такие евреи у Бога.Загробный быт – комфорт и чудо;когда б там было не приятно,то хоть один еврей оттудауже сыскал бы путь обратно.

3

Увы, подковой счастья моегокого-то подковали не тогоВчерашнюю отжив судьбу свою,нисколько не жалея о пропаже,сейчас перед сегодняшней стою –нелепый, как монах на женском пляже.Декарт существовал, поскольку мыслил,умея средства к жизни добывать,а я, хотя и мыслю в этом смысле,но этим не могу существовать.Любая система, структура, режим,любое устройство правления –по праву меня ощущают чужимза наглость необщего мнения.Моих соседей песни будят,я свой бюджет едва крою,и пусть завистливо осудятнас те, кто сушится в раю.Я пить могу в любом подвале,за ночью ночь могу я пить,когда б в уплату принималимою готовность заплатить.Главное в питье – эффект начала,надо по нему соображать:если после первой полегчало –значит, можно смело продолжать.А пьянством я себя не истреблял,поскольку был доволен я судьбой,и я не для забвения гулял,а ради наслаждения гульбой.Канул день за чтеньем старых книг,словно за стираньем белых пятен –я сегодня многого достиг,я теперь опять себе понятен.В тюрьму однажды загнан сучьей сворой,я прошлому навеки благодаренза навык жить на уровне, которыйсудьбой подарен.Вчера я пил на склоне днясреди седых мужей науки;когда б там не было меня,то я бы умер там со скуки.Ценя гармонию в природе(а морда пьяная – погана),ко мне умеренность приходитв районе третьего стакана.Судьбу свою от сопель до сединя вынес и душою и горбом,но не был никому я господини не был даже Богу я рабом.Ввиду значительности стажав любви, скитаниях и бытесовсем я чужд ажиотажавокруг значительных событий.Исполняя житейскую роль,то и дело меняю мелодию,сам себе я и шут и король,сам себе я и царь и юродивый.Подвальный хлам обшарив дочиста,нашёл я в памяти недужной,что нету злей, чем одиночествосреди чужой гулянки дружной.Сполна уже я счастлив от того,что пью существования напиток.Чего хочу от жизни? Ничего;а этого у ней как раз избыток.Услышь, Господь, мои рыдания.избавь меня хотя б на годи от романтики страдания,и от поэзии невзгод.Когда мне часто выпить не с кем,то древний вздох, угрюм и вечен,осознается фактом веским:иных уж нет, а те далече.Кофейным запахом пригреты,всегда со мной теперь с утрасидят до первой сигаретыдве дуры – вялость и хандра.Дыша озоном светлой праздности,живу от мира в отдалении,не видя целесообразностив усилии и вожделении.Дар легкомыслия печальныйв себе я бережно хранюкак символ веры изначальной,как соль в житейское меню.С людьми я избегаю откровений,не делаю для близости ни шага,распахнута для всех прикосновенийодна лишь туалетная бумага.И я носил венец терновыйи был отъявленным красавцем,но я, готовясь к жизни новой,постриг его в супы мерзавцам.Я нашёл свою душевную окрестностьи малейшее оставил колебание;мне милее анонимная известность,чем почетное на полке прозябание.В толпе не изобилен выбор масокдля стадного житейского лица,а я и не пастух и не подпасок,не волк я, не собака, не овца.Чертил мой век лихие письмена,испытывая душу и сноровку,но в самые тугие временане думал я намыливать верёвку.У самого кромешного пределаи даже за него теснимый веком,я делал историческое дело –упрямо оставался человеком.Явившись эталоном совершенствадля жизни человеческой земной,составили бы чьё-нибудь блаженствовозможности, упущенные мной.Я учился часто и легко,я любого знания глотоквпитывал настолько глубоко,что уже найти его не мог.Увы, не стану я богачеи не скоплю ни малой малости,Бог ловит блох моей удачии ногтем щёлкает без жалости.Я, слава Богу, буднично обычен,я пью своё вино и ем свой хлеб;наш разум гениально ограничени к подлинно трагическому слеп.От боязни пути коллективногоя из чувства почти инстинктивногорассуждаю всегда от противногои порою – от очень противного.Сижу с утра до вечерас понурой головой;совсем нести мне нечегона рынок мировой.Напрасно умный очи пучитна жизнь дурацкую мою,ведь то, что умный только учитя много лет преподаю.Полным неудачником я не был,сдобрен только горечью мой мёд;даже если деньги кинут с неба,мне монета шишку нашибёт.Причины всех бесчисленных потерья с лёгкостью нашёл в себе самоми прежние все глупости теперья делаю с оглядкой и умом.Вон живёт он, люди часто врут,все святыни хая и хуля,а меж тем я чист, как изумруд,и в душе святого – до хуя.Единство вкуса, запаха и цветав гармонии с блаженством интеллектаявляет нам тарелка винегрета,бутылкой довершаясь до комплекта.Я повторяю путь земнойбылых людских существований;ничто не ново под луной,кроме моих переживаний.Я проживаю жизнь вторуюи как бы я ни жил убого,а счастлив, будто я воруюкусок чужой судьбы у Бога.Житейская пронзительная слякотьмои не отравила сантименты,ещё я не утратил счастье плакатьв конце слезоточивой киноленты.Болезни, полные коварства,я сам лечу, как понимаю:мне помогают все лекарства,которых я не принимаю.Я курю, бездельничаю, пью,грешен и ругаюсь, как сапожник;если бы я начал жизнь моюснова, то ещё бы стал картёжник.Заметен издали дурак,хоть облачись он даже в тогу:ходил бы я, надевши фрак,в сандалиях на босу ногу.И вкривь и вкось, и так и сякидут дела мои блестяще,а вовсе наперекосякони идут гораздо чаще.Я сам за всё в ответе,покуда не погас,я сам определяю жизнь свою:откуда дует ветер,я знаю всякий раз,но именно туда я и плюю.Я жил хотя довольно бестолково,но в мире не умножил боль и злобу,я золото в том лучшем смысле слова,что некуда уже поставить пробу.Ушли куда-то сила и потенция.Зуб мудрости на мелочи источен.Дух выдохся. Осталась лишь эссенция,похожая на уксусную очень.Моя душа брезглива сталаи рушит жизни колею:не пью теперь я с кем попало,из-за чего почти не пью.На лень мою я не в обиде,я не рождён иметь и властвовать,меня Господь назначил видеть,а не кишеть и соучаствовать.Чуждый суете, вдали от шума,сам себе непризнанный предтеча,счастлив я всё время что-то думать,яростно себе противореча.Не люблю вылезать я наружу,я и дома ничуть не скучаюи в душевную общую стужуя заочно тепло источаю.За лютой деловой людской рекойс холодным наблюдаю восхищением;у замыслов моих размах такой,что глупо опошлять их воплощением.В шумихе жизненного пирачужой не знавшая руки,моя участвовала лиравсем дирижёрам вопреки.В нашем доме выпивают и поют,всем уставшим тут гульба и перекур,денег тоже в доме – куры не клюют,ибо в доме нашем денег нет на кур.Последнее время во всём неудача,за что бы ни взялся – попытка пустая,и льётся урон, убедительно знача,что скоро повалит удача густая.Хоть за собой слежу не строго,но часто за руку ловлю:меня во мне излишне многои я себя в себе давлю.Я пока из общества не изгнан,только ни во что с ним не играю,ибо лужу чувствую по брызгами брезгливо капли отираю.Душевным пенится виноми служит жизненным оплотомсвятой восторг своим умом,от Бога данный идиотам.Высокое, разумное, могучеедля пьянства я имею основание:при каждом подвернувшемся мне случаея праздную своё существование.Усталость, праздность, лень и вялость,упадок сил и дух в упадке...А бодряков – мешает жалость –я пострелял бы из рогатки.Я всё хочу успеть за срок земной –живу, тоску по времени тая:вон женщина обласкана не мной,а вон из бочки пиво пью не я.Я себя расходую и трачу,фарта не прося мольбой и плачем;я имею право на удачу,ибо я готов и к неудачам.Из деятелей самых разноликих,чей лик запечатлён в миниатюрах,люблю я видеть образы великихна крупных по возможности купюрах.Где душевные холод и мракроль ума исполняют на сцене,я смотрюсь как последний дурак,но никто во мне это не ценит.Свой разум я молчанием лечу,болея недержания пороком,и даже сам с собой теперь молчу,чтоб глупость не сморозить ненароком.Интимных радостей ценитель,толпе не друг и глух к идеям,я в зале жить мечтал как зритель,а жил – отпетым лицедеем.Я живу в утешительной вере,что моё не напрасно сгорание,а уроны, утраты, потери –я в расчёты включаю заранее.Есть ответ у любого вопроса,только надо гоняться за зайцем,много мыслей я вынул из носа,размышляя задумчивым пальцем.Когда я пьянствовать сажусь,душа моя полна привета,и я нисколько не стыжусьтого, что счастлив делать это.Как застоявшийся скакуназартно землю бьёт копытом,так я, улёгшись на боку,опять ленивым тешусь бытом.Мы живы, здоровы, мы едем встречатьдрузей, прилетающих в гости,на временном жребии – счастья печатьудачные кинулись кости.Я к мысли глубокой пришёл;на свете такая эпоха,что может быть всё хорошо,а может быть всё очень плохо.В гармонии божественных началкопаюсь я, изъяны уловляя:похоже, что Творец не различалдобро и зло, меня изготовляя.Гнев гоню, гашу ожесточение,радуюсь, ногой ступив на землю,я за этой жизни приключениевсё как есть заведомо приемлю.А если что читал Ты, паче чаянья(слова лишь, а не мысли я меняю),то правильно пойми моё отчаянье –Тебя я в нём почти не обвиняю.Живя в пространстве музыки и света,купаюсь в удовольствиях и быте,и дико мне, что кончится всё этос вульгарностью естественных событий.Быть выше, чище и блюстименя зовут со всех сторон;таким я, Господи прости,и стану после похорон.Судьбу дальнейшую своюне вижу я совсем пропащей,ведь можно даже и в раюнайти котёл смолы кипящей.Я нелеп, недалёк, бестолков,да ещё полыхаю, как пламя;если выстроить всех мудаков,мне б, наверно, доверили знамя.Как раз потому, что не вечени тают песчинки в горсти,я жизни медлительный вечерсо вкусом хочу провести.Я в жизни так любил игруи светлый хмель шальной идеи,что я и там, когда умру,найду загробные затеи.

4

Божественность любовного томления –источник умноженья населенияПриснилась мне юность отпетая,приятели – мусор эпохи,и юная дева, одетаяв одни лишь любовные вздохи.Не всуе жизнь моя текламне стало вовремя известно,что для душевного тепладолжны два тела спать совместно.Любым любовным совмещениямданы и дух, и содержание,и к сексуальным извращениямя отношу лишь воздержание.В те благословенные годажили неразборчиво и шало,с пылкостью любили мы тогдавсё, что шевелилось и дышало.Даже тех я любить был непрочь,на кого посмотреть без смущенияможно только в безлунную ночьпри отсутствии освещения.Она была задумчива, бледна,и волосы текли, как жаркий шёлк;ко мне она была так холодна,что с насморком я вышел и ушёл.Красотки в жизни лишь одновсегда считали унижением:когда мужчины к ним давноне лезли с гнусным предложением.С таинственной женской натуройне справиться мысли сухой,но дама с хорошей фигурой –понятней, чем дама с плохой.Храни вас Бог, любовницы мои!Я помню лишь обрывки каждой ленты,а полностью кино былой любвихранят пускай скопцы и импотенты.Теряешь разум, девку встретив,и увлекаешься познанием;что от любви бывают дети,соображаешь с опозданием.В моей судьбе мелькнула ты,как воспалённое видение,как тень обманутой мечты,как мимолётное введение.Люблю я дев еврейских вид вальяжный,они любить и чувствовать умеют,один лишь у евреек минус важный:они после замужества умнеют.Чтобы мерцал души кристаллогнём и драмой,беседы я предпочиталс одетой дамой.Поскольку женщина нагая –уже другая.Волнуя разум, льёт лунасвет мироздания таинственный,и лишь философа женаспокойно спит в обнимку с истиной.Если дама в гневе и обидена коварных пакостниц и сучекплачет, на холодном камне сидя –у неё не будет даже внучек.Вселяются души умерших людей –в родившихся, к ним непричастных,и души монахинь, попавши в блядей,замужеством сушат несчастных.Вон дама вся дымится от затей,она не ищет выгод или власти,а просто изливает на людейзапасы невостребованной страсти.Я знание собрал из ветхих книг(поэтому чуть пыльное оно),а в женскую натуру я проникв часы, когда читать уже темно.Обманчив женский внешний вид,поскольку в нежной плоти хрупкойнатура женская таитединство арфы с мясорубкой.Во сне пришла ко мне намеднисоседка юная нагая;ты наяву приди, не медли,не то приснится мне другая.Дуэт любви – два слитных соло,и в этой песне интереснойдевица пряного посолавокально выше девы пресной.Как женской прелести примерв её глазах такой интим,как будто где-то вставлен хери ей отрадно ощутим.Всё, что женщине делать негоже,можно выразить кратко и просто:не ложись на прохвостово ложе,бабу портит объятье прохвоста.У зрелых женщин вкус отменно точени ловкая во всём у них сноровка:духовные невидимые очи –и те они подкрашивают ловко.Когда года, как ловкий вор,уносят пыл из наших чресел,в постели с дамой – разговорнам делается интересен.Когда я был тугой, худой, упругийи круто все проблемы укрощались,под утро уходившие подругитогда совсем не так со мной прощались.Люблю я этих и вон тех,и прочих тоже,и сладок Богу сок утехна нашем ложе.Не в силах дамы поборотьни коньяком, ни папиросамисвою сентябрьскую плотьс её апрельскими запросами.Чем угрюмей своды мрачные,тем сильней мечта о свете;чем теснее узы брачные,тем дырявей эти сети.Супруг у добродетельной особы,разумно с ней живя на склоне дней,не пил я в полночь водку, спал давно бы,уже блаженно спал бы. Но не с ней.Как утлый в землю дом осел,я в быт осел и в нём сижу,а на отхожий нежный промыселуже почти что не хожу.Всегда готов я в новый путьна лёгкий свет надежды шалойнайти отзывчивую грудьи к ней прильнуть душой усталой.женщину полночной и дневнойвижу я столь разной неизменно,что пугаюсь часто, как со мнойэти две живут одновременно.Есть явное птичье в супружеской речизвучание чувств обнажённых:воркуют, курлычат, кукуют, щебечут,кудахчут и крякают жёны.Про то, как друг на друга поглядели,пока забудь;мир тесен, повстречаемся в постеликогда-нибудь.У той – глаза, у этой – дивный стан,а та была гурман любовной позы,и тихо прошептал старик Натан:"Как хороши, как свежи были Розы!"Ту мудрость, что не требует ума,способность проницательности вещейи чуткость в распознании дерьма –Создатель поместил зачем-то в женщин.Хотя мы очень похотливызато весьма неприхотливы.А жаль, что жизнь без репетицийтечёт единожды сквозь факт:сегодня я с одной певицейсыграл бы лучше первый акт.Когда к нам дама на кроватьсама сигает в чём придётся,нам не дано предугадать,во что нам это обойдётся.Не будоражу память грёзами,в былое взор не обращаюи камасутровыми позамиуже подруг не восхищаю.Я с дамами тактичен и внимателен;усердно расточая дифирамбы,я делаюсь настолько обаятелен,что сам перед собой не устоял бы.Не видя прелести в скульптуре,люблю ходить к живой натуре.Когда я не спешу залечь с девицей,себя я ощущаю с умилениемхранителем возвышенных традиций,забытых торопливым поколением.Глупо – врать о страсти, падать ниц,нынче дам не ловят на уловку,время наплодило тучу птиц,жадных на случайную поклёвку.Забав имел я в молодости массу,в несчётных интерьерах и пейзажахна девок я смотрел, как вор – на кассу,и кассы соучаствовали в кражах.Когда ещё я мог и успевалиметь биографические факты,я с дамами охотно затевалповерхностно-интимные контакты.В разъездах, путешествиях, кочевьяхя часто предавался сладкой неге;на генеалогических деревьяхна многих могут быть мои побеги.Мы даже в распутстве убоги,и грустно от секса рутинного,читая, что делали боги,покуда не слились в Единого.Наши бранные крики и хрипыБог не слышит, без устали слушаятолько нежные стоны и всхлипы,утешенье Его благодушия.Люблю житейские урокибез посторонних и свидетелей,мне в дамах тёмные порокимилее светлых добродетелей.Меж волнами любовного приливав наплыве нежных чувств изнемогая,вдруг делается женщина болтлива,как будто проглотила попугая.Наука описала мир как данность,на всём теперь названия прибиты,и прячется за словом полигамностьто факт, что мы ужасно блядовиты.Опять весной мечты стесняют грудь,весна для жизни – свежая страница;и хочется любить кого-нибудь;но без необходимости жениться.Душевной не ведая драмы,лишь те могут жить и любить,кто прежние раны и шрамыумел не чесать, а забыть.С лицом кота, не чуждого сметане,на дам я устремляю лёгкий взори вычурно текучих очертанийвкушаю искусительный узор.Спектаклей на веку моём не густо,зато, насколько в жизни было сил,я жрицам театрального искусствасебя охотно в жертву приносил.В меня вперяют взор циничныйто дама пик, то туз крестей,и я лечу, цветок тепличный,в пучину гибельных страстей.Вовсе не был по складу душия монахом-аскетом-философом;да, Господь, я немало грешил,но учти, что естественным способом.Молит Бога, потупясь немного,о любви молодая вдовица;зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,с этим лучше ко мне обратиться.Не знаю выше интереса,чем вечных слов исполнить гаммуи вывести на путь прогрессазамшело нравственную даму.Встречая скованность и мнительность,уже я вижу в отдалённостивосторженность и раздражительностьхронической неутолённости.Когда внезапное событиезаветный замысел калечит,нам лишь любовное соитиевсего надёжней душу лечит.В дела интимные, двуспальныепартийный дух закрался тоже:есть дамы столь принципиальные,что со врага берут дороже.Петух ведёт себя павлином,от индюка в нём дух и спесь,он как орёл с умом куриным,но куры любят эту смесь.Подушку мнёт во мраке ночи,вертясь, как зяблик на суку,и замуж выплеснуться хочетдевица в собственном соку.Какие дамы нам не разшептали: "Дорогой!Конечно, да! Но не сейчас,не здесь и не с тобой!"На старости у наших изголовийнезримое сияние клубитсяи отблесками канувших любовейвысвечивает замкнутые лица.Любви теперь боюсь я, как заразы,смешна мне эта лёгкая атлетика,зато люблю мои о ней рассказыи славу Дон Жуана – теоретика.Затем из рая нас изгнали,чтоб на земле, а не в утопииплодили мы в оригиналесвои божественные копии.Семья, являясь жизни главной школой,изучена сама довольно слабо,семья бывает даже однополой,когда себя мужик ведёт как баба.Увы, но верная жена,избегнув низменной пучины,всегда слегка раздраженаили уныла без причины.Семьи уклад и канительдуша возносит до святыни,когда семейная постель –оазис в жизненной пустыне.Чтобы души своей безбрежностьхудожник выразил сполна,нужны две мелочи: прилежностьи работящая жена.Чего весь век хотим, изнемогаяи мучаясь томлением шальным?Чтоб женщина – и та же, но другаяжила с тобою, тоже чуть иным.Логикой жену не победить,будет лишь кипеть она и злиться;чтобы бабу переубедить,надо с ней немедля согласиться.Проблемы и тягости множа,душевным дыша суховеем,мы даже семейное ложе –прокрустовым делать умеем.Забавно, что ведьма и фуриясперва были фея и гурия.А та, с кем спала вся округа,не успевая вынимать,была прилежная супругаи добродетельная мать.Зов самых лучших побужденийпо бабам тайно водит нас:от посторонних похожденийсемья милей во много раз.Любви блаженные страницыкоплю для страшного суда,ибо флейтистки и блудницыменя любили таки-да.Кто в карьере успехом богат,очень часто ещё и рогат.В семье мужик обычно первыйбывает хворостью сражён;у бедных вдов сохранней нервы,ибо у женщин нету жён.Стал я склонен во сне к наваждениям:девы нежные каждую ночьподвергают меня наслаждениям,и с утра мне трудиться невмочь.Глаза ещё скользят по женской талии,а мысли очень странные плывут:что я уже вот-вот куплю сандалии,которые меня переживут.Нет, любовной неги не тая,жизнь моя по-прежнему греховна,только столь бесплотна плоть моя,что и в тесной близости духовна.Когда умру, и тут же славаменя овеет взмахом крыл,начнётся дикая облавана тех старух, с кем я курил.Думаю угрюмо всякий раз,глядя на угасшие светильники:будут равнодушно жить без насбабы, города и собутыльники.Я готовлюсь к отлёту души,подбивая житейский итог;не жалею, что столько грешил,а жалею, что больше не мог.Я тебя люблю, и не беда,что недалека пора проститься,ибо две дороги в никудамогут ещё где-то совместиться.

5

Наш дух бывает в жизни искушённе раньше, чем невинности лишёнТворец нас в мир однажды бросили дал бессмысленную прыть,нас по судьбе несёт без вёсел,но мучит мысль, куда нам плыть.С возрастом яснеет Божий мир,делается больно и обидно,ибо жизнь изношена до дыри сквозь них былое наше видно.Настолько время быстротечнои столько стен оно сломало,что можно жить вполне беспечно –от нас зависит очень мало.Совсем не реки постной шелухикарающую сдерживают руку,а просто Бог на любит за грехи,которыми развеивает скуку.Не постичь ни душе, ни уму,что мечта хороша вдалеке,ибо счастье – дорога к нему,а настигнешь – и пусто в руке.Живу среди своих, а с остальными –общаюсь, молчаливо признавая,что можно жить печалями иными,иную боль и грусть переживая.Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,судьба нас утешает из пространствато радостью от завтрашней удачи,то хмелем послезавтрашнего пьянства.Идея прямо в душу проникает,идея – это праздник искушения,идея – это то, что возникаетв уме, который жаждет орошения.И детские грёзы греховные,и мудрая горечь облезлых –куют нам те цепи духовные,которые крепче железных.Дав дух и свет любой бездарности,Бог молча сверху смотрит гневно,как чёрный грех неблагодарностимы источаем ежедневно.Масштабность и значительность задач,огромность затевающихся дел –заметней по размаху неудач,которые в итоге потерпел.В толкучке, хаосе и шуме,в хитросплетеньи отношенийлюбая длительность раздумийчревата глупостью решений.Всё в жизни потаённо, что всерьёз,а наша суета судеб случайных –лишь пена волн и пыль из-под колес,лишь искры от костра процессов тайных.Я плавал в море, знаю сушу,я видел свет и трогал тьму;не грех уродует нам душу,а вожделение к нему.Размазни, разгильдяи, тетери –безусловно любезны Творцу:их уроны, утраты, потериим на пользу идут и к лицу.Вера быть профессией не может,ласточке не родственен петух,ибо правят должность клерки Божьи,а в конторе – служба, а не дух.В извилистых изгибах бытияя часто лбом на стену клал печать,всегда чуть нехватало мне чутья,чтоб ангела от беса отличать.Нрав у Творца, конечно, крут,но полон блага дух Господний,и нас не он обрёк на труд,а педагог из преисподней.Увы, рассудком не постичь,но всем дано познать в итоге,какую чушь, фуфло и дичьнесли при жизни мы о Боге.Сметая наши судьбы, словно сор,не думая о тех, кто обречён,безумный гениальный режиссёрвсё время новой пьесой увлечён.Я вдруг почувствовал сегодня –и почернело небо синее, –как тяжела рука Господня,когда карает за уныние.Три фрукта варятся в компоте,где плещет жизни кутерьма:судьба души, фортуна плотии приключения ума.Наш век успел довольно много,он мир прозрением потряс:мы – зря надеялись на Бога,а Бог – Напрасно верил в нас.Печальный зритель жутких сцен,то лживо-ханжеских, то честных,Бог бесконечно выше стенвокруг земных религий местных.Недюжинного юмора запасиспользовав на замыслы лихие,Бог вылепил Вселенную и насиз хаоса, абсурда и стихии.А жить порой невмоготу –от угрызений, от сомнений,от боли видеть наготусвоих ничтожных вожделений.Сурово относясь к деяньям грешным(и женщины к ним падки, и мужчины), –суди, Господь, по признакам не внешним,а взвешивай мотивы и причины.Когда азарт и упоениетрясут меня лихой горячкой,я слышу сиплое сопениечертей, любующихся скачкой.А если во что я и верю,пока моё время течёт,то только в утрату, потерю,ошибку, урон и просчёт.Кивнули, сойдясь поневоле,и врозь разошлись по аллее,и каждый подумал без боли,что вместе им было светлее.Наши духа горние вершины –вовсе не фантом и не обман,а напрягший хилые пружиныветхий и залёжанный диван.Всему на свете истинную ценуотменно знает время – лишь оносметает шелуху, сдувает пенуи сцеживает в амфоры вино.Не для литья пустой водыБог дал нам дух и речь,а чтобы даже из бедымогли мы соль извлечь.Я жил во тьме и мгле,потом я к свету вышел;нет рая на земле,но рая нет и выше.Я очень рад, что мы научнопостичь не в силах мира сложность;без Бога жить на свете скучнои тяжелее безнадёжность.Я жив: я весел и грущу,я сон едой перемежаю,и душу в мыслях полощу,и чувством разум освежаю.Увы, но никакие улучшенияв обилии законов и преградне справятся с тем духом разрушения,который духу творческому брат.Нет ни единого штрихав любом рисунке поведения,чтоб не таил в себе грехадля постороннего суждения.У жизни есть мелодия, мотив,гармония сюжетов и тональность,а радуга случайных перспективукрыта в монотонную реальность.Живёшь, покоем дорожа,путь безупречен, прям и прост...Под хвост попавшая вожжапускает всё коту под хвост.В любой беде, любой превратности,терпя любое сокрушение,душа внезапные приятностисебе находит в утешение.Перед выбором – что предпочесть,я ни в грусть не впадал, ни в прострацию,я старался беречь только честьи спокойно терял репутацию.Цель нашей жизни столь бесспорна,что зря не мучайся, приятель:мы сеем будущего зерна,а что взойдёт – решит Создатель.Я знаю, печальный еврей,что в мире есть власть вездесущая,что роль моя в жизни моейотнюдь и совсем не ведущая.Столько силы и страсти потраченобыло в жизни слепой и отчаянной,что сполна и с лихвою оплаченамимолётность удачи нечаянной.Я чёрной краской мир не крашу,я для унынья слишком стар;обогащая душу нашу,потери – тоже Божий дар.Мой разум точат будничные хлопоты,долги над головой густеют грозно,а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,что к этому относишься серьёзноЯ врос и вжился в роль балды,а те, кто был меня умней,едят червивые плодызмеиной мудрости своей.События жизни во внешней средев душе отражаются сильно иначе,и можно смеяться кромешной бедеи злую тоску ощущать от удачи.Азартно дух и плоть вершат пиры,азартны и гордыня и разбой,Бог создал человека для игрыи тайно соучаствует в любой.Когда ещё не баржи мы, а лодки,и ветром паруса не оскудели,заметно даже просто по походке,как музыка играет в теле.От Бога в наших душах раздвоение,такой была задумана игра,и зло в душе божественно не менееиграющего белыми добра.Чуя близость печальных превратностей,дух живой выцветает и вянет;если ждать от судьбы неприятностей,то судьба никогда не обманет.Я редко сожалею, что не юн,и часто – что в ту пору удалуютак мало я задел высоких струн,а низкие – щипал напропалую.Из-под поверхностных теченийречей, обманчиво несложных,текут ручьи иных значенийи смыслов противоположных.Забавен наш пожизненный уделрасписывать свой день и даже час,как если бы теченье наших делдействительно зависело от нас.Хотя ещё Творца не знаю лично,но верю я, что есть и был такой:всё сделать так смешно и так трагичновозможно лишь Божественной рукой.Редко нам дано понять успеть,в чём таится Божья благодать,ибо для души важней хотеть,нежели иметь и обладать.Комок живой разумной слизитак покорил и даль и высь,что создал множество коллизий,чтоб обратиться снова в слизь.Мужество открытого неверия,полное тревоги и метания –чище и достойней лицемерияханжеского богопочитания.В безумствах мира нет загадки,Творцу смешны мольбы и просьбы:ведь на земле, где всё в порядке,для жизни места не нашлось бы.Я редко, но тревожу имя Бога:материи Твоей худой лоскут,умерить я прошу Тебя немногомою непонимания тоску.Живя с азартом и упорствомсреди друзей, вина и смеха,блажен, кто брезгует проворством,необходимым для успеха.Ты скорее, Господь, справедлив, чем жесток,мне ясней это день ото дня,и спасибо, что короток тот поводок,на котором Ты держишь меня.Молитва и брань одновременнов живое сплетаются слово,высокое с низким беременновсё время одно от другого.В игры Бога как пешка включён,сам навряд ли я что-нибудь значу;кто судьбой на успех обречён,с непременностью терпит удачу.В лицо нам часто дышит бездна,и тонкий дух её зияниянам обещает безвозмездновосторг полёта и слияния.То главное, что нам необходимо –не знает исторических помех,поэтому всегда и невредимопребудут на земле любовь и смех.Нам чуть менее жить одиноков мираже, непостижном и лестном,что следит неусыпное окоза любым нашим шагом и жестом.Душа моя нисколько не грустито грешном словоблудии моём:ей Бог мои все глупости простит,поскольку говорил я их – о Нем.Под осень чуть не с каждого сука,окрестности брезгливо озирая,глядят на нас вороны свысока,за труд и суету нас презирая.Сполна сбылось, о чём мечталито вслух то молча много лет;за исключением детали,что чувства счастья снова нет.У мудрости расхожей – нету дна,ищи хоть каждый день с утра до вечера;в банальности таится глубина,которая её увековечила.Ощущение высшей рукив нас отнюдь не от воплей ревнителей;чувство Бога живёт вопрекивиду многих священнослужителей.Хотелось быть любимым и любить,хотелось выбрать жребий и дорогу,и теми я порой хотел бы быть,кем не был и не стану, слава Богу.Сейчас, когда постигла душу зрелость,нам видится яснее из туманаупругость, и пластичность, и умелостьцелебного самих себя обмана.Часами я валяюсь, как тюлень,и делать неохота ничего,в доставшихся мне генах спала леньзадолго до зачаться моего.Цветение, зенит, апофеоз –обычно забывают про истоки,в которых непременно был навоз,отдавший им живительные соки.Товарищ, верь: взойдёт она,и будет свет в небесной выси:какое счастье, что лунаот человеков не зависит!О, как смущен бывает разумлихим соблазном расквитатьсясо всеми трудностями сразу,уйдя без писем и квитанций.В сумерках закатного сознаниягаснет испаряющийся день,бережно хранят воспоминанияэхо, отражение и тень.Жил на ветру или теплично,жил, как бурьян, или полезно –к земным заслугам безразличнавсеуравнительная бездна.С азартом жить на свете так опасно,любые так рискованны пути,что понял я однажды очень ясно:живым из этой жизни – не уйти.Когда последняя усталостьмой день разрежет поперёк,я ощутить успею жалостько всем, кто зря себя берёг.Сегодня настроение осеннее,как будто истощился дух мой весь,но если после смерти воскресение –не сказка, то хочу очнуться здесь.В этой жизни, шальной и летящей,мало пил я с друзьями в пивных,но надеюсь, что видеться чащенам достанется в жизнях иных.Решит, конечно, высшая инстанция –куда я после смерти попаду,но книги – безусловная квитанцияна личную в аду сковороду.А жаль, что на моей печальной тризне,припомнив легкомыслие моё,все станут говорить об оптимизмеи молча буду слушать я враньё.Струны натянувши на гитары,чувствуя горенье и напор,обо мне напишут мемуарыте, кого не видел я в упор.От воздуха помолодев,как ожидала и хотела,душа взлетает, похудевна вес оставленного тела.Нам после смерти было б веселопоговорить о днях текущих,но будем только мхом и плесеньювсего скорей мы в райских кущах.

6

Улучшить человека невозможно,и мы великолепны безнадёжноУгрюмый опыт долгих летврастанья в темноту –моей души спинной хребет,горбатый на свету.Я живу, никого не виня,не взывая к судам и расплатам,много судей везде без меня,и достойнее быть адвокатом.Есть сутки – не выдумать гаже,дурней, непробудней, темней,а жизнь продолжается – дажесквозь наши рыданья над ней.Вампиров, упырей и вурдалаковя вижу часто в комнате жилой,и вкус у них повсюду одинаков:душевное тепло и дух живой.Насыщенная множеством затей,покуда длится времени течение,вся жизнь моя – защита от людейи к ним же непрестанное влечение.Всегда приходят в мир учителя,несущие неслышный звон оков,и тьмой от них питается земля,и зло течёт из их учеников.Играя соками и жиромв корнях и семени,объём и тяжесть правят мироми дружат семьями.Пристрастие к известным и великимрождается из чувства не напрасного:величие отбрасывает бликина всякого случайного причастного.Вдоль житейской выщербленной трассывеет посреди и на обочинахзапах жизнедеятельной массыпрытких и натужно озабоченных.Лепя людей, в большое зеркалоБог на себя смотрел из тьмы,и так оно Его коверкало,что в результате вышли мы.Поскольку в наших душах много свинстваи всяческой корысти примитивной,любое коллективное единствовсегда чревато гнусью коллективной.Подвержены мы горестными печалямпо некой очень мерзостной причине:не радует нас то, что получаем,а мучает, что недополучили.Разбираться прилежно и слепов механизмах любви и вражды –так же сложно и столь же нелепо,как ходить по нужде без нужды.Люди мелкие, люди великие(люди средние тоже не реже) –одичавшие хуже, чем дикие,ибо злобой насыщены свежей.Пошлость неоглядно бесконечна,век она пронзает напролёт,мы умрём, и нас она сердечно,с тактом и со вкусом отпоёт.В житейской озверелой суетепоскольку преуспеть не всем дано,успеха добиваются лишь те,кто, будучи младенцем, ел гавно.Беда, что в наших душах воспалённыхвсё время, разъедая их, кипитто уксус от страстей неутолённых,то желчь из нерастаявших обид.По замыслу Бога порядок таков,что теплится всякая живность,и если уменьшить число дураков –у них возрастает активность.Нет сильнее терзающей горести,жарче муки и боли острей,чем огонь угрызения совести;и ничто не проходит быстрей.Всегда проистекают из тогоконфузы человеческого множества,что делается голосом егокрикливая нахрапистость ничтожества.Несобранный, рассеянный и праздный,газеты я с утра смотрю за чаем;политика – предмет настолько грязный,что мы её прохвостам поручаем.По дебрям прессы свежейскитаться я устал;век разума забрезжил,но так и не настал.А вы – твердя, что нам урокамине служит прошлое – неправы:что раньше числилось пороками,теперь – обыденные нравы.Везде вокруг – шумиха, толкотняи наглое всевластие порока;отчество моё – внутри меня,и нету в нём достойного пророка.Я думаю, что Бог жесток, но точен,и в судьбах даже самых чрезвычайныхколичество заслуженных пощёчинне меньше, чем количество случайных.Я насмотрелся столько всякого,что стал сильней себя любить;на всей планете одинаковоумеют нас употребить.По праху и по грязи тёк мой век,и рабством и грехом отмечен путь,не более я был, чем человек,однако и не менее ничуть.Днём кажется, что близких миллиони с каждым есть связующая нить,а вечером безмолвен телефон,и нам по сути некому звонить.Не ведая притворства, лжи и фальши,без жалости, сомнений и стыдаот нас уходят дети много раньше,чем из дому уходят навсегда.Увы, сколь коротки мгновенияогня, игры и пирования;на вдох любого упоенияесть выдох разочарования.Есть люди – едва к ним зайдя на крыльцо,я тут же прощаюсь легко;в гостях – рубашонка, штаны и лицо,а сам я – уже далеко.Он душою и тёмен и нищ,а игра его – светом лучится:Божий дар неожидан, как прыщ –и на жопе он может случиться.По вечной жизни побратимыи по изменчивой судьбе,разбой и ложь непобедимы,пока уверены в себе.Ничуть не склонный к баловствутрепаться всуе о высоком,неслышно корень поит сокоммногословесную листву.Случай неожиданен, как выстрел,личность в этот миг видна до дна:то, что из гранита выбьет искру,выплеснет лишь брызги из гавна.Что царь или вождь – это главный злодей,придумали низкие лбы:цари погубили не больше людей,чем разного рода рабы.Добреют и мягчают времена,однако путь на свет совсем не прост,в нас рабство посевает семена,которые свобода гонит в рост.Простая истина нагаяопасна тогам и котурнам:осёл культуру постигая,ослом становится культурным.У всех по замыслу Творца –своя ума и духа зона,житейский опыт мудреца –иной, чем опыт мудозвона.Как бы счастье вокруг ни плясало,приглашая на вальс и канкан,а бесплатно в судьбе только сало,заряжаемое в капкан.Мир бизнеса разумен и толков,художнику даёт он пить и есть;причина поклонения волков –в боязни пропустить благую весть.Рассудок мой всегда стоит на страже,поскольку – нет числа таким примерам –есть люди столь бездарные, что дажепытаются чужим ебаться хером.Паскудство проступает из паскудыпод самым незначительным нажимом;хоть равно все мы Божии сосуды,но разница – в залитом содержимом.К игре в рубаху-парня-обаяшкуне все мои знакомые годны:едва раскроют душу нараспашку,как мерзкие волосики видны.В мире царствуют вездесущие,жарко щерящие пастьвласть имевшие, власть имущиеи хотящие эту власть.От уксуса совести чахнуткто грабит и крадет убого,но деньги нисколько не пахнут,когда их достаточно много.Счастлив муж без боли и печали,друг удачи всюду и всегда,чьё чело вовек не омрачалитени долга, чести и стыда.Много начерно, то есть в чернилахбыло чёрного людям предвидено,но никто сочинить был не в силахто, что век наш явил нам обыденно.Не стоит на друзей смотреть суровои сдержанность лелеять как профессию:нечаянное ласковое словоизлечивает скрытую депрессию.Удачу близко видя, шёл я мимо,не разумом, а нюхом ощутивтекущее за ней неуловимозловоние блестящих перспектив.Шальная от порывов скороспелых,душа непредсказуемо сложна,поэтому в расчисленных пределахневоля безусловно ей нужна.В какой ни варишься среде,азарт апломба так неистов,что не укрыть себя нигдеот саблезубых гуманистов.Я лишь от тех не жду хорошего,в ком видно сразу по лицу,что душу дьяволу задёшевопродал со скидкой на гнильцу.Нелепым парадоксом озабоченя в тёмных ощущениях моих:боюсь я чистых праведников оченьи хочется грешить, увидя их.Я не был отщепенец и изгой,во всё играл со всеми наравне,но был неуловимо я другой,и в тягость это было только мне.Хоть у века дорога крута,но невольно по ней мы влекомы;нас могла бы спасти доброта,только мы очень мало знакомы.Незримый, невесомый, эфемерный -обманчив дух вульгарной простоты:способно вызвать взрыв неимоверныйдавление душевной пустоты.Любой народ разнообразенво всём хорошем и дурном,то жемчуг выплеснет из грязи,то душу вымажет гавном.Устройство мира столь непросто,что смотришь с горестью сиротства,как истекает от прохвостаспокойствие и превосходство.Вражда развивает мой опыт,а лесть меня сил бы лишила,хотя с точки зрения жопыприятнее мыло, чем шило.Жестоки с нами дети, но заметим,что далее на свет родятся внуки,а внуки - это кара нашим детямза нами перенесенные муки.Ученье свет, а неучение -потёмки, косность и рутина;из этой мысли исключение -образование кретина.Мы живём то в беде, то в засранстве,мы туманим надеждами взор,роль Мессии витает в пространстве,но актёры - то срам, то позор.Есть запахи у каждого лица,и пахнуть по-иному нет возможности,свой запах у плута, у подлеца,у глупости, у страха, у надёжности.У времени всегда есть обстоятельстваи связная логическая нить,чтоб можно было низкое предательствовысокими словами объяснить.Нету вкрадчивей, нету сочней,согревающей, словно вино,нет кислотней и нет щелочней,агрессивней среды, чем гавно.Владея к наслаждению ключом,я славы и успеха не искал:в погоне за прожекторным лучомменяется улыбка на оскал.Есть на свете странные мужчины:вовсе не сочатся злом и ядом,только духам дикой мертвечинывеет ниоткуда с ними рядом.Я, дружа по жизни с разным сбродом,знал от паханов до низкой челяди;самым омерзительным народомбыли образованные нелюди.Очень зябко - про нечто, что вечно,вдруг подумать в сомнении честном:глас народа - глас Божий, конечно,только пахнет общественным местом.Наша разность -не в мечтаниях бесплотных,не в культуре и не в туфлях на ногах;человека отличает от животныхпостоянная забота о деньгах.От выпивки в нас тает дух сиротства,на время растворяясь в наслаждении,вино в мужчине будит благородствои память о мужском происхождении.Какие цепи мы ни сбросим,нам только делается хуже,свою тюрьму внутри мы носим,и клетка вовсе не снаружи.Друг мой бедный, дитя современности,суеты и расчёта клубок,знает цену, не чувствуя ценности,отчего одинок и убог.Все книги об истории - поток,печальным утешением текущий,что век наш не беспочвенно жесток,а просто развивает предыдущий.Всегда в разговорах и спорахпо самым случайным вопросаместь люди, мышленье которыхзапор сочетает с поносом.Свободу я ношу в себе,а внешне - тих я и неловокв демократической борьбенесчётных банд и группировок.Хотя повсюду царствует жлобство,есть личная заветная округа,есть будничного быта волшебствои счастье от познания друг друга.Мы сразу простимся с заботамии станем тонуть в наслаждении,когда мудрецы с идиотамисойдутся в едином суждении.У нас весьма различны свойства,но есть одно у всех подряд:Господь нам дал самодовольство,чтоб мы не тратились на яд.Всегда стремились люди страстнокуда попало вон из теменив пустой надежде, что пространствоосвобождает нас от времени.Умеренность, лекарства и диета,замашка опасаться и дрожать -способны человека сжить со светаи заживо в покойниках держать.Так Земля безнадежно круглаполучилась под Божьей рукой,что на свете не сыщешь угла,чтоб найти там душевный покой.Толпа людей - живое существо:и разум есть, и дух, и ток по нервам,и даже очень видно вещество,которое всегда всплывает первым.Бал жизни всюду правит стая,где каждый занят личной гонкой,расчёт и блядство сочетаяв душе возвышенной и тонкой.Незримая душевная ущербностьрождает неосознанную прыть,питая ненасытную потребностьсебя заметным козырем покрыть.Когда к публичной славе тянет личность,то всей своей судьбой по совокупностиперсона эта платит за публичностьпубличной репутацией доступности.Ты был и есть в моей судьбе,хоть был общенья срок недолог;я написал бы о тебе,но жалко - я не гельминтолог.Не только воевали и злословилив течение столетия активного,ещё всего мы много наготовилии для самоубийства коллективного.Я очень пожилой уже свидетельтого, что наши пафос и патетикапро нравственность, мораль и добродетель -пустая, но полезная косметика.Хотя, стремясь достигнуть и познать,мы глупости творили временами,всегда в нас было мужество признатьошибки, совершённые не нами.Дети, вырастающие возлекаждого седого поколения,думая об истине и пользе,травят нас без тени сожаления.Являясь то открыто, то украдкой,но в каждом - и святом и подлецесливаются на время жизни краткойтворец, вампир и вор в одном лице.Всегда вокруг родившейся идеи,сулящей или прибыль или власть,немедленно клубятся прохиндеи,стараясь потеснее к ней припасть.Судить людей я не мастак,поняв давным-давно:Бог создал человека так,что в людях есть гавно.Враги мои, бедняги, нету дня,чтоб я вас не задел, мелькая мимо;не мучайтесь, увидевши меня:я жив ещё, но это поправимо.Должна воздать почёт и славу намтолпа торгующих невежд:между пеленками и саваноммы снашиваем тьму одежд.Мир нельзя изменить,нет резона проклясть,можно только принять и одобрить,утолить бытия воспалённую страстьи собой эту землю удобрить.Когда без сожалений и усилийдуша моя порхнёт за небосклон -- Чего не шёл? - спрошу я у Мессии.- Боялся там остаться, - скажет он.

7

В органах слабость, за коликой спазм,старость не радость, маразм не оргазмЗабавы, утехи, рулады,азарты, застолья, подруги.Заборы, канавы, преграды,крушенья, угар и недуги.Начал я от жизни уставать,верить гороскопам и пророчествам,понял я впервые, что кроватьможет быть прекрасна одиночеством.Все курбеты, сальто, антраша,всё, что с языка рекой текло,всё, что знала в юности душа –старости насущное тепло.Глаза моих воспоминанийполны невыплаканных слёз,но суть несбывшихся мечтанийразмыло время и склероз.Обновы превращаются в обноски,в руинах завершаются попытки,куражатся успехом недоноски,а душу греют мысли и напитки.Утрачивает разум убеждения,теряет силу плоть и дух линяет;желудок – это орган наслаждения,который нам последним изменяет.Бог лично цедит жар и холодна дней моих пустой остаток,чтоб не грозил ни лютый голод,ни расслабляющий достаток.Не из-за склонности ко злу,а от игры живого чувствалюбого возраста козлулюбезна сочная капуста.Красит лампа жёлтой бледностьюлиц задумчивую вялость,скучно пахнет честной бедностьюнаша ранняя усталость.Белый цвет летит с ромашки,вянет ум и обоняние,лишь у маленькой рюмашкине тускнеет обаяние.Увы, красавца, как жалко,что не по мне твой сладкий пряник,ты персик, пальма и фиалка,а я давно уж не ботаник.Смотрю на нашу старость с одобрением,мы заняты любовью и питьём;судьба нас так полила удобрением,что мы ещё и пахнем и цветём.Глаза сдаются возрасту без боя,меняют восприятие зрачки,и розовое всё и голубоенам видится сквозь чёрные очки.Из этой дивной жизни вон и прочь,копытами стуча из лета в осень,две лошади безумных – день и ночьменя безостановочно уносят.Ещё наш вид ласкает глаз,но силы так уже ослабли,что наши профиль и анфас –эфес, оставшийся от сабли.Забавный органчик ютится в груди,играя меж разного прочегото светлые вальсы, что всё впереди,то танго, что всё уже кончено.Есть в осени дыханье естества,пристойное сезону расставания,спадает повседневности листваи проступает ствол существования.Того, что будет с нами впредь,уже сейчас легко достигнуть:с утра мне чтобы умереть –вполне достаточно подпрыгнуть.Мне близко уныние старческих лиц,поскольку при силах убогихуже мы печальных и грустных девицутешить сумеем немногих.Временем без жалости соря,вертимся в метаниях пустых,словно на дворе ещё заря,а не тени сумерек густых.У старости моей просты приметы:ушла лихая чушь из головы,а самые любимые поэтыуже мертвы.Стало сердце покалывать скверно,стал ходить, будто ноги по пуду;больше пить я не буду, наверно,хоть и меньше, конечно, не буду.К ночи слышней зловещеецоканье лет упорное,самая мысль о женщинедействует как снотворное.В душе моей не тускло и не пусто,и даму если вижу в неглиже,я чувствую в себе живое чувство,но это чувство юмора уже.К любви я охладел не из-за лени,и к даме попадая ночью в дом,упасть ещё готов я на колени,но встать уже с колен могу с трудом.Зря девки не глядят на старикови лаской не желают ублажать:мальчишка переспит и был таков,а старенький – не в силах убежать.Когда любви нахлынет смутана стариковское спокойствие,Бог только рад: мы хоть кому-тоещё доставим удовольствие.Мой век, журча сквозь дни и ночи,впитал жару, мороз, дожди;уже он спереди короче,зато длиннее позади.И вышли постепенно, слава Богу,потратив много нервов и труда,на ровную и гладкую дорогу,ведущую к обрыву в никуда.Время льётся даже в тесныеэтажи души подвальные,сны мне стали сниться пресныеи уныло односпальные.В наслаждениях друг другомнам один остался грех:мы садимся тесным кругоми заводим свальный брех.Вдруг то, что забытым казалось,приходит ко мне среди ночи,но жизни так мало осталось,что всё уже важно не очень.Я равнодушен к зовам улицы,я охладел по ливнем лет,и мне смешно, что пёс волнуется,когда находит сучий след.Время шло, и состарился я,и теперь мне отменно понятно:есть у старости прелесть своя,но она только старости внятна.С увлечением жизни моей детективя читаю, почти до конца проглотив;тут сюжет уникального кроя:сам читатель – убийца героя.Друзья уже уходят в мир иной,сполна отгостевав на свете этом;во мне они и мёртвые со мной,и пользуюсь я часто их советом.Два пути у души, как известно:яма в ад или в рай воспарение,ибо есть только два этих места,а чистилище – наше старение.Ушёл кураж, сорвался голос,иссяк фантазии родник,и словно вялый гладиолус,тюльпан души моей поник.Не придумаешь даже нарочносны и мысли души обветшалой;от бессилия старость порочнамного более юности шалой.Усталость сердца и ума –покой души под Божьим взглядом;к уставшим истина самаприходит и садится рядом.Отныне пью лишь молоко.Прости, Господь, за опоздание,но только старости легкодаётся самообуздание.Томлением о скудости финансовне мучаюсь я, голову клоня;ещё в моей судьбе немало шансов;но все до одного против меня.Кипя, спеша и споря,состарились друзья,и пьём теперь мы с горя,что пить уже нельзя.Я знаю эту пьесу наизусть,вся музыка до ноты мне известна:печаль, опустошённость, боль и грустьиграют нечто мерзкое совместно.Болтая и трепясь, мы не фальшивы,мы просто оскудению перечим;чем более мы лысы и плешивы,тем более кудрявы наши речи.Подруг моих поблекшие чертыбестактным не задену я вниманием,я только на увядшие цветысмотрю теперь с печальным пониманием.То ли поумнел седой еврей:мира не исправишь всё равно,то ли стал от возраста добрей,то ли жалко гнева на гавно.Уже не люблю я витать в облаках,усевшись на тихой скамье,нужнее мне ножка цыплёнка в руках,чем сон о копчёной свинье.Тихо выдохлась пылкость источникавожделений, восторгов и грёз,восклицательный знак позвоночникаизогнулся в унылый вопрос.Весь день суетой загубя,плетусь я к усталому ужину,и вечером в куче себяуже не ищу я жемчужину.Сейчас, когда смотрю уже с горы,мне кажется подъём намного краше:опасности азарт и риск игрырасцвечивали смыслом жизни наши.Читал, как будто шёл пешкоми в горле ком набух;уже душа моя с брюшком,уже с одышкой дух.Стареть совсем не больно и не сложно,не мучат и не гнут меня года,и только примириться невозможно,что прежним я не буду никогда.Какая-то нечестная играиграется закатом и восходом:в пространство между завтра и вчерабесследно утекают год за годом.Нет сил и мыслей, лень и вялость,а мир темнее и тесней,и старит нас не столько старость,как наши страхи перед ней.Знаю старцев, на жизненном склонекоротающих тихие днив том невидимом облаке вони,что когда-то издали они.Кто уходит, роль не доиграв,словно из лампады вылив масло,знает лучше всех, насколько прав,ибо Божья искра в нём погасла.Былое сплыло в бесконечность,а всё, что завтра – тёмный лес;лишь день сегодняшний и вечностьмой возбуждают интерес.Шепнуло мне прелестное создание,что я ещё и строен и удал,но с нею на любовное свиданиена ровно четверть века опоздал.Ушедшего былого тяжкий следявляется впоследствии некстати,за лёгкость и беспечность юных летмы платим с переплатой на закате.Другим теперь со сцены соловьипоют в их артистической красе,а я лишь выступления своихожу теперь смотреть, и то не все.То плоть загуляла,а духу не весело,то дух воспаряет,а плоть позабыта,и нету гармонии,нет равновесия –то чешутся крылья,то ноют копыта.Уже мы стали старыми людьми,но столь же суетливо беспокойны,вступая с непокорными детьмив заведомо проигранные войны.Течёт сквозь нас река времён,кипя вокруг, как суп;был молод я и неумён,теперь я стар и глуп.Поскольку в землю скоро лечь нами отойти в миры иные,то думать надо ли о вечном,пока забавы есть земные?Погоревать про дни былыеи жизнь, истекшую напрасно,приходят дамы пожилыеи мне внимают сладострастно.Нет вовсе смысла втихомолкугрустить, что с возрастом потух,но несравненно меньше толкуна это жаловаться вслух.В тиши на руки голову клоня,порою вдруг подумать я люблю,что время вытекает из меняи резво приближается к нулю.полон жизни мой жизненный вечер,я живу, ни о чём не скорбя;здравствуй, старость, я рад нашей встрече,я ведь мог и не встретить тебя.Пришёл я с возрастом к тому,что меньше пью, чем ем,а пью так мало потому,что бросил пить совсем.С годами нрав мой изменился,я разлюбил пустой трезвон,я всем учтиво поклонилсяи отовсюду вышел вон.Былое вдруг рыжею девкоймне в сердце вошло, как колючка,а разум шепнул мне с издевкой,что это той женщины – внучка.Небо с годами заметнее в луже,время быстрее скользит по часам,с возрастом юмор становится глубже,ибо смешнее становишься сам.Живу я очень тихо, но однакослежу игру других, не мельтеша,готова ещё всё поставить на конмоя седобородая душа.Чтоб нам, как мальчишкам, валять дурака,ещё не придумано средство;уже не телятина мясо быка,по старости впавшего в детство.Дружил я в молодости раннейсо всякой швалью и рваниной,шампур моих воспоминанийвеьма-весьма богат свининой.Нам пылать уже вряд ли пристало;тихо-тихо нам шепчет бутылка,что любить не спеша и устало –даже лучше, чем бурно и пылко.Не стареет моя подруга,хоть сейчас на экран кино,дует западный ветер с югав наше северное окно.На склоне лет на белом светевесьма уютно куковать,на вас поплёвывают дети,а всем и вовсе наплевать.Был я молод, ходили с гитарой,каждой девке в ту пору был рад,а теперь я такой уже старый,что я снова люблю всех подряд.Зимой глаза мои грустныи взорам дам не шлют ответа,я жду для этого весны,хотя не верю даже в лето.Ещё не помышляя об уходе,сохранному здоровью вопреки,готовясь к растворению в природе,погоду ощущают старики.Здесь и там умирают ровесники,тают в воздухе жесты и лица,и звонят телефоны, как вестники,побоявшиеся явиться.Люблю и надеюсь, покуда живой,и ярость меняю на нежность,и дышит на душу незримый конвой –безвыходность и неизбежность.Умрёт сегодня-завтра близкий друг;естественна, как жизнь, моя беда,но дико осознание, что вдругнас нечто разлучает навсегда.Не отводи глаза, старея,нельзя незрячим быть к тому,что смерть – отнюдь не лотерея,а просто очередь во тьму.Такие бывают закаты на свете,такие бывают весной вечера,что жалко мне всех, разминувшихся с этими умерших ночью вчера.Каков понесенный урони как темней вокруг,мы только после похоронпонять умеем вдруг.Только что вчера ты девку тискалводку сочно пил под огурец,а уже ты вычеркнут из списка,и уже отправился гонец.Подвергнув посмертной оценкесудьбу свою, душу и труд,я стану портретом на стенке,и мухи мой облик засрут.Прочтите надо мной мой некрологв тот день, когда из жизни уплыву;возвышенный его услыша слог,я, может быть, от смеха оживу.Лечит и хандру и тошнотустранное, но действенное средство:снова дарит жизни полнотусмерти недалёкое соседство.В загадках наших душ и мирозданияособенно таинственно всегда,что в нас острей тоска от увядания,чем страх перед уходом в никуда.Поскольку наш век возмутительно краток,я праздную каждый свой день как удачу,и смерти достанется жалкий остатокздоровья, которое сам я растрачу.В узком ящике ляжем под крышкой,чуть собака повоет вослед,кот утешится кошкой и мышкой,а вдову пожалеет сосед.Ещё задолго до могилыспокойно следует понять,что нам понадобятся силы,чтобы достойно смерть принять.Мне жаль, что в оперетте панихидной,в её всегда торжественном началене в силах буду репликой ехиднойразвеять обаяние печали.

8

Усовершенствуя плоды любимых дум,косится набекрень печальный умЛюди воздух мыслями коптятмногие столетья год за годом,я живу в пространстве из цитати дышу цитатным кислородом.Высокие мысли и низкиевливают в меня свои соки,но мысли, душевно мне близкие,обычно весьма невысоки.Поэзия краткая больше близка мне –чтоб мысли неслись напролёт,как будто стихи высекаешь на камнеи очень рука устаёт.Листаю стихи, обоняя со скукиих дух – не крылатый, но птичий;есть право души издавать свои звуки,но есть и границы приличий.Во мне приятель веру сеяли лил надежды обольщение,и столько бодрости навеял,что я проветрил помещение.Когда нас учит жизни кто-то,а весь немею;житейский опыт идиотая сам имею.Из ничего вкушая сладость,блажен мечтательный поэт,переживать умея радостьот неслучившихся побед.Вовсе не отъявленная бестияя умом и духом, но однако –видя столп любого благочестия –ногу задираю, как собака.Пускаюсь я в пространство текста,плетя строки живую нить –как раб, кидающийся в бегство,чтобы судьбу переменить.А вера в Господа моя –сестра всем верам:пою Творцу молитвы япером и хером.Весь век понукает невидимый враг насбумагу марать со слепым увлечением;поэт – не профессия, это диагнозпечальной болезни с тяжёлым течением.Слегка криминально моё бытие,но незачем дверь запирать на засов,умею украсть я лишь то, что моё:я ветер ворую с чужих парусов.Кому расскажешь о густоми неотвязном страхе мглистомперед натянутым холстоми над листом бумаги чистым?Живопись наружно так проста,что уму нельзя не обмануться,но к интимной пластике холстаможно только чувством прикоснуться.Вчера я с горечью подумал,что зря слова на лист сажаю:в текущей жизни столько шума,что зря его я умножаю.Чтобы слушать любого поэта,мне хватает и сил и терпения,и меня уважают за этовиртуозы фальшивого пения.Твоих убогих слов ненужностьи так мне кажется бесспорной,но в них видна ещё натужность,скорей уместная в уборной.Ночью проснёшься и думаешь грустно:люди коварны, безжалостны, злы,всюду кипит ремесло и искусство,душат долги и немыты полы.Чтоб сочен и весел был каждый обед,бутылки поставь полукругом,а чинность, и чопорность, и этикетпускай подотрутся друг другом.Лишь то, что Богу по плечу,весь век прошу я на бегу:чтобы я мог чего хочу,и чтоб хотел я что могу.Портили глаза и гнули спины,только всё не впрок и бесполезно,моего невежества глубины –энциклопедическая бездна.Как жить, утратя смысл и суть?Душа не скажет, замолчала.Глотни вина, в толпе побудь,вернись и всё начни сначала.По каменному тексту городовскользя, как по листаемым страницам,я чувствую везде, что не готовтеперь уже нигде остановиться.Скорее всё же для потомка,а не для наспишу усердно я о том какпылал и гас.Душа не потому ли так тоскует,что смутно ощущает мир иной,который где-то рядом существует,окрашивая смыслом быт земной?А на небе не тесно – поверьте –от почтенных, приличных и лысых,потому что живут после смертитолько те, кто при жизни не высох.Нас как бы судьба ни коверкала,кидая порой наповал,а мне собеседник из зеркалавсегда с одобреньем кивал.Не Божьей искры бытиё,не дух я славлю в восхищении,а воспеваю жизнь в еёматериальном воплощении.За то греху чревоугодиясовсем не враг я, а напротив,что в нём есть чудная пародияна все другие страсти плоти.Я люблю, когда грустный нектопод обильное возлияниеисточает нам интеллектатухловатое обаяние.Мне жалко всех, кого в азартетоптал я смехом на заре –увы, но кротость наша в мартекуда слабей, чем в октябре.Всегда живя в угрюмом недоверии,испытывая страха нервный зуд,микроб не на бациллы и бактерии,микроб на микроскоп имеет зуб.Грешил я с наслаждением и много,и странная меня постигла мука:томят меня не совесть и не скука,а темная душевная изжога.Я много съел восточных блюди вид пустыни мне привычен,я стал задумчив, как верблюд,и, как осёл, меланхоличен.Восхищённые собственным чтением,два поэта схлестнули рога,я смотрю на турнир их с почтением,я люблю тараканьи бега.Стихов его таинственная пошлостьмне кажется забавной чрезвычайно,звуча, как полнозвучная оплошность,допущенная в обществе случайно.Устав от накала дневного горения,к подушке едва прикоснувшись,я сплю, как Творец после акта творения,и так же расстроен, проснувшись.Жалеть ли талант, если онживёт как бы в мире двойноми в чём-то безмерно умёни полный мудак в остальном?Гетера, шлюха, одалиска –таят со мной родство ментальное,искусству свойственно и близкоих ремесло горизонтальное.Снимать устав с роскошных девшелка, атласы и муары,мы, во фланель зады одев,изводим страсть на мемуары.Мне забавна в духе нашем пошломстрасть к воспоминаниям любым,делается всё, что стало прошлым,розовым и светло-голубым.Настолько он изношен и натружен,что вышло ему время отдохнуть,уже венок из лавров им заслужен –хотя и не на голову отнюдь.Жизнь моя на севере текла,я в жару от холода бежал;время, расширяясь от тепла,очень удлиняет жизнь южан.В момент обычно вовсе не торжественныйвдруг чувствуешь с восторгом идиотазаконченность гармонии божественной,в которой ты естественная нота.У нас, коллега, разные забавы,мы разными огнями зажжены:тебе нужна утеха шумной славы,а мне - лишь уважение жены.Я не измыслил весть благуюи план, как жить, не сочинил,я что придумал - тем торгую,и свет сочится из чернил.Читатель нам - как воздух и вода,читатель в нас поддерживает дух;таланту без поклонников - беда;беда, что у людей есть вкус и слух.Гул мироздания затихи, слово к ритму клея тонко,я вновь высиживаю стих,как утка - гадкого утёнка.Если жизни время сложноепроживаешь с безмятежностью,то любое невозможноенаступает с неизбежностью.Залей шуршанье лет журчаньем алкоголя,поскольку, как давно сказал поэт,на свете счастья нет, но есть покой и воля,которых, к сожаленью, тоже нет.Полностью душа моя чиста,чужды ей волненье и метание:кто привёл на новые места,тот и ниспошлёт мне пропитание.Люблю часы пустых томлений,легко лепя в истоме шалойплоды расслабленности, лении любознательности вялой.В похмельные утра жестокиеиз мути душевной являлисьмне мысли настолько глубокие,что тут же из виду терялись.Питали лучшие умымою читательскую страсть,их мысли глупо брать взаймы,а предпочтительнее - красть.В искусстве, сотворяемом серьёзнои честно от начала до конца -что крупно, то всегда религиознои дышит соучастием Творца.Под сенью тихоструйных облаковна поле благозвучных услажденийя вырастил породу сорняков,отравных для культурных насаждений.Я в шуме времени кипящемкупался тайном и публичном.,но жил с азартом настоящимя только в шелесте страничном.Он вялую гонит волну за волнойунылую мелкую муть:Господь одарил его певчей струной,забыв эту нить натянуть.Ругал эпоху и жену,искал борьбы, хотел покоя,понять умом одну странугрозился ночью с перепоя.Почувствовав тоску в родном пространстве,я силюсь отыскать исток тоски:не то повеял запах дальних странствий,не то уже пора сменить носки.Когда успех и славаобнять готовы нас,то плоть уже трухлява,а пыл уже погас.Он талант, это всем несомненно,пишет сам и других переводит,в голове у него столько сена,что Пегас от него не отходит.То злимся мы, то мыслим тонко,но вплоть до смертного концахлопочем высидеть цыплёнкаиз выеденного яйца.Во всё, что я пишу, для ароматазову простую шутку - однодневку,а яркая расхожая цитата -похожа на затрёпанную девку.Беспечный чиж с утра поёт,а сельдь рыдает: всюду сети;мне хорошо, я идиот,а умным тяжко жить на свете.Весь мир наших мыслей и знаний -сеть улиц в узлах площадей,где бродят меж тенями зданийболтливые тени людей.Я б жил, вообще ни о чём не жалея,но жаль - от житейской возни худосочнойв душе стало меньше душевного клея,и близость с людьми стала очень непрочной.Пока нас фортуна хранит,напрасны пустые гадания,и внешне похож на зенитрасцвет моего увядания.Во мне, живущем наобум,вульгарных мыслей соки бродят,а в ком кипит высокий ум -они с него и легче сходят.Люблю с подругой в час вечернийза рюмкой душу утолить:печаль - отменный виночерпийи знает, сколько нам налить.Дожив до перелома двух эпох,на мыслях мельтешных себя ловлю,порывы к суете ловлю, как блох,и сразу с омерзением давлю.Читаю оду и сонет,но чую дух души бульдожьей;не Божьей милостью поэт,а скудной милостыней Божьей.Я вчера полистал мой дневник,и от ужаса стало мне жарко:там какой-то мой тухлый двойникпишет пошлости нагло и жалко.Доколе дух живой вершит пиры,кипит игра ума и дарования;поэзия, в которой нет игры -объедки и огрызки пирования.Глупо думать про лень негативнои надменно о ней отзываться:лень умеет мечтать так активно,что мечты начинают сбываться.Пот познавательных потугмне жизнь не облегчил,я недоучка всех наук,которые учил.Увы, в отличие от птицне знаю, сидя за столом,что вылупится из яиц,насиженных моим теплом.Даже вкалывай дни и ночи,не дождусь я к себе почтения,ибо я подвизаюсь в оченьтрудном жанре легкого чтения.Держу стакан, точу перо,по веку дует ветер хлёсткий;ни зло не выбрав, ни добро,живу на ихнем перекрёстке.И я хлебнул из чаши славы,прильнув губами жадно к ней;не знаю слаще я отравыи нет наркотика сильней.Глупо гнаться, мой пишущий друг,за читательской влагой в глазу -всё равно нарезаемый луклучше нас исторгает слезу.Он воплотил свой дар сполна,со вдохновеньем и техничновздувая волны из гавна,изготовляемого лично.Душевный чувствуя порыв,я чересчур не увлекаюсь:к высотам духа воспарив,я с них обедать опускаюсь.Что столь же я наивен - не жалеюлишаться обольщений нам негоже:иллюзии, которые лелею -они ведь и меня лелеют тоже.Нет, я на лаврах не почил,верша свой труд земной:ни дня без строчки - как училменя один портной.Жили гнусно, мелко и блудливо,лгали и в стихе и в жалкой прозе;а в раю их ждали терпеливо -райский сад нуждается в навозе.Печалью, что смертельна жизни драма,окрашена любая песня наша,но теплится в любой из них упрямонадежда, что минует эта чаша.На собственном огне горишь дотла,но делается путь горяч и светел,а слава - это пепел и зола,которые потом развеет ветер.Меня любой прохожий чтобы помнил,а правнук справедливо мной гордился,мой бюст уже лежит в каменоломне,а скульптор обманул и не родился.Очень важно, приблизившись вплотьк той черте, где уносит течение,твердо знать, что исчерпана плоть,а душе предстоит приключение.Люблю стариков - их нельзя не любить,мне их отрешённость понятна:душа, собираясь навеки отбыть,поёт о минувшем невнятно.К пустым о смысле жизни бреднямвлекусь, как бабочка к огню,кружусь вокруг и им последнимна смертной грани изменю.Чтобы будущих лет поколенияне жалели нас, вяло галдя,все мосты над рекою забвенияя разрушил бы, в ночь уходя.Вонзится в сердце мне игла,и вмиг душа вспорхнёт упруго;спасибо счастью, что былаона во мне - прощай, подруга.Не зря, не зря по всем дорогамсудьба вела меня сюда,здесь нервы нашей связи с Богомобнажены, как провода.Я с первых дней прижился тут,мне здесь тепло, светло и сухо,и прямо в воздухе растутплоды беспочвенного духа.Судьбой обглоданная кость,заблудший муравей,чужой свободы робкий гостья на земле моей.Когда сюда придет беда,я здесь приму беду,и лишь отсюда в никудая некогда уйду.